Глава 31

Арни Фишер налил себе дозу успокоительного, залпом выпил его и громко рыгнул. Смерть Карлоса стала для него тяжелым ударом. И не только потому, что парень Фишеру нравился; беда в том, что поползли слухи и о связи Арни с Карлосом, и о нападении Тони на Ширли Миллер. Арни старался держать брата в узде, но сейчас ему казалось, что со всех сторон подступают проблемы.

Фишера прошиб пот. Больше всего он боялся, что Боксер Дэвис говорил правду о Гарри Роулинсе. Если этот пьянчуга был прав и Гарри Роулинс жив, им с братом грозят серьезные неприятности. Уже много лет Арни сбывал наворованное Роулинсом, и в других сферах бизнеса Фишеров без Роулинса не обходилось. Нет, надо как-то приструнить безмозглого брата.

И ровно в этот момент Тони пинком открыл дверь в кабинет Арни.

– Посмотри-ка… – Он протянул старшему брату свежий номер вечерней газеты. – Первая страница: «Дерзкий вооруженный налет на инкассаторов». – Тони шлепнул газетой по письменному столу. – Сейчас во всех газетах и новостях только об этом и говорят. Четыре человека в масках – и они хапнули какие-то безумные сотни тысяч. Нравится тебе это или нет, но жена этого отморозка Роулинса точно приложила здесь руку. Я еду к ней сейчас же и вскрою сучке горло…

Арни встал и швырнул в брата большим стеклянным пресс-папье, но оно пролетело мимо. Тогда он обошел стол и схватил Тони за воротник рубашки.

– Слушай меня, – яростно заговорил Арни, весь в каплях пота, – нам нужно сдать назад и залечь на дно. Ты уже и так припугнул ее, а я вовсе не желаю, чтобы Гарри Роулинс вскрыл горло мне. – Оттолкнув брата, Арни вернулся в свое кресло, отпер один из ящиков стола и вынул оттуда толстую пачку денег. – Возьми вот это и первым же рейсом улетай в Испанию. Оставайся там, пока я не подам тебе сигнал. На этот раз, Тони, делай, как я говорю, или – клянусь Богом! – с тобой поступят так же, как с Боксером Дэвисом.

Тони ухмыльнулся и спрятал деньги во внутренний карман пальто.

– Ты у нас главный, – только и сказал он.

Голос Арни был тих и грозен:

– Отнесись к этому серьезно, Тони, потому что я пытаюсь защитить тебя. Будь тише воды ниже травы, пока я не скажу. Парни в Испании приглядят за тобой.

Тони всегда знал, когда и как можно возражать брату, но таким непреклонным не видел его еще ни разу. И страх… От Арни буквально разило страхом.

– Хорошо, я сегодня же уеду, – согласился младший Фишер.

– Умница.

Арни проводил брата долгим взглядом. Он надеялся, что Тони послушается совета, потому что и сам Арни собирался последовать за братом в Испанию, как только завершит в Лондоне кое-какие дела. Потом Арни взял в руки газету и просмотрел заголовки. Смерть Гарри Роулинса освобождала Арни и от самого Гарри, и от его знаменитых тетрадей. Если же Гарри Роулинс жив… для Арни это было равноценно пожизненному заключению.

Долли сидела в Скотленд-Ярде в помещении для допросов и ждала Фуллера. Она уже пересмотрела стопку фотопортретов разных людей, после чего ее спросили, узнает ли она среди них кого-нибудь из сообщников мужа. Даже если бы она и узнала кого-нибудь, то ни за что не сказала бы об этом копам. Возможно, в противном случае полиция отвязалась бы от нее, но Долли не хотела прослыть доносчицей. Она посмотрела на часы: половина двенадцатого. В надежде досадить охраннице, стоящей у двери, Долли постукивала по полу ногой. Уж очень противное было у той выражение лица и глазки-щелки.

– Как насчет чашки кофе? – спросила Долли.

Ответа не было. Женщина в форме продолжала обсасывать свои зубы.

– Послушайте, Ури Геллер, если будете и дальше так смотреть, у вас наручники погнутся! – съязвила Долли.

И по-прежнему охранница даже бровью не повела.

Долли закурила и опять посмотрела на часы:

– Понимаете, у меня есть собака. И я не успела ее выгулять. Она столько времени одна и уже наверняка вся извелась. Впрочем, я тоже, если на то пошло. Эй! Я к вам обращаюсь! Есть какие-то соображения, сколько меня еще будут тут держать? И вообще, в чем, собственно, дело? – С сигаретой в руке она указала на фотографии, разложенные на столе, небрежно посыпая их пеплом. – Я же вам сказала, что никого из них не знаю. И какое отношение это все имеет к тому цветному парню, за которым вы гоняетесь?

И опять ничего. Долли стала насвистывать мелодию из полицейского сериала Би-би-си «Диксон из Док-Грин».

Сержант Фуллер вошел в комнату для допросов и сел напротив Долли. Пресса сходила с ума. Все хотели знать, что делает полиция в связи с нападением на инкассаторов, есть ли уже подозреваемые и не связано ли это ограбление с недавним похожим налетом, в котором погибли трое преступников. Фуллер пытался узнать хоть что-нибудь у старшего инспектора Сондерса, но тот был в каком-то ступоре. Весь участок превратился в кромешный ад.

Долли затянулась сигаретой.

– Сколько еще мне тут торчать?

Фуллер безразлично посмотрел на женщину и ответил без выражения:

– Сколько понадобится.

Открылась дверь, и вошел старший инспектор Сондерс. Он подозвал к себе Фуллера; они шепотом посовещались прямо у двери. Долли показалось, что речь шла о задержании инкассаторов на тот случай, если налет совершен при их участии, но ей мало что было слышно.

– Прошу прощения, – обратилась Долли к Сондерсу с преувеличенной вежливостью, – мне неловко прерывать ваш разговор, но я уже просмотрела все ваши фотоснимки. Никого из этих людей я не знаю и раньше не видела, поэтому, если позволите, я бы хотела поехать домой, меня там ждет моя собака.

Сондерс подошел к Долли почти вплотную:

– Среди знакомых вашего мужа были темнокожие мужчины?

Долли помолчала, словно пыталась вспомнить.

– Нет, мне ничего об этом не известно.

– Тогда это все, миссис Роулинс, можете идти, – сказал Сондерс, к большому удивлению Долли и негодованию Фуллера, а затем обернулся к охраннице. – Проводите ее, – приказал он.

Когда охранница открыла перед Долли дверь, другой полицейский ввел в помещение водителя инкассаторской машины. На одной стороне лица у него было несколько мелких порезов. Он прошел всего в паре дюймов от Долли, ей даже пришлось отступить, чтобы они не столкнулись.

После ухода Долли Фуллер разложил фотографии перед водителем:

– Есть ли среди этих людей те, которые участвовали в налете этим утром?

Инкассатора била дрожь. Он мог сказать только то, что один из налетчиков, как ему показалось, был чернокожим – судя по цвету глаз под балаклавой. Фуллер с тяжелым вздохом сел и в который уже раз стал показывать портреты преступников, хотя понимал, что это безнадежно. Сотрудник инкассаторской фирмы все еще находился в шоке, а на грабителях были маски.

Долли вернулась к себе на такси, расплатилась с водителем и, едва не приплясывая, пошла к дому. Настроение у нее было чудесное. Открыв входную дверь, Долли окликнула Ширли. Ей хотелось поскорее обрадовать девушку вестью о том, что их ни в чем не подозревают.

– Я в гостиной, – отозвалась Ширли.

И Долли, захлебываясь словами, принялась рассказывать обо всем, что было в полиции, о вопросах, которые ей задавали, о том, что копы связывают налет с кем-то из сообщников Гарри.

– И туда же привели одного из инкассаторов, представляешь, Ширл, в ту же комнату, где была я. Он был от меня на расстоянии вытянутой руки – и ничегошеньки не заподозрил. – Долли глянула на себя в зеркало в золотой раме. – О, какой кошмар у меня на голове! – И рассмеялась. – Копы думают, что один из грабителей был чернокожим… Ха, сегодня всем чернокожим воришкам Лондона придется несладко!

– Это очень хорошо, – тихо произнесла Ширли.

Она сидела, опустив голову так, чтобы Долли не было видно подбитого глаза и поцарапанной щеки. Ширли предстояло рассказать о гибели Вулфа, но она пока не могла собраться с духом.

Долли налила себе большой бокал бренди:

– Хочешь выпить, Ширли?

– Нет, спасибо… Долли, мне нужно кое-что вам сказать…

– Конечно, дорогая. В чем дело, что-то не так? – спросила Долли, но в этот момент зазвонил телефон – два раза тренькнул и умолк. – Подожди, Ширл… – Долли подняла руку. Секунду спустя телефон зазвонил снова. На этот раз Долли сняла трубку.

Очевидно, человеку на другом конце провода было что рассказать. В конце концов Долли сказала:

– Рейс Ширли отменили, поэтому она приедет немного позже. Волноваться не о чем. Хорошего отдыха, милая… Да-да, у нас все получилось. – Долли положила трубку. – Это звонила Линда. Она прошла паспортный контроль, скоро будет в воздухе. Все складывается… – Тут Долли повернулась к Ширли и увидела ссадину в том месте, где перстень Эдди процарапал нежную кожу девушки. Вокруг ссадины набирал цвет синяк.

Отставив бокал на телефонный столик, Долли быстро подошла к Ширли.

– Господи, девочка моя, что случилось? – спросила она и взяла Ширли за руку.

– Кто-то проник в дом… – запинаясь, выговорила Ширли. – Он хотел знать, где деньги…

Долли заметно встревожилась:

– Ты видела нападавшего? – (Ширли кивнула.) – Ты его узнала? Что он тебе сделал?

Девушка замотала головой:

– Почти ничего…

– Деньги… Он нашел деньги?

Ширли подняла глаза на Долли:

– Нет, они все еще в вашей машине.

Поведение Долли сразу же изменилось. Она взяла себя в руки, сосредоточилась и тут же стала самой собой.

– Как он пробрался внутрь? Ты открыла ему дверь?

– Нет! Он сам пробрался через стеклянную дверь на веранду.

Телефон издал три звонка и умолк, через две секунды опять зазвенел, и только после этого, как и в прошлый раз, Долли сняла трубку. Два гудка – для Линды, три гудка – для Беллы, такой код они установили. Белла сообщала, что тоже уже садится в самолет, и хотела узнать, как дела у Долли.

– Все хорошо. Ширли пропустила свой рейс из-за лодыжки. Она сейчас со мной и вылетит к вам дня через два. Отдыхайте! – Долли положила трубку прежде, чем Белла успела задать какие-нибудь вопросы, и налила себе еще бренди.

Ширли повернулась к Долли:

– Клянусь, я никогда не встречала этого человека раньше! Он просто вошел в кухню и пнул… – И все равно ей было не выговорить ужасную новость. Девушка закрыла лицо руками.

Долли опять села рядом и погладила Ширли по колену:

– Так, милая, попробуй успокоиться и рассказать все по порядку. На-ка, глотни бренди. – Долли вложила бокал в ладони Ширли и сама сжала их вокруг округлого хрусталя. – Вот молодец. Ты пока справляйся с нервами, а я выбегу на минутку с Вулфом, пока он не начал поливать комнатные цветы.

Нужно было сказать хоть что-то, прежде чем Долли зайдет в кухню.

– Мне очень жаль, Долли, мне так жаль! – выдавила из себя Ширли, и Долли остановилась. – Он защищал меня от того человека. Укусил его и… Я не видела всего, но Вулф был прямо под ногами, кусался и лаял, а потом… – Ширли залилась слезами.

Она никогда не видела в глазах Долли такого сильного ужаса.

– Пожалуйста, скажи, что с ним все хорошо. – Пальцы Долли нервно теребили край блузки. – Где он?

– Я положила его в корзинку, – всхлипнула Ширли.

Следом за Долли девушка прошла на кухню и смотрела, как сраженная горем хозяйка склонилась над неподвижным пуделем. Долли взяла обмякшее тельце, прижала к себе и стала тихонько качать. Он был еще теплый. Голос Долли переполняла боль.

– Мой малыш, о мой бедный малыш!

Минуты две или три она прощалась с Вулфом, а Ширли молча стояла в дверях, боясь пошевелиться. Потом Долли как будто окаменела, тело ее напряглось, рот превратился в жесткую складку. Женщина осторожно опустила Вулфа обратно в корзинку и погладила по шерстке. Потом встала, достала из комода кружевную скатерть и расстелила ее на полу. С бесконечной нежностью, словно младенца, Долли завернула в скатерть тело Вулфа и взяла на руки.

– Похорони его в саду, прямо в корзинке, – попросила она Ширли, – со всеми его мисками и поводками. Все, что увидишь из его вещей, закопай там же. – Долли поцеловала Вулфа в мордочку, отдала Ширли и взяла ключи от машины.

– Куда вы, Долли? Пожалуйста, не оставляйте меня тут одну, – взмолилась Ширли.

– У меня дела, но я ненадолго. Через день-другой мы вместе уедем из страны. Моего малыша не стало, и у меня больше нет причин здесь оставаться. Закрой за мной гаражные ворота.

Долли вышла из кухни в гараж так быстро, что Ширли не успела ничего сказать. Хромая, она доковыляла до корзинки Вулфа, положила туда песика, его миску и поводок, а потом понесла все в сад.

В гараже Долли открыла ворота, подошла к машине и отдалась наконец своему горю. Разрывающая сердце боль была такой же, как в тот день, когда она родила мертвого младенца. Гарри не было с ней в те дни – он уехал куда-то «по делам», а Долли на «скорой» увезли в больницу с преждевременными схватками на восьмом месяце беременности. Долли помнила, как над ней склонилась акушерка с ласковым лицом и подала еще теплое тельце мертворожденного сына. Он был прекрасен, со светлой мягкой кожей, и Долли безутешно плакала, вложив свой палец в его крохотную ладошку. Она безмерно гордилась своим мальчиком за то, что он так сильно и долго боролся за жизнь, и благодарила его за то время, что они были вместе. Долли сказала ему, что он похож на отца и что ей очень грустно расставаться с ним так скоро. Лежать в палате, где другие женщины нежно баюкали своих новорожденных, было пыткой.

Долли не знала, как рассказать о случившемся Гарри. Ведь он так радовался, узнав о ее беременности! Их любовь стала еще сильнее, муж был нежен и страстен, обещал окружить заботой и любовью их сына. Его переполняло счастье при мысли о том, что он скоро станет отцом – отцом мальчика, что было для него предметом особой гордости. Его горе Долли переживала даже сильнее, чем собственное. Она мечтала дать Гарри все, что он ни пожелает, настолько сильна была ее любовь.

О приходе мужа Долли догадалась прежде, чем он вошел в родильное отделение, – почувствовала его присутствие. Она ждала и страшилась этой встречи, не знала, как рассказать об их утрате, но по его печальным глазам поняла, что доктора ее опередили. Гарри не относился к числу тех людей, которые открыто выражают эмоции, однако в тот день было иначе. Они вместе плакали и обнимали друг друга так крепко, что Долли до сих пор помнила, как сильные руки Гарри сжимали ее плечи. И еще она помнила, как он прошептал ей в ухо: «На этом все, Долли. Больше я не вынесу». В тот момент ее надеждам на полноценную семью пришел конец.

Когда они с Гарри вернулись домой, он не занимался своими делами еще много недель, потому что ухаживал за Долли с утра до ночи, пока она не оправилась физически, приносил в спальню еду и питье и даже пытался поддерживать в доме чистоту и порядок – насколько это было в его силах.

Долли прижалась головой к крыше «мерседеса», вспоминая, как Гарри помогал ей пережить их общую трагедию. Однажды он пришел домой с белым пушистым комочком и положил его ей на колени.

– По-моему, нам следует назвать его Вулфом, – сказал Гарри с любящей улыбкой.

Но в его глазах Долли прочитала другое послание: «Он теперь будет твоим малышом. На этом все. Тема закрыта». Это не было жестокостью с его стороны, а всего лишь практичностью. Их жизнь должна была возвращаться в обычную колею, печали и скорби в них не было места.

Долли припомнила, как держала на руках месячного щенка и баюкала, словно младенца. Он сворачивался уютно в сгибе ее локтя и почти сразу засыпал. Вулф был доволен, и она тоже. Но теперь… теперь боль утраты разрывала ей сердце. Звук – не плач, а низкий, глубокий звук тоски и гнева – с трудом вырвался из ее горла. Долли повернулась к стене гаража и с глухим стуком ударила сжатым кулаком по бетону, потом еще раз и еще. Только когда на стене стало расползаться красное пятно от разбитых в кровь костяшек, она осознала свои действия и остановилась. Боль, которая заполонила ее грудь, медленно перетекала в руку и отвлекала Долли от желания отрешиться от реальности и умереть.