Глава 28. Другая сторона жизни вождя

– Стас! – Мартиша сделала шаг и предупредительно встала между обоими алтуфьевцами. – Прежде чем ты начнешь метать громы и молнии – выслушай его хотя бы!

– Выслушать? – рыкнул Кожан. – Выслушать? Ты вообще в курсе, что этот щенок обманул своего командира, удрал во время рейда и отправился туда, куда ему ходить запретили?

– Представь себе, я в курсе! – почти спокойно ответила женщина. – Он пошел в Трэш-сити, чтобы увидеться и поговорить с матерью… А ты бы на его месте не пошел?

Кожан метнул в нее яростный взгляд и угрожающе засопел, раздувая ноздри.

– Стас, – примирительно повторила Существо, откидывая капюшон и являя миру балаклаву, надежно скрывающую все ее лицо, кроме глаз. – Прошу тебя. Успокойся. Ты ведь его вождь. Ты старше, мудрее, сильнее. Опытнее, наконец. Вспомни себя в его возрасте. И выслушай парня спокойно, как и подобает разумному взрослому человеку и вождю. А уж после этого решай, как с ним поступить. Пожалуйста, Стас.

…Марк внутренне сжался: на его памяти никто из станционных никогда не отваживался вставать на пути разъяренного вожака и уж тем более – призывать его к порядку. Тяжкий гнев главы общины падал тогда на голову не в меру смелого умника… и хорошо еще, если тот отделывался обычной трепкой!

«Мартиша сошла с ума! – думал юноша, против воли ощущая нешуточный страх. – Он же сейчас прибьет ее и не поморщится!..»

Существо стояла перед возвышающимся над ней Кожаном спокойно и уверенно, как будто и не вступила в противостояние с одним из самых жестоких и опасных обитателей Серого Севера.

Некоторое время они неотрывно смотрели друг другу в глаза. А потом Мартиша медленно отвела взгляд и предельно учтиво чуть склонила голову перед грозным алтуфьевцем, явственно демонстрируя, что не желает бросать ему вызов.

– А еще мне кажется, что здесь – не слишком подходящее место для таких долгих и серьезных разговоров, – лукавой кошкой муркнула она. – А ты как думаешь, Стас?

Неизвестно, на что она рассчитывала, но ее тон и напоминание об опасностях как будто отвлекли Кожана. Он окинул женщину и подростка пронзительным, недобрым взглядом и кивнул. Затем резко развернулся и мотнул головой:

– А ну, живо за мной, оба! Авантюристы хреновы…

И, не дожидаясь их ответа и реакции, зашагал прочь.

Мартиша быстро оглянулась на Марка и вдруг показала ему колечко из пальцев. И даже подмигнула: мол, не бойся, все будет хорошо!

Крыс только вздохнул: у него самого уверенности в подобном исходе дела было как-то маловато. Но все-таки жест сирены его немного ободрил.

Кожан вывел их с территории вернисажа через западные ворота. Буквально рядом с ними женщина и подросток увидели припаркованный среди изъеденных ржавчиной экскурсионных автобусов огромный серый автомобиль, который Марк сразу же узнал, несмотря на то что видел его всего-то пару-тройку раз.

Это был неведомо как и где сохранившийся полицейский ГАЗ-2975 «Тигр», персональное средство передвижения Кожана по Москве. О’Хмара был в курсе, что вожак иногда исчезал со станции на сутки-трое. В Алтуфьево, правда, эти отлучки давно уже воспринимались как само собой разумеющееся – в свое время вожак неплохо выдрессировал своих архаровцев. Ну, и в самом деле, он – вождь, что считает нужным – то и делает. И точка. А кто не согласен – тот… Не согласных, впрочем, обычно не находилось. Или находились – но позже и по частям.

Неизвестно, правда, где Кожан умудрялся добывать дефицитнейшую горючку для кормежки своей зверюги, но, так или иначе, его «Тигр» время от времени покидал свое «место жительства» – разбитый торговый павильон недалеко от северного спуска на станцию. А охотники и добытчики, уходя в рейд или возвращаясь из него, узнавали об отсутствии вожака именно по факту наличия автомобиля в этом импровизированном гараже.

Рядом с «Тигром», задумчиво положив морду на его капот, черной мохнатой тушей возвышался Крокодил.

– Ах ты, штрейкбрехер!.. – протянула Мартиша. – И вот хоть бы раз гавкнул! Хотя бы для приличия! Кого я, спрашивается, на шухере оставляла?

Она действительно оставила пса за оградой вернисажа, чтобы он мог предупредить хозяйку о появлении в окрестностях какой-нибудь угрозы.

Увидев знакомые лица, цербер оживился, вскочил и радостно завертел хвостом.

«Бум! Бум!» – гулко отозвались бронированные бока «Тигра», по которым пришлись увесистые удары бешено мотающегося хвоста толщиной примерно с человеческую руку.

– Иди на фиг, чудовище! – отпихнула плечом лезущего целоваться огромного зверя Существо. – Я на тебя обиделась! Кому было сказано предупредить меня в случае опасности?

– Так ведь опасности же! – не удержавшись, ухмыльнулся Кожан и потрепал Крокодила по мощной шее. – А я для него разве опасность?

– Он тебя слушается охотнее, чем меня! – с оттенком ревности в голосе откликнулась Мартиша, продолжая отпихивать от себя влажный песий нос. – Почему так, Стас?

– Да потому, что он мужик! – злорадно ответил алтуфьевец. – И настоящий мачо, а не какой-нибудь бабский подкаблучник!

– У этого мачо скоро по всей Москве потомство бегать будет! – пробурчала сирена. – Хорошо еще, что у его гарема хозяев нет, а то бы я уже давно разорилась на алиментах!..

Кожан хмыкнул и отпер дверь «Тигра» со стороны водительского места. Влез внутрь и разблокировал остальные двери.

– Вы, двое – в машину! – не терпящим возражений тоном приказал он. – Подброшу вас немного, заодно и поговорим… Крокодил, ку-уда?! Стоять! Своим ходом побежишь, нечего тут мне!..

Сунувший было в салон морду цербер отступил назад и смущенно спрятал ее в лапах. Мол, извиняй, начальник, стормозил – ведь знаю же, что не влезу!

Марк быстро вскарабкался по откидной лесенке в пассажирский отсек автомобиля и постарался устроиться так, чтобы как можно меньше маячить перед глазами у Кожана. То, что им с Мартишей сейчас предстояло проехаться на личном транспорте самого вождя Алтуфьево, как-то отступило на второй план перед тревожным и тоскливым ожиданием выволочки.

Существо передала ему свой рюкзак, а затем легко и как будто даже привычно взлетела в кабину на пассажирское место и столь же подозрительно привычно и ловко пристегнулась. Из чего Марк невольно сделал вывод, что она явно не первый раз ездит в этой машине. Юноша было призадумался над вопросом, как давно знакомы его вождь и эта мутантка с Горбушки, и насколько часто они встречаются – ведь о существовании Мартиши и уж тем более – о ее связи с их главой в Алтуфьево никто даже не подозревал. Но тут «Тигр» заурчал мотором, и все мысли из головы О’Хмары словно метлой вымело.

Да, ехать на автомобиле – это вам не то что идти пешком! Тем более на таком мощном и суперпроходимом агрегате, как Кожанов «Тигр»! Марк на некоторое время даже забыл о том, что ему предстояло нелегкое объяснение с вождем – ведь на машине он до этого ни разу в жизни не ездил. Ощущения захватили его с головой, и Крыс несколько раз уже ловил себя на том, что радуется, как маленький. Он тут же спохватывался, напускал на себя серьезный и взрослый вид, но не проходило и десяти минут, как его снова тянуло смотреть в забранное металлическими планками окошко с бронестеклом, разглядывать мелькающие за ним виды постепенно разрушающегося города и… потихоньку наслаждаться таким необычным приключением. Вот мальчишки-то в Алтуфьево от зависти полопаются, когда узнают, что он ездил на машине самого вождя! Кому еще из них хоть раз выпадала такая честь? Да никому!

Вопреки собственным словам, Кожан «подбросил» их даже не немного, а аж до самого дома. Возможно, он счел, что сейчас им не найти более безопасного места для серьезных разборок, чем надежные стены Мартишиного обиталища. Возможно, тут было замешано и еще что-то, однако Марку было уже не до размышлений на тему тайных связей вождя. Повинуясь приказному жесту Кожана, он выбрался из бронированного нутра машины и, опустив голову, пошел к дому.

Взрослые между тем загнали автомобиль во двор, и Мартиша (уже успевшая по дороге избавиться от маски) заперла ворота. Крокодил, всю дорогу трусивший бок-о-бок с машиной и отгонявший от нее попадавшихся по пути мутантов, уже лежал на ветоши под навесом и многозначительно гремел заменявшим ему миску тазиком, намекая людям, что после такой прогулки не мешало бы и чего-нибудь пожрать наконец. Хотя все видели, как он буквально полчаса назад «заморил червячка» каким-то некрупным, но очень наглым порождением. Схарчил в два укуса и даже не притормозил.

Существо по-быстрому навалила церберу какой-то каши, водрузила сверху мощную кость с остатками мяса и поскорее вернулась в кухню, где ее подопечному предстоял непростой разговор с вождем.

– Итак, – начал Кожан, окинув блудного подданного с головы до пят тяжелым и не предвещающим ничего хорошего взглядом, – рассказывай!

…Марк за это время уже успел успокоиться, побороть привычный трепет перед вождем и настроиться на долгий и неприятный «разбор полетов». Конечно, с Кожаном шутки были плохи и расплата за самодеятельность ему предстояла нешуточная, но…

Почему-то теперь, после всех своих приключений, Крыс уже по-другому воспринимал и собственный поступок, и то, чем он для него обернулся. И гнев Кожана, перед которым трепетала и склонялась вся их станция, по сравнению с тем, что юноша недавно пережил сам, теперь казался каким-то… нестрашным. Ну, подумаешь, отругает или даже задаст трепку… Что ему, Крысу, это теперь, после всех унижений рабского торга, испытаний Атриума и ужасов пути сквозь кишащие крысярами и прочими монстрами подземелья? Что ему это – по сравнению с тем, что перенес в неволе Костя до того, как был продан в четвертый раз?..

«Костя…»

Марк встрепенулся, как будто через расстояние, разделявшее их, вновь ощутил ободряющее пожатие дружеской руки. И, уже не тушуясь, твердым и ровным голосом, спокойно глядя в лицо Кожану, начал свой рассказ. Он припомнил отцову науку сдержанности и постарался не касаться особо душераздирающих подробностей своих приключений. Так что повествование его было довольно кратким и емким.

– Н-да… – крякнул Кожан после того, как юноша закончил говорить и умолк, ожидая его вердикта. – Наприключался ты, парень, смотрю, на целую жизнь вперед! А, впрочем, это станет тебе неплохим уроком на будущее. Однако то, что ты смог все это достойно выдержать и не сдаться, уже достаточно говорит в твою пользу. И, на мой взгляд, только за это тебя следовало бы не наказать, а похвалить. Но ты нарушил мой приказ и обманул своего командира и товарищей – сам понимаешь, я это так оставить не могу. Утром вернешься со мной на станцию. Там с Бабаем и остальной вашей бригадой решим, что с тобой делать. Тебе ясно?

Вместо ответа Марк на несколько мгновений задержал дыхание, понимая, что вот сейчас все и решится. А затем упрямо мотнул головой и выдохнул:

– Вождь… Я не вернусь в Алтуфьево.

– Что-о?.. – опешил Кожан и даже приподнялся с табурета, на котором сидел.

– Точнее – не вернусь в ближайшее время, с вами! – поправился Крыс.

И, глядя в снова начавшие наливаться гневом глаза мужчины, закончил:

– Не вернусь, пока не спасу Костю. Я обещал ему.

…Краем глаза О’Хмара уловил, как одобрительно и радостно улыбнулась и кивнула ему Мартиша. Все это время она с самым отсутствующим видом сидела в сторонке и что-то плела из тонкой проволоки, ничего, казалось, вокруг себя не замечая и никак не вмешиваясь в происходящее. Но, как теперь убедился Марк, слышала и видела она все.

– Костя – это тот парень, с которым ты оказался в этом самом Атриуме? – припомнил Кожан. – А какое тебе, собственно, до него дело? Он же из «чистых»! Ты что, забыл, что «чистые» – наши исконные враги? Тебя давно не гнобили как мутанта такие же, как он? Давно не тыкали в тебя пальцами и палками, не плевали вслед, не показывали, как диковинного зверька, не издевались?

– Костя – не враг! – возразил Крыс.

– Это ты сейчас так думаешь! Пока вы с ним были в одной клетке – у вас было что-то общее. Теперь ты свободен. А он остался среди своих, среди «чистых». Как думаешь, долго он еще будет вспоминать тебя, «грязного мута», после того, как ты исчез с глаз долой?

Марк аж задохнулся от нахлынувшего негодования и в бессильном гневе стиснул кулаки. Он не ожидал таких чудовищно несправедливых и жестоких слов от своего вождя и поначалу даже растерялся. Но тут ему в грудь ударила горячая волна, и Крыс почувствовал закипающую ярость. Как тогда, в клетке на торгу. Ярость клокотала внутри, рвалась наружу, и, как ни старался юноша справиться с ней, не помогали даже давние наставления отца.

Кажется, мелькнула мысль, теперь настал его черед защищать Костю – так, как однажды сам Квазимодо защищал его в тот злополучный день, когда по прихоти Мазюкова они оба оказались на одной цепи!

Ну, что ж… Костя не побоялся тогда встать за друга-мутанта перед самим хозяином. Не побоится и О’Хмара!

– Костя. Не. Враг! – раздельно отчеканил Марк, бешено и бесстрашно глядя в глаза Кожану. Его захлестнуло жаркое негодование от осознания несправедливости слов вождя, и потому терять ему было уже нечего! – Костя – мой друг! Вы же не знаете!.. Вы же… вас там не было! А он… он ведь как брат мне!..

– О, ну надо же! Уже и в братья «чистого» записал! – насмешливо изогнул бровь Кожан. И тут же рявкнул: – Хватит! Ты возвращаешься домой! Завтра же! И это не обсуждается!

Марк судорожно вцепился в столешницу, как будто его уже собирались хватать и волочь в машину.

– Я не поеду! Я должен спасти Костю! Вот сделаю это – и тогда вернусь! Обещаю!

– Обещает он! В Трэш-сити не бегать, помнится, тоже кто-то мне обещал!.. Поедешь, как миленький! И… нет! Даже не утром, а прямо сейчас! – Кожан поднялся. – Собирайся!

– Нет!..

ДЗББЭМММММС!!!

Их перепалку оборвал громкий звон разбившейся тарелки. Оба алтуфьевца дружно подскочили и, как один, изумленно уставились на Мартишу, про которую уже успели благополучно позабыть.

Та невозмутимо достала с полки вторую тарелку и тут же, не жалея, с силой грохнула ее об пол. Осколки разлетелись по кухне и смешались с останками первой посудины. А Мартиша уже доставала третью тарелку. На сей раз это был большой глубокий салатник.

Наступила гробовая тишина.

– Посуды у меня много, – задумчиво любуясь цветочками на глянцевом фарфоре, небрежно сообщила хозяйка дома, ни к кому, впрочем, не обращаясь. – Хватит еще не на одну разборку. А если не хватит – то всегда можно сходить и добыть еще. Москва большая, магазинов и складов с неразграбленным барахлом в ней полно… – и добавила с совершенно светской и учтивой улыбкой: – Надеюсь, вы мне сообщите, господа офицеры, когда вам наконец надоест орать друг на друга?

Секунды две царило молчание. А потом Кожан, как-то странно хрюкнув, вдруг согнулся пополам, рухнул обратно на табурет и… разразился неудержимым громовым хохотом.

– Ой, кобра-а!.. – выдавил он сквозь смех. – Ты, блин… как всегда… в своем репертуаре!..

Мартиша снова мило улыбнулась, однако глаза ее были холодны, как ствол снайперской винтовки на морозе. И столь же беспощадны, как прицел этой винтовки, наведенный в лоб жертве.

– А теперь, господа офицеры, успокоились, расселись по своим местам и послушали слабую, глупую женщину, – негромко сказала она, и в голосе ее мелькнули знакомые грудные интонации, присущие ее второй, смертельно опасной натуре.

«Господа офицеры» безропотно подчинились, причем Кожан продолжал фыркать от сдерживаемого смеха. Но уже гораздо тише. Марк же вообще предпочел превратиться в бессловесную деталь интерьера.

Независимо один от другого они оба поняли, что с Существом сейчас лучше было не шутить.

Мартиша оглядела обоих своих гостей и удовлетворенно кивнула.

– Во-первых, – начала она, – спасибо, что прислушались к моей скромной просьбе. Иначе безвременную насильственную гибель моего любимого салатника я бы вам не простила! – она осторожно поставила означенный салатник обратно на полку. – Во-вторых… Стас, мальчик рассказал тебе далеко не все. Уж не знаю, почему, но кое о чем он умолчал… Как ты думаешь, почему у него забинтованы запястья и шея?

И, прежде чем Крыс успел опомниться и возмутиться ее самоуправством, женщина слегка сдвинула тканевую повязку у него на горле. Взгляду главы Алтуфьево открылась цепочка запекшихся свежих ссадин, обвивающая шею паренька, словно причудливое бисерное ожерелье.

– На руках – то же самое, – сообщила Мартиша, возвращая повязку на место. Марк запоздало дернулся, пытаясь вывернуться из ее рук, но его пригвоздил к месту взгляд сирены. – Было бы еще и на щиколотках, но там берцы защитили кожу.

«Пожалуйста, не злись! – словно говорил ее взгляд. – Так надо».

Кожан мрачнел просто на глазах. Ему явно было известно, что оставляло такие следы.

– Крокодил нашел Марка недалеко от депо, – продолжила Существо. – Измученного, ободранного, без сознания… И в кандалах. Помнишь, как в кино иногда показывали – на руках, ногах, плюс ошейник… и все это соединено цепями в одну систему? Как видно, те «чистые», что везли его продавать на опыты в Полис, настолько были убеждены в том, что он опасен, что решили перестраховаться… А теперь представь, как он во всей этой… сбруе полз по подземельям, ища выход? Я вот лично не могу этого представить – хотя и с подземельями не понаслышке знакома, и… впрочем, это неважно.

Тень какого-то очень давнего и явно нехорошего воспоминания мелькнула на ее лице и пропала так быстро, что присутствующие решили, что им просто показалось. Сирена положила руку на вздрагивающее плечо красного, как рак, и взвинченного до предела Крыса и несколько раз успокаивающе погладила.

– И это – не единственные следы рабства на его теле. Марк, прости, пожалуйста, что заставляю тебя делать это, но… Покажи, пожалуйста, своему вождю спину.

О’Хмара, сообразив, что она имеет в виду, отшатнулся и отчаянно замотал головой. Ему стало невыносимо стыдно и захотелось провалиться сквозь землю.

– Пожалуйста, Марк! – тихо, но настойчиво попросила Мартиша. – Так нужно, милый. Прошу тебя!..

Крыс вздрогнул и передернул плечами. Он мог сколько угодно упрямиться и злиться, но этот ее ласковый тон и искреннее беспокойство за него разом вышибли из него привычную строптивость. Он безмолвно стащил толстовку и медленно повернулся к Кожану исхлестанной, порванной, зашитой, снова порванной и все еще до конца не зажившей спиной. Лицо его горело.

– Как видишь, Стас, он уже достаточно заплатил за свое самовольство и неосмотрительность, – подытожила Мартиша. – Так, может, и довольно с него, а?

Кожан сидел мрачный, как грозовая туча, и нервно постукивал пальцами по столешнице. Мартиша знаком показала Марку: одевайся.

О’Хмара кое-как натянул толстовку и приткнулся в углу между рабочим столом и стеной, стараясь не отсвечивать. Букет эмоций, что он сейчас испытывал, не поддавался описанию.

– И вот, что я еще думаю… – тихо и как бы в пространство уронила Существо. – Когда твой товарищ по несчастью испытывает те же мучения, что и ты – тут уже как-то не важно, кто он. «Чистый» или такой же «грязный мут», как и ты. Если эти испытания сближают людей и порождают между ними крепкую дружбу без оглядки на какие-то различия, то… нам ли с тобой, Стас, не видевшим того, что делали с этими ребятами в неволе, но видящим последствия этого… нам ли оспаривать искренность и чистоту их дружбы?

Она подошла к стоящей у заделанного окна тумбочке и принялась неторопливо набивать трубу возвышавшегося на ней углевого самовара заранее нащипанной лучиной.

– Мы, собственно, на «верник»-то отправились потому, что Марку очень срочно нужны патроны, чтобы выкупить из рабства Костю. Много патронов. Он ведь и пробивался-то по подземельям именно сюда. Думал, что сможет заработать патроны на Горбушке, устроившись к кому-нибудь из наших дельцов. Но ты же знаешь, ему тогда пришлось бы копить нужную сумму очень долго. А тут – спасибо Санджиту, вошел в положение, скинул нам заказ…

– Большая сумма-то? – перебил Кожан.

Мартиша вопросительно посмотрела на Марка.

Юноша облизнул губы и сглотнул ком в горле.

– Нас с Костей продали за четыреста патронов… – выдавил он. – Получается, по двести за каждого…

– Нехило! – кивнул вожак. И обратился к Мартише: – Сколько вам обещал Санджит за вылазку?

– Двести пятьдесят. Остальное, если что, я думаю добавить из своих сбережений… Что-то мне подсказывает, что за мальчика заломят цену, как за них обоих. Во всяком случае, я предпочла бы подстраховаться.

– Разумно, – кивнул Кожан. – Вы добыли то, за чем вас посылал Санджит?

– Нет, – погрустнела Существо. – Конкретно то, что ему было нужно, – нет. Там все уже, как оказалось, вынесли до нас. Но кое-что откопать удалось и, я думаю, Санджит и это возьмет. А по поводу оплаты я с ним договорюсь. Не думаю, что он открестится от своих обещаний. Ну, во всяком случае, патронов сто восемьдесят – двести мы за этот рейд получим.

Кожан задумался, изредка бросая взгляды то на Мартишу, то на уже слегка пришедшего в себя О’Хмару. Существо тихонько подобралась к юноше и в очередной раз ободряюще и успокаивающе погладила его по плечу.

– Все будет хорошо! – шепнула она и улыбнулась ему.

– Так… – решительно оперся о столешницу Кожан. – Я думаю, вам сейчас имеет смысл дойти до Санджита – пока совсем не стемнело, а он не завалился спать – и сдать добычу. А я пока займусь самоваром. Чаю страшно хочется!

Глаза Существа как-то странно блеснули, но она тут же прикрыла их веками. И стерла с губ тень лукавой улыбки.

– Хорошо, Стас, – покладисто сказала она. И кивнула Крысу: – И правда, Марк, пойдем-ка, дойдем до Горбушки и стрясем с Санджита наши денежки!.. Арбалет только не забудь, тут вечерами иногда небезопасно!

Во дворе было пусто. Крокодил, еще недавно возлежавший под своим навесом в обнимку с тазиком каши и костью, куда-то исчез. Вместе с костью. Как он умудрился одолеть высокий железный забор со спиралями колючки поверху – Крыс так и не понял. Видимо, у собака, умевшего на бегу размазываться в тень и исчезать, был какой-то собственный «церберский» секрет также и в деле преодоления преград.

– О! Пошел по бабам наш мачо! – хмыкнула Мартиша. – Можно до утра не ждать.

– А что такое «мачо»? – поинтересовался Марк, задумчиво разглядывая забор. Уж не превращался ли и правда Крокодил в бесплотную тень, способную просачиваться в самую крохотную щелочку?..

– Мачо? – Существо призадумалась. – Ну… это понятие такое. Пришло к нам из Испании… потом на карте покажу, где это. Традиционно означает мужчину с ярко выраженной агрессивностью, прямолинейностью и… сексуальной привлекательностью для женщин. В общем, весь такой прям из себя мужик-мужик. – Она сделала непонятный жест, несколько раз быстро согнув и разогнув указательные и средние пальцы на обеих руках, поднятых на уровень плеч. Как фонариками посигналила. – В испанском языке это слово изначально и обозначало самца, и прежде всего конкретного – быка. Иногда служит ироничным определением обладателя чрезмерной мужланистости и кобелизма в характере и привычках. Впрочем, в наше время к мужчине слово «мачо» чаще всего применяется именно в значении «очень привлекательный для женщин». Типа, альфа-самец, главный бык в стаде… Ну, или главный волк в стае – не суть.

– Главный волк? – Марк цепко ухватил за хвост внезапно пронесшуюся в его голове ассоциацию, нерешительно покусал губу, но потом все же спросил: – Значит… Кожан – мачо?

– Ко-ожа-ан? – протянула Мартиша, с непонятным выражением лица посмотрев сперва на юношу, а затем – на дверь дома. Она даже остановилась, но сердиться на его, в общем-то, провокационный и не слишком корректный вопрос почему-то не стала. – Кожан… Ваш вождь – безусловно, главный волк в стае, и… да, женщинам он нравится. Я бы даже сказала, очень нравится! Но вот насчет пресловутого мачизма…

Они вышли со двора, заперли за собой ворота и прошли еще несколько метров, прежде чем Существо продолжила разговор:

– Таких, как он, сейчас много, потому что сейчас – их время. Время волков. Но в то же время таких, как он, мало, – глаза Мартиши вдруг зажглись непонятным и каким-то таинственным внутренним светом, лицо озарила мягкая, задумчивая улыбка, сразу же напомнившая Марку о Косте. Тот улыбался в точности так же! – Очень мало!

– В каком смысле? – не понял скавен.

– Во всех. Видишь ли… Ваш вождь – далеко не тот, кем чаще всего кажется окружающим. Хотя нет, вернее будет – кем он ХОЧЕТ и СТАРАЕТСЯ для них казаться. Я же говорю, время сейчас такое – волчье…

Она остановилась и взяла Марка за плечо. Пристально посмотрела в глаза.

– Так уж вышло, что тебе открылась другая, хорошо скрытая от всех сторона жизни твоего вождя. Поэтому я тебя хочу попросить: постарайся не удивляться всему, что ты, возможно, еще откроешь в нем в дальнейшем. И… лучше будет, если об этой его стороне на вашем Сером Севере не узнает никто. Вообще никто.

– Почему? – не понял алтуфьевец.

Мартиша тяжело вздохнула. Это был вздох человека, привыкшего тревожиться о других… о другом. О самом дорогом сердцу.

– Он – вожак, – проронила она. – Ему нельзя быть слабым. Нельзя иметь слабости и привязанности. Иначе… сожрут. Свои же. Те, кто спит и видит себя на его месте Главного Волка в стае. Или те, кому невыгоден тот порядок, что он навел в Алтуфьево. Ты… понимаешь?

Марк поднял на нее взгляд. Некоторое время женщина и подросток смотрели друг другу в глаза. В глазах сирены плескалась боль.

– Да, – ответил затем О’Хмара. Сдержанно и серьезно ответил, как взрослый мужчина. – Я понимаю.

– И еще… – Существо непонятно замолчала, а потом попросила: – Пожалуйста, не сердись на него за сегодняшнее. Он просто испугался за тебя.

Крыс поперхнулся заготовленной было в ответ фразой и во все глаза уставился на нее: испугался? Кто – Кожан? Да не смешите!..

– Видишь ли… – мягко улыбнулась Мартиша, и без слов прекрасно поняв его. – Такие сложные натуры, как он, предпочитают маскировать свой страх чем-то другим. Весельем, бравадой, злостью, язвительностью… Грубостью и недружелюбием… Мы с твоим вождем знакомы уже не первый год. Я успела неплохо изучить его характер и чувства, а также – их внешние проявления. И еще… Несколько дней назад, еще до твоего здесь появления, он был тут по делам и ненароком обмолвился, что у него пацан со станции сбежал и исчез с концами. Я, правда, тогда не знала, что очень скоро сама повстречаюсь с тем, о ком он говорил… Так вот: видел бы ты его лицо!..

Марк почувствовал, как заполыхали его щеки. Впервые за все время своего опасного приключения он вдруг осознал, что за него, оказывается, кто-то волновался, беспокоился. Его, скорее всего, искали, подвергали себя опасности. Уж Бабай-то с бригадой – стопудово! И в этом свете его хитрость с самовольной вылазкой в Трэш-сити теперь почему-то показалась ему не подвигом, достойным похвалы и зависти окружающих, а ребячеством и непростительной глупостью и безответственностью.

Но, с другой стороны… не пойди он на Сор-гору – не узнал бы, что его мать не питает к нему никаких теплых чувств. Развеивание иллюзий – процесс болезненный, но зато Марк теперь знал точно: то, что говорили о ней на станции, – чистая правда. И в этом он убедился сам. Горько, болезненно – но факт.

А еще, если бы не этот авантюрный поход и все, что за ним последовало, то он бы никогда не встретился и не подружился с Костей. И… кто знает, как сложилась бы судьба черкизонца после рабского торга, если бы в его клетку в тот день не бросили одурманенного сонным зельем и вероломно плененного мальчишку-мутанта с Серого Севера? Уж наверняка – не лучшим образом!

Когда Марк изложил свои мысли и сомнения Мартише, та кивнула и некоторое время молчала. А потом уронила:

– Народная мудрость гласит: не было бы счастья – да несчастье помогло. Иногда и правда какие-то страшные и горькие события ведут за собой что-то хорошее и светлое в жизни. И наоборот. Если хочешь, мы с тобой потом можем подробнее поговорить об этом. А сейчас… – сирена подозрительно огляделась, внимательно обвела взглядом уже почти темное небо с первыми звездами. – А сейчас – давай-ка поспешим, пока никто сюда не прилетел и не прибежал. Разговоры оставим для дома.

Марк согласно кивнул и, привычно взяв арбалет наизготовку, зашагал рядом с ней к тускло освещенной громадине Горбушки.