Глава 15
Суоми
Это должно было произойти именно сейчас. Сотни людей приложили к этому усилия, которые не могли просто так пройти даром. Да и вторую ночь подряд ожидать всплытия подлодки было бы уже слишком. Она теперь просто обязана всплыть.
Жаров подбросил хвороста в бочку с костром и устало вздохнул, глядя на то, как яркий луч прожектора с тральщика скользнул по собравшимся у причала людям и остановился на перископе и шноркеле.
– Собаки тупые, спасу нет, – проворчал подошедший Горин.
– Братан, ты о чем вообще? – Андрей сонными глазами уставился на друга. Новые сутки без сна были настоящим испытанием. Хотя таких как он, не спавших и уставших, в общине большинство. Тех, кто после цунами не позволил себе отдых и сон. А значит, и он должен был держаться, хотя чертовски хотелось разогнать всех по домам спать и самому с чистой совестью завалиться в дремоту прямо тут, на причале.
– Да я про собак. Задолбались их отгонять от этой твари. Так и норовят сожрать ее.
– Ну и пусть себе жрут, – поморщился Жаров. – Жалко, что ли? Все равно ведь скелет решили оставить для истории. А туша разлагаться начнет, так вони до Вилючинска будет.
– А если потравятся? Вдруг мясо дурное?
– Блин, Женя, собаки иной раз от не хрен делать собственное говно жрут. Что им с мяса этого мутанта будет? И где Никита?
– Фотографирует зверя. Потом вся группа, что стреляла в эту зверюгу, пришла и попросила их с тушей сфотографировать. А потом еще куча бездельников с Вилючинска притащилась, поглядеть на тварь. Ну и тоже попросились, чтоб Никитос их своим фотоаппаратом в историю внес, на фоне зверя.
– Так стемнело уже. Как он ночью фотографирует?
– А ты думаешь, зачем прожектор до сих пор светил на заводскую площадь? Блин, Андрей, у тебя уже рожа опухшая вся. Шел бы ты поспал пару часиков, а?
– Я отсюда не уйду, пока лодка не всплывет. Именно такой пример мы должны подавать людям. Мы же не довоенная власть, чтоб ей в аду жариться вечно. – Жаров презрительно сплюнул.
Вскоре показался и Никита Вишневский. Вид у него тоже был крайне уставший, хотя необычный объект фотосъемки и вселил в него на некоторое время бодрость.
– Халф, ты сколько пленок истратил сегодня? – кивнул ему Андрей.
– Пять или шесть, – пожал плечами Вишневский. – Археологам будущего я богатое наследство оставлю.
Вода у причала заколыхалась сильней, и в толпе послышалось оживление. Перископ и шноркель медленно, но верно поднимались над поверхностью бухты.
– Глядите! Никак ребята починили компрессоры! – радостно закричал Герман Самсонов. – Быстрее пошла!
Он был прав. Подъем лодки теперь стал куда заметнее, и даже один полностью затопленный отсек не мешал ей стремиться на поверхность воды. Вот уже показалась верхняя часть рубки, и по толпе пронесся радостный, одобрительный свист. Зашумела вода, бурлящая над корпусом и стекающая с того, что уже выбралось на поверхность. Этому шуму вторили аплодисменты.
В свете костров и прожектора картина поднимающегося со дна черного рукотворного левиафана казалась еще более инфернальной. Будто жуткий призрак чудовищной эпохи, закончившейся под всеистребляющий вой термоядерных иерихонских труб, выбрался из преисподней, дабы проведать тех, кто каким-то чудом уцелел в давно минувшем апокалипсисе. Но если и рождались у кого-то в голове подобные аналогии, то длились они не дольше вспышки, поскольку вздымающийся над водой исполинский корпус ударной атомной подводной лодки сейчас нес только надежду. Аплодисменты и радостные крики людей достигли апогея.
– Неужели. Даже не верится, – устало вздохнул Жаров.
Лодка покачивалась на растревоженной воде в свете прожектора и с сильным дифферентом на нос. Давало о себе знать то, что первый отсек затоплен. Люди тащили наспех сколоченный из бревен трап. Тот, что был раньше, после цунами так и не нашли.
На палубе показались первые из пленников, выбравшихся наконец-то на поверхность. Радостные возгласы толпы не умолкали. Жаров, Вишневский и Горин помогли пришвартовать субмарину к причалу и двинулись к трапу, по которому уже сходили на землю изможденные почти двумя сутками подводного плена люди. Соплеменники их встречали котелками с горячим куриным бульоном и бутылками с квасом.
– Ребята, спасибо! Спасибо! – кричали радостные люди, оказавшиеся на земле и до сих пор, видимо, не верившие в спасение.
Один из них схватил Вишневского за руку и принялся так ее трясти, словно хотел оторвать.
– Спасибо! Братцы! Не оставили! Спасибо!
– Своих не бросаем, – закивал Никита и махнул свободной рукой. – Вообще, не нас благодарить надо, а Палыча. Без него ничего не вышло бы. Вон он…
Уставший Самсонов сидел возле лодки с соляркой и, кажется, задремал, несмотря на невообразимый шум, царивший на территории завода.
– Братва!!! Качай Палыча!!! – заорал кто-то, и толпа двинулась в его сторону.
Старый мичман вдруг вскочил и, вытаращив глаза, бросился бежать:
– Да идите вы все на хрен!
– Лови его!!!
– Где Цой? – спросил Вишневский, выдергивая руку из хватки одного из бывших узников подлодки.
– Он сказал, что выйдет последним.
– Капитаном себя возомнил, – усмехнулся Горин.
Александр Цой действительно вышел из рубки последним. И он не торопился сходить на берег. Стоя на палубе, Цой озирался, хмуро разглядывая то, во что превратился окружающий пейзаж с тех пор, как они задраили люки лодки и опустили ее на дно. В конце концов он все-таки неторопливо сошел на берег, тут же попав в объятия своих друзей.
– Саня, ты чего такой смурной?! Все закончилось ведь?! – восклицал Никита, радостно хлопая спасенного друга по спине.
– Сколько жертв? – хмуро откликнулся Цой.
– Да в том и дело, что нет жертв, Саня! Никто из людей ни здесь, ни в Вилючинске не пострадал! Успели эвакуироваться!
– А вы-то как уцелели на тральщике?
– О, это долгая история…
– А где Оксана? Она в порядке?
– Она в патруле сегодня. Не волнуйся, – кивнул Жаров…
Мичман Самсонов был все-таки пойман, и толпа радостно подбрасывала его на руках, не обращая внимания на яростную матерщину, изрыгаемую на их головы Германом Павловичем. Большое количество людей пробивалось к эпицентру событий, чтобы тоже принять участие в данном действе, и через эту толпу пытался пробиться одинокий всадник. Точнее, всадница.
– Дорогу! Дорогу дайте, черт вас дери! – кричала молодая и крепкая телом наездница с русой косой, свисающей из-под военной камуфлированной кепки. За ее спиной висел автомат, а на широком поясе ножны с мачете.
– А вот и Оксана твоя. Может, теперь улыбнешься, Санька? – хмыкнул Горин.
Пробившись, наконец, к причалу, Оксана ловко спрыгнула с коня и обняла Цоя, жадно поцеловав.
– Живой, мерзавец.
– Ну, спасибо, – проворчал Александр.
– Ребята, я тороплюсь. У меня хреновое известие, – мотнула головой Оксана.
– Что случилось? – все четверо, не сговариваясь, нахмурились.
– Возле старых эллингов, точнее, возле того места, где они были до цунами, мы нашли труп.
– Опять зверь?! – воскликнул Жаров, недобро покосившись на Горина, который, как и некоторые другие, нес ответственность за то, что огромный медведь ушел живым.
– Нет, парни. Не зверь. Это утопленник. И, похоже, он не просто утонул. Переломало его всего. Есть мнение, что он в цунами попал. На берегу куча мусора осталась после сегодняшнего отлива. В этом мусоре мы и нашли тело.
– Вот тебе и нет жертв, – поморщился Горин. – Опознали? Кто этот утопленник?
– Мы пытались. Костер даже разожгли, чтоб его лучше разглядеть. Распух он сильно, но все-таки никого из приморских мы в нем узнать не смогли.
– Вилючинец?
– Если не наш, то оттуда человек. Больше просто некому. Вулканологи ведь все живы…
Разозлившийся от такого известия Жаров вскинул руки:
– Черт возьми, а ведь все участковые старшины докладывали, что на их участках все люди живы! Ну, я им, сукам, устрою! Ребята, соберите сейчас же всех наших старшин и пусть начинают считать людей. Немедленно! А я сейчас же поеду в Вилючинск и такой им разнос устрою!..
– Ну уж нет, – вздохнул Цой. – Поеду в Вилючинск я.
– Ты? – Жаров развел руками. – Саня, тебе бы отдохнуть…
– От чего отдохнуть, Андрей? Я два дня сидел на заднице в этой чертовой лодке. Я поеду, и точка. Милая, дай мне коня…
– Я тебе по физиономии дам, милый, – скривилась Оксана. – Черта с два я теперь тебя куда-то одного отпущу. Вместе поедем. Прыгай в седло. Не бойся, конь нас двоих выдержит.
– Оксана, своему патрулю передай, чтоб тело сюда, на площадь несли. Попробуем опознать, – сказал Жаров. – Теперь уже всем поселком.
– Конечно…
* * *
Он парил там, где господствовали владыки камчатского неба – белоплечие орланы. Внизу извилистая, а местами клыкастая береговая линия с то и дело возникавшими тонкими волосками морской пены от накатывающих на берег волн. Стрелы встревоженной воды кое-где перечеркивали бухту, тщетно пытаясь догнать редкие корабли и катера. Вдали, среди сопок, белели, будто россыпь маленьких морских ракушек, Петропавловск-Камчатский и окружавшие его поселки. Далекий горизонт врезался в синее небо царем этого благословенного края – вулканом Авача. Именно так завораживающе должен выглядеть настоящий край земли. Именно так он и выглядит. Разметаемый лопастями вертолета воздух вихрями врывался внутрь и играл с длинными золотистыми волосами еще совсем юной Оливии. Огромные наушники, спасающие от шума двигателя, только подчеркивали овал ее лица и добавляли этому прекрасному образу особую пикантность. Она улыбалась ему, и вдруг горизонт стал разрываться огненными столбами, которые венчали облака огня, так похожие на человеческие черепа. Один гриб, еще один. И вот весь обозримый с этой высоты мир теперь порос ядерными грибами, и зеленые, синие, голубые и белые цвета жизни исчезли, вытесняемые красками ада…
Михаил открыл глаза.
– Милый, прости, я разбудила тебя…
Его встретила та самая улыбка Оливии. Она сидела рядом, чуть склонившись над ним.
– Вовсе нет, – Крашенинников ответил на ее улыбку своей.
– Я твои царапины осматривала. Боялась, что загноились. Но все в порядке. Хотя, раз уж ты проснулся, может, покажешь спину?
– Конечно.
Михаил поднялся и повернулся к Оливии спиной, давая как следует осмотреть вчерашние раны. Благо уже было совсем светло.
– Оля, ты когда проснулась?
– Ну, в общем-то, я почти не спала. – Собески осторожно протирала пропитанным самогоном платком ссадины и царапины.
– То есть как? Почему?
– Миша, сиди спокойно, пожалуйста. – Она похлопала его по плечу. – Немного поспала все же. Но я беспокоилась, не вернется ли та медведица. Вот и не спалось совсем.
– Ты жалеешь, что ее отпустили живой?
– Вовсе нет, Миша. Но это дикий зверь. И об этом забывать нельзя.
– Это верно. Ну, так что? Не возвращалась медведица?
– Нет. Но было кое-что другое. Землетрясение. Совсем слабое. Но повторилось четыре раза за ночь.
Крашенинников покачал головой и посмотрел в сторону окна, в котором виднелась вершина вулкана.
– Интересно, когда это случится?
– Ты о чем?
– Я об извержении Авачи.
– Неужели тебе мало событий, навалившихся на нас в эти дни, Миша?
– Совсем не мало. Просто ощущение у меня, что скорое извержение неизбежно. И все эти подземные толчки, цунами… Все это эхо далеких шагов подземного демона, который желает вырваться на поверхность.
– Ты уже начал говорить как Антонио, – улыбнулась Собески. – Такие мрачные поэтические аллюзии в его духе.
Стоило упомянуть их друга, как послышался стук тросточки на ступеньках.
– Ребята, к вам можно?
– Да, Антон, заходи!
Квалья вошел в помещение и уселся в кресло возле окна.
– Оля, ты уже сказала Мише?
– Про землетрясения? Да, конечно.
– А про те огни?
– Огни? – Крашенинников обернулся и взглянул на Оливию.
– Ах да, – вздохнула Собески. – Мы опять наблюдали странные огни на том берегу. В Петропавловске. В этот раз их было больше. Продолжаем тщетно гадать, какова же их природа.
– Может, это тоже связано с вулканом? – пожал плечами Крашенинников. – Может, там образовались разломы в почве, а процессы в магматической камере провоцируют шаровые молнии или какие-то другие плазменные образования над этими разломами?
– Почему бы не предположить иное? – развел руками Квалья. – Что, если это люди? Куда уж проще?
– Люди? Все известное нам человечество находится здесь. В Приморском и Вилючинске, – возразил Крашенинников.
– Это не значит, что больше нигде людей не осталось. Ты ведь не думаешь, что больше нет на земле остатков человечества?
– Конечно, я так не думаю. Но Камчатка слишком изолирована от остального мира. Да и нет причин у других выживших стараться попасть сюда. Мне кажется, для выживших куда интереснее крупные мегаполисы. Там наверняка до сих пор есть чем поживиться.
Антонио кивнул:
– Понимаю. Но что-то мне подсказывает, что мегаполисам досталось куда больше. И бомбили их интенсивнее. Что, если за пределами Камчатки условия жизни настолько невыносимы, что людям предпочтительней забраться в эти глухие даже по довоенным меркам края?
– Ну, если в других регионах все гораздо хуже, то это уменьшает шансы появления здесь других людей. Вчера мы столкнулись со зверем, которого не знала природа. Так какие сюрпризы приготовила природа там, где, как ты сказал, бомбили интенсивнее?
– Не знаю, Миша. Я вообще считал всяких мутантов прерогативой исключительно сочинителей комиксов и фантастических книг. Пока не увидел вчера это чудовище. Теперь уже даже и не знаю, чего ждать от нового дня.
Едва Антонио закончил оглашать свою мысль, как в окно влетел какой-то предмет и заскрежетал на полу.
– Господи, что это?! – вскочила Оливия с кровати.
Только сейчас, спустя мгновение, они разглядели старую смятую банку от газированного напитка. Подойдя к окну, Михаил увидел, что во дворе стоит Александр Цой. Значит, лодку все-таки удалось поднять. Однако Крашенинников не спешил поздравлять Цоя с избавлением от подводного плена:
– Саня, ты какого хрена делаешь, а?!
– Здарова, – угрюмо отозвался Александр. – Поговорить хотел.
– А просто позвать не мог?
– Ну, вдруг вы спите еще…
– И именно поэтому ты решил швырнуть сюда эту жестянку?! Я что-то не нахожу в этом логику.
Александр поморщился, растирая шею:
– Слушай, не психуй. Я не выспался. Соображаю туго.
– Сейчас спущусь, – недовольно отозвался Михаил, отходя от окна.
Выйдя на улицу, он заметил в стороне, у дороги, всадницу. Молодая вооруженная женщина сидела верхом на черном коне и рассматривала следы, оставленные недавним цунами.
– Поздравляю с возвращением, кстати, – сказал Михаил, хмуро глядя в глаза незваного гостя. Цой тоже выглядел недружелюбно, хотя, может, это сказывался стресс, который ему довелось пережить в затопленной лодке. Либо банальная усталость. Тем не менее Крашенинникова не покидало ощущение, что Александр очень хочет сказать что-то неприятное или даже предъявить какие-то претензии, но сдерживает себя. Впрочем, и Михаилу было что предъявить в ответ на любой упрек или обвинение. Теперь было…
– Спасибо за поздравление. – Цой кивнул в сторону машины. – Я смотрю, ты все-таки тачку себе собрал. Пригодилась, значит, развалина та в лесу?
– Пригодилась. Спасибо еще раз.
– Да не стоит, – Александр небрежно дернул плечом и скривился. – Обкатал уже?
– Не могу. У меня нет топлива.
– Ах, вот оно что. – Цой потеребил бороду, задумчиво качая головой. – Ладно. Ты предупредил нас о цунами. Подсказал, как спасти лодку. Мы явно тебе должны. Будет тебе топливо. Я вернусь после полудня и подвезу тебе все что нужно.
– Буду очень благодарен.
Цой усмехнулся:
– Конечно, будешь. Куда ты денешься… – он на пару мгновений задумался и добавил совсем тихо: – …с подводной лодки.
– Ну, а о чем ты поговорить хотел?
– Да, собственно, об этом и хотел, – пожал плечами Александр, глядя куда-то в сторону.
– И все? – удивился Михаил.
Цой тут же вперился в него каким-то странным, обличающим взглядом:
– А тебе помимо прочего есть еще что-то сказать?
– Нет.
– Хорошо. До скорого.
Цой развернулся и направился к всаднице. Взобрался к ней в седло, и конь понес их в сторону Приморского.
К Михаилу вышла Оливия.
– Майкл, почему ты ему ничего не сказал?
– Мне кажется, еще не время. Подожду, когда он мне даст обещанное топливо. А потом уже поговорим по душам.
– Не знаю, Майкл. Если твоя догадка верна… Я бы не сдержалась на твоем месте…
– Моя догадка верна, Оля. И не догадка это вовсе. Это факт. Но ссориться с ним до получения обещанного топлива было бы неразумно. А вообще, какой-то он сегодня странный…
* * *
– Саня, когда ты уже здесь порядок наведешь?! Чья очередь вести летопись, того очередь и помещение в порядке содержать.
Этими словами встретил его Горин, едва Цой переступил порог помещения, которое они шутливо называли тронным залом. Все тот же класс на втором этаже школы. Все та же будка, в которой Никита иногда проявлял свои фотопленки, и все тот же беспорядок в виде разбросанных повсюду листков бумаги.
– Мог бы сам заняться этим, пока я на дне бухты торчал.
– Я вообще-то зверя ловил, Саня.
– Так ловил, что в итоге дали уйти медведю?
– Медведице, – поправил находившийся тут же Вишневский.
– Да какая, к черту, разница? Кому вообще взбрело в голову отпустить опасного зверя живым?
– Это было коллективное решение, – ответил Женя.
– Ах вот как? Значит, идиотизм у нас не свойствен отдельным личностям? Это уже массовое явление?
– Да пошел ты.
– Сам иди.
– Ну ладно, хватит! – воскликнул Жаров. – Саня, что там в Вилючинске?
– Насколько я могу судить, ни во время, ни после цунами у них никто не пропал.
– Это точно?
– Да я всю ночь ходил с участковыми старшинами и лично наблюдал за перекличкой. Это, знаешь ли, та еще работенка. Старик Сапрыкин обещал, что после рассвета перепроверит еще раз.
– То есть ты не уверен?
– Я, черт тебя дери, уверен, – разозлился Цой. – Если кто-то погиб, то кому вообще надо это скрывать? Никто ведь не делал тайны из гибели людей во время землетрясения. Я так понимаю, здесь вы тоже всех проверили?
Андрей вздохнул, растирая ладонями лицо.
– Да. Все на месте.
Цой уселся за письменный стол и уставился на папку с летописью и приготовленные листы для новых страниц хронологии их жизни. Никто не притрагивался к ним уже несколько дней, и событий накопилось столько, что они грозили объемом текста затмить описание нескольких предшествующих лет. Стоило только подумать, какая работа предстоит в детальном описании этих дней, как на Александра наваливалась невообразимая тоска.
– Надо же было всему этому случиться именно в мою смену, – тихо проворчал он.
– Что? – друзья уставились на него, но Цой лишь мотнул головой.
– Ничего. Я говорю, откуда этот человек тогда? Во что он вообще был одет?
Никита с удивлением взглянул на Александра:
– А ты его не осматривал, что ли?
– Мы же в Вилючинск спешили. Оксана только крикнула парням, чтоб тело на площадь несли, и все. Некогда мне было разглядывать.
– Да ничего необычного в одежде. От нее, правда, мало что осталось. Ошметки рубашки на теле и джинсы на ногах. Никакого инопланетянского скафандра на нем не было. Точно не с Марса свалился.
– Ерунда какая-то получается. Те немногие, кто выжил в окрестностях Петропавловска, уже много лет назад перебрались к нам. Паратунку давным-давно зачистили наши банды, пока мы их не перебили. У нас были экспедиции аж до Усть-Камчатска. Нигде больше нет людей.
– А следы костра и недолгой стоянки в Паратунке, что недавно были обнаружены? – напомнил Горин. – Какая-то группа кочует по полуострову. Может, кто-то из них?
– Может быть, – вздохнул Цой. – Если есть какая-то кочующая группа, то они не могут не знать, что здесь живут люди. И если при этом они до сих пор не дали о себе знать, значит, что-то недоброе замышляют. Надо их выследить…
– Не до того сейчас, Саня, – поморщился Жаров. – Столько работы. Надо всем потерявшим жилье восстановить его до холодов. Но и это еще не все. Мы потеряли из-за цунами две трети урожая, пятую часть пасек, треть кур и свиней. Нас ждет очень голодная зима. А это значит, что в этом году нам надо выловить намного больше красной рыбы и собрать больше икры. При этом мы потеряли больше половины рыбацких лодок и ялов. Те, что остались, надо ремонтировать. К устьям рек придется гонять тральщик, и в ловле рыбы придется учувствовать сотням людей. Ловить кочевников по всей Камчатке просто некому.
– Ладно, как скажешь, – устало отмахнулся Цой. – Я сейчас возьму бочку бензина и канистру моторного масла и махну к вулканологам. Потом займусь работой.
– Не понял. А зачем тебе топливо и масло?
– Не мне. Я обещал Крашенинникову.
– Это еще с какой стати?! – воскликнул Жаров, выражая свое недовольство.
– Андрей, чего ты орешь? Он предупредил нас о цунами и подсказал, как спасти лодку. К тому же мы их использовали как наживку для зверя. Надо как-то им отплатить?
– Саня, черт тебя дери, ты им рассказал?!
– Я ничего им не рассказывал. Но неужели они до сих пор не догадались? Неужели они не натыкались в окрестностях своего жилища на разбросанную рыбу, своим запахом приманивавшую медведя? На меня они не произвели впечатления идиотов. И судя по сегодняшней встрече с Крашенинниковым, он уже догадался.
– Ах, он догадался?! Ну что ж дальше-то, может, ты на колени перед ним упадешь и прощения попросишь?!
– А может, ты перестанешь орать, Жар?
– Мы им ничего не должны, черт тебя дери! Я тебе больше скажу, это они нам должны за наше к ним терпение! Ты еще всего не знаешь! Эта самая финка Оля, возможно, вовсе не финка!
– Я знаю, – буркнул Александр, потирая шею.
Жаров опешил:
– Что? То есть как?
– Мне Оксана рассказала. Когда росомаха напала на них, Оля что-то кричала там. И половина слов была на английском языке. Это слышал Рома Мухомор. Он еще до войны английский знал хорошо. Даже субтитры для сериала какого-то штатовского делал.
– А Оксана-то откуда об этом знает?! Мы велели всем причастным держать язык за зубами!
– Ты, Андрюша, забыл, что у Мухомора половина зубов выпала еще после облучения. Плохо у него язык держится-то. Болтает не по делу, дурень шепелявый.
Горин поднялся и направился к двери:
– Пойду-ка остатки зубов этому идиоту выбью.
– Да ладно тебе, Женя. Он только ей выболтал. Думал, ей можно, коль уж она моя женщина.
– И все-таки я с ним побеседую хорошенько.
– Ладно, только не больно. А я беру топливо и иду в казармы. Заодно и проверю предположение Мухомора. Где, кстати, тот «Русско-финский разговорник»?
– В библиотеке, как обычно, – ответил Жаров. – Только не бери с собой людей, которые не в курсе. Ну, ты понял… Про эту Ольгу…
– Разумеется.
Подойдя к двери, Цой распахнул ее и столкнулся на пороге с Сапрыкиным.
– О, дядя Женя. Давно, однако, не виделись, – хмыкнул Александр.
– Давно?! – недовольно воскликнул Евгений Анатольевич. – Ты только сегодня утром стащил последний мой табак!
– Да ты же мне сам разрешил! – теперь недовольство выражал Цой.
– Я тебе сказал треть взять. А ты мне оставил треть. Даже меньше!
– Дядь Жень, мне некогда, – Александр прошмыгнул в дверь и скрылся из вида.
– Сидел бы дальше в своей лодке, мироед!
Сапрыкин прошел в помещение, недовольно ворча:
– В этом году табака уже не будет. Все мои теплицы цунами побил.
– Да черт с ним, с табаком, – махнул рукой Вишневский. – Курить бросай. Мы зерновые потеряли все. А это хлеб. Это для лошадей и коров корм. Коров хоть травой кормить можно. Не похудеют. А вот кони без овса и сена ленивыми станут.
– Плохо вы как-то гостей встречаете, – вздохнул Сапрыкин, трогая ладонью чайник. – Холодный совсем. Я думал, чайком угостите.
– Угостим, конечно, – хмуро произнес Жаров. – Но сначала ты присядь и все мне расскажи, да в подробностях. Все то, что ты рассказал Горе во время вашей охоты.
– Ты о чем?
– О том самом, дядя Женя. О секретных документах, черном списке и о моем отце. Рассказывай…
* * *
В этот раз ничего в окно не влетало. С улицы раздался свист, и Михаил вышел на плац, где его ждала телега с бочкой топлива и парой канистр технических масел для двигателя и коробки передач. С Александром было трое вооруженных людей.
– Принимай подарок! – встретил Михаила ухмылкой гость. – Цой свое слово держит!
– Ну, спасибо, – кивнул Крашенинников. – Выгрузить поможете?
– Поможем, чего уж…
Александр вместе со своими сопровождающими аккуратно выгрузили все из телеги и переместили поближе к собранной Михаилом машине.
Оливия и Квалья наблюдали за происходящим из окна третьего этажа. Поначалу Собески в тревожном ожидании нервно теребила воротник своей рубашки, но чем дольше продолжалась беседа Михаила и Александра, тем больше она понимала, что ожидаемое не произойдет…
– За что всевышний наказал Майкла таким малодушием? – зло пробубнила, наконец, Оливия и направилась к лестнице.
– Оля, постой! – Квалья окликнул и попытался догнать, но Собески решительным шагом устремилась на улицу.
– Ребята, даже не знаю, как вас благодарить, – сказал Крашенинников, глядя на эти нереально щедрые подарки.
– За что благодарить-то? – усмехнулся Цой. – Наоборот, это мы тебе нашу благодарность выражаем. За то, что о цунами предупредил. За то, что подсказал, как нам спасти лодку.
– Ты в этой лодке чуть не погиб.
– Не погиб же, – продолжал самодовольно ухмыляться Александр. – Так что вот тебе наша благодарность.
Крашенинников покачал головой и пристально взглянул на Цоя.
– Знаешь, Саня, мне в какой-то момент показалось, что не только за это благодарность. А может, это еще в какой-то мере извинения?
Александр прищурился:
– Что-то я не пойму, Миша, о чем это ты?
– Я вот о чем, Саня… Только постарайся быть предельно откровенным со мной…
Их беседу прервал крик Оливии:
– Миша! Ну, сколько можно?! Что за странная застенчивость?! Или это трусость?!
– Оля, черт возьми, зачем ты…
– Вот как?! – перебила его Собески. – Со мной, значит, грубо разговаривать можно, да? Но только не с ним или его подельниками, не так ли?!
– И вам доброго дня, Оля? – смерил ее высокомерным взглядом Цой.
– Ты! – она ткнула указательным пальцем Александра в грудь. – Хватило же наглости явиться сюда после того, как вы использовали нас как приманку для зверя!
– Ах, вот оно что, – закивал Александр. – Так вот что ты хотел мне сказать, Миша?
– Ты будешь это отрицать? – спросил Крашенинников.
– Зачем же. Не буду. Камчатские медведи любят рыбу. Мы целые тропы этой рыбой укладывали, чтоб медведь явился сюда, под стволы нашего секретного дозора, который охранял ваш дом в сотне метров вон там на склоне. А ты думаешь, почему так быстро помощь к вам подоспела?
– И ты находишь это нормальным?! В твоем мозгу даже мысли не возникло, что так поступать по меньшей мере подло?! – закричал Михаил.
– Зверь был угрозой для всех. Надо было что-то делать, – без доли раскаяния произнес Цой, пожимая плечами.
– А разве нельзя было нас хотя бы предупредить?! Это было трудно?!
– Совсем не трудно. Но излишне. Вы могли бы испортить нам охоту. И, судя по вашей нынешней реакции, мы правильно сделали, что не предупредили. Но, повторюсь, вооруженный отряд всегда был начеку неподалеку от вашего жилища.
– Сволочь, мы могли погибнуть!
Цой расхохотался, запрокинув голову:
– Не погибли же!
– Это, по-твоему, смешно, придурок?! – воскликнула Собески.
– Это забавно, по крайней мере. Забавно, какие вы в гневе. Но знаете, раз уж у нас тут откровенный разговор пошел и, я думаю, вы мою честность оцените, то у меня встречный вопрос. Всего один. Но мне хотелось бы получить на него так же честный ответ.
– Ты не кривляйся, Саня, – зло выдавил Крашенинников. – Неужели ты думаешь, что каким-то вопросом можешь покрыть ту подлость, которую вы проявили по отношению к нам?
– Так я задаю свой вопрос? – улыбнулся Цой.
– Задавай, чтоб тебя! Только что это меняет?!
– Как знать, как знать… Итак. Оля, вопрос этот тебе. Монэт туливуориа Суомесса?
Михаил и Оливия переглянулись:
– Что? Чего?
– Монэт туливуориа Суомесса? – повторил Цой.
В ответ лишь взгляды, полные недоумения.
– Вот что интересно, – поднял ладонь Александр, вздохнув. – Весь мир называл Финляндию именно Финляндией. Весь мир. Но не сами финны. Насколько я внимательно изучал на досуге русско-финский разговорник, настолько я могу судить, что в финском языке даже звука такого – «ф» – не существует. Финны свою родину называли Суоми. Суоми Тасавалта. Я, конечно, тот еще знаток этого удивительного языка и мог очень коряво произнести вопрос на финском языке. Но, как мы все вроде бы привыкли думать, Оля из Финляндии. А значит, слово «Суомесса» она должна была понять, даже если бы его произнес контуженый попугай. А я не контуженый попугай. Я тщательно подготовился к этому моменту. Я очень хотел спросить у вулканолога из Финляндии, сколько в Финляндии вулканов. И очень хотел спросить именно на языке суоми. Что я и сделал. И… Вот что интересно. Она не поняла ни слова.
Михаил и Оливия снова переглянулись. Теперь их взгляды источали растерянность и даже какую-то долю испуга.
– Итак, – деловито продолжал говорить Александр, – я бы очень не хотел вас загонять в неловкое положение еще глубже. Хотя куда глубже-то! Однако, дабы удержать вас от возможного нагромождения лжи, которую вы, скорее всего, сейчас обдумываете, я хочу вам напомнить одну деталь, которую упоминал ранее. В сотне метров от вас дежурил наш отряд. В его задачи не входило следить за вами. Они ждали зверя, которого, как вы справедливо и с гневом заметили, мы заманили именно сюда. И вот, когда зверь явился, то от моих бойцов не ускользнуло, насколько отчаянно и мужественно вели себя каждый из вас. И с какой смелостью Оля отвлекала зверя на себя, чтоб спасти тебя, Миша. Но знаете, что еще не ускользнуло от моих бойцов? То, что кричала во время этой схватки Оля. И то, что половина слов была на английском языке. У тебя, Оля, прекрасный, звонкий голос. И тебя было слышно хорошо. В экстремальных ситуациях люди часто кричат, чертыхаются, матерятся. Все дело в том, что это люди делают на родном языке. Поскольку экстремальная ситуация не оставляет времени выбирать слова и выражения. Но исходя из легенды, которой вы потчевали нас долгие годы, твоим родным языком должен был быть финский. Суоми! Так как же так, Оля? Если, конечно, это твое настоящее имя.
Ответом на тираду Цоя было лишь молчание. Не зная, что ответить, и Михаил и Оливия решили, что лучше в этой ситуации не проронить ни звука.
– Любопытно, – хмыкнул Цой. – Мне бы вот в голову не пришло выдавать себя за китайца или японца. Я кореец. Да еще к тому же русский. Зачем же мне скрывать свое происхождение, а? Хотя, быть может, есть на земле места, окажись в которых я после того, что с миром случилось, мне бы пришлось маскироваться под кого-то другого. Я правильно понимаю твое молчание, Оля? Откуда же ты, если твой язык английский, и оказавшись после ядерной войны в России, ты выдаешь себя за гражданку Финляндии, зная, что к ним у нас отношение хорошее? Кажется, я попал в самую цель, раз вы онемели от страха и стоите передо мной напуганными кроликами.
– Напуганными кроликами? – выдавила, наконец, Оливия. – Ты думаешь, мы боимся тебя? Ты думаешь, я боюсь тебя и твоих бандитов? Ты считаешь, что вы можете держать все население в постоянном страхе, и это будет гарантировать вам тотальную тиранию навсегда?
– Оля, ты что говоришь вообще? – нахмурился Крашенинников.
– Ну, уж нет. Хватит с меня, и не смей мне запрещать говорить свободно! Потому что я родилась в свободной стране!
Цой громко хлопнул ладонями:
– БИНГО! Кажется, так говорят в твоей свободной стране, не так ли? И называется эта страна?..
– Я гражданка Соединенных Штатов Америки! – рявкнула Собески, окончательно выйдя из себя.
– О нет, – отчаянно простонал Крашенинников, хлопнув себя ладонью по лбу.
Вооруженные люди переглянулись, раскрыв рты. Кулаки Александра сжались, лицо его побагровело, а глаза налились кровавой яростью.
– Американка, – прошипел он с ненавистью.
– Вот именно поэтому, Саня, именно поэтому нам пришлось скрывать, откуда она на самом деле, – заговорил Михаил. – Ты сам отдаешь себе отчет, на что именно ты сейчас злишься? В этом разве есть здравый смысл?
– Парни, снять оружие с предохранителей и взять этих людей на мушку, – игнорируя слова Крашенинникова, приказал Александр.
Защелкало оружие, и поднялись стволы. Эти действия отразились на лице Собески кривой ухмылкой.
– И что ты думаешь, это ваше оружие дает вам право делать все, что вам вздумается? Ты сейчас упиваешься правом сильного и уверовал в бесправие тех, кому нечем тебе ответить?
Цой вдруг расхохотался.
– Это… Это кто говорит?! – восклицал он, смеясь, жестикулируя и обращаясь ко всем вокруг. – Кто это говорит, а?! Мисс Америка?! Это не ваши базы были рассованы по всему земному шару?! Это не ваши авианосцы шныряли по всем морям и океанам и поддерживали вторжение ваших головорезов в любую страну, в которую вам вдруг втемяшило вторгнуться?! Это не ваши крылатые ракеты, белый фосфор и напалм позволили вам уверовать в бесправие всех остальных?! Едва создав атомную бомбу, не вы ли ее первыми применили?! – Он вдруг буквально затрясся от ярости. – И это ты, сука, смеешь мне сейчас что-то подобное говорить?!
– Не разговаривай так с ней! – шагнул вперед Михаил, и Цой тут же схватил его за одежду.
– И ты?! Ты, Миша, тоже американец?! Да?! Отвечай!!!
– Я – русский! – с вызовом бросил Крашенинников. – Можешь поехать в Петропавловск и раскопать руины дома номер тринадцать по улице Беринга! Быть может, найдешь там мой паспорт, фотоальбом и диплом о высшем образовании! Я родился здесь, в России, на Камчатке!!!
– Будь уверен, здесь ты и умрешь! Это даже хуже, чем если бы ты был американцем. Ты – предатель! Приютил на нашей земле врага!
– Врага?! Это она враг?! Кому она враг, Цой?!
– Всему живому на планете, баран!
– Саня, да приди ты в себя. Ты ведь не такой. Это абсурд! Ты же умный парень, ты не можешь так думать!
– Я бы, может, так не думал, если бы на нас не упала водородная бомба, твою мать!!! – отчаянно заорал Цой и оттолкнул от себя Крашенинникова.
– Хвала небесам, про меня все забыли, и я избежал этого эмоционального разговора, – послышался спокойный голос.
Александр повернул голову и, наконец, заметил, что рядом стоит Квалья.
– Не волнуйся, не забыли про тебя. И в том, что ты никакой не кубинец, тоже нет уже сомнений. Тоже пиндос?
– Нет, я макаронник, – насмешливо улыбнулся Антонио.
– Кто?
– Итальянец. Из Неаполя.
– Итальянец? Напомни-ка, состояла твоя страна в блоке НАТО?
– Состояла. И что?
– И что?! И все, мать твою!
– В вашей стране, между прочим, был город, названный вами же в честь итальянца – Пальмиро Тольятти.
– Вот именно, был. И ты, чучело, можешь быть уверен в том, что твоя американская подружка его разбомбила.
Квалья взглянул на Собески и скорчил гримасу удивления:
– У тебя был бомбардировщик? Доступ к ядерной кнопке? Ты командовала стратегическими силами альянса? Ну кто бы мог подумать!
– Слышь ты, Сопрано, не паясничай, а! Вы это начали!
– Мы трое? – продолжал излучать сарказм невозмутимый Антонио. – Или только я? Или я и Оливия? Или только Оливия? Или Миша? Хотелось бы узнать, из какого источника вы узнали, кто именно начал войну. Так уж вышло, что мы трое постарше вас, и после всего несколько раз у нас был разговор, в котором мы пытались найти ответ на вопрос – как все это могло произойти. Но ответа не нашли, ибо настолько уж безумен был тот мир. Но, как я вижу, кто бы это ни начал, вы решили это продолжить. Не так ли?
Александр умолк, задумавшись на некоторое время. И все время своего молчания он пристально смотрел на Антонио, видимо, обдумывая его слова. Наконец, он ухмыльнулся, кивнул и указал рукой:
– Видишь скамейку? Сядь на нее и заткнись. И вы двое тоже. Сели туда и не дергаться. Вы под прицелом.
Цой отошел в сторону и увлек за собой одного из стрелков:
– Так, Егор, слушай сюда, – Александр вздохнул, массируя переносицу. – Сейчас бегом бежишь в поселок и срочно зовешь сюда Вишневского, Жарова и Горина. Это понятно?
– Все понял, – кивнул стрелок.
– И вот еще что. Не вздумай кому-то говорить об этом. Сейчас это самая секретная тайна на земле. Понял? Иначе беспорядки могут начаться.
– Конечно, я все понял. Правда, не очень понял, с чего начнутся беспорядки.
– Блин, Егор, – Цой снова вздохнул и поморщился, – неужели не ясно? Да в Приморском и Вилючинске все передерутся за право казнить американскую диверсантку.
– Ах, вот оно что, – закивал стрелок. – Можно мне высказаться, Саня?
– Конечно, можно. В чем дело?
– Как по мне, то никакая она не диверсантка. И, честно говоря, я не вижу никакой причины для ее казни. Она, да и остальные, такие же жертвы, как и все мы. Вот… – Стрелок кивнул и добавил: – Если мое мнение, конечно, важно…
Сказав это, он быстрым шагом направился в сторону поселка.
– Егор, постой! – окликнул его Цой.
– Да?
– Важно. Важно твое мнение. Но ты должен понимать, что могут быть и другие мнения.
– Конечно. Я все понимаю.
– Хорошо. И спасибо за это. А теперь ступай. Весь квартет в полном составе должен быть здесь.
