Мрак, окутавший долину Нила, не походил на обычную ночь. Тьма была такой густой и плотной, что, казалось, ее можно потрогать рукой, погрузиться в нее, как в тяжелые воды Великой Реки.

Трепет поселился в душах детей Черной Земли.

Следом за тьмой пришла саранча. Она пожрала посевы и улетела черным облаком вслед за хабири. Мера зерна на рынке стала стоить до двух десятков утенов – спиралевидных кусков меди, заменявших жителям Черной Земли монеты. В Та-Кеми пришел голод.

Бедняки ели солому с кровель своих жилищ, мертвечину, крыс и собак – и лишь на священных животных из семейства кошачьих люди пока не отваживались посягнуть. От гнусной пищи животы у детей Та-Кеми раздувались, словно у палого скота, и постигала их мучительная смерть. На узких улочках Пи-Рамсеса – роскошной столицы Та-Кеми – лежали разбухшие трупы умерших от голода людей. Их пожирали грифы, а также прибегавшие в город волки и лисицы. Но куда опаснее диких зверей были стаи одичавших собак.

Еще страшнее, чем собаки, были пёсьи мухи. Тучи этих тварей покрыли тела людей и мертвецов, словно трепещущие черные одежды. Это насекомое совмещало в себе свойства собак и мух: оно отличалось лютостью одних и назойливостью других. Издали, как стрела, неслось оно на человека или животное и, стремительно нападая, впивалось жалом в кожу, ввинчиваясь в плоть подобно плотницкому сверлу. Укусы таких мух уже не заживали, превращаясь в гниющие язвы. И лишь Большой Сфинкс с лицом фараона Хефрена бесстрастно взирал на страдания смертных, будто знал их участь наперед.

Мозес, пророк самоубийц-хабири, не солгал: его страшные предсказания сбылись в точности.

У матери Менеса, Ахенеор из дома Тоба, пропало молоко в грудях, и новорожденный брат Менеса, Ири, умер у нее на руках. Менес, который лишь недавно отпраздновал свою пятую весну, отнес посиневшее тельце брата на городской рынок, где за него дали горсть муки – вкушать самим от плоти ребенка гончар Мом настрого запретил своим домашним.

Мать повесилась на следующее утро. Гончар Мом нашел жену висящей под крышей хлева, в котором давно уже не мычало ни одно животное. Мом и его пятилетний сын похоронили жену и мать тут же, в стойле, навсегда лишив ее надежды на вечную жизнь. Все сыны Та-Кеми свято верили в существование человека после смерти в месте, где погребено его тело. Именно поэтому они строили роскошные гробницы и пирамиды для царей, которые наполняли всем, что могло пригодиться им в ином мире – золотом, оружием, рабами, которых часто хоронили заживо вместе с хозяином. И по той же причине египтяне старались уберечь от тления само тело усопшего, превращая его в мумию. Но гончару Мому было нечем заплатить бальзамировщику, и даже сил донести тело Ахенеор до Города Мертвых – грандиозного некрополя за чертой столицы – у него не было. Он лишь со вздохом опустил в неглубокую яму, где уже покоился труп, любимую прялку жены. Затем, не без помощи маленького Менеса, обложил низкий могильный холмик камнями, чтобы до любимого и некогда желанного тела не добрались хищные звери, рыскавшие по бившемуся в агонии городу.

Отец умер через два дня: в последнее время он полностью отказался от пищи в пользу сына и кормящей жены, и смерть его была неминуема, как умирание Солнечного Диска Ра каждый вечер. Только в отличие от золотого Божественного Диска, отец не воскрес ни на это утро, ни на следующее. Он продолжал лежать на пороге своего жилища, где его застигла смерть, с широко раскрытым ртом. Во рту Мома копошились сотни жирных пёсьих мух.

Менес больше не знал, чего ждать. Он тихонько прилег рядом с мертвым отцом, крепко прижался к нему и зажмурил глаза. Он лежал неподвижно, не обращая внимания на оводов, облепивших его тщедушное тельце, набившихся ему в уши и в нос, высасывающих из него вместе с кровью остатки угасающей жизни.

Менес познал отчаяние. А познав отчаяние, он возжелал познать и сестру его – смерть.