Глава 6. Пощады не будет

Четыре мотоциклиста неумолимо приближались. Те двое, что неслись впереди, стреляли на ходу из компактных пистолетов-пулеметов.

Вишневский, как мог, отстреливался. Но машина то и дело подпрыгивала на кочках, и это не только мешало попасть во врага, но и сильной болью отдавалось в раненой ноге.

– Черт, Захар! Нельзя аккуратней?!

– Нельзя, если мы удираем, Халф!

– Удираем? Как же хреново это звучит. – Вишневский обернулся. – Сейчас будет поворот. Тормози за ним и хватай автомат.

По корпусу машины лязгнули пули преследователей.

– Понял! Если доедем, конечно!

– А ты постарайся. – Никита дал еще две короткие очереди и стал быстро менять автоматный магазин. Сейчас ему понадобится полный боекомплект.

Входя в поворот, УАЗ едва не вылетел с дороги, но Золотарев сумел удержать его от того, чтоб он кувырком полетел по склону. Еще какое-то время машина двигалась вперед, несмотря на нажатую педаль тормоза. Вокруг заклубилась пыль. Захар схватил автомат и развернулся. Два плюющихся смертью огнестрельных ствола встретили первого мотоциклиста, нашпиговав его грудь свинцом и заставив опрокинуться назад. Мотоцикл, поднимая пыль, упал на грунт и, повинуясь силе инерции, пропахал дорогу. Второй мотоциклист не вписался в поворот и улетел с дороги, ломая кусты и ветки и ломая себе кости о деревья. Третий и четвертый сбросили скорость и сделали резкий разворот. Один из них все-таки получил свою порцию свинца. Четвертому все же удалось набрать скорость и умчаться обратно, в сторону океана.

Третий все еще корчился на земле, что-то бормоча и злобно рыча, будто зверь.

– Ну-ка, сдай назад. Я добью эту тварь.

– Никита, не время!

– Сдай назад!!! Они убили Демьяна! У них флаг из человеческой кожи!

Машина стала двигаться задним ходом к раненому.

– Никакой пощады, – пробормотал Вишневский и нажал на спусковой крючок, целясь тому в голову. – А теперь гони в Рыбачий. Надо срочно оповестить общины, что началось вторжение.

– Черт возьми, Никита! Кто вообще эти люди?! Откуда они?!

– Захар, какая разница откуда! У них на корабле леера украшены человеческими черепами и позвонками! Флаг из человеческой кожи! Уши и пальцы на ожерельях! Никакие это не люди! Это людоеды!

Андрей устало сел на край траншеи, положив рядом саперную лопатку. Глотнув воды из фляги, он запрокинул голову, глядя в вечереющее небо. Затем взял бинокль и начал осматриваться. Подкрепление из сорока человек, прибывших на тральщике, уже строили укрепления с южной стороны от холма. Благо всюду хватало поваленных деревьев на эти нужды. Первый отряд уже заканчивал рытье траншей на вершине, где находился и он сам.

Укрепляться здесь они начали буквально сразу после переговоров. И все делалось согласно военной науке. Сначала каждый выкапывал себе индивидуальный окоп для стрельбы лежа. Если враг не нападал, и время позволяло, то на этом останавливаться было нельзя и каждому бойцу предписывалось углубить свой окоп для стрельбы сидя. Дальше необходимо было довести свое укрытие до такой глубины, чтоб можно было в нем стоять в полный рост, и выглядывала бы только голова и плечи. При этом, укрытие необходимо было рыть и в стороны, чтобы все бойцы свои земляные ячейки соединили одной траншеей. Обязательно извилистой, чтоб попавшая в нее граната нанесла наименьший урон. Теперь Андрей с удовлетворением осматривал труды их дневной работы. Индивидуальные укрытия чуть выдавались вперед и имели общую траншею, чтоб можно было быстро перемещаться от точки до точки, будучи защищенным от пуль и осколков землей. Повезло, что грунт на этом холме был весьма рыхлым и податливым для такой работы. А если и мешались какие-то корни, то это были корни кустарников, с которыми легко справлялось лезвие саперных лопаток. Кое-где люди еще продолжали углублять траншею, но половина стрелков уже находились в своих ячейках, положив перед собой оружие, патроны и хмуро глядя в сторону американского поселения.

– Задолбался я что-то. В подлодке лучше было, – проворчал подошедший Цой. Он воткнул в землю лопату и, сжав зубами курительную трубку, начал орудовать огнивом и кресалом, пытаясь высечь искру.

– Как думаешь, Крашенинников рассказал им про бомбу? – тихо спросил Жаров.

– Американцам? Не-е. Не думаю. Он нормальный парень.

– Он лжец.

– Да ладно. Кто из нас не лгал никогда? А он заботился о безопасности своих друзей, по сути.

– Что-то ты добреньким стал не вовремя, Саня. Завтра срок ультиматума истечет, и мы откроем огонь. Неподходящий момент для сентиментальности.

– А ты уверен, что это необходимо? – послышался голос.

Андрей и Александр повернули головы на север. По вырытой в склоне траншее медленно поднимался Евгений Сапрыкин.

– Абсолютно уверен? – дополнил он свой вопрос.

– Ты где был? – хмуро произнес Жаров. – Тебе что, укрытие не нужно? Или ты думал, что кто-то другой за тебя индивидуальный окоп будет рыть?

– А почему бы и нет, Андрей? Почему бы, например тебе, не вырыть за меня окоп? Ведь не я решил начинать войну.

– А-а, да с тобой вообще без толку разговаривать, – Жаров небрежно махнул рукой.

– Как раз таки со мной имеет смысл разговаривать. Так что давай поговорим, Андрей.

– Нет желания.

– Ну, это сейчас нет. А завтра может быть уже поздно. Ведь завтра мы пойдем убивать. И высока вероятность, что убьют при этом так же кого-нибудь из нас.

– Слушай, Анатольевич. Ты чего на мозги капаешь? – разозлился Жаров.

– Я предложил поговорить. Невзирая на твое желание. И хотелось бы, чтоб разговор этот был спокойным. Без эмоций.

– Я спокоен.

– Ты уверен?

– Еще пять раз меня об этом спроси, черт тебя дери, и может что-то изменится!

– Ладно, ладно, не кипятись, – усмехнулся Сапрыкин. – Я ведь не просто так спросил, насколько ты уверен в необходимости вооруженного столкновения с теми людьми. Мне просто не дает покоя одна вещь. Вот послушай, пока все считали Олю гражданкой Финляндии, ни у кого к ней претензий не возникало. Верно? Но как только вы узнали, что она американка, так сразу все изменилось.

– Сейчас это уже не важно, – проворчал Андрей. – Сейчас здесь целая куча американцев.

– Дай мне договорить. Несколько дней назад только это и было важно. Но тут мне придется устроить вам, ребята, экскурс в историю. Когда больше ста лет назад в Российской Империи случилась революция – Финляндия стала независимым государством. Там, как и у нас, вспыхнула гражданская война. Разные люди по-разному представляли себе будущее этого государства. И там, в Финляндии, всякие националистические отморозки стали одной из наиболее активных движущих сил. Такое часто случается в смутное время. И знаете, что они делали? Они убивали русских. Им было плевать, какие это русские. «Белые», «красные» или совсем аполитичные. Там убивали русских только за то, что они русские. И не только крепких взрослых мужиков. Русских учеников выводили из школ и расстреливали во дворе. Русских женщин, их детей, их мужей и престарелых родителей ставили вдоль стен и резали из пулеметов. Только за то, что они русские. Так националисты устанавливали свою власть. И они ее установили. Но им было мало этнических чисток в своей новой стране. Они постоянно отправляли вооруженные банды на сопредельную территорию. На территорию ослабленной революционными потрясениями, гражданской войной, интервенцией и тотальной разрухой Советской России. Они захватывали какие-то приграничные районы нашей страны, и нам стоило огромного труда выгнать их. Отбиться от них. Потом, мы вдруг решили, что мы достаточно окрепли и создали вполне боеспособную армию, и решили проучить недружелюбного соседа. Мы объявили им войну. Сложно назвать результаты нашей победой. Вроде мы добились своих целей, отодвинули границу от Ленинграда, но… Но это нам далось такой ценой, что победой едва ли это можно было назвать. Мы переоценили свои силы и недооценили силы той Финляндии. Очень скоро, на нас напал третий рейх. И не один он. Подвластная Гитлеру Германия потянула войной на нас почти половину покоренной ею Европы. И Финляндия была их союзником. Они долгое время помогали нацистам держать Ленинград в осаде, моря голодом жителей этого города.

– То есть мы к финнам не должны были хорошо относиться? – удивился Цой.

– Не говори чепуху, Саня. Все дело в том, что к концу войны у них хватило разума, силы и воли, чтоб прекратить свое сотрудничество с нацистами и повернуть свое оружие против них. У финнов хватило воли выгнать из своего правительства оголтелых националистов и спасти свою страну и народ от национальной катастрофы. И у них хватило разума и дальновидности, чтоб принять решение о том, что дальнейшие отношения с восточным соседом у них будут добрососедские. И это получилось. Получилось настолько, что ради безопасности своей подруги Крашенинников выдал ее за гражданку Финляндии, зная, что в таком случае ей здесь мало что угрожает. Точно так же, хорошие финны давным-давно прятали от погромщиков и убийц русских людей. Я привел вам этот пример, потому что в тысячелетних слоях истории человечества есть масса непростых страниц. Но опираясь только на черные страницы, будущего построить нельзя. Так скажи мне теперь, Андрей. Ты хочешь убивать американцев просто за то, что они американцы?

– Слушай, Анатольевич, совсем недавно ты сказал, что рано пока копаться в истории. Разве нет?

– Я ошибся, – усмехнулся Сапрыкин и развел руки. – Видишь, это ведь совсем не сложно, признать свою ошибку и сказать об этом вслух. Я ошибся.

– Не хочу я никого убивать, – вздохнул Жаров. – Но я так же не хочу каждый раз ложиться спать с мыслью о том, что однажды ночью они могут прийти в наши дома и просто заколоть спящих.

– Ага. Точно, – кивнул Цой. – Прямо как мы однажды, за ночь перерезали банду этой… Как ее… Русланы Горелой… Пока те под кайфом валялись в своей берлоге… Тьфу, аж вспоминать тошно.

– А еще, Анатольевич, не забывай про бомбу Крашенинникова, – добавил Андрей. – Я просто не вижу иного решения.

– Может ты его не искал? – покачал головой Сапрыкин. – Послушай, поиски чего-либо занимают гребаную львиную часть нашей гребаной жизни. И я прекрасно отдаю себе отчет в том, что найти хороших людей еще более трудно, чем, к примеру, верную подругу. А это, уж поверьте моему жизненному опыту, та еще задачка. Из разряда поисков четырехлистного клевера. Но начинать войну с людьми, даже не удостоверившись, что среди них могут быть и хорошие – это чудовищное преступление.

– Так ты, поэтому не женат, Анатольевич? – усмехнулся Цой. – Потому что подруги неверные?

– С неверными проще, Саня. Посылая их на хрен и ходя от них на сторону, совсем не чувствуешь при этом себя козлом. А не женат я потому, что отверг всех женщин, что меня любили.

– Почему?

– Потому что все женщины, которых любил я, отвергли меня.

– Я что-то не вижу в этом смысла.

– Саня, а на хрена ты вообще пытаешься в этом увидеть смысл?

– Ты никак опять прикалываешься надо мной? Это опять какая-то шутка?

– Ну, разумеется! Странно, что ты сразу не додумался.

Жаров был рад, что Цой отвлек Сапрыкина от их разговора и теперь они трепались о какой-то вообще несусветной ерунде. Он двинулся по траншее прочь и, сделав несколько десятков шагов, остановился у группы ополченцев.

– Мужики, я же говорил, тут глубина маленькая. По пояс всего. Надо глубже копать. По грудь. Если американцы решат атаковать первыми, то этот холм должен быть неприступен.

– Да мы все понимаем, Андрей! Но в этом месте нельзя дальше копать! Здесь бетон!

– Что?

Жаров прошел еще несколько метров и остановился. Земля в траншее была убрана до ровной бетонной поверхности. Это не камень, не застывшая лава или скальное отложение. Самый настоящий рукотворный железобетон. Присев на корточки, Андрей пощупал плоскую шершавую поверхность ладонью.

– Я же говорил, что-то не так с этим холмом. Там еще этот тоннель внизу.

– Какой тоннель? – поднял взгляд Жаров.

– Да не тоннель это, – возразил другой стрелок. – Канализационный сток там был.

– Такой большой?

– Так ведь и город здесь не маленький. Много, знаешь ли, гадили.

– Погодите, какой к черту тоннель? – повысил голос Жаров.

– Там внизу, видимо, землю волной смыло, когда цунами было. И бетонную трубу обнажило. Часть ее. Она затоплена, но идет из этого холма в реку. Под нами явно что-то есть…

– Да отстойник фекальных масс это…

– В голове у тебя отстойник фекальных масс!

– Так, тихо! – крикнул Жаров. – Покажите мне эту трубу. Живо!

Машина забрала всех, кто оставался в Рыбачьем, и двигалась в сторону общины. Никита сидел сзади. Одной рукой он сжимал автомат, а другую то и дело прикладывал к повязке на ноге, будто это может помочь унять сводящую с ума боль. Он то смотрел на мертвое тело Демьяна, рядом с собой, то бросал взгляд на оставленную позади дорогу, ища преследователей. Все пытался осознать происходящее. Заставить разум не бороться с этой данностью, а принять ее. Принять то, что где-то недалеко находится огромный корабль. Что на нем может уместиться не одна тысяча человек. Что люди эти потрошат других людей. И видимо не просто так. Не забавы ради. Они их едят, а то, что остается после пиршества, пускают на украшения своего жуткого корабля и своих жутких одеяний. При этом сами они изо всех сил стараются как можно меньше походить на людей, превращая свой облик всеми доступными средствами в некие подобия исчадий ада. Откуда они? Кем они были? Все это не так заботило сейчас Никиту Вишневского. Больше всего и весьма болезненно в голове пульсировал вопрос – что теперь будет? Но все, что он видел, все что чувствовал, включая боль в ноге и боль о погибшем соплеменнике… И все то немногое время контакта с пришельцами, и их поведение… Все это говорило о том, что не будет от этих пришельцев никакой пощады. Разведывательный дрон, внезапное нападение, погоня… Этим человекоподобным существам совсем не интересно, что здесь живут люди. Им не интересно, чем и как здесь живут эти люди. Все, что интересует пришельцев, – это истребление. Обращение в пищу любого, кто не похож на них или не способен дать достойный отпор. А это значит, что нельзя им давать пощады…

– Стой, стой! Тормози!

Машина остановилась перед двумя движущимися навстречу гужевыми повозками. Они направлялись в Рыбачий за скудеющей партией груза.

– Разворачивайтесь и как можно быстрей возвращайтесь в Приморский! – крикнул Никита.

– А что случилось? – спросили извозчики.

– Слушайте! Прямо сейчас, возле мыса Станицкого производится высадка вражеского десанта!

– Что?! Чей это десант?!

– Мы не знаем! Но это и не важно! Те, кто прибыли на Камчатку, даже не совсем люди… Это каннибалы! В поселке всем надо прийти в боевую готовность для отражения атаки! Их очень много!

– Никита, но в поселке осталось человек двадцать с оружием всего!

– Что?! – выкрикнул Вишневский и скорчился от приступа боли в ноге. – Как это?! Куда делись остальные?!

– Женя Горин забрал! Они на тральщике вернулись опять и забрали кучу народу с оружием. Ничего толком не сказал. Говорит, опять гигантскую росомаху ловят. Хотя, на кой черт им столько народу?

– Твою мать! – Никита зажмурился от бессильной злобы, отчаяния и боли. – Двадцать человек… А их сотни…

Вишневский вдруг перевалился за борт машины и упал на землю, вскрикнув и схватившись за ногу.

– Черт, ты что делаешь, Халф? – Захар выскочил из УАЗа и помог ему подняться.

– Слушайте, Захар, Витя, останьтесь со мной. Возьмите автоматы. Мужики, одну телегу оставьте нам, а сами берите машину и как можно быстрее в поселок. Начинайте эвакуацию. Абсолютно все должны уйти в Вилючинск. Демьяна похороните там же. В Приморском этим заниматься некогда. Только эвакуацией. Причем тотальной. Людей, запасы еды, лошадей, собак… Машины тоже. Тот завал над емкостями с горючим, что мы расчистили недавно, закидайте ветками, бревнами, мусором. Они не должны найти топливо… Никто не должен остаться в поселке, слышите? В Вилючинске всем сразу строить баррикады и готовиться к обороне!

– А как же вы?

– Мы двинемся следом на телеге, и если будет погоня, прикроем вас.

– Никита, тебе же надо к врачу, ты ранен, – возразил Золотарев.

– Нет, – прорычал Вишневский. – Я в порядке. Сейчас самое главное – эвакуация. Мужики, запомните. С этими пришельцами невозможно договориться. Все, что им от нас нужно, – это наши кости и наша плоть. Ну что вы встали?! Быстрее на машину и в поселок!

– Ну и кто туда полезет? Глубоко, наверное. Я лично не хочу…

– Дай сюда факел, – зло рыкнул Жаров на бойца и сам вошел в воду.

Перед ним был вход в тоннель, сделанный из железобетона полукруглого сечения с толщиной стенки около полуметра. Возможно, он всегда был в полузатопленном состоянии, но едва ли был заметен до того, как волна цунами сорвала с него практически весь грунт с растительностью. Вода сейчас достигала груди. Андрей ощупал дно перед собой длинной палкой и двинулся вперед.

– Погоди! Я с тобой! – крикнул Цой и тоже залез в воду. Следом двинулся Сапрыкин.

– Саня, подержи факел, – попросил Андрей.

– Давай.

– Слышь, дядя Женя, а ты точно не знаешь, что это? – спросил Александр, обернувшись и обратившись к замыкавшему шествие Сапрыкину.

– С чего мне об этом знать, Цой?

– Ну, ты же, типа, секретный агент.

– Саня, я не секретный агент. Я профессиональный диверсант.

– А в чем разница?

– Секретные агенты ходят в дорогих костюмах, сверяют время по дорогим часам. Знакомятся с вражескими шифровальщицами, пьют с ними мартини в дорогих ресторанах, а потом спят с ними в дорогих отелях. А профессиональные диверсанты с головой ныряют в говно, дышат через сухую тростинку и иногда что-нибудь взрывают.

– Ну, тогда зачем ты стал диверсантом, а не агентом в дорогом костюме?

– Люблю взрывать агентов в дорогих костюмах.

– Так, стойте, здесь тупик, – послышался спереди голос Жарова. – Саня, подойди ближе, посвети.

Цой приблизился к Андрею, освещая небольшое пространство факелом. Впереди была стена, будто густо заросшая водорослями.

– Погоди-ка. – Жаров поднял свой посох и ткнул им в стену. Как ни странно, деревянная палка с необычайной легкостью вонзилась в нее. Тогда Андрей подошел ближе и начал срывать влажные водоросли.

– Похоже, что тут не совсем тупик, – покачал головой Сапрыкин, когда стало ясно, что стена вовсе не была глухой. Перед ними предстала весьма крепкая решетка из толстых прутьев с не менее крепкой решетчатой дверью. Все это было залеплено водорослями, видимо, во время цунами.

Цой просунул факел в прутья.

– Смотрите, там дальше ступеньки. Они ведут куда-то наверх. В холм.

Андрей подергал прутья двери:

– Черт, как ее открыть? Тут замок и все заржавело.

Сапрыкин достал нож и поскреб ржавчину.

– М-да. Это легированная сталь. С ней так просто не справиться. И какая нужда была здесь ставить решетку и дверь из легированной стали?

– Надо взломать. Распилить. Как-то надо пройти дальше, – вздохнул Жаров.

– Андрей. Я же говорю, тут особая сталь. Это будет не так просто. К тому же, все люди здесь устали, строя укрепления.

– Да-да. Все строили укрепления. Кроме тебя. – Жаров развернулся и побрел к выходу. – Саня, все-таки мы с этой решеткой разберемся. Надо просто подумать, как.

Выйдя на поверхность, они переоделись в сухую одежду, а ту, что была на них до этого, прополоскали в реке и повесили сушиться у ближайшего костра, где отдыхали ополченцы.

Андрей сразу же направился на вершину холма. Он какое-то время бродил по траншее в том месте, где землю выбрали до бетона.

– Может здесь какой-нибудь люк есть?

– Андрей, ты что, весь холм перекопать хочешь? – развел руки Цой.

– Ладно, ты прав. Проще будет разобраться с решеткой, чтобы понять, что под нами. – Жаров посмотрел в сторону бухты, где виднелся стоящий в нескольких милях от берега тральщик. – Вот бы корабль сюда в реку загнать и тросом решетку дернуть.

– Смотри, катер он него сюда плывет. Женька что ли? – Цой посмотрел в бинокль.

Андрей не ответил. Его внимание привлекло что-то странное на другом берегу. Сначала он даже не задумывался над тем, что видит. Просто взгляд сфокусировался на чем-то. Но теперь Жаров побледнел, и смотрел на это, раскрыв рот. Где-то за холмистой тушей полуострова Крашенинникова, вверх поднимался огромный гриб из пламени и черной сажи. Он клубился и рос, подталкиваемый огненными бурунами вверх, достигая нескольких сотен метров в высоту. Чуть позже он расслышал нечто, похожее на далекие раскаты грома.

– Это что такое?! – Андрей вырвал у Цоя бинокль.

Люди на холме и у его подножия, один за другим поворачивались в сторону скрытого полуостровом Крашенинникова поселка Приморский, и как завороженные глядели на огненный гриб, бушующий в двух десятках километрах от них.

– Черт… это же, это же взрыв… – выдохнул Александр.

– Боевая тревога! – заорал во все горло Жаров. – По местам! К оружию! Приготовиться к атаке! Это они! Американцы атаковали наш дом!!!

Сапрыкин резко схватил Жарова за руку и развернул к себе лицом.

– Андрей, что ты делаешь?!

– Ты видел это, черт тебя дери?!

– Видел! С чего ты взял, что это американцы?! На заводе, на причале, десятки глубинных бомб! Что-то могло случиться и американцы ни при чем!

– Да ты задолбал с этой пацифистской херней! Это они сделали! Больше некому!

Сапрыкин вырвал у Жарова бинокль и посмотрел в сторону американской общины. Группа строений в низине. Еще одно здание, чуть выше по склону. На нем, как и прежде, два флага. Американский и еще какой-то желтый. Еще выше, почти у вершины правой сопки, другое здание. Возле него УАЗ вулканологов и над входом красный флаг. Евгений Анатольевич пристально смотрел на окно второго этажа, расположенное прямо над красным флагом. Ждать ему пришлось не долго. Вскоре в этом окне появилось красное эмалированное ведро. Увидев его, Сапрыкин тут же вернул бинокль:

– Ребята, ничего не делайте! Будьте в готовности, но не вздумайте идти в атаку!

– Да какого хрена ты несешь?!

– Андрей, просто поверь мне! Займите оборону, но не вздумайте стрелять, пока не начнут стрелять в вас!

Сказав это, он бросился вниз с холма. К берегу, у которого было пришвартовано несколько катеров.

– Беременна? – Квалья выглядел совершенно растерянным. – Я… Я даже не знаю, что и сказать.

– Может, поздравишь, дружище? – усмехнулся Михаил.

– Да… Да, конечно, Миша, но… Не опасно ли это, в наше время?

– И ты туда же, – вздохнул Крашенинников. – Это всегда было опасно. Но значит ли это, что нельзя давать новой жизни шанс?

– Конечно, прости, я просто еще не совсем пришел в себя после такой новости. Это действительно неожиданно. Ты понимаешь, что теперь нужна особая диета, какие-то витамины?

– Доктор сказал, что он с этим поможет, – кивнул Михаил. – Надеюсь, завтра не начнется то, что сильно загрузит его работой. Я имею в виду войну…

– Местные тоже на нее настроены, Миша, – Антонио вздохнул, задумчиво растирая лоб. – Слушай, а тебе не показалось странным, как настойчиво они хотят, чтоб мы вернулись?

– Кто?

– Приморский квартет.

– Да? – Крашенинников пожал плечами. – Не знаю. Может они не хотят, чтоб мы жили с американцами?

– А какая им разница, если они нас изгнали? Тем более, что Оливия американка, а я итальянец.

– Я не знаю, Тони. Это политика. А где в политике люди, их предпочтения и права?

Михаил что-то еще хотел было добавить, но они оба настороженно уставились в сторону заколоченных окон первого этажа. Оставались свободными небольшие щели в верхней части окон, чтоб дневной свет проникал внутрь. Но теперь проник какой-то звук. Будто эхо далекого взрыва.

– Что это? – тихо спросил Квалья, нахмурившийся от нехорошего предчувствия, вызванного ожиданием вооруженного столкновения общин.

Дверь распахнулась, и на пороге возник Джонсон.

– Ребята, мне срочно нужен ваш телескоп! – воскликнул он.

– Только вот не надо опять заводить эту тему! – шагнул в его сторону с возражениями Михаил, но здоровяк отмахнулся и бросился по лестнице на второй этаж.

– Стой! – крикнул в след Квалья. – Черт!

Насколько он мог передвигаться быстро при своей травмированной ноге, Антонио бросился следом. Когда он поднялся наверх, Джонсон уже перенес треногу с телескопом к другому окну, которое выходило на Авачинскую бухту.

– Ты что творишь?! Ты хоть понимаешь, что я ее специально установил и закрепил так, чтоб можно было замечать любые изменения на склоне вулкана? Телескоп нельзя было трогать!

– Поверь, приятель, сейчас это не самое важное. – Джонсон прильнул к окуляру, направив телескоп в сторону противоположного берега.

Антонио и Михаил застыли, обратив внимание на огненное грибовидное облако, еще не растаявшее далеко за полуостровом Крашенинникова.

– Что это такое? – выдохнул Квалья. – Миша, ты видишь то же, что и я?

– Да… Черт возьми, Рон, что происходит?!

– Мне тоже это интересно, поверьте. – Джонсон какое-то время наблюдал в телескоп и, судя по тому, как он иногда водил этой трубой, наблюдал он не только за взрывом. Затем вдруг бросился к окну, расположенному над установленным Михаилом флагом и распахнул ставни. – Миша, подай мне вон то ведро, пожалуйста! – Рон указал на дальнюю стену, где была собрана различная утварь.

– Ведро? Ты сказал ведро?

– Да, вон то ведро, покрытое красной эмалью!

Крашенинников подал Джонсону то, что он просил. Здоровяк установил ведро в окне и быстро направился к выходу:

– Не трогайте это ведро, пока я не вернусь! – крикнул он, покидая здание.

– Может пора? – тихо спросил Захар. – Уже больше полутора часов ждем…

– Подожди. – Никита всматривался в бинокль. – Вижу еще одного.

Очередной мотоциклист показался на возвышенности, рядом с перекрестком, где дорога расходилась в разные стороны. Одна в Рыбачий, а вторая вела к океану. Боевики каннибалов останавливались в том месте и не спешили продолжать движение.

– Почему они не нападают, – дрожащим голосом спросил Виктор. Он и не думал скрывать свой испуг.

– Они уже напали один раз и потеряли пятерых, – хрипло ответил Никита. – Теперь они хотят навалиться большим числом и скапливаются там.

– Слушай, Никита, ты уже бледный совсем. Ты крови много потерял. Пора ехать.

– Ладно, Витя, трогай потихоньку.

Виктор ударил хлыстом лошадь, и та послушно потащила повозку, в которой находились все трое. Вишневский и Золотарев смотрели назад, в готовности открыть огонь по преследователям. Однако Никита не прекратил наблюдать в бинокль, хоть в движении это не столь комфортно. В районе размытого волной перешейка вдруг возник фонтан из грязи, воды и щепок. Затем басистый хлопок достиг слуха.

– Это что, взрыв? – вздрогнул Захар.

– Да, – вздохнул Вишневский. После того как грязь, вода и дерево снова взметнулись ввысь и послышался очередной хлопок, он добавил: – Похоже, они наши гати взрывают.

– Но зачем?

– Видимо, чтоб их катерам не приходилось огибать полуостров Крашенинникова, а двигаться по воде через размытый перешеек прямиком из пролива к Приморскому. Витя, давай быстрее. Они, похоже, собираются нападать с двух направлений. По суше и по воде.

Виктор не щадил лошадь, но и она, похоже, щадить людей не собиралась. Животное разогналось настолько, что телегу несколько раз чуть не опрокинуло, а Никита дважды на несколько мгновений терял сознание от боли в ране. Он едва не выронил оружие, но Захар вовремя это заметил.

– Витя, черт, не гони так!

– Нет! – выкрикнул, насколько хватало сил, Вишневский. – Быстрее в поселок. На завод гони! Я потерплю!

Им повезло. Каннибалы еще не начали атаку, когда телега уже оказалась в Приморском. Как и велел Вишневский, Виктор гнал ее прямиком на завод, огибая еще не убранные после цунами горы мусора и поваленных деревьев.

Возле лодки их встретил Дементьев.

– Ты какого черта тут делаешь? – простонал Никита. Он так же тяжело дышал, как и загнанная лошадь.

– Да я это… Халф, а что с лодкой делать? Я думал, может, я с семьей там запрусь и на дно лягу, пока тут… Ну, это самое…

– Лодка… Да… Ты прав… – с каждым выдохом выдавливал из себя слова Вишневский. – Но у тебя семья… Дочка… крошка… Нельзя… Садись в телегу… Отдай свой велосипед Захару… Витя… давай на причал, где бомбы… Захар… За нами двигай…

– Ладно.

Причал, где уже несколько дней на воздухе под навесом сохли глубинные бомбы с тральщика, был почти в четырех сотнях метров от лодки. В районе затонувшего дока. Когда телега остановилась, Вишневский тут же попытался с нее встать. Товарищи помогли ему.

– Так… Витя, забирай Дементьева… Заберите его семью… Еще кто остался… Не мешкать… В Вилючинск… Вот вам автомат еще один… Трофейный…

– Я что-то не понял, а ты?! – воскликнул Дементьев.

– А я тут должен… сделать… кое-что…

– Ты рехнулся?

– Выполнять приказ! – заорал вдруг Вишневский. – Времени мало! Виктор. Ты все помнишь, что я сказал?

– Да!

– Все! А теперь убирайтесь! Не сметь… спорить…

Телега умчалась прочь, и Никита заметил отчаянные взгляды находившихся в ней людей.

– Слушай… Захар… Я тебе сейчас скажу… кое-что… тебе это не понравится…

– Не трать силы, Халф! Что нужно сделать! Говори, я все сделаю!

– Ты… ты знаешь лодку хорошо… Затопи ее… Как саня Цой… затопил… Ты сможешь…

– Что?

– Слушай… Захар… мы не знаем, на что они способны… Они не должны получить лодку… А нам… нам нельзя ее потерять… Я бы… я бы сам… Но ты видишь… я скоро… умру… А мертвец не сможет потом всплыть…

– Не говори так, Никита!

– Помолчи… брат… Ты должен выжить в ней… Чтобы… чтобы поднять потом… Но… Но пойми… не сразу помощь… придет… В лодке после того… случая… есть дизельное топливо… еда, вода… химические осветители… Прежде… Прежде чем мы покончим с агрессорами… недели пройдут… ты только не отчаивайся… мы победим… иначе быть не может…

– Никита…

– Слушай… не перебивай… Я знаю… ты сможешь… Воздуха тебе хватит… Но иногда… по ночам… поднимай перископ и осматривайся… если… если все чисто… подними шноркель на часок… ты ведь умеешь теперь… Теперь… Теперь самое главное… Сумку мою возьми… Достань фотоаппарат… сфотографируй меня на память… ты умеешь… я учил тебя…

Золотарев отпустил Вишневского и тот едва не упал, опершись руками на одну из бочкообразных глубинных бомб. Превозмогая боль, Никита вдруг улыбнулся, и вяло помахал ладонью в направленный на него объектив. Раздался щелчок затвора.

– Все… теперь… одень теле… телеобъектив… Когда будешь на лодке… если вдали покажутся их катера… успей сделать пару кадров и… и сразу на дно… сумку себе оставь… Постой… там… на дне… граната… ее мне… Рубаха отдал… Да… вот она… Дай сюда…

– Погоди, ты что задумал? – Захар вдруг взглянул на гранату в дрожащей руке умирающего Никиты и на глубинные бомбы, которые в совокупности давали несколько тонн взрывчатого вещества.

– Слушай… Они видели лодку… С дрона или… С дрона может и нет… Они видели лодку… Или увидят сейчас… Они могут забросать тебя вместе с лодкой… этими бомбами… понимаешь? Я не допущу… этого… Они не получат бомбы… И ты… уцелеешь…

– Никита, не делай этого! Давай со мной в лодку! Я тебя там перевяжу, как следует, ты отдохнешь, наберешься сил…

– Я там издохну, Захар… И вскоре начну вонять… Нет…

Слезы вдруг хлынули из глаз Золотарева.

– Черт, Халф, должен быть другой выход!

– Это он и есть… брат… Я… один из правителей… Это… это не значит только… выдумывать законы… по которым вам жить… это значит и нам жить по законам… это значит… жить ради своего народа… а если надо… если надо и умереть ради него… ради вас… Захар. Захар, я слышу рокот моторов… Эти твари близко… Все… Садись на велосипед и к лодке… Бегом…

– Никита, я… – разрыдался совсем Золотарев.

– Не плачь… не сейчас… и не прощайся… Я всегда… с вами… Целую вечность… впереди…

Он без сил опустился на бетон причала, откинувшись спиной на одну из бочек, и мутным взглядом провожал удаляющийся велосипед и последнего хорошего человека, которого довелось видеть ему в жизни. Рокот мотоциклетных моторов становился все ближе. Со стороны бухты слышался шум моторов катеров и гидроциклов.

Никита сделал хриплый вдох и взглянул в последний раз на прекрасное синее небо и белоснежные облака, подсвеченные уходящим на запад солнцем. Где-то в вышине кружил белоплечий орлан.

– Опять ты… чертова курица… Улетай… – прохрипел Вишневский. – Перья подпалишь… улетай…

Он облизнул пересохшие губы и тихо, прерывисто дыша, запел:

С десяток катеров и гидроциклов приблизились к погружающейся лодке. Кто-то из каннибалов даже бросился на покатую палубу субмарины и судорожно метался по ней, ища хоть какой-нибудь вход. Территорию завода заполонили мотоциклы и квадроциклы. Первая волна вражеской атаки, не встречая никакого сопротивления, как цунами заполонила территорию завода. Около полусотни было тех, кто прибыл по суше. Еще до тридцати нагрянули по воде. Половина лодок и гидроциклов направилась вдоль берега на север, в сторону Вилючинска.

Тихо продолжал петь Никита и вдруг перед ним возник кто-то высокий. В сапогах с металлическими шипами, с широким поясом и большими ножнами на нем, украшенными человеческими скальпами. На торсе что-то вроде бронежилета, с декоративным украшением из человеческих ребер. У бойца была выбрита плешь с какой-то татуировкой на ней. Вокруг плеши длинные и густые дрэды. Лицо шрамировано узором, придающим ему сходство с мордой инопланетного хищника из давно подзабытого фильма.

– Слышь… придурок… ты себя… в зеркало-то видел?.. – простонал Вишневский, через силу усмехнувшись. – Это же… умора просто…

Враг вытянул шею вперед, оскалившись и попытавшись изобразить звериный рык. Повесив на плече автомат, он извлек из ножен большой нож, чья рукоять в основании и навершии была украшена позвонками.

– Классный ножик… – кивнул Никита. – Давай махнемся?

Он вытянул перед собой руку и разжал ладонь.

Каннибал застыл, вытаращив глаза на гранату.

– Добро пожаловать на Камчатку… говна кусок… – улыбнулся в последний раз Никита Вишневский.

Первые бочки детонировали с интервалом в доли секунды, множа силу взрыва и температуру в эпицентре. Оставшаяся часть глубинных бомб сдетонировала уже практически одновременно. Чудовищной силы взрыв снес остатки двух ближайших цехов, и пламя обрушилось на пришлых врагов, испепеляя их, разрывая на части, разбрасывая их куски на сотни метров. Ударная волна перемешивала их с пламенем, пылью, взрывающимися баками мотоциклов и воспламеняющимися деревьями, что оставила здесь волна цунами недавно. Огромный столб из сажи и бушующего огня вознесся на несколько сотен метров ввысь и был виден почти с любой точки на берегу Авачинской бухты. Когда взрыв стих, только мусор и пепел покачивался на волнах у причалов. Перевернутый и обугленный жаром катер медленно опускался на дно там, где только что погрузилась подводная лодка. Мгновенно стерилизованную территорию завода покрыли многочисленные пожары…