Книга: Сказки апокалипсиса (сборник)
Назад: Сергей Шивков «НАРОДНЫЙ ОПОЛЧЕНЕЦ»
Дальше: Андрей Гребенщиков, Ольга Швецова ЦВЕТОЧЕК ДЛЯ АЛЁНУШКИ

Денис Дубровин
ЗЕРКАЛО АБСОЛЮТА

 

В небольшую комнату вползают сумерки. Осторожными котятами прячутся в углах, выглядывают любопытно, но не хотят приближаться к маленькой кроватке, возле которой сидит женщина, устало сложившая руки на коленях. На лице ее — рыжий отсвет от небольшой лампадки, внутри которой трепещет живой огонек.
Так было всегда и так будет. По стенам неспешно бродят причудливые загадочные тени, за окном шумит дождь и ветер хлещет мокрыми плетьми по ветвям. Слышно, как где-то далеко перекликаются неведомые звери. Мать сидит возле постели своего ребенка, укутывает его теплым дремотным покрывалом. Голос ее мягок, нетороплив.
  Мам, а расскажи про Зеркало, — просит мальчик. Невесомые пушистые волосы растрепались, прикрыли глаза.
  Я ведь совсем недавно рассказывала тебе эту историю, — ласково улыбается женщина, но в тихих ее словах прячется крупица печали, совсем маленькая и где-то очень глубоко.
  Ну, пожалуйста, ма-а-ам...
  Хорошо-хорошо, милый. — Мягкие руки тем временем подтыкают одеяло, взгляд светло-голубых глаз поднимается к темному деревянному потолку. — Тогда слушай. Все это произошло много лет назад, когда тебя еще не было. В Городе, в глубинах Лабиринта жил один человек силы небывалой. И был он сталкер — не сталкер, книжник — не книжник... и того, и другого понемногу. И прозывали его Штурманом...

 

* * *
Хмурое серое утро. Под землей темно, тусклые маломощные лампочки накладывали на стены все оттенки плохо заваренного чая, в захламленных углах и под столом прятался мрак. А все равно — серое. Жизнь серая, без положительных эмоций, и люди такие же. Одинаковые.
Я сбросил ноги с койки, растрепал изрядно отросшую шевелюру. Небольшая диагностика: в голове назойливо постукивают микроскопические молоточки, глотка словно присыпана песком, а на голову кто-то бессовестный свалил мешки с землей. Похмелье? Если бы... Работа, будь она неладна. До скольки же я вчера засиделся?
  Штурман! — требовательно заорал кто-то снаружи моей клетушки. Дверь заходила ходуном: нежданный посетитель остервенело дергал ручку, будто щеколда могла передумать и открыться. — Пришли к тебе! Открывай!
  Вот это поворот, — пробормотал я, поднимаясь. Пришли. Ко мне. И, судя по тому, как надрывается Петрович, гости ему приплатили. Два шага от койки до двери. Немыслимая роскошь по нынешним временам.
  Штур... — Старик замолчал на полуслове, захлопал глазами, стоило мне распахнуть створку. — Тут это... К тебе, короче.
И посторонился, отступая в полумрак коридора. Зато вместо него, освещенная тусклым светом лампочки из моей кельи, обрисовалась новая фигура. Должен заметить, весьма примечательная. Мужчина, в два метра ростом, не сказать, что здоровяк, но очень жилистый, вызывающий ассоциации со стальным тросом. Знаю я таких ребят, в драке они куда опаснее мускулистых крепышей вроде Тарана. Но не этим примечателен был визитер, а своими прямыми седыми волосами, очень бледной, почти белоснежной кожей и неподъемным взглядом антрацитово-черных глаз. Узкие серые губы с опущенными вниз уголками дополняли образ.
  Штурман, я полагаю? — негромкий шелестящий голос, но слова слышны очень отчетливо.
  Надо думать, — буркнул я, приваливаясь плечом к косяку и скрещивая руки на груди. Очень уж неуютно я себя чувствовал в обществе этого человека. — Чем обязан?
  У нас к вам дело.
  У вас?
  У меня и моих спутников, — неторопливый жест за спину, где в полумраке виднелась пара силуэтов. — Позволите пройти?
  Боюсь, что нет. Слишком много всего навалилось, знаете ли. — Я медленно отступил, закрывая одновременно дверь. — Вот честное слово, и рад бы, но вы поймите: еще у трех групп маршрут не проложен, а Игнатюк мне уже талдычит: «У меня тут ребятки в поход собрались, ты уж проводи их, Штурман». А Штурману тому хоть зашейся. Так что никаких...
  Долг Корнету.
Я замер. Существовало единственное слово, способное меня остановить, и оно прозвучало. Корнет. Что же случилось, если он решил вспомнить о своем должнике? Хотя это скорее не долг, а нечто гораздо большее. Если бы незнакомец сейчас пожелал забрать все мое имущество, я бы еще и тайник в углу ему показал, и донести добытое помог. В словах его я не сомневался. Посторонний ни за что не узнал бы этой простой, по сути, фразы. Враг — тем более.
Отойдя от открытой двери, я опустился на стул и выжидающе посмотрел на гостя. Он удовлетворенно кивнул и шагнул внутрь, пригнувшись в дверном проеме. Следом за нежданным визитером в помещении появилось еще два во всех отношениях примечательных персонажа. Девочка лет двенадцати с короткими растрепанными волосами и робкой улыбкой бледных губ. Одета неброско: в заношенный, перешитый под нужный размер камуфляж и разбитые кроссовки. Она коротко кивнула и опустилась на мое разворошенное ложе — ввиду отсутствия в комнате другой мебели, за исключением стола.
Следом за девочкой вошла еще одна незнакомка. Юная, с аккуратной прической, неуместной в загаженном подземелье, и лучистыми, пронзительно-яркими синими глазищами, которые, казалось, сделали тесную келью немного светлее. Тщательно подогнанный черный комбинезон плотно обтянул ладную фигурку, за голенищем высокого сапога — рукоять боевого ножа.
Словом, пожелать мне доброго утра явилась та еще компания. Я притворил дверь, прислонился к ней спиной и вопросительно глянул на мужчину.
  Называй меня Эфесом, — короткий кивок, долженствующий означать поклон, и ответ на мой внимательный долгий взгляд: — Раньше прозывали иначе, но это уже неважно. Мои спутницы: Елизавета и Юлия.
Значит, девушку зовут Юлей... Красивое имя, но пока мне ничего не говорит, хотя с ее незаурядной внешностью затеряться в питерском метро — дело довольно хлопотное.
  Штурман, наше дело не терпит отлагательств. Счет идет даже не на дни. — Красавица шагнула к столу, поворошила разбросанные бумаги и выудила на свет подробную карту города. Я молчал, окаменев от такой наглости. — Вот. Особняк Брусницыных. Проводи нас туда и считай свой долг перед Корнетом исполненным.
  Невозможно, — даже не взглянув на карту, ответил я, поскольку прекрасно знал нужную часть города. — Путь туда лежит через территорию Альянса. Я уже молчу о том, что творится на поверхности. Да там живности — тьма, залив же рядом. Думаете, народ просто так Приморскую оставил?
  Это мои трудности, — холодно ответил Эфес. — Твое дело — показать дорогу.
  Там же одни развалины, Смоленское кладбище недалеко, на нем вообще какая-то чертовщина происходит. Вдобавок Королева... Нет, давайте-ка лучше за КАД прогуляемся. Все равно помирать, но так хоть мир посмотрим.
  Долг Корнету, — настойчиво повторила девушка, переглянулась с Лизой и Эфесом и добавила: — И два цинка сверху.
  Но...
  И Атлас, Штурман. Атлас Навигатора.
  Вот это поворот...
Грохот камней, с которым рушился мост, ведущий назад, похоже, услышал только я.

 

* * *
  Ма-ам...
  Да, милый?
  А почему Штурмана звали именно так?
  Он маршруты составлял. Из кучи слухов выуживал правдивые и на их основе прокладывал дорогу. — Женщина сосредоточенно хмурится. — Со всего города сведения собирал о том, что наверху происходит. И зваться бы ему Картографом, вот только все дороги он на память знал и на бумагу их практически не переносил. Только по заказу.
  А каким он был?
  Штурман-то? Сильным был. Справедливым. И... веселым.

 

* * *
Замерзший город зябко кутался в плотный туман, будто в пушистый оренбургский платок. Осыпающиеся дома превратились в темные силуэты, отступив от дороги, укрывшись в зыбком мареве. Серость нового мира упорно не желала отставать от меня, выбравшись из подземелья следом за нашей небольшой группой. Водяная хмарь оседала на панорамном стекле противогаза маленькими прозрачными точками, собиралась в капли, и в какой-то момент скатывалась вниз, оставляя за собой неровную пунктирную дорожку. Я тряхнул головой, разбрасывая брызги, и огляделся.
Тихое утро ранней осени. Остались позади туннели и коллекторы, блокпосты Альянса и тихие шепотки в углу. Мои спутники явно не знали нужды. Пересыпались из ладони в ладонь патроны и антибиотики, и вот я уже примеряю дорогущее обмундирование, щелкаю затвором новенького, в оружейном масле АК. А потом — звяканье латуни, глаза, отведенные в сторону, торопливый росчерк на неровно оторванной бумаге. Людям не свойственно меняться, а взятка существует в этом несовершенном мире куда дольше любой из империй — и прошлых, и нынешних. Поэтому Эфес шагал широко, голову не опускал и оружие не прятал. Потертый приклад автоматической винтовки незнакомой мне конструкции красноречиво выглядывал из-за его плеча.
На Василеостровской поднялись наверх, обойдясь даже без мзды охранникам. Правильно, какое им дело до сумасшедших, лезущих в холодные объятия смерти. Дама она распутная, без внимания своего никого не оставит. Мои спутники молча ждали указаний.
  Пойдем по Большому, — я фыркнул, оценив двусмысленность фразы. — В смысле проспекту. Первый поворот на Косую линию пропустим, там завал нехороший, попадем на нее через Двадцать шестую. Она хоть тоже обломками засыпана, но дворами пробраться, в принципе, реально. Ну, а потом по Косой до Кожевенной, а там уже и ваш особняк. Что вы там забыли, кстати?
  Об этом — после, — холодно, будто в сугроб окунул, ответил Эфес. — Ты так уверенно говоришь, даже не глядя на карту...
  Что это сразу не глядя? Карта у меня тут, — объяснил я, стукнув пальцем по резине противогаза. — Ладно, двинули. Эфес, тут места еще тихие, так что ты не пали зря, если вдруг из тумана услышишь чего.
Наш охранник не удостоил меня ответом. Смерил только равнодушным взглядом и зашагал вперед — плавно, уверенно и в то же время равномерно, как автомат. Я пригляделся, но заводного ключа в спине этого невероятного человека так и не обнаружил.
Дорога через город напоминала путешествие от станции к станции, вот только стены туннеля были матово-белыми, да возникали постоянно из молочного марева нелепые силуэты странно перекрученных автомобильных каркасов. Асфальт змеился трещинами и был завален всяческим мусором, начиная от выгоревших на солнце бумажных оберток и заканчивая ободранными холодильниками, вытащенными неизвестными из ближайших магазинов.
Вокруг постоянно что-то пощелкивало и брякало. Медленно оседали на вспученный асфальт усталые здания. Слишком неторопливо, чтобы можно было заметить это невооруженным глазом, но неумолимо, как смерть от удушья. Я знал, что очень часто где-то в городе то одно здание, то другое тяжело опускалось, стеснительно прячась в клубах поднявшейся пыли. Время бродило по улицам разрушенного мегаполиса, касалось ледяными пальцами опор, истачивало казавшийся вечным металл. Говорят, его можно встретить, если не повезет. Время похоже на сутулого слепого старика с обтрепанной повязкой на глазах. Оно бесстрастно и равнодушно. У него еще все впереди, и прокатившаяся по планете война — не более чем короткий обрывок тревожного предутреннего сна.
Справа что-то зашуршало, будто некий великан пересыпал песок из ладони в ладонь. Донеслось неприятное поскрипывание, что-то звонко треснуло. Эфес одним змеиным движением сместился в сторону, прижал к плечу приклад, но стрелять не спешил. Редкая выдержка для людей его профессии.
  Все верно, — едва слышно одобрил я. — Стоим тихо и не шевелимся, тогда она пройдет мимо.
  Кто «она»? — спросила Юлия. Я почувствовал, что в мою руку вцепились маленькие, но очень цепкие пальчики Лизаветы. А я, признаться, уже и забыл об ее присутствии.
  Медная Королева. Или, проще говоря, сколопендра. Не представляю, откуда она взялась в этих широтах. Разве что из чьего-то аквариума, неважно. Если не дергаться и уж тем более не стрелять, она пройдет мимо.
Меж тем туман всколыхнулся. Заскрипел протяжно потревоженный кузов автомобиля, раздался дробный металлический стук. Со своего места я мог видеть, как, едва различимое в зыбком мареве, движется бесконечно длинное тело. Королева не ползла прямо, движения ее были хаотичны и непредсказуемы. Ножки ядовито-желтого цвета постукивали по асфальту, скребли иногда рыжий панцирь многосегментарного тела, мокрого от осевшей влаги. Эфес замер каменным изваянием, никак не отреагировав, даже когда один из усиков ткнулся ему в плечо.
Туман мешал разглядеть чудовище. Два цвета: рыжий и желтый слились в один, напоминающий ржу на фермах давно прогнивших Петербургских мостов. Поскрипывал хитин и шелестели бесконечные лапки. Совершив сложный кульбит, многоножка подобралась к покосившемуся фонарному столбу, обвилась вокруг него, взбираясь наверх. Железо застонало протяжно, но выдержало. Какое-то время насекомое висело неподвижно, только усы шевелились. Внезапно, неестественно изогнувшись, мутант рухнул на землю, кувыркнулся, переворачиваясь, и проворно засеменил к осыпающимся домам. Тварь словно втекла в один из оконных проемов, ловко цепляясь за стену здания. Мелькнули болтающиеся задние лапы-переростки, загрохотала мебель в брошенном жилище. Еще какое-то время гигантское насекомое ворочалось в квартире, но постепенно шум стал стихать и, в конце концов, исчез вовсе.
Выждав еще какое-то время, я сделал несколько шагов вперед, таща за собой вцепившуюся в меня Елизавету, и тронул Эфеса за плечо.
  Все, можно идти.
Спокойный кивок, равнодушные угольно-черные глаза за противогазным плексигласом. Недавняя встреча со смертельно опасной тварью не произвела на него ровным счетом никакого впечатления. С тем же успехом можно было пугать осыпающуюся со стен окрестных домов штукатурку. Меня посетила мысль, что наш охранник свое уже отжил, и теперь только выполняет свой долг. Иногда я понимал его: рассчитаться и осесть где-нибудь в тихом уголке, если они еще существуют. Мечта-а...
  Штурман, — к нам приблизилась Юля. — Мы двигаемся слишком медленно. Нужно спешить.
  Спешка, знаете ли, при ловле блох хороша. Ну, или когда чужую жену... Простите, заговорился. Туман, изволите ли видеть. Уж полдень миновал, а он все тут.
Синеглазая красавица молчала. Но потом, совершенно неожиданно, звонко рассмеялась и махнула рукой.
  С тобой невозможно разговаривать. Скажи только, когда мы будем в особняке.
  Следующим утром, — и, встретив удивленный взгляд синих глаз, поспешно добавил: — Ну, пойми ты, нельзя на Косую сейчас соваться. Серые в это время охотятся. А под утро впадут в спячку, и в какую. Можно спокойно мимо них идти, не разбудишь. Что мы и проделаем.

 

* * *
  Сказано — сделано. Увлек всех за собой Штурман, дорогу прокладывая. Вот не было миг назад ничего, только горы обломков или ямы бездонные. Но прошел там Штурман и остальных провел. Камней заветных коснется — и расползаются они в стороны: «Проходи, Штурман». К провалу темному подойдет — и затянется он: «Доброго пути, Штурман...»
  Мам, а как он так делал?
  Не знаю, дорогой. Это дар его был. А может, он просто любил этот огромный мертвый город. Всем сердцем любил. И тот отвечал ему взаимностью.

 

* * *
Свернув с Большого проспекта на Двадцать шестую линию и миновав перегородившую улицу гору обломков через канализационный коллектор, я подвел отряд к крепким металлическим воротам, перекрывшим вход во двор. Долгое отсутствие вылазок на поверхность неважно сказалось на моей подготовке. Двигаться по опустевшему мегаполису было очень тяжело, несмотря на наши с ним своеобразные взаимоотношения. Дорога, которая двадцать лет назад заняла бы от силы полчаса, сегодня отняла весь день. Разумеется, до темноты было еще далеко, но я и не собирался дожидаться сумерек. Не те места, не те обитатели.
В просветах меж толстыми прутьями, покрытыми облезлой черной краской, виднелся запущенный темный двор, расчерченный, словно штрихами, тонкими древесными стволами. В такой кустарник сунется разве что сумасшедший: стоит коснуться растений хотя бы вскользь, как наполненные ядом шипы в момент оставят от смельчака измочаленную красную тряпку. Если не знать дороги...
  Теперь все идут за мной след в след, — строго сказал я, отодвигая засов и открывая ворота. — Это, для тех, кто в танке, не оборот речи, а самый настоящий приказ. И не только идите как я, но и двигайтесь так же.
Сказал — и первым нырнул в хитросплетение зарослей. Как там Шагал рассказывал? Память уже услужливо извлекла необходимую запись, выбрала нужный момент давно минувшего разговора. Сиплый голос звучал в сознании, объяснял дорогу к тайной лежке немногочисленных Василеостровских сталкеров. «От ворот на тридцать градусов левее. Ступай пригнувшись. Через три шага распрямись, еще шаг. Теперь перешагни лозу. Снова два шага, остановись. Направо на девяносто градусов. Двигайся приставным три с половиной метра. Теперь шаг назад...»
Большой проспект превратился в непролазные джунгли, и опасная часть этого вечно зеленого безумия пробралась во дворы. Цель моей странной затеи — бетонная коробка трансформаторной подстанции — была густо оплетена пожелтевшим к осени вьюном, отчего казалась покрытой рыжим мехом. Невозможный симбиоз двух видов растений, хотя кто его знает, ботаник из меня тот еще.
Ключ оказался именно там, где и говорил Шагал, смазанный замок открылся легко, и уютная темнота приняла усталых путников. Впрочем, хозяйка питерских подземелий недолго властвовала в тесном помещении. Щелкнула зажигалка, вспыхнуло пламя, жадно набросившись на загодя заготовленные дрова, потянулся дым в вытяжные отверстия, перекрытые фильтрами.
  Все! — резюмировал я, стягивая опостылевшую маску противогаза. — Снимайте намордники, здесь чисто. Можно расслабиться и отдохнуть. И даже поесть.
  Хорошее место, — произнес неожиданно Эфес. — Надежное. И проводник из тебя хороший. За всю дорогу ни одного выстрела.
Господи, мне показалось, или в его равнодушном взгляде мелькнуло уважение, а тонкие губы тронула одобрительная улыбка?
  Это не только моя заслуга. Нам, скорее, просто повезло. Или всех окрестных тварей распугала Медная Королева, а чайкам просто невозможно охотиться в такой туман.
  Удача — немаловажный фактор в профессии проводника.
Тяжело не согласиться со столь авторитетным мнением. Отряд тем временем располагался на ночевку. Лиза бродила вдоль давно мертвых электрических шкафов, Эфес принялся разбирать свое неизвестное оружие, Юля же решила помочь мне с ужином. На свет был извлечен помятый закопченный котелок, отточенные лезвия ножей нетерпеливо впились в крышки консервных банок.
  А ведь действительно неплохо идем, дальше бы так, — озвучивая, скорее, свои мысли и не рассчитывая на ответ, обронил я. Но девушка неожиданно поддержала беседу:
  Вряд ли получится. Не только мы пробираемся к особняку.
  Вот это поворот. — Я отложил банку и внимательно уставился на собеседницу. Растрепанные волосы (и куда только девалась та аккуратная прическа?), по милому лицу бродят задумчивые тени, рожденные неверным пламенем костра, а пронзительно-синие глаза смотрят в пол, не решаясь встретиться со мной взглядом. Я поймал себя на мысли, что мне безумно хочется заглянуть сейчас в эту невозможную ультрамариновую бездну, чтобы почувствовать и понять... Вот только что? — Расскажи мне о цели нашего путешествия. Что там — в конце?
  Зеркало.
  Прости, я не ослышался? Просто зеркало?
  Не «просто», Штурман, а Зеркало Абсолюта. — Юлия сказала эту нелепицу с таким возвышенным видом, с каким в Метро упоминают разве что об «Эдеме». Однако, судя по всему, мое лицо не отразило того восхищения, которое должно было бушевать в моей душе после этого словосочетания, поэтому девушка, вздохнув, продолжила: — Зеркало Абсолюта — это, по сути, пульт управления окружающим миром. Упоминания о нем встречаются на протяжении многих лет человеческой истории. Последнее его название — Зеркало Дракулы.
  Дракулы? — нервно хихикнул я. Вроде бы смешно, но в то же время как-то не по себе. Я поежился. За надежными бетонными стенами подстанции уже стемнело, и ночная живность выбралась на улицы в поисках добычи. Слышался иногда чей-то далекий вой и мерный стрекот. Неподалеку от заросшего двора кто-то тяжело и шумно вздыхал. — А на фига ему зеркало? Он же в них, вроде бы, не отражался?
  Не перебивай, — попросила Юля, вываливая тушенку в котелок и начиная помешивать густую похлебку. По помещению поплыл совсем домашний аромат. — Дракула тут практически ни при чем. Зеркало доставили в Питер из Италии в начале двадцатого века. Говорят, что оно висело в доме, где хранился прах графа. Так вот, люди, которые смотрелись в Зеркало, испытывали странные ощущения, а после, спустя какое-то время, пропадали. Не сразу удалось установить хоть какую-то закономерность. А именно периодичность — двадцать с хвостиком лет...
  Подожди-ка. Ведь именно столько времени...
  Давай об этом потом, ладно? — Юля обезоруживающе улыбнулась. Странно, но сейчас я готов был поверить в любую ерунду, сказанную этим звонким, насыщенным голосом. — Так вот, Зеркало объявилось в Петербурге, в особняке Брусницыных. Слухи об этом поползли после исчезновения внучки купца. Зеркало спрятали в кладовой. После революции этот жуткий предмет интерьера перекочевал в ДК имени Кирова. А вскоре вновь вернулся на прежнее место, только теперь здесь находилось управление кожевенного завода, и Зеркало повесили на стену в кабинете заместителя директора. Через какое-то время зам исчез. Следующей жертвой Зеркала стал некий рабочий, увидевший свое отражение в темной глубине. После этого кабинет заколотили, и исчезновения на какое-то время прекратились. Однако есть у меня все основания полагать, что тот рабочий не был последним.
  Хорошо, я тебя понял. Это жуткое Зеркало похищает людей... но вы-то здесь при чем? — Я обвел взглядом своих спутников. Эфес отложил оружие и пересел поближе к огню. Зачерпнул в миску ароматного варева и передал посуду Елизавете. Только тут я обратил внимание, что девочка за все время нашего знакомства не произнесла ни слова. Стреляла по сторонам любопытными глазенками, хихикала задорно, но молчала. Вроде бы обычная девчонка, в меру заводная, в меру общительная. Просто не разговаривает, так получается?
Меж тем ужин прервал беседу. Я машинально отправлял пищу в рот и жевал, совершенно не чувствуя вкуса, а мысли мои блуждали где-то далеко. То ли в горах одичавшей Румынии, то ли на руинах старинной виллы в Италии, то ли на запущенном побережье Васильевского острова. Я не мог понять, верит ли Юля в свои слова, или попросту пересказывает чьи-то домыслы. На сумасшедшую она не похожа... впрочем, в нынешнее время поди разберись.
Вся эта история похожа на страшную сказку, даже начать ее можно было бы со слов: «В черном-черном городе, на черной-черной линии»... Вот только город этот посыпан пеплом, а не углем. Но ведь не расскажешь сказку об унылой свалке и замызганном лабиринте под ней, никто слушать не станет. Чтобы тебе поверили, нужны факты, любят их люди, вот прямо всем сердцем обожают. Хотя... Как показала недавняя история с фанатиками из Исхода, население Петербургского метрополитена склонно верить в чудеса. Хотя бы малая его часть.
Еда была съедена, посуда вытерта по мере сил, костерок притух. Я подкинул пару веток. Взбодрившееся пламя осветило дремлющего Эфеса и прижавшуюся к нему девочку. Мне бы такое спокойствие. Юлия долго не решалась вернуться к разговору, удивительно ловко уворачиваясь от моего взгляда. Успела постелить на пол ватник и подложить под голову рюкзак. Устроилась поудобнее и подняла глаза. Будто шилом ткнула.
  Не нужно во мне дырки сверлить. Надо было подождать, пока Лиза заснет. — Юля покосилась на девочку. Показалось мне или прятались все же в васильковых глазах горькая, словно микстура, вина и сожаление. — Слушай дальше. Я тебе не просто так сказала, что это Зеркало Абсолюта, а никакого не Дракулы. Хотя не могу отрицать, что эта часть его истории правдива. Понимаешь, Зеркало возводит в абсолют основное качество человека, включившего его, и проецирует эту черту на весь мир. На весь. То есть, если в твоем характере главенствует сострадание к ближнему, доброта, доверие, то следующую пару десятков лет человечество будет жить, руководствуясь именно этими принципами — за редкими исключениями.
  Почему-то мне кажется, что такие личности добирались до Зеркала крайне редко, — я уже подхватил эту игру и не мог остановиться. — А вот что касается других...
  В точку, — улыбнулась Юля. — Люди алчные, завистливые, агрессивные и похотливые. Они узнавали тайну и тянулись к заветной амальгаме только с одной целью — благо для себя. И мир скатывался все ниже. Хорошо хоть Зеркалу необходимо двадцать с хвостиком лет на, назовем ее так, перезарядку.
  Этого оказалось достаточно, — я обвел рукой бетонные стены, — чтобы докатиться до всего этого. Значит, последний любитель своего отражения и спровоцировал Третью Мировую...
  Думаю, да. Но слушай дальше. Издревле секрет Зеркала хранился среди посвященных. Я — одна из них. Двадцать лет прошло, и Абсолют вновь жаждет воплощения, вот только теперь в нашей власти выбирать свое будущее.
  Ну-ну, поменьше пафоса, посвященная, — я постарался разрядить обстановку. — С тобой все понятно. Ты знаешь, что такое Зеркало и как им пользоваться. С Эфесом тоже, в принципе, все ясно. Парень не просто профессионал, а уже нечто большее, быть может, тот самый абсолют, о котором ты мне весь вечер толкуешь. Могу только гадать, где вы его отрыли. Осталось два вопроса: зачем вам Лиза, и почему ты так торопишься?
  Потому что до Зеркала могут добраться злые люди и навредить еще больше.
  Куда уж дальше, — я поднялся на ноги, вновь поймал взгляд своей собеседницы. — Еще одни посвященные?
  Вроде того, — пожала плечами девушка. — Специальный отдел Империи Веган.
Клацнули зубы, когда мой рот, открытый для следующего вопроса, самопроизвольно захлопнулся. Это уже не шутки. Ближайшую аналогию веганскому спецотделу, которую я знал, можно было выразить одним словом. Окутанным туманом вымыслов и сказок. «Аненербе» местного, питерского, так сказать, разлива.
  И они... — начал я.
  Тоже идут к Зеркалу. И постараются успеть раньше нас.
Щелк. Цепочка собралась, все звенья заняли свои места. Меня угораздило ввязаться в какой-то метафизический спор, где с одной стороны —  люди, на которых работают ребята вроде Эфеса, с другой же — самая могущественная группировка Петербурга. Да-да, не будем кривить душой, Империя втопчет Приморский Альянс в бетон перегонов и станций, случись серьезный конфликт. Наше счастье, что зеленые заняты своими, малопонятными остальным делами. Вроде Крестового Похода к Зеркалу Абсолюта. Несложно догадаться об их главенствующих чертах и мечтаниях.
  Ладно, я тебя понял, — я сделал шаг в сторону. — И даже готов провести вас к особняку. Правда, в итоге окажется, что это был всего лишь дурацкий розыгрыш. Или нелепая сказка.
  Сказка, — легко согласилась Юля. — Такая же, как старинная байка о призрачном Литейном мосте или о том, как в Обводный канал попали вязкие воды Леты...
  Спать ложись, — проворчал я. — А то ерунду говоришь всякую. Второй Литейный мост я сам видел, и как человек уходил по нему в туман — тоже. Вот только марево давно рассеялось, мост-обманка исчез вместе с ним, а мой товарищ до сих пор бредет по бесконечным пролетам. Есть многое на свете, знаешь ли... Где-то в районе Девяткино живет человек, способный видеть прошлое, или вроде того. Говорят, свел на нет преступность в своей Конфедерации. Действительно, а смысл? Ты порезал кого, через двадцать минут пришел этот спец, а через тридцать тебя уже вяжут. Или Седые Стражи, если тебе повезет их встретить в джунглях Парка Победы. Чудеса, Юленька, обнаглели, вылезли на свет, снуют, под ногами вертятся. Осмелели, стало быть. Ты, правда, спи, завтра последний рывок к твоему Зеркалу. А я пойду в подсобке немного пошуршу, подготовлюсь по мере сил.
Адресовав собеседнице самую обаятельную из возможных своих улыбок, я отошел в темный угол, нащупал дверную ручку и просочился в совсем уж крохотное помещение с внушительным ящиком на полу. Слава запасливым сталкерам Василеостровской. Вернусь — залью дармовой выпивкой по самые маковки. Вот честное слово!
Я рылся в чужих вещах, выбирая самые необходимые, когда за спиной скрипнули дверные петли. Я резко выпрямился, оборачиваясь, и нос к носу столкнулся с Юлей. Ультрамариновые глаза, прядь волос, небрежно упавшая на лицо, запах дыхания напоминает о весне на берегу моря: такой же бесшабашный и зовущий.
  Ты ведь не понял, зачем нам Лиза, — не спрашивает даже, а утверждает.
  Ну почему же?
  Она — наш шанс. Последний. Девочка нема, но добра и доверчива настолько, что это не может быть правдой. Она всем сердцем верит в счастливое, светлое будущее. В солнце и шум листвы. Она не замечает зла, понимаешь?
  Кажется, да, — неуверенно кивнул я. — У нас на станции живет одна женщина, может быть, ты ее видела. Еленой Александровной зовут. Она — одна из немногих, кому я действительно обязан. Не столько в материальном плане, сколько в духовном. Она сумела вбить мне в голову прямо-таки маниакальную уверенность в счастливом исходе всего этого дурдома, — я попытался повести вокруг рукой, но на такой короткой дистанции это было непросто. — Дело в том, что на все мои проблемы она отвечала просто: «Все будет хорошо». Вот так. Казалось бы, банально и наивно, но если повторять это заклинание изо дня в день, начинаешь в него верить. Попробуй.
  Я попробую, — девушка продолжала смотреть мне в глаза. — Но мне все равно страшно и очень стыдно. Когда Лиза коснется Зеркала, ее не станет. И в этом буду виновата я.
  Не факт, — я взял собеседницу за руки. — Ты сама подумай. Ведь девочка хочет счастья не только всему этому замызганному человечеству, но и себе лично. Хочет смотреть на солнце, вдыхать соленый ветер с залива, слушать песни заселивших его морских исполинов...
Договорить я не успел. Юля рванулась вперед, вцепляясь в меня. Треснула ткань камуфляжа. Так захлебывающийся утопающий впивается в болтающийся на воде спасательный круг. До посиневших пальцев, до крови из-под ногтей. Лучина была сброшена на пол, а крохотный язычок пламени безжалостно растоптан. За крепкими стенами подстанции ворочался, ворчал и повизгивал одряхлевший Город.

 

* * *
  Тьма сгущалась над мегаполисом. Темные тучи клубились, опустившись к самой земле, стягивались к отряду Штурмана. В густой чернильной темноте крались жуткие угловатые тени. Отвратительные убийцы Империи Веган встали на след наших героев.
  Мам, а эти веганцы, они и правда были такими плохими?
  Я не видела их близко, сынок, но мне кажется, что да. И хватит болтать, лучше закрывай глаза и попытайся заснуть. Так вот, тьма сгущалась, но Штурман не привык отступать. Ранним утром, когда дневные чудовища отправились спать, а ночные еще не проснулись, он уже вел людей за собой, ощущая на себе ответственность за жизнь и задание Синеглазой Волшебницы. И ответственность эта не давила на плечи, а напротив, окрыляла, придавала сил и толкала в спину...

 

* * *
Осенние улицы заливал солнечный свет. Разлетался бесчисленными брызгами, отразившись от оконных осколков, безжалостно выжигал остатки ночной темноты, прячущейся в подворотнях и выстуженных утробах пустых квартир. Воздух был холоден и чист, прозрачен до безумия.
Поворот на Косую линию преграждал завал осыпавшегося дома. Угловатой, колючей рекой битого кирпича здание выплеснулось на дорогу, растеклось, обняв вставшие на пути строения. Торчала ершистым костяком ржавая арматура, крупные серые обломки были разбросаны чуть поодаль, будто кто-то рылся в строительном мусоре.
Опередив Эфеса, я первым начал взбираться наверх, цепляясь за особо крупные куски бетона. Пыльные ручейки вытекали из-под ботинок, скапливались, сползая вниз. Не прекращая подъем, я раздавал инструкции:
  На Косую пойдем сквозь дома. Есть там одна лазейка, прям навылет и прошьем. Есть только одно «но», — я аккуратно отцепил захваченный куском арматуры рукав химзащиты. — Брошенные квартиры — логово Серых. В это время они спят, а уж при таком солнце — тем более. Можно греметь и топать, разговаривать и шутить. Вот только трогать их нельзя ни при каком случае. Иначе нападут всей стаей. Поэтому идем за мной как обычно: след в след. — Я остановился на краю насыпи, рядом с проломом в стене, замер, переводя дыхание и дожидаясь остальных. — Если же разбудим их — нужно как можно скорее выбраться на улицу, хоть в окна сигайте. На солнце Серые становятся вялыми и апатичными. Есть шанс оторваться.
Мои спутники кивнули вразнобой. Я улыбнулся Юле, вот только потемневшая противогазная маска мешала передать эмоции. Однако мне показалось, что едва различимые синие глаза спокойны и даже чуточку улыбаются. Наш маленький отряд втянулся в темную сырость брошенного жилья.
Источник информации, проложивший для меня эту дорогу, ошибся лишь в одном: люди, когда-то населявшие город, в этих помещениях скорее всего работали, ведь мне за всю дорогу так и не встретилось ни одной, например, кровати. Диванов — в изобилии, как и прочей мебели. Обычное офисное здание.
Путь затянулся. Приходилось менять этажи, пролезать в проломы в полу и стенах, обдирая и без того ненадежную защиту. Такую замысловатую траекторию не выписывает самый безответственный, в щи упившийся осенний лист.
  Штурман, — тронула мой локоть Юля. Несмотря на мои инструкции, говорить она старалась негромко, почти шепотом. — Тьфу ты, прозвище у тебя какое громоздкое, за язык цепляется. Как тебя на самом деле-то зовут?
  Не помню. Или не знаю. Можешь для краткости Штуром звать. Только не Штурмом, не идет мне. А мое имя осталось там, где я занял у Корнета свою жизнь. Поэтому, если меня кто-то и запомнит, то разве как Штурмана. Ты хотела что-то спросить?
  Да. — Стекло-хамелеон в полумраке вымерших помещений прояснилось, и я вновь мог видеть сосредоточенный ярко-синий взгляд. — Как выглядят эти твои Серые? Ты ведь приказал держаться подальше от любых неровностей, а тут их — куда больше, чем ровностей. Не подумай, что я так хочу узнать этих тварей поближе, но все же...
  Как это «как выглядят»? — изумился я. Эфес и шагающая перед ним Лиза, остановились, уткнувшись в нас. — Я ведь еще на входе на них указал. Мы уже битый час мимо них топаем, а ты меня о таком спрашиваешь. Вот, например. И вот.
Я указывал рукой на пятна яркого солнечного света, попавшие в здание через дыры в стенах и окна. В центре каждой лимонно-желтой плоской фигуры покрытая грязно-пепельной пылью поверхность бугрилась, топорщилась неровными складками. На полу, стенах и потолке, растекшись, слившись с окружающей действительностью, лежали большие серые тряпки. Мутанты дремали и грелись в редких солнечных лучах. Во время охоты кожистые полотнища натягиваются, создавая эффект планерного крыла, а крепкие когти годятся не только на то, чтобы удерживать тяжелое тело вниз головой.
Юля подошла ближе, чуть наклонилась вперед. В следующее мгновение на серой тряпке прорезалось шесть мутно-желтых глаз, зашипел вырвавшийся из могучих легких воздух, потревоженная дыханием, взвилась вверх пыль. Несколько секунд тварь смотрела на замершую девушку, но вскоре ворохнулась, устраиваясь удобнее и вновь зажмуриваясь.
  Спокойно, — сказал я скорее Эфесу, нежели нашей спутнице. — Я же говорю, на свету они становятся ленивыми и вялыми, нападать не станут, но если начать стрелять...
  Благодарю, я понял. — Диковинная винтовка опустилась. — Мы можем идти дальше?
  Да-да, идем, — я потянул Юлю за собой.
Теперь, когда мои спутники не на словах, а вживую увидели поселившихся в доме чудовищ, они стали двигаться гораздо осторожнее, опасливо поглядывая себе под ноги и стараясь не приближаться к стенам. Дорога закончилась длинным коридором с цепочкой распахнутых дверей по сторонам. В конце захламленной бетонной кишки нас ждал косой проем, обрамленный паутиной трещин, за которым безудержно полыхал полдень. На полу, перед самым выходом, развалившись в длинной солнечной полосе, млели сразу несколько Серых.
  Так, теперь стоп. Эфес, приготовься. — Наш худощавый замыкающий промолчал. Я взял в руки автомат, надавил на скобу переключателя огня. — Постараемся пройти тихо. Как и в прошлый раз, повторяйте мои движения с предельной точностью. Оружие держите наготове. Ладно, поехали.
Шаг. Следующий. Главное — не коснуться Серого, даже краешком одежды, даже вскользь. Эти твари особенно чувствительны к тактильному раздражению. Нападут раньше, чем проснутся. Всей стаей, которая соберется здесь через пару минут. Остановить их сможет только яркое солнце — его сияние и успокаивающее тепло.
Я аккуратно перенес вес на правую ногу, замер, выискивая место средь серых тряпок для следующего шага. Когда от ступни до пола оставалось меньше нескольких сантиметров, где-то в городе, не очень далеко, громыхнула отрывистая очередь. На долю секунды раньше выстрелов я понял, что Серые проснулись. Мутант рванулся в атаку, коридор завертелся в дикой пляске, через мгновение что-то тяжело ударило мне в спину. «Что-то, — в моей голове осталось место для иронии. — Стена это, дорогой мой Штурман. Старая, холодная, сырая стена...»
Додумать я не успел. Сильные руки сгребли меня в охапку, над самым ухом, раскаленными гвоздями пронзая перепонки, застучали выстрелы. Оружие! Руки непроизвольно нащупали автомат, пальцы обхватили рукоять. Мир вокруг продолжал кружиться и раскачиваться, но не попасть по мечущимся серым теням было затруднительно. Длинная, на пол-рожка очередь неровным пунктиром прошлась по распластавшейся на стене туше. Эфес, заметив мою самостоятельность, поставил меня на ноги.
Хлесткие, злые одиночные выстрелы, холодные равнодушные глаза и поистине дьявольская, невозможная в реальной жизни точность. Боец отступал спиной вперед, равномерно, будто мишени в тире, расстреливая мутантов. Грязно-свинцовые туши завалили узкий коридор, жуткая гора расползалась под натиском прущих из затхлой сырой глубины бестий.
  На улицу! — заорал я в спину боевой машине, зачем-то назвавшейся мне человеком. Каких-то два с половиной метра. Тут уже не до сантиментов. Закинув АК за спину, я просто схватил девчонок за шкирки и вместе с ними метнулся в игольное ушко выхода. — Эфес, брось! Бесполезно! За мной!
Признаться, я сомневался, что он меня послушает, но, к счастью, ошибся. С сумасшедшей скоростью этот невероятный парень рванул к выходу. Меньше секунды понадобилось ему, чтобы нагнать нас, так что на залитую светом улицу мы вывалились одновременно. Пробежали немного, догоняя наших спутниц, и замерли, обернувшись.
Серые спутанным клубком вывалились наружу. Распластались, прижимаясь к асфальту. Янтарные глаза щурились, движения становились все более вялыми. Ближайшая к нам тварь протяжно зевнула, распахнув под невероятным углом ярко-алую пасть, подмел асфальт длинный хвост.
  Все, уходим, — я потянул товарищей за собой. — Они не пойдут за нами.
Только удалившись от дремлющих на солнце чудовищ, я вспомнил об автоматной очереди, послужившей сигналом к началу атаки. Значит, неподалеку кто-то спугнул вторую стаю, и тревога передалась их сородичам. Гипотетические веганцы оказались не такими уж вымышленными. А до особняка оставалось совсем немного.

 

* * *
Ветер за окном воет вовсе уж неистово, стучит требовательно в стекла. Пламя в маленьком фонарике горит все так же ровно. Сон лег рядом с детской растрепанной головкой, свернулся уютным клубком, разве что не мурлычет. В доме тепло, потрескивают за стеной дрова в раскаленной печной утробе.
Женщина не видит закрытых глаз ребенка. Взгляд ее пронзает насквозь надежные стены, мчится сквозь обезумевшую непогоду, туда, где, иссекаемый водяными плетьми, скорчился мертвый Город. И слова ее, словно грузила, нанизываются на леску памяти, и тянут, тянут ее в глубину прошлого, ставшего сказкой.

 

* * *
Последний рывок. Сколько пафоса в таком коротком выражении. Ровно столько, сколько и истины. Сад особняка Брусницыных разорвал тесную рубаху невысокого забора, вырвался на улицы Васильевского острова, обхватил ветвями стоящие поблизости невысокие здания. В темной его глубине поселились какие-то загадочные птицы, большие и грузные, с невыразительным взглядом блеклых, точно осеннее небо, глаз. Я слышал, что пернатые эти не опасны, но все равно старался вести отряд на максимально возможном удалении от перекрученных ветвей, покрытых иглами вечнозеленой хвои.
Я больше не слушал возражений и вопросов, превратившись в стрелку компаса. Мои ноги вели сейчас сотни людей, бывавших здесь и нет. Моими глазами были еще живущие и давно мертвые сталкеры и просто безумцы, решившиеся на вылазку в эти гиблые места. И еще я знал —  особняк цел.
Тогда, в первом нашем разговоре, я упирался, как мог, именно по этой причине. Надеялся, что мои наниматели не знают истинного положения дел. А именно — здание, в котором хранится Зеркало, медленно, но верно восстанавливается. Я слышал эту байку от многих знакомых и не очень мне людей, и потому неосознанно не доверял месту, которое возвращается к жизни в разлагающемся Городе.
А теперь... Даже не знаю. Чудовищная, просто безумно высокая плата. И дело даже не в патронах и антибиотиках, и без них прожил бы я как-нибудь. Другое дело — атлас Навигатора. Легендарная книга, включающая в себя все возможные маршруты в мегаполисе и за его пределами. Абсолютный Проводник. Стоп! Тогда зачем им я, если...
  У тебя нет атласа! — Я остановился так резко, что идущая следом Юля едва не врезалась мне в спину. Девушка повернула ко мне темные стекла противогаза. — И не было. Иначе вы прекрасно обошлись и без меня. Я прав?
  Прав, — легко согласилась она. — Нет у меня твоего драгоценного атласа. И ни у кого нет. Это выдумка, Штурман, уж поверь мне, как специалисту. Зато у тебя по-прежнему есть шанс вдохнуть жизнь в наш мир. И еще я...
Последние слова она добавила так тихо, что я едва их расслышал. Но стоило немудреным этим звукам достигнуть моих ушей, как я заткнулся. Да, разумеется, я понял, что она вертит мной, дергает за ниточки, видимые лишь ей. Понял... Но ничего не ответил. Только развернулся, нетерпеливо махнув рукой.
Переползая через искореженные каркасы автомобилей, пачкаясь безбожно в ржавчине и грязи, мы миновали разросшийся сад и остановились напротив распахнутых ворот. Вдалеке, на фоне небесной лазури, худыми изможденными птицами возвышались силуэты кранов, уныло опустивших ободранные ветром стрелы. Где-то там шумит залив и ледяные свинцовые волны без устали бьют в берег. Чуть правее — здание красного кирпича. И поворот, который делает рукотворная река вспучившегося асфальта.
  Там, за углом — особняк. Ближайший вход совсем рядом, им и воспользуемся. Вот только внутри не бывал ни я, ни мои осведомители.
  Дверь в кабинет, в котором висит Зеркало, на втором этаже, — деловито вступила Юля. — От твоего входа туда ведет лестница. Поверить не могу, мы совсем рядом!
  Не торопись, — я повернул за угол. Что-то звонко щелкнуло, в противогазное стекло брызнули рыжие крошки.
Я упал на землю раньше, чем понял, что произошло. Сработал рефлекс, вбитый в голову за годы жизни в новом мире. Застучала винтовка Эфеса, кто-то вскрикнул. Я поднял лицо, и в уходящей вдаль перспективе Кожевенной линии увидел человеческие силуэты, жмущиеся к стенам и просевшим на скаты машинам. Мимо меня прокатился клубок, крикнувший на ходу:
  Уходите в особняк! Я не подпущу их близко.
В такой ситуации спорить с Эфесом не имело никакого смысла. Схватив девчонок за руки, я нелогичным зигзагом бросился к старинной двери коричневого дерева. Мной овладела абсолютная уверенность: стоит нам первыми добраться до Зеркала — и веганцы исчезнут сами собой.
Нож пришлось конфисковать у Юлии. Лезвие вошло в крошечный зазор, древесина хрустнула под напором, и полотно чуть приоткрылось. Затолкав в узкую щель своих спутниц, с особым трудом — брыкающуюся Лизу, я поискал глазами Эфеса. Нашел с трудом и обомлел, не в силах пошевелиться.
Кем бы он ни был, он являл собой Совершенство. Движения нашего охранника абсолютно не напоминали человеческие, слишком неправильными, непредсказуемыми они были. Так мог бы передвигаться мелкий лист, сорванный взбеленившимся ветром. Ни за что не угадаешь, где он окажется в следующее мгновение. Вражеские пули выбивали каменную крошку в считаных сантиметрах от неуловимого бойца, но ни одна не могла достать его, даром, что солдаты Вегана неэкономно садили долгими озлобленными очередями. С другой стороны, каждый одиночный выстрел Эфеса достигал цели с поистине смертельной неотвратимостью.
  Штур! — позвал меня голос из сумерек коридора.
Бросив последний взгляд на это невообразимое противостояние, я нырнул в дверной проем. Особняк встретил меня тишиной и неестественной чистотой. Клянусь, даже пыли там не было, но весь интерьер оказался словно покрыт неким налетом, особенно окна. Сквозь стекла сочился щедро разбавленный унынием блеклый солнечный свет. Заоконного пейзажа видно не было, только нетерпеливая трещотка выстрелов связывала нас с реальностью, оставшейся за порогом.
Мои спутницы терпеливо ждали на середине лестницы, трогательно взявшись за руки. Мне показалось, что лицо Лизаветы мокро от слез, но в поселившемся в здании полумраке я мог и ошибиться.
Мы поднялись наверх, стараясь не шуметь, тщательно прислушиваясь к звукам перестрелки. Бой то приближался, то вновь откатывался. Следовало спешить. Второй этаж, скрипучий деревянный пол, драпированные красным стены. Юля вела нас по старинному дому, совсем как я недавно вел их по Городу.
Я миновал очередные двери, но не успел сделать и нескольких шагов, как за спиной раздался треск и звонкий крик, почти моментально оборвавшийся. По позвоночнику растекся противный холод, руки задрожали. Я мог надеяться на что угодно, но уже знал страшную правду: случилось непоправимое. А единственная ситуация, которую нельзя исправить — это смерть.
В центре комнаты в полу зияла трещина пролома, возле которой на коленях стояла Юлия. Девушка уже сорвала противогаз, пыталась что-то сказать, но не могла выдавить из себя ни звука, задыхалась. Я бросился к сочащемуся тьмой провалу, зажег фонарь.
Лиза лежала далеко внизу. Яркий луч, как назло, сначала высветил детское лицо, не испуганное, а скорее удивленное, растерянное. Только потом коварный свет выхватил ржавые пруты арматуры, отбросившие черную сетку теней на хрупкое тело в безуспешной попытке спрятать нанизанную на них девочку и алые потеки, испятнавшие великоватый для нее костюм химзащиты.
Юля не плакала, глаза ее оставались сухими. Только очень высокий тихий звук, похожий на плач голодного щенка, раздавался в пустом зале старого особняка. Я словно увидел себя со стороны. Видел, как встаю, подхожу к женщине, поднимаю ее за руку, увлекаю за собой.
  Соберись! Мы ей уже не поможем, но у нас еще есть ты, сама же говорила.
  Я... не смогу... — голос едва слышен, похож на шорох крыльев умирающей бабочки.
  Сможешь. Никуда не денешься. У нас и выбора-то нет. Либо ты, либо Веган. Что выберешь? То-то же. Это дверь в кабинет? Где нож?
Мы ввалились в тесную комнатку без окон. Луч фонаря обежал стены, отразился от ровной поверхности, ударил в глаза. Зеркало, в человеческий рост, в замысловатой деревянной раме, висело на противоположной стене. Ничем не примечательное. Обычное. Зеркало Абсолюта.
  Сколько времени тебе понадобится, чтобы включить его?
  Нисколько. Даже если бы я не знала, оно само попросит, — Юля ласково улыбнулась и мягко вынула из моей руки нож. Приблизилась, шепнула: — Ему нужна кровь. Всего ничего, буквально каплю. Сейчас я...
Девушка не успела поднять клинок. Неудержимая сила швырнула ее на Зеркало, легкое тело ударилось о резную раму, отлетело в сторону. Угольно-черная в свете фонаря кровь брызнула на плоскую поверхность стекла. Что-то горячее клюнуло меня в плечо, крутануло вокруг оси, метнулся навстречу паркет пола.
Мне показалось, что я потерял сознание, хотя на деле прошло едва ли более двух секунд. Взгляд ненадолго расфокусировался, а когда четкость вернулась, я увидел ставшие такими родными изумительно-синие глаза. Вот только они больше не смеялись, напротив, в них поселилась глубина и мудрость, недоступная живым. Словно где-то в ультрамариновой глубине выключили фонарик, позволив Юле заглянуть в себя по-настоящему глубоко. Русые волосы растрепались, а в уголках губ спряталась тень виноватой улыбки.
Я же не почувствовал ничего. Просто внутри исчезло нечто важное, и нечем стало заполнить эту пугающую пустоту. Сработала моя самая совершенная защита: лопнула загадочная капсула, и в кровь поступила убойная доза ледяного равнодушия и спокойствия. Я попытался встать, но плечо проткнула раскаленная спица боли, поэтому мне удалось лишь перекатиться на бок.
  Ты там еще трепыхаешься, что ли? — из главного зала раздался голос — хриплый и насмешливый. — Что ж такое? Эй, живулька, а баба-то чё? Холодная?
Перехватив автомат одной рукой, я огрызнулся короткой очередью, не рассчитывая, впрочем, попасть. Огляделся по сторонам. В кабинете не было ни окон, ни других выходов. Хотя, стоп. Из пулевых отверстий в стене сочатся тусклые лучики света, значит, за тонким деревом есть еще одно помещение. Надо выбраться отсюда и ударить с тыла. В прямом противостоянии меня нафаршируют свинцом. Без вариантов.
  Ух ты! Он еще огрызается! — восхитился все тот же голос. — Вылазь оттуда, пусти взрослых дяденек к Зеркалу. Все равно ведь войдем. Или гранату тебе кинуть?
  Я тебе кину! — присоединился к разговору еще один человек. Слова его словно были покрыты инеем. — Завалил девчонку, кто теперь Зеркало включит?
Я их не слушал. Двумя ударами ног я проломил хлипкие доски и уже выползал из помещения, когда визитеры почуяли неладное. Из кабинета я попал в огромный зал, где стены и потолок заменяли стекла. Все пространство было равномерно освещено тусклым светом, пробивающимся сквозь грязные окна, и заставлено каменными тумбами. За одной из них я и укрылся.
Несколько секунд спустя в зале послышались тихие, крадущиеся шаги. Я подтянул автомат ближе, положил цевье на сгиб раненой руки. Давайте, еще чуть ближе. Все мышцы напряглись, готовясь бросить тело вперед. Еще две секунды. Одна...
Грохнул выстрел, зазвенело разбитое стекло, мелкими грязными льдинками осыпаясь на гранитный пол. Глухо упало на пол тело в новенькой химзащите и бронежилете. Голова мертвеца шмякнулась совсем рядом со мной, показавшись из-за угла тумбы. На месте лица зияла ярко-алая воронка, очерченная в нижней своей части белыми осколками зубов. Густая темная жидкость вязким потоком растеклась по гранитным плитам.
  Вот так-то! — хохотнул знакомый хриплый голос. — А то «я тебе кину», «я тебе кину». Командир, мля. Да, живулька? Мировое господство ему подавай. Новый порядок. Да вертел я этот порядок. Надо повеселиться напоследок! Устроить этим червякам феерические похороны, согласен?
В зале на мгновение потемнело. Длинная тень пересекла стеклянный потолок. Я слышал, как враг вскочил на одну из тумб, пальнул для острастки. Но я не замечал этих взбалмошных движений, потому что вспомнил. Я уже видел его однажды, совсем недолго. Он — Гиена, один из самых отмороженных наемников подземки. Прославился лично проводимыми казнями, даже не жестокими, а действительно безумными. Подвижное лицо, бегающие глаза, щетина и постоянно кривящийся в ухмылке толстогубый рот. И еще он все время двигался. Просто физически не мог стоять на месте.
Я поднял голову. Своими криками Гиена заглушил шаги собственной приближающейся смерти, хотя в этот раз она вела себя тихо. Так, поскрипывала иногда, да издавала легкий дробный стук. Боевик подходил все ближе, а моя единственная надежда все медлила.
  Ты мне сам все скажешь! — пообещал враг. — Давай, вылазь, придурок. Прятаться больше негде. Поможешь включить Зеркало — позволю досмотреть представление. Интересно, как это будет? Какие-нибудь уцелевшие ракеты или мутировавший вирус?
Своей болтовней он усыплял мою бдительность, но я был настороже, вжавшись в камень и стараясь не дышать. И тем не менее враг добрался до меня. Он успел вспрыгнуть на тумбу и ухмыльнуться самовлюбленно. Я даже увидел его кошачьи зеленые глаза, белки, изрезанные красными прожилками. В следующее мгновение, окутанная облаком грязных осколков, на него рухнула огромная рыжая туша. Гиена умер слишком легко, яд гигантской сколопендры убивает почти мгновенно. Медная Королева изогнулась, подхватила обмякшее тело передними ногочелюстями и, дробно стуча лапками, скрылась в саду за разбитым окном.
Я выждал еще какое-то время и, тяжело поднявшись и бросив автомат на полу, вернулся в кабинет. Присел на корточки возле женского тела. Улыбнулся ей, заглянул в темно-синие глаза.
  Я придумаю что-нибудь и найду выход. В конце концов, я всегда его нахожу. — Пальцы закрыли веки, исчезла невозможная эта синева, осталась только робкая улыбка. Правильно, пускай будет. — Я же говорил тебе, что все обязательно будет хорошо.
Поморщившись от боли, я поднялся и подошел к Зеркалу. Мой зазеркальный двойник смотрел на меня устало и с легкой укоризной. Затянулась для нас вся эта история. Только тут я заметил, что краски в отражении гораздо ярче, без вездесущего этого налета. Серость наконец-то оставила меня. Значит, люди пропадают, говорите? Ну что, Штурман, погуляем?
Но вправе ли я решать за других? И чего я хочу на самом деле? Что может пожелать путеводный клубок, первым добравшийся до золотой рыбки? Каковы чувства и мысли затюканного зеркала старой злой мачехи-колдуньи?
Стекло на ощупь было холодным и гладким. Обычным.

 

* * *
  После того, как исчез Штурман, в особняк зашел Рыцарь. Он был изранен, но жив. — Женщина смотрит на спящего сына. — И, поднявшись на второй этаж, Эфес услышал детский голос. Дитя обрело дар речи, упав вниз. И никаких ран... так, легкие ушибы. Рыцарь помог ей выбраться, и в этот же миг в зал вошла Синеглазая Волшебница. И ее ранения исчезли, и сердце стучало в груди все так же ровно. Вот только глаза потеряли свою синеву, посветлели, словно короткая смерть все же потребовала свою плату.
Женщина встает, подходит к лампадке.
  Потом они втроем долго стояли возле Зеркала, но так и не увидели Штурмана в его загадочной глубине. И они ушли. Прочь из города. Ни одно чудовище не тронуло их, обходя стороной. Шли долго, пока не набрели на крошечное поселение, затерянное в лесу. Многие люди потом тоже покинули подземку, сами не зная почему. Просто они перестали бояться мира, и он ответил им взаимностью. Так что все... почти все стали жить счастливо. Вот только спутники Штурмана так же ждут его возвращения. Ведь он сам сказал мне, что всегда находит выход. Если это был не сон...
Короткий выдох — и пламя гибнет. Комнату окутывает ласковая уютная темнота, даже ветер за окном воет не так остервенело, словно успокоился, убаюканный тихой сказкой. Женщина смотрит в окно. Туда, где далеко-далеко спит окоченевший Город.

 

* * *
В сером-сером Городе, на черной-черной Линии стоит старый-старый особняк. Есть в нем темная-темная комната, на стене которой висит Зеркало, нижним краем касающееся пола. Спиной к Зеркалу стоит мужчина. В волосах его седина, а в глазах — гремучая смесь холодной уверенности и бесшабашного веселья.
И скорчившийся под секущими струями Город вздрагивает и просыпается, когда тишину тесного кабинета нарушает человеческий голос:
  Вот это поворот!

 

Назад: Сергей Шивков «НАРОДНЫЙ ОПОЛЧЕНЕЦ»
Дальше: Андрей Гребенщиков, Ольга Швецова ЦВЕТОЧЕК ДЛЯ АЛЁНУШКИ