Глава 17. Народ и племя

Разложились быстро, за полдня. Борта вагонов послужили отличными витринами, а так как товара привезли с собой много, да и приехали раньше большинства, мастера заняли целый склон холма. Электровоз стоял впереди и работал больше рекламной конструкцией, чуть сзади него и правее женщины развесили на сделанных из веток плечиках образцы одежды, разложили ткани, а чуть в стороне расставили витринные экземпляры керамики.

Мужчины оккупировали противоположную сторону. На сплетённом борту лежали ножи, топоры, молотки. Отдельно были представлены наконечники копий и стрел. Кроме оружия и мужского инструмента выложили ещё и лопаты с граблями, тяпки, кирку, и даже небольшой бур для быстрого бурения дырок под столбы.

Следом за металлургами Емеля разложил красители, а отдельно от них – бижутерию. Он привёз немало покрытых медью, цинком и оловом желудей, орехов, листьев и даже пару жуков. Отдельной кучкой высилась вываренная и отчищенная до белизны соль. Следом за ней в ряд химик разложил образцы необходимых ему минералов.

А над всей экспозицией возвышалась кузница. Марат привёз разобранный горн, наковальню, инструмент, горелку приспособили с электровоза, и теперь мальчик с удовольствием колотил, выполняя сразу две функции. Во-первых, мог исполнить что-либо на заказ, а во-вторых, привлекал своим звоном покупателей.

Охотники после того, как выложили товар на продажу, не знали, чем себя занять, но побродили некоторое время по зарождающейся ярмарке, и через час уже оба сидели на складных металлических, с тканевыми сиденьями, стульчиках, и ничуть не менее важно, чем виденные ими старики, курили трубки. До этого Моторин никого не замечал за этой привычкой, да и сам не баловался табаком. Поэтому сейчас не знал, как реагировать – то ли выговорить им за курение, то ли наоборот, поощрить. Так что подумал, и решил не обращать внимание. Только сказал мальчишкам, что до рождения детей им курить не позволит.

– Паша, ты что? Разве мы не знаем? Трубки достойны только уважаемые люди.

– А лучше совсем себя к этой привычке не приучайте. Вредно.

Братья, кажется, не поверили, но спорить не стали.

Первым к мастерам пришёл, естественно, Бизон Седой Хвост. Он долго бродил среди импровизированных витрин и восхищённо цокал языком. Взял пару ножей, повертел их в руках. Поднял с тряпочки иголку, выкованную из сложенной вдвое закалённой проволоки и, удивлённо пожав плечами, положил её на место. Потом нашёл глазами Моторина и уверенно подошёл к нему.

– Ты помнишь, что обещал сделать на всё племя железные ножи? – с нажимом спросил он. – Где они? Я хочу их забрать.

Паша долго смотрел в глаза Бизону и взгляд его становился всё более сердитым. Наконец, вождь не выдержал и отвёл глаза.

– Или ты хочешь мне сказать, что не держишь слово? Я снабдил тебя всем необходимым, дал пять жён, чтобы не скучно было по ночам. И так ты мне отплатил?

Лицо старого индейца приобрело цвет переспелой вишни, он скрестил на груди руки и отступил на полшага, с упрёком глядя на путешественника. Паша усмехнулся этой наивной хитрости и в свою очередь спросил:

– А ты помнишь, что я тебе обещал?

– Конечно. Отдать железное оружие. Каждому по ножу и десять наконечников для стрелы.

– А когда? И где?

Вождь замолчал.

– Я напомню. Ты просил сделать тебе инструмент, когда вы вернётесь к ручью. Скажи, вождь, мы сейчас у ручья?

– Вот за что я тебя люблю, брат мой, это за твой светлый ум. Даже я уже начал забывать, а ты напомнил старику, не дал опозориться, – с почти натуральной улыбкой вскричал Бизон и кинулся обнимать Моторина.

Потом резко отошёл в сторону и сделал жест в сторону девушек. В ту же секунду они выстроились перед ним в почти прямую шеренгу.

– А вы, дочери мои? У вас есть, чем порадовать племя? Все ли вы готовы продолжить род уважаемого шамана?

Девушки покраснели, но, к удивлению Паши, дружно закивали. Ни одна не замотала головой в отрицании. Надо же, он и не замечал за собой таких успехов. Просто приходил и ложился. Причём, всегда с Таней. Когда остальные подсуетились, даже не замечал. Впрочем, не удивительно. Жизнь на ручье была напряжённая, каждый день работа и обучение, иногда к вечеру сил почти не оставалось, а часто и просто падал, и засыпал. Но само понимание того, что вскоре у него появятся пятеро детишек, грело душу.

– Тогда собирайтесь. – сделал неожиданный вывод Бизон. – Никто не сможет ухаживать за будущими матерями лучше, чем женщины племени. Так что пока не пропадёт молоко, я вас не отпущу.

К удивлению Моторина, девушки молча прошли к полуразобранному вагону и через пару минут вернулись, нагруженные одеждой и прочими мелочами. И снова выстроились перед Седым Хвостом. Вождь довольно оглядел строй, махнул рукой и медленно пошёл прочь. Девушки, семеня под весом вещей, побежали за ним.

Но через пару шагов из их кавалькады послышался недовольный вздох.

– Нет.

Таня сделала шаг в сторону, пропуская идущих следом, и вновь произнесла по-русски:

– Нет!

Бизон остановился и удивлённо поглядел на неё. Девушка снова помотала головой, и громко, явно в расчёте на то, что и остальные услышат, сказала:

– Мой род здесь. Мой муж здесь. Мои братья здесь. Я остаюсь. Иди без меня, Бизон Седой Хвост.

Девушки услышали. Они остановились, даже некоторое время колебались, но вождь, видя такой беспорядок, лёгкими хлопками по пятым точкам направил их дальше. И только потом повернулся к бунтарке.

– Ты права, Тараниопу. Твой род и раньше жил отдельно от племени, варил соль, а не следовал за бизонами. Так что тебе будет лучше в роду Моториных. А остальным пора идти.

Он в несколько быстрых шагов догнал девушек и важно пошёл впереди строя. Таня бросила свою ношу там, где стояла, и с виноватым видом подошла к Паше.

– Прости, – тихо попросила она. – Иногда я забываю, что давно уже не Сапа, а Моторина. Я больше так не буду.

Тот в ответ молча кивнул.

А на следующий день ярмарка уже жила своей обычной жизнью. Ещё не пропал туман в долине под холмом, а к мастерам пришли первые покупатели. Как ни странно, лучше всего расходились наконечники для копий. Моторин даже остановил одного индейца и на крикском спросил у того, почему он взял именно их, а не стрелы.

– Я потеряю стрелы, и их будет жалко. А копьё, оно всегда в руке. Железного наконечника мне хватит надолго, может даже на всю жизнь.

Остальной товар тоже не залёживался. Обычно посетители подходили посмотреть на непонятную конструкцию электровоза, или привлечённые ударом молота в кузне. Потом с удивлением рассматривали необычно тонкую одежду, из ткани, а не привычной кожи. Следом обязательно стучали по горшку, держа его возле уха, и наслаждались чистым керамическим звоном. Если индеец пришёл со своей скво, то чаще всего дальше и не уходил. Женщина обязательно выбирала себе или что-то из одежды, или ткань и нитки, или какую-нибудь керамическую посуду. А вот если он был один…

В первый день на торговую площадку подошёл старый индеец сиу. Моторин уже немного разбирался в племенных признаках и мог отличить, например, маскоги от ирокезов. А вот сиу он увидел впервые и, если бы не Острый Язык, нипочём бы его не определил. Так этот сиу, солидный мужчина среднего возраста, увешанный перьями и бусами в несколько рядов, прошёл по всей экспозиции, отобрал себе два рулона разноцветных тканей, десяток горшков разных размеров, в один насыпал почти половину объёма соли, в другой положил три ножа и десяток наконечников для стрел, в третий – наконечники для копий, а потом долго задумчиво стоял возле горна, глядя, как Марат стучит молотом.

Собрав покупки в кучу возле продавцов, мужчина отошёл чуть в сторону, сел, скрестив ноги, и закурил длинную расписную деревянную трубку. И сидел так около часа. За это время охотники уже успели обслужить ещё одного покупателя, из шошонов, а сиу всё сидел.

Наконец Моторин не выдержал и спросил у Острого Языка:

– Что он делает?

– Проводит обряд, – пожал плечами тот.

– Зачем? Или он считает, что это всё не настоящее и потом исчезнет?

Охотник вполголоса рассмеялся. Он явно не хотел беспокоить необычного, да и крупного к тому же, покупателя. Затем с улыбкой глянул на Моторина и пояснил:

– Это обряд племени сиу. Называется «на́хуа». Его всегда проводят перед каким-то важным делом. Мужчина старается понять, правильное ли он принял решение, к добру оно приведёт или наоборот. Сам видишь.

Будто иллюстрируя его слова, покупатель поднялся, отряхнул свои кожаные штаны и с довольным видом подошёл к Паше.

– Что ты хочешь за всё, что я выбрал? – спросил он.

Путешественник посмотрел на кучу кукурузных початков и картофельных клубней, на выделанные кожи и мохнатые шкуры, и понял, что домой они всё это рискуют не довести. Ну, или всем, кроме водителя, придётся идти пешком. Паша махнул рукой сиу, призывая идти за ним.

Емеля подтянулся, глядя, что к нему подошёл незнакомый солидный мужчина. Он так и не привык к покупателям, воспринимая каждого почти как контролёра. Моторин махнул ему рукой, показывая, что справится сам. Мальчик с облегчением отодвинулся.

– Посмотри на эти камни. Потрогай их, чтобы понять, какие они на ощупь. Можешь даже попробовать на язык, некоторые из них кислые, некоторые горькие, а некоторые просто как камни. Они встречаются в разных местах, и они нам нужны. Именно их них мы делаем тот товар, что должен пойти тебе на пользу.

Покупатель внимательно осмотрел предложенные минералы, а кое-что действительно попробовал на язык. Потом отложил в сторону хальконтит, аргентит, и кварцит. Потом повертел в руке золотой самородок и добавил к выбранному.

– Вокруг нашего стойбища встречаются такие камни. Но я живу далеко отсюда, через пустые земли. Пока я дойду до дома, пока соберу требуемое количество, пока доставлю их сюда, пройдёт две луны. Ярмарка кончится. Я не хочу заставлять тебя ждать так долго. Если тебя это устроит, я привезу камни туда, куда ты скажешь. А чтобы ты не сомневался в моих словах, я могу оставить у тебя свою дочь. И даже потом не буду спрашивать, как ей жилось у столь уважаемого человека.

А глаза хитрые-хитрые, подумал Моторин. Понятно же, что породниться с «великим шаманом» хотят все. А идея хороша, только её следует чуть поправить.

– Как тебя зовут, друг мой?

Индеец гордо выпрямил спину, расправил плечи, и громко представился:

– Я Рыжий Бобёр из племени сиу.

На бобра он совершенно не походил. Тем более, на рыжего. С тёмной, почти индийской кожей, густыми бровями, и длинными волосами, свёрнутыми в две необычные косы – просто сложенные пополам толстые пряди, перевязанные кожаными ленточками. Подобные причёски Моторин в молодости встречал на дальнем востоке среди удэгейцев. Но спорить по этому поводу не стал, лишь медленно склонил голову в знак того, что понял.

– Я – Павел Моторин, – представился он в ответ. – Мы все, – тут Паша обвёл рукой весь свой торговый ряд, – живём в предгорьях, в самом начале реки Теннеси.

– Вы маскоги? – удивлённо спросил Бобёр.

– Мы русские, – послышалось из-за спины, и Паша оглянулся.

За ним, важно выставив вперёд правую ногу, стоял Антон. Мальчик покраснел, но смотрел гордо и независимо. Моторин ласково потрепал его по шевелюре.

– Я знаю русских, – неожиданно возразил сиу. – Они похожи на тебя, – жест в сторону путешественника, – но уж никак не на тебя.

Теперь Антон смутился окончательно, и Моторин решил помочь мальчику.

– Я принял его в род. А где ты видел русских?

– Там, – Бобёр махнул на запад. – Когда был жив отец моего отца, в предгорьях южных гор стоял деревянный вигвам, в котором жили бородатые русские. Только сейчас их там нет. Как они кочуют с такой тяжестью, я не знаю, а спросить уже не у кого, они с тех пор ни разу не появлялись. Но теперь-то я вижу.

Он с удовлетворением указал на электровоз, точнее, на его колёса.

– С такой повозкой можно брёвна возить.

Моторин только усмехнулся.

– Рыжий Бобёр, я не хотел бы забирать у тебя дочь, отраду любому отцу, даже на время. Скажи, есть ли у тебя в роду мальчики лет девяти или десяти?

– Двое. И я тебя предупреждаю, что это ужасные шалопаи. Они не признают авторитетов и всё норовят сделать по-своему.

– Ничего. Я возьму их к себе. Глядишь, и они научатся чему-нибудь.

– Тогда бери всех троих. Моего сына тоже. А когда в горах на деревья вернётся листва, я приду к вам на реку и принесу обмен за товар.

За два дня распродали почти всё, и Марат ковал уже на заказ, что очень задерживало покупателей. Они полдня переминались с ноги на ногу, успевая обсудить с Моториным и прошлогодний урожай, и семейные проблемы, и многое другое. Паша даже попытался внедрить в среду индейцев анекдоты, но юмор первой половины двадцать первого века в России сильно отличался от юмора конца шестнадцатого века в Америке. Если кто-то и улыбался рассказанным историям, то только из вежливости.

На холме помогали с продажами уже два десятка детишек обоих полов и разных племён, что сильно смущало Бизона Седой Хвост. Он неоднократно подходил, смотрел на это безобразие с недовольным видом, но ничего не говорил. Тем более, что Моторин щедро делился с ним запасами бобов, кукурузы, картошки и прочего, давно и многократно перекрыв оставленное им на зиму количество. Но было не жалко, всё равно увезти такую гору продуктов на электровозе было нереально.

Ярмарка за эти дни разрослась, торговые ряды расползлись на три близлежащих холма, оставив в середине не занятую площадку, и покупатели с каждым днём только прибывали. Марату уже помогали и охотники, и Антон, но всё равно, очередь к кузнице стояла весь день и всю ночь.

Глядя на ситуацию, Моторин решил, что пора применить очередное нововведение. Он достал из сумки пачку плотной бумаги и порезал её на листки размером с визитку. На каждом из листов было распечатано на принтере изображение либо наконечника копья, либо топора, либо чашки. Когда подошёл следующий покупатель, то вместо того, чтобы направить его в очередь, Паша дал ему три визитки с копьями.

– Вот, – пояснил он. – Это три копейки. На каждую ты получишь в кузнице по наконечнику копья.

Индеец долго с недоверием крутил в руках непонятные листочки, а потом спросил:

– А если мне ещё топор нужен?

– Тогда держи рубль. По нему получишь топор. Это делается для того, чтобы вы не стояли целый день.

Покупатель снова недоверчиво посмотрел на Моторина, но затем аккуратно, стараясь не помять, сложил деньги в кожаный кисет, и подвесил на пояс. И сразу же ушёл, но в течение дня появлялся ещё раз двадцать, видимо, проверяя, не сбежали ли непонятные продавцы.

Нововведение разошлось за три дня. В конце покупатели уже спокойно предъявляли Марату копейки, рубли, и денежки с чашками, и забирали товар. Паша отметил, что примерно трети из них он деньги не давал, значит, где-то уже наменяли. Да и нарезанных карточек стало гораздо меньше, хотя по законам математики их количество не должно было измениться.

– А если я приду весной и дам тебе рубль, ты дашь мне топор? – спросил кто-то из-за спины.

Путешественник оглянулся. За ним стоял тяжело нагруженный индеец. Его едва было видно из-под тюков с покупками. Рядом таким же комом стояла его скво.

– А ты знаешь, куда идти?

– Конечно, – еле заметно кивнул собеседник. В северные земли маскоги. Ваш вождь любому объясняет, где вы живёте.

Спасибо Бизону, подумал Моторин. Пусть теперь разные племена до лета его копейками торгуют. Такими темпами самодельные деньги мигом превратят разрозненные, воюющие между собой племена в один народ. А значит, испанцам придётся очень туго.