Глава 11
Перископ
– Что могло сделать это? – Евгений Горин смотрел на странные заросли у подножия вулкана Вилюй и задавался вопросами, на которые трудно подобрать ответы.
Множество старых деревьев было мертво. У других более молодые ветки и листва на них несли на себе такие печати уродства, что трудно было описать. То же самое творилось и с кустарником и травой. Где-то можно было разглядеть знакомые виды камчатской флоры, но по большей части это вытеснялось совершенно новой растительностью. Неузнаваемой, уродливой, насыщенной ядовитыми, почти кислотными оттенками. Странности были и с ледником на вершине Вилюя, который можно разглядеть с места, где находилась группа. Во льду имелись вкрапления и замерзшие потеки бурых, кровавых и черных оттенков. Белоснежный цвет имел только ледник с восточной стороны.
– Мне кажется, это осадки, – задумчиво произнесла Жанна. Она, как и все остальные, не решалась двинуться дальше в этот странный сюрреалистичный лес, и группа стояла на пригорке, в паре сотен метров от границы этой аномалии, занимающей всю долину, а может, и гораздо большую территорию. Примечательным было еще и то, что здесь совершенно не было слышно птиц. Над этим местом нависла просто гробовая тишина.
– Осадки? – переспросил Горин. – Ты считаешь, что это могли сделать радиоактивные осадки?
– Не обязательно только радиоактивные. – Ительменка вздохнула. – Мы же не знаем, какими бомбами и ракетами еще были вооружены убийцы нашего мира. Если только дядя Женя нам что-то не расскажет по этому поводу.
Она взглянула на Сапрыкина, но тот пожал плечами.
– Ребята, я человек маленький. В такие секреты посвящен не был. Возможно, были какие-нибудь генетические бомбы, например. Ну, которые распространяют вирус, поражающий на генном уровне определенную этническую группу или расу. Хрен его знает. Фантасты в своих книжках про такое писали. Но, как известно, фантасты иногда вдохновляли всяких умников на то, чтоб сказку сделать былью. Тот же Герберт Уэллс описал атомную войну задолго до изобретения атомной бомбы. И уж конечно, задолго до нашей последней войны.
Жанна посмотрела в бинокль и передала его Горину.
– Движение воздушных масс над Камчаткой своеобразное. Мало пускает к себе посторонние. Но сюда, похоже, ливневые и снежные облака с запада после войны добирались. Отсюда до Охотского моря меньше двух сотен километров.
– Что же тогда на континенте творится? – нахмурился Горин, разглядывая в бинокль этот странный лес.
– Может, когда-нибудь и узнаем. А пока я предлагаю засекретить то, что мы увидели, – сказал Сапрыкин.
Все взглянули на него.
– Что ты имеешь в виду, дядя Женя? – спросила охотница.
– Я имею в виду, что не стоит остальным жителям наших общин рассказывать об этом. Последнюю надежду на жизнь за пределами нашего мирка можем убить. К тому же еще не доказано, что в других местах планеты и сейчас все очень плохо. Так что давайте помалкивать, или я буду очень недоволен. Никто ведь не хочет увидеть, как выглядит дядя Женя, когда он недоволен?
Все, соглашаясь, закивали.
– Ну, Жару, Цою и Халфу рассказать-то можно? – вздохнул Горин.
Сапрыкин кивнул:
– Им по статусу знать положено. Но с условием, что больше никто об этом не узнает.
– Сюда нам надо будет вернуться и осмотреть все как следует, – сказала Жанна. – Но это потом. Сейчас пора уходить. Темнеть начинает уже. Я хочу подобрать место на ночлег как можно дальше от этого места.
* * *
С трудом пробираясь через мусор, тральщик обогнул полуостров Крашенинникова, и теперь был виден берег, на котором располагались Вилючинск и Приморский. С такого расстояния оценить масштабы катастрофы на берегу было трудно, однако большая часть людей вышла на палубу и молча смотрела на родные берега, находясь в мрачных раздумьях и тревожных предчувствиях. Видны были следы от потоков воды, убегающих с берега после того, как их черное дело было сделано. Теперь в этих размытых местах текли небольшие ручьи. Крохотный, меньше футбольного поля, остров Хлебалкин стал пристанищем какого-то ржавого и плотно обросшего колониями морских организмов корабля, который очень много лет, судя по всему, частично провел в полузатопленном состоянии. Видимо, волна пригнала его от кладбища кораблей, расположенного вблизи Рыбачьего. Глядя на это, экипажу тральщика оставалось только лишний раз перевести дух от осознания того, насколько была сильна стихия и насколько чудесным и маловероятным было их спасение.
– Что там такое? – один из членов экипажа указал рукой на сопки, у подножия которых располагались два городка и дорога между ними. На склонах просматривались небольшие всполохи в разных местах и поднимавшийся оттуда дым. Не плотный, не густой и не черный, но все же заметный.
Никита поднес к глазам бинокль и осмотрел сопки.
– Господи… Да там же костры… На сопках сотни людей! Они успели подняться!!!
Моряки потянули руки к Вишневскому, прося бинокль и демонстрируя нетерпение. Никита тут же передал оптический прибор ближайшему соратнику и бросился к люку в машинное отделение:
– Андрей! Герман Палыч! Сюда! Скорее!
Жители двух общин увидели возвращающийся тральщик. После того зрелища, что они наблюдали во время цунами, бушевавшего у подножия сопок, и того уныния и состояния обреченности, в которое впали люди, это казалось таким чудом, что они даже в первые мгновения не поверили своим глазам и переспрашивали друг друга, видят ли их соплеменники то же самое. Теперь же сотни мужчин, женщин, детей и стариков радостно вопили, подпрыгивали, размахивали руками, куртками, плащами, тлеющими головешками, вынутыми из костров. Каждый из них хотел, чтоб на корабле, прошедшем сквозь ад, увидели именно его и то, как он рад.
– Ребята! Дайте гудок! Дайте много гудков! – крикнул взволнованный Вишневский тем, кто оставался в ходовой рубке.
Корабль издал один протяжный гудок. Затем несколько коротких и снова долгий. Звук понесся над бухтой и достиг ушей скопившихся на сопках жителей. Это произвело еще большее впечатление. Сотни людей, а то и все тысячи жителей общин закричали «Ура!». Сначала невпопад, но через несколько мгновений тысячи голосов слились воедино:
– Ур-р-раааа!!! УРРРААА!!!
Находившаяся в объятиях сидевшего у костра Михаила Оливия подняла голову.
– Что происходит?
– Оля, посмотри! Посмотри на бухту! Они уцелели! Они вернулись!
Только теперь Собески заметила маленький тральщик, медленно двигавшийся к Приморскому.
Квалья поднялся на ноги и прислонился к дереву.
– А мы почему молчим? – улыбнулся он. – Ура!!!
– УРРРА!!! – закричал Крашенинников так, что Оливия даже зажмурилась.
Посмотрев на мужчин, она улыбнулась, видя их радость, вскочила и, замахав руками, подхватила этот клич:
– Ура!!!
Вышедший на палубу Жаров выглядел странно. Он недоумевающим взглядом осмотрел чему-то радующихся людей и подошел к Никите.
– Что опять случилось?
– Посмотри, Андрюха! Наши все успели на сопки подняться, перед тем как… – Вишневский вдруг замолчал, пару раз шмыгнул носом и уставился на Жарова. – А чего это от тебя самогоном пахнет?
– Так вышло, – пожал плечами Андрей.
– Так вышло?! А Самсонов где?!
– Он спит… в машинном… Он уже бухой в лоскуты.
– Да вы охренели совсем?! – взвился Вишневский.
– Тссс… Тихо…
– Да что тихо?! Мы пример подавать должны, а ты пьяный! Сейчас не стародавние времена! Если мы пишем законы, то эти законы нас в первую очередь и касаются!
– Да что ты бухтишь… как этот… несиместная озоптиция…
– Несистемная оппозиция? Да у тебя уже язык заплетается, придурок!
– Ну, тихо ты… Дай бинокль, шторки на зырки накинуть…
– Чего? – поморщился Вишневский. – У ребят бинокль!
– А что случилось?
– Я говорю, люди наши успели на сопки подняться перед цунами, идиот!
– Это здорово, – устало буркнул Жаров и уселся на палубу. – Реально, здорово. Только кончай на меня шипеть, Никитос. Ну, не сдержался я… – Он вздохнул и потер лицо руками. Затем окинул взглядом сопки, берег и уставился на завод, к которому они приближались. – Какого…
Он резко вскочил и тряхнул Вишневского за плечо.
– Где лодка?!
– Что?
– Смотри туда! Там стояла наша лодка! Ее нет! Да прекратите все орать?! Смотрите на завод! Где, черт возьми, наша ударная атомная подводная лодка?!
* * *
У причала уже встречала группа людей. Сам завод был в ужасающем состоянии. Хотя новых разрушений, прибавившихся к тем, что возникли давно после взрыва и недавно после землетрясения, заметно не было, территория завода предстала их взору захламленной вырванными из земли деревьями, обломками деревянных домов и прочего мусора. Причалы и дороги покрыты слоем ила. Местами в иле виднелись поблескивающие на солнце чешуей тушки рыб.
Люди, ждавшие тральщик, приняли брошенные им швартовые тросы с петлями на концах и накидывали их на причальные тумбы, предварительно очистив последние от мусора и ила. Корабль заглушил двигатели, и с него спустили трап. Экипаж тут же поспешил на твердый берег.
– Ребята, как вы уцелели?! – с восторгом закричали встречающие.
– Долго рассказывать. Об этом после, – хмуро произнес спустившийся на причальную твердь Вишневский. – Какие потери в городе?
– Пока не знаем, Халф. Сейчас общий сбор возле школы. Старшины перекличку своих районов проводят. Там и узнаем. Но вроде подняться все успели. Даже лошадей увели. Но разрушений хватает, правда, не так, как мы думали. Вода до пасеки не дошла. И до садика не дошла.
– Но пасека и детский сад высоко, – возразил Вишневский. – А большая часть домов в низине была.
– Те, что в низине, крепко потрепало. Но некоторые устояли. Бардак там, правда. Но это поправимо…
– Что с Вилючинском?
– Цой туда гонца отправил на мотоцикле. Сказал там с ними быть, уходить в сопку и вернуться, только когда все закончится. Пока не возвращался. Вернется, узнаем. Но по идее он должен был успеть предупредить всех и уйти в гору…
– Ясно. А где сам Цой?
После этого вопроса молодой приморец вдруг смолк и помрачнел.
– Ты плохо меня слышал? – повысил голос Вишневский. – Я спрашиваю, где Цой?
– Никита, он перед цунами ломанулся на завод. Этот говорит – лодку затопить надо. А то волна ее поднимет, и делов лодка в поселке наделает тех еще…
– Какой еще этот?!
– Ну, этот… Из казарм. Как его… Вулканец…
– Вулканолог? Крашенинников?! Какого хрена он тут делал?! – закричал вдруг стоявший позади Никиты Жаров.
– Так это, Жар… Он же нас всех и предупредил. Прибежал сюда и кричит такой… Караул! Бегите в сопки! Цунами сейчас будет невиданное! А Саньке Цою такой и говорит… Затопите, говорит, лодку… А то звиздец вообще будет… Ну, Санька и помчал на завод, лодку топить…
– Я этого Мишу, суку, пристрелю! – сжал кулаки Андрей.
Никита обернулся и взглянул на него:
– За что, Жар? За то, что он, быть может, всех здесь спас?
– Да они тут все идиоты, что ли?! Они сами догадаться не могли, что будет цунами?!
– Да как, Жар? – развел руки молодой приморец. – Сильный отлив был, да. Но кто его видел? Сегодня не рыбный день, ялы все в эллингах стояли. Народ в поселке на работах был. Здесь, у причалов, глубины большие, и те, кто на заводе находился, не сразу заметили, что вода опустилась. А как заметили, не сразу поняли, что происходит. А тот чувак прибежал и все на пальцах объяснил.
– Ладно. – Вишневский вздохнул и, сняв очки, помассировал переносицу. – Сколько здесь людей оставалось? Цой ведь один не мог затопить лодку?
– Сейчас… Дементьев!
– Чего? – послышался голос со стороны второй швартовочной тумбы.
– Сколько с Цоем людей осталось, когда ты отсюда сбежал?
– Захар, ты охренел, что ли? Я не сбежал! Мне Цой велел уводить коней, телегу и увезти людей, которые поместятся!
– Я тебя, дурья башка, спрашиваю, сколько с ним осталось!
– Ну, те, кто в моей телеге не поместился, и кому коней и велосипедов не хватило на стоянке… Короче, те, которые пешие, остались с ним…
– Сколько, мать твою?! Ты число назвать можешь или нет?!
– Шестеро.
– Точно?
– Да точно! Вон там они столпились, и я их всех видел. Цой мне даже велел передать, что с ним еще шесть человек, чтоб все в курсе были! Могу даже по именам каждого назвать!
– Так, – Никита покачал головой. – Значит, очень может быть, что они все в лодке. И она никуда не делась. Она здесь, опущенная на дно…
Сказав это, Никита направился к дальнему причалу, где еще сегодня утром, как долгие годы до этого, находилась вставшая еще до войны на ремонт ударная атомная подводная лодка.
Несмотря на царивший беспорядок, недавнее место стоянки лодки он мог бы найти и с закрытыми глазами.
Вишневский устало опустился на швартовую тумбу и задумчиво уставился на воду, под толщей которой на дне лежала лодка с его другом детства.
Рядом остановился Жаров. Он отчаянно водил ладонью по волосам и мотал головой:
– Я не верю, что Санька погиб. Они же могли заполнить балластные цистерны и просто лечь на дно…
– Уверен, что так они и сделали, – вздохнул Никита. – Но ты кое-что забыл. У одного из торпедных аппаратов снята крышка. И я не помню, закрыта ли внутренняя. Отсеки могло затопить через эту дыру.
– Они бы заметили это и задраили внутренний люк. Ну, или носовой отсек, – возразил Жаров.
– Андрей, их семь человек в огромной лодке, в которой нет реакторов, а значит, нет электричества, значит, нет и освещения. Пока бы они сообразили, пока бы добрались до отсека… Ты знаешь, с какой скоростью поступает вода через трубу калибром 650 миллиметров?
– Да что ты каркаешь?! А вдруг торпедный аппарат был закрыт изнутри?!
– Я очень надеюсь на это, Жар. Тем не менее это не отменяет других факторов.
– Каких?! – все больше злился Андрей.
– У лодки нет силовой установки. Там нечем нагнетать сжатый воздух для продувки балластных цистерн. А значит, они не могут всплыть.
– Черт… Захар!
– Да!
– Давай сюда всех спецов по подводным лодкам! Ребят надо доставать! Гони к школе, в Вилючинск! Здесь нужны все ветераны, кто разбирается в этом и был связан с лодками!
– Понял!
– Дельная мысль, только вот… – Никита поднялся и подошел к краю причала. – Какая здесь глубина? Ты не помнишь?
– Да черт его знает. Метров тридцать. Или сорок. У завода дно углублено было специально. Но до лодки меньше, а значит, и до ее люков.
– До люков, конечно, меньше, чем до дна. Предположим, мы нырнем туда и откроем люки. Внутрь польется вода. Сколько у нас времени, чтоб достать людей без водолазных костюмов живыми? На сколько они могут задержать дыхание? Как дать им понять, что надо задержать дыхание и прорываться в люки как можно быстрее?
– Черт, одни вопросы, – отчаянно тряхнул головой Жаров.
– Я сейчас, – произнес Вишневский и направился к месту стоянки тральщика. Вернулся он через пару минут и нес в руках длинный багор. Тот самый, которым совсем недавно мичман Самсонов выудил из воды странный военный китель. Никита опустил багор в воду и стал им водить.
– Чего ты делаешь? – спросил Андрей.
– Ищу лодку. Черт. Багор пятиметровый, а я ничего не нахожу.
Не обращая внимания на грязь, Вишневский лег на край причала и погрузил багор настолько, что едва держался за кончик рукоятки.
– Ее нет!
– Да быть такого не может! – Жаров отбежал в сторону и начал рыться в мусоре, которым после цунами была захламлена территория завода. Он быстро вернулся с крупным кирпичом в руках и швырнул его в воду. Через несколько секунд из глубины послышался едва различимый гулкий стук.
– Вот она!
– Значит, здесь глубже, – вздохнул Никита.
– Да не факт! Может, здесь корпус, а рубка левее или правее!
– Кстати, может, так и есть. Я сейчас попробую… – Вишневский вдруг резко замолчал.
– Никита, ты чего сказать-то хотел?
– Погоди… – предупредительно поднял ладонь Халф. – Ты слышишь?
– Что? Я не… – вдруг резко замолчал и Жаров.
Из-под воды доносилось ритмичное глухое постукивание.
– Это они… Они живы!
– А я что говорил?! – радостно закричал Андрей.
Вода у причала вдруг заколыхалась, и на ее поверхности что-то возникло. Два друга с удивлением уставились на то, как из-под воды медленно поднимается черная труба с прямоугольным стеклом в верхней ее части. Труба остановилась, высунувшись на высоту почти в два метра, и начала медленно поворачиваться. Стеклянный прямоугольник застыл, как только в поле его зрения попали Жаров и Вишневский.
Друзья радостно, совсем как дети, запрыгали на причале и замахали руками. Уставившийся на них перископ подводной лодки означал как минимум две вещи. В лодке живые люди, и лодка стоит ровно. Цунами не опрокинуло ее.
– Саня! Это мы! Ты видишь нас?! – восторженно кричал Жаров, но его быстро остановил Вишневский.
– Андрей, погоди. Так ничего не выйдет.
– Что? Ты о чем?
– Мы не можем слышать друг друга. Но они нас могут видеть. Надо придумать какой-то способ общения. Как-то… Сейчас. Дементьев! Дементьев!!!
– Да, я тут! – послышалось со стороны тральщика.
– Давай как можно быстрее в школу! Нам нужна переносная школьная доска и как можно больше мела!
– Понял! Я мигом!
– И губку для досок в школе захвати!
– Все понял! Сделаю!
Дементьев бросился к телеге, стоявшей неподалеку.
Вишневский в нетерпеливом ожидании принялся ходить по причалу из стороны в сторону. На мгновение остановившись, он вытянул перед перископом руку.
– Сейчас, ребята! Потерпите! Сейчас пообщаемся!
– Вот Санька удивился, наверное, когда увидал нас живыми, – усмехнулся Жаров. – Хотел бы я видеть его бородатую физиономию в этот момент.
– Увидим, Андрей. Непременно увидим.
Ожидание показалось очень долгим. И хотя Дементьев не щадил лошадей, запряженных в грузовую телегу, Никита и Андрей уже начали бояться, что тот вообще идет пешком, да еще прихрамывая. На ощущении времени сказывалось нетерпение Жарова и Вишневского, для которых эта пара десятков минут растянулась до бесконечности.
Но и еще одна опасность затаилась в ручьях неумолимо текущего времени – углекислый газ. Там, в лодке, каждый из семи человек делает вдох и выдох. Это лишь вопрос времени, когда их дыхание наполнит пространство в лежащей на дне субмарине ядом.
К заводу начали стекаться люди. Молва о затопленной у причала лодке с людьми, оставшимися внутри, быстро облетела общину. К радости Никиты, появилась и грузовая телега, которую он так ждал. Переносную школьную доску, поворачивающуюся на горизонтальной оси, установили напротив перископа. Вишневский взял багор и пару раз стукнул по перископу, на тот случай, если от него отошли и сейчас никто не смотрел на причал. Стук непременно привлечет внимание людей внутри лодки. После этого Никита мелом написал на доске слово «да», затем повернулся лицом к перископу и вытянул правую руку в сторону от себя. Выждав некоторое время в такой позе, он губкой стер надпись с доски и написал слово «нет». Вытянул левую руку влево от себя. Затем стер очередную надпись и вывел мелом: «Понял?».
Перископ повернулся в сторону, означающую положительный ответ, и снова уставился на доску.
– Получилось! Черт возьми, получилось! Спроси, сколько их человек! – воскликнул Жаров.
– Андрей, они могут отвечать только «да» или «нет». Нет у нас сейчас другого способа общаться.
– Тогда спроси, семь ли их человек. Все ли целы.
Вишневский написал вопросы на доске и тут же получил положительные ответы.
– Так. Уже хорошо. Сейчас спрошу, есть ли повреждения у лодки.
Вишневский поводил губкой по доске и сделал новую надпись.
«Да».
– Может, перископ в другую сторону просто не поворачивается? Они ни разу не ответили «нет», – нахмурился Жаров.
– Поворачивается. В том и дело, – вздохнул Никита. – Сейчас ты в этом убедишься.
На доске появилась новая надпись:
«Вы можете продуть балласт и всплыть?»
«Нет».
– Черт подери, – мотнул головой Жаров.
У причала уже столпилось несколько десятков человек. Все тихо переговаривались. У многих были вопросы, как тральщику удалось уцелеть и вернуться, но об этом пока никто речь не заводил, учитывая сложившуюся ситуацию. А ситуация складывалась совсем плохо. Всего в нескольких метрах от причала, от безопасности, в железной ловушке находилось семь человек, и пока никто не мог понять, как именно их спасти.
– Вот черт, только этого нам не хватало, – послышалось очередное негодующее ворчание Жарова. Вишневский повернул голову и увидел причину это фразы. По краю причала, со стороны тральщика, в их сторону, слегка пошатываясь, шлепал босой Герман Павлович Самсонов.
– Вот уж действительно, не было других у нас хлопот, – поморщился Никита.
Старый мичман подошел к ним и, уставившись на перископ, стал чесать взъерошенные седые волосы на голове.
– Перископ! – громко подытожил он после долгих наблюдений.
– Да неужели?! – скривился Жаров. – А мы-то, дураки, думали, что это Посейдонова штуковина!
– Не зли Посейдона, парень, – предупредительно поднял палец мичман. – Значит, лодку затопили. Это правильно. А судя по перископу, те, кто это сделал, – живы и лодка стоит ровно.
– Да, каким-то чудом цунами ее не опрокинуло, – согласился Вишневский.
– Нет никакого чуда. Дно возле причалов давным-давно углубляли специально, для тестирования ремонтирующихся подлодок. А уже там, метрах в пятидесяти от нас, глубина значительно меньше. Опустившись на дно, лодка оказалась как будто в окопе, потому ее не перевернуло.
– Это все, конечно, очень интересно, Палыч. Но как нам людей вытащить оттуда?
Тот развел руками:
– Это же очевидно! Продуть балласт!
Иллюстрируя всю бессмысленность этого разговора, Вишневский зажмурился и покачал головой:
– Ну, спасибо, Капитан Очевидность. А то мы не знали…
Самсонов вдруг повернулся лицом к бухте и свалился в воду. Во всяком случае, всем присутствующим показалось, что он именно свалился, а не специально прыгнул.
Толпа позади ахнула.
– Черт! – вскрикнул Никита.
– Вот же пьяный дебил! – вторил ему Жаров, хватаясь за багор.
