«Шкуродер» после привала троица преодолела почти играючи – долгожданный отдых и консервы, которыми поделился Чухан с голодными, как целая стая волков, Артемом и Настей, сыграли свою благотворную роль.

Выбравшись из узкой бетонной «колбасы», Артем чуть не расстался с выпитой полчаса назад водой из Чухановой армейской фляги и не обмочил подсушенные у костерка штаны. В петле, привязанной к потолочной балке, болтался человек! Голый мужик с ухмылкой пялился на Казарина выпученными глазами.

– Что, перетрухал, Артемыч? – заржал вылезший из дыры вслед за ним Чухан, помогая выбраться Насте, которая на этот раз ползла последней.

Казарин присмотрелся и только тут понял, что перед ним не человек, а… манекен!

– Какого хрена это здесь делает? – спросил он, хрипя враз пересохшим горлом.

– В душе не ведаю, – ухмыльнулся Чухан. – Одна из тайн подземки. Сколько здесь хожу – все время висит. И ни разу еще не отлучался. Даже по нужде. Как и положено справному вертухаю… Звать его Вася, если что. Знакомьтесь, девочки-припевочки. Это я его так назвал. В честь кума с моей зоны. Та еще сука… Ну, что, висишь, Василий Захарыч? Виси, падла, виси…

Чухан подошел к бесстыжему манекену, приобнял его за талию и зашептал что-то в пластмассовое ухо. «Кумом», вспомнил Казарин, на зоне обычно называют начальника спецчасти, который вербует зэков в стукачи. Этакая кощунственная трансформация русских религиозных традиций, где кумом зовется крестный отец. Обыгрывание «духовного родства» мента и стукача.

Артем хмыкнул. Хотя ему не удалось разглядеть на теле Чухана ни одной наколки, по каким-то неуловимым признакам прокурорский работник с первой минуты знакомства учуял в нем бывшего зэка. Вот только по какой статье он сидел? На урку он точно не похож. Человек-загадка, иначе не скажешь.

– Значит, так, Артем, – снова посерьезнел Чухан, отклеившись наконец от Василия Захарыча. – Дальше будет гермуха. Гермоворота то есть. Их я открою, хоть там и «дачло» висит.

– Чего висит? – не понял Казарин.

– Датчик охраны, – снизошел до объяснений Чухан. – Сами охранцы – на поверхности, и нам они ничего сделать не смогут. Но вот гермозатвор блокирнуть им – как не фиг делать. Так что давайте оба без лишних движений. Дальше будет тот самый «египетский» тоннель, а за ним – «бомбарь». Заводское бомбоубежище. Оно расположено аккурат под заводом имени Цюрупы. Это тебе не какой-то «поддомник», где с трудом разместятся полсотни морд, какие имеются под жилым сектором старой постройки. Это настоящий громадный «бомбарь» площадью в несколько сот квадратов! Да будет тебе известно, Артем, что под каждым крупным предприятием и учреждением есть такая «бомбуха», на случай ядерной войны. Хотя, вообще-то, это военная тайна! – Чухан криво ухмыльнулся, давая понять, как он относится к военной тайне. – Вот когда шарахнет по нам Америка атомной бомбой, а мы по ней, тогда и останутся от всего человечества только те ценные кадры, что работают на таких заводах, да ваш покорный слуга, совершенно не представляющий никакой ценности. – Чухан хохотнул. – Чем не сюжетец для книжки, кстати? Ядерный армагедец, полностью разрушенный мир и горстка людей, укрывшихся от радиации в подземке?.. Может, какой фантаст и напишет когда-нибудь такую книжонку. Если, конечно, успеет и америкосы его не опередят! – Чухан снова рассмеялся.

– Никто никогда такую хрень не напишет, – убежденно отвечал Артем. – А если и напишет, то цензура не пропустит.

– Ладно, что это я увлекся своим, личным, – усмехнулся диггер. – По чести сказать, если такие книжки начнут писать, то это будет означать только одно: человечество всерьез вознамерилось лечь на спинку, задрать лапки и сдохнуть!.. Слушай внимательно про «бомбарь». Где-то там сидят заводские вохры. Но только через него теперь и можно выбраться. Так что залаз на объект нужно осуществлять осторо-о-ожненько! Если поймают – не беда, соврешь чего-нибудь. Туда же подался и твой болоньевый, зуб даю! Больше некуда. В противном случае он бы с нами не разминулся.

Артем кивнул, и странная троица снова зашагала вперед.

С гермоворотами Чухан и впрямь расправился вполсвиста – поколдовал немного над огромным засовом и крутанул большое колесо-штурвал, вызвавшее у Артема ассоциации с запором то ли люка подлодки, то ли – банковского хранилища. Засов плавно отъехал, и тяжеленный гермоствор грузно подался назад.

За ним оказался коридор не коридор, а нечто похожее на нору гигантской крысы-мутанта, выросшей на развалинах постядерного мира, который только что живописал Чухан. Каблуки ботинок Артема проваливались в земляной пол, из стен торчали корни деревьев, похожие на хвосты гигантских червей.

Отворив неприметную дверцу между двух источенных жучками старых балок, Чухан провел Артема и Настю в небольшой предбанник.

– Вот там – краеведческий музей, – показал он вверх. – Но вход в подземелье давно замурован, и тут мы не выйдем.

Действительно, каменные ступеньки, ведущие наверх, упирались в кирпичную кладку, по виду – относительно современную.

– А вот эта дверца ведет в подземный ход фабриканта Брыльева, – продолжил Чухан. – Раньше он выходил в подвал его особняка, а сейчас ведет прямиком в «бомбуху» завода имени Цюрупы… У тебя курить есть, Артем? – неожиданно спросил диггер.

– Не, я уж которую неделю в завязке, – проворчал Казарин. – У тебя никотин-то с конца еще не капает? Всю дорогу смолишь, дышать нечем!

Чухан лишь хмыкнул, не удостоив Артема ответом, а сам выудил из-за пазухи своего ветхого ватника мятую пачку «Беломора». Вытряс из нее папиросину и бережно положил на деревянную полочку справа от дверцы в подземный ход, хлипкой на вид, но обитой металлом без единого следа ржавчины. Только тут Артем разглядел, что на полке, утыканной парафиновыми огарками, свисавшими с нее, как сталактиты с потолка Каповой пещеры, стояла чья-то фотография в рамке. Уголок ее пересекала черная ленточка. На фитиле одного из огарков даже все еще доживал последние минуты слабенький огонек.

– Это как понимать? – вылупился он на своего провожатого.

– Вишь ли, Артем, какая тут закавыка, – немного смутился Чухан. – Этот ход музейщики ведь не сразу замуровали. Поначалу они ходили сюда, письмена да узоры на изразцах изучали. Особенно один очкарик повадился. Никто уж и не помнит, как его звали-то. Говорят, даже ночью его из подземелья выгнать не могли. Ночевал тут же, на матрасике. Все грозился, что, когда разгадает тайну, которую хранят письмена на стенах, сразу Нобелевку получит.

– Получил? – криво ухмыльнулся Артем.

– А как же! – отозвался Чухан. – Во-о-от такущую дыру в темечке! Причем, заметь, ни оружия, которым ему проломили черепушку, ни каких-либо других следов менты не обнаружили! Списали все на то, что очкарику этому резко поплохело или он поскользнулся в темноте и ударился об пол головой… В общем, выдали за несчастный случай. Но на каждый роток не накинешь платок! Те, кто видел труп, рассказали: ага, конечно, пол! Полчерепа у него снесено было на хрен – вот что «пол»! Скажи мне, Артем, как специалист, бывает ли такое от падения на пол, пускай и каменный?..

«Откуда он столько про меня знает?» – вновь промелькнуло в голове Казарина.

– Ну, музейщики погоревали-погоревали, даже, видишь, фотку этого чувака в траурной рамке прибили ко входу, – продолжал вещать Чухан. – И постепенно в музейном фольклоре – а ученый люд, уж поверь мне, Артемка, не менее суеверен, чем наш брат-простак, – очкарик этот, вернее, его дух сделался кем-то вроде хранителя подземного хода. Вот и начал класть ему народец конфетки, сигаретки да прочую тому подобную ерунду. Говорят, если не положить – можно и не дойти до конца хода. Я не пробовал искушать судьбу – и вам не советую!

– А замуровали-то ход зачем? – подала голос Настя, которая до этого лишь увлеченно слушала Чухана, приоткрыв рот.

– А затем, что какое-то время спустя стали среди музейщиков ходить разные нехорошие слухи, – таинственно понизив голос, проговорил Чухан. – То кошка музейная, оказавшись возле этого места, начала шерсть топорщить и орать благим матом. То какой-то доцентишка вздумал остаться на ночь перебрать коллекцию минералов, сваленную в ящики возле подвала, – а наутро вышел к коллегам весь седой и после этого случая перестал с ними разговаривать, а потом и вовсе повесился у себя на даче. Дальше – больше: из подвала стали раздаваться какие-то странные, потусторонние звуки – даже днем, что, разумеется, сразу же самым пагубным образом сказалось на посещаемости музея. В общем, музейщики посовещались-посовещались и решили забутить подвал кирпичом.

– Слушай, Чухан, вот ты вроде человек бывалый, – презрительно протянул Казарин. – А в такую бредятину веришь. Или опять нас разыгрываешь? Заканчивай свои шуточки! Мне-то плевать на твои побасенки, а Настя, сам посмотри, вся дрожит. И не только от холода.

– Конечно, шутки, чего ж еще… Я вообще по жизни парень веселый, – ответствовал Чухан, но видно было, только для того, чтоб отвязаться. – В общем, идите с миром, моя миссия на этом закончена.

– А ты что, не с нами? – удивился Артем.

– Ты чем меня все это время слушал? – разъярился Чухан. – Я же тебе русским по белому сказал, что до хода вас доведу, но сам в него – ни ногой! Тем более что вода, кажись, больше не прибывает. Пойду проверю, может, она схлынула и теми тоннелями уже можно снова ходить. Настюху, вон, могу с собой взять – ей тоже нечего зазря лезть в этот чертов тоннель! А ты иди, лови своего болоньевого. Там он, лопни моя селезенка!

– Нет, я пойду с Артемом! – решительно заявила Настя, и у Казарина, несмотря на могильный холод подземелья, потеплело на душе.

– Ну как знаете! – проговорил Чухан и протянул Насте свой налобный фонарь. – Вот возьми, пригодится. Удачи вам, ребята. Да хранят вас подземные духи! Идите и ничего не бойтесь, что бы вы ни увидели. И я пойду своей дорогой. Здесь нельзя долго оставаться.

С этими словами он открыл дверку, которую они все втроем только что миновали, и шагнул в темный проем. Артем тем временем бросился помогать Насте, которая пыталась нацепить на лоб подарок их странного провожатого. Ремешок был подогнан под огромную башку Чухана, и его нужно было отрегулировать под головку миниатюрной девушки.

– А ведь это я «кума» под стреху подвесил, – услышал вдруг Казарин из-за плеча голос Чухана. – Хоть ваши суки прокурорские и не смогли ничего доказать, кроме липового самоубийства.

Казарин обернулся – но диггера в дверном проеме уже не было: он словно сквозь землю провалился. Даже звук удаляющихся шагов не доносился из темного провала гулкого подземелья. Будто и не было никакого Чухана. Будто он Артему привиделся.

– Чертовщина какая-то! – проворчал Казарин и пошарил на полочке под фотографией с почти не различимым от времени изображением.

Мятая беломорина, пожертвованная Чуханом духу – хранителю тоннеля, оказалась на месте – как, впрочем, и налобная «фара», которую Насте удалось наконец приладить туда, куда следовало.

– Ну и хрен с ним со всем! – зло и непонятно процедил Казарин и прикурил от умирающей свечки.

Огонек ее потух окончательно, но Настя тут же включила «фару». В ее желтом электрическом свете Артем жадно затянулся несколько раз, успокаивая нервы, – он разрешил себе закурить впервые за много дней. Потом резко вдавил окурок прямо в центр выцветшей фотографии, туда, где едва угадывались расплывшиеся черты лица, и сказал притихшей девушке:

– Нам, как пролетариату, нечего терять, кроме собственных цепей. Пошли!

И вслед за этим решительно рванул на себя ручку двери, ведущей в «египетский» туннель.