Глава 19 Киднеппинг

На площади играли в мяч. По краям были вкопаны два трёхметровых столба, увенчанные кольцами, наподобие баскетбольных, только укреплёнными боком. Десяток абсолютно голых индейцев, отчаянно страйкуя друг друга, пытались загнать туда небольшой, вполовину привычного Моторину размера, мяч. Судя по всему, руками снаряд трогать не разрешалось. Игра была жёсткой, даже безжалостной. Каждый из необычных футболистов, или баскетболистов, козырял разбитым носом или губой, синяки у обеих команд, похоже, являлись профессиональным отличием, а двое заметно хромали, приволакивая правые ноги.

Мяч то и дело улетал к зрителям, которые столпились по периметру и подбадривали игроков энергичными выкриками.

– Паша, смотри! – Антон указал на летящий над игровой площадкой мяч.

Ничего подобного мальчик раньше не видел. В детстве с другими детьми они играли в охотников, метали ножи и самодельные копья, ловили рыбу, и занимались ещё десятком интересных мальчишеских дел. Но ничего похожего на эту игру в его жизни не было. Мускулистые, блестящие от пота обнажённые тела игроков, ловко подпрыгивающие, точно бьющие по мячу… Сильные и ловкие мужчины, отчаянно бьющиеся за победу. Какой мальчишка устоит против очарования жесткой и красивой игры?

– Точно, каучук! – Невпопад ответил Моторин. – Тоха, ты гений! Нам срочно надо увидеть это чудо в перьях.

Он, совершенно не обращая внимания на завораживающее действо, которое развернулось на площадке, начал пробираться наружу из толпы. Антон готов был разорваться надвое, так хотелось и игру досмотреть, и узнать, что же это за таинственный каучук, за которым его учитель собрался по своей воле идти к самому неприятному в жизни мальчика человеку.

Всего пару часов назад этот толстяк уговаривал их с братом бросить Моторина и уйти с ним. Старательно расписывал красоты жизни в большом городе, столице великой империи, намекал на особое расположение богов к народу майя, к самому толстяку и ко всем, кто находится рядом. Столько сладкого и липкого мёда на мальчика не выливали ещё никогда, даже помыться после этих слов захотелось. Под конец своей речи “чудо в перьях”, как смешно обозвал его Моторин, намекнул на близкий конец всего их посёлка на ручье. Сказал, что боги не любят выскочек, что все окрестные племена всегда шли под рукой у великой империи, и тот, кто хочет изменить веками сложившийся порядок, идёт против богов и даже самого Великого Духа.

Много ласковых, грозных, а порой и просто непонятных слов сказал тогда пузатый незнакомец. Антон иногда даже рот открывал в изумлении, но всегда косился на старшего брата. Марат слушал, скептически сложив руки под кожаным фартуком, и лишь иногда еле заметно морщил нос. Он явно не верил пришельцу. Родному брату Тоха доверял гораздо больше, поэтому регулярно, как говорил учитель, стряхивал лапшу с ушей. Смешное выражение. Моторин как-то сказал его, когда Бегучий и Прыгучий Волк очередной раз пытался выказать себя перед девчонками великим охотником. Тогда Тоха спросил у Паши, что это за лапша такая, и зачем её снимают с ушей.

Учитель рассмеялся, поправил, сказал, что наоборот, некоторые вруны любят вешать лапшу на уши собеседникам. Он даже показал девочкам, как готовить это таинственное блюдо и вечером весь их небольшой род наслаждался вкусной похлёбкой из тягучих и мягких кукурузных полосок.

Смысл этого выражения полностью Антон понял только сейчас, слушая льстивые и ласковые речи толстяка. Точь-в-точь, лапша. И не в рот, а на уши.

Но почему Моторин не заинтересовался игрой, для мальчика оставалось загадкой. Ведь вся ярмарка столпилась вокруг площадки, наслаждаясь завораживающими полётами мяча и переживала за игроков, отчаянно желая победы выбранной команде. А Моторин повёл себя так, будто каждый день видит подобное. Придумал какой-то каучук и рванул.

Мальчик последний раз дёрнулся в сторону площадки, но всё-таки последовал за учителем. И не пожалел. Они быстро добежали до огромных, Антон никогда таких не видел, вигвамов, раскрашенных в непривычно яркие цвета. Как только учитель и мальчик приблизились, навстречу им тут же выступили четверо воинов. Двое с блестящими каменными мечами, а с боков их прикрывали копейщики. Они грозно выставили своё оружие и замерли. Так и стояли неподвижно в течение минуты, с одной стороны боевая четвёрка воинов, с другой – молодой мужчина и мальчик.

Антон уже решил, что сейчас они с Пашей повернут обратно. Ну не будет же он, в самом деле, бросаться на копья? Но тут строй колыхнулся и перед мальчиком возник будто ниоткуда знакомый чиновник. Тоха сразу же вспомнил, как ловко он подал тогда главному толстяку чернильницу, и даже пришёл к окончательному выводу, что писать тонкой кисточкой, макая её в чернила гораздо интереснее, чем обычным свинцовым карандашом в деревянной рукоятке. Мальчик поднял глаза и глянул чиновнику в лицо. Оно выражало предельную степень усталости и брезгливости.

– Ты кто такой? – презрительно бросил чиновник. Не сказал, а будто сплюнул через губу.

Антон даже глаза закрыл, настолько он был уверен, что Паша сейчас отметелит наглеца. Сам бы мальчишка ни за что не спустил, если бы его ровесник вдруг настолько презрительно начал с ним разговаривать. Сам он только вчера разбил губу одному новенькому, Серому Ушастому Лису, когда тот начал задаваться и говорить, что мол, раз он сын вождя, то главнее всех. Хорошо Антон тогда ему пояснил, что сейчас Лис, как и все, ученик, поэтому наравне с остальными. Хоть и был этот кайова на два года старше, но, когда закалённый в кузне кулак встретился с его губой, сразу всё понял. А сейчас Паша…

Но учитель, вместо того, чтобы тут же поставить наглеца на место, просто промямлил:

– Главного позови.

Неужели испугался? Вот и чужак… Упёр руки в бока, выпятил тощий живот и смотрит на Моторина, как Марат на шлак.

– Да кто ты такой, – говорит, – чтобы я из-за тебя беспокоил самого Каравачи?

– Позови, не будь ещё большим идиотом.

Надо же, чиновник после этих слов как-то скис, бочком протиснулся между воинами и задумчиво побрёл в шатёр. Получается, Паша одними словами ему губу рассадил? Может, и Антон так же смог бы? Не бить, а найти такие слова, чтобы Лис сам всё понял и заткнулся.

Пока мальчишка размышлял, из шатра выкатился, сверкая камнями и трепеща перьями, тот самый носатый, «чудо в перьях». Действительно, будто выкатился, настолько незаметно передвигал ноги. Подошёл к ним и без предисловий спросил:

– Чего тебе?

– Вокруг южного моря растёт дерево, сок которого превращается в липкую тягучую массу…

– Гевея, – прервал его пузан.

– Да. Не знал, что у вас она тоже так называется. Так вот, ты, кажется, хотел покупать у меня металлические инструменты? Я готов продавать их за сок гевеи.

– Дикарь… – губы толстяка вытянулись едва ли не дальше его огромного носа. – Ты даже не понимаешь, что говоришь. Гевея растёт далеко на юге и доставлять её сюда очень дорого. Один горшок сока обойдётся тебе не меньше, чем в топор. Представляешь?

Паша только кивал, не обращая внимания на удивлённо вытянувшееся лицо мальчика. А ведь топор – это немалая ценность, недаром он целый рубль стоит. Антон вспомнил, сколько руды и прочего сырья отсыпали им на ярмарке за один не самый лучший топорик и удивился ещё сильнее.

– Ты зачем-то держишься за свои горы, за тот никчёмный и пустой образ жизни, который ведёшь, – продолжал между тем толстяк. – И не хочешь замечать настоящую жизнь, кипящую всего в нескольких шагах в сторону. Я уже говорил, откуда мы пришли?

Паша молча кивнул.

– Видишь эти вигвамы? Ты и не мечтал жить в таких. А у нас каждый может построить себе всё, что он хочет. А слышал ли ты, дикарь, о каменных домах? Тех, которые не сдует ветер, не намочит дождь, в которые не ворвутся враги, если ты не откроешь им дверь? Так бывает. Неужели тебе не надоело бояться. Что твоих родичей затопчут бизоны, разорвёт гризли, или истыкают стрелами жадные ироку? Что у вас не хватит еды до весны, и вы умрёте от голода? Что вас свалит болезнь, и некому будет её прогнать?

Моторин слушал молча. Мальчик прижался к его боку и внезапно заметил, что уже не может, как прошлым летом, запихнуть голову подмышку молодому человеку и почувствовать себя под защитой. Голова банально не помещалась, сейчас он ростом доходил почти до плеча взрослого мужчины. Это его обрадовало.

Носатый тем временем продолжал:

– Я ещё раз предлагаю тебе сменить свой путь…

Антон слушал, раскрыв рот. Толстяк говорил так, что уже после пятой или шестой фразы хотелось бросить всё, и стремглав бежать в то красивое и уютное завтра, которое он предлагает. Что удивительно, когда мальчик потом пытался из сказанных чужаком фраз собрать связный рассказ, ничего не получалось, и два предложения никак не хотели выстраиваться в логическую цепочку. Но вот каждое из них было полно искренности, веры в счастье, звало вперёд… Он был уверен, что сейчас они с учителем, забыв про остальных, с весёлой песней пойдут по указанному толстяком пути. Но Моторин молча выслушал все аргументы и коротко заметил:

– Ты так и не сказал, как называется ваша империя. Неужели Ацтеки?

Толстяк, казалось, надулся ещё сильнее.

– Что там эти горцы?! Змеёныши… Мы – люди маиса.

– Майя? Но ты говорил про сияющие города, а насколько мне известно, майя оставили свои города сотни лет назад.

– Что ты мог слышать в своих горах, дикарь? Может, там, на севере, бродячие охотники на бизонов и рассказывают сказки о брошенных городах, но на самом деле всё обстоит не так. И доказательством тому – я. Я сам прибыл из города, и предлагаю тебе сходить со мной, хотя бы чтобы убедиться.

– Да я и так в общем-то убедился, – непонятно ответил учитель, и потащил мальчика прочь.

– Учти, дикарь, я никому ничего не предлагаю дважды, – повысив голос, проговорил вслед толстяк.

Антон, как во сне, автоматически перебирая ногами, шёл, держа Моторина за руку, и не мог понять, почему тот отказался. Если всё хотя бы вполовину так красиво, как рассказывал «чудо в перьях», то следовало немедленно принимать предложение. Так и не поняв причин, он спросил напрямую.

– Ты сам читал статьи, Антон, – печально ответил учитель. – Пришли испанцы и не оставили ни следа ни от Майя, ни от Ацтеков, ни от прочих племён. Если мы уйдём, то не только сами станем как они, беззащитными против вражеских пушек и ружей, но и обречём на гибель всех, кто стал нам близок. Другие племена привели к нам на учёбу своих сыновей и дочерей. Как ты думаешь, зачем я это затеял?

Мальчик впервые задумался об этом. Сразу приняв решение старшего товарища за аксиому, он просто принял, что это правильно, но сама цель предприятия не приходила ему в голову. Может…

– Чтобы посёлок стал больше?

Моторин с улыбкой помотал головой.

– Тогда, чтобы получить помощников. Нам всю зиму было тяжело.

Ответ казался блестящим. Как они с братом мучились, когда не на кого было переложить мелкие и неважные дела, и приходилось заниматься чем-то второстепенным и, как называл это Паша, «нетехнологичным». Например, резать и чистить лозу для плетня бортов вагонов. А с такой армией помощников про неквалифицированный труд можно будет забыть, и заниматься чистыми исследованиями и конструированием.

Но Моторин продолжал мотать головой.

– Тогда…

Мальчик так и сяк вертел в голове варианты использования новичков, пока не вспомнил вычитанный в одной книге обычай.

– Я понял! – радостно вскричал он. – Ты хочешь оставить в посёлке заложников от каждого племени, чтобы оградить нас от нападения. Кто же пойдёт воевать общину, в которой живёт наравне со всеми его сын или дочь?

Антон довольно улыбался. Всё-таки работает голова. А Пашка-то хитрый какой? Не забыл, как им насолили в своё время ироку, когда забрали женщин. А теперь что они сделают? Их-то дети уже у мастеров. Он даже начал передвигаться вприпрыжку от осознания своей догадливости.

– Неправильно. – мгновенно спустил его с небес на землю ответ Моторина.

Антон даже замер от неожиданности. Да как так-то? Не может быть. Он же чувствует, что это правильный ответ.

– Точнее, это не главная причина, хотя логика в твоём ответе есть.

– Тогда что?!

Мальчик чуть не плакал. Ему казалось, что учитель издевается. Потом в голову пришла мысль, что Паша таким образом пытается стимулировать его логику, воображение. Что это своего рода экзамен…

– Сейчас вы думаете не так, как думали ещё год назад. Вы не боитесь нового, вы творите, а не просто продолжаете дело отцов. Сейчас вы узнали много граней мира, подаренного Великим духом человеку для того, чтобы его изучать. Вы цените не тех, кто убил больше бизонов, или врагов. Для вас достойными подражания являются те, кто много знает и умеет делать руками, творить что-то новое. У вас живой ум, привыкший решать задачи, поэтому, когда придёт беда, вы будете искать выход, а не камлать у тотемного столба. А раз будете искать, значит, найдёте. И я хочу, чтобы как можно больше людей стали такими же. Чтобы, когда придут чужаки, вы могли дать им достойный отпор и сохранить свою землю.

Они уже давно пришли, Моторин уже ушёл на площадь и оставил Антона с братом, а тот всё думал над его словами. Наконец, он поделился своими мыслями с Маратом. Он рассказал о беседе с толстяком в перьях, о том, какое впечатление она произвела на мальчика, и как отреагировал учитель. А главное, почему. Братья со всех сторон обсуждали слова старшего товарища, вспоминали себя до встречи с ним, как они выпаривали соль на вырубке и считали, что делают что-то важное. Хотя, на самом деле лишь слепо повторяли технологию отца, не внося ничего нового. Вечером, перед сном, Марат и Антон твёрдо решили, что ни за что не бросят Моторина и не уйдут ни в какую империю, кто бы им ни предлагал.

Моторин исподволь посматривал на их беседу, отметил непривычно задумчивый вид, заметил, с какой любовью Антон пришёл пожелать ему спокойной ночи. А ещё заметил, что мальчишка полностью принял его поучения и твёрдо решил идти с ним до конца. Это было хорошо и вселяло надежду. Он долго не мог уснуть, слушая возбуждённый шёпот братьев из их шатра, и только ближе к утру провалился в тяжёлый, чёрный и глубокий сон.

Проснулся Паша поздно, солнце во всю светило, стараясь лучами раздвинуть его тяжёлые веки. Наконец, светилу это удалось, путешественник открыл глаза и попытался встать.

Голова была тяжёлой, как с похмелья, руки заметно дрожали, во рту будто прошло стадо бизонов. Он, ломая своё нежелание, поднялся, спрыгнул с вагона на землю и огляделся. В их торговом ряду царил разброд. Новички, и девчонки, и мальчишки, занимались, чем бог на душу положит, где-то уже спорили на повышенных тонах, кто-то жевал, а некоторых, кажется, и вовсе не было. В кузнице царила тишина.

С самыми мрачными предчувствиями, на подгибающихся ногах, Моторин пробежал к холодному горну и замер. Братьев не было. Паша зачем-то покрутил головой, будто выискивая Марата или Антона среди бесцельно шарахающейся молодёжи, но уже знал, что это бессмысленно. Пропал и большой стальной молот.

– Таня! – позвал он, но никто не откликнулся.

– Ребята, вы не видели Таню, Марата, или Антона? – теряя последнюю надежду, спросил Моторин.

В ответ ближайшие лишь покачали головой. Почему-то этот ответ его ничуть не удивил. Паша одним глотком выпил полгоршка холодной воды, в голове прекратили стучать бубны, и он побежал под холм, туда, где развернуло лагерь остальное племя, надеясь на чудо, и уже зная, что его не случится.

– Ночью собрали свои шатры дети маиса, – высказал идею Сидячий Бизон, старый охотник из рода вождя. – Седой Хвост пошёл с южанами и позвал с собой твоих женщин. Может, и мальчишки увязались с ними?

Моторин кивал, но знал, что это не так. Ведь только вчера братья решили, что останутся в посёлке, хотели учиться, строить неизвестные здесь механизмы и делать открытия. А значит, сманить их не получилось бы ни у вождя, ни, тем более, у этого толстого пропагандиста. Но их нет, а значит, случилось самое страшное.