Глава 14. Маскоги на войне своих не бросают

Моторин привычно стоял на ветке почти в четырёх метрах над землёй и смотрел вниз. Там, чуть левее огромного, в пару обхватов, ясеня, замерла его «неправильная лодка». Каноэ на воздушной подушке сейчас было обшито густой бизоньей шкурой. Проверка показала, что подобное бронирование неплохо держит выстрел из лука, а значит, в случае атаки, продырявить подушку можно будет только копьём. Ну, а с копьями они как-нибудь сами разберутся. Паша бросил взгляд в кусты слева от едва заметной тропинки. Там замерли два ирокезских лучника. Справа натягивал тетиву ещё один. Все трое целились в пассажиров лодки. Те, как положено, нервничали.

Лодку можно было бы назвать перегруженной, но сейчас она лежала на траве с выключенными двигателями, так что, скорее, перенаселённая. Оба брата Сапа, оба охотника, и с ними возжелавший познания и мастерства гонец от Ночной Рыси.

Вчера молодой ирокез долго не верил, что они пойдут именно за навозом. Так что, когда Моторин приподнял первый сухой кизяк, которыми оказалась завалена долина, он чуть не сбежал. Неизвестно, что остановило молодого воина, то ли гордость, то ли желание узнать, что будет дальше. Так он и собирал мелкие, жёлто-бурые кристаллики селитры, молча, с перекошенным от брезгливости лицом, переворачивая кизяки срезанной с ближайшего дерева рогулькой.

Паша, видя такое отношение, решил сохранять интригу до последнего, так что Любопытный Енот до сих пор не знал о том, куда пошло собранное. Единственное, что он видел, это как Антон растворил их добычу в горшке с водой.

И вот сейчас у пристроившегося чуть сзади линии маскоги, ирокеза, единственного, не висели на поясе самодельные глиняные гранаты.

Любопытный Енот сделал ещё шаг назад, Моторину сверху было отлично видно, как он перемигнулся с кем-то в чаще. Потом ирокез медленно, стараясь не менять положения тела, сдвинулся правее, почти за спину Острого Языка, и осторожно достал из-за ремня каменный нож.

Моторин молниеносно вскинул самострел к плечу, и молодой воин с приглушённым стуком рухнул на траву. Его голова превратилась в буро-серые ошмётки, горделивые красные перья застряли в ветвях густого подлеска.

И тут же справа ударил лучник. Паша едва успел попасть, и стрела, ломая тонкие ветки, унеслась в небеса. А вот опередить двух левых он уже не успевал. Хорошо, что охотники не зевали, тут же плюхнулись за опавшие борта лодки, так что первый из лучников сделал свой последний выстрел прямо в бизонью шкуру. Второй попал в ходовой двигатель, и путешественник сморщился. Ремонтируй теперь.

Моторин огляделся. Ирокезы его ещё не видели. А вот сверху легко можно было разглядеть группу из четырёх воинов. Они осторожно крались сквозь кусты по направлению к лодке. Но, похоже, охотники их тоже заметили. Вот Острый Язык приподнялся и несколько раз почиркал колёсиком зажигалки.

Это был предмет особой гордости Марата. Он давно засматривался на зажигалку Моторина, и, наконец, когда при пиролизе удалось выделить из сосновых чурбаков достаточно чистый скипидар, решился и сделал нечто подобное. Получилось не так красиво, как заводская, но вполне функционально – бесформенная железная ёмкость с плотно закрывающейся крышкой, в которую вставлен фитиль, и закалённое колёсико, трущее кремень. В принципе, прообраз любой бензиновой зажигалки, только на скипидаре. Зажигалка даже загоралась, только чиркнуть приходилось несколько раз.

Надо ли говорить, что подобные устройства оказались жизненно необходимы обоим охотникам, причём в тот же день. Но Марат проявил нечеловеческую выдержку. Он заставил двоих уважаемых мужиков, в три раза старше себя, сделать зажигалки самим. Правда, единственное, что у них получилось, это сама ёмкость под скипидар. Колёсики пришлось нарубать ему. И это пошло мальчику на пользу. Третье колесо выглядело относительно ровно, «протектор» на боку аккуратненький, а главное, функциональный. Последняя зажигалка, сейчас она у Антона, работала ничуть не хуже разрекламированной «Зиппо», разве, что сильно коптила.

Наконец, Острый Язык добился язычка пламени, быстро поднёс к зажигалке глиняную гранату и сунул в огонь фитиль из пропитанной селитрой тряпочки. Занялось, и охотник, непривычно отгибая по очереди пальцы на левой руке, досчитал до пяти и бросил снаряд в куст. Ещё через три секунды полыхнуло.

Моторин так и не смог добиться точного замедления взрыва. Или не меньше восьми секунд, или одна-две. Если оставлять длину фитиля в расчёте на три-пять секунд, то взрыв может произойти в любой момент. Пришлось делать тряпочку длиннее.

Четверо ирокезов с воплями выскочили из-за куста и тут же попали под выстрелы как обоих охотников от лодки, так и Моторина с дерева. Нет, не четверо, трое. Четвёртого просто отбросило взрывной волной.

Паша вспомнил, как они подбирали форму для взрывчатого вещества. Емеля предлагал попросту, залить нитропорох прямо в глиняную формочку, и пусть он там высохнет. Нет, всё-таки надо отдать этого мальчишку на воспитание к Антону, а то никакой инициативы, у химика, а главное, никакой работы мысли. А это в его деле главное. Пришлось залить, высушить. Даже дать мальчику поджечь, а потом смотреть, как медленно прогорает с таким трудом сделанный порох. Удивлённый Емеля безропотно пошёл на широкий заболоченный берег, собирать новую порцию рогозовых «сигар». Именно эти богатые целлюлозой соцветия и использовались для приготовления бездымного нитропороха.

В итоге слепили простые трубочки, наполнили ими глиняные формы вперемежку с мелкими камешками. И гляди-ка, сработало.

Моторин закинул самострел за спину и бросился вперёд, толкаясь ногами. Тут же схватился за следующую ветку и перекинул ноги на наклонённый ствол. Пробежал по нему несколько быстрых шагов, снова прыгнул… Так и пошёл к стойбищу, как он говорил, «по второму ярусу».

Деревья обрывались сразу, открывая большую, больше футбольного поля, голую площадку. И в десяти метрах от кромки леса стоял первый вигвам. Всего их было… десять, двадцать, тридцать… Явно больше сорока, где-то на четвёртом десятке Моторин сбился. Но неважно. Главное, что первым же тотемом, который стоял ближе всех к лесу, была она родимая. Высокий, метров десять столб, снизу доверху покрытый резьбой и узорами из четырёх цветов, тех самых. Вершина столба изображала из себя рысь, застывшую в совершенно кошачьей позе – все четыре лапы вместе, спина злобно выгнута, хвост трубой, морда оскалена.

Вокруг тотема расположились сразу десять вигвамов. Все также расписаны родовыми цветами, на верхних, торчащих над краем шкур, столбах разноцветные флажки. Ну и в каком из них держат пленных девушек? Или пленникам вообще не положено жить в домах и их посадили в специально вырытую яму?

Моторин почесал в затылке. Поди, разберись… И, кстати, должна же быть ещё и охрана.

В этот момент внизу зашуршало. Паша прижался к стволу, поджал руки и ноги и осторожно глянул вниз. Со стороны стычки его ребят с местным дозором бежал ирокез. Без лука, с одним ножом на поясе. Он остановился у роскошного, покрытого мелкими резными листьями куста, и тотчас ему навстречу поднялся ещё один. На этот раз с луком, причём, огромным, почти вдвое больше, чем был у давешних захватчиков.

Посыльный что-то коротко сказал, караульный кивнул, и тот побежал дальше.

Я охрану искал, подумал Моторин. Так вот же она. Путешественник порылся по карманам, но не нашёл ничего подходящего, ни рояля, ни кирпича, ни даже горшка с цветком. Тогда он беззвучно вынул из ножен нож, тщательно прицелился, выбирая место прямо над охранником, и еле слышно свистнул. Тот, понятное дело, тут же задрал голову, посмотреть, что за неизвестная птица там притаилась, и немедленно получил остро заточенный клинок прямо в открытый рот. Кидать сверху Моторин не рискнул, вдруг у этого индейца голова дубовая.

Путешественник, стараясь не поднимать шума, спустился с дерева, перехватываясь руками за ветки, и выдернул нож из головы лежащего индейца.

– Отдай ножик, шпагоглотатель, – еле слышно проворчал путешественник.

Итак, диспозиция. Десять вигвамов, и кто в каком – неизвестно. Не иначе, придётся снова на дерево лезть, и сидеть высматривать.

И тут полог самого дальнего из десяти кожаных шалашей откинулся и, склонившись в позе пьющего оленя, задом наперёд и почему-то неестественно дёргая бёдрами, выползла Таня. Во всяком случае, юбка и рубашка точно её. Он сам помогал красить ткань в красный цвет гранатовым соком, растворённым в скипидаре. Вонь стояла на всё селение, когда они кипятили ткань, но зато цвет получился яркий, а главное, стойкий. А вот рубаху в зелёный – это она уже сама, когда полностью отказалась от кожи в пользу тканого полотна. А что, удобно же, и телу комфортнее. Вот эта самая красная юбка и выползала сейчас на вольный воздух, неритмично дёргаясь.

Самое сейчас схватить пленницу и быстро, а главное, незаметно, увести. Моторин сделал шаг вперёд и вдруг женщина обернулась. Нет, таких пленниц ему точно не надо. Чистая баба-яга, да и возраста такого же. Старуха ещё пару раз дёрнулась, и путешественник разглядел травяной веник у неё в руке. Вот почему бёдра ёрзали – тётка полы подметала. А одежду не иначе, как у пленницы и отобрала, гадюка.

Но, выходит, вернулись к тому, с чего начали. В каком месте держат девушек, так и не известно.

Хотя нет, помог, как ни странно, посыльный. Как и положено, он точно знал, в каком здании находится Ночная Рысь. Индеец мелким бегом приблизился к одному из кожаных конусов и просунул голову внутрь, под занавеску. Тотчас же навстречу вышел старый знакомый. Ночная Рысь был всё также расписан родовыми цветами, Моторин даже решил, что это у него мастерски выполненная татуировка. На поясе ирокеза, как и положено, здоровенный каменный нож, в руке – бронзовый томагавк. А другой рукой он небрежно, за волосы, вытащил абсолютно голую девушку. За короткие, между прочим, волосы, чуть ниже плеч, чего ни у кого из индейцев Моторин больше не видел. Таня с удивлением смотрела, как он стригся, а потом, после объяснений, что такая прическа меньше мешает, сама предложила обрезать и её косы. Опять же, чтобы не лезли в глину при гончарных работах.

Ночная Рысь размашистым движением отбросил пленницу в сторону тотема, сам вышел на свободное пространство между вигвамами, картинно расправил плечи и огляделся. Похоже, догадался уже, что Паша рядом. А значит, надо подумать, как действовать дальше. Убивать они его, скорее всего, не хотят. Выгоднее захомутать в рабство и заставить делать всякие железные ништяки. А значит, стрелять будут, скорее всего, по ногам. А может, и совсем не будут. Пока. Вон, начальник их уже в позу встал, руки на нож и топор, сейчас, похоже, звать будет.

– Что же ты прячешься, шаман Моторин? – ну точно, на публику, гад, играет. – Иди ко мне. Предлагаю честный бой. Обещаю, что я тебя не убью. Даже больше. Дам тебе в жёны твою девчонку и сделаю уважаемым человеком в моём роду.

Ага, зарекалася свинья… Вон, бедная девушка аж за деревянную кошку спряталась, сжалась в комочек. Похоже, не очень-то её у ирокезов привечали. А Рысь рисуется. Встал прямо напротив тотема, плечами поводит. Честный бой. Знает Моторин его честность. Уже разглядел две пары лучников с обеих сторон. Чуть увидят, что шефу плохо, тут же подправят патовую ситуацию. А значит, следует действовать очень быстро и тщательно рассчитывать время.

Моторин вынул обе гранаты, зажигалку, и запалил сразу два фитиля. Восемь секунд… Он выскочил на площадку, и, не вскидывая самострел к плечу, прямо от бедра, выпустил в Ночную Рысь болт. Ирокеза откинуло, впечатав спиной в тотемный столб. Паша по очереди швырнул гранаты в заранее выбранные кусты. Раздалось два взрыва, крики, справа, спотыкаясь, выскочил индеец без левой руки. Ещё выстрел, и отмучился, болезный.

Моторин подскочил к тотемному столбу, схватил девушку за руку и спрятал за спину. Где же остальные? По идее, им самое время. Граната только одна осталась, а в стороне, у других тотемов, уже собралась толпа, человек тридцать. Если они кинутся, никакой самострел не поможет. На дерево забраться тоже не получится. Пока индейцы не рискуют, но и уйти Паше, понятное дело, не дадут. Да и Аксинью ещё нужно найти. Вот она, ситуация патовая.

Со стороны леса наконец-то послышался гул мотора и на площадку выехала долгожданная лодка. Мгновенно соскочили охотники, встали с двух сторон, вскинули луки. Через секунду над стойбищем стояла абсолютная тишина, как в космосе. С минуту ни одна сторона не двигалась, как вдруг по толпе ирокезов прошла волна шевеления и перед Моториным появился… Фрунзик Мкртчян. Точно такой же, как в фильме «Мимино», только полуголый и в разноцветном кокошнике из перьев. Один в один. И рост, и взгляд с поволокой, и выдающийся нос, и сама морда лица. Так и казалось, что сейчас он произнесёт незабвенное: «Я тебе сейчас один умный вещь скажу, только ты не обижайся».

Армянский ирокез сделал несколько спокойных шагов вперёд, явно не опасаясь нападения. Приблизился к Паше и на неплохом крикском спросил:

– Почему ты не вышел на честный бой с Ночной Рысью?

Моторин ещё не до конца отдышался, руки пока тряслись, как всегда пошёл адреналиновый откат после боя, хотя и боя-то как такового не было. Так что молодому человеку пришлось взять себя в руки, чтобы ответить так же спокойно.

– Честный бой только с честным противником, а не с тем, кто ворует женщин и грозит убивать детей.

Носатый индеец медленно понимающе кивнул и важно стукнул себя кулаком в грудь.

– Меня зовут, – Моторин знал, что это невозможно, но подсознательно всё равно ждал фразы «Фрунзик Мкртчян». – Спящий Гризли. Я вождь всех Людей Длинного Дома, и я не в обиде на тебя. Ночная Рысь затеял нечестное дело. Да, если бы у него всё получилось, никто в племени не осудил бы его. Всем хочется иметь железный топор, – вождь хитро улыбнулся. – Но я не одобряю, когда от оружия воинов страдают женщины и дети. Поэтому забирай своих жён. Ни один человек нашего племени тебя не остановит.

Таня неуловимым движением проскользнула подмышкой и встала перед Моториным.

– Пусть Кедровая Шишка отдаст мою одежду, – она, забыв про стеснение, показала рукой на вигвам, из которого выходила давешняя женщина с веником.

Перед глазами у Паши непроизвольно появился кадр из «Кавказской пленницы», противостояние дяди и племянницы. Именно такой вид был у вождя. В точности бык перед броском. Девушка поймала грозный взгляд, ойкнула, и тут же, прикрывшись руками, нырнула под защиту спины главы рода. Путешественник усмехнулся. Вождь тоже.

– Пусть одежда остаётся у старухи, – резюмировал Паша. – Я не хочу, чтобы моя жена одевала платье, которое было на чьих-то ещё плечах.

Он посмотрел на довольное лицо Спящего Гризли и громко крикнул по-русски:

– Аксинья, ко мне!

Девушка тотчас материализовалась у него за спиной. Паша даже не заметил, откуда она выскочила.

– Мы уходим, вождь.

Носатый индеец важно кивнул, потом оглядел притихших подданных, и медленно произнёс:

– Нам всё-таки хотелось бы получить железное оружие и инструменты. Скажи, друг мой, ты собираешься везти свои товары на ярмарку?

Моторин задумался. Про ярмарку он уже когда-то слышал от Бизона. Но неопределённо, как о неважном событии. А сейчас ирокез произнёс это слово, как имя собственное. То есть, как у нас, говоря «Кремль», имеют в виду именно московский. И пусть есть много кремлей в других городах, но каждый из них в масштабах страны требует отдельного упоминания. «Ростовский кремль», «Нижегородский кремль». Так и здесь, слово «ярмарка» означало какое-то известное всем событие в известном всем месте. А он, Моторин, ничего об этом не знает.