Вечером в столовой сталкеров встретила уже другая повариха – с рыхлым, невыразительным лицом и водянистыми глазами. Она заботливо подкладывала им каши с грибами.

– Что за кашка? – поинтересовался Литвин. – Вкусная.

– Петр Николаевич крупу принес. Что б мы без него делали. – Крот с изумлением глядел, как при этих словах по щеке поварихи скатилась слеза. Она утерлась рукавом и отвернулась к своим котлам.

Крот глядел на Искру, пытаясь понять, волнуется она или нет. Однако если девушка и боялась предстоящего выхода, то никак этого не показывала – может, была чуть сосредоточеннее, чем обычно. Они вернулись в палатку и принялись собираться. Вскоре, как обещал, за ними явился Греков. Подойдя к выходу со станции, они получили сданное на хранение оружие.

– Ну, давайте присядем на дорожку. Вот как раз хороший случай тем, кто верит, помолиться своим заступникам. Можно мысленно, – сказал Литвин и, подавая пример, первым опустился на скамейку, стоявшую возле будочки дежурного по станции.

Губы Айрона слабо зашевелились – наверное, обращался к великой матери всего сущего, Следопыт молчал, всем своим видом выражая недовольство. Литвин о чем-то глубоко задумался. Федор прошептал, как показалось Кроту, женское имя. Но ему интересней было наблюдать за Искрой. Девушка, к его удивлению, прикрыв глаза, тоже тихо что-то бормотала.

– А я думал, ты ни в каких богов не веришь, – сказал Крот, когда она замолчала. – Ты же с Красной Линии, а там, мне говорили, одни атеисты. Ну, кроме Медного, конечно, но о нем отдельный разговор, – я так и не понимаю, во что он верит и верит ли вообще, или так, голову нам морочит своей великой матерью.

– Я в богов и не верю, – то ли в шутку, то ли всерьез отозвалась Искра, – я уж лучше буду верить в Деда Мороза. Он мне пока ничего плохого не сделал.

И у Крота по спине словно холодок пробежал. Что здесь такое творится, на станции? Еще немного – и Дед Мороз начнет казаться им всем вполне реальным созданием. Здесь у него и домик в парке имеется, оказывается – летняя резиденция. Или зимняя, он уже забыл. Что там Айрон говорил про капище? И, в конце концов, чем Дед Мороз хуже Великого червя, которому, по слухам, поклоняются дикие племена, живущие где-то за Киевской? Может, попросить у дедушки удачной дороги?

– Пойдемте уже, – недовольно сказал Греков. «Интересно, – подумал Крот, – а этот верит во что-нибудь? Вряд ли».

Сталкеры облачились в химзу и противогазы. Створки гермоворот распахнулись, а потом вновь закрылись – за ними. Они вышли в зал, где стояли заржавевшие турникеты, которые никто не озаботился убрать, затем – в длинный коридор. Греков уверенно повернул и повел их к выходу, светя фонариком. Под ногами что-то шуршало и хрустело, послышался крысиный писк. Греков вновь повернул, и Крот чуть не споткнулся о ступеньки. Здесь Греков остановился и некоторое время стоял, прислушиваясь. Сверху лился слабый свет луны, и Крот постепенно начал различать какие-то провода над головой. Греков дал знак идти, и они потихоньку, один за другим, принялись подниматься. Крот знал, что Искра где-то сзади, но не оборачивался.

Выйдя из метро, они оказались на перекрестке. Крот порадовался, что все же удалось договориться с Грековым, – сами они растерялись бы и долго искали нужное направление, настолько разительно дороги отличались от упорядоченных линий на карте. На ней ведь не были обозначены попадавшиеся здесь и там груды кирпича, поваленные стволы деревьев, перекрывающий путь троллейбус. С одной стороны за дорогой торчали несколько высоких столбов с раструбами на концах – будто какие-то неведомые грибы на тонких длинных ножках. Некоторые раструбы слабо светились в темноте. С другой стороны возвышалось квадратное здание с покосившимися вывесками. «Видимо, магазин, – подумал Крот, – но раз у метро, значит, брать там давным-давно уже нечего».

По сигналу Грекова они свернули и пошли мимо магазина по улице, обходя заржавленные остовы автомобилей и стараясь не наступать в видневшиеся кое-где широкие полосы слизи – следы присутствия здесь гигантских слизней. Сталкеры знали, что слизь эта – едкая. Наступишь в такую – и можно попрощаться с берцами, а то и с ногами. Когда миновали магазин, справа потянулся ряд киосков, местами разрушенных. Крот посветил фонариком – надпись «Колготки» его не особо заинтересовала, а вот прочитав про разливное пиво, он вздохнул. Довелось ему попробовать когда-то этот напиток – ему, тогда еще совсем пацану, перепало чуть-чуть, на донышке, но вкус показался божественным и запомнился надолго.

Справа между домами-пятиэтажками уходили вдаль какие-то подозрительные дворы. Путь им преградили кусты – все бы ничего, но голые черные ветви их подозрительно шевелились. «Горгоны, – буркнул Греков, – опять место поменяли, паразиты». Путники обошли скопище мутантов по широкой дуге. На балконе одного дома Кроту почудился чей-то силуэт. Дома здесь сохранились на удивление, казалось, люди просто спят, а утром, как ни в чем не бывало, проснутся и пойдут на работу. Крот с трудом отогнал наваждение.

Справа, со стороны рынка, ветер гнал какой-то мусор, похожий на большие клубки. Крот вдруг увидел, что у ближайшего клубка есть ноги – длинные, тонкие, черные. Тут же раздался предостерегающий возглас Грекова. Проводник подобрал обломок кирпича, швырнул в ближайшую тварь – брызнуло черным, паук рухнул и засучил в воздухе ногами, потом сложил их в агонии, словно хотел обхватить самого себя. Остальные замедлили бег, а потом развернулись и помчались в другую сторону, передумав нападать на явно более сильную добычу.

Сталкеры пересекли широкую улицу Юных ленинцев, где особенно плотно теснились остовы машин, между которыми не спеша ползали гигантские слизни, перешли улицу, стараясь не наступать в слизь. Слева возвышалось здание, на фасаде которого сталкеры различили надпись: «Кинотеатр “Высота”». Это был обычный каменный куб с выступающим вперед застекленным нижним этажом. Крот обратил внимание на афишу – из ее обрывков следовало, что накануне Катастрофы здесь шел фильм про монстров. Сбоку валялись остатки поваленных палаток, тряпки, полусгнившие ящики, перевернутые пластиковые столики – видимо, здесь тоже был рынок.

Сталкеры пересекли лужайку – дальше уже начинался лес, уходили ввысь стволы деревьев. Они остановились на небольшой площадке перед странным памятником – птица с длинным кудрявым хвостом, сделанная из металла, сидела на краю круглой каменной чаши. Здесь Греков, как и было уговорено, с ними попрощался. Крот огляделся – рядом стояла пара покосившихся ларьков, а прямо перед ними лежал парк, превратившийся в чащобу за пару десятков лет. Кажется, Крот был здесь когда-то, еще до Катастрофы, но толком уже ничего не помнил. А там, далеко впереди, где-то за Выхино, лежал в развалинах его родной район.

Кроту до ужаса захотелось вдруг увидеть, во что превратился теперь их двор, куда подевались неизменные кошки, вечно караулившие у подъезда с загадочным видом либо спавшие на нагретых капотах машин, и уцелел ли их балкон на четвертом этаже. Хотя что там балкон – за это время и дом, небось, развалился, он еще до Катастрофы трещинами пошел. А вдруг все-таки уцелел – да только что там делать теперь? Там теперь если кто и живет, то не люди. И если б даже удалось каким-то образом добраться до дома, вряд ли Крот решился бы зайти в квартиру. Его не столько мутанты пугали, сколько то, что он мог там увидеть, – навсегда потерял бы сон. А так, пока не знаешь, можно надеяться на чудо – что родные выжили, укрылись где-нибудь. Хотя оттуда до ближайшего метро минут сорок пешком – но была же там огороженная воинская часть поблизости, все-таки, могли бы пустить к себе в убежище. Прикинув возможную вместимость этого самого убежища и количество желающих спастись, Крот безнадежно покачал головой. Под ногой идущего впереди Айрона хрустнула ветка, и Крот вновь вернулся к действительности.

«Странное место», – подумал он. Город с его бетонными коробками домов остался позади, перед ними расстилались зеленые джунгли, причудливые растения, похожие на вьюнок с гигантскими листьями, обвивали стволы, крупные розовые цветы свисали с их плетей. Крот смутно вспомнил – что-то ему рассказывали про ядовитый плющ. Он постарался держаться подальше от этих цветов.

Еле заметная прогалина между деревьями, которая когда-то была заасфальтированной аллеей, до сих пор не совсем заросла – лишь кое-где перегораживали ее упавшие стволы деревьев. Сталкеры спугнули стадо небольших животных, которые с треском кинулись сквозь кусты. «Дикие козы. А может, олени», – подумал Крот.

Аллея вывела их на широкую проплешину, слева в зарослях виднелись какие-то конструкции, заросшие тем же вьюнком. Сталкеры остановились. Крот подошел поближе к непонятным сооружениям, присмотрелся – детская горка, еще какие-то лесенки. Уловил краем глаза движение рядом, напрягся, но тут же понял – качели! Сиденье бесшумно покачивалось, словно кто-то пару секунд назад спрыгнул, оттолкнувшись. Крот вздрогнул, ему послышался звук, совершенно невероятный здесь, – тихий детский смех. Он тряхнул головой, стараясь отогнать наваждение, и поспешил к остальным, краем глаза замечая еще какие-то пестрые домики, паровозики, карусели. Здесь была территория детства. Под ногами чуть пружинило, сохранились остатки мягкого синтетического покрытия площадки. Сбоку метнулось что-то небольшое. Крот вскинул было автомат, но Айрон дал ему знак не стрелять.

– Это собака, – скорее угадал, чем услышал Крот, настолько невнятно звучал из-под противогаза голос Медного.

И впрямь, небольшая черная шавка бегала кругами – то приближалась, то вновь куда-то пропадала, и, что странно, молча, без единого звука.

Дошли до края поляны и оказались у ворот, окруженных со всех сторон чащей. На столбах, глядя друг на друга, сидели драконы, до того натуральные с виду, что Следопыт в первый момент схватился за автомат. Даже раздвоенные языки свисали из пастей, а крылья топорщились так, словно драконы вот-вот собирались взлететь или наброситься друг на друга. «Драконьи ворота», – сообразил Крот. Кованые створки были распахнуты, но дорогу грозно преграждал красно-белый шлагбаум. Здесь помедлили – словно никто не решался сделать первый шаг, словно эти ворота означали границу между привычным миром и неизведанным, после которой возврата назад не будет. Крот, оглядевшись, не обнаружил забора – то ли был повален, то ли его в принципе не было. Тем не менее, никому из сталкеров и в голову не пришло, что можно не ломиться через шлагбаум, а просто обойти все это сооружение лесом. «И чего нам так сдались эти ворота?» – подумал Крот. Словно непременно нужно было идти именно по дорожкам, проложенным когда-то людьми, словно шаг вправо или влево карался расстрелом.

Потом, вспоминая и анализируя поход, Крот пришел к выводу – странности начались уже тогда, когда за ними увязалась загадочная черная шавка, когда они медлили, не решаясь ступить на чужую и – Крот готов был в этом поклясться – враждебную территорию.

Айрон первым двинулся вперед. Ничего не случилось – лишь раздался где-то слева в чаще крик ночной птицы. Ей ответила другая, справа, – и так они время от времени и продолжали переговариваться, пока люди шли по дороге, на удивление утоптанной. «Видимо, тут нередко ходят дикие козы, они и утрамбовали путь», – сообразил Крот. В кустах неподалеку раздалось недовольное бормотанье, словно там бродил ворчливый старик и громко высказывал свое возмущение. Айрон дал знак остановиться, и некоторое время все, замерев, ждали. Бормотание постепенно удалялось, то и дело трещали кусты, видно, продиравшаяся сквозь них туша была достаточно массивной.

Подождав еще немного, люди осторожно двинулись дальше по тропинке, спотыкаясь обо что-то. Крот поддел ногой металлическую трубу, остатки истлевшей ткани – похоже, когда-то здесь было летнее кафе. Тропа неожиданно быстро вывела их к просвету между деревьями. Впереди расстилалась темная гладь воды, над ней курился белый туман. Судя по всему, это и был Шибаевский пруд, где нашел последний приют несчастный Мишанька.

Некоторое время сталкеры стояли неподвижно, потрясенные увиденным. Кроту показалось, что они попали в сказку, и если бы сейчас из воды вынырнула русалка, он бы ничуть не удивился. Во влажной почве виднелись отпечатки небольших копыт, горошины помета. «Козье болото, – подумал он, – и сами козы, наверное, неподалеку».

Айрон напрягся, ему что-то почудилось – словно бы кто-то смотрит из кустов. «Наверное, зверушка какая-нибудь», – пытался он успокоить себя. Ему, вроде, не доводилось здесь бывать до Катастрофы, но он представлял себе, как могла выглядеть тогда усадьба, – что-то по возможности отреставрировали, какие-то полуразрушенные постройки просто огородили, и они так и остались на долгие годы. По дорогам в выходные бродили толпы нарядно одетых туристов, везде стояли палатки с шаурмой и попкорном, продавались аляповатые сувениры – все эти медведи, матрешки, лапти. Посетители и в пруду купались небось, хотя на берегу сохранился еще колышек с табличкой, гласящей, что купание строго запрещено. И на лошадях здесь непременно катались, ну а зимой – пожалте в гости к Деду Морозу. А древние духи усадьбы неодобрительно смотрели на всю эту суету. Они никуда не ушли – они ждали своего часа. И вот теперь дождались. Совсем иное дело – эти пруды в неверном свете месяца, когда дубы шелестят, словно переговариваясь, а из поганых болот встают чьи-то тени. Айрон был уверен, что здешние духи – совсем не добрые. Древние духи любят кровь. Кто знает, что они потребуют за проход по своей территории с нагло потревоживших их покой чужаков?

Искру терзал страх. Когда они со Следопытом несколько раз выходили наверх, искали добычу в полуразрушенных домах, опустевших квартирах, ей не было так жутко. Конечно, в любой квартире мог поджидать сюрприз, однажды они наткнулись на гнездо арахны и еле ноги унесли, а в другой раз их до самого входа в метро гнала вичуха – описывала над ними круги, пыталась спикировать.

Однако все эти опасности были понятными – здесь же, в лесу, возле этого огромного водоема, у нее было ощущение незащищенности. В городе есть стены, за которыми можно спрятаться, а здесь ты открыт и беззащитен. И неизвестно, откуда может прийти смерть – из лесу, с воздуха, из воды. Но ей надо быть храброй, иначе ничего не получится. А если сталкера из нее не выйдет, то лучше бы ей умереть – тогда все равно ничего хорошего ее не ждет. Перед походом ей столько всего интересного рассказывали про Кузьминки, эта станция казалась ей желанным приютом после боли и унижения на Красной Линии. А на деле вышло – ничего здесь нет хорошего, скучные люди, в основном, старики да младенцы. Единственная девушка ее лет, Лариса, показалась Искре несносной задавакой. Нет, здесь ей делать нечего.

Да вот только и умирать ей еще рано – остались у нее кое-какие незаконченные дела. И Искра пробормотала про себя несколько имен, которые ей нельзя было забывать.

В кустах переговаривались ночные птицы, в лесу снова раздался треск. Сталкеры опомнились и потихоньку двинулись вперед. Под ногами захлюпала вода. Здесь рос кустарник, и Крот срезал себе и остальным палки, чтобы нащупывать путь, и велел идти след в след. Сделав несколько шагов, он услышал крик сзади. Искра оступилась и ухнула по пояс в яму с водой. Федор потянулся вытаскивать ее и сам нырнул. Теперь они беспомощно барахтались в воде. Ни тот, ни другая раньше не сталкивались ни с чем подобным и не знали, что лучше не дергаться, иначе быстрее затянет. Крот чертыхнулся, быстро срубил несколько веток, сделал подобие настила, лег и протянул руку барахтавшейся в яме девчонке. Та уцепилась за нее, и Крот принялся тянуть – наконец яма с чавкающим звуком отпустила одну жертву, и настала очередь Федора. Тот вел себя спокойнее, и вытащить его удалось почти без проблем. Тем не менее, случившееся Крот счел дурным знаком – и мог бы поклясться, что Айрон тоже.

Сталкеры пошли по заросшей тропе, огибавшей водоем справа. Крот с любопытством разглядывал все, что попадалось на пути. Полусгнившая коляска, скелет лошади и человеческие кости, валявшиеся вперемешку. Обломки киоска, а рядом, под чудом уцелевшим навесом, – трехколесный велосипед, не детский, а большой, на удивление хорошо сохранившийся. Крот наклонился, потрогал раму, крутанул педаль – велосипед ничуть не заржавел, словно его регулярно смазывали. Словно на нем катались не далее, как вчера или сегодня. Крот нахмурился – ему это не понравилось.

Поодаль, у самой воды, он заметил большой плоский камень. Вдруг тот начал издавать какое-то клокотание. Крот пригляделся – у камня обнаружились глаза и лапки. Это была огромная лягушка, таких он в прежней жизни не видал даже в зоопарке. Интересно, если лягушка таких размеров, то какие же тут должны быть мухи? С голубей величиной, не иначе. Этой певунье откликнулась другая, и вот уже целый хор гремел над прудом.

Чуть поодаль что-то белело, и Крот отошел посмотреть. Пенек, а рядом – чурбаки. Ничего удивительного, в принципе. Кроме одного – чурбаки выглядели так, словно дерево пилили вчера или позавчера, ну, от силы, неделю назад. «Очень интересно», – пробормотал Крот. Взял в руки небольшой чурбак – тот удобно лег в ладонь, пальцы сомкнулись вокруг. Крот повертел его, и вдруг в глаза бросилось, как удобно стоит Следопыт – как раз затылком к нему. У Крота потемнело в глазах, внутренний голос словно бы подталкивал пустить чурбак в дело. Крот отшвырнул проклятое полено, словно ядовитую змею, и дьявольское наваждение рассеялось. Он весь дрожал и косился на треклятый чурбак – а тот лежал в траве с таким невинным видом, словно бы и не искушал его проломить голову напарнику минуту назад. «Тьфу, – в сердцах сплюнул Крот, – вот так и начнешь верить в нечистую силу и заколдованное место!»

– Чего-то мне там не нравится, – сказал Литвин, вглядываясь вперед, в чащу.

Крот присмотрелся, прислушался. Лес безмолвствовал, но было ощущение, что оттуда, из-за деревьев, за ними наблюдают.

– Давайте лучше с другой стороны эту лужу обойдем, – поддержал неожиданно Следопыт. Видно, ему тоже было не по себе. Крот решил не игнорировать дурные предчувствия, и отряд отправился в обход.

Поблизости вновь послышался шорох. Черная шавка подбежала к краю воды и принялась шумно лакать. В воде сильно плеснуло. Кроту вспомнилось правило – не подходить близко к воде. Усталый голос в его голове напоминал о качелях, которые никто не раскачивал, о пустых качелях, которые летели сами по себе куда-то далеко-далеко. Тут он увидел огромное дерево у самой воды. Было оно такое приметное, так зловеще шелестели листья, так растопырились могучие корявые ветви, что Крот тут же мысленно обозвал его «ведьминым дубом», хотя в ботанике был не силен, и, возможно, на самом деле это был никакой и не дуб, а вяз, скажем, или ясень. И еще на секунду померещилось ему, что из темной кроны дерева кто-то следит за ними.

«Русалка на ветвях сидит», – вспомнилось ему, но он тут же одернул себя. Наверняка там притаилась какая-нибудь птица или зверюшка. Тем не менее, он вздохнул с облегчением, когда дерево осталось позади.

На берегу – прямо по ходу их движения – заквакала лягушка, ей откликнулась другая.

– Что-то мне не хочется туда лезть, – проворчал Крот. – К этим милым тварям в гости.

Слева была чаща. Туда тоже углубляться не хотелось, и все же они пошли по тропе, уходившей в лес, – а та забирала все левее и левее, и сталкеры даже не заметили, в какой момент все вокруг изменилось.

Из черной воды островками поднимались деревья, их кроны смыкались где-то высоко над головой. Сюда почти не доставал свет луны, здесь царила зловещая тьма. Передвигаться приходилось, перепрыгивая с одного островка на другой. Литвин, оступившись, едва удержался, его фонарик выхватил из тьмы соседний островок – и в тот же миг оттуда с шумом плюхнулась в воду какая-то скользкая туша, поднимая брызги. Луч скользнул по поверхности воды – она была неспокойна, волновалась, словно закипающий суп. Крот вдруг с содроганием заметил, что источник этого движения – толстые черные черви, сновавшие в воде туда-сюда. В голове всплыло воспоминание о пиявках со станции Удельная, о которых рассказывал Сафроненко. Крот вздрогнул – если здесь и впрямь живут кровососы, надо быстрей уходить. Луч выхватил какую-то белую массу у корней – и вдруг она резко вздрогнула. То была гигантская белая слепая личинка – она, казалось, спала, иногда резко подергиваясь во сне. Чуть поодаль лежала коричневая куколка, с виду неподвижная, но Кроту казалось, что под ее оболочкой тоже происходит шевеление. Он старался не задевать ее, но нечаянно споткнулся и рухнул прямо на эту гадость. Под его руками оболочка провалилась, и оттуда вывалился клубок мелких белых червяков, посыпалась какая-то труха. Куколка давно была мертва, выедена изнутри. Мертвый лес. Крот с содроганием отряхнул руки от приставшей к ним дряни. Поодаль еще что-то белело – человеческий череп. Видно, и раньше кто-то сюда забредал. Неудивительно, что это место пользуется такой дурной славой.

Крот озирался в поисках выхода, но не находил его. Было ощущение, что на многие километры вокруг одно и то же – черная вода, кишащая толстыми червями, и кое-где островки с растущими на них деревьями. Вода подмывала их корни, все ветви снизу выглядели больными, но толстые стволы еще держались. Кроту казалось, что он чувствует поднимающийся от воды запах гнили. Сзади раздался громкий плеск, Крот мигом обернулся. Оказалось, это Медный оступился и плюхнулся в черную жижу. Возле него тут же оказались Федор и Литвин, вытянули обратно. Вокруг его ноги успел обвиться черный червь толщиной в руку взрослого человека, и Литвин отодрал его, схватив за голову, и швырнул обратно в воду. На него тут же накинулись собратья.

Крот услышал крик ночной птицы и подумал, что надо идти на этот звук, – наверное, это уже за пределами мертвого леса, в котором, казалось, обитали только болотные гады. Он перепрыгивал с кочки на кочку, за ним следом двигались остальные, но вокруг были только все те же облизанные водой толстые стволы, а крик все время доносился откуда-то спереди. Словно их нарочно заманивали вглубь.

– Что делать? – спросил Крот. Литвин оглядел ближайший ствол.

– Я слышал, что мох на деревьях должен расти с северной стороны, – с сомнением сказал он.

Ствол был покрыт не мхом, а грибообразными наростами, которые равномерно распределялись по нему. Видимо, в новом мире прежние ориентиры утратили смысл.

Где-то там, снаружи, луна зашла за тучи – вокруг стало так темно, что они с трудом различали друг друга. А фонарики лишний раз зажигать было страшно – вдруг свет привлечет каких-нибудь нежелательных гостей.

И вдруг они услышали отдаленные рулады лягушек.

– Это там, возле пруда. Туда и надо идти, – крикнул Айрон.

Спотыкаясь, оскальзываясь, перескакивая с одного островка на другой, цепляясь за стволы деревьев, они припустили туда, откуда доносился лягушачий хор. Постепенно промежутки между деревьями становились все меньше, сами деревья – ниже, а стоячая вода под ногами сменилась мягким, точно ковер, мхом, хотя почва все еще ощутимо чавкала при каждом шаге. Наконец, грязные, измазанные, потные, они выбрались на берег пруда и рухнули наземь. Крот огляделся – вроде все здесь.

– Спасибо, – с чувством сказал Крот Медному. – Я б не догадался лягушек слушать.

– Мой папа был лесник, – скромно объяснил сталкер, – видимо, какое-то чутье мне по наследству передалось.

Они пошли дальше, но вскоре дорога раздвоилась – одна тропинка уходила вперед, в чащу, постепенно сходя на нет, теряясь в высокой траве, другая, более заметная, вела к земляной насыпи, сквозь которую из одного пруда вода весело бежала в другой. Сталкерам ничего не оставалось, как перейти по этой насыпи на ту сторону. Дорожка нырнула в небольшой овраг, потом стала подниматься в гору. Вскоре в кустах начали попадаться развалины – знак того, что путники приближаются к месту, где находилась усадьба. Сталкеры набрели на загаженные остатки то ли разрушенного, то ли недостроенного небольшого павильона. Потом им попался кирпичный фундамент, заросший мхом. А потом они подошли к железной изгороди. Сквозь ее прутья Крот увидел причудливые узорчатые башенки, ажурные кованые решетки, ограждавшие переходы между ними. Он указал Литвину на изящный, словно игрушечный, домик.

– Это птичник, – невнятно буркнул тот.

– Птичник? – удивился Крот. – Я б тут сам пожить не отказался.

Черная шавка протиснулась сквозь прутья и, подбежав к крыльцу, принялась деловито копать землю передними лапами с таким видом, словно больше ничего на свете ее не интересует. Но едва они двинулись дальше, как она оставила свое занятие и побежала за ними. Уходя, Крот еще раз оглянулся на домик – и ему показалось, что за оградой движется что-то покрупнее собаки. Он задержался посмотреть, но все было тихо. «Померещилось», – решил он.

Пройдя несколько шагов, Крот наткнулся на вполне современного вида сортир, построенный, видимо, незадолго до Катастрофы и выглядевший тут сейчас абсолютно неуместным. По другую сторону дороги белело невысокое строение с какими-то затейливыми украшениями над окошками, крыша его была увенчана круглой полусферой. Крот посветил – надпись над дверью гласила: «ванный домик». Он не сразу понял, что это значит, а потом ему почудилось, что он пропустил первую строку и на самом деле надпись гласит: «Заколдованный домик».

Кроту все чаще казалось, что они и впрямь попали в волшебный лес, и даже черная шавка – это не просто собака. Он понял, что думает не о том, что сейчас нужно быть внимательным, как никогда, – от этого зависит жизнь его и спутников. Усилием воли он стряхнул с себя сонную одурь. Потом он думал, что это был второй тревожный звоночек, которому он не придал тогда значения.

Еще несколько шагов – и они выбрались на открытое место. Перед ними лежал большой пруд, на правом берегу виднелось здание, похожее на дворец, возле которого маячили неподвижные фигуры. Крот вовсе не испугался – сразу понял, что это памятники, только не разобрал, кого они изображали.

– Конюшня, – пояснил Литвин. Тогда Крот вгляделся и различил человека возле лошади. «Час от часу не легче, – подумал он. – Если это – для лошадей, то какой же дом тогда отгрохали для самого хозяина?»

Вдали что-то виднелось на воде – вроде небольшой плавучий домик.

Высокая трава вдруг заколыхалась, и, приглядевшись, Крот понял, что под ее прикрытием перепархивают с места на место дикие куры, издавая странные звуки, что-то среднее между квохтаньем и воркованьем. Внезапно стая толстых птиц, которых сталкеры, видимо, спугнули, с шумом сорвалась с поверхности воды и умчалась куда-то вдаль. «Утки, – сообразил Крот. – Это еще ладно. Не нарваться бы на индюков. А какие раскормленные здесь утки – подстрелить бы парочку. Но лучше не выдавать себя стрельбой – перед выходом Айрон всех предупредил, чтоб огнестрельное оружие в ход пускали только в крайнем случае».

Из лесу доносился сердитый клекот – похоже, приближался индюк. Вроде Греков говорил, что они опасны, если их испугать. Плавучий домик, болтавшийся в воде у дальнего берега пруда, вдруг тихонько поплыл в их сторону, то ли сам по себе, то ли увлекаемый течением. Крот почему-то содрогнулся. Наверное, тогда уже он почувствовал странное беспокойство, только не отдавал себе отчета в этом. Про плавучий домик Греков ничего не рассказывал.

В пруду сильно плеснуло. Домик поплыл быстрее, словно кто-то, забавляясь, подталкивал его сзади. «А вдруг там кто-то есть?» – подумал Крот. Он уговаривал себя, что это полная чушь, что некому там быть, и все же траектория движения этого сооружения была какой-то неестественной. Рядом вскрикнула Искра, схватила его за руку. Крот вздрогнул, оглянулся. Белый кирпичный домик в два этажа, девушка с ужасом смотрит вверх, туда, где в окне второго – даже Крот краем глаза успел заметить – мелькнуло и тут же пропало что-то светлое. Занавеска? Или нет?

– Не ори. Нам туда, – Следопыт махнул рукой в сторону конюшни.

– Вовсе нет, главное здание – там, – сказал Айрон, указывая на противоположный берег.

Мнения разделились – Литвин был на стороне Айрона, Крот, помедлив, решил, что, скорее всего, прав Следопыт, – там, где конюшня, должен быть, наверное, и главный дом. Федор и Искра в обсуждениях не участвовали. С этого момента все окончательно пошло наперекосяк. Следопыт двинулся к конюшне, Искра, чуть помедлив, – за ним. Крот хотел было идти с ними, но его схватил за руку Айрон. И Крот, против воли, побрел следом за Медным, то и дело оглядываясь в ту сторону, куда удалялись Следопыт с девушкой и Федор. Честно говоря, Кроту хотелось поскорее убраться от воды, его беспокоил треклятый домик, который был уже на середине пруда и медленно, но верно продолжал приближаться. Уже можно было разглядеть, что на палубе навалено какое-то сено.

Сталкеры пошли, огибая пруд слева, по утоптанной дорожке, где-то внизу журчала вода, переливаясь через замшелую доску, стекала в трубу небольшим ручейком и уходила в пруд. По сторонам валялись обломки палаток, кое-какие даже уцелели – Крот обратил внимание на светлую будочку странной овальной формы, напоминавшую пупырчатый огурец. Ему вдруг показалось, что она шатается, но сталкер решил, что это обман зрения.

В лесу раздался тоскливый вой. Сталкеры, не сговариваясь, остановились. Здесь дорога раздваивалась – одна тропа шла направо, вдоль самого берега, а другая, более широкая, взбиралась на холм. Что там, наверху, видно не было – все заслоняли разросшиеся кусты. «Направо пойдешь – коня потеряешь», – вспомнилось некстати Кроту. Однако ему-то терять было нечего. Он зачем-то силился вспомнить, что сулилось идущему налево, но так и не смог.

«Какой же бред в голову лезет», – подумал Крот и шагнул на проторенную тропу, уходящую левее – или прямо, это как посмотреть. Он заметил, что Литвин шагнул следом, а Айрон свернул на тропу вдоль пруда. Ему пришло в голову, что если бы теперь какой-нибудь враг вздумал погубить отряд, то легко перебил бы всех по одному. «Ведь не хотели же разделяться, – думал он, – черт нас водит. Плохо все это». Но, несмотря на такие мысли, шел себе вперед – пока не заметил что-то странное. На дороге лежали жерди, толстые ветки, и что-то Кроту активно в этом не нравилось. Тут сзади раздался жуткий вопль. Они кинулись обратно. Литвин зачем-то выстрелил наугад, хотя смысла в этом не было никакого. На секунду все затихло, потом на разные голоса откликнулось местное зверье. «Ну вот, весь парк переполошили», – с досадой подумал Крот.

Айрон шел по тропе вдоль воды. Слева вздымались обрывистые склоны, справа темнела гладь пруда. Покачивался на воде плавучий домик. Айрону даже казалось, что на корме он различает какую-то фигуру, но его больше волновало то, что творится слева, – там у подножия холма было выложенное камнем углубление, небольшой грот, когда-то, видимо, огороженный решеткой. Теперь вырванная решетка валялась рядом, и когда сталкер чуть не споткнулся об нее, из ниши раздалось предупреждающее грозное ворчание. Айрон ускорил шаги. Из лесу вновь раздался вой. Не стоило бы ночью ходить по болотам, когда силы зла властвуют безраздельно. Сталкер даже посмотрел под ноги – нет ли там следов огромной собаки? Однако на утоптанной дороге ничего различить было нельзя. «А почему, собственно, она такая утоптанная? – подумал Медный. – Ведь ею уже лет двадцать никто не пользовался». Но мысль эта почему-то не задержалась в голове – не до того было.

Он поднялся на пригорок – теперь слева совсем близко темнел лес, а справа он заметил какое-то каменное сооружение. Подойдя ближе, увидел, что это круглая площадка, огражденная каменными перилами, на столбах лежали каменные львы, он насчитал троих. «Львиная пристань, – сообразил он. – Теперь, по крайней мере, ясно, где мы находимся. Институт должен быть на холме левее, но отсюда туда можно пройти только через лес». При этой мысли ему стало не по себе. Но он постарался отогнать страх. Шагнул к темной массе деревьев, посветил фонариком – и обомлел. Из листвы ближайшего дерева на него глядела ведьма.

Она была молода и, наверное, даже красива – до тех пор, пока ее лицо не испортил уродливый рубец, идущий наискосок через весь лоб. Нижняя часть лица была чем-то замотана, темные волосы падали на плечи. Глаза были полуприкрыты, лицо словно мертвое – но Айрон готов был поклясться, что она следит за ним из-под полуопущенных век. И все же на секунду он засомневался в том, что она – живая, что она вообще реальна. И тут из листвы появилась кисть руки – ведьма совсем обыденным жестом заслонила глаза от света. Вот тут Айрон и издал тот вопль, который услышали его товарищи. И, обернувшись, кинулся бежать. Ему даже в голову не пришло пустить в ход оружие. Казалось, что ведьма несется за ним и вот-вот вскочит ему на плечи. Споткнувшись обо что-то и больно ударившись ногой, Медный рухнул. Тут же, приподнявшись, огляделся – он находился на круглой каменной площадке Львиной пристани. «Круг, – мелькнуло у него в голове, – обережный круг, круг защиты. Надо запечатать выход». И не верящий ни в Бога, ни в черта отчаянный сталкер с Красной Линии принялся крестить вход, а потом с трудом припомнил простенькую молитву – то ли Спасителю, то ли великой матери всего сущего. Как говорил один знакомый его священник, «там, где веры нет, произрастают суеверия». И Айрон в глубине души вполне допускал, что существуют некие духи… в общем, что есть многое, что трудно объяснить с рациональной точки зрения.

Тут он услышал выстрел с той стороны, куда ушли Крот и Литвин. Сталкер почувствовал облегчение – напарники здесь, рядом. И набрался храбрости вновь оглянуться на то самое дерево – ведьмы там уже не было. «Может, померещилось?» – с надеждой подумал Айрон. Хотел выстрелить в ответ, но передумал: «Мы так всех здешних духов переполошим».

Надо было возвращаться к своим, но Медный не решался выйти из огороженного пространства – словно бы, сделай он шаг за пределы круга, все демоны парка тут же накинутся на него. Глянув вниз, где пруд переходил в канал, соединявший его, видимо, со следующим водоемом, сталкер увидел медленно подплывавший к пристани плавучий домик. Айрон удивился причудам течения, пригнавшего посудину сюда, словно бы его специально приглашали покататься.

Он бы ни за что не решился вверить себя такому ненадежному транспортному средству, к тому же неизвестно, что у них тут водится в этом пруду. Все же он с любопытством глядел на суденышко, гадая, что это было прежде – плавучее кафе или что-то другое. Вдруг он заметил, что на палубе лежат увядшие цветы. Откуда они взялись здесь? Айрон перевел взгляд на каюту-надстройку. Сквозь открытое окно попытался увидеть, что там, внутри. Луна шутила с ним шутки, ему вдруг показалось, что там, среди цветов, неподвижно лежит девушка. Он сперва решил, что померещилось, но там впрямь было что-то, похожее на платье. Сталкер, держась одной рукой за ограждение, нагнулся, чтоб разглядеть получше, и вдруг камень скатился у него из-под ноги в пруд. Вода внизу так и забурлила, плавучий домик заплясал на волнах и стал удаляться. Медный лишь мельком увидел чей-то мокрый черный бок в воде – словно какое-то существо подталкивало суденышко, забавляясь.

Еще некоторое время он не решался покинуть ставшую ему убежищем каменную площадку, потом все же выбрался и быстро пошел обратно к товарищам, то и дело оглядываясь назад. Вроде бы за ним никто не гнался, но успокоился Медный только тогда, когда увидел две знакомые фигуры, идущие ему навстречу.

– Что там такое? – спросил Литвин.

– Не знаю, – честно ответил Айрон. – Там кто-то был на дереве, я не успел разглядеть.

Ну, не говорить же, в самом деле, было про ведьму.

– Кто-то или что-то? – уточнил Литвин.

– Не знаю, – повторил Айрон. – Где остальные? Пора возвращаться.

Сталкеры озадаченно молчали.

– Мы что, уходим? – спросил, наконец, Крот. – Мы же только пришли.

– С меня пока хватит, – отозвался Айрон. – Дождемся всех и уходим.

Что-то неуловимо подкрадывалось из тумана, помрачало рассудок, нашептывало странные вещи. Кажется, духи, живущие здесь, исподволь пытались подобраться к незваным гостям. Лучше было немедленно уйти – но как он объяснит это остальным?

Из тумана выступили три фигуры – Следопыт, Федор и Искра. Крот вздохнул с облегчением.

– Мы не в ту сторону пошли, – произнес подошедший Следопыт. – Ты был прав, надо пруд обойти слева.

– Я знаю, вы меня не станете слушать, но лучше нам в метро сейчас вернуться, – раздался из-под маски голос Федора.

Искра молчала. Девчонка вообще держалась молодцом, не отставала от Следопыта, но с того момента, как вскрикнула от страха на берегу пруда, не издала ни звука.

Вот тут их и накрыло. Медный первым почувствовал это, когда все остальные еще ничего не поняли. Он глухо сказал, глядя на воду и статуи: «Пошли быстрее назад, надо спешить, чую – наступает какая-то лажа». И, не дождавшись ответа, развернулся и зашагал, не оглядываясь, обратно в ту сторону, откуда пришли. Все некоторое время озадаченно глядели ему вслед. Потом Литвин вдруг опустился на ближайший пенек.

– Ты чего? – спросил Крот.

– Что толку спешить – зима близко, – непонятно пробормотал тот. – Вы идите, если хотите, а я тут посижу. Подожду Деда Мороза.

У Крота мелькнула мысль, что надо бы его встряхнуть, заставить идти, но тут же накатилось странное оцепенение. В самом деле, не все ли равно? Куда спешить, зачем? Тут так интересно. Надо остаться здесь – и скоро они все узнают, так нашептывал ему внутренний голос.

Следопыт, тем временем, действительно собрался идти вверх по тропе – туда, где посреди дороги лежали жерди и лапник. Девушка плелась за ним. Крот чувствовал, что туда нельзя. Почему – он пока не знал, но внутренний голос настойчиво предупреждал его об опасности. Сделав над собой усилие, Крот догнал Искру, взял за руку и потащил за собой обратно. Следопыт оглянулся.

– Сам иди, куда хочешь, а она со мной пойдет, – сказал ему Крот.

Следопыт поднял руку, словно собираясь его ударить, но вместо этого начал тереть лоб под маской, словно у него болела голова.

– Пошли, – убеждал его Крот. И тот вдруг послушался и странной, неверной походкой поплелся следом за ним. Крот снова миновал пенек, где решил отдохнуть Литвин, но теперь пенек был пуст, Литвина не было. «Дождался Деда Мороза, – равнодушно подумал Крот. – Ночью по лесу идет Дед Мороз и собирает грешные души. И ведет к себе в избушку. Избушка, избушка, поворотись ко мне передом. Здравствуй, дедушка Мороз, борода из ваты. Ты подарки нам принес?» Ему стало казаться, что на землю падают крупные белые хлопья. Сзади раздался треск. Дедушка обходит свои владения.

Крот потом не мог вспомнить, хоть убей, как же ему все-таки удалось оказаться на берегу пруда – того, первого, который они проходили. Вдруг раздался негромкий перестук копыт, и он замер, облившись холодным потом. Он почему-то был уверен, что сейчас из зарослей появится скелет лошади, таща за собой остов коляски с давно мертвыми пассажирами. Он бы убежал, но внутренний голос подсказывал, что бесполезно и некуда, – от того, что сейчас приближается, не убежишь. Стук раздавался все ближе, ближе, и сердце Крота колотилось уже где-то в горле. «Одичалая лошадь», – подумал он, но почему-то знал, что это не просто лошадь. От воды поднимался белый туман. Что-то ему все это напоминало. «Сейчас из тумана покажется всадник… без головы», – подумал он, вспомнив старое кино, и содрогнулся.

Совсем рядом из чащи на открытое место выехал всадник на лошадке. Крот стоял, затаив дыхание. Лошадь была настоящая, только очень маленькая, и всадник маленький – сидит, глядя куда-то в другую сторону. Голова у него была – и на том спасибо. Вдруг он повернул голову – и Крот чуть не заорал от ужаса. Он увидел лицо – белое, с черными провалами глазниц и оскаленными зубами, ухмыляющееся, но неподвижное – словно оживший череп, словно маска самой смерти. Жуткий всадник, казалось, глядел прямо на него. Крот остолбенел – может, это его и спасло. Вдруг сзади раздался выстрел, конек взвился на дыбы и умчался вместе с седоком обратно в лес.

Крот, уже на грани обморока, увидел в воде какой-то странный предмет – яркий, из прежней жизни, казавшийся неуместным здесь и сейчас. Детский мячик в воде? Опять послышался этот странный звук – словно тихий детский смешок.

– Наша Таня громко плачет, – задумчиво сказал Крот, уже потерявший способность удивляться, и некоторое время соображал, что же довело бедную Таню до слез и почему ему это припомнились именно сейчас. Ах, да, в речке мячик. Тише, Танечка, не плачь, а то придут злые индюки. А за ними – дедушка Мороз, он подарит тебе подарок. А потом догонит и еще подарит… что-нибудь. Мертвую лошадь, чтоб кататься в парке по ночам. И тут его сморил сон.

Из воды торчал гигантский плавник, облепленный ряской, но его на такие штуки уже нельзя было купить. Колька объяснил ему, что это нарочно, это такое украшение резиновое, и вон та штука посреди пруда, которая похожа на красную огромную змею, надувная, а шевелится все время оттого, что течение и ветер. Хорошо, что Колькины родители взяли его с собой в этот парк, – тут красиво, даже слишком. Горки с камнями и маленькими деревьями, все словно бы само собой так образовалось, а на самом деле все продумано. У них возле дома тоже вечно наводят красоту – вырезают лебедей из автомобильных шин, накрывают пеньки тазиками, раскрашенными в красно-белый горох, чтобы получились веселые грибочки, сажают гигантские игрушки – медведей, слонов. Или гигантских пластмассовых божьих коровок – на высокий пень. Но вот посмотришь на настоящую красоту и понимаешь, какие это жалкие потуги. Да, все тут хорошо, только спать очень хочется. Он подремлет чуть-чуть здесь, на берегу, а потом дальше пойдет…

Медный торопливо шел по берегу пруда, злясь на себя, но чувствуя, что иначе нельзя, – еще немного, и сон его одолеет. И он останется здесь во власти ведьмы. Конечно, все, небось, думают, что он струсил, но не все ли ему равно. Это – гордыня. А нужно учиться смирению. Когда демоны сожрут твою душу и тело, что останется? А место здесь подходящее для таких ритуалов, да и кость человеческая наверняка найдется, чтоб сделать дудку для приманки демонов. Сзади послышался треск. «Только не оборачиваться, – подумал он, – даже если сама великая мать идет следом за мной, бряцая саблями и черепами». И вдруг замедлил шаг – прямо перед ним что-то выдвинулось из кустов. Что-то огромное, клокочущее. Он схватился почему-то не за автомат – за дерево. Ноги подгибались. Бывалый сталкер с Красной Линии опустился на колени, чувствуя, что конец его близок. И вдруг бедро пронзило болью.

Он резко поднялся, в глазах прояснилось. Из кустов глядела на него огромная, уродливая до невозможности птица с лысой шеей и наростами под клювом, в которой он после некоторых раздумий опознал индюка, только неимоверно подросшего. Айрон даже застонал от облегчения. Мелькнула мысль подстрелить это создание на обед, но он тут же передумал. Как он дотащит тушу до станции? Где-то сзади остались его товарищи, они могли бы помочь, но он догадывался – им тоже сейчас приходится несладко. К тому же выстрел мог привлечь внимание остальных обитателей леса, в том числе не таких безобидных.

– Кыш! – сказал Айрон индюку. Тот обиженно воззрился на него, сердито залопотал что-то на своем языке, как донельзя возмущенный старик. Сталкер замахнулся прикладом, и птица попятилась обратно в кусты. А Айрон прибавил шагу. Он понимал, что спасся чудом, – если бы так своевременно не заболела нога, он был бы сейчас во власти морока и – кто знает – забрел бы в пруд или в болото. Он машинально провел рукой по бедру, сквозь костюм ощутил что-то колючее, чего там быть не должно было. И тут вспомнил.

Гвоздь. Его спас тот самый гвоздь, который юродивая Машенька дала ему на счастье.

Искра услышала треск в кустах. Одновременно в голове словно пузырьки начали лопаться, наступило веселое безразличие. В самом деле, к чему все это? Не надо напрягаться. Она ведь хотела наверх – ну вот, они наверху. Может, вернуться обратно они не сумеют, но так ли это важно? Прежняя жизнь была полна страданий, унижений – разве стоит держаться за такую? Кусты трещали где-то совсем недалеко. Потянуло вдруг нездешним холодом, хотя ночь была летняя. А может, это просто ноги промокли? «Мороз-воевода дозором обходит владенья свои… – припомнились ей стихи, что в детстве рассказывала мать. – Идет направо – песнь заводит, налево – сказку говорит…». Ах, нет, это, кажется, уже другое. «Тепло ли тебе, девица? Холодно, дедушка, возьми меня к себе домой, согрей своей теплой шубой».

Искра вдруг с удивлением обнаружила, что сидит на земле, – та тоже была холодной, это и отрезвило. «Все стихи перепутала – мама бы ругала сейчас. Зачем она заставляла меня все это учить? Я всегда плохо училась – и когда мама со мной была, и потом. И все надо мной смеялись, но я умела терпеть – сжать зубы и делать вид, будто это меня не касается. Надо и сейчас сжать зубы и встать – иначе пропаду. У меня еще остались дела, мне нельзя пока умирать». И она принялась повторять имена своих личных врагов, которые поклялась не забывать никогда.

Ярость окончательно отрезвила девушку. Она оглянулась – неподалеку, опершись спиной о дерево, сидел сталкер, тот самый, который так странно смотрит на нее все время, который не хотел, чтоб она шла наверх. А остальным, кажется, было все равно. Похоже, ему тоже не по себе – голова клонится, вот-вот свалится на землю. Может, в пруду сидит какой-нибудь мутант и насылает морок, чтоб их сожрать без помех? Искра, которой еще несколько минут назад казалось, что с жизнью расстаться не так уж и жаль, вдруг озлилась. Фиг ему! Не получит он обед, по крайней мере, сегодня. Слишком жирно ему будет! Девушка усилием воли прогнала оставшиеся пузырьки – сразу стало холодно и неуютно, но это было лучше, чем забытье. И она принялась изо всех сил трясти за плечо полубесчувственного сталкера.

– Проснись! – звенел в ушах чей-то голос. Крот хотел отмахнуться, не смог. И все же пришлось открыть глаза – его кто-то тряс, тормошил, пару раз чувствительно треснул по голове и по спине. Сначала он не понял, то ли проснулся, то ли сон продолжается, – перед ним по-прежнему темнела гладь воды, а из нее торчал гигантский плавник. К стволу растущего неподалеку дерева привалилась большая мягкая игрушка. Вдруг плавник дернулся и неровными зигзагами начал приближаться к берегу – как раз напротив того места, где они находились. Огромная игрушка под деревом неподалеку пошевелилась и сверкнула глазами, принюхиваясь. Черная шавка подбежала совсем близко, села и завыла. Крот застонал от разочарования, окончательно поняв, что сон кончился. Кто-то тряс его изо всех сил – «Проснись, пора уходить». «Искра», – понял он. И, сделав огромное усилие, поднялся-таки на ноги. Оглядевшись, увидел вылезавшего из кустов Следопыта – тот что-то тащил, перекинув через плечо. Крот хотел спросить, где остальные, но язык во рту был как чужой, сухой и распухший. А когда он разглядел, что висит на плече у Следопыта, так и вовсе лишился дара речи.

– Ну, что смотришь? – буркнул Следопыт. – Козу вот подстрелил на ужин.

С этими словами он швырнул на землю свою ношу. Это не было похоже на козу – скорее, на огромную и очень рассерженную ящерицу, которая вовсе не выглядела раненой. Та подняла голову и зашипела, открыв красную пасть, полную острых на вид зубов. Крот шарахнулся в сторону, вскинув автомат. Следопыт озадаченно посмотрел на свою добычу и тут же сам резво отпрыгнул в сторону. Но не успел Крот выстрелить, как ящерица шустро юркнула в ближайшие кусты – видно, с обычаями людей она была знакома не понаслышке.

Федор тем временем приближался к пруду. Вот он ступил в воду, но не остановился, а сделал шаг, другой. Крот подбежал к юноше, схватил за плечо, но тот отмахнулся.

– Погоди, вон Лодочник. Мне надо кое-что у него спросить.

Крот перевел взгляд на воду, но увидел лишь гигантский плавник, описывавший круги неподалеку.

– Пошли отсюда, а то сожрут, – дернул он Федора изо всех сил за руку. Федор споткнулся и чуть не свалился в пруд, но Крот, матерясь, выволок его, измазанного грязью, в облепленных тиной ботинках, на берег, и тут силы у него закончились, он рухнул. Искра, склонившись над ним, принялась тормошить:

– Ну, пожалуйста, ну пошли.

Он и не думал, что она такие слова знает. С трудом поднялся и тряхнул за плечи апатично сидящего Федора. Возле его ноги что-то извивалось на земле, толстое, как черный шланг, слепо шарило вокруг, попыталось обвиться вокруг ботинка. «Змея? Вряд ли…». Головы у непонятного создания вроде бы вовсе не было, оно пульсировало, то утолщаясь, то вытягиваясь. Крот, наконец очнувшись, ударил тварь ножом – хлынула черная кровь. «Неужели пиявка?» – содрогнувшись, подумал он. Следопыт махнул рукой, и они торопливо пошли по тропинке в сторону ворот. В сторону выхода.

Когда шли мимо ведьминого дуба, Кроту померещилось, что в ветвях висит удавленник. Пройдя несколько шагов, Крот невольно обернулся – и показалось ему, что удавленник вдруг ожил, подтянулся на ветке и исчез в листве. В лесу завыло, заухало. Вот тут Крот окончательно убедился, что с головой у него не все в порядке. Когда миновали ворота, черная шавка отстала от них и куда-то делась.

Айрон был уже на станции. Литвин так и не вернулся.

Ночью Кроту снились стеклянные грибы, гигантские градусники, черные собаки. Потом вышел старик с белой бородой в красном длинном пальто с белой опушкой – Дед Мороз – и раскрыл мешок. Там уже лежал Литвин. Крот заорал и проснулся. Рядом метался во сне Федор.

– Нет, не надо, – бормотал он.

Крот потряс его за плечо. Федор приподнялся и сел, глядя на него бессмысленными глазами.

– Ты во сне орешь, – буркнул Крот.

– А-а, так это сон был, – лицо Федора постепенно приобретало нормальное выражение, только в глазах еще плескался пережитый ужас.

– Кошмар, что ли, привиделся?

– А-а, да нет, так, – бормотал Федор.

Ему снилась Неля. Опять, уже в который раз. В эту ночь пропавшая подруга выглядела красавицей – на щеках нежный румянец, ясные глаза, только смотрит она почему-то в одну точку. Он окликнул ее, девушка повернула голову, подняла руку – движения были какие-то механические, словно у заводной куклы.

– Где ты была? Я тебя столько времени искал. Думал, ты умерла.

– Я и умерла сначала, но меня нашли добрые люди и подлечили. Как же они себя называли? Врачи? Медики? Нет, по-другому как-то, не помню. Зато я теперь как новенькая. Смотри, какая я теперь быстрая.

В одно движение она оказалась рядом и, будто в шутку, обхватила его за горло. Он увидел металлическую заклепку у нее под волосами. Тогда-то он и заорал, а она говорила:

– Ты не бойся, никто не умирает совсем. Меня вылечили – и тебя вылечат. Они всех вылечат.

Следопыт кем-то командовал во сне. Наверное, ему тоже снилось прошлое. «Интересно, как там Искра? – подумал Крот. – Она ведь опять пошла к жене коменданта. Не расколется, что в парк ходили? Вряд ли».

Сон не шел, и Крот снова задумался, насколько схожими оказались судьбы его и Искры, – оба рано остались без родителей. Однако ему, можно сказать, повезло – Катастрофа, лишив родных, взамен свела его с такими людьми, у которых было, чему поучиться. Вряд ли он пересекся бы с ними в прежней жизни. А он не терял времени, учился, схватывая все на лету, и, когда стали проверять, кто на что способен, оказался в числе первых учеников. Многих из тех, с кем он учился, уже давно нет в живых.

Сначала врагом сталкеров была в основном радиация, а потом… потом под ее влиянием на поверхности появились невиданные прежде создания. Когда Крот после долгого перерыва поднялся на поверхность, у него закружилась голова. Город лежал перед ним в руинах, дома стояли заброшенными и, казалось, даже рады были, что его шаги нарушают тишину, которая воцарилась в них. Сначала Кроту казалось – вот это жизнь. Иди и бери наверху все, что нужно, все, о чем мечтал и не мог получить в детстве, – все, что сможешь унести, твое. Но теперь хотелось уже совсем другого. Зачем крутой велик, если в метро негде на нем кататься? Да и удочка тоже ни к чему. Две машины в тайном схроне наверху тоже не особо грели душу – по заваленным дорогам далеко не уедешь. В одежде Крот был неприхотлив, ему казалось, что теперь он вполне прилично одет, в относительно новые и добротные вещи. Хотя иногда при взгляде на чей-нибудь костюм, идеально подогнанный, Крот с завистью понимал – он так выглядеть не сможет, ему не дано. Не хватало терпения подбирать нужные атрибуты, выбирать, разыскивать. Понемногу он стал осознавать, что сильно изменился, и желания у него стали другими – теперь он многое отдал бы за возможность посидеть вечером с самодельной удочкой на пруду, да прокатиться на раздолбанном велике по пыльной дороге в закатное солнце – чтоб пахло травой и сыростью от реки. «В общем, чего ни дай человеку, никогда он не будет доволен, как в сказке о золотой рыбке», – сделал Крот неожиданный вывод и снова провалился в сон.