Глава шестая

Подполковник Скоморохов ждал меня в прихожей, держа в руках оба мотоциклетных шлема. Впечатление такое, что он куда-то намеревался поехать. А я как раз думал попросить его отвезти меня к дому Пашунина.

Честно говоря, я не понял, слушал Виктор Федорович мой разговор или нет. Отставной комбат, как я видел, во время моих бесед с капитаном Радимовой был погружен в свои думы. Может быть, что-то интересное надумал? Если понял, то должен был догадаться, что нам предстоит поездка.

– Едем… – категорично предложил Скоморохов, протягивая мне шлем.

– Едем, – согласился я. Но проясняющий ситуацию вопрос все же задал. – Куда?

– Туда же, где были… Хочу с бомжами познакомиться. Надеюсь, они уже вернулись.

– Бомжами с утра будет заниматься капитан Радимова. А нам сейчас следует в другое место съездить.

– Куда?

Я объяснил свои планы. И, к своему удивлению, выслушал то же самое возражение, какое высказала капитан Саня: опытный человек, тем более связанный с преступным миром, сам на такое дело не пойдет, а пошлет кого-то из своих знакомых из этого мира.

– Тем не менее, мне кажется, шанс упускать нельзя.

– Поехали, – согласился подполковник. – Отмычки есть?

– Нет…

Скоморохов ушел в другую комнату и вернулся со связкой. Протянул мне. Не стал даже спрашивать, умею ли я с этим инструментом обращаться. Знал наверняка, что умею, наверное, не хуже, чем он сам, так как каждый офицер спецназа ГРУ этому обучен. Я убрал отмычки в рюкзак, лямки которого набросил на плечи.

– Перчатки? – спросил отставной подполковник.

– С собой…

Перчатки, обыкновенные, рабочие, лежали у меня в рюкзаке. Они оставляли собственные отпечатки пальцев, но не мои. И это меня устраивало.

– Нужно еще по дороге остановиться и спрятать под какой-нибудь камень sim-карту. Иначе меня могут по биллингу найти, – вовремя вспомнил я. – Какой-нибудь такой камень, чтобы «симка» не промокла и не испортилась. Когда можно будет, заберу…

Вернуть sim-карту после прояснения ситуации я желал не потому, что был чрезвычайно бережливым человеком и жалел денег на покупку новой. Просто мой номер был известен многим, с кем я время от времени общаюсь. И менять его не хотелось.

– Это я уже продумал, – согласился Скоморохов. – И, извини уж, похозяйничал в твое отсутствие – занес к соседу. Он человек понимающий. Бывший военный летчик. У нас весь подъезд ментовско-военный. Большинство – пенсионеры. Народ понимающий и принимающий многое без объяснений. Если надо, значит – надо. Это на случай, если начали биллинг проводить раньше, чем ты думаешь. Оставил у себя без вопросов. Просто в книгу заложил. Это надежнее камня.

Претензий к нему серьезных, в случае чего, быть не может. Ну, нашел человек «симку» на улице. Прямо у подъезда, на тротуаре валялась. Подобрал… Подумал, когда-нибудь сгодится. Подозрения, конечно, могут возникнуть, но доказательств никаких. Вариант – ты хотел от «симки» избавиться, проходил мимо и выбросил ее на тротуар. Так что можешь пока мою «симку» в свою трубку вставить. Хотя моя обычная, а у тебя стояла «микро». Не подойдет. Сейчас по пути заедем на вокзал. Там круглосуточный салон связи. Я куплю на свое имя. Вставишь себе. Нужные номера на трубке у тебя сохраняются?

– Я все нужные номера помню, – я вернул отставному подполковнику его трубку. – Вам завтра может позвонить капитан Радимова и сообщить свой новый номер. Она тоже sim-карту сменит. Для верности. Чтобы мы могли связь поддерживать.

– Договорились. Я запомню. Я эти номера хорошо запоминаю…

– Как, впрочем, и все остальное, – произнес я то, что подполковник не договорил. Это была не лесть, а констатация профессионализма военного разведчика.

– Да, – не стал он спорить. – Значит, еще не вошел в возраст склероза. Чем и горжусь.

Время уже приближалось к ночи. Троллейбусы в это время ходят редко, но нам повезло, идти пешком длинную остановку не пришлось. Проехали ее во второй раз за вечер. В частном владении, где Скоморохов оставлял свой мотоцикл, все повторилось, как в первый раз, с той только разницей, что мелкая собачка во дворе начала лаять, когда мы подошли ко двору. Но едва Виктор Федорович вошел в калитку, лай прекратился.

Ехали через город мы не быстро, без характерного треска мощного двигателя, что я понял по отсутствию реакции редких прохожих. Тем не менее когда машина ГИБДД обогнала нас, жезлом из окна дали отмашку на остановку. У отставного подполковника проверили документы. Инспекторы были мне знакомы, но я не стал поднимать темное защитное стекло на шлеме, чтобы себя не показать. Да и сами инспекторы увидели, что мотоциклом управляет человек в возрасте, а не юнец – любитель погонять с треском по ночным улицам, и удовлетворились формальной проверкой документов.

После этого мы заехали на вокзал. Я остался на парковке караулить мотоцикл. Отставной подполковник отправился в здание вокзала. Вернулся быстро. Сунул мне в руки пакет оператора сотовой связи. Где-то там внутри него следовало поискать sim-карту. Но это дело не срочное. Мы поехали дальше, больше нигде не останавливаясь.

Мы благополучно пересекли город и выехали на искомую улицу. Посмотрев на номера домов, я определил их порядок и стал высчитывать нужный адрес. Видимо, то же самое сделал и Скоморохов, потому что он повернул как раз тогда, когда я хотел тронуть его за плечо, забыв, что шлемы обладают системой связи.

У торца дома стоял старенький «Москвич-412». Номер совпадал. Значит, Пашунин был дома.

Виктор Федорович остановился рядом с машиной. Я слез с мотоцикла, снял шлем и протянул его отставному подполковнику.

– Один пойдешь? – спросил Скоморохов.

Я утвердительно кивнул. Мой визит мог стать уголовно наказуемым деянием. Скоморохов, если бы я позвал его с собой, конечно, не отказался бы, но я предпочел не впутывать его в такое дело.

– Для начала посмотри на окна. Может, светятся. Время еще не совсем позднее. Конечно, на такое дело лучше под утро отправляться, когда сон самый сладкий. Но я надеюсь еще в Плановый съездить. Менты могут бомжей просто спугнуть. Да и разговорить их они не сумеют. Сами бомжи с ментами откровенничать не будут… Мне проще…

Он, в отличие от капитана Радимовой, не просил меня соблюдать осторожность. Бывший комбат лучше капитана уголовного розыска понимал, что такое офицер спецназа ГРУ.

Я пошел…

Пашунин жил на первом этаже. Его окна могли выходить на обе стороны дома. В домах такой серии квартиры располагались, что называется, «трамвайчиком». Но какие именно квартиры, этого я не знал. Могла иметь такую планировку и нужная мне квартира Пашунина, и противоположная квартира на лестничной площадке.

Со стороны входа в подъезд света в окнах не было. Однако мне показалось, что свет шел откуда-то изнутри. И потому я предпочел обойти дом и убедился, что не ошибся. Здесь мне пришлось считать окна и определять подъезды. Я считал издали, проходя мимо дома, и выходило, что одно окно в искомой квартире было освещено. Свет был слабым, как от настольной лампы, тем не менее он показывал, что кто-то в доме не спит. Я хотел было двинуться дальше, но свет как раз погасили.

Я сделал круг вокруг дома и вернулся к отставному подполковнику Скоморохову, так и не покинувшему сиденье мотоцикла.

– Не спят?

– При мне свет выключили. Нужно минут тридцать, чтобы заснули.

– Лучше сорок. Это надежнее.

– Подождете?

– А куда ж я денусь…

– Хорошо. Я во дворе на скамейке посижу. Обстановку посмотрю. Мало ли, с собакой кто гулять выйдет…

– Рекогносцировка – дело обязательное, – согласился Скоморохов.

Собаководы пришли мне на ум чисто случайно. Вспомнилось, что сегодня в поселке Плановый мы уже видели собаководов. На прогулку своих животных люди выводят в разное время. Могут и очень поздно. Все зависит от того, когда хозяева домой возвращаются, и сколько раз гуляют с животным, и насколько животное агрессивно. Я прошел во двор, сел на скамейку в тени деревьев. И, как оказалось, не зря.

Из нужного мне подъезда вышел пожилой мужчина с крупной лохматой шотландской овчаркой, черной с белым ошейником шерсти. Сразу у двери хозяин собаку отпустил, но та бегать по двору не стала. Мужчина пошел по тротуару. Собака, сделав в кустах свои дела, потрусила за ним, издавая характерный цокот необрезанных когтей по асфальту.

Здесь тоже было два варианта. Первый и наиболее правдоподобный – мужчина живет в этом подъезде, он вывел собаку на вечерний моцион. Второй и тоже допустимый – мужчина с собакой приходил к кому-то в гости, а теперь отправился домой.

В первом случае мне необходимо было дождаться возвращения мужчины и собаки. Во втором – я имел возможность ждать возвращения целую неделю, а может быть, и дольше. Ждать я, естественно, люблю не больше, чем все остальные нормальные люди, тем не менее ждать я обучен и не сильно страдаю, когда делаю это долго.

Я терпеливо ждал, не обращая внимания на поздних прохожих. И дождался. Сначала к подъезду подошла та самая собака, потом мужчина. Он открыл дверь. Дверь была не металлическая, какие сейчас ставят. Не было здесь и домофона. Войти в подъезд не составляло труда. В противном случае мне пришлось бы забираться на бетонный «козырек» над дверью, выставлять в окне стекло и так проникать в подъезд. Со сломанными ребрами это не слишком приятно. Само стекло препятствием не стало бы. Для такого дела в рюкзаке находился специальный циркуль с присоской и резцом с алмазным напылением. Очень легко этот инструмент помогал открывать застекленные окна. Мне уже доводилось это делать, причем не так давно.

Но, как оказалось, этого делать не придется. Хотя то, что дверь подъезда открывается легко, тоже было определенным неудобством. Если кто-то из жителей будет возвращаться тихо, не стуча каблуками и не топая, как стадо слонов, я могу и не услышать. Подъездная дверь может открыться в самый неподходящий момент, когда я буду действовать отмычкой в замке. Закрыть дверь изнутри – только поднять ненужный шум. Значит, придется работать предельно осторожно и внимательно вслушиваться, что происходит на улице.

С этой мыслью я вошел в подъезд. Прошло сорок девять минут. Времени было достаточно, чтобы благополучно уснуть.

Мое место «работы» скрывала лестница. Значит, у меня будет время отпрянуть от двери Пашунина, если кто-то мне помешает и войдет в подъезд. Света на лестничной площадке вполне хватало, чтобы осмотреть замки. Их было два – оба стандартные, магазинные, с которыми можно справиться без проблем.

На лестничной площадке три квартиры. За дверями сонная тишина. Настолько сонная, что может и взломщика усыпить. Однако я к такому устойчивый. Прежде чем приступить к работе, я приложил ухо к нужной мне двери. За ней стояла ночная тишина, не менее сонная, чем за соседними.

Я вытащил из рюкзака отмычки. Сам рюкзак, чтобы не мешал, забросил снова за плечи.

Взялся за первый, верхний замок. Он никак не желал поддаваться давлению каленой стальной проволоки. Пуансоны я нащупал сразу, однако отдавить их никак не мог. Не поддавался замок на мои уговоры, пока я не понял, что на него дверь вообще не закрыта. Может, сломан, может, хозяева считают, что одного замка им для безопасности хватит. Слепая ментовская наивность, следующая из собственного чрезмерного уважения к своим погонам. Дескать, не посмеют! А я посмею…

После этого я подступил ко второму замку. Технически он был проще и отнял у меня всего пару минут. После чего я надавил на дверь, но тут же остановился.

Снова снял рюкзак, вытащил масленку с обыкновенным веретенным маслом, залил его в дверные петли, чтобы избежать скрипа. Вообще-то, масленку я взял с собой не для того, чтобы что-то смазывать. Она оказалась в рюкзаке случайно. Но очень кстати.

Я вошел в прихожую.

Хотя фонарик у меня был в специальном кармашке рюкзака, пользоваться им я не собирался, понимая, что его свет выдаст меня, стоит кому-то в квартире приоткрыть хотя бы один глаз.

Следовательно, действовать придется на ощупь. И без того уже в квартиру из подъезда, когда я заходил, попало много света. А дверь из прихожей в комнату была приоткрыта. Хорошо еще, что не распахнута настежь.

Свет, идущий из подъезда, помог мне оглядеться. Но он же мог быть заметен и хозяевам, если они лежат сейчас с открытыми глазами. Поздно я сообразил, что после того как с замком справился, следовало в подъезде выкрутить лампочку. Для разведчика и диверсанта это существенный прокол. В боевой обстановке недопустимый, потому что мог стоить жизни и мне, и моим солдатам. Но проколы человека моего характера обычно не расслабляют, а только дисциплинируют и не позволяют ошибаться в дальнейшем. Сам же я, осознав наличие прокола, внутренне подобрался и сконцентрировался.

Звукоизоляция в этих домах соответствует советским нормативам строительства. Я услышал цокот над головой, а потом грохот – словно кто-то мешок с землей на пол с размаху бросил. Следом за этим раздалось собачье рычание. Значит, этажом выше живет собака, которая стучит когтями по полу, как по асфальту, и даже более звучно, поскольку паркет на полу сухой и жесткий. Та самая, которую я видел, или другая – значения не имеет. При этом собака имеет привычку плюхаться на пол мешком, который бросают с размаха.

Я сразу сообразил, что хозяева «моей» квартиры к посторонним звукам привыкли и во сне на них не реагируют. Это было большим плюсом в моей работе, поскольку давало надежду, что они не среагируют и на случайные звуки, произведенные мной. Такое положение вещей радовало.

Радовало и другое. Запах мой не настолько сильный, чтобы через потолок в соседнюю квартиру проникнуть, а то собака подняла бы тревожный лай и разбудила бы весь подъезд. Хотя колли, если это, конечно, она, и не считается охранной собакой, тем не менее лаять может громче, чем болонка, известная своей истеричностью.

Плохо было то, что эти же звуки могут и мне помешать услышать движение кого-то из хозяев квартиры. Хотя я вполне допускал и такой вариант, когда жена будит мужа и говорит, что в доме кто-то ходит; муж спрашивает, что делать. Жена советует мужу встать и разбудить собаку. Но в этом доме собаки не было. Иначе она давно бы меня обнаружила. И для выполнения задуманного мне потом пришлось бы ловить момент, когда собаку выведут на прогулку и в доме никого не будет. Это сложнее.

Проходить в комнаты я не собирался, поскольку у нас в России принято разуваться в прихожей. Мне самому, разумеется, такая дурная мысль в голову не пришла. Я, конечно, человек воспитанный и вежливый, но не до такой же безобразной степени!

Когда я входил в квартиру, свет из подъезда осветил только одну стену. Я видел: одна дверь вела в комнату, вторая в туалет, видимо, совмещенный с ванной. Вторую стену мне видно не было. Но обычно в таких квартирах именно на второй стене находится вешалка для верхней одежды, под которой ставится обувь.

Сразу опускаться на четвереньки, чтобы достать обувь, я не стал. Решил найти вешалку, поскольку одежда обычно бывает более мягкой, чем обувь, и не имеет свойства греметь, если ее сдвинешь в темноте с места.

Я сделал шаг вперед, протянул руку в нужном направлении, ожидая нащупать вешалку. Сначала поймал, судя по всему, куртку. На ощупь исследовал ее. Нашел в кармане бумажник, но, поскольку не имел склонности к воровству, не тронул его.

Стал исследовать вешалку дальше и под курткой, на том же крючке, наткнулся на что-то жесткое и тяжелое. Я предположил, что крючки на вешалке могут оказаться деревянные, следовательно, висящие на них вещи держатся не прочно, и, памятуя недавний прокол со светом, подстраховался. Как оказалось, не зря.

То, что я ощупывал, упало прямо мне в руки. И я сразу понял, что это такое. Это была подмышечная кобура с пистолетом. По весу я сразу определил, что это отнюдь не штатный ментовский или следовательский пистолет Макарова. Это что-то более объемное и тяжелое.

Я не стал вытаскивать пистолет из кобуры. Но вместе с кобурой он не помещался за поясом. Пришлось снимать рюкзак и убирать находку туда. Рюкзак пришлось бы снимать в любом случае. Там было припасено место для обуви, ради которой я в эту квартиру и забрался. Ради обуви стоило даже наклониться.

Я наклонился и медленно ощупал пространство под вешалкой. Там стояла решетчатая металлическая полка для обуви, которая тихонько скрипнула, готовая упасть и развалиться. Но я удержал ее. И только после этого стал искать обувь. Нашел женские туфли небольшого размера. Рядом стояли мягкие женские тапочки, мужские туфли и мужские тапочки. Мужская обувь тоже была небольшого размера. К сожалению, я ни разу не видел подполковника Пашунина и не знал его рост. Но по обуви предположил, что он невысокий человек.

У мужских туфель я даже подошву ощупал в поисках шлаковой крошки. Но подошва была гладкая и основательно сношенная. Тут же пришла в голову дурная мысль, что обувь капитана Колбасникова я так внимательно ощупывать побрезговал бы. Обувь капитана должна пахнуть сильнее, чем пахнут его ноги. Впрочем, заставить себя сделать даже то, что делать неприятно, я умел. Этому нас еще в военном училище обучали. Дело доходило до того, что мы размещали тайники во внутренностях уже достаточно давно погибших животных. Противно, но зачет сдавать следовало. И перебарывали себя.

Здесь обувь, кажется, не пахла совсем. Я потянул носом сильно, но не шумно. И уловил запах водки и пива, идущие из-под двери. И еще устойчивый запах табака. Где-то там, за дверью, было сильно накурено. Возможно, запах шел из кухни, поворот в которую должен был быть сразу за дверью из прихожей.

Вспомнилось, как капитан Саня рассказывала мне про одного рецидивиста. После нескольких преступлений, совершенных примерно в одном районе, заподозрили этого человека, недавно освободившегося. После нового преступления участковый зашел к нему в гости. Рецидивист спал, ничего не чувствуя. Жена сказала, что уже третий день «не просыхает». Как просыпается, ее за водкой в магазин гоняет. Сам даже встать не может. И так повторилось трижды. И повторилось бы еще какое-то количество раз, если бы жена не попалась на продаже краденых вещей. Оказалось, уголовник просто «маскировался» пьянкой, чтобы отвести от себя подозрение. Какой из пьяного грабитель?!

Мне подумалось, нет ли и здесь такой же маскировки, но я быстро эту мысль от себя отогнал. Следователю Следственного комитета лучше не показывать свою любовь к алкоголю. Он бы придумал другие варианты маскировки.

В раздумье я опустил руку и нащупал что-то интересное. Оказалось, сбоку от обувной полки стоят берцы армейского образца. Я приподнял один из башмаков, потрогал ребристую подошву и ощутил наличие… шлака! Естественно, этот башмак сразу же отправился в мой рюкзак.

Разница в размерах мужских туфель и берцев заставила меня задуматься. Берцы были размера на три-четыре больше. Мысль пришла в голову только одна. Кто-то работал на Пашунина и после работы пришел к нему с докладом. После доклада выпили, и человек остался в этой квартире ночевать. То есть я забрал один башмак преступника и в придачу его пистолет. Но кто этот человек, как мне узнать? Я вспомнил про бумажник в кармане куртки. Может быть, там есть документы? Не сомневаясь и не тратя время на лишние поиски, я забрал с собой бумажник целиком. Пусть считают, что ночью в квартиру забрался вор, украл бумажник, пистолет и один башмак. Второй башмак я брать не стал умышленно, чтобы ввести хозяина обуви в заблуждение.

После этого, предварительно послушав тишину подъезда, я покинул квартиру и неторопливо двинулся к торцу дома, где меня дожидался на своем мотоцикле отставной подполковник Скоморохов.

Виктору Федоровичу я докладывал о выполненной работе коротко и по-военному. Именно докладывал, а не рассказывал. Рассказывают всегда с некоторой долей артистизма. А докладывают коротко, сухо, опуская ненужные подробности, оставляя только суть. И даже держатся при докладе не так, как при рассказе. Конечно, не по стойке «смирно» – это в наших условиях было бы смешно. Мы оба со Скомороховым привыкли к такой форме объяснения. Если что-то станет непонятно или просто интересно, всегда можно задать вопрос и уточнить.

В моем случае суть – это перечень совершенного и оглашение списка добытого.

– Посмотрел, что в бумажнике? – спросил Виктор Федорович.

– Не успел.

Я достал бумажник из кармана и передал подполковнику. Тот вытащил водительское удостоверение и банковскую пластиковую карточку «Visa», где тоже обычно написаны имя и фамилия, хотя и латинскими буквами. Там же, в бумажнике, была большая стопка пятитысячных купюр.

– Похоже на гонорар за убийство… – предположил Скоморохов. – Просто так в кармане такие деньги люди не таскают. Здесь не меньше полумиллиона. Может, с карточки снял… Перечислили гонорар, и сразу снял его…

– Допускаю, – согласился я и вытащил из другого кармана свой смартфон, чтобы вставить туда новую sim-карту. Свет уличного фонаря позволял это сделать.

– Радимовой? – поинтересовался Скоморохов.

– Да, надо доложить.

– Лучше пока не звони. Пусть она сначала номер сменит, тогда и доложишь. Или с моей трубки звони, но без подробностей. Если есть прослушка, то понять они ничего не должны.

Я с этим согласился. И взял предложенную подполковником трубку.

Капитан Саня, судя по скорости ответа, не спала. Более того, в трубку уверенным фоном пробивался разговор мужчин. Но слов понять было невозможно.

– Это я. Отработал. Как у тебя дела?

Мне эти мужские голоса рядом с капитаном Саней не понравились.

– На службу вызвали. Уже к управлению подъезжаем. Сегодня в поселке Плановый произошло серьезное убийство… – Она явно маскировалась от тех, кто разговаривал рядом. – Наша следственная бригада там была, а потом жильцы того же дома вызвали пожарных. Что-то горело в подвале дома. Пожарные приехали и нашли два обгорелых трупа. Двое мужчин. Вероятно, бомжи. Их облили бензином и подожгли. А у дежурной бригады три срочных вызова. Ночь сегодня сумасшедшая. Вот меня и попросили. Сам Котов попросил. Вторая дежурная бригада «с колес» формируется. Кого найдут…

– Ладно. Утром увидимся… – пообещал я. – Сначала дождемся твоего звонка, потом встретимся. Ну, ты меня понимаешь…

– Понимаю… До утра…

– До утра…

Я отключился от разговора. Отставной подполковник смотрел словно сквозь меня, напряженно что-то соображая.

– Ты как, устал сильно? – поинтересовался Скоморохов, когда я вернул ему трубку, взглядом он показал на мои ребра. Сам я о них вынужденно помнил. Дышать иногда было больно, и я старался переводить дыхание тогда, когда Виктор Федорович отворачивался. Но он и так, кажется, видел.

– Терпимо. А что? На рыбалку предлагаете?

– Да. На очень хищную и опасную рыбу…