Руины завода представляли собой нагромождение ржавых труб, огромных баков и полуразрушенных цехов. До Войны они стояли в замысловатом, но все же порядке. Днем блестели на солнце, а по ночам утопали в разноцветной подсветке. Теперь же это была огромная свалка, мусорный лабиринт, где сам черт копыто сломит. Но Еж шел уверенно, точно зная дорогу. Металл лязгал на ветру, где-то вдали отлетела балка и загрохотала по куче искореженного хлама.

– Как рука? – спросила Арина, устав от нескончаемого шума и скрежета.

– Как будто ее нет, – равнодушно ответил попутчик.

– Может, вколоть что-нибудь? Или помазать?

Егор резко остановился. Девушка на полном ходу врезалась в заметно похудевший рюкзак. Обернувшись, сталкер смерил ее надменным взглядом и проворчал:

– Может, сам разберусь? Может, мне лучше знать, куда колоть и что мазать? Топай молча, Пилюлькин.

– Изв…

Указательный палец просвистел в сантиметре от противогаза и замер перед плотно сжатыми губами. Кроха невольно отшатнулась.

– Утихни, заботливая моя.

– Да я ничего… – она нервно поправила лямки. – Просто идти еще далеко, и та женщина…

– Забудь о ней. И за меня не беспокойся.

– Ладно-ладно, остынь. Уже и побеспокоиться нельзя. Вот уж правда, Еж – колючий и фыркающий.

– Сюда.

Они бочком протиснулись под измятыми цистернами, в каждой из которых легко разместилось бы человек по двадцать, да еще и для бара с танцполом место осталось бы. За громадными бочками виднелся небольшой пятачок чистого пространства. С краю площадки стояло двухэтажное здание из белого кирпича. Перед ним который год гнила крокодилья туша Ми-24. Судя по застрявшему на крыше барака хвосту, вертолет то ли сбили, то ли он крайне неудачно сел. Нос и кокпит стрелка были сплющены в гармошку, двери грузовой кабины вышибло, а толстенные бронестекла лопнули и рассыпались.

Арина видела такие машины в книжках и журналах, но нежно-голубой камуфляж прежде не встречала. Оружие либо сняли заранее, либо давно растащили, как и все, что уцелело на борту. Уволокли даже кресла, лопасти и отколовшуюся броню. И хотя поживиться явно было нечем, бродяга уверенной походкой направился к летающему танку.

– Что ищешь? – не преминула полюбопытствовать спутница.

– Что-нибудь полезное. Например, кляп.

– Фыр-фыр-фыр… Я злой, противный ежик. Никому не даюсь погладить, поэтому становлюсь еще злее и…

Проводник выхватил из кармана глушитель и вставил в дыхательное отверстие фильтра. Размеры не совпадали, но Егор проявил недюжинную настойчивость.

– Ну вот, противогаз испортил! – едва слышно возмутилась Кроха.

Парень поднес ладонь к уху.

– Ну, надо же – тишина. И как только раньше не додумался?

Девушка кое-как раскачала «обвес» и швырнула в обидчика. Тот, не глядя, поймал на лету и хотел уже сунуть обратно, как вдруг над головами оглушительно грохнуло. От выстрела зазвенело все вокруг: баки, трубы, даже туша вертолета. Арина стиснула зубы и обхватила голову, но звон пронзал тело насквозь, вынуждал дрожать в такт с ним.

На краю крыши показалась Зебра. Студеный ветер развевал шарф и закручивал снежные вихри вокруг ног. Позади безмолвной тенью стоял Тим с автоматом на изготовку. Рядом маячил Псина. Барыга полностью облысел, кожа на кривом черепе сморщилась, будто несколько часов кисла в горячей воде. Глаз залило кровью, в оскаленной пасти почти не осталось зубов. По губам и ссохшимся деснам сочилась черная жижа. Он так ослаб, что не мог стоять прямо и опустился на корточки, выпятив раздувшийся горб.

Под цистернами, за трубами, на куче мусора показались четверо бойцов, целившихся в сталкера. Не иначе, их всех туманом принесло – бродяга не слышал ни звука, хотя прежде за версту чуял даже самую незначительную угрозу. А тут проворонил целый отряд, явившийся по его душу.

– Бросай оружие, – спокойно произнесла следопыт.

Он подчинился. Привычная ухмылка спорхнула с лица, задорные искорки в глазах погасли. Им на смену пришли отрешенность и безразличие узника на эшафоте. Топорики чиркнули по асфальту, рядом упали Малыш и Коротыш, сиротливо прижались друг к другу.

– Это все?

– Спустись да обыщи.

Зебра вскинула винтовку.

– Стойте!

Кроха встала перед Ежом и широко развела руки.

– Малыш, – тихая устало усмехнулась. – Ты же понимаешь, что заслоняешь эту мразь лишь до груди?

– Хватит! – неожиданно громко крикнула беглянка. И, устыдившись своей дерзости, примирительно добавила: – Пожалуйста.

– Жень, отпусти ее, и продолжим.

– Ее? – челнок дернул плечом и завертел башкой, как собака, заметившая пролетевшую над ней муху. – Он сказал «ее»?

– Заткнись! Алекс, уведи малявку. Она не при делах.

– Еще как при делах! – Арина топнула ножкой. С вытянутыми руками, в безразмерной химзе и розовых сапожках, девушка напоминала огородное пугало. Вот только смеяться над ней никто не спешил. – Егор – мой друг, и я не позволю…

– Ради всех богов, заканчивайте этот спектакль! – крикнул добытчик. – Дайте нам попрощаться – и делайте то, зачем пришли.

Женщина вздохнула.

– И когда ты стал таким сентиментальным?

– Перед смертью все меняются. Полминутки, лады?

Еж стиснул обмякшую спутницу в объятиях. Напряженные взгляды палачей кололи со всех сторон ледяными копьями. Прощаться под пристальными взорами было столь же неприятно, как заниматься сексом на виду у всей станции. И то, и другое слишком интимно, чтобы выставлять напоказ. Особенно тому, кто отродясь не позволял себе нежностей. Парень злобно зыркнул на крышу и спросил:

– Очень интересно? Можешь не пялиться, а? Считай это последним желанием.

– Господи… – Зебра отлипла от окуляра. – Еще немного – и станет жалко тебя убивать.

– Вот и не убивайте! Еж – хороший! Он спас меня и поделился шоколадкой. А еще…

– Правда? – притворно удивилась снайпер. – Как мило! А моих братьев порубил на кусочки. Наверное, шоколадкой не хотел делиться.

– И что?! Его смерть их воскресит?

– Нет. Но мне станет легче.

– Уверена?!

– Малыш, не позорься, – Еж опустился на колено и еще крепче прижал Арину к груди. – Будь выше этого.

– Но… – она всхлипнула.

– Тише, тише. Не реви. Особенно перед врагом. Жить надо достойно, а уходить – еще достойнее.

– Еж, я…

Ладонь хитрой змейкой заползла в карман и сжала рукоятку.

– Лежи и не двигайся.

Мощный толчок опрокинул Кроху на спину. Затылок обожгло, в глазах потемнело. Пистолетик сухо выкашлял магазин. Четыре пули попали точно в цели, пятая вдребезги разнесла прицел. В ответ цельнометаллический желудь прошил воротник плаща и впился в борт вертолета. Тим открыл огонь, но сталкер успел перекатиться в кабину и спрятаться за листом брони. Пули застучали по обшивке, одна срикошетила и просвистела над головой беглянки. Она дернулась и ткнулась гудящей макушкой во что-то холодное и твердое.

– Егор, лови!

На пол отсека грохнулся дробовик, следом приземлился топорик.

– Сучка, – одними губами процедила Зебра и навелась на едва заметное голубое свечение. Но в последний миг опустила ствол. Слишком знакомо было нежное мерцание. Слишком хорошо она помнила, каково ему жилось среди алых сполохов и бронзовых огней. Убить глупую городскую девчонку – значит, убить саму себя из далекого прошлого. Ту, что до последнего верила в добро и надеялась на лучшее. Ту, которую Тихие приняли, как равную. Рано или поздно искристая лазурь угаснет или навсегда изменит цвет – иного не дано. Но это случится не здесь. И точно не сегодня.

Но, проявив милосердие, следопыт обрекла ее на участь, куда более страшную, чем гибель.

– Мое! Мое!

Псина выпрыгнул из подъезда и поковылял к долгожданной добыче. Та вскочила и без оглядки рванула в ржавый лабиринт. Обрез гулко гавкнул, ослабшая на излете дробь разворотила битум. Зебра распласталась на животе и ящерицей отползла за обломок трубы. Там уже сидел Тим, раздраженно шаря по карманам разгрузки.

– Я пуст, – сухо доложил он.

Женщина протянула револьвер. Соратник благодарно кивнул и тихо произнес:

– Все мертвы. Они все… мертвы.

Перестрелка смолкла. С высоты открывался отличный вид на поле боя. Четыре черные фигуры на снегу и огненный смерч внутри вертолета. Зверь напился крови и ожил, воспрял духом. Прежде снайпер видела такую ауру всего один раз – посреди темного перехода в тот роковой день.

– Женя, уходи. Нам его не одолеть.

– Уйти? – она хмыкнула. – Поздно.

– Иные верят в тебя. Ты нужна братьям. Нужна… мне.

Розовый огонек под ребрами вспыхнул ярче. Тихая сомкнула веки и покачала головой.

– Нет. Тварь нельзя упустить. Второго шанса не будет. Или он – или мы.

Юноша размышлял недолго. Словно вышколенный пес, Тим следовал любым, даже убийственным приказам. И причиной тому были вовсе не авторитет вожака или преданность общему делу. Только Зебра знала истину и ненавидела себя за это.

– Хорошо. Я отвлеку его.

Она не успела рта открыть, а боец уже слетел по раскрошенным ступеням. И пошел прямо на Ежа, держа револьвер в вытянутой руке. Женщина сорвала остатки прицела и по старинке глянула в прорезь ласточкиного хвоста. Только высунись, ублюдок. Сбитая рухлядь станет твоей могилой, Алабинский Мясник.

Бродяга выглянул в окошко. Подбросил на ладони последний патрон и сунул в зажатый меж коленей ствол. Так – значит, так. От прошлого можно убежать, но недалеко и ненадолго.

Сталкер вышел из кабины и расплылся в азартной улыбке. Ты или тебя? Боги, да это же лучшая лотерея во вселенной! Свинцовая горошина оставила вмятину на жилете, еще одна звякнула о забрало. Его прижало к борту, противник взвел курок. Грохот утонул в завалах, пронесся над мертвым заводом. Горсть крупной дроби сшибла тихого с ног. Тим захрипел, схватился за разодранную глотку и из последних сил попытался встать. Тело скрутила судорога, холодеющие конечности задрожали. Парнишка будто хотел убежать от морозного дыхания смерти. Дернулся раз, другой и уронил голову на окровавленный асфальт.

Зебра утопила скобу. Боёк тихо щелкнул, не найдя капсюль. Она рванула затвор, спустила крючок – и снова сухой хруст. Чертыхаясь, она захлопала по карманам, сняла рюкзак… И услышала позади тяжелые шаги. Еж надвигался, как айсберг – медленно и неумолимо, – поигрывая топориком на ходу. Повисшая плетью рука болталась под пустым патронташем. Ну, хоть какая-то фора. В сером полуденном свете тускло блеснул клинок. Мясник с Алабинской одарил ее до боли знакомой ухмылкой.

Лабиринт давил со всех сторон, тянул изломанные клешни, норовил насадить на штырь или сбросить в пролом. Лабиринт звенел, подпевая гремящей вдали битве. Сужался до тесных коридоров и выталкивал на пустыри. Но, как Кроха ни петляла, как быстро ни бежала, ублюдок не отставал. Обезумевшая пародия на человека держала след, как ищейка, и безошибочно находила верный путь.

– Иди сюда! Иди же… Не обижу! Заплатишь за проезд – и разойдемся миром!

Хлам под ногами закачался, девушка кубарем скатилась с кучи. Псина высунул язык и накинулся на добычу, но получил пяткой в глаз.

– Сука! Лучше не беги!

Ага, сейчас. Гонка продолжилась, хотя внутри все горело, а в сапогах хлюпало. Узкий лаз вывел к небольшой площадке. Слева – труба, справа – лестница на шаткую террасу вокруг четырех здоровенных цистерн. Высота – этажей пять, все старое и прогнившее. Любое неосторожное движение, потеря равновесия – и шлепнешься прямо на острые железки, кучами лежащие внизу. Опасно, но труба может кончиться тупиком или завалом, и тогда никто и ничто не спасет от позорной гибели в лапах чудовища.

Перекладины заскрипели, но выдержали. Псина схватил беглянку за лодыжку и снова получил в опухшую рожу. Поднявшись на первый ярус, Арина припустила вдоль покосившихся гигантов, ища, где бы спуститься. Но вторая лестница, как назло, давно обрушилась. Еще одна вела на уровень выше. Оттуда Кроха заметила фигурки в плаще и белом шарфе, танцующие на крыше барака. Присматриваться было некогда, настырная тварь уже гремела ступенями.

– Котик! – проворковал челнок. – Не бойся. Я лишь возьму свое – и все. Договорились?

Девушка попятилась и чуть не споткнулась. Под ногой звякнул отломанный кусок ограды.

– Убирайся! – она замахнулась прутом, но барыга лишь хохотнул.

– Угомонись. Сдрейфила в тот раз, сдрейфишь и сейчас. Слабачка. Трусиха. Бестолочь.

Выплевывая новое обидное слово, Псина шагал вперед. Арина пятилась, забыв, как дышать, но оружие не бросала.

– В Городе полно чертей типа тебя. Бей вас, оскорбляй, издевайся – будете стоять и молча терпеть. Вы такие очкозавры, что боитесь дать сдачи. Боитесь последствий. Думаете, станет еще хуже. И терпите, терпите, терпите… Кинь каку, деточка, и снимай штанишки. Бежать некуда.

Она развернулась и бросилась к мостику поверх крышек цистерн. Ржавая решетка шириной в ступню с тонюсенькими перильцами лежала над коническими верхушками гигантских баков, похожих на кряжистые ракеты. Перекладина шаталась так, словно висела на канатах. Зато вид открывался воистину фантастический. Рожденная под землей впервые поднялась на такую высоту. Все вокруг было как на ладони. Разрушенная Самара, деревни, поля. Вдали, окутанный мистическим туманом, блекло сиял пузырь Могильника.

От увиденного кружилась голова. Колени подкашивались, ветер норовил сдуть, как пушинку.

– Слезай! Быстро!

Псина тряхнул мостик, решетка отчаянно скрипнула и заходила ходуном. Кроха согнула дрожащие колени и вцепилась в ледяной металл. Так и поползла к краю, надеясь, что преследователь не рискнет встать на хлипкую железяку.

Наивная. Еще как встал. Деваться было некуда, кроме как вниз головой. Ловушка захлопнулась, мышке прижало хвостик. Одурманенный скорой победой, гад окончательно слетел с катушек. Он пыхтел, хрипел и пускал слюни, на ходу снимая пояс. Десяток шагов отделял девушку от ужасного, в обоих смыслах, конца.

Арина обреченно вздохнула. В глазах поплыло, руины превратились в скомканный лист закопченной фольги. Обернувшись, насладилась скрюченной рожей, в которой осталось не больше человеческого, чем в ханурике. Перевела взгляд на мусорные кучи под цистернами. Варианта всего три, один другого хуже. Уйти, сопротивляться или перетерпеть позор в надежде на пощаду. Предложи такую задачку Ежу – что он выберет? А отец? А те ребята с Безымянки? Ответ очевиден, но дать его по силам не всякому.

Кроха перемахнула через поручни, скользнула по шершавому конусу бака и шлепнулась на верхнюю террасу. Решетка лязгнула и прогнулась дугой. Жаль, беглянка не могла похвастать такой же прочностью. Пятки пронзила судорога, из легких выбило воздух, внутри все перевернулось. Попыталась встать, но лишь вяло дрогнула и оцепенела. Подходи да бери готовенькую.

– Ты не можешь бегать вечно! – громыхнуло с мостика, хотя ей показалось, что голос раздался прямиком из низких клубящихся туч. – Никто не может!

Трясущийся от вожделения барыга сиганул следом. Секция под ним громко скрипнула и провалилась. Резкий крен сбросил торгаша с яруса. Он вытаращил глаз, нелепо замахал руками и тряпичной куклой рухнул на нагромождение обломков.

Треск костей резанул по ушам. Ржавый двутавр пробил грудную клетку насквозь. Маленький черный комочек застрял меж острых, как ножи, сколов. Псина раззявил пасть и потянулся к тому, чего лишился давным-давно. Сердце выплюнуло последний сгусток крови и замерло, а вместе с ним обмяк и челнок.

Серая полоска свистнула у самого лица. Егор отшатнулся, хлопнув забралом, и рубанул наотмашь. Зебра легко уклонилась и пырнула врага в живот. Но расстояние было слишком мало, острие не успело набрать скорость и глухо стукнуло в панцирь. Тут же упорхнуло прочь, спасаясь от гибельного кивка топора.

Долгий поход и рана утомят кого угодно, даже живую легенду. Еж двигался медленнее, шатался, путался в ногах и с каждой секундой все сильнее напоминал разошедшегося после попойки алкаша. Но даже в таком состоянии сталкер был смертельно опасен, и любая ошибка грозила стать последней. Тихая прекрасно это понимала и старалась лишний раз не приближаться. Места на крыше было полно, развернуться и потанцевать есть где. Надо просто измотать громилу и заколоть, как свинью, коей он и является. Сунуть клинок под мышку по самую гарду или распороть бедро – и дело с концом.

– Кто она? – спросила охотница, присев и пропустив клинок над самой макушкой.

– Ты пришла убить или поболтать? – Бродяга увернулся от укола в ногу.

– Одно другому не мешает.

– Не трещи, – Егор попытался задеть женщину острым обухом. – А то устанешь. Или передумаешь.

– После всего, что ты сделал? – она прицелилась пяткой ему в пах, но лягнула лишь воздух.

– По тебе не скажешь, что ты в трауре.

– Рано горевать. Еще над твоим трупом буду выплясывать.

Снайпер крутанулась в прыжке. Лезвие едва не встретилось с рукояткой, но за миг до столкновения ушло в сторону. Все равно топорик не разрубит, а само расколется запросто. Только в дешевых книжках клинок встречают клинком и скрещивают мечи. На деле это либо затупит, либо похерит оружие.

– И все же… Что за девчонка? Умелая? Может, в бордель продать?

– Да хоть съешь ее, – Еж фыркнул и поднырнул под выпад. – Мне живому плевать, а мертвому – и подавно.

– Врешь, – золотые прожилки хищно вспыхнули. – Я все вижу.

– Да? – он ехидно изогнул бровь. – А это не заметила.

Зебра замешкалась и поймала лицом плечо. Противник вложил в удар все силы, и тот вышел по-настоящему таранным. Женщина кувыркнулась и растянулась плашмя. Кинжал прошуршал по битуму и свалился с крыши. Приподнявшись на локтях, она пьяно огляделась. Над ней возвышались три Ежа, и все мерзко ухмылялись. Следопыт часто заморгала, и троица мерно пылающих факелов слилась воедино. Топор палача взлетел, но в верхней точке внезапно остановился.

– Хватит! – Арина неуклюже поднялась по ступеням и махнула рукой. – Оставь ее! Ты победил!

Егор вздохнул.

– Вот ничему тебя жизнь не учит.

Клинок с хлюпом и хрустом впился в шею. Зебра стиснула зубы и схватилась за него, силясь удержать стремительно вытекающую жизнь.

– Нет!

Еж молча опустился на колено и бил, разбрызгивая кровь, пока не отделил голову от тела. Отфутболил ее с крыши и лишь тогда с облегчением выдохнул.

– Говорят, отрубленная башка змеи может укусить. А это… – он пнул подрагивающий труп, – хуже любой гадюки.

Кроха спешно отвернулась, чтобы не вырвало.

– Как сама, Микроб?

Она не ответила, борясь с лезущим наружу желудком.

– Ну и славно. Идем, солнце не ждет.

Спутники шли через длинные ряды могил. Южное кладбище – одно из самых больших в Самаре. После жуткой схватки оказаться среди бескрайнего поля крестов и надгробий – та еще радость. Но Еж посчитал этот путь удобным и безопасным.

Впрочем, не так страшны были кресты, как выступающие из сугробов черные плиты с фотографиями усопших в полный рост. Увидь такое в темноте – и разрыв сердца обеспечен. Даже днем в компании бывалого сталкера Кроха чувствовала себя крайне неуютно под взглядами мертвецов. Казалось, как ни поверни голову, под каким углом ни глянь на них, мертвые глаза неотрывно следят за тобой.

В них не было ни капли укора или злобы. Наоборот, безутешные родичи выбирали добрые и красивые снимки. Отчего казалось, что умершие много лет назад люди радуются приходу незваных гостей. И приглашают погулять среди их последних пристанищ, почтить их память и остаться здесь подольше. Желательно – навсегда.

Громадный Купол вдали придавал кладбищу потусторонний блеск своим тусклым сиянием. Серебристые лучи искрились на снегу и мраморе, отчего все вокруг источало холодный призрачный свет.

– Так что случилось с Псиной? – неожиданно спросил Егор.

– Упал, – поежившись, буркнула Арина. – И умер.

– Ого, – проводник свистнул. – Твоя работа?

– Нет! Я же не то, что некоторые.

– Жаль, – в его голосе читалась неподдельная досада. – Почти начал тебя уважать.

– За что? За убийство? – сердито спросила девушка.

– За то, что перестала быть наивной дурочкой. Хотя бы ненадолго. Но, похоже, для горбатого есть лишь одно лекарство, – бродяга похлопал по косому надгробию.

– Ты о себе? – Кроха хмыкнула. – Не спорю.

– В том числе. Вот только мой горб исправят нескоро. А ты давно бы сдохла, не будь кое-кого рядом.

– Ты тоже.

Сталкер рассмеялся.

– Конечно. Давно бы пропал без тебя. И как только жил все эти годы?

– Вот-вот. Как только не лопнул от спеси и самомнения.

– Увы, мне это чуждо. Просто знаю себе цену.

– Лучше бы знал сострадание.

– А зачем? – искренне удивился он.

– Действительно! Неужели не понимаешь, что все люди разные? Есть Ежи, а есть Арины. Есть Зебры, а есть Псины. Одни исправимы, другие – нет. Но это не повод решать все вопросы топором!

– Какая же ты глупая…

– Ну и пусть! Но Зебра… не такая, как те, кого ты обычно крошишь в салат. Она отпустила меня. Не стала стрелять, когда я бросила тебе оружие. Она… не заслужила такого.

– Поплачь еще.

– И поплачу! – Кроха всхлипнула. – Надеюсь, по тебе тоже кто-нибудь всплакнет.

– Боги… – проводник глубоко вздохнул. – Как с Марса свалилась. Уважаемый не брат по разуму! На матушке Земле все работает иначе. Если не кончаешь врага, он находит и кончает тебя. Пощадила барыгу дважды – и чем все обернулось? Если итог один, на кой растягивать удовольствие?

– Зебра – не Псина.

– Правильно. Гораздо хуже. И сколько слез ни лей, башка не отрастет. Поэтому сделай милость – заткнись.

«Не ищи здесь свет, – всплыло в памяти. – Во мне его меньше, чем в разбитой лампочке».

А ведь не врал и не бахвалился. Всего на сутки окунувшись в новый мир, Арина ощутила нечто странное, неведомое прежде. В сердце поселилась гнетущая пустота, и все увиденное блекло, теряло краски и быстро забывалось. Пережитые ужасы опускались на дно сознания и едва виднелись под темной толщей безразличия. А что внутри тех, кто живет в нескончаемом кошмаре вот уж два десятка лет? Для них это обыденность, рутина. Убить человека так же просто, как отрезать ломоть хлеба.

Постоянная угроза выжгла их дотла, сделала равнодушными ко всему, от чего обычный человек упал бы в обморок. Они отдали души в обмен на здравый рассудок. Почерствели, обросли колючими коконами, чтобы не сойти с ума. Еще не мутанты, но уже не люди. Какой смысл искать в них добро, если все светлое давно продано за возможность без сомнений нажимать на крючок и без страха входить в логова чудовищ.

Пустые оболочки с холодным расчетом вместо совести. Роботы из мяса и костей, строго блюдущие законы и правила мертвых земель. И самое страшное – эта зараза уже пустила корни где-то у нее под ребрами и медленно подбиралась к еще живому мягкому сердцу. С каждой затянувшейся раной оно становилось все грубее и жестче.

– Нет, – строго сказала девушка. – Не верю, что кругом одни негодяи. Я выросла на хороших книжках. А в них не делят все на черное и белое.

Еж усмехнулся.

– Лучше бы и дальше сидела в конуре и зубрила всякую ересь про храбрых рыцарей и розовых единорогов. Это – твой потолок.

– Найду папу – и буду зубрить. Вернусь к обычной жизни – ферма, свиньи, все такое. Пусть протяну недолго и помру никем. Но это всяко лучше, чем год за годом засыпать, ненавидя себя, и просыпаться от проклятий в спину.

Егор схватил спутницу за горло и прижал к плите. В отблесках Погоста отчетливо проступило лицо – волчий оскал, налитые кровью глаза и вздувшиеся вены на висках.

– Да что ты знаешь об этом? – прохрипел он. – Ты, мелкая… тупая…

Он замахнулся и со всей силы ударил кулаком чуть выше ее макушки. Кусок плиты звякнул о ржавый памятник и ухнул в сугроб. Сталкер стукнулся лбом в холодный мрамор и задержал дыхание. Его трясло, веко и скула неистово дергались.

– Как же бесишь…

Кроха фыркнула.

– Хватай топор – решай вопрос.

– Просто заткнись. У всего есть предел. Даже у моего терпения.

Она с вызовом посмотрела ему прямо в глаза. Золотые звездочки вспыхнули и погасли, став едва различимыми на льдисто-голубой радужке.

– Ну, давай, бей. – Арина оттянула капюшон и оголила шею. – Ты же легко убьешь кого угодно, если будет выгодно. Но совесть убить не получится. Как ни старайся. Она либо есть, либо давно кончилась. А у тебя хоть и капелька, да осталась. Вот и бесишься. Не хороший, не плохой. Не злодей, не герой. Всё и никто. Быть тобой не пожелаешь и врагу.

– Все сказала?

– А ты все услышал?

– Навострила язычок… – Еж фыркнул. – С другими не такая смелая.

– Смелая? – девушка подняла трясущиеся ладони. – Нет никакой смелости. Просто не могу молча смотреть, как ты превращаешься в Псину.

– Прилипла, блин. Какое тебе вообще до меня дело? – раздраженно бросил бродяга.

– Не знаю, – она пожала плечами. – Я глупая, наивная и приставучая. Верю, что где-то далеко цветут цветы, порхают бабочки, а люди живут без намордников и оружия. Что ужас вокруг не вечен и однажды закончится. Что наши дети обойдутся без масок и автоматов. В смысле, не наши с тобой дети, а… проехали.

Спутница опустила голову и случайно уткнулась в нагрудник. Тут же ойкнула и отпрянула, словно током ужаленная.

– Надо идти.

– Да… Отдохнули и хватит.

Она шагнула вперед, но Егор поймал ее за плечо.

– Это самое…

– Мм?

– Ну, короче… такое дело…

– Все в порядке? Ты как подавился чем-то.

– В общем, извини, что придушил. И ударил об памятник, – сталкер смущенно почесал затылок. – Редко выхожу из себя, а тут вдруг нашло. Уже забыл, каково это. И плиту еще поломал, дурак. Надо будет починить на досуге.

– Проехали. Не убил – и ладно.

Еж улыбнулся.

– Пока гайка с тобой – не волнуйся.

– А если потеряю?

– Дам другую.

– А если и ее потеряю?

– Дам третью. Без маячка, правда, но как знак сгодится. Обычных гаек полно, теряй, сколько влезет. Кстати, ими аномалии удобно проверять. Кидаешь в подозрительное место и…

– Ты не понял, – холодно шепнула Арина. – Гайка – это все, что тебя сдерживает?

Он развел руками.

– Ну да. А что еще?

Девушка хмыкнула и ускорила шаг.

– Ничего. Уточнила на всякий случай.

Купол напоминал громадного сияющего спрута со щупальцами из белого марева. Они облепляли основание, будто мышцы – глазное яблоко, и жирными клубящимися тушами ниспадали на руины богом забытой деревеньки, вблизи походя на древесные корни.

Из-за них проходов к аномалии было всего четыре – по одному на каждую сторону света. Если Спас шел тем же путем, значит, должен быть где-то поблизости. И хотя поле перед Могильником хорошо просматривалось, беглянка не заметила никого вокруг.

– Пап! – эхо едва слышно прокатилось над мерзлой землей. – Пап, это я!

В ответ – тишина. У подножья Купола вообще было очень тихо. Ни ветра, ни скрипа деревьев, ни далеких криков чудовищ. Полусфера будто впитывала все звуки.

Осмотревшись, девушка побежала вдоль дороги. Цепкий взгляд нашел вдали предмет, разительно отличавшийся от разбросанного повсюду мусора. Остовы машин валялись на обочинах, поодаль на боку лежал обгоревший броневик. Тут и там чернели кости и куски стали, но штука у самой границы Погоста явно оказалась там совсем недавно.

Рюкзак отца, а под ним – верная «Сайга» с вырезанным на прикладе именем. Цепочка следов на свежем снегу исчезала за покатой стеной цвета молодой луны. Влад шел не искать и сражаться, как привык. Иначе не бросил бы оружие. Он шел умирать.

– Опоздали, – равнодушно протянул Еж, словно речь шла о бесплатной выпивке в баре. Впрочем, в этом случае он бы наверняка проявил больше эмоций. – Ладно, уходим. Солнце садится.

Спутница погладила холодный брезент и угрюмо шепнула:

– Я иду за отцом.

– Не дури! Там – смерть. Мне жаль Спаса, правда. Отличный был мужик. Но время вспять не повернешь.

Сталкер протянул руку, но Кроха оттолкнула ее.

– Слушай… – Егор вздохнул и как можно мягче продолжил. – Знаю, каково тебе. Но это не повод лезть к черту в пасть.

– Ни хрена ты не знаешь! Только собственная шкура и заботит! – гайка глухо стукнулась о панцирь и покатилась по асфальту. – Спасибо за помощь.

– Арина!

Она молча отвернулась и растворилась в тусклом сиянии.

Тонкую фигуру окутал непроглядный туман. Лишь дорога темной полоской змеилась под ногами. Кроха ничего не слышала, кроме надсадного дыхания. Потеплело, на химзе заблестели капельки влаги. Чтобы не заблудиться в душной мгле, она проверила компас. Стрелка показывала строго на север, хотя хозяйка вторые сутки шла на юг.

Марево светлело, становилось прозрачнее. Уже пройдена была сотня шагов, а страшная аномалия все не спешила умерщвлять незваную гостью. Дымка, наконец, рассеялась, и Арина не поверила глазам. Перед ней не разверзлась радиоактивная бездна, не запрыгали черти с вилами, не возник воспетый «космонавтами» звездолет. Увидь она все это сразу – и то удивилась бы меньше.

Впереди тянулась узкая кромка сочной травы, по которой были щедро разбросаны ромашки. Неподвижное зеленое море накатило на пеструю стену березовой рощи. Тесно растущие деревца курились легкой дымкой – из молодых почек обильно летела пыльца.

Это морок, подумала девушка. Я умираю и схожу с ума. Или уже на том свете.

Она сорвала цветок и растерла в пальцах. Похоже, это очень сильный морок, раз его можно пощупать. А что, если Купол – вовсе не смертельная ловушка, а чудом уцелевший оазис посреди руин? И сталкеры не возвращаются, потому что здесь – рай на Земле?

– Егор!

Напарник должен это увидеть. Только он поймет и поможет. Арина со всех ног рванула обратно, но добраться до спасительной завесы не успела. Воздух дрогнул от гулкого стрекота очередей.