Глава 21. Подопытный Крыс

Не успели обитатели Атриума опомниться после гибели Бура, как по закону подлости заявили о себе новые неприятности. Не сказать, что их никто не ждал – просто потеря друга и боевого товарища как-то уж слишком повлияла на настроения гладиаторов и несколько притупила их обычную готовность к неожиданностям.

И, конечно, было бы странно и удивительно, если бы эти неприятности в очередной раз свалились не на голову Крыса! В очередной, мать его подлянка, раз!..

Когда Марк увидел идущих по междурядью клеток двух уже знакомых ему мазюковских «шестерок», он каким-то тридесятым чувством понял, что идут они по его душу. На означенной душе тут же стало погано: в конце концов, оставят его когда-нибудь в покое?!

Нацепив на лицо бесстрастное выражение, О’Хмара без излишней суеты выпрямился навстречу неприятностям, остановившимся у клетки, которую он чистил. Оперся на грабли, всем своим видом демонстрируя незыблемое спокойствие скалы под ударами разбушевавшегося прибоя… чего ему только стоило это спокойствие!

– Вылазь, крысеныш! – вместо приветствия сказал ему старый знакомец Гоша. – Хозяин тебя требует! Ну, быстро!

– И вам тоже доброго… времени, – скавен не отказал себе в довольно рискованном в его положении удовольствии в ответ на грубый тон продемонстрировать свою фирменную ухмылку. Потом оглядел себя и неторопливо стряхнул налипшую на штаны и безрукавку труху. – Что, прям так и поведете? Даже умыться не дадите? Я ж весь зверьем провонял, хозяину ж неприятно будет…

– Да тебе, мутант вонючий, что умывайся, что не умывайся – все бесполезно! – хохотнул второй боевик. – Так что хрен ли ты тут еще выдрючиваешься? Давай, пошел!

Марка за шиворот выволокли из клетки и, награждая тычками, погнали к лестничному пролету.

Скавен не имел ни малейшего понятия, для чего он понадобился Мазюкову на этот раз. Вроде никаких косяков за ним после той злополучной истории с Элечкой и разжалования его из бойцов в уборщики монстровьего дерьма не числилось. Сидел себе тихо на минус втором, никуда не высовывался… Может быть, Мазюкову и правда вновь попала под хвост какая-нибудь очередная шлея, и на этой волне взыграла его неприязнь ко всем мутантам чохом и к Крысу – лично? Хрен его знает!..

Расспрашивать же скорых на расправу конвойных не хотелось – ибо здоровье, как ни крути, было дороже!

Перед выходом на станцию – на пресловутую «территорию людей» – Марка остановили и окольцевали наручниками. В соответствии с недавним приказом Мазюкова.

– Я прям весь такой кровожадный и беспощадный… – буркнул скавен и ожидаемо получил в ответ довольно ощутимый тычок в живот.

– Заткнись и топай, куда велено! – посоветовали ему.

Отдышавшись, О’Хмара недобро покосился на своих мучителей, но качать права человека здесь было не его привилегией. Пришлось смириться, загнать глубоко внутрь вспыхнувшую злость и возмущение и покорно дать вывести себя на платформу.

Появление на станции скованного наручниками мальчишки-мутанта, героя местных сплетен, вызвало у обитателей и гостей Курской кольцевой вполне ожидаемое оживление и любопытство. Зеваки слетелись на зрелище дружной галдящей оравой, словно мартыны на брошенную подачку.

– Расступись! – покрикивали конвоиры. – Мутантов, что ли, никогда не видели? Дайте дорогу!

Они привели Марка в ту часть станции, где располагались административные помещения и офисы местных воротил. В одном из таких «офисов» – небольшой, но добротно сколоченной дощатой постройке – вел свои дела Мазюков.

– А вот и наш юный крысюк! – осклабился олигарх, когда конвоиры втолкнули в «офис» взъерошенного и настороженно сверкающего «звериными» глазами парнишку. – Или как вас там еще называют? Ратман?

Он прошелся взглядом по своему необычному рабу, и Крыс едва удержался, чтобы не поежиться. Уж очень нехорошим был этот взгляд! Каким-то цепким, насквозь прагматичным и… оценивающим. Мазюков смотрел на него, как на выставленную на прилавок вещь.

Это О’Хмара проходил совсем недавно. В клетке на Проспекте Мира.

Уж не задумал ли хозяин продать его с глаз долой? А что, с него станется! Невооруженным глазом было видно, что невзлюбил он алтуфьевца с самой первой их встречи!

Тоскливым и тягучим предчувствием очередной беды засосало под ложечкой. Зачем его привели сюда?

– Я не крысюк! – изо всех сил давя в себе страх и нахлынувшее беспокойство, все же возразил Марк. Он невольно выпрямился под пронизывающим взглядом «чистого» и машинально поправил сбившиеся наручники. – И не ратман! Я… – слово «скавен» едва не сорвалось с губ, но было благоразумно упихано им обратно. – Я – человек!

– Челове-ек?..

Мазюков вытаращился на него, а потом… громко и неприлично загоготал.

– Ой, не могу!.. – стонал он, сгибаясь пополам и гулко хлопая себя по коленям. – Человек! Парни, вы слышали – паршивый мут смеет называть себя человеком!..

Охранники согласно гыгыкнули, поддержав кормильца-работодателя. Тот, еще немного поржав, наконец успокоился.

– Ты ведь у нас – с севера Серой ветки, не так ли? С тех станций, где некогда всех крысы пожрали… Ну, почти всех, – делец хмыкнул, увидев реакцию мальчишки. – Теперь у вас там все – не то крысы, не то люди… Чего таращишься? Я тебе что – государственный секрет открыл?

– Откуда… – Марк кашлянул, прочищая разом пересохшее горло. Он ведь ни разу, ни единым словом не заикнулся при посторонних про свое происхождение и родные места. Только Косте открылся, но Костя – он был в этом стопроцентно уверен – никому бы не сказал, тем более – этому… – Откуда вы… знаете?

Мазюков пренебрежительно скривил губы. Но, видимо, решил не отказывать себе в удовольствии немного просветить смятенного пленника относительно кое-каких моментов.

– Одна бабка сказала!.. Расслабься, крысеныш. Про вас все знают – просто до поры до времени вы и нафиг никому не чесались. А тут вдруг появился некий интерес к вам у Полиса. Точнее – у их научников. Чего-то они там опять мудрят по своей части. И потому нужен им – желательно, живьем – кто-то из вашего крысюковского отродья. Чтоб изучать. Вознаграждение за доставку подопытного образца посулили – год можно жить припеваючи на всем готовеньком. Только вот охотников рисковать собой даже за такие деньжищи пока не нашлось: репутация у ваших станций – та еще. Говорят, вы там у себя людей жрете. Засылали ведь к вам пару экспедиций – ни одна не вернулась. Остались, как говорится, от козлика рожки да ножки.

Марк возмущенно дернулся в ответ на такой чудовищный поклеп, но бдительные охранники тут же сцапали его под локти, не давая перейти к более активным действиям. От резкого движения короткая цепь между наручниками натянулась, и они больно впились в запястья подростка. Крыс едва удержался от вскрика.

– Впрочем, одному выбраться все-таки удалось, – продолжал вещать Мазюков, на которого, видимо, напало словоохотливое настроение. – Он и рассказал про то, что у вас там творится. И, кстати, с его слов в тебе и опознали типичного крысюка с Серого Севера. Так ведь у вас ваш отрезок ветки зовется?

Марк с ненавистью посмотрел ему в глаза. Все, сказанное «чистым», порядком ошеломило его, но скавен упрямо держался на плаву, не позволяя окончательно утопить себя.

– Я. Не. Крысюк! – с расстановкой повторил он. – Я – человек!

На этот раз олигарх с оценивающим интересом оглядел его с головы до пят, словно только что пойманного и доставленного в Зверинец монстра.

– Окей, – довольно спокойно, но с хорошо заметным пренебрежением сказал он и сделал знак охранникам отпустить пленника. – Если ты – человек, то кто тогда я? Крысюк?..

У Марка аж язык зачесался ответить ему в рифму, но скавен сдержался. Не тот расклад сил. Однако, подумав, он все же решил внести ясность:

– Вы – тоже человек. И они, – он кивнул на охранников, – люди. Только «чистые», без мутаций. Вам просто очень повезло – вот и все.

Про себя же он вдруг подумал, что многозначность слова «чистый», которым на Сером Севере немудряще называли людей без мутаций, в данной ситуации проявила себя во всей своей красе. Чистым ведь можно быть не только по крови или по состоянию тела и одежды.

Чистой или нет может быть душа человека – кем бы он ни был, мутантом или нет. Чистыми или нет могут быть его помыслы. Его поступки. Отношения с другими людьми. Да много чего!

И кого из уже знакомых ему обитателей Большого метро можно было считать чистыми в том самом смысле этого слова – было, пожалуй, для Марка вопросом всех вопросов.

«Костя – чист! – тут же подумалось ему. – Несмотря на все, что он пережил и перенес в рабстве – он чист!.. Гай и компания?.. Хм… Ну… возможно. А вот эти, называющие себя «чистыми» людьми и гордящиеся своей чистокровностью? Они – КТО?..»

– Повезло, говоришь? – Мазюков непонятно сощурился. – Что ты имеешь в виду, крысеныш?

Марк буднично пожал плечами, в очередной раз пропустив мимо ушей обидный и презрительный тон «олигарха».

– А то, что, окажись вы после Удара на одной из наших станций… вас бы сейчас тоже называли паршивым мутом… И это еще в том случае, если бы вы выжили после эпидемии, сделавшей нас такими. А ваша дочь была бы сейчас такой же, как я… если бы вообще сумела род…

– МА-АЛЧАТЬ!!! – рявкнул Мазюков, вскакивая с места.

Лицо его побагровело. Он сгреб Крыса за полы безрукавки и, приблизившись к нему почти вплотную, яростно прошипел, брызгая слюной:

– Крысий выродок, я бы тебя с наслаждением удавил собственными руками! Прямо здесь и сейчас! И черт с ним, с этим вознаграждением от яйцеголовых, не так уж оно мне и нужно! Но я уже обещал тебя им, а Мазюков свое слово держит!.. На цепь его! – бросил он охранникам. – И запереть! Договорюсь – частным рейсом дрезины повезете паршивца в Полис! И чтобы мне ни слова посторонним, поняли?

– Так точно! – гаркнули охранники. И, с привычной ловкостью сбив Крыса с ног, поволокли его в сторону подсобных помещений, попутно награждая тумаками.

– Сильно не бейте! – крикнул им вслед Мазюков, выходя из «офиса». – И чтоб не по морде! А то весь товарный вид ему испортите!

…Никто из «чистых» даже не заметил, как позади них от дощатой стены отлепилась маленькая детская фигурка в бедной, сильно поношенной одежде и, сверкая грязными босыми пятками и черными глазенками-вишнями, помчалась в сторону перехода в Атриум.

«Скорее, морэ, твоего друга схватили и хотят увезти от тебя! Спеши, морэ, спеши!..»

– У тебя Квазимодо скоро совсем переселится на тренировочную площадку, – хмыкнул Кевлар, плюхаясь в обшарпанное кресло на краю означенной площадки. – Перекус он уже с собой берет, настанет время – и спать тут же будет… Валерка, пощади парня!

Шаолинь даже не повернул головы в его сторону, продолжая наблюдать за пока еще не слишком умелыми действиями ученика, отрабатывавшего приемы владения копьем.

– Резче замах! – слышались отрывистые команды тренера. – Резче! И не цепляйся за древко, словно утопающий! Копье должно летать в руках!.. Стоп! Как ты ноги ставишь? Собьют ведь, и мяукнуть не успеешь!.. Еще раз!

Квазимодо, сосредоточенно закусив губу и сверкая булатной сталью в упрямых глазах, послушно останавливался, снова и снова повторял все, что у него не получалось.

– Упорный у тебя падаван! – похвалил Кевлар.

Кореец в ответ только дернул плечом. После гибели лучшего друга и соперника по ежедневным словесным пикировкам Шаолинь как-то разом посуровел, замкнулся в себе, перестал по своему обыкновению хохмить и ехидничать. И если раньше он гонял своих юных подопечных на тренировках с сильно облегчавшими процесс обучения веселыми шуточками и беззлобными подначками, то теперь он превратился в сущего тирана. Когда коллеги однажды попеняли ему на то, что он совсем замордовал мальчишек, кореец вдруг непривычно ощерился и стал похож на рассерженного дикого кота.

– Я учу их защищать себя и свои жизни! – прошипел он, сузив и без того узкие глаза. – Станут они нашей сменой на Арене или нет – покажет время. Но я не хочу, чтобы однажды кто-нибудь из них так и остался лежать на этой гребаной арене!!! Как… как Димка!..

Крыть было нечем. Гладиаторы только развели руками, но от товарища и его «шаолиньских методов воспитания» отстали. Тем более что, как выяснилось, Крыс и Квазимодо, несмотря на сильно возросшие трудности учения, и сами не имели ничего против столь жесткого режима. Они-то – в отличие от старших товарищей – все понимали. И не обижались на своего наставника. Особенно Костя. Квазимодо вообще – как оказалось – отличался редкостной чуткостью. Просто далеко не всем это открывалось.

Шаолиню – открылось. В тот самый день, когда черкизонец устроил ему грандиозную встряску и просто-таки силком, за шкирку вытащил из депрессии после потери друга и заставил вернуться к нормальной жизни.

С тех пор гладиаторы стали замечать, что к Квазимодо кореец относится с чуть большей теплотой и заботой, чем к его более «толстокожему» и даже на вид колючему другу-мутанту.

Что, впрочем, ничуть не мешало ему гонять их обоих на тренировках и в хвост и в гриву, невзирая на симпатии.

…Наконец, более-менее удовлетворившись результатами, Шаолинь остановил ученика и объявил перерыв. Костя аккуратно прислонил копье к одной из колонн и подошел к старшим товарищам.

– Спасибо, – сказал он, принимая от Кевлара полотенце и вытирая влажный лоб.

Он хотел сказать что-то еще и уже повернулся к наставнику, как внезапно со стороны переходов к станциям донеслись пронзительные крики и ругань охранника. А потом по бетону торопливо загрохотали его ботинки.

– А ну, стой, мелкий бандит! – взревело иерихонской трубой. – Стой, говорю, хуже будет!!!

Послышался приближающийся топоток маленьких босых пяток, и вдруг из-за поворота коридора к насторожившимся и недоумевающим гладиаторам вылетел встрепанный и запыхавшийся черноголовый мальчуган в сбившейся набок растерзанной рубашонке. Мазнув взглядом по группе на площадке, он кинулся к Косте, громко крича сквозь слезы что-то на непонятном присутствующим наречии.

– Бахти?! – изумился Квазимодо, узнав давешнего цыганенка с Чкаловской. – Ты что тут делаешь?

Малыш подскочил к нему, отчаянно вцепился в ремень брюк (тренировались бойцы обычно голыми по пояс) и, задыхаясь, снова затараторил, мешая в невообразимый винегрет русские и цыганские слова.

– Да что он говорит? – не выдержал Кевлар. – И вообще, кто это?

Следом за Бахти, тяжело бухая ботинками, примчался взмыленный охранник.

– Ах, ты ж, воровское отродье, – накинулся он на упущенного нарушителя. – Не успел я отвернуться, а он уже пролез, куда не надо! А ну…

Костя пружинно и опасно распрямился, недобро сжал губы и одним движением – неожиданно твердым и покровительственно-властным – задвинул судорожно прижимающегося к нему зареванного пацаненка к себе за спину.

– Нет! – резко, словно кнутом хлестнул, осадил он. – Вы его не тронете!

Охранник открыл было рот, чтобы выдать новую гневную тираду – ведь он знал, что подросток-раб был здесь самым бесправным, – но тут перед ним выросли две мускулистые фигуры.

– Оставьте их, – коротко приказал Кевлар. – Мы сами разберемся.

Несколько секунд гладиатор и охранник мерились взглядами. После чего страж порядка, осознавая явное силовое и техническое преимущество тренированного и опытного бойца арены, плюнул и, круто развернувшись, пошел обратно к лестнице.

– Если он чего-нибудь тут сопрет – отвечать будете вы! – на ходу бросил он.

– Всенепременно! – сквозь зубы пообещал Кевлар и повернулся к Квазимодо, чтобы выяснить наконец, что тут вообще происходит.

А тот уже опустился на колено перед всхлипывающим малышом, успокаивающе взял за плечи и теперь о чем-то тихо говорил с ним на его языке.

Лица Шаолиня и Кевлара удивленно вытянулись: они и не подозревали о лингвистических талантах своего подопечного!

– Ох, ни струя себе… – ошеломленно протянул выпавший на миг из уже привычного состояния суровой замкнутости кореец, к слову – сам владевший несколькими языками.

Внезапно Костя очень эмоционально чертыхнулся и одним гибким движением вскочил на ноги. Лицо его перекосилось в гримасе боли, гнева и отчаяния.

– Крыс! – воскликнул он. – Мазюков приказал посадить его на цепь и запереть! Он хочет продать Марка в Полис на опыты! Крыс сейчас на Кольцевой, но его скоро увезут! Бахти все видел и слышал и решил предупредить меня!

– Блин!.. – вырвалось у Кевлара.

– Он же не вернется оттуда!.. – по телу подростка, уже готового сорваться с места и кинуться на помощь другу, прошла крупная дрожь, и он нервно стиснул кулаки. – Его же там замучают, и мы больше никогда… – серые, потемневшие до графитовой черноты глазищи черкизонца умоляюще уставились на Шаолиня. – Валера… пожалуйста…

– Беги! – принял мгновенное решение боец. – Может, еще успеешь…

Костю как ветром сдуло. Только прощелкали по бетонному полу его драные кеды.

– А ты куда? – остановил Кевлар дернувшегося было следом за подростком Бахти. – Посиди тут, передохни. Вон, вымотался-то как, пока бежал и с этим… дуболомом воевал! А потом мы тебя сами отведем на станцию, чтоб никто не прицепился.

Маленький котляр отчаянно замотал кудлатой нечесаной головенкой. Весь его вид говорил, что здесь он не останется ни за какие коврижки.

Шаолинь посмотрел на него. На товарища.

– Неспокойно мне что-то… – проговорил он. Взгляд его теперь был устремлен в сторону переходов.

Кевлар понял его без слов. Молча подхватил на руки пискнувшего от неожиданности Бахти и кивнул в сторону выхода:

– Давай, Валерыч, в темпе! Мы следом!

Все повторялось, словно дурной сон. Опять его хватают, бьют, куда-то тащат, запирают… Холодная тяжесть железа – на этот раз не только на запястьях, но и на шее, на щиколотках… последнее чувствуется даже сквозь берцы. Железо тянет к земле, железо не дает нормально двигаться, оно грызет, кусает, душит… Его держали сразу двое, пока кто-то третий – Крыс даже не запомнил, кто – заковывал отчаянно и яростно брыкающегося пленника в кандалы и ошейник с хитрой системой цепей. Словно кровожадного и очень опасного зверя, который – дай ему волю – вырвется и тут же перегрызет всех нафиг!

«Сволочи, что ж вы творите?! Я же человек! Человек!!!»

Очередной бетонный мешок, в который его зашвырнули после этого, на сей раз был скупо освещен тусклой, поминутно моргающей лампочкой. Но облегчения это не принесло.

Подопытный образец! Марк слишком хорошо знал, что это такое! Алхимик иногда испытывал новые зелья на пойманных в туннелях крысах. И эти испытания подчас заканчивались гибелью подопытной зверюшки. Алхимик тогда разводил руками, говорил: «Не повезло…» и начинал все сначала.

Что будут испытывать на нем, «грязном муте», там, в Полисе? Какие-то лекарства? Яды? Неважно. Живым он оттуда уж точно не вернется – это О’Хмара понимал совершенно отчетливо. Судьба словно взяла обыкновение с каким-то особо изощренным черным юмором издеваться над ним: сперва он был бойцовым Крысом-смертником. А вот теперь ему предстояло стать подопытным Крысом.

Неожиданный каламбур даже рассмешил. Скавен разразился хриплым нервным смехом, но тут же заткнулся. Хорош только смех победителя. А он… а его в очередной раз ожидает смерть. И на этот раз, кажется, выкрутиться и проскочить не удастся.

И еще одно не давало покоя, червем грызло изнутри. Его так быстро и внезапно увели из Атриума, что этого почти никто не заметил. А это значит, что команда Гая и Костя ни сном ни духом не ведают об этом и даже не подозревают, что их товарища вот-вот навсегда увезут от них и в очередной раз отправят на смерть. И ему даже не позволят проститься с ними, увидеться… в последний раз… В последний, драть его…

Дикое, запредельное отчаяние подбросило Марка на месте и с размаху швырнуло на обитую железом дверь темницы. Гулким лязгающим эхом под низким потолком отозвался яростный, изо всей силы, удар железом о железо – наручными кандалами по дверной обшивке.

– Откройте!!! Откройте, твари!!! Дайте хоть с другом попрощаться!..

Но дверь осталась равнодушна к его попыткам достучаться до тех, кто стоял с другой стороны. И, осознав это, узник вскоре перестал биться о неприступную преграду. Обмяк и, бессильно цепляясь за гладкую поверхность, сполз на пол и там скорчился, содрогаясь всем телом.

«Костя, друг… Прощай».

…Когда его наконец вытащили из темницы и, набросив на плечи какую-то хламиду (наверное, чтобы скрыть от любопытных глаз кандалы и цепи), повели к одному из путей, Крыс был спокоен и почти безразличен к происходящему. Вид у него был такой, словно мучителям наконец удалось усмирить и сломать его. Он безропотно позволил усадить себя на дрезину и закрепить одну из цепей на раме сиденья. Из разговоров Мазюкова с охранниками стало понятно, что эти меры предосторожности принимались не столько из-за гипотетической опасности мутанта, сколько для того, чтоб он, не дай бог, не сбежал и не лишил своего хозяина солидного навара.

Но все безразличие и покорность в один миг слетели со скавена, когда под своды станции, разом перекрыв стоящий на ней неумолчный шум, внезапно взвился громкий и отчаянный, на грани срыва только недавно пережившего ломку голоса, крик:

– КРЫ-Ы-Ы-ЫС!!!..

…Костя вылетел на платформу и, бесцеремонно расталкивая зазевавшихся прохожих, кинулся к путевой канаве так называемого внутреннего кольца.

…Если Марка повезут в Полис, то только безопасным путем – в обход, через Киевскую. Потому что напрямик – не вариант: там, на пути – Площадь Революции, станция «красных», с которыми у Ганзы до сих пор терки… Господи, только бы успеть… Только бы его не увезли раньше времени…

…Обогнуть какой-то прилавок, перемахнуть через составленные штабелем пустые ящики… Да расступитесь же, черт бы вас всех побрал!!! Дайте дорогу!!!..

К нужной путевой канаве Квазимодо выскочил, когда дрезина со знакомой фигурой на борту уже въезжала в темную пасть туннеля, ведущего к Таганской.

– КРЫ-Ы-ЫС!!!

– КОСТЯ!!!

Подхватившийся с места Марк (цепь тут же натянулась и отбросила его назад, маскирующая оковы накидка свалилась) оглянулся и увидел, как из череды беломраморных арок выскочила знакомая тонкая фигурка и, лавируя между всевозможными препятствиями, кинулась по платформе вслед за увозящей его дрезиной.

– А ну, сядь на место, крысеныш! – вцепился в него охранник.

Его скрутили и придавили к сиденью, чтоб не рыпался. И Марку оставалось только давиться злыми слезами и в безнадежном отчаянии смотреть, смотреть, как птицей слетает на пути гибкая худая тень, как вдруг вскрикивает, неловко надламывается и бессильно падает на рельсы, схватившись за подвернутую ногу.

И тогда, собрав все силы и стряхнув с себя руки конвоиров, О’Хмара снова вскочил и, повинуясь какому-то мгновенному наитию, закричал, глядя в сторону удаляющегося светлого пятна:

– КОСТЯ, Я ВЕРНУСЬ ЗА ТОБОЙ!!!