Глава 12. «Старый друг»
Оливия посмотрела в налитые кровью, воспаленные от недостатка сна, нервоза и отчаяния, глаза Андрея. Затем опустила взгляд на направленный ей в шею ствол пистолета. Затем повернулась к сидевшему за рулем, бледному Михаилу.
– Миша, так это правда? Все это безумие про бомбу, правда?
Крашенинников молчал, судорожно дергая руль. Они двигались по пересеченной местности и если бы не работающий полный привод на все колеса, машина едва ли продвинулась даже на сотню метров. Но ехать все же приходилось очень медленно, объезжая бесконечные препятствия.
– Миша, может, уже скажешь? – продолжала Собески.
– Я тебе скажу, Оля, – хмыкнул Жаров. – За энное количество лет до войны, местный отдел ГРУ, совместно со спецслужбами Китая, разработал план, из которого следовало, что в случае мировой войны, местное высшее военное и политическое руководство сдаст Камчатку предполагаемому противнику, в обмен на личные привилегии в условиях оккупации. ГРУ решили подготовить несколько гражданских, чьи профессии могут быть востребованы оккупантами. Кто-то из этих гражданских, в случае, если оккупанты разместят здесь базу своего флота и военную авиацию, должен будет взорвать сверхмощный термоядерный заряд китайского производства. Если предположить, что Камчатку оккупировали бы американцы, то они получили бы кроме Японии еще один удобный и менее уязвимый, нежели Япония или Южная Корея, плацдарм для военной угрозы Китаю. Все это должен был уничтожить одной бомбой завербованный местным отделом ГРУ гражданский специалист. Один из этих гражданских – твой муж, Оля.
– Мне ничего о Китае не говорили, – проворчал Крашенинников. – И что бомба китайская – тоже.
– А зачем тебе знать такие тонкости? – усмехнулся Андрей.
– И откуда ты узнал?
– Раскопали в штабе базы, в Рыбачьем, прелюбопытные бумаги. В том числе и «Протокол-О». А там данные взрывников. В том числе и твои.
– Так значит все это правда?! – воскликнула Оливия. – Миша! Ты все эти годы скрывал от меня такое?!
– Оля, милая, ты, правда, хочешь закатить ссору в то время, когда в нас целится из пистолета этот психопат? – вздохнул Михаил.
Жаров слегка наклонил голову:
– Ты про меня?
– Нет, ну что ты, Жар! У меня тут полный фургон психопатов с пистолетами! Как ты вообще мог подумать, что я про тебя?!
– Да прекращай ты орать, Миша. Тебе легче станет, если я скажу, что не хотел этого?
– Легче станет, если ты уберешь эту чертову пушку на хрен!
– Извини, но не могу. Ты меня вынудил. Надо было сразу мне сказать…
– Сразу, это когда, Андрей?! Вчера, неделю назад, десять лет назад или когда я в первый раз увидел тебя, еще несовершеннолетнего сопляка, а?!
– Ты что же, вообще никому не говорил? – прищурился Жаров.
– Если ты намекаешь на американцев, то можешь быть спокойным. Да я вообще и думать забыл об этом. Первые дни после войны была мысль, что это тот самый заряд по какой-то причине рванул. Но быстро понял, что это не так. Нам всем, конечно, досталось тогда. Но двенадцатимегатонный заряд не оставил бы шансов даже бактериям на берегах бухты.
– Двенадцать мегатонн?! – вскрикнула Собески. – Я не ослышалась?!
– Нет, милая. Ты не ослышалась, – вздохнул Крашенинников.
– Господи Боже, зачем тебе эта бомба? – Оливия обратилась к Жарову. – Ты вообще понимаешь, к чему приведет ее взрыв?
– Каннибалы сильнее нас. И они нас перебьют. Но бомба не позволит им унаследовать наш мир. Страшнее того, что мы умрем, только то, что они могут победить. Я этого не допущу.
– Слушай, Жар, но это же чистой воды безумие, – простонал Крашенинников, морщась.
– Я так не думаю.
– Да ты вообще не думаешь!
– Заткнись и веди машину! – вышел из себя Андрей, качнув пистолетом. Затем он, наконец, обратил внимание на то, куда медленно, скрипя и раскачиваясь, движется старый УАЗ. – Я что-то не понял, Миша. Ты решил шутки шутить со мной? Какого черта мы едем в наш лагерь?!
– Ты хочешь получить эту бомбу. Я везу тебя к ней, – угрюмо отозвался Крашенинников.
– Ты везешь меня в наш лагерь! Надеешься, что тебе помогут Сапрыкин и его американские дружки?! Так их там нет!
– Эй, Жар… Вы все это время рыли окопы там. Возводили укрепления. Готовились к войне. И ты понятия не имел, что эта самая бомба у вас под задницами.
– Что?!
– Видишь этот полукруглый холм? – Превозмогающий боль и сильнейшую слабость, Михаил нашел в себе силы злорадно улыбнуться. – Это и есть бомба!
* * *
«Не сдохнуть бы, раньше времени», – подумал Сапрыкин. Все это время он не выпускал машину из вида. Она двигалась достаточно медленно. Но ведь и ему приходилось преодолевать те же неровности и прочие препятствия. И вот, машина уже достигла военного лагеря. Остановилась. Из нее вышло три человека. А он все бежал, боясь опоздать. Жаров здесь, хотя с рассветом он отправился на тральщик. Потом тральщик обстреляли джокеры и кораблю, не имевшему оружия для достойного ответа, пришлось ретироваться. Он побывал под обстрелом на тральщике и побывал в Вилючинске, подвергшемся массированному удару из реактивной залповой системы. Всего этого было достаточно, чтобы и без того находящегося на грани нервного срыва Жарова окончательно лишить рассудка. И что теперь? Нет никаких сомнений, что Андрею Михаил нужен только для того, чтобы получить треклятую водородную бомбу. Но за каким чертом они направились в лагерь? Быть может, бомба находится в таком месте, до которого надо добираться на моторной лодке? Где она вообще может быть? Полуостров Крашенинникова, мыс Казак, полуостров Завойко? Только до мыса Казак можно добраться по воде, с минимальным риском нарваться на шквальный огонь с корабля каннибалов. Хотя, быть может, уже нет. После того, как они заставили тральщик убраться из бухты, джокеры могут беспрепятственно рассекать по всей Авачинской губе на своих катерах и гидроциклах. Контроль над всей акваторией они уже получили. Да и едва ли бомбу прятали в этих местах. Они достаточно удалены от Елизово, даже для двенадцатимегатонного заряда. И если ГРУ хотело одним ударом уничтожить силы морского флота и воздушную группировку противника, занявшего эту территорию, то бомба должна быть где-то между Петропавловском и Елизово, а не в опасной близости от базы русских подлодок, по которой и так был бы нанесен ядерный удар перед вторжением. Конечно, двенадцатимегатонная бомба достанет Елизово и от мыса Казак. Сметет все в пыль. Все кроме взлетно-посадочных полос аэропорта. Нет. Бомба должна быть ближе. Чтоб ударная волна выкорчевывала бетонные плиты аэропорта. Чтобы плавилась и закипала земля на десятки километров вокруг. Чтобы даже Авачинский и Корякский вулканы огребли по полной программе. А может, и вообще проснулись бы от такого «будильника» и низвергли бы потоки лавы и миллионы тонн пепла.
Сапрыкин вдруг остановился, тяжело дыша, и уставился на полукруглый холм, к которому двигались сейчас три человека, вышедших из УАЗа.
– Твою же мать! – выдохнул он хрипя. – Ну конечно! Она здесь! Эта злобная сучара в этом холме!
* * *
– Я не шучу! Никому не подходить ко мне! Я выстрелю ей в голову! – рявкнул Жаров.
– Андрей, ты что творишь?! – продолжал недоуменно восклицать Александр Цой, перегородивший ему путь. – Отпусти ее сейчас же!
– Саня, не лезь! У нас с Крашенинниковым уговор! Он отдает мне бомбу, я отпускаю Олю!
– Бомбу?!
– Да, ту самую, из «Протокола-О»!
– Погоди, Андрей, – Цой выставил вперед себя ладони. – Эта супермощная бомба здесь?! И ты ее сейчас получишь?! А что дальше-то?!
– А как ты думаешь, Саня?! У нас нет другого оружия, способного изменить баланс сил в нашу пользу!
– Какой баланс, Жар! Эта хрень испарит нас всех и половину бухты в придачу!
– Миша, эй, – позвал Андрей.
– Что? – угрюмо отозвался Крашенинников.
– Тебя же инструктировали, верно? Это не миссия смертника?
– В смысле?
– Я говорю, через сколько времени сработает бомба, после того как ты ее приведешь в боевое состояние?
– Насколько я помню, речь шла о двух часах. Там химический детонатор. Его вкручиваешь и время реакции – два часа. Вроде этого должно хватить, чтоб убраться на безопасное расстояние. Но я, черт тебя дери, понятия не имею, где безопасное расстояние от эпицентра двенадцатимегатонного взрыва!
– Главное, что эти разукрашенные твари сгорят все до единого. Давай, Миша. Не стой. Веди меня дальше. Ведь если ты мне не врешь, очень скоро я отпущу и тебя и Олю.
Это действительно был веский довод, и Михаил двинулся к обнажившемуся после цунами, полузатопленному тоннелю.
– Здесь решетка, – сказал Михаил, остановившись у препятствия.
– Я знаю об этом. Как ее открыть? – кивнул Жаров.
– Специальным ключом. Но у меня его нет.
– То есть? – разозлился Андрей.
– Слушай, надеюсь, ты не думал, что ключ болтался у меня на связке вместе с ключами от квартиры, и почтового ящика? Ключ я должен был получить вместе с командой на подрыв.
– Если ты думаешь, что меня это остановит, то я прикажу немедленно притащить сюда десяток гранат! – рявкнул Жаров.
– Я не пытаюсь тебя остановить! Я хочу забрать Олю и убраться как можно дальше и от этой бомбы и от тебя! Еще неизвестно, кто из вас хуже!
– Жаров! – раздался оглушительный в этом маленьком тоннеле голос. Михаил, Оливия, Андрей и шедший следом Цой обернулись.
Евгений Сапрыкин медленно двигался по пояс в воде в их сторону.
– Какая бешеная собака тебя опять укусила, а, Жаров?!
– Не подходи! Анатольевич, не подходи! – заорал Андрей, еще крепче прижимая к себе заложницу и тряся у ее виска пистолетом. – Не вынуждай меня и сам не бери грех на душу!
– Грех?! Это ты, сопля тупорылая, мне сейчас за грехи рассказывать будешь, да?! Что ты творишь, полоумный?!
– Я спасаю этот мир от этих каннибалов, вот что я творю! Водородная бомба, о которой говорилось в «Протокле-О», находится здесь!
– Это я уже понял! И что дальше?! Ты взорвешь ее?! Ты хоть понимаешь, что край воронки от такого взрыва будет дальше, чем поселок американцев? Ты понимаешь, что ударная волна сотрет с лица земли Вилючинск и всех, кто там еще жив?!
– У нас будет два часа после приведения бомбы в активный режим! Миша и Оля сядут в свою машину и поедут к своим американцам. Предупредят их, и они уберутся в сопки! Ты отправишься на катере в Вилючинск и сделаешь то же самое!
– Андрей, а как же ребята, которые здесь, в лагере? – вздохнул Цой. – У нас не хватит лодок, чтоб переправить всех на тот берег.
– Они уйдут с американцами! Саня, лучше ты отправишься в Вилючинск и начнешь эвакуацию. Оставшихся ребят Сапрыкин поведет за вулканы, вместе с американцами. Он у них уже своим стал… Саня, лучше садись в лодку прямо сейчас и возьми с собой пулеметчиков, чтоб вас не перехватили…
– Ты идиот, Жаров! – перебил его Сапрыкин. – Это двенадцать мегатонн! Никто не уйдет за два часа на такое расстояние, чтоб не почувствовать на себе всю адскую мощь такой бомбы! От этого взрыва будут такие подвижки воздушных масс, что даже укрывшиеся среди сопок люди лишатся барабанных перепонок, оглохнут, и получат баротравмы легких! Ты этого хочешь?!
– А что ты предлагаешь, старик?! – с ненавистью и презрением заорал Андрей. – У этих тварей тяжелая артиллерия, и мы ничего не можем поделать! У них реактивные системы, которые бьют на десятки километров, а у нас дальше всего стреляет СВД! Они уничтожат нас! Всех! И меня, и тебя, и Олю, и Саню, и Мишу и всех американцев! Или ты хочешь сказать, что в паре с тем лысым громилой, как заправские супермены, способны решить данную проблему?! Так почему в таком случае еще не решили?! Почему я сегодня бродил среди пожарищ в Вилючинске и поскальзывался на кусках разорванной человеческой плоти, которая еще вчера была людьми?! Нашими братьями и сестрами!!! ПОЧЕМУ?! Мы, так или иначе, умрем от рук этих скотов! Но мы не позволим себя сожрать и заберем их с собой! Они уже никуда не отправятся на своем поганом корабле! Больше ни на кого не нападут!
– Послушай, Андрей. Успокойся и просто дай мне время…
– Я даю два часа! Время стоит человеческих жизней! Ты знаешь, что Дениса Хана, мужа Жанны, сегодня разорвало в клочья?! Кто следующий?! Сама Жанна?! Она же тебе как родная дочь, не так ли?! Или как младшая сестра, неважно все это, черт возьми! Мы все, одна семья! И я не желаю, чтоб с жизнями моей семьи обращались так, как эти нелюди!
– И это говорит человек, держащий пистолет у виска моей жены, – зло прорычал Крашенинников.
– Заткнись, Миша! Все это пустой разговор! Мы теряем драгоценные минуты! Саня, принеси сюда химические осветители! Сапрыкин! Ты же все время таскаешь с собой взрывчатку в этом рюкзаке! Взорви эту решетку! Делайте, что я сказал, иначе я выстрелю ей в голову, а потом пристрелю кого-нибудь из вас! Мне уже нечего будет терять!
* * *
Небольшой и весьма быстрый катер застопорил ход. С виду, дорогая игрушка для морских прогулок богатых счастливчиков. Несколько кают, камбуз, просторный салон и высокотехнологичный гальюн. Даже мини-бассейн на корме, в котором, правда, сейчас не было воды, и который затянут тентом. Но на борту не было успешного бизнесмена с полудюжиной длинноногих любовниц или компаньонов по бизнесу, приглашенных порыбачить в Тихом океане, за пределами территориальных вод Российской Федерации. На борту находилось семнадцать человек. Крепкие мужчины в возрасте от двадцати семи до сорока лет. Сосредоточенные, немногословные и с военной выправкой, но одеты как те самые беспечные и весьма богатые рыбаки.
– Товарищ полковник, мы в зоне рандеву, – доложил один из них находящемуся на корме, рано поседевшему высокому человеку.
Полковник кивнул.
– Добро. Осмотреть горизонт.
– Есть!
– Горизонт чист! – последовал доклад после того, как радары проверили, нет ли в районе их пребывания других кораблей, катеров или летательных аппаратов.
– Добро. Что с меткой?
– Метка отчетливо видна на радаре. В условленном радиодиапазоне отчетливо читается сигнал радиомаяка.
– Дистанция?
– Восемь кабельтовых.
– Средний вперед. Курс на метку.
– Есть!
Вскоре в прожекторах яхты стал виден оранжевый буй, который и засек радар и который испускал постоянный радиосигнал. Два человека быстро извлекли его из воды большим сачком и положили на палубу. Полковник удовлетворенно кивнул, увидев номер 13 на корпусе буйка. Затем открутил верхнюю часть, отключил радиопередатчик и вернул открученную часть буйка на место.
– Проверить горизонт, – приказал он.
– Горизонт чист!
– Хорошо. Акустик! Сонары!
– Крупный подводный объект, товарищ полковник. Неподвижен. Глубина пятьдесят. Дистанция – сорок метров справа по борту. Это подводная лодка! Других подводных объектов не наблюдается!
– Добро. Так. Давайте трубу.
Те двое, что извлекали буй из воды, открутили длинную рукоять сачка и опустили ее с кормы в воду. Затем один из них протянул главному большой гаечный ключ. Тот поблагодарил кивком головы и, подойдя к корме, трижды ударил по железной трубке, опущенной в воду. Затем выждал пять секунд и ударил еще три раза. На сей раз с большим интервалом между каждым ударом. Затем еще пауза и четыре быстрых удара. Пауза. Два долгих. Пауза. Один удар. Следующая пауза длилась пять минут. После нее он в точности повторил серию ударов, только в конце был не один удар, а тринадцать. Как и номер на том буйке.
– Акустик, доложить обстановку.
– Отчетливо слышится звук продувки балласта. Они всплывают, товарищ полковник.
– Хорошо, – вздохнул старший на яхте и вернул гаечный ключ подчиненному. – Погасить прожектора. Включить аварийное освещение.
– Есть!
Через несколько минут в мутноватом красном свете аварийных ламп можно было увидеть, как медленно из глубин океана поднимается китайская атомная подводная лодка проекта «093» класса «Шань». Еще немного времени, и яхта причалила к массивному черному корпусу, теряющемуся в ночной мгле. С подлодки спустили трап, и полковник поднялся по нему на палубу китайской субмарины, короткими рукопожатиями поприветствовав несколько человек, вышедших из недр подводного атомохода. Один из них имел нетипичное для экипажа подлодки, вполне европейское лицо. Тем не менее, он являлся довольно высокопоставленным функционером в ГРУ ГШ НОАК. Полковник хорошо знал, что этот человек имеет русские корни. Его предки обосновались в Харбине еще в дореволюционный период, будучи строителями КВЖД. Учитывая специфику отдела, в котором занимает пост этот человек, и то, что отдел занимается Европой и Россией, там нужны были люди с неазиатской внешностью.
– Здравствуй, дорогой друг, – улыбнулся китайский засекреченный генерал со славянским лицом. – Хорошо, что сегодня плотная облачность, и хорошо, что вы помните условие, по которому вам надлежит находиться на палубе нашей лодки, пока идет погрузка изделия.
Жестом руки он пригласил отойти полковника в сторону, пока на рубке субмарины быстро монтировали телескопическую стрелу с лебедкой.
– Уговор я помню, – кивнул полковник. – Как и ваше недоверие.
– Дело не в недоверии, мой друг, – продолжал улыбаться генерал. – Я представляю свое правительство. Но вот вы представляете только самого себя. Ну и группу единомышленников. У нас очень опасная миссия.
– Если бы всем в наших властных кругах можно было доверять так, как у вас, то и миссия эта не имела бы смысла. Разве нет? – усмехнулся полковник.
– Разумеется. Но и у нас во власти не все мандарины сладки. Некоторые гнилы и полны червей. Потому-то у нас существует смертная казнь. И мы не стесняемся выносить подобные приговоры. С другой стороны, было бы куда эффективней, если б вы могли заложить бомбу вашего производства. Мегатонн на двадцать. Или даже на пятьдесят. Вы ведь однажды уже доказали миру способность создать подобный боеприпас.
– Взрывать пятьдесят мегатонн над зоной субдукции? Вы представляете, к каким последствиями это может привести? – нахмурился полковник.
– Разумеется, мой друг. Ужасные землетрясения в Японии. Мощнейшие колебания в США по разлому Сан-Андреас. Эхо такого взрыва могло бы сильно попортить кровь нашим врагам.
– Вы хоть понимаете, что могло бы достаться и вашему восточному побережью, в таком случае?
– Гигантский цунами накроет буржуазный Шанхай, в котором прозападных элементов больше, чем во всем вашем правительстве? Ну, будет вам, дорогой друг. Не велика потеря.
– А как на счет гражданских? Невинных жертв, которых будут миллионы? Я офицер, а не убийца.
– Военный человек подобное говорит в двух случаях. Чтоб оправдать все совершенные убийства, или когда готовится к поражению. Успокойтесь, мой друг. Все солдаты, офицеры, генералы и их верховные главнокомандующие – убийцы. Действующие, либо потенциальные. Вы знаете, что в английском языке криминальное убийство и убийство на войне обозначаются разными словами? Им так легче. Потому они и убивают всюду при помощи своих солдат и офицеров. Ведь убийство на войне, вовсе не криминальное. И убитым гражданским, наверное, от этого намного легче, как и их родным. – Генерал вдруг расхохотался. – По отношению к вам они не будут столь сентиментальны. Уж поверьте. К тому же, мы лишь фантазируем. Устройство, что сейчас мои ребята передают вашим, имеет мощность всего в двенадцать мегатонн, как и договаривались. Не пятьдесят. К тому же, скорее всего, это так и останется мерой предосторожности, никакой войны не будет, и мы мирно умрем в своих постелях дремучими стариками.
Полковник угрюмо смотрел на то, как китайские офицеры выносят ящики с частями взрывного устройства, цепляют к лебедке и передают его подчиненным, стоящим на трапе. Те с величайшей осторожностью выгружали ящики в пустующий небольшой бассейн на корме яхты. Сейчас погрузкой не были заняты только четыре человека с яхты. Он сам и три вооруженных спецназовца, находящиеся на верхней палубе его небольшого и быстроходного корабля.
– Когда все так тщательно и всерьез готовятся к возможной мировой войне, мне кажется, что она неизбежна, – вздохнул полковник.
– Отчего в вас вдруг проснулся такой пацифист, мой дорогой друг? Уж не от того ли, что на прошлой неделе у вас родилась внучка?
Полковник недобро взглянул на китайского генерала, но тот снова обезоруживающе улыбнулся:
– Ну, будет вам, друг мой. Вы ведь тоже наводили справки обо мне. Знаете, что один мой дед был против Советов и сотрудничал с японцами в годы оккупации. А другой мой дед был резидентом большевистской разведки по линии Коминтерна, был разоблачен, арестован и сгинул в японской лаборатории отряда 731. Кстати, тот дед, что работал на японцев, был убит американцами. Он находился в порту Нагасаки, когда на этот город упала атомная бомба. Какие разные убеждения и какая одинаковая судьба. Оба погибли во славу оружия массового уничтожения. В таком уж мире мы живем, дорогой друг. Политические, религиозные взгляды… Любовь или ненависть… Все это не важно. Важно, у кого детонатор. – Генерал протянул полковнику черный кейс.
– Это то, что я думаю?
– Да. В кейсе боросиликатная ампула с кислотой особой химической формулы в титановом корпусе. Вкручивается против часовой стрелки. Формула кислоты засекречена. Повторить ее нельзя. Так что не следует заливать обычную серную кислоту в отверстие для детонатора. Это ничего не даст. Бомба не сработает. Попытки извлечь образцы кислоты из боросиликатной капсулы приведут к тому, что кислота испортится мгновенно. Ее состав нельзя изучить вне лаборатории, где она создана. Наша химическая промышленность ушла далеко вперед. Особенно с тех пор, как вы свою распродали и фактически уничтожили.
– Каково время реакции? – Полковник осторожно взял в руки кейс.
Генерал перестал улыбаться и пристально посмотрел на собеседника.
– Капсула полная, мой друг…
Низкая и плотная облачность, безусловно, надежно прикрывала зону рандеву роскошной яхты и атомной подводной лодки. Правда, современным разведывательным спутникам облака уже не помеха. Но американский спутник должен пролететь над этим районом через сорок семь минут. Российский через тридцать две. Китайский спутник через пять. Впрочем, от последнего как раз и нечего было срывать, учитывая, на каком уровне разрабатывалась данная операция. Закончив погрузку, подчиненные полковника затянули бассейн с ящиками, в которых находились части адской машины, брезентом. Лодка погрузилась в глубины Тихого океана и взяла курс домой. Яхта направилась к полуострову Камчатка. В Авачинскую бухту. Генерал отправился на яхте. Он должен будет проконтролировать сборку бомбы и фиксацию ее в выбранном полковником месте. Это старое бомбоубежище, наскоро построенное во времена «Карибского кризиса». Тогда таких убежищ на скорую руку было построено много по обе стороны Тихого океана. И большинство из них, через пару десятилетий, были просто заброшены. Поскольку ядерная война не состоялась, и атомный джинн дал долгую фору человечеству, для более неторопливого и качественного создания бункеров. Когда-нибудь в них будут находиться те, у кого детонаторы, кнопки и коды запусков. В более совершенных бункерах они будут себя чувствовать куда комфортнее и безопаснее, чем в сыром бетонном саркофаге с рядами ржавых и скрипучих коек вдоль стен. В этом комфорте и мнимой безопасности растворятся, как под действием кислоты, всякие сомнения. И машина Судного дня заработает на полную мощность. Но это будет когда-то потом. А сейчас яхта мчалась в Авачинскую бухту. Полковник передал генералу конверт с паспортом и билетами. В обед следующего дня гость из Китая по ложному паспорту и этим билетам улетит из Елизово в Хабаровск, оттуда в Екатеринбург и уже из Екатеринбурга, на поезде, поедет домой. В Пекин. Дело будет сделано, и генерал получит повышение. Если ему еще есть куда расти.
Полковник проводил гостя в каюту и вернулся на корму, мрачно глядя на тент, скрывающий части двенадцатимегатонной термоядерной бомбы. Затем бросил взгляд на верхнюю палубу.
– Женя! Подойди!
– Есть! – молодой спецназовец с темными волосами ловко соскользнул по хромированным перилам лестницы и тут же вытянулся перед полковником.
– Слушай меня внимательно. Твое задание, и твоих ребят выполнено. Ты ведь не разучился покидать катера на большой скорости?
– Никак нет, товарищ полковник. Весной отработал задачу на «отлично». С аквалангом и без. Мои парни тоже.
– Это вы молодцы. Итак. Примерно через полтора часа мы будем входить в Авачинскую бухту. Когда будем проходить мимо полуострова Крашенинникова, вы покинете корабль, какая бы скорость у него не была. Ясно?
– Так точно, товарищ полковник.
– Акваланги готовы?
– Так точно.
– Хорошо. В зоне «Четыре», на полуострове Крашенинникова, вас будет ждать мой человек на машине. Мою машину ты ведь знаешь?
– Конечно! – кивнул спецназовец.
– Вот и хорошо. Он отвезет вас на базу. Сдадите амуницию, и он отвезет вас по домам. Завтра даю вам отгул. Отоспитесь.
– Спасибо, товарищ полковник, – кивнул спецназовец и покосился на черный кейс, который тот не выпускал из рук. – Разрешите вопрос?
– Нет, Женя. Не разрешаю.
– Понял. Прошу прощения…
– Молодец, что ты понял. Было бы странно, что ты дослужился до майора, не будь ты таким понятливым.
Спецназовец удивленно уставился на старшего по званию.
– Простите. Но я капитан-лейтенант.
– В понедельник ты будешь капитаном третьего ранга. С майорскими погонами. А твои парни капитанами. И вот еще что, Сапрыкин. Я надеюсь, мне не нужно напомнить тебе, какую бумагу ты подписал и что ни одна живая душа в целом мире не должна знать о нашей ночной морской прогулке?
– О какой прогулке, товарищ полковник? – усмехнулся Евгений.
– Вот-вот. Молодец. Даже если сам Путин спросит… Ври, как учили.
* * *
– Что здесь было? – спросил, озираясь по сторонам, Цой, сжимая в руке пару светящихся палочек химических осветителей. Вдоль стен стояли ряды двухъярусных коек.
– Старое бомбоубежище, кажется, – ответил Крашенинников. – Заброшено было еще во времена Брежнева. Видимо из-за постоянной сырости. Я тут не был ни разу. Когда меня инструктировали, просто показали схему и несколько фотографий этого бункера. Чтоб запомнил.
– А бомба где? – спросил Жаров.
– Дальше по коридору будет лестница наверх. Там помещение. Что-то вроде шлюза. Через него на поверхность из убежища должны были выкидывать тела умерших. Но так, чтоб наружный воздух не попадал в убежище. К тому же там стены тоньше и при подрыве бомбы меньше энергии заберут на себя. Отверстие для выкидывания трупов потом забетонировали, когда забросили это убежище. Бомба в том шлюзе.
– Идем, – качнул пистолетом Жаров.
На удивление, могучая и толстая дверь шлюза открылась довольно легко, несмотря на царившую здесь долгие десятилетия сырость. Помещение шлюза оказалось куда крупней, чем подумалось вначале. В центре помещения покоился свинцовый саркофаг размером с крупный письменный стол. В углу большой сейф, основание которого залито в бетонный пол.
– Бомба здесь? – Андрей кивнул на саркофаг.
– Да, здесь, – мрачно отозвался Михаил.
– Открывай.
– Бездушная скотина! Ты что, не видишь, что он ранен?! – воскликнула Оливия. – Как он, по-твоему, откроет этот свинцовый гроб?! Он машину-то едва вел!
– Не надо орать, – поморщился Жаров. Затем он покосился на стоявшего в стороне Сапрыкина. Нет. Этому поручать нельзя. Выкинет какой-нибудь фокус и испортит все дело…
– Саня, давай ты открывай.
– А чего это ты раскомандовался, а, Жар?! – огрызнулся Цой.
– Саня, давай не сейчас, чтоб тебя. Открой.
Недовольно ворча, Александр подошел к саркофагу и принялся изучать свинцовую крышку, подсвечивая фосфоресцирующими фонариками.
– Она же тяжеленная, наверное…
– Если я правильно помню, то крышка не монолитная. Она состоит из десятка идеально подогнанных друг к другу пластин, – устало произнес Михаил.
Он оказался прав. Цой поддел ножом уголок и сдвинул один из элементов верхней части саркофага. Стыки этих элементов были сделаны таким образом, чтоб не оставлять никаких щелей и плотно соединяться.
Александр убрал половину сегментов крышки и заглянул внутрь.
– Что-то это не похоже на водородную бомбу. Это какой-то большой электромотор, – проворчал он, склонившись над зияющей в саркофаге чернотой.
Жаров осторожно подошел и также заглянул внутрь, чувствуя, что смотрит в настоящую бездну.
– А ты думал, что она будет иметь форму бомбы из детских рисунков или агитационных плакатов? – невесело усмехнулся Крашенинников. – Это стационарное взрывное устройство. Насколько я знаю, оно еще и к полу намертво привинчено.
– Я что-то не пойму, как сюда вообще это смогли внести? Она же шире, чем входная дверь, – спросил Цой.
– По частям, – подал голос Сапрыкин. – По частям ее сюда внесли и собрали уже на месте.
– А ты откуда знаешь? – насторожился Андрей.
– Как говорит в таких случаях Герман Самсонов – это же очевидно.
– Ладно. Неважно это все. Как ее взорвать? – Жаров уставился на Крашенинникова и снова качнул пистолетом рядом с головой Оливии. – Как взорвать эту бомбу, Миша?
– Ты что же, прямо сейчас ее собрался взрывать? – изумилась Собески.
– Нет, черт возьми, на Пасху! А когда еще?! Если этого не сделать, то ближайшие сутки переживут только каннибалы и захватят нашу землю!
– Андрей, остановись, – вздохнул Михаил.
Однако Жаров ткнул пистолетом Оливии в висок:
– Р-р-раз!
– Не говори ему, Миша! – всхлипнула Собески. – Он в любом случае меня убьет. Или пистолетом или бомбой! Но бомбой он убьет всех!
– ДВА!
– В сейфе детонатор! – воскликнул Крашенинников. – Оставь ее! В этом сейфе лежит детонатор!
– На сейфе кодовый замок! Какой код замка?!
– Тридцать три ноль два!
– И все?! – недовольно рыкнул Жаров.
– А ты проверь!
– Не играй со мной, черт тебя дери, Миша! Ты ее жизнью играешь!
– Андрюха, это ты сейчас всеми нашими жизнями играешь, – проворчал Цой.
– Я назвал тебе шифр от замка! Что тебе еще нужно, собака?! – заорал Михаил.
– Саня, открой сейф!
– Да почему я опять?
– Открывай, Саня! – заорал Жаров.
– Ну, погоди, вот не будет у тебя однажды пистолета… – пробормотал Цой и, подойдя к сейфу, начал крутить диск замка.
– Андрей, выслушай меня, – отчаянно простонал Крашенинников.
– Не сейчас. Молчи, пока я тебе не задам вопрос.
– Да просто выслушай, твою мать! Ты, вернувшись из Вилючинска, говорил о молодой девушке и ее младенце, убитых во время обстрела поселка! Это страшный шок! Я прекрасно понимаю твое состояние!
– Ни хрена ты не понимаешь, – прошипел Жаров.
– Нет, понимаю! Потому что ты держишь пистолет у виска моей жены! Потому что ты взял ее в заложники и грозишься ее убить! Ее и нашего с ней ребенка!
– Что?..
– Она беременна! Чем ты лучше каннибалов, убивших Кристину с младенцем?!
Жаров смерил заложницу взглядом:
– Я же сказал, Миша, не вздумай со мной играть!
– Да будь ты проклят, не играю я! Знаю, что на кону! Она беременна!
– Хватит орать! Я же сказал, что отпущу ее! Сейчас ты мне объяснишь, как взвести детонатор, и вы уедете! Все, угомонись!
Цой, наконец, открыл сейф. Внутри кроме черного кейса ничего не было. Он извлек его и подошел к Андрею. Евгений Сапрыкин вдруг ощутил, как бешено забилось у него сердце. Он снова оказался там, на яхте. Совсем молодым, полным сил и оптимизма. Он снова увидел гостя из Китая, со славянским лицом и черным кейсом в руках. Этим самым кейсом. А потом в ночи замерцали огни Петропавловска-Камчатского, еще не истребленного мировой войной. И он с двумя своими товарищами покинул мчащуюся по Авачинской бухте яхту, нацепив акваланги и прыгнув за борт, как и приказал ему полковник. Ох, как ему было любопытно, что им погрузили с той подлодки и что в этом кейсе… Но теперь, все было до боли очевидно…
– Этот чемодан не взорвется, если его открыть? – спросил Александр, уставившись на Крашенинникова.
– Там должна быть стеклянная капсула с какой-то кислотой, – пожал плечами Михаил. – С чего бы ей взрываться?
– Ну, хрен его знает, – с сомнением в голосе вздохнул Цой и осторожно открыл кейс. Внутри находилась картонка с инструкцией и армированная титановым кожухом стеклянная колба с вязкой жидкостью янтарного цвета. С одного конца стеклянная колба была обнажена. С другого имелся ярко красный-колпак. В кожухе имелось продолговатое окно с делениями, что делало этот детонатор похожим на большой термометр.
– Что дальше? – Голос Жарова дрогнул, когда он взял в руку этот предмет. – Что с этим теперь делать?
Крашенинникову очень хотелось громко предложить Андрею что-то совсем неприличное и оскорбительное, но он понимал, что этого делать нельзя. Во всяком случае, пока на Оливию направлен пистолет.
– Выкрути заглушку синего цвета из корпуса бомбы. Она наверху. Выглядит как вот этот красный колпачок на детонаторе. Затем вкрути эту колбу. Под конец она будет крутиться туго, потому что там полое алмазное сверло, которое начнет бурить стекло с кислотой. Крути до щелчка. Колпачок зафиксируется. Выкрутить детонатор уже будет нельзя. Да и бессмысленно. Кислота через шахту в сверле польется внутрь и начнется химическая реакция.
– Андрей, постой. – Сапрыкин приподнял ладони. – Дай мне взглянуть на эту колбу с кислотой.
– Стой, где стоишь, дядя Женя! – воскликнул Жаров, и ствол пистолета тут же уставился на майора. – Знаю я твои фокусы!
– Хорошо, хорошо! Не давай мне эту штуковину в руки! Тогда просто скажи, насколько она заполнена кислотой?
– А в чем дело?! Объясни сначала, потом, быть может, я тебе отвечу!
– Ладно! Миша сказал, что во время инструктажа его предупредили о том, что после вкручивания детонатора взрыв произойдет через два часа. Верно, Миша?
– Да, именно так, – кивнул Крашенинников.
– Итак. Два часа. Но на колбе должны быть деления. Если жидкости по самую нижнюю черточку, то есть минимальное количество, то химическая реакция будет происходить долго. Те самые два часа. Но если капсула полная, то это десять минут. Учитывая, что со временем свойства кислоты могли ухудшиться, то минут пятнадцать. Максимум двадцать. Двадцать минут для того, чтобы убраться от эпицентра двенадцатимегатонного взрыва. Даже если бы за пределами этого холма нас ждал вертолет, то мы не успеем убраться. Понимаешь? Уже через восемь-десять минут после термоядерной реакции над этим местом будет гриб высотой до сорока километров и с диаметром шляпки гриба до ста километров! Здесь пятьсот Хиросим! А вспышка… Ее будет видно с поверхности Луны невооруженным глазом и с Марса в школьный телескоп!
– Вот марсианские школьники повеселятся, – угрюмо проворчал Цой.
– Саня, подойди ближе и посвети, – тихо сказал Жаров.
Цой подошел ближе и вытянул руку с осветительными палочками. Андрей внимательно осмотрел колбу, даже встряхнул слегка.
– Сапрыкин, откуда ты знаешь про детонатор?
– Да потому что меня этому учили, Андрей. Меня учили закладывать диверсионные ядерные фугасы. Минировать ими шлюзы каналов, тоннели, побережье близ морских портов, дамбы, мосты, лесистые территории близ атомных станций… В таких зарядах предусмотрен детонатор, действие которого не остановить. Химический. Такой же, как у тебя в руках. Но меня учили минировать территорию врага. А Мише сказали привести в действие водородную бомбу в родном городе. У меня сильные сомнения, что ему дали бы фору в два часа. За два часа он бы тысячу раз подумал. Поднял бы тревогу. И, по крайней мере, часть авиации противника покинула бы Елизово до взрыва. Ему просто сказали, что у него будет два часа форы. Но ведь он не имеет ни малейшего понятия о подобных детонаторах. Андрей. Сколько там кислоты?
Жаров мрачно взглянул на майора:
– Она полная…
– Твою мать, – зло выдавил Александр.
– И что это меняет? – сказал вдруг Жаров, после недолгого молчания.
– Чего? Да ты в своем уме?! – крикнул Михаил.
– Да. В своем. Так или иначе, нам конец. Но если я вкручу эту капсулу, то и каннибалам тоже. Такой исход мне нравится больше. И… Ни наши люди, ни американцы не успеют ничего понять. Никто не будет мучиться. Все будет быстро. Никакой боли и страха…
– Прекрати нести эту чушь! – крикнул Цой и шагнул в сторону друга, но теперь пистолет был направлен на него.
– Не приближайся, Саня! – Одна рука Жарова сжимала ПМ, а другая торопливо выкручивала синюю заглушку из тела бомбы.
– Ты угрожаешь меня убить, если я помешаю тебе меня убить? Что за херня, Андрей? – поморщился Александр.
– У тебя еще есть время понять, что я поступаю правильно.
– А вот у тебя, похоже, не осталось мозгов, чтоб понять, что ты долбо…
– Все! Молчать всем! Молитесь, если хотите, но больше не говорите со мной!
Андрей уставился в зияющую пустоту открывшийся шахты для детонатора и замер. В мыслях вдруг бешеным калейдоскопом закружились образы, события, воспоминания. Он держал капсулу в паре дюймов он неизбежности массового уничтожения и не мог сдвинуться с места, завороженный тем зрелищем, которое вдруг подарило ему сознание. За мгновение он вспомнил множество разговоров с друзьями о том, до какой степени расчеловечивания должны были докатиться те мерзавцы, которые запустили маховик глобальной войны. Было ли в канувшем мире хоть что-то, что могло упредить их роковое решение? Он вспоминал потерянных друзей и родных. Вспоминал ту борьбу, что они вели когда-то против банд. Вспоминал казнь Чермета и его отлетевшую голову. От всей этой мешанины, что вдруг затмила решение привести адскую машину в действие, уже кружилась голова и пробирал озноб…
Крашенинников заметил странное состояние Жарова, будто он совсем выпал из реальности, и едва заметно, стараясь не шаркать подошвой по бетонному полу, стал медленно приближаться.
– Ты, правда, думаешь, что с двумя свежими пулевыми ранениями одолеешь меня раньше, чем я тебя застрелю, Миша? – послышался хриплый и какой-то замогильный голос Жарова. – Стой, где стоишь…
Михаил вздрогнул. Как вообще он заметил в таком состоянии?
Но Жаров, похоже, видел сейчас все. Он видел мертвую Кристину с ребенком, уцелевших вилючинцев, надеющихся выстоять и победить. Он видел, как все сплотились в битве за жизни тех, кто оказался в подводной лодке после цунами. Он видел и само всесокрушающее цунами и то, как мичман Самсонов, вопреки всему, смог вывести тральщик из стихии целым и невредимым. А еще он видел того странного человека с фотоаппаратом в руинах старого кинотеатра, за несколько дней до конца света. Видел, как они подростками играли в «квадрат», и яркую вспышку. Шум падающего вертолета, хлопок лопнувшего мяча и крики Никиты, когда на нем загорелась одежда. А потом уже взрослый Никита Вишневский, совсем недавно, произнес:
– Что может быть мужественней, чем сказать дьяволу – нет?
– Оля… – выдохнул Жаров, тряхнув головой. – Оля, ты, правда, беременна?
– Да, – тихо отозвалась Собески. – Это правда…
– Тогда уходи. И ты, Миша. Уходите. Садитесь в свою машину и…
– Андрей, это двенадцать мегатонн. И двадцать минут в лучшем случае, – возразил Крашенинников. – Мы просто не сможем… Да и как быть с остальными людьми?
Жаров зажмурился, чувствуя острую боль от того, в какой жуткой и неистовой схватке сейчас находятся его решимость и сомнения.
– Я не знаю, – простонал он. – Я не знаю, что мне делать.
– Тогда я скажу тебе, чего не делать, – подал голос Сапрыкин. – Отдай мне детонатор. Остановись.
– И тогда они победят…
– А вот с этим я бы поспорил.
– Тебе нечего предложить для победы над этими уродами, дядя Женя. Нечего…
– Отдай мне детонатор, Андрей. Если мы не найдем способ победить, то клянусь, я сам взорву эту бомбу, но только после того, как все наши люди и американцы будут далеко отсюда.
– И людям будет нечего есть, и негде жить… – Жаров распахнул глаза и уставился на дрожащую руку, сжимающую колбу с кислотой.
«Что может быть мужественней, чем сказать дьяволу – нет?» – пульсировал в голове голос Никиты Вишневского.
Андрей вдруг отчаянно закричал и, что было сил размахнувшись, метнул сосуд в стену. Раздался треск разбившегося стекла.
– Вдребезги! – воскликнул Цой, посветив на остатки детонатора и на стекающую по стене вязкую жидкость.
Сапрыкин тут же схватил Оливию и толкнул к двери:
– На улицу! Бегом все на улицу, пока вы не начали блевать кусками собственных легких! Бегом!!!
Единственный, кто не сдвинулся с места, был Андрей, однако Цой схватил его и буквально выволок из помещения вслед за покинувшими его Оливией и Михаилом. Последним выскочил Сапрыкин, который сразу же запер герметичную дверь.
На улице, уже встречала группа стрелков во главе с Женей Гориным. Тот нервно теребил повязку на раненой руке.
– Когда взрыв? – спросил он взволнованно.
– Надеюсь, что никогда, – выдохнул Цой. – Мы, кажется, передумали.
Вышедший из тоннеля последним Сапрыкин схватил Жарова и замахнулся кулаком, чтоб нанести удар. Андрей просто смотрел на него опустошенным взглядом. Он не прищурился, не пытался защититься или оказать сопротивления. Даже не стал вырываться. Просто стоял и ждал, когда на него обрушится вместе с кулаком гнев старого наставника. Майор вовремя опомнился и опустил руку.
– Андрей, что же ты творишь, парень! – сокрушаясь, проговорил он.
– Уже ничего, дядя Женя, – равнодушно отозвался Жаров. – Ничего я не творю. Я уничтожил шанс одолеть их…
– Ты чуть не истребил все живое здесь!
– Чуть… А вот они не будут терзаться сомнениями. Их не разжалобит ничто. Тем более беременность Оли.
Сказав это, Андрей протянул Сапрыкину свой пистолет. Но его перехватил Крашенинников и направил Жарову прямо в лицо.
– Стой, Миша! – заорал Цой.
– Майкл, нет! – подхватила Собески.
– Ты угрожал моей жене и ребенку! – прорычал Михаил. Его рука, сжимавшая пистолет, дрожала. Как дрожал и голос, а по бледному лицу стекали капли пота.
– Майкл, убери пистолет! – требовала Оливия. – Хватит уже этого безумия!
– Он угрожал тебе!
– А значит, мне судить его поступок! Убери пистолет!
– Да ничего, – горько усмехнулся Жаров. – Пусть стреляет. Если получится, конечно. Там нет патронов.
– Что? – недоверчиво скривился Крашенинников и попытался извлечь обойму, но с одной здоровой рукой это было не так просто.
Сапрыкин вырвал у него оружие и покачал в ладони, проверяя вес пистолета.
– Похоже, действительно пусто, – сказал майор и для верности проверил обойму и канал ствола. – Так и есть.
– Последний патрон я всадил в башку того каннибала. – Андрей отошел в сторону, и устало сел на землю, схватившись за голову. – Все блеф. Пистолет, бомба… Все бездарный блеф…
Сапрыкин некоторое время задумчиво смотрел на него, затем обратился к стоящим рядом людям:
– Миша, Оля, садитесь в машину и возвращайтесь в Нью Хоуп. Объясните им все. В том числе и то, что эта бомба больше не опасна. Детонатора больше нет.
– Рассказать американцам про бомбу? – удивился Михаил.
– Именно. Только не всем подряд об этом рассказывайте. Только Карлу и Рону. Скажите им, что мне надо в Вилючинск. Позже я вернусь, и мы обсудим с ними план действий.
– Хорошо…
– Так. Тезка, – он тронул за плечо Горина. – В Вилючинске должен быть кто-то из лидеров. Если Жанна потеряла мужа, она может уже быть не в состоянии сохранять хладнокровие, рассудительность и руководить обороной. Поэтому вернешься со мной ты. К тому же ты ранен. Пусть люди видят, что вы тут тоже не мед хлебали ложками. Возьми пять стрелков и садитесь в лодку. Прихватите один пулемет. Возможно, придется отстреливаться от джокеров на гидроциклах.
– Все понял, – кивнул Горин.
– Саня…
– Да, – отозвался Цой.
– Андрей, похоже, совсем сломался. Чинить некогда. Присматривай за ним. И выстави пост у входа в этот бункер. Будьте на чеку. Каннибалы будут первым делом пытаться захватить этот берег, чтоб потом покончить с Вилючинском. Готовьтесь к обороне. Но никаких самостоятельных действий, до моего возвращения! Глухая оборона!
– Ясно. Сидеть и ни черта не делать.
– Да чтоб тебя, Саня! Готовиться к обороне! Подготовить укрытия на случай артобстрела! Рассредоточиться! Будут бить крупным калибром – основную часть бойцов спрятать в бункере!
– Но там же кислота эта.
– Она в шлюзе. Я надежно запер дверь. В шлюз никому не лезть. Теперь ясно?
– Все ясно. Не волнуйся. Справимся.
– Очень на это надеюсь. И присматривай за Андреем. От него одного сюрпризов приходится ждать больше, чем от всей этой гребаной армии людоедов.
* * *
На этот раз за рулем сидела Оливия. Михаил снова почувствовал приступы слабости и боли, и находился на грани потери сознания. Организм, мобилизованный в то время, когда его возлюбленной и будущему ребенку грозила очевидная опасность, вновь вернулся к своим собственным проблемам.
Собески то и дело смотрела на мужа, и в ее взгляде сквозило то сочувствие и боль за страдания близкого человека, то плохо скрываемые злость и обида…
– Как ты мог скрывать от меня такое? – проговорила она, наконец.
– Что? – вздохнул Михаил. – О чем ты, милая?
– Ты знаешь о чем! Все эти годы у тебя была водородная бомба, и ты скрывал это от меня! Как ты мог?!
– Дорогая, вот сейчас я пытаюсь представить себе контекстную ситуацию, при которой я должен был тебе об этой бомбе рассказать, и у меня это с трудом получается.
– Чего? Я что-то тебя не пойму.
– Ну, например: «Дорогая, выходи за меня замуж. Потому что у меня есть мощная бомба!» Так? Или, вот: «Дорогая, давай заведем детей, чтоб мне было кому передать здоровенную термоядерную бомбу. Кстати, она у меня есть!». Или же: «Дорогая, давай займемся любовью, потому что у меня большая штука, готовая взорваться дюжиной мегатонн!».
– Черт тебя дери, Майкл, это же не смешно!
– Дорогая, не кричи на меня, потому что я обладаю водородной бомбой. Как насчет такого контекста?
– Прекрати сейчас же! Я не вижу здесь ни одного повода для шутки! Как ты вообще мог согласиться на то, чтоб взорвать такое устройство?!
– Я не соглашался его взрывать, милая, – вздохнул Крашенинников, прикрыв глаза. – Я согласился стать гипотетическим подрывником. Одним из подрывников. Я был молод, энергичен и амбициозен. И у меня была очень скромная зарплата. ГРУ мне предложили хорошие деньги за согласие сделать то, что делать, скорее всего, никогда не придется. Так я тогда думал. Кто из нас мог помыслить, что с миром произойдет такое? Я должен был привести бомбу в действие только в случае определенного стечения обстоятельств. При совокупности факторов, которые были настолько безумны и фантастичны, что я с большей долей вероятности стал бы изучать вулканы на спутнике Юпитера, чем был бы вынужден взрывать эту чертову бомбу. Но человечество оказалось настолько «разумным», что предпочло не исследовать другие миры, а испепелить свой. Я никогда в это не верил. И всю эту постапокалиптическую субкультуру с фильмами, комиксами, компьютерными играми и книгами считал полной хренью… Полной хренью оказалась моя вера в человека… А потом настали тяжелые времена. Я и забыл об этой бомбе. Потому что у меня хватало других забот. Прости меня, Оля…
– Что же ты еще от меня утаил, Миша? – вздохнула Оливия.
– Когда я был еще студентом, я пару раз курил травку…
– Черт возьми, – Собески поморщилась. – Когда же ты повзрослеешь?
– Наверное, когда стану отцом, любимая.
* * *
Корабль все еще был далеко. Однако на поверхности бухты виднелись катера каннибалов. Похоже, они продолжали замеры глубин. В этот раз никто из них не пытался атаковать одинокую моторную лодку, которая сейчас двигалась в сторону Вилючинска. Быть может, просто не заметили. Или причина в другом… Возможно, джокеры были уверены в своей скорой победе и больше не распаляли свои силы на ненужные мелкие стычки, в которых одного за другим теряли своих бойцов.
Евгений Сапрыкин внимательно наблюдал за вражеским кораблем, но мысли были заняты Андреем Жаровым. Из всей группы подростков, желавших свергнуть иго многочисленных банд, державших некогда в страхе население Приморского и Вилючинска, он был самым бойким. Именно его первым и приметил некогда майор. Именно с ним начал беседу. В конце концов, он видел в Андрее отражение его отца, которого хорошо до всего этого знал. И они победили. Но теперь он совершенно раздавлен и сломлен. Сапрыкин хотел отогнать от себя любое осуждение и старался понять то, что творилось в душе Андрея. Но еще больше майору хотелось найти решение, которое снова приведет к победе. Сейчас, когда корабль врага подобрался ближе к жилищам людей, каннибалы непременно сменят тактику. Они уже ее сменили. Они не атакуют напрямую, живой силой, почувствовав сопротивление и горечь потерь.
Корабль начало заволакивать дымом, и огненные стрелы, вырывавшиеся из густых серых клубов, устремились к Вилючинску.
– Господи, опять! – отчаянно воскликнул Горин. – Опять «Градом» хреначат, суки!
Сапрыкин смотрел на то, как с корабля в полет устремлялась смерть, и, повернув голову в сторону берега, наблюдал за тем, как в родном Вилючинске возникают многочисленные разрывы боеприпасов. Взгляд его был полон скорби, боли и отчаянной злости за собственное бессилие. Он вдруг отчетливо понял все то, что творилось в душе Андрея Жарова, который совсем недавно был готов привести в действие адскую машину и уничтожить все живое, лишь бы остановить тварей, пришедших на его землю под флагом из человеческой кожи. Виски бешено запульсировали, дыхание перехватило, и все, что он видел глазами, вдруг начали заволакивать пульсирующие разноцветные круги. Сапрыкин вдруг ощутил, как огромные тиски неумолимо сжимают грудную клетку. Еще немного, и его ребра начнут крошиться, как старая штукатурка в домах Вилючинска, рядом с которыми взрывались реактивные снаряды. И вот уже это происходит, и сотни осколков вонзаются в сердце.
– Анатольевич, что с тобой?! – воскликнули бойцы, подхватывая майора, который едва не выпал за борт в момент приступа.
– Дядя, Женя, ты в порядке?! – взволнованно спросил Горин, склонившись над ним, когда Сапрыкина уложили на вещмешки.
– Воды, – прохрипел майор, все еще не видя ничего перед собой.
Кто-то быстро открутил крышку фляги и прислонил ее к почти посиневшим губам седого человека.
Сапрыкин сделал несколько жадных глотков, и немного полегчало.
– Вот же мать-перемать… – простонал майор. – Самым тупым с моей стороны будет сейчас сдохнуть от инфаркта… Эдак я в Вальгаллу не попаду… Поддайте газку, парни. Покуда я живой еще…
* * *
В офисе шерифа царил беспорядок, после недавнего минометного обстрела. Однако, заниматься наведением порядка здесь отчего-то никто не спешил. Риггз сидел за столом, уронив голову в ладони. Рядом возвышался Рон Джонсон, мрачно глядя на застилавшую стол карту и разложенные на ней листки бумаги. Напротив шерифа сидел Антонио Квалья и внимательно наблюдал за Карлом, ожидая от него хоть какого-то ответа.
Именно такими их и увидели Михаил и Оливия, войдя в помещение. Риггз медленно поднял на них взгляд. В нем не было удивления или радости. Просто жуткая усталость и даже какая-то обреченность.
– Вы сбежали? – равнодушно спросил он.
– Нет, – мотнул головой Крашенинников. – Нас отпустили.
– Даже так? Впрочем, это ничего не меняет. Сейчас вы тысячу раз пожалеете, что вернулись сюда.
– Что это значит, шериф? – нахмурилась Собески. – Как тебя понимать?
Антонио повернулся на стуле и, виновато улыбнувшись, взглянул на своих друзей.
– Миша, Оля, дело в том, что мой старый друг, похоже, нашел меня. И это очень большая проблема. Куда более серьезная, нежели армия каннибалов.
