Глава 11
Париж, 1785
Первую ночь великий маг и чародей спал спокойно. Надышавшись свежего лесного воздуха, успокоившись после сильного волнения и сознавая, что теперь он – единоличный хозяин уникальной вещи, Калиостро смежил веки, только его голова коснулась подушки, и если бы Гильом не разбудил его около семи, то, скорее всего, он проспал бы до полудня. Слуга сообщил господину, что пора начать приготовления к встрече с ювелиром и что завтрак уже готов и дожидается в гостиной. Алессандро позволил себе выпить рюмку белого вина для поднятия тонуса и велел Гильому собирать поклажу.
– Мы покидаем с тобой Францию самое позднее послезавтра, – произнес он. – Но я очень рассчитываю, что у господина Ламбера на руках окажется нужная мне сумма. Ох, Гильом, – граф закатил глаза, – как давно я мечтал о тихой и спокойной жизни! Никаких эликсиров, никаких спиритических сеансов, никаких предсказаний. Я хочу быть простым гражданином солнечной страны, наслаждаться морем, солнцем и любовью хорошеньких смуглянок. И я чувствую, что это все не за горами.
Гильом не возражал. За долгие годы он привык доверять своему господину.
– Это было бы здорово, сударь, – откликнулся он. Алессандро встал и дружески постучал старика по плечу.
– Тебе мы тоже найдем какую-нибудь молодку. Ты у меня еще хоть куда.
Слуга покраснел, собираясь что-то сказать, но зазвонивший дверной колокольчик заставил его рысцой побежать в прихожую.
– К вам господин Ламбер, граф.
Алессандро поправил напудренные волосы.
– Зови.
Господин Ламбер, пожилой еврей-ювелир, не гнушался сомнительными сделками и никогда не вызывал у мага и чародея приязни. Наоборот, при виде этой физиономии хитрого хорька графу хотелось плюнуть в нее, наговорить гадостей и вышвырнуть гостя, однако Ламбер никогда не приходил без приглашения и вот сейчас стоял перед Калиостро, показывая желтые остренькие зубки.
– Вы звали меня, господин Калиостро? Я весь внимание.
Граф поднял бутылку белого:
– Хотите вина?
– Сначала поговорим о деле, – вкрадчиво произнес Ламбер. – Таково мое правило.
– Ладно, – махнул рукой Калиостро, стараясь выглядеть как можно непринужденнее. – Я работаю с вами не один год и давно уже убедился, что вы умеете хранить секреты.
Ювелир склонил седую гриву в знак согласия.
– Это так. У вас для меня любопытная вещь?
– О такой вещи любой человек вашей профессии может только мечтать! – С лукавым видом граф открыл шкафчик и вытащил бархатный футляр. – Что вы скажете об ожерелье госпожи Дюбарри?
Доброжелательное выражение на мордочке хорька сменилось алчным, крысиным.
– Ожерелье Дюбарри? Откуда оно у вас?
– О, вы никогда не задавали мне подобные вопросы. – Алессандро бросил футляр на стол. – Честно говоря, какая разница? Берете ли вы его или мне обратиться к кому-нибудь другому?
Маленькие желтые ручонки Ламбера задрожали и потянулись к коробочке.
– Вы прекрасно знаете, что никому не сможете доверять так, как мне. Насколько я помню, Бомер и Боссанж просили за него полтора миллиона… – Тонкие пальцы с ногтями в черной окантовке сжали футляр. – Я могу дать, скажем, миллион двести. Согласитесь, больше вам не даст никто.
Калиостро улыбнулся про себя. Он ожидал меньшего, но вслух сказал недовольным тоном:
– Наличными.
– Разумеется. – Ламбер открыл футляр, вытащил ожерелье, надел очки и поднес драгоценность к толстым линзам. Его лицо приняло удивленное выражение.
– Ну как? – поинтересовался граф. – Может, прибавите еще с десяток тысчонок?
– Подождите! – Из ящичка, принесенного с собой, Ламбер достал лупу и принялся пристально разглядывать каждый бриллиант, недоуменно хмурясь. Закончив работу, ювелир бросил ожерелье на стол и повернулся к графу: – Вы что, решили надо мной подшутить? Этой драгоценности красная цена тысяча!
Калиостро побледнел и сжал кулаки, чуть не бросившись на гостя.
– Что вы говорите?!
– Повторяю, этой вещичке цена не больше тысячи, – произнес Ламбер уже более громко. – Вы решили меня надуть или проверить мою компетентность? Подделка искусна, ничего не скажешь, но я не желаю платить за нее как за оригинал.
Внутри Калиостро все сжалось.
– Подделка? Как подделка?!
– Очень просто, граф. – Ламбер подошел к двери. – Мне странно, что вы сами не разглядели этого. По-моему, по части драгоценностей вы не уступаете хорошему ювелиру. Если не верите мне, обратитесь к другому. Но лучше уж вам не позориться.
– Подделка… – Алессандро впервые в жизни почувствовал, как остро кольнуло сердце.
– Прощайте. Встретимся, когда вы решите продать мне действительно что-нибудь стоящее. – Ювелир кивнул и вышел из комнаты.
Дрожащая рука мага и чародея потянулась к драгоценности. Хорошенько рассмотрев ее при свете, он согласился с Ламбером. Разумеется, это копия высшего качества. Кто же и для чего мог изготовить такую? Немного поразмыслив, Алессандро все понял. Ювелиры Бомер и Боссанж никогда не показывали оригинал тем, кто желал на него взглянуть, кроме особ королевской крови. Для прочих желающих они изготовили подделку, уютно покоившуюся в витрине. Наверное, чертовка графиня де Ла Мотт попросила кардинала подарить ей эту подделку в память о настоящем ожерелье, которое монсеньор с ее помощью преподнес королеве. И конечно, вчера она поменяла футляры. Эта дрянь была готова к обману с его стороны и решила сама нанести удар. Что ж, он ей удался. Пока удался.
Жанна давно сняла прехорошенький домик с садом и верандой, ничуть не хуже того, где еще недавно ее навещал Калиостро. Она понимала: не нужно спешить нанимать лакеев и сразу выставлять напоказ богатство. Всему свое время.
Открыв калитку, Жанна подтолкнула Клотильду вперед:
– Смелее, Кло. Это все наше.
Старуха переминалась с ноги на ногу, не торопясь войти в новый дом.
– Ну что ты? – удивилась графиня. – Тебе не нравится? Не бойся, кроме нас, здесь никого нет. Завтра придет кучер, но сегодня все в твоем распоряжении. Пойдем, я покажу тебе твою комнату. – Она обняла старуху.
Клотильда улыбнулась, показав беззубый рот.
– Это хорошо, госпожа, что вы так говорите, – прошамкала она. – Да только у меня что-то тревожно на душе. Ну, скажите на милость, где вы взяли деньги на такой домик? Вам дал их ваш покровитель?
– Допустим, – отозвалась Жанна, явно не желая продолжать щекотливый разговор. – Какое в конце концов тебе дело?
– По-моему, это пахнет мошенничеством, и большим, – предупредила ее старуха. – Не лучше ли бросить все и уехать из Франции?
Графиня сжала ее морщинистые коричневые руки.
– Ни за что, – твердо произнесла она. – Во всяком случае, не сейчас. Помнишь, я сказала тебе, что покорю Версаль? Пока у меня это не вышло. Для всего в этом проклятом мире нужны деньги, даже для простого признания умной и красивой женщины, родственницы короля. Теперь деньги у меня есть. Выше нос, Кло!
Служанка опустила плечи.
– Ну ладно, вам виднее… – Она схватила мешок с нехитрым скарбом. – Показывайте мое жилище.
Жанна с видом триумфатора прошла в дом. Она обставила его согласно своему вкусу и – сама боялась в этом признаться – вкусу королевы. Дом должен был стать ее маленьким Трианоном, и поэтому в саду уже разбивались клумбы в английском стиле. В спальне Жанны красовались софа, накрытая голубым атласным покрывалом, круглый столик и стулья с ажурными спинками. Бархатные голубые портьеры, почти не пропускавшие свет, закрывали большие окна. Возле огромного зеркала стояло кресло. В комнате Кло было только самое необходимое – кровать и деревянный стол со стулом, однако старуха обрадовалась и этому. Долгие дни и ночи она коротала на стуле в прихожей холодной квартиры.
– Наконец-то у меня свой угол! – Она расчувствовалась. Мутная слеза стекла в глубину морщины и поблескивала при солнечном свете. – Вот спасибо, уважили старуху! Дай бог, чтобы мы с вами прожили тут долгую и счастливую жизнь.
* * *
Как Жанна ни давала себе слово сразу не тратить деньги, как ни сдерживала себя, ее натура, давно стремившаяся к богатству и роскоши, дала себя знать.
Первый бриллиант графиня де Ла Мотт продала через три дня после переезда в новый дом. Ей помогли ее старые знакомые – уличные мальчишки, которые прекрасно знали, кто из ювелиров скупает краденое; и графиня, получив наличные, сразу обзавелась прекрасным экипажем. Три гнедых коня, чистые и ухоженные, играя мускулами, стояли возле ее жилища в аккуратном дворике. Карета с гербом Валуа радовала глаз. Именно по этому гербу бывшую подельницу узнал Калиостро, давно мечтавший о встрече с нахалкой и о восстановлении справедливости. Проследив за Жанной и таким образом узнав, где она живет, он решил навестить старую знакомую. Глазастая Клотильда, убиравшая комнату и изредка посматривавшая на улицу, первая заметила визитера.
– Смотрите, госпожа, к вам никак гости! Вроде вы никого не ждали…
Графиня выглянула в окно. Калиостро собственной персоной расхаживал возле калитки. Да, от этого человека не скроешься. Он наверняка организовал за ней слежку. Старуха засуетилась.
– Давайте я выйду и скажу, что вы уехали, – предложила она. – Вижу, вам очень не хочется его видеть.
Жанна решительно тряхнула головой.
– Хочется или не хочется – это уже не имеет никакого значения. Если мы не поговорим сейчас, он придет снова. Так или иначе, увидеться придется. Только не готовь чай, он ничего не получит в этом доме.
Женщина поправила прическу и вышла во двор. Граф по-прежнему стоял возле забора. До прихода сюда он еще колебался, размышляя, куда могла деться драгоценность, если Ла Мотт действительно ее не брала, но теперь, лучше разглядев ее новые приобретения, не сомневался, что он на правильном пути. При виде подельницы его лицо скривилось, словно он только что положил себе в рот кусок лимона, и лишь усилием воли мужчина выдавил улыбку, получившуюся, впрочем, не очень любезной.
– Признаться, графиня, я не ожидал, что вы окажетесь такой хорошей ученицей… – Он старался говорить как можно любезнее, но это у него плохо получалось. Маг и чародей словно выплевывал слова. – Что ж, вы доказали, что на многое способны, и преподнесли мне хороший урок. Вот к чему приводит жадность! Я целиком и полностью признаю свою вину и прошу вас разделить со мной нашу добычу. На сей раз деньги при мне, и вы можете в этом убедиться. – Он достал конверт и открыл его. – Видите? Можете пересчитать, здесь все до последнего сантима.
Жанна склонилась в реверансе.
– Я, право, не понимаю, граф, о чем вы говорите, – спокойно отозвалась она. – Я, конечно, готова принять деньги, раз вас замучила совесть, но никакого ожерелья у меня нет. Оно у вас, и кончайте ломать комедию. Говорите прямо: что вам от меня нужно? Что это вы вдруг решили поиграть в доброго дядю? Несколько дней назад вы обчистили бедную девушку до нитки. Что изменилось сегодня? И зачем вы меня хвалите как способную ученицу? Я ничего не знаю, граф, кроме одного: нарушив свое слово, вы забрали ожерелье, а теперь явились ко мне и требуете его. Это даже не смешно, вам не кажется?
Ее спокойный тон вывел Калиостро из себя, и он вплотную подошел к калитке, которую Жанна предусмотрительно не открывала.
– Слушай, ты, дрянь, – прошипел мужчина, – я раскрыл весь твой обман! В самый последний момент ты подменила коробки и отдала мне подделку. Немедленно неси сюда подлинник, пока я не разгромил твое убежище и не отвел тебя на гильотину!
Жанна приподняла черные, точно нарисованные углем, брови.
– Что я слышу? – удивилась она. – Вы хотите отвести меня на гильотину? Интересно, что вы скажете полиции?
– Я выдам тебя с потрохами, если немедленно не вернешь драгоценность! – пообещал граф. Однако и это Жанну не испугало.
– Что ж, вы можете это сделать, – произнесла она совершенно спокойно, – да только я вам из дружеских побуждений не советую. Я тоже молчать не буду. Если вы надеетесь отсидеться в тени, то это у вас не получится. Думаю, Олива и Босир бежали не так далеко, и при желании их можно отыскать. Олива расскажет, как жила в ваших владениях все это время, Босир подтвердит, что вы пытались с его помощью надавить на его возлюбленную. Всем известно, что вы маг и колдун. Я расскажу, что вы, прибегая к разным зельям и гипнозу, диктовали мне, что я должна делать, и я делала это против собственной воли. Ожерелье я передала вам, его у меня нет, и полиция ничего не найдет при обыске. В лучшем случае мы окажемся в соседних камерах, мой дорогой граф! Ну а в худшем… не хотела бы я быть на вашем месте. – Дама тряхнула подолом платья. – А посему не вижу больше причины вас задерживать.
– Ты еще пожалеешь об этом! – Изо рта Калиостро вырвалось шипение кобры. – Я уничтожу тебя! Версаль действительно узнает о Жанне Валуа, да только как об аферистке и преступнице!
Женщина развела руками.
– Что ж, – вздохнула она, – как я уже сказала, будем сидеть в соседних камерах. А теперь мне и в самом деле пора. Говорят, королева дает бал в Трианоне. Не сомневаюсь, что она пригласит меня. За последнее время Мария-Антуанетта так меня полюбила!
Демонстративно развернувшись, графиня направилась к дому, подмигнув Клотильде, которая с ужасом созерцала эту сцену.
– Милая, – подскочила к ней старуха, когда женщина вошла в дом, – вы говорили о каком-то ожерелье. Я умоляю вас, отдайте все этому человеку!
– Отстань, Кло, – отмахнулась Жанна, – я ужасно устала. Налей-ка мне лучше чашку горячего шоколада.
Служанка хотела еще что-то сказать, но графиня сделала ей знак молчать и удалилась в свою комнату. Усевшись в кресло возле окна, она стала напряженно размышлять. Что же лучше всего сейчас предпринять? Может быть, послушаться Кло и уехать из Франции? Где-нибудь на островах ей действительно будет спокойнее. Продав ожерелье, она заживет безбедно. Да, безбедно, но уединенно. Бежать придется в такие места, где никто никогда не слышал о графине де Ла Мотт, а значит, ее клятва самой себе покорить Версаль так и повиснет в воздухе. Не лучше ли все же остаться? Да, наверное, лучше. Теперь у нее есть деньги, она станет вхожа в лучшие дома Парижа. А что касается Калиостро и де Рогана… Кардинал никогда не осмелится спросить королеву, почему она не отдает ему деньги и почему до сих пор не надела его подарок. А не осмелится потому, что они не в таких отношениях. Нет, ехать никуда не нужно. Скоро Париж падет к ее ногам. В доме графини будет собираться лучшее общество. Завтра, а может и сегодня, необходимо продать еще один бриллиант и обзавестись драгоценностями и прекрасными туалетами.
Пока Жанна набивала шкаф нарядами и смело выезжала на балы в новом дорогом экипаже, поражая публику экстравагантным вкусом, кардинал проводил вечера в глубоком раздумье. С тех пор как он сделал королеве дорогой подарок, прошел уже месяц. Его не беспокоило, что Мария-Антуанетта пока не возвращала ему деньги и не надевала украшение. Его волновало совсем другое. Во-первых, после последней встречи с королевой он стал чаще бывать во дворце и старался попадаться ей на глаза, но она по-прежнему вела себя с ним холодно и равнодушно, и он не узнавал той Марии-Антуанетты, которая позволила поцеловать свою руку и с благодарностью приняла ожерелье. Во-вторых, король поговаривал о смене кабинета министров и называл фамилии, однако кандидатура де Рогана даже не рассматривалась. Странно, что Мария-Антуанетта ничего не сказала супругу, хотя обещала. Все это было не похоже на нее. Люди, близко знавшие королеву, говорили, что ее слову можно верить. Впрочем, де Роган и сам это прекрасно знал. Вот почему он постоянно задавал себе вопрос, что же произошло.
В результате вконец измучившийся нехорошими подозрениями кардинал решился поговорить с Марией-Антуанеттой. Утром он явился во дворец, подождал, пока королева останется одна, и подошел к озеру. Мария-Антуанетта кормила лебедей. Де Роган с восхищением смотрел на ее белую шею, едва скрытую высоким воротом платья, на руку с тонкими длинными пальцами, выглядывавшую из широкого, по моде рукава. Мужчина низко поклонился, и королева ответила небрежным кивком. В тот же миг все сомнения монсеньора о необходимости разговора улетучились – он смело шагнул к Марии-Антуанетте и тихо проговорил:
– Ваше величество, простите, что украдкой любовался вами…
Краска залила щеки государыни, и она нехотя бросила:
– Это непорядочно с вашей стороны. Украдкой наблюдают только воры.
Холодный голос вызвал в кардинале гнев. Неужели эта женщина настолько хитра и вероломна? Неужели будет делать вид, что ничего не случилось?
– Думаю, вы прекрасно понимаете, почему я позволил себе сию дерзость, – более смело отозвался де Роган. – Я жду, когда ваше величество украсит свою лилейную шейку моим подарком.
Остатки белой воздушной булки выпали из руки королевы. С лицом, пышущим гневом, она повернулась к кардиналу:
– Что вы сказали?
Монсеньор опешил. Он не стал рассыпаться в извинениях, потому что ничего не понимал. Они были совершенно одни, и королеве незачем было притворяться. Зачем же она держит себя как оскорбленная добродетель?
– Я повторяю, что вы сказали? – Она кусала тонкие розовые губы, которые на глазах становились пурпурными. – Каким «вашим подарком» я должна украсить свою шею? Может быть, вы сошли с ума?
Другой умер бы на месте, испугавшись гнева Марии-Антуанетты, но де Роган, как старая скаковая лошадь, помчался к финишу.
– Более месяца назад вы приняли от меня в подарок бриллиантовое ожерелье госпожи Дюбарри и обещали заплатить. Даже дали расписку, – сказал он. – Если все дело в деньгах, они мне не нужны. Делая такой подарок, я руководствовался исключительно уважением к вам.
Королева приложила руку к груди, словно пытаясь остановить бьющееся сердце.
– Вы… вы подарили мне ожерелье Дюбарри? Я писала расписку?!
– Так точно, ваше величество.
Мария-Антуанетта сначала без сил опустилась на скамейку, потом вскочила:
– Зачем вы лжете, кардинал? Зачем снова пытаетесь меня опорочить? Мне известно, что вы были против нашей с Людовиком свадьбы, но ничего не смогли поделать! Что вам нужно от меня сейчас?
Ее негодование и удивление были столь неподдельными, что де Роган бросился к ее ногам.
– Простите, ради бога, если обидел вас! Но кому же, как не вам, я передал футляр с ожерельем месяц назад?
Королева провела рукой по пылающей щеке.
– Вы лично передали мне ожерелье?!
– Совершенно верно, ваше величество!
Она старалась успокоиться, но краска продолжала заливать щеки.
– Но где и когда?
– На окраине версальского парка, – его голос дрогнул и сорвался, зазвенев, – в беседке.
Он сознавал, как нелепо звучат его слова. Гордая женщина никогда не пришла бы в такое место. Это во-первых. Было еще и во-вторых. Пристально наблюдая за лицом Марии-Антуанетты, де Роган не заметил подергивания правого уголка рта, несмотря на то что королева пребывала в сильном волнении. Все говорило о том, что там, в парке, была не она, что его разыграли как мальчишку, что расписка была поддельной и что драгоценность, равной которой нет в мире, сейчас находилась в руках мошенников. Осознав все это, кардинал воздел руки к небу и прорыдал:
– Это были не вы! Это не вы!.. К сожалению, я понял это только сейчас.
К его удивлению, Мария-Антуанетта, та самая гордячка, которая, как поговаривали, ненавидела его, помогла де Рогану подняться и усадила рядом с собой.
– Разумеется, это была не я, а скорее всего, похожая на меня женщина, – кивнула королева. – Смею предположить, ее облачили в накидку с капюшоном, а сумерки помогли обману. Однако меня изумило, как легко вы поддались на провокацию! По Парижу давно ходят сплетни насчет ожерелья Дюбарри. Злые языки поговаривают, что мне безумно хотелось его иметь, но мой супруг расставил все точки над «i», решив на полтора миллиона приобрести новый корабль. Как вам известно, приказы короля не обсуждаю даже я. Вот почему я ни за что не приняла бы такой дорогой подарок от кого бы то ни было, даже от вас, монсеньор. Тем более я не стала бы делать это тайно, в каком-то заброшенном парке.
Каждое ее слово добивало мужчину все больше и больше. Он побелел как полотно – казалось, вот-вот упадет в обморок.
– Но кто надоумил вас провернуть такое дело? – с интересом спросила королева. – Ясно, сами вы никогда не посмели бы купить эту вещь для меня. На вашем пути встретился довольно опытный аферист, убедивший подкупить меня таким способом. Кто он? Я надеюсь, вы не станете скрывать его имя?
– Ее, – покорно ответил кардинал. – Вы удивитесь, но это ваша близкая подруга, мадам де Ла Мотт.
Мария-Антуанетта приподняла левую бровь.
– Моя близкая подруга? Графиня де Ла Мотт? Почему вы решили, что эта женщина входит в число моих подруг?
– Потому что она сама так говорила, – пояснил де Роган, – потому что вы часто беседовали с ней в саду.
– Я действительно беседовала с ней в саду, но обсуждала только деловые вопросы, – призналась Мария-Антуанетта. – Графиня намеревалась вернуть принадлежавшие ее семье имения, но мой супруг категорически отказывался ей помогать. Кому-кому, а вам должно быть известно, как король не любит обедневшую знать.
– Но одно имение ей удалось выклянчить, – вставил де Роган.
Королева усмехнулась:
– Представьте себе, ни одного!
Кардинал замотал головой на полной шее.
– Этого не может быть! Я видел ее премиленький домик в деревне. Она сказала, что вы посодействовали, чтобы она его получила.
Женщина развела руками.
– Нет, нет и нет.
– Откуда же у нее деньги и дом? – На лбу монсеньора собрались морщины. Теперь он выглядел старше своих лет.
– Я нахожу этому только одно объяснение, – отозвалась королева. – Графиня тоже действовала не одна. Кто-то могущественный и богатый посоветовал ей втянуть вас в аферу, дал денег – и она согласилась. И ожерелье, которое мечтали заполучить многие знатные особы, в том числе и я, находится у этого человека. – Она встала и решительно тряхнула головой. – Сейчас мы с вами пойдем к Людовику и все ему расскажем. Да, мой супруг не любит меня, как мне бы хотелось, но он не позволит порочить мое честное имя. Король немедленно выпишет ордер на арест госпожи де Ла Мотт, мы заточим ее в темницу, и, я уверена, она станет сговорчивой и выдаст сообщника.
– Но, ваше величество… – Кардинал замялся. Он знал о нелюбви Людовика и справедливо полагал, что король обвинит во всем кардинала, увидев в этой истории желание де Рогана лишний раз опорочить его супругу. Мария-Антуанетта с присущим ей чутьем и умом все поняла.
– Не бойтесь. – Женщина ободряюще улыбнулась кардиналу. – Сейчас я на вашей стороне. Я верю вам.
Тряхнув головой, она решительно повела де Рогана к Людовику, который в это время рассматривал эскизы нового корабля, купленного за полтора миллиона ливров вместо пресловутой драгоценности. Сообщение об ожерелье оказалось как нельзя кстати. Король сначала побагровел, потом, немного успокоенный женой, смягчился, предложил кардиналу сесть и еще раз поведать эту странную историю. Де Роган не заставил себя упрашивать, и уже через десять минут Людовик XVI владел всей информацией, или почти всей.
Сначала он решил, что кардинал не может быть непричастен к этой истории, и чуть не издал указ о лишении его сана и заточении в Бастилию. Однако поддельная расписка сыграла на руку де Рогану и немного смягчила наказание. Правда, король изумился, как такой умный и знающий тонкости двора человек не заметил подделки. Рето написал на документе: «Мария-Антуанетта Французская». Подпись королевы была подделана плохо. К тому же никогда французские короли и королевы не прибавляли к своему имени в подписи слова «Французские». Де Рогану можно было вменить только его доверчивость, однако совсем оправдать монсеньора король не мог. Как-никак он оскорбил королеву и должен был за это ответить.
Кроме того, предстояло заняться графиней. Одно ему было непонятно: как жалкая самозванка де Ла Мотт решилась на дело, которое карается смертью? Когда священнослужитель вежливо сообщил своему государю, что, по мнению Марии-Антуанетты, у нее был покровитель и сообщник, несомненно, находившийся на первых ролях и продумавший всю эту операцию, Людовик кивнул в знак согласия.
– Да, теперь у меня нет никаких сомнений. Но кто этот человек, вам известно?
Мария-Антуанетта и кардинал переглянулись. На эту роль годились многие знатные особы, ненавидевшие августейшую чету, но выбрать из них кого-то одного не представлялось возможным. Сама графиня ни словом не обмолвилась о своем покровителе, якобы соблюдая верность несчастному мужу. Однако, немного поразмыслив, де Роган кое-что вспомнил. И память подсказала ему то, что нужно. С этой женщиной его познакомил граф Калиостро, он же внушил кардиналу, что она приходится подругой королеве. Такой мошенник вполне был способен продумать и осуществить аферу века. Высказав свои предположения государю, де Роган обратился к нему с последней перед арестом просьбой:
– Позвольте мне самому поехать в Бастилию.
Но разгневанный Людовик не внял его мольбам. Внезапно на пороге появился министр двора, барон Бретей, всю жизнь ненавидевший кардинала, и громко, во всеуслышание приказал начальнику стражи, герцогу де Виллеруа:
– Именем короля! Арестуйте господина кардинала!
Рогана отвезли в Бастилию, которая распахнула объятия для первого узника такого громкого и небывалого дела.
Потом, сжав кулаки, Людовик потребовал к себе начальника полиции господина де Крона. На одном дыхании король выложил ему все обстоятельства дела, приказал немедленно арестовать графиню и поместить ее в каземат Бастилии, а затем бросить туда же Калиостро и неизвестную девицу, сыгравшую роль королевы. Де Крон, не любивший Жанну за ее, как ему казалось, высокомерие и желание пролезть в верхи, с радостью помчался исполнять приказание, захватив с собой двух жандармов. Втроем они прибыли в новое жилище де Ла Мотт, которое давно уже стало известно всем богатым людям Парижа. Старая Клотильда встретила визитеров враждебно, однако, услышав, кто перед ней, отворила калитку и прокричала взволнованным голосом:
– Госпожа… Ох, моя госпожа…
Жанну, в это время мирно пившую горячий шоколад, поразил голос служанки. Тем не менее она вышла к непрошеным гостям в легком голубом пеньюаре, воздушная и прекрасная и с таким невинным выражением лица, что де Крон испытал угрызения совести. Действительно ли эта женщина виновна в столь злостном преступлении или это очередные интриги королевского двора? К последним он привык и успел ужасно устать от них, но не помышлял отказаться от должности и начать честную и спокойную жизнь.
– Вы? – непритворно удивилась графиня, бросив одновременно приветливый и изумленный взгляд на полицейского. – Что же вам угодно, господин Крон?
Начальник полиции достал указ, подписанный Людовиком XVI, и протянул ей:
– Именем короля, сударыня, вы арестованы.
Белая тонкая рука графини дрогнула, и лист бумаги выпал на толстый ворсистый ковер, украшенный причудливыми цветами.
– Я арестована? Это что, глупая шутка? Немедленно объясните, в чем меня обвиняют!
– Вас обвиняют в мошенничестве, – терпеливо ответил начальник полиции. – Вы обманом выудили у кардинала ожерелье стоимостью в полтора миллиона ливров якобы для передачи королеве. Разумеется, Мария-Антуанетта ничего не получила, а де Роган лишился денег.
Удивление на лице де Ла Мотт было совершенно искренним.
– Мне приписывают похищение ожерелья Дюбарри? – поинтересовалась она со смехом. – Господин де Крон, вам не кажется это забавным? Как бы мне удалось все провернуть?
– Вы нашли особу, похожую на королеву, организовали ей встречу с кардиналом, который передал обманщице драгоценность, а она отдала ее вам, – покорно объяснил де Крон. Жанна развела руками, словно удивляясь человеческой глупости.
– И вы хотите сказать, что де Роган не узнал Марию-Антуанетту?
– Было темно, графиня. Вы одели женщину в накидку с капюшоном.
Де Ла Мотт вздохнула.
– Клотильда, – позвала она служанку, которая как часовой стояла у дверей, – приготовь-ка мне одежду. Я немедленно поеду к королеве и потребую объяснений.
– Увы, вы поедете в Бастилию, дорогая графиня, – ласково сказал де Крон, решив быть по возможности любезным. Кто знает, чем окончится это странное дело? Что, если графиня докажет свою невиновность? – А потом, если королева сочтет нужным, она даст вам аудиенцию.
– В тюрьму? – Накидка выпала из рук изумленной Клотильды. – Милая госпожа, я не пущу вас в тюрьму!
Жанна продолжала улыбаться.
– Успокойся, дорогая Клотильда, я там долго не задержусь, – заверила она старуху. – Господа обязательно во всем разберутся. Вот увидишь, не пройдет и суток, как я обниму тебя. – Она повернулась к полицейским: – Через пять минут я буду в вашем распоряжении.
Два жандарма с изумлением взирали на эту сцену. Впервые женщина, которую они приехали арестовывать, вела себя очень достойно, не кричала и не грозила призвать своих покровителей. Такое поведение заслуживало только уважения. Вот почему, когда графиня вышла из спальни, просто, но элегантно одетая, они почтительно повели ее к экипажу с зарешеченным окошком. Начальник полиции подал женщине руку, помогая забраться в карету.
– Вы очень любезны, – улыбнулась графиня. – Когда я выйду на свободу, я о вас не забуду, поверьте.
– Надеюсь, эта ситуация действительно окажется недоразумением и быстро разрешится, – шепнул де Крон своей спутнице, и она одарила его благодарным взглядом.
Жанна не знала, что в тот же день в Бастилию доставили ее подельника, графа Калиостро. Вскоре к ним присоединилась и несчастная Николь-Олива Леге. Открыв пресловутый конверт по дороге из версальского парка, Босир увидел, что там далеко не двадцать тысяч ливров, и вскипел. На такую сумму нельзя было не то что купить домик, но и сносно пожить за границей, пока не утихнет эта история. Вот почему ушлый малый, побежав якобы за экипажем, оставил несчастную в одиночестве и больше к ней не вернулся. И теперь Николь отыскали и повезли в Бастилию.
Чистополь, 2017
Юле и Сергею пришлось проторчать в городке до позднего вечера. Правда, коллеги не оставили их голодными, накормили, напоили, предлагали даже переночевать, но они наотрез оказались. Конверт, мирно покоившийся в борсетке, жег Плотникову руки, и он поторопился уехать домой. Кое-что интересующее обоих выявилось после осмотра тела экспертами. Лилия Чистяк действительно была убита. Кто-то профессиональным нажатием на артерию сначала, как говорят, вырубил женщину, а потом повесил. Как и Сергей, полицейские сразу заподозрили ее ухажера. Капитолину Ивановну долго мучили, пытаясь создать идеальный фоторобот, но старушка, к сожалению, видела мужчину мельком и толком не могла сказать, сколько ему лет. Высокий, широкоплечий, в черной кожаной куртке – да сколько этих курток в стране – вот и все сведения, которые удалось выжать из пожилой дамы. Следователь намеревался посетить школу, где работала покойная. Вдруг она хвалилась кавалером и кто-нибудь да разглядел его лучше старушки? В этом Плотников сильно сомневался, однако взял обещание с Максимова, что тот обязательно позвонит ему, если появятся новости. Когда Сергей и Юля садились в машину, оба чувствовали себя разбитыми.
– Сережа, ну, открывай скорее! – попросила девушка, как только они отъехали от здания полиции на приличное расстояние.
– Подожди, родная, еще немного. – Плотников не решился остановить автомобиль, пока не выехал. – Ну где наша не пропадала.
Его дрожавшие от волнения пальцы долго не могли развязать бечевку. Когда она наконец поддалась и молодой человек потряс конверт, ему на колени выпало письмо и обрывок открытки.
– Господи! – вырвалось у Юли. – Мы нашли еще одно звено в цепи!
Плотников прочитал содержание письма. Оно как две капли воды повторяло то, о чем писал своему сыну Григорий Поплавский. Если Лиле понадобятся деньги, она может обратиться к Матвею Петровичу Самойлову. Вот только почему он не отдал дочери письмо при жизни? Наверное, потому, что умер скоропостижно, от инфаркта.
