Глава 22. Осчастливить насильно
Антон проснулся от боли. Непривычное и крайне неприятное ощущение. Мальчик поморщился, но глаза не открыл. И тут же получил новую пощёчину.
– Ай! Марат, больно же. Ты чего?
– Встал, – прозвучал незнакомый голос и добавил несколько слов на неизвестном мальчику языке.
Антон с трудом разлепил глаза. В голову тут же будто ворвался молот и застучал по черепу изнутри. Глаза закрылись сами собой – свет показался ослепительным.
– Встал! – и снова пощёчина. В голове загудело.
Только тут мальчик вспомнил. Это не Марат. И заснули они не дома. Выпили какой-то гадости и сейчас же отрубились. Он приоткрыл один глаз, как раз вовремя, чтобы увернуться от летящей ладони. Твёрдые пальцы царапнули по затылку, но молот в голове всё равно не давал покоя. Наконец, Антон заставил себя встать и только тогда полностью открыл глаза.
Прямо перед ним была каменная стена. Высокая, в два его роста, если не больше. Мальчик никогда ещё таких не видел. Сложенная из грубо отёсанных камней, песчаника, автоматически заметил юный мастер, размером примерно полметра на двадцать сантиметров, она, казалось, тянулась от горизонта до горизонта.
Антон обернулся. Сзади была волокуша. Кажется, именно на ней его везли. Стоял транспорт на утоптанной дороге, которая тянулась вдоль стены.
– Мирепичияу, – послышалось сбоку.
Мальчик даже отпрыгнул от неожиданности и только потом успокоился. Ну да, должен же был кто-то лупить его по щекам. Так что всё верно. Солдат в клетчатой юбке до колен, сплетённой из травяных волокон, кожаных сандалиях с завязками до середины икры и с грубыми кожаными же наголенниками. Антон поднял глаза выше. Жилет из толстой кожи, защитные полоски на руках, волосы, заплетённые в тугую косу, а в руке неизменное копьё. Увидев, что пленник обратил на него внимание, солдат повернулся и широкими шагами двинул вдоль стены. Деваться было некуда, мальчик пожал плечами и пошёл за ним.
Каждый шаг отдавался в голове, мир в глазах то и дело пытался раздвоиться, а в ушах ритмично шумело, будто рядом шёл торг и до Антона доносились звуки толпы. Пару раз удалось даже расслышать своё имя. Шаг выровнялся лишь через несколько минут, и тогда в голову полезли мысли.
На волокуше он был один. И дальше его повели уже одного, без старшего брата. Тогда где Марат? Может, он и не спал? Если пили они этот напиток вместе, то как братишка заснул, Антон не видел. Ведь может быть такое, что он не уснул, а сбежал. И спасёт его. Ведь не оставит же старший брат младшего? А может, Марата разбудили ещё раньше? Остальных-то ведь в волокуше тоже не было. Или… Или он вообще умер. Или убили его. Разбудили, он начал сопротивляться, его и закололи копьём…
От таких размышлений захотелось плакать, в носу защипало, и Антон сам не заметил, как врезался в твёрдую, затянутую плотной кожей, спину воина.
– Яхабаниге, – спокойно заметил тот и указал куда-то влево.
Антон непроизвольно повернулся в нужную сторону и увидел, что почти к стене подошёл неширокий, метра два с половиной, ручей. Он вывернул откуда-то слева, со стороны невысоких холмов, и теперь приблизился к стене, весело звеня на чёрных, поросших тонкими, похожими на нитки, водорослями, камнях.
– Дуй, джао, – воин сделал приглашающий жест и лениво опёрся о копьё.
Почему надо дуть, Антон не понял, но о смысле приглашения догадался по интонации и поведению конвоира. Так что в два прыжка очутился на берегу и с удовольствием погрузил сложенные лодочкой ладони в прохладную чистую воду.
Напиться удалось только с пятой горсти, а противный вкус во рту так и не прошёл. И лишь потом Антон увидел грязный поток, отходящий от его рук. Резким, нетерпеливым движением мальчик ополоснул лицо. Глаза защипало, и он промыл их ещё раз. Вода в ручье в том месте, где он мылся помутнела, приобрела серый оттенок. Стало очень неприятно.
Осторожно оглянувшись на солдата, юный следопыт разделся и, медленно зайдя на носочках по камням почти на середину ручья, плашмя плюхнулся в воду.
Дыхание схватило, сердце тут же постаралось выбраться наружу через пищевод, по коже прокатилась огненная волна.
– Джавди-ка рукой, сама я нае, – непонятно поторопил конвоир и показал, как это, рукой. Он быстро нарисовал перед собой пальцами в воздухе несколько кругов.
Антон и так понял, что задерживаться не стоит. Как только дыхание выровнялось, мальчик тщательно промыл волосы от пыли, несколько раз окунулся с головой, для чего пришлось присесть на колени, и старательно натёр всё тело мокрыми ладонями.
Как-то незаметно прошла головная боль, в ушах уже не стучало, да и настроение непроизвольно поднялось. Вода снова была прозрачной, поэтому мальчик ещё раз напился, теперь уже без жажды, впрок, и с неохотой побрёл к берегу. Надевать грязную одежду желания не было. Несколько раз оглянувшись на конвоира, Антон отметил, что тот спокойно разглядывает мальчика, невозмутимо опираясь о копьё. Одна рука копейщика была поднята, он словно висел на ней, придерживая другой древко подмышкой. Видимо, эта поза была воину привычна и удобна, и нисколько не говорила о торопливости. Так что Антон быстренько сполоснул пыльные штаны в ручье, снова замутив воду, и промокнул несколько раз крапивную рубашку. Натянул мокрую одежду, несколько поморщившись, когда ткань липла к телу, и встал перед конвоиром.
– Ну веди, что ли. Я готов, – сказал он по-русски.
В ответ копейщик лишь махнул рукой. Буквально в паре десятков метров над стеной возвышалась каменная арка с распахнутыми деревянными воротами. Рядом стояли ещё трое таких же копейщика и с удовольствием разглядывали новичка.
– Ясно… – печально резюмировал мальчик и поплёлся к воротам.
– Ну признайся, малыш, что ты такой красоты никогда в жизни не видел.
Говорил это грузный крупный мужчина, лет сорока, одетый в плотный кожаный фартук на голое тело. Волосы его были туго стянуты на затылке, ноги обуты в прожжённые несколько раз мокасины. На руках толстые кожаные рукавицы и в одной он держал грубые клещи из сыродутного железа.
Антон непроизвольно шмыгнул носом и снова огляделся. Час назад у ворот его перехватил ничего не говорящий чиновник. Он уже научился отличать их от обычных людей по ярко выраженной напыщенности, обязательным перьям вокруг воротника и плоской сумке на животе. Чиновник тоже не говорил по-крикски, и, тем более, по-русски, поэтому молча больно ухватил мальчика за плечо, как клещами, и потащил за собой. Антон семенил ногами, еле успевая оглядываться вокруг.
Посмотреть было на что. Внутри город зачем-то тоже был разделён на участки каменными стенами, правда, гораздо ниже общих. За заборами виднелись так же сложенные из обработанных валунов дома. Иногда над нижним рядом окон возвышался такой же второй и тогда между ними из стен обязательно торчали концы толстых необработанных брёвен. Паша называл такие дома двухэтажными, и раньше Антон видел подобное только на экране ноутбука. Но тогда он мало вдавался в подробности архитектуры, либо захваченный действием фильма, либо следя за темой лекции. А сейчас юному мастеру стало очень интересно, как же на деле возводят эти чудо-вигвамы.
Оконные проёмы обязательно были обрамлены досками, судя по качеству отделки, вытесанными топором из брёвен. Дверные проёмы закрывали собранные из таких же досок двери.
Кое-где он успел заметить во дворах сложенные из камней сооружения, напоминающие горны. Скорее всего, это были обычные кухонные печи. Паша в прошлом году выложил в землянке подобную конструкцию, но более сложную. Потом её, правда, переделали под водород, но внешне она изменилась мало.
Мальчик непроизвольно остановился и вырвал плечо из железной руки проводника. Прямо перед ним стояла совершенно невозможная громадина. Огромный столб высотой метров в пятнадцать и толщиной чуть меньше роста самого Антона. Махина была установлена в вырубленное в камне основание, щели замазаны чем-то похожим на глину. Вся поверхность сверху донизу была испещрена плоскими округлыми рисунками человеческих лиц. Губастые и носатые, с улыбками и без, прямо смотрящие и в профиль, они иногда повторялись, но никакой системы мальчик заметить не смог. Он замер, с удивлением разглядывая творение человеческого гения.
На картинках в ноутбуке встречалось много всяких столбов. Моторин как-то долго и увлечённо рассказывал об Алексан… что-то там столбе, почему-то называя его через букву «п» столпом и восхищаясь мастерством его создателей. Здесь сооружение было, конечно, поменьше, и не такое гладкое. Но одно дело смотреть на картинки на экране, и совсем другое – стоять рядом и чувствовать, насколько эта штука выше, тяжелее, массивнее…
– Калеку джава, – поторопил его чиновник, нетерпеливо дёргая рукой. – Сама я нае…
– Да иду я, иду, – недовольно отозвался Антон снова по-русски и добавил: – Сам ты калека.
Практически сразу же они пришли в нужный двор. Возле двухэтажного дома мальчика встретил тот самый мужчина, что-то недовольно выговорил чиновнику, и тут же увёл Антона на задний двор, Паша называл его почему-то базом, к кузнице.
– Видел, – буркнул в ответ мальчик. – Только не вживую, а на картинке.
– Ну, на картинке можно что угодно нарисовать, – отмахнулся хозяин. – А как тебе моя кузница?
Антон лишь пожал плечами. Здесь восхищаться было совсем нечем. Грубый горн на углях, вроде тех, что сложили себе охотники, а потом учились делать новые ученики. Вместо наковальни – выглаженный кусок гранита, а рядом ещё один, поменьше. Инструменты почти все бронзовые, кроме молотов. Над наковальней на двух верёвочках висит на уровне лица мужчины глиняный горшок. Зачем он там? Закаливать? Так проще внизу поставить, чем тянуть вверх тяжеленные детали.
Заметив его взгляд, хозяин сделал шаг к горшку, одной рукой наклонил его и жадно отпил большой глоток.
– Вы в кузне не пили что ли? – довольно спросил он.
– Мы кувшины не вешали, – буркнул в ответ Антон.
– Чего ты на меня дуешься? Я тебе ничего плохого не сделал. Наоборот, в семью принял, в доме тебя поселил. Буду из тебя настоящего мастера делать. А то ты, поди, с одной бронзой работаешь, а живого железа и в глаза не видел.
– Где мой брат? – с надрывом произнёс мальчик. Ему надоело это самовосхваление. Не о том следовало рассказывать.
– Успокойся. Ничего с ним не случилось. Он тоже будет жить у мастера. Но тебе повезло больше, – он довольно подмигнул. – Я – Малкедудум. Я лучший мастер города Кизекочук. И я смогу научить тебя тому, что у тщеславного Отохэстиса сроду не получится, пусть он хоть всю жизнь хвастается своими молотами из метеорита.
Он подкинул в руке клещи, видимо, чтобы обратить на них внимание мальчика, затем достал из-под фартука трубку из чёрного камня, ловким движением затолкал в неё щепотку резанного табака, и запыхтел, склонившись над потухшим горном. Через минуту выпустил облако ароматного дыма, повернулся с важным видом и плавным движением вынул трубку изо рта.
– Каравачи сказал, что маскоги учили тебя работе с металлом. Подумать только, маскоги и металл. Но он тебя хвалил, а жрецы иногда слышат от богов то, что не могут понять.
Антон привалился к каменной стене и внимательно слушал. Брат жив, а это главное. А раз жив, то он приложит все силы, чтобы встретиться с Маратом. И уж вместе они обязательно найдут способ выбраться отсюда, а заодно прихватят и Таню, и этого увальня Емелю. А может, Паша найдёт его раньше, и тогда хотя бы можно будет сказать ему, что остальные тоже живы. Поэтому следует внимательно слушать этого жирного гордеца, чтобы не пропустить что-нибудь важное.
– Но не волнуйся, я научу тебя работать с металлом по-настоящему. Запомни, малыш, я, Малкедудум Охитека, лучший кузнец во всём этом городе, а значит, лучший и в мире, потому что больше Кизекочука городов на свете нет. И не слушай Отохэстиса, когда он будет врать тебе, что он лучший. Это не так.
Кузнец сделал ещё один жадный глоток, долго раскуривал потухшую трубку, затем снова наполнил помещение табачным дымом. Глянул на мальчика, помахал перед собой, чтобы разогнать сизое марево между ними и продолжил.
– Нет, конечно, и у него есть заслуги. Петли на воротах уже вторую сотню лет куёт только семья Отохэстиса Херрита. И на двери храма. И на дом жрецов, – продолжил он уже тише. – И на дом чиновников…
Малкедудум снова затянулся, спрятал лицо в клубах дыма и засопел.
– Но зато, когда молния ударила в посох Голоса Маиса, кто выковал ему новый?
Он снова разогнал ладонью дым. На этот раз лицо его лоснилось от удовольствия.
– Я! – Кузнец гулко стукнул себя в грудь. – И сам Голос Маиса меня потом благодарил. Да что там, он до сих пор ходит с посохом моей работы. И мечи у гвардии все мои. И своего ученика я сделаю не абы-кем, а настоящим мастером и уважаемым человеком.
Он горделиво приосанился и по-хозяйски потрепал мальчика по плечу.
– Так что учись у меня, и тогда к пятью пятому дню мы с тобой представим на площади что-нибудь особенное. Посмотришь тогда, что Отохэстис ничему толковому твоего брата не научит. Разве что петли гнуть.
Кузнец громко засмеялся, а Антон замер. Так он сможет увидеть Марата? В пятью пятый день. Ещё бы знать, что это, а главное, когда.
Из размышлений его выдернула твёрдая рука, ухватившая за плечо. Да что за привычки тут у них, мальчик даже сморщился от боли.
– Идём. Уверен, ты проголодался в дороге. А такой печёной тыквы, что готовит моя старуха, ты в жизни не ел. С мяском карибу, в томатах, с перчиком, да под пиво… Ах да, тебе пока пиво нельзя.
Кузнец глубоко и мечтательно вздохнул и широкими шагами пошёл в дом. Антон постоял ещё минуту, осматривая кузницу в поисках сам не знал чего, и пошёл следом. Можно было не торопиться сбегать. Марат здесь, самое позднее, через двадцать пять дней они увидятся, а там уже и решат, что дальше делать. В две головы им всегда думалось производительнее.
Марат стоял, опершись на сухой деревянный столб, и исподлобья смотрел на невысокого, почти квадратных пропорций, хозяина кузницы. Это был средних лет мужчина, одетый в плотный кожаный фартук с многочисленными прожжёнными следами, грубые кожаные рукавицы, и сапоги с множеством мелких дырочек для вентиляции. Волосы на его голове стягивала когда-то белая косынка. Кузнец активно топтал ногой деревянный мех, в руке его была длинная кочерга, которой он ворочал в раскалённом горне. Наконец, он вынул ногу из петли меха, подхватил с пола деревянные клещи с железными губками, и ловко кинул на каменную наковальню бесформенный раскалённый кусок. После чего повернулся к мальчику.
– Ну давай, покажи, что можешь. – он махнул свободной рукой Марату.
– А что надо? – буркнул в ответ тот.
– Ну, пусть будет палец. Да, – кузнец уверенно улыбнулся. – Палец для дверной петли. Вон молот.
Молот был немаленький, килограмма на два с половиной, с длинной, почти метровой ручкой.
– А поменьше нет? – спросил Марат.
– Что, совсем ослаб что ли? – недовольно ответил вопросом на вопрос хозяин, однако, потянулся свободной левой за горн и достал нормальный, где-то на полкило. Правая рука его при этом совершенно неподвижно удерживала на наковальне клещи с заготовкой.
Марат, приноравливаясь, пару раз взвесил молоток в руке, расставил ноги поудобнее, и вдруг выдернул из рук кузнеца клещи, держа их левой за рукавицу, будто за обычную тряпку. Примерно так хозяйка обхватывает полотенцем горячую ручку сковороды. Мальчик ещё раз переступил с ноги на ногу, чуть повернул клещи в руке, и вдруг, почти без замаха, ударил. Чуть провернул ещё, и жахнул уже сильнее. Остановился, посмотрел на следы удара и вдруг замолотил, уже видя в пока бесформенном куске будущую деталь.
– Стой, стой! – чуть не силой выдернул у него из рук молот хозяин. – Молодец. Правильно тебя ко мне прислали. Потому что кроме меня никто тебя ничему научить не сможет. Вон, как глаза горят, значит, чувство железа в тебе есть. Этот дурак Малкедудум и не разобрался бы, кто к нему попал.
Кузнец с удовольствием разглядывал наполовину выкованную, уже остывшую заготовку, так близко поднося её к глазам, что рисковал сжечь свои кустистые брови. Наконец, он удовлетворённо причмокнул губами и повернулся к мальчику.
– Думаю, мы всех сможем удивить на пятью пятый день, – довольно улыбаясь, проговорил он.
– А что это? – Марат, ещё не отошёл от кузнечного азарта, поэтому совсем забыл, что его привели сюда насильно, и этот человек по сути – его тюремщик.
– У! – восхищённо загудел хозяин. – Каждый пятью пятый день луны у нас в Кизекочуке проводят выставку. Все мастера приносят лучшие свои изделия, продают то, что у них хотят купить, и сами покупают нужные товары. И знаешь, кто прочно держит звание лучшего кузнеца все эти годы?
Он горделиво выставил ногу вперёд и мягко положил правую ладонь, одетую в рукавицу, себе на живот.
– Я, Отохэстис Херрит. Именно меня зовут городские власти, именно я ковал даже, – он со значением поднял палец, не снимая рукавицы, – даже петли на ворота главного храма Маиса. Так что скоро мы покажем этому дураку Малкедудуму, кто здесь номер один.
Он снял рукавицу и положил её на наковальню. Потом ловко вывернулся из фартука и погладил Марата по волосам.
– Пойдём-ка с тобой пока поснедаем. Голодный кузнец – никудышный работник.
