Глава 9. Ночь безумия
Он сам не знал, почему сделал это. Выстрелов было вполне достаточно, чтоб в поселении начался переполох. Но Антонио все-таки закричал:
– Тревога! Мы атакованы!
Теперь он понимал, что хронометр его жизни отсчитывает последние минуты, или даже секунды. Но он обязан был уберечь Михаила и Оливию. И сделать это раньше, чем умрет.
Квалья рухнул на пол и рванулся к лестнице. Один из находившихся внизу налетчиков уже бежал наверх. Антонио выстрелил, но промахнулся. Он не мог сейчас вспомнить, доводилось ли ему вообще пользоваться когда-либо огнестрельным оружием…
Враг дал ответную очередь, резко запрыгав по ступенькам обратно, на первый этаж. Стрелял он от бедра. Совсем не целясь. Другой налетчик тоже стрелял. Но не в сторону Антонио. Он дал очередь в сторону двери жилища Собески и Крашенинникова.
– Нет, – выдохнул Квалья и снова в его руках задрожал от стрельбы автомат. И снова он ни в кого не попал. Но тот, что отступал, оступился и покатился вниз. Оставалось надеяться, что он сломает при этом себе шею…
Дверь комнаты, которую занимал Джонсон, находилась в противоположном от жилища Антонио конце коридора. И она вдруг резко распахнулась. На какой-то миг Квалья даже обрадовался, надеясь, что теперь за дело возьмется смуглый здоровяк из Сан-Диего. Но, видимо, свое окно, выходившее на руины Петропавловского порта и бухту, он не закрыл на ночь. И в него так же поднялись эти безвестные налетчики с разукрашенными лицами.
Антонио просто швырнул одну из двух осветительных бутылок в сторону еще одного появившегося врага.
Рефлексы опережали мысль, и уже когда эта бутылка летела в воздухе призрачным пятном, он понял, что было бы разумнее стрелять. Но, Квалья еще не знал, на что способна бутылка…
Налетчик попытался отбить ее прикладом, и это ему удалось бы, не будь она из не самого крепкого стекла. Бутылка разлетелась вдребезги, и ее содержимое липкими сгустками брызнуло на тело разбойника. Теперь эта субстанция светилась неприятным белесо-гнойным светом. Видимо зеленоватый оттенок свечению бутылок придавало стекло. Почти разу запахло паленой плотью. Налетчик завизжал, крутясь на месте и роняя оружие. Странный химический раствор, находившийся в бутылке, как оказалось, разъедал живые ткани почти с той же легкостью, с какой кипяток растворяет снег.
Не было времени удивляться этому. Антонио вдавил спусковой крючок, срезая длинной очередью и того, кто сейчас жарился в агонии, и того, кто возник следом за ним. Квалья сейчас был в таком отчаянии, что стрелял бы и дальше, но автоматам свойственно очень быстро расходовать патроны. Он отбросил в сторону ставшее бесполезным оружие и снова рефлексы опередили мысль. Он не стал подбирать оружие только что застреленных врагов, а просто рванулся вниз по лестнице, даже забыв на время, что одна его нога практически недееспособна. Тот налетчик, с которым у него несколько мгновений назад была не очень удачная дуэль, все-таки не сломал себе шею. Но Антонио сейчас со всей решимостью намеревался сделать это сам, обрушившись на поднимающего оружие врага всей своей массой.
Он повалил налетчика на пол. Совсем рядом с той охранницей, которую недоносок намеревался недавно изнасиловать уже мертвую. Удар кулаком по лицу. Еще один. И Квалья обнаружил, что его же удары делают ему больно. Лицо налетчика все было испещрено какими-то грубыми и твердыми шрамами, к тому же из переносицы, нижней губы и бровей урода торчали металлические предметы. Наверное, человеку, изуродовавшему себе лицом пирсингом, больно, когда его колошматят со всей силы по этому самому лицу. Но не менее больно и тому, кто бьет…
Они сцепились в мертвой хватке, катаясь по полу намереваясь друг друга придушить. Налетчик рычал и клацал кривыми окровавленными зубами, как гребаный упырь в не самом хорошем фильме…
– Тони!!! – раздался совсем рядом яростный женский крик.
Квалья резко повернул голову и тут же отпрянул от налетчика в ужасе…
* * *
– Тревога! Мы атакованы!..
Они вздрогнули так же синхронно, как только что бились их любящие сердца.
– Это, это Тони?! – выдохнула Собески. – Это же его голос!
– Оля! Прячься под кровать! – шепнул Крашенинников, метнувшись к стоящей у постели тумбе, на которой находилась свеча, и среди различных предметов лежал еще и большой нож.
– Миша, не ходи туда!
– Оля, я прошу тебя, спрячься под кроватью!
Вооружившись ножом и держа в другой руке свечу, Крашенинников пригнулся и толкнул плечом дверь. То, что он увидел, заставило его замереть в пугающем недоумении. Небольшой участок большого помещения освещал какой-то непонятный зеленоватый источник мертвецки холодного света. Рядом с источником этого света лежало тело мертвой женщины. Какой-то непонятный, разукрашенный человек свалился с лестницы, ведущей вверх, к жилищу Антонио. И еще один. Такой же, разукрашенный. С оружием в руках. Появление человека в открывшейся двери было для него неожиданностью, и тот просто дал веером очередь, разворачиваясь лицом к Михаилу.
Он почувствовал сильный удар и жгучую боль, которые повалили его на спину, заставив выронить и нож и свечу. Отчаянный крик Оливии заставил его устыдиться этого. Михаил попытался встать, но не мог. Все тело сковала жаркая боль, и сильно пульсировали виски. Правую руку он чувствовал, но она никак не хотела слушаться. Левую руку он не чувствовал вовсе. А еще эта ужасная боль, разбегающаяся по телу волнами того цунами… Подстреливший его человек с жуткой физиономией шагнул ближе, направляя в лицо оружие. Это было ужасно. Ужасно то, что несколько минут назад его возлюбленная просила его стать для нее всем и сделать для нее невозможное. И он буквально сразу так ее подвел…
– Только не сейчас… – хрипло простонал Михаил, снова попытавшись встать. Но его пригвоздила к полу словно сама смерть, поставив свою костлявую пяту ему на грудь.
– Оля… – Все поплыло перед глазами, но прежде чем погрузиться во мрак, Крашенинников успел заметить, как жуткому незнакомцу в горло вонзился арбалетный болт. Успел заметить, как тот роняет оружие и его и без того уродливое лицо становится еще более жутким от боли и ужаса. Вот он хватается руками за хвостовик болта, торчащего из глотки, и падает на пол. Где-то рядом…
– Я не зря… сделал тебе… арбалет… Оля…
– Миша! – Собески упала на колени рядом с мужем. – Миша!!!
Он не откликался, а вокруг него растекалась кровь…
…где-то там, в другом месте и в другом времени, маленькая девочка подставила крохотную ладошку, на которую с большого листа тут же заполз тучный и пушистый шелкопряд. Она улыбалась от того, как смешно щекочут его бесчисленные ножки ее ладонь и как бестолково он блуждает по пальчикам маленькой Оливии.
– Находясь на территории зверя, надо уважать этого зверя. И к его владениям относиться с уважением, – поучительным и добрым голосом говорил ее отец – Артур Собески.
– Но разве звери что-то понимают, папа?
– Они все понимают, милая. Вот представь, что ты красивая черная пума. Лежишь на ветке дерева, нежишься на солнце и сонно щуришься от его лучей. И приходят в твои владения браконьеры! Они начинают шуметь, стрелять. Ведут себя как грабители и убийцы. Да это они и есть! Разве тебе такое будет по нраву?
Маленькая Оливия тем временем перевернула ладонь, и шелкопряд оказался в тени. И вот тут смешное мохнатое насекомое продемонстрировало ей что-то похожее на здравый смысл. Шелкопряд тут же нашел четкую цель и, быстро перебирая лапками, стал ползти на солнечную сторону ладони ребенка. Он тянулся к свету.
– Мне бы такое не понравилось, папа, – улыбнулась Оливия, легонько поцеловала гусеницу и вернула ее на древесный лист…
…сейчас, глядя на свою ладонь, она видела кровь собственного мужа, растекающуюся по его груди и плечу. Там, где она только что безмятежно спала, положив голову.
– Миша… – тихо прошептала она и вдруг резко поднялась, схватившись двумя руками за арбалет так, словно это большой ледоруб. Когда-то, много лет назад, отец просил ее на миг представить себя пумой, в чьи владения вторглись злые силы. И она представила. Решительно двигаясь к борющимся на полу налетчику и Антонио, она со всей силы замахнулась и яростно выкрикнула:
– Тони!!!
Квалья бросил на нее взгляд и тут же в ужасе отпрянул от своего противника, сразу поняв, что сейчас произойдет. Плечо арбалета, сделанное из автомобильной рессоры, обрушилось на голову врага, раскроив ее пополам.
* * *
Внезапно набросившийся на мир ветер, хлестал плетками так же внезапно обрушившегося дождя, как недовольный стадом гуртовщик. Над головой плясали молнии, и грохотал гром, будто все происходящее вокруг и без этого было недостаточно инфернальным. Карл прижался к стене, машинально надвинув шляпу на самые брови. Стрельба была, кажется, повсюду, и теперь кто-то выстрелил и в его сторону. И он бы мог с легкостью схлопотать пулю в голову, однако, спрятавшись за угол, отчего-то поправил эту чертову шляпу, словно именно от нее зависело теперь все.
Молния на мгновение вырвала из мрака мечущиеся силуэты, и последовавший за ней грохот так же ненадолго заглушил крики людей и стрельбу.
– Эй, Карл! Русские все-таки напали на нас?! Больше ведь некому, верно?! – окликнул его кто-то, прятавшийся за большой поленницей приготовленных дров.
– Я не знаю… Моусли, это ты? – шериф пытался распознать голос, который он услышал среди всего этого шума.
– Да, это я!
– Как я уже сказал, я не знаю. Может это русские.
– Но ведь больше некому!
– Я не знаю, проклятье!
– Они появились с той стороны, где живет этот русский шпион, его итальянский пособник и эта шлюха…
– Закрой рот, кретин, и постарайся разобраться, где враг! У тебя есть оружие?!
– Есть, но я ни зги не вижу! А вот эти уроды, как будто видят в темноте!..
– Где Джонсон?!
– Я не…
Автоматная дробь ударила по дровам, за которыми прятался Моусли.
– Проклятье… Я не знаю! Кажется, с тех пор, как он ушел, так и не возвращался…
Что-то светящееся в темноте пролетело сквозь плотные струи дождя и ударилось в поленницу. Треск разбитого стекла и яркая вспышка. Карл зажмурился, припадая к земле. От заготовленных дров, несмотря на дождь, потянуло запахом паленой древесины. Зашипела влага. Брызнувшая из разбитой бутылки субстанция обволакивала дерево и горела, не давая прикоснуться к себе каплям дождя, испаряя их жаром в полторы тысячи градусов еще на расстоянии.
Очередная автоматная очередь. Совсем близко. Шериф приоткрыл глаз и увидел странного человека, с разукрашенным лицом, в сетчатой майке, в которую были вшиты длинные тонкие цепочки, украшенные человеческими зубами и костяшками человеческих пальцев. Массивные пластиковые наплечники этого человека были обтянуты скальпами. Правый – блондина, левый – рыжего…
– Матерь божья… – выдохнул в ужасе шериф, дрожащей рукой направляя в сторону налетчика свой пистолет.
Налетчик тем временем внимательно посмотрел на мертвое тело Моусли и только теперь, в отсветах странного пламени, въедающегося в древесину, увидел Карла.
Риггз вскинул руку и нажал на спусковой крючок. Пистолет щелкнул, но выстрела не последовало. Настала очередь врага…
Карл оттолкнулся двумя ногами, стараясь отпрыгнуть как можно дальше во мрак, но взмокшая земля подвела его, и он просто поскользнулся, упав на спину. Несколько пуль прожужжали буквально над его лицом. Но шериф не сомневался, что сейчас умрет. Ведь врагу всего-то надо чуть опустить ствол и дать еще одну очередь. Но налетчик отчего-то не стрелял. Только слышался странный и неприятный хрип. Затем звук падающего в лужу и грязь тела.
– Эй, ковбой, не время валяться и отдыхать, – услышал он странный и незнакомый голос, говоривший с акцентом.
Карл снова открыл глаз и увидел еще одного человека, который точно не был из его общины. Давно уже не молодой, но все еще крепкий, с седыми волосами и бородой. Шериф узнал его. Этот человек присутствовал на той встрече с русскими, у реки.
– Вы… Вы атаковали нас, – прохрипел Карл, все еще с трудом веривший в то, что смерть почему-то миновала его. Вернее, она миновала потому, что тот разукрашенный налетчик теперь валялся мертвый, и жуткий разрез на его шее испускал кровавые пузыри.
– Ты что, идиот?! Если это мы вас атаковали, то на кой черт я его зарезал и спас твою задницу?! – Сапрыкин поднял автомат убитого им врага и спрятался за стеной дома, рядом с Карлом. – Можешь отправлять в ад всех, кого сейчас увидишь с незнакомыми тебе лицами. Но учти. Мое лицо тебе уже знакомо.
– Где Джонсон? – прокряхтел Риггз поднимаясь. – Он ведь на встречу с тобой ушел, не так ли?
– Там, метрах… А хотя в каких к черту метрах, вы же особенные, с неметрической системой, чтоб вас… Короче, шагах в сорока в той стороне есть дерево, с которого свисают на веревках автомобильные покрышки…
– Это детские качели, – пояснил шериф.
– Ну, я так и думал. В общем, когда я в последний раз видел Рона, он за тем деревом выбивал все дерьмо из одного из этих уродов.
– Сколько их? Сколько нападающих?
– Прости, приятель, но у меня никак не получается их сосчитать. Очень суетливые эти членососы… Все бегают чего-то… Стреляют зачем-то…
Закончил Евгений говорить, сдобрив свою речь наиболее яркими словами уже из русского языка.
– А как ты здесь оказался?
– Пришел вашему здоровяку помочь, по-дружески. Он хороший парень, но порой бестолковый. Пропадет без меня. Кстати, почему ты не стрелял в этого? – Сапрыкин кивнул в сторону тела налетчика. – Я ведь еле успел его прикончить.
– Пистолет осечку дал.
– Давно им пользовался?
– Очень давно, а что?
– Да ничего. – Евгений протянул Риггзу трофейный автомат. – Вот этим, как ты видел, пользовались недавно. Держи.
Шериф удивленно смотрел на седого русского и даже забыл поблагодарить, принимая оружие.
– Так, ладно. Мне пора. Скажи мне только одно. Где те русские?
– Какие русские?
– Те трое, что поселились у вас на днях, приехав на небольшой военной машине.
– Там только один русский. Еще итальянец и гражданка Соединенных…
– Да какая разница, черт тебя дери?! – зло прервал его Сапрыкин. – Где они?
– В той стороне, на вершине холма двухэтажное здание. Над входом полотенце… Точнее, флаг висит…
– Я понял. Спасибо. – Евгений кивнул и осторожно посмотрел за угол.
– Погоди. Они, кажется, видят в темноте лучше нас.
– Я так не думаю, хотя, поначалу, мне тоже так показалось. Мне думается, что они приучены к ночным атакам. После вспышки молнии, они ведут шквальный огонь в ту сторону, где заметили во время вспышки неприятеля. Это значит, что у них вообще нет никаких проблем с патронами. И вот еще что. Увидишь одного из них – стреляй не мешкая. Это каннибалы. Не пытайся с ними договориться или даже взять кого-то в плен. У тебя ведь не возникало мысли выслушать индейку, перед тем как съесть ее на День благодарения? Вот и они тебя слушать не будут. Ты – всего лишь праздничное блюдо. А я пошел…
Карл не успел опомниться, как Сапрыкин растворился в темноте. Шериф уставился на тело Моусли, которое освещали языки белесого пламени. Но ливень все-таки победил горящий фосфор и в некоторых местах он уже потух. В других начинал тускнеть. Карл проверил свое новое оружие и, пригнувшись, бросился в темноту.
* * *
Выстрел из винтовки отправил очередной рой свинцовой дроби в их сторону. Дробины расплющивались о ступеньки лестницы, выбивая из них мелкую крошку бетона.
– Боже, как это выключить! Он стреляет на свет! – простонала Оливия, одной рукой обхватив голову неподвижного Михаила, а второй сжимая трофейное оружие.
– Это нельзя выключить. И разбить нельзя. Я не знаю, что внутри за смесь, но это что-то вроде белого фосфора. Если не сгорим, то отравимся парами, – ответил Квалья.
Они прятались за лестницей от стрелка, возникшего в жилой комнате первого этажа, пока им пришлось расправиться с еще одним налетчиком, спускавшимся сверху. Это им удалось. И даже удалось оттащить тело Крашенинникова за лестницу, но вот что делать с засевшим в комнате Михаила и Оливии упырем, они теперь не знали.
– Боже, Тони, нам нужна помощь! Майк продолжает истекать кровью! Он так умрет!
Квалья дал две короткие очереди в дверной проем, и тут в ответ еще один рой свинцовых дробин.
– Проклятье! – Антонио вжал голову в плечи. – Я не вижу даже вспышки от его оружия! Я не могу понять, куда стрелять, и скоро кончатся патроны!
– Тогда брось туда бутылку!
– Там же все ваши вещи! Ты не представляешь, как эта пакость в бутылке горит и как воняет! На втором этаже, наверное, уже пожар во всю!
– Тони, мне плевать, что будет с нашими вещами и даже со всем этим треклятым миром, если Майкл умрет!!!
Квалья поднял бутылку, которую прятал позади себя, чтоб хоть как-то уменьшить ее свечение.
– Хорошо, – вздохнул он, приготовившись к броску, но тут же раздался еще один выстрел.
Антонио в ужасе прижал бутылку к себе и даже припал к полу. Он готов был подставить под выстрел свое тело, но не хотел, чтоб осветительная бутылка разлетелась вдребезги от попавшей в нее дроби рядом с Оливией.
– Так не пойдет! Бутылка светится и он видит ее! Если он в нее попадет, то умрем мы все!
В комнате что-то лязгнуло, затем кто-то вскрикнул. Непродолжительная возня и булькающие, затихающие всхлипывания. Снова тишина. Разумеется, относительная. Потому что снаружи продолжали шуметь ливень, гроза и стрелковое оружие.
– Миша, Крашенинников, – послышался тихий мужской голос из темноты. Говорил голос по-русски.
– Это приморский квартет, – выдохнула Собески. – Они напали на Нью Хоуп, чтобы захватить Мишу!
– Не говори ерунды, – прошептал в ответ Квалья. – Те, кто напал на нас, вообще не местные.
– Тогда как ты объяснишь это?..
– Эй. Миша. Крашенинников. Ты здесь? – продолжил голос чуть громче. – Я вижу, что вы за лестницей. Скажите, сколько здесь еще бандитов.
Последняя фраза прозвучала по-английски.
– Кто ты такой? – спросил Антонио.
– О, Антон, или как там тебя на самом деле зовут… Ты должен меня помнить. Когда у казарм прикончили гигантскую росомаху, я дал тебе осветительную сигнальную ракету. Ты помнишь?
– Что тебе нужно?! – отчаянно выкрикнула Собески.
– Оля? Судя по тому, что Михаил до сих пор не отозвался, дела у него не очень хороши. Он жив?..
– Я спросила, что тебе нужно?! – Оливию снова переполняла ярость, как в тот раз, когда она раскроила голову одному из налетчиков плечом арбалета.
– Я пришел помочь. Не надо нервничать…
– Мы не верим тебе, будь ты проклят!
– Это проблема, ребятки…
С пугающим грохотом распахнулась главная дверь в здание. Квалья и Собески тут же направили туда оружие, но в дверях никого не было видно. Только сверкали мириады отражений пляшущих на небе молний в каплях проливного дождя.
– Юджин! – басом проорал откуда-то с улицы Рон Джонсон.
– Кажется чисто! – крикнул в ответ Сапрыкин. – Но наши друзья очень нервничают! Я не могу двигаться дальше!
– Оливия! Майкл! Я вхожу! – снова крик Джонсона.
– Про меня забыли, – тихо и с усмешкой фыркнул Квалья.
Рон возник в дверях, держа оружие наготове и двигаясь на корточках. Позади него, прикрывая, двигался шериф Риггз, чья шляпа промокла настолько, что поля ее обвисли.
– Юджин?! – еще раз позвал Джонсон.
– Я здесь. Тебя вижу. У меня все чисто, – отозвался из комнаты майор.
– О боже… – Карл склонился над мертвым телом женщины из группы своих помощников. – А что с Рупертом?
– Если вы про второго своего человека, шериф, то он тоже мертв. Его тело наверху, – произнес Квалья.
– Карл, сейчас не время. Смотри по сторонам, – бросил Рон. – Юджин, здесь чисто!
– Понял. Выхожу. – Сапрыкин вышел, держа палец на спуске своего ТП-82, ложе которого лежало на согнутой перед ним левой руке, сжимающей окровавленный нож. – Что здесь за запах?
– Вон тот, со стрелой в горле, кажется, обкакался перед смертью, – поморщился Антонио.
– Тот, которого я зарезал в комнате, тоже. Другой запах. Чем-то паленым воняет…
– Ах это. – Квалья показал светящуюся бутылку. – Точно такую же штуку я бросил в одного из этих бандитов. Бутылка разбилась, и человек буквально начал гореть и плавиться от жидкости. Это наверху. Как бы весь дом не сгорел.
– Все что может гореть на втором этаже, это вещи в наших комнатах, Тони, – мотнул головой Джонсон. – В коридоре гореть нечему. Там сгорело все еще в день уничтожения города. Остался голый бетон.
– Помогите Мише! – взмолилась Оливия.
– Антон, свети своей бутылкой! Повыше! – Сапрыкин бросился к Крашенинникову, который все еще не подавал признаков жизни и лежал в объятиях Собески. – Оля, его надо отпустить!
– Что?!
– На пол отпустить! Не то, что ты подумала! Давай помогу! Рон, я осмотрю раны, а ты ищи пульс! Ковбой! Эй! Шериф!
– Да?
– Смотри в оба!
– Смотреть в оба?! Безумный русский, у меня только один глаз!
– Ну, так используй его на всю катушку! Внимательней по сторонам смотри, чтоб нас тут не прихлопнули! – Сказав это, Сапрыкин начал внимательно осматривать раны Михаила. – Так. Пулевая рана в области ключицы. Прошла на вылет. Еще одна в плече. Пуля еще там. Рон, что с пульсом?
Джонсон проверил одно запястье, затем другое.
– Майор, у него нет пульса, – мрачно проговорил здоровяк.
– Нет!!! – закричала Собески.
– Черт возьми, Рон, из него кровь хлещет как из живого! Пульс должен быть! Если у него состояние шока, то прощупать пульс можно только на крупных артериях! Ищи в сонной или бедренной!
– Я понял, сейчас!
– Так, Оля… Оля!!! Смотри на меня! Ты меня слышишь?!
– Да… Да!
– Нужны чистые тряпки, чистый нож и алкоголь!
– Тряпки и нож в комнате, но алкоголь…
– У меня есть алкоголь, – тут же вклинился в разговор Джонсон. – Наверху, в комнате. А вообще, нам нужен доктор, срочно. У Майкла пульс. Слабый. Нитевидный. У него шок. Нам нужен доктор, Карл!
– У нас своих раненых полно, – отозвался шериф.
– Майкл один из нас! До тебя не дошло еще, что мы теперь все по одну сторону?!
Риггз мотнул головой, возбужденно сопя носом:
– Послушай, Рон. Я не то имел в виду. Там полно раненых. И там все еще идет бой! Говорите, что делать, и я помогу! Но мы должны обойтись без доктора!
Оливия бросилась в свою комнату за тряпками и ножом.
– Иди с ней и охраняй ее, – Сапрыкин хлопнул шерифа по плечу.
– Может посветить? – предложил Квалья, качнув бутылкой.
– Не стоит. Уроды стреляют на свет. Рон. Неси свой алкоголь. Только осторожней.
– Я знаю, конечно. – Джонсон тут же рванулся по ступенькам наверх.
Сапрыкин задумчиво уставился на бледно-зеленый свет бутылки, сжимая ладонями раны Крашенинникова, стараясь хоть как-то снизить интенсивность кровопотери. В его разум вдруг ржавым буром начала вгрызаться подлая и в то же время весьма рациональная мысль, что если сейчас Михаил Крашенинников умрет, то и проблема с водородной бомбой решится сама собой. Никто не узнает, где она. А плутониевый триггер бомбы будет продолжать истощаться год за годом, пока не превратится просто в радиоактивный кусок дерьма, не способный совершить чудо термоядерной реакции. Все было так… Рационально, холодно и даже как-то обоснованно. Однако Евгений слышал всхлипывания женщины, для которой сейчас в очередной раз рушился весь мир. А еще, майор хорошо понимал, что несмотря на весь его профессионализм, не допускающий эмоций, он остается человеком. И Сапрыкин сильно тряхнул головой, изгоняя из разума демона этой холодной и рациональной мысли.
– Антон, – тихо сказал Евгений. – А где та осветительная ракета, что я тебе дал тогда, у казарм?
– Она у Джонсона. Американцы опасались, что мы подадим вам сигнал, и она у него. А что?
– Рон! – крикнул Евгений. – Слышишь?
Наверху послышалась какая-то возня. Затем несколько выстрелов.
– Черт! Рон! – заорал майор, уже готовый оставить тело умирающего и броситься наверх. Однако его остановил голос Джонсона.
– Я в порядке! Сейчас!
– Возьми осветительную ракету!
– Хорошо!
– Проклятье, я уж думал, что наш Кинг-Конг, все… – выдохнул Квалья.
– Антон, у меня за спиной рюкзак. Открой его и достань оттуда пластиковую коробку зеленого цвета с красным крестом в белом круге.
– Сейчас…
* * *
Ливень продолжал избивать землю, и молнии то и дело плясали среди туч, из которых доносился дьявольский раскатистый хохот грома.
– Эй, Рик, я что-то не понял! Они дошли? – прокричал сквозь шум молодой боец.
Небольшая группа остановилась среди руин старого здания на склоне, всего в полусотне ярдов от того дома, до которого они сопровождали Джонсона и шерифа.
– Да, я видел, как они вошли внутрь!
– Ясно! А нам-то что делать?! Как долго они уже там?! Может, они спать себе легли, а мы тут мокнем под пулями?!
– Уолкер, не пори чепуху, идиот! Мы должны были закрепиться на этом рубеже и мы этом сделали!
– Тише, парни! – воскликнула единственная женщина в этом небольшом отряде. – Вы слышите?!
– …четвертое июля!!! – раскатисто донеслось от здания с медвежьим флагом над входом.
– Что? – нахмурился командир отряда Рик. – Четвертое июля?! Это же голос Джонсона, верно?!
– Точно, – кивнул другой боец. – Это Рон!
– Сейчас будет четвертое июля! – тут же повторил голос.
– Ясно! – заорал в ответ Рик и тут же обернулся и прокричал вниз по склону, надеясь, что остальные группы его услышат. – Внимание! Сейчас будет четвертое июля!
– Да что это значит, черт возьми?! – раздраженно бросил Уолкер.
– Ты что, не понял?! Рон подсветит нам сейчас цели! Пока не знаю как, но он это сделает!
Шипяще-режущий звук пронзил воздух и струи дождя. Затем высоко над головами раздался хлопок, и в ту же секунду все вокруг осветилось жидким мерцающим светом. Сразу стали видны силуэты людей с разрисованными рожами, сновавших от дерева к дереву, прячущихся у кустарника.
– Огонь! – закричал Рик, выбрав цель и нажав на спусковой крючок.
* * *
– Да. Вот этот шприц, – кивнул Сапрыкин, внимательно наблюдавший за тем, как Антонио роется в извлеченной из его рюкзака аптечке. – Оля, вон маленький темный флакон. Возьми его. Слегка смочи небольшой участок чистой тряпки и потри в тех местах, куда я сейчас указываю большими пальцами. Это йод. Антон. Ты сразу вколи половину шприца в одно йодистое пятно, рядом с раной, затем оставшуюся половину во второе.
– Ты уверен, что этот препарат в шприце сработает? – Квалья с сомнением взглянул на Евгения. – Он, наверное, давно просрочен?
– Поверь, приятель. Сработает. Его делали не фармацевтические компании, для набивания карманов звонкой монетой, а военные лаборатории, чтоб поднимать солдат из мертвых и заставлять сражаться дальше. Такие препараты десятилетиями сохраняют свои свойства.
Джонсон быстро спускался по ступенькам и вдруг, в самом низу оступился и, охнув, рухнул на пол. Тут же послышался треск разбившейся бутылки. К счастью, это была не осветительная бутылка каннибалов. Но, похоже, разбился так нужный для извлечения пули из раны Крашенинникова алкоголь.
– Черт бы тебя побрал, здоровенный, бестолковый, криворукий, хромоногий увалень! – раздосадованно воскликнул Сапрыкин.
– Не ори, Юджин. У меня есть еще одна бутылка. – Прокряхтел Рон, быстро поднимаясь и протягивая Сапрыкину уцелевший угловатый сосуд с черной этикеткой. – Держи и заткнись.
Взяв в руку бутылку, Сапрыкин на несколько секунд задержал на ней взгляд.
– Только не говори, что это настоящий «Джек Дэниелс», – проворчал Евгений.
– Это самый настоящий «Джек Дэниелс». А в чем дело? Это первоклассный виски с хорошей выдержкой и отлично подойдет для дезинфекции. Разве нет?
– Да, – крякнул майор, и, ловко откупорив бутылку, сразу же сделал затяжной глоток.
– Какого хрена ты делаешь?! – закричал Джонсон.
– Я просто никогда его не пробовал, – невозмутимо отозвался Сапрыкин и протянул бутылку Карлу. – Эй, ковбой, держи. Антонио сделал уколы. Досчитай до сорока и влей в обе раны немного виски. Затем в эту, сквозную, засыпь порошок из того пакета… Нет, не из белого. Из синего. Да…
– Ясно, – кивнул шериф.
– Так, Рон, ты взял осветительную ракету?
– Конечно…
Сапрыкин вдруг уставился на правое бедро Джонсона:
– Черт подери, так вот почему ты упал?! Ты же ранен!
– Это просто царапина, Юджин! Сосредоточься!
– Это сейчас, наверху тебя подстрелили?!
– Меня не подстрелили, Юджин! Пуля просто порвала штанину и слегка поцарапала кожу! Давай уже сосредоточимся на Мише, окей?!
– Надо подождать минуту, пока укол подействует. Иначе сердце может не выдержать, когда мы будем извлекать пулю. Оля, вон в том свертке игла и специальная нить. Смочи их в алкоголе. Этим я зашью раны. Рон, идем к двери, если можешь идти. Не будем попусту тратить эту минуту.
Они подошли к двери, и Сапрыкин заметил, что американец слегка прихрамывал. Видимо, все-таки не просто царапина. Но сейчас действительно необходимо было сосредоточиться на другом. Он осторожно приоткрыл дверь и в лицо тут же стали биться капли дождя.
– Надо дать вашим людям хоть какое-то преимущество! – сказал Евгений.
– Ты хочешь запустить ракету и осветить эту местность?
– Верно, приятель.
– Это сработает? В такой ливень?
– Джонсон, это русская ракета. Они летают в любую погоду. Единственное, ветер может ее унести. Но несколько секунд света у ваших точно будет. Только надо как-то предупредить их, чтоб они не пропустили момент и были готовы.
– В тех руинах закрепилась небольшая группа, которая прикрывала меня и Карла.
– Есть какое-нибудь слово, которое вызовет у американца ассоциацию с ярким фейерверком, Рон?
Джонсон на мгновение задумался.
– Давай, большой парень, думай скорее. Время идет. У русских это Девятое мая.
– Тогда у нас День независимости, – кивнул Джонсон. – Да. Четвертое июля.
– Отлично. Кричи своим.
Рон сложил ладони рупором у рта, сделал глубокий вдох и заорал:
– Внимание! Это Рон Джонсон! Сейчас будет четвертое июля! Внимание! Сейчас будет четвертое июля!
Сапрыкин вытянул руку, сжимающую цилиндр с ракетой, и другой рукой ухватился за шнур.
– Эй, Рон, а у тебя есть еще «Джек Дэниелс»?
– Та бутылка последняя, Юджин.
– Проклятье! – зло выкрикнул майор и резко рванул шнур.
Вырвавшись на волю, осветительная ракета устремилась в обезумевшее, охваченное бурей штормовое небо, освещая поселение Нью Хоуп.
