Глава 26. Военная хитрость

Моторин задумчиво сидел на берегу ручья. Время от времени он поднимал с земли камешек и бездумно бросал его в воду. На душе было тяжело. Праздник пятью пятого дня уже послезавтра, а никаких идей, кроме банального и безнадёжного силового продвижения, не было. Если бы они подошли к городу слаженным армейским подразделением хотя бы из семи человек, да с современным ему оружием, тогда и говорить не о чем, по камешку бы раскатали, но своих забрали. А одному… Один, как известно, в поле не воин.

Моторин, не глядя, поднял с земли очередной голыш и без замаха бросил его в поток. Круглая волна и пузырь воздуха появились лишь на мгновение, затем их унесло течением. Сразу же следом в ручей упал новый камешек.

Последние два дня он почти полностью провёл в городе. Залез ночью к кузнецу с почти греческим именем, дождался в кузнице утра, и обо всём с ним обстоятельно поговорил. Но сначала, конечно же, потребовал привести Антона. Хотя бы повидаться. Отохэстис сперва юлил, отнекивался, но Моторин пообещал кузнецу обеспечить победу на празднике, и перед этим аргументом тот наконец сдался и побрёл к Малкедудуму. Неизвестно, что он наговорил конкуренту, но уже через четверть часа в кузню вбежал Антон. Моторин, забыв про конспирацию, непроизвольно поднялся из-за горна и сделал шаг по направлению к мальчику.

– Паша! – радостно закричал младший братишка и прямо с того места, где стоял, мощным прыжком бросился на шею учителю. – Паша… Паша… – повторял он, сжимая Моторина в объятиях.

Путешественник поставил мальчика перед собой, взял за плечи и пару раз повертел вправо-влево на вытянутых руках. Мальчишке явно пришлось несладко в подсобниках. Ладони все в мозолях, под глазами тёмные круги. Он даже, кажется, похудел. Моторин с трудом сдерживал слёзы. Эх, сейчас бы схватить его в охапку, и бегом из города. И ведь успел бы, не остановили. Но тогда и Тане, и Марату верная смерть.

Паша с трудом отпустил плечи мальчика и как можно более строгим голосом потребовал:

– Ну рассказывай, как вы сюда попали.

Антон мгновенно покраснел настолько густо, что Отохэстис даже отшатнулся, не поняв заданного по-русски вопроса. Но вскоре мальчишка набрался храбрости и рассказал всё, что знал. И о странных людях, продымивших весь их лагерь на ярмарке, и о том, что забрали Таню, искали их, но не нашли. И о том, как они шли по следам и так бездарно попались, присев за куст.

Сначала он вяло бормотал, подбирая нужные слова и стараясь не выставить себя и брата в глупом свете, но вскоре разговорился. О том, как ему живётся у Малкедудума мальчик уже рассказывал, иногда прерываясь на смех, а иногда так бойко, что глотал окончания слов.

Из его повествования выходило, что конкурент Отохэстиса, кое-как освоив легирование, возомнил себя настоящим мастером и решил подарить Голосу Маиса новый посох. Полированный, фигурный. Форму для отливки делал Антон, из дерева, и в принципе, сейчас у них уже почти всё готово, осталось только отполировать.

– Паша, я больше не могу кожей с глиной его тереть, – мальчишка совал Моторину под нос ладони и приговаривал: – Я уже мозоли в кровь стёр, а он всё заставляет. Я предлагал простой полировальный станок собрать, хоть даже на ножной тяге, а этот дурак мне «Времени нет, времени нет».

Антон с трудом сдерживался от рыданий, он повис на плечах учителя и спрятал лицо у него в волосах. Моторин машинально гладил братишку по голове и приговаривал:

– Ничего, на празднике заберу и тебя, и Марата, и Таню.

Эх, придумать бы ещё, как их забрать. Время уходит, а идей нет. Вот и сидит тут, на берегу, не зная, что предпринять.

Из-за скалы неторопливой походкой вышел Длинный Скунс и просительным тоном проговорил:

– Паша, хватит просто так сидеть, идём, поедим. Я пару сурков поймал.

Моторин отмахнулся.

– А хочешь, я тебе кипрея заварю? – Скунс потряс кожаным кисетом на поясе, его пальцы машинально перескочили на висящий рядом, и он поднял глаза. – А хочешь вачиты? Мне всегда от плохого настроения помогает.

Моторин даже вскочил.

– Да! Давай её сюда. У тебя много?

– Нет! – испуганно ответил проводник. – Там чуть совсем, и на месяц не хватит.

– Давай всю, – Моторин уже стоял рядом с индейцем и дёргал его за висящий на поясе кисет. – Давай! Она нам поможет родню из плена выручить. Ну? Давай же!

Длинный Скунс покорно отвязал кисет и отдал его нетерпеливо переминающемуся с ноги на ногу Моторину. Тот схватил, тут же раскрыл и посмотрел содержимое. Со стороны Паша в этот момент напоминал наркомана со стажем.

– Только всё сразу не ешь, – испуганно предостерёг его индеец. – А то умереть можно.

– Умереть? – машинально переспросил путешественник. Мысли его при этом были далеко. – Умереть, это хорошо. Умереть, брат, это самое то, что нужно.

– Брат? – Длинный Скунс в изумлении открыл рот. – Ты принимаешь меня в род Моториных?

– Что? – казалось, Паша очнулся от сна.

– Ты назвал меня братом, – напомнил Скунс. – Ты хочешь принять меня в свой род?

Моторин почесал затылок.

– Да я, в общем-то, не против. Так что учи русский и физику.

– Выучу! Обязательно. Уху! – он подпрыгнул, напрочь забыв, что всего в полукилометре находятся ворота в город. – Я буду Длинный Моторин. Больше не будет безродного Скунса!

– Длинный… Нитэхэка, – перекатывал на языке Паша, подбирая созвучное русское имя. – Нитэхэка… Будешь Никита Моторин.

– Никита. – индейцу новое имя понравилось. – А где я смогу выучить русский?

– А вот мальчишек заберём, у них и попросишь. Они двоих охотников за месяц выучили.

Теперь Паша не сомневался в успехе своего предприятия. Солнце садилось, а значит, скоро пора было идти к Отохэстису. В животе заурчало.

– Где там твои суслики? – нетерпеливо спросил он новообретённого родича.

– Сурки, – ревниво поправил тот. – Идём, а то так и полезешь на стену голодный.

На стену Моторин полез поздно и с рюкзаком за плечами. Сначала долго выбирал, что с собою брать, не хотелось тащить лишний груз. Но, так как до конца план продуман не был, то и дело одно доставал, другое укладывал. В итоге решил, что пригодиться может любая мелочь, и забрал почти всё, кроме пледа и сменного белья. До знакомой кузницы в этот раз добирался не блуждая, и не стал прятаться за горном, а сразу пошёл в дом.

– Отохэстис, у тебя керамический горшок есть? – вместо приветствия спросил Паша. – Примерно, такой, – он показал руками нужный размер.

Хозяин дома долго перебирал посуду, затем огорчённо покачал головой.

– Только вот, ночной, – он нехотя вытащил из-под кровати низенькую ночную вазу с двумя ручками почти классической формы. По комнате сразу распространился неприятный запах.

– Фу! – тут же наморщил нос Моторин. – Ты его хоть иногда моешь?

– А зачем? – искренне удивился хозяин. – Мне из него не пить.

– А придётся… Да, придётся. Это тебе не пить.

– Но зачем? – Отохэстис всё ещё держал посудину на вытянутой руке.

– Не догадался? – Паша с трудом сдерживал смех. – Ты его на праздник храму подаришь.

Сначала кузнец обиделся. Он угрюмо посмотрел на ночного гостя, потом на горшок в своей руке и брезгливо отставил посудину подальше. Ещё и ногой оттолкнул, чтобы меньше воняло. Но видя улыбающуюся физиономию Моторина, догадался, что тот вовсе не хотел его обидеть. Поэтому скрестил руки на груди и впервые без учтивости и почтения потребовал:

– Объясняй. – И выставил вперёд правую ногу, показывая позой серьёзность намерений.

– Да всё просто, Отохэстис. Мы из него золотую чашу сделаем, для причастий. Чтобы из неё служители свой сок пили. Ну, или что они там употребляют. Сейчас отмоешь, лишнее отрежем, узоры выточим на боках, и золотом покроем. Будет как новенький. А размер такой, чтобы из одного на всех хватило. Давай, мой, а я пока инструменты подготовлю. Да, и глины кусочек нужен. Для украшения.

Пока хозяин лишал себя нужной в хозяйстве вещи, тщательно отмывая ночную вазу от продуктов собственной жизнедеятельности, Моторин достал графит, глиняный тазик, налил из ведра воды и растворил в ней немного соли. Потом слепил из глины небольшую ящерицу и кисточкой нанёс на неё графит.

Когда Отохэстис вошёл в кузницу, там уже бурлила смесь соляной и азотной кислот, жадно поедая щепотку жёлтого песка. Он замер, с удивлением глядя на то, как уменьшаются крупинки никогда прежде не растворимого золота.

– Ну что замер? – с подначкой встретил его Паша. – У тебя жёлтая кровяная соль есть?

– Что? – не понял кузнец.

– А! Что тебя спрашивать. Отсталые вы люди. Иди, мясо свежее принеси, сами сделаем. Поташ у меня где-то был, а железных опилок сам настругаешь. И ещё горшок отрежь вот по этому уровню, чтобы больше на чашу походил. И это… Вырежи на нём что-нибудь. Ящериц каких-нибудь, луну, ну, ты сам лучше меня знаешь.

– Паша, я же не гончар, – начал отнекиваться Отохэстис. – Я красивую резьбу делать не умею.

– Давай, как умеешь. На золоте любое пойдёт, – отрезал Моторин.

Понадобилось не меньше часа, чтобы собрать все компоненты для приготовления электролита. Сода нашлась, её прокалили на металлической плите, а вот с жёлтой кровяной солью пришлось повозиться. Добывали её сами, к тому же не из лучших ингредиентов. Провоняли всю округу, и только к рассвету получили необходимые жёлтые кристаллики. Отохэстис долго ворошил результат очищенной от коры палочкой, и наконец, заявил:

– Я понял, что ты хочешь. Мы тут тоже не сырую потату едим, кое-что умеем. Я уже покрывал медью железные детали. Даже горшочек с синей медью в углу припрятан. Только как это сделать с глиной, не представляю. Да и медь – не лучший подарок служителям Маиса.

Но Моторин только сделал хитрое лицо и тщательно втёр графитовый порошок в хорошо отмытую керамическую посудину. Потом намотал на длинный кусок угля тряпочку, присоединил её к плюсу батарейки и макнул в купорос. Вывести минус к графитовому покрытию тоже было несложно. Один мазок, и на коричневой керамической поверхности осталась еле заметная жёлтая полоса.

– Это медь! – вскричал Отохэстис. – Ты шаман, Моторин. Никто ещё не смог сделать медной глину. Давай дальше! – Он разгорячённо дернул сотрудника за рукав.

– Сейчас, сейчас, – бормотал Паша. – Надо всё аккуратно вымазать, и не один раз.

Покрытие в итоге получилось неровным, матовым, и почти не блестело. Отохэстис даже расстроился. Но Моторин не унывал. Он тщательно отполировал как горшок, так и ящерицу, и повторил процедуру. На этот раз керамическая посудина стала очень похожа на медную. Ещё одна полировка, и на боках даже появился блеск.

Солнце давно взошло, за каменным забором потихоньку нарастал обычный городской шум, а два металлурга увлечённо придавали керамике вид металла. Наконец, Отохэстис посмотрел на результат и заметил:

– Получилось красиво. Но, Паша, это же не золото. Даже если мы его начистим до блеска, нам никто не поверит. И ещё, как ты с помощью моего ночного горшка собираешься выручить мальчишек?

– Не спеши, Отохэстис, – задумчиво ответил Моторин. – Всё тебе будет. Давай-ка пока золотой раствор готовить.

Но всласть поэкспериментировать им не дали. Как назло, к кузнецу пришла соседка с поломанной поварёшкой, пришлось Моторину прятаться, а Отохэстису срочно выпроваживать неудобную заказчицу.

– Иди, иди, Кимимела, не до тебя сейчас. Я тут подарок для Голоса Маиса готовлю. После праздника приходи.

– Да? – тут же завелась соседка. – А что готовишь? Можно посмотреть? Ну хотя бы расскажи, что это будет? Отохэстис, не будь жадиной, я одним глазком. Ну пожалуйста, я никому не скажу…

Она напирала, как голодный бизон, и кузнецу стоило большого труда выставить любопытную бабу за калитку. Первый раз он пожалел, что в кузнице нет ни дверей, ни окон. То бы заперся, и никто не побеспокоил.

– Через час весь город будет знать, что ты готовишь что-то особенное на праздник, – сказал Моторин, как только кузнец вернулся. Тот лишь кивнул в ответ.

– Ладно, давай золотом мазать, пока никто больше не пришёл, – Паша довольно потёр руки и ухватил теперь уже медный горшок, больше похожий на обожравшуюся стероидов пиалу.

Закончили покрытие ближе к вечеру. Тогда Моторин тоненькими медными проволочками прикрепил ко дну позолоченную ящерицу, и довольно повертел в руках готовое изделие.

– Ну вот, – он повернулся к кузнецу, держа сияющую посудину на вытянутой руке. – Как ты думаешь, на что это похоже?

– На большую чашу, – неуверенно ответил Отохэстис. – От так же счастливо улыбался и не сводил глаз со сделанного своими руками шедевра.

По краю золотого ночного горшка бежали одна за другой чуть неровно, но старательно вырезанные ящерки, под ними среди геометрического узора с четырёх сторон были изображены четыре фазы луны. Обломки ручек со старательно закруглёнными концами так и просились в руки.

– Скажи, а на звание лучшего мастера это не похоже?

– О, да! – закивал Отохэстис. – На вечное звание. Уверен, в ближайшие годы никто подобное повторить не сможет.

– Уйдёшь чемпионом, – похлопал его по плечу Моторин.

– А чемпион, это кто?

– Это победитель! – в голосе путешественника звучала гордость.

Он не меньше Отохэстиса был доволен результатом и, если честно, гораздо больше него сомневался в успехе. Но теперь его душа пела. Паша залез в рюкзак, достал несколько небольших, тщательно закупоренных, горшочков и указал на них кивком.

– А теперь надо подготовить гарантию свободы наших с тобой родичей.

– А может, поспим? – несмело предложил хозяин. – Считай, с ночи работаем, даже на минуточку не присели.

Они дружно два раза подряд зевнули. Моторин с сомнением посмотрел на приготовленные горшочки с компонентами, и помотал головой.

– Нельзя, друг Отто. Нужно ещё сюрприз для твоего рябого подготовить. Ещё час. Тогда ты спать ляжешь, а я на площадь пойду. Так что давай, сними бересту вот с этих веток, – он указал на растопку, лежащую возле горна. – И желательно, целиком.

Лишь через полтора часа Паша улёгся прямо в кузнице, положив под голову свёрнутый кожаный фартук. Он провёл больше суток на ногах, и следовало покемарить хоть пару часов. Чтобы не проспать, Моторин сделал примитивный водяной будильник. Поставил под небольшим наклоном тарелку, в неё горшочек с водой и вывел тряпочку. Вода по этому фитилю помаленьку перебиралась из горшка в тарелку, и как только налилась до края, на лицо спящему упали первые капли. Моторин зафыркал и неохотно разлепил глаза.

В эту ночь луна красовалась на небе во всём своём величии. Пятью пятый день не даром так зовётся, это первая ночь полнолуния. Улицы были залиты молочным светом, поэтому Моторину пришлось проделать весь путь, прячась в тени зданий. Сделав первый шаг по площади, Паша замер. Со стороны невидимой в тени сцены раздавались приглушённые звуки. Он поправил рюкзак, лёг плашмя на плиты и пополз по-пластунски.

Вокруг возвышения стояли четверо копейщиков и старательно пялились в темноту. Во всяком случае, так показалось Моторину от разрушенного фонтана. Но через некоторое время он заметил, что только один переминается с ноги на ногу и время от времени что-то бормочет сам себе, чтобы не заснуть. Двое других привычно повисли на копьях, схватившись за верхнюю часть, а последний и вовсе не выдержал. Пока наш диверсант смотрел, этот горе воин устало присел на возвышение в середине сцены и повесил голову на грудь.

– Умаялся дедушка, – прокомментировал шёпотом Моторин. – Имеет право поспать, пока молодые службу тащат.

Он полежал неподвижно ещё с полчаса. Луна сдвинулась, и теперь с того места, где он находился, Паша мог доползти до задника сцены, не выходя из тени. На эту операцию ушло ещё не меньше получаса. К счастью, удалось всё проделать тихо, сон бдительных караульных никто не потревожил.

Моторин осторожно забрался на сцену и, не останавливаясь, нырнул внутрь камина. Тут же сверху с шорохом осыпались хлопья золы, захотелось чихнуть. Внизу, под ногой, щёлкнул обломок камня. Диверсант замер, стараясь не дышать.

Через минуту со стороны фонтана послышались приближающиеся шаги. Ещё немного, и до путешественника донеслось невнятное бормотание. Слова он смог разобрать лишь когда копейщик подошёл вплотную.

– …спит. А ты тут ходи, проверяй, что за камни в трубе крошатся. Да ещё тихо, чтобы старшего не разбудить. А что не только ему спать охота, это его не волнует…

Голос потихоньку стих, через какое-то время пропали и шаги, видимо, молодой воин вернулся на свой пост.

И здесь дедовщина, прокомментировал про себя Моторин, упёрся спиной в стенку трубы и аккуратно ухватился за камни противоположной стороны. Подтянулся… Нашёл, куда поставить ноги… Упёрся, подтянулся, поставил, упёрся, под… Замер. Снова зола. Опять щекотно в носу и хочется чихнуть. Хорошо, на этот раз к камину никто не подошёл. Он подождал ещё несколько минут, упираясь спиной и ногами. Подтянулся…

До края добрался не меньше, чем через четверть часа. Аккуратно вкрутил веточку-рогульку в щель между камнями, напротив ещё одну, и привязал между ними верёвку. Работать было очень неудобно, мешал висящий на груди рюкзак, к тому же крепить всё наощупь, в полной темноте, было непривычно.

Но через какое-то время гирлянда оказалась на предполагаемом месте, и самодеятельный диверсант начал обратный спуск.

На полпути остановился, вкрутил между камнями ещё палочку и повесил на неё два маленьких, связанных между собой, горшка. Всё, подготовка к предстоящему празднику проведена. Теперь основное – покинуть точку так, чтобы никто из караульных этого не заметил.

Моторин выполз из камина и с ужасом обнаружил, что небо на востоке стало гораздо светлее. Он тут же упал плашмя на плиты сцены и, еле слышно шурша босыми ногами, пополз за неё. С площади уходил пригнувшись, стараясь держаться подальше от открытых мест. Потом долго блуждал между домами в поисках пути к жилищу Отохэстиса. Лишь под утро, грязный, усталый, с содранной кожей на животе и локтях, Паша завалился в кузницу. Теперь можно было и отоспаться.