Глава пятая
Я остался сидеть на заднем сиденье мотоцикла и никого, похоже, не интересовал, кроме двух юнцов из толпы зевак, что стояли с початыми бутылками пива в руках. Да и их интересовал не сам я, а транспорт, на котором мы с подполковником Скомороховым прибыли. Высокие и тощие, извилистые, как голодные глисты, они подошли вплотную и остановились, рассматривая мотоцикл, а меня упорно не замечая. Один из них даже присел, чтобы лучше рассмотреть двигатель. Но во втором подъезде такой иллюминации, как в четвертом, не было, хотя тусклый свет за зашторенными окнами кое-где все еще горел, и потому что-то конкретное увидеть было сложно. Не обращая на меня внимания, юнец даже руку протянул, чтобы что-то в мотоцикле прощупать. Но двигатель такая вещь, где неумелой рукой можно только навредить.
– Лапу убери… – сказал я, как мне показалось, вполне внятно.
– Что? – то ли не понял, то ли не расслышал он. Мне пришлось поднять стекло шлема.
– Лапы, говорю, не протягивай…
– А то что?
– А то отдавлю…
– Борзый, что ли?
Видимо, юнец был из тех, кто считает себя в этом районе хозяином жизни. Или одним из хозяев. Такие в каждом районе водятся и наглеют, пока их не остановят. Я бы мог, не слезая с мотоцикла, просто распрямить ногу и носком башмака угодить ему, сидящему передо мной на корточках, прямо под длинный нос. Там у человека находится пучок нервных окончаний, и подобный удар не только нос уродует, разрывая хрящевую ткань, но и вызывает сильнейший болевой шок, который человек с низким болевым порогом бывает не в состоянии вытерпеть. Многие именно от болевого шока теряют сознание.
Но человек с высоким болевым порогом сознание не потеряет, однако может от боли завопить благим матом, уверенный, что умирает.
Не зная, какой у юнца болевой порог, я не пожелал рисковать и приглашать к себе находящихся поблизости ментов. Мне ни к чему были здесь, в этом месте, разборки с ментами. Но, сидя на мотоцикле, я сам являлся хорошей мишенью для ударов. Конечно, я имел возможность эти удары отбить, но все же это делать лучше, твердо стоя на ногах и имея возможность смещаться в любую удобную для меня сторону.
– Мальчик, – сказал я, перебрасывая ногу через седло и принимая естественное устойчивое положение, – вытри сопли, скажи дяденьке: «извините, товарищ капитан», развернись и дуй отсюда в высоком темпе. Иначе я тебя сейчас в одну из тех вон машин закрою, тебя отвезут в райотдел, и будешь ты там трое суток без еды, воды и, уж конечно, без пива сидеть в «обезьяннике». За просьбу в туалет будешь каждый раз получать дубинкой по шее. Правда, потом тебя все же выведут, но обратно в «обезьянник» снова дубинкой загонять будут. К сожалению, больше трех суток таких уродов там держать не полагается. Но с тебя и трех суток хватит.
– А у него отец в райотделе работает, – ехидно заметил второй глист. – Вытащит…
– Хорошо, что предупредил. Тогда я прикажу отправить его сразу в городское управление. А там сам прослежу, чтобы с ним соответствующим образом обращались. И там уже папа не поможет.
– Так бы и сказал, что мент… – первый глист выпрямился.
– Дуй… Дуй… И побыстрее, – поторопил я его.
Он развернулся, соблюдая чувство собственного достоинства, и неторопливо шагнул в сторону. Мне очень хотелось дать ему смачного пинка, добавив скорости, но зад у юнца был слишком костлявый, и я опасался повредить себе ногу.
Второй глист, довольно улыбаясь, словно я ему еще одну бутылку пива дал, двинулся следом. Мне показалось, он радовался, что дело закончилось мирно. Там, в толпе, стояло еще с десяток таких же тощих юнцов. Было ли среди них обсуждение короткой стычки, мне видно не было.
Я снова сел на мотоцикл и спокойно дождался возвращения подполковника Скоморохова, который сразу рассказывать ничего не стал, сел за руль, развернулся на узкой дороге и двинулся к выезду из двора. Юный глист стоял рядом с тем сержантом, что останавливал подполковника. Глист о чем-то с сержантом говорил. Оба внимательно всматривались в нас, но каких-то попыток остановить мотоцикл сержант не предпринял. Я так понял, что это и есть папашка глиста. По возрасту вполне подходил.
Мы покинули двор. И только после поворота Виктор Федорович начал рассказывать:
– Через крышу мне пробраться не удалось. Во втором подъезде выход наверх нормальный, замка на люке нет. Но пробраться в четвертый не получилось. Там, видимо, замок изнутри висит. Интересно то, что кто-то до меня пытался этот люк открыть. Хотя не даю гарантии, что делали это сегодня. Без экспертизы сказать трудно. Чем-то поддевали, но без толку.
– Чем поддевали? – спросил я.
Виктор Федорович мой вопрос воспринял правильно.
– Да, похоже на топорик. Острое что-то и крепкое. И с недостаточным рычагом, иначе могли бы доску оторвать. Ломом оторвали бы точно. Значит, думаешь, там убийца ходил?
– Предполагаю.
– Почему он не мог просто войти в подъезд? Какой смысл ему был усложнять себе жизнь?
– Кто-то у подъезда сидел.
– Так поздно?
– Может, еще не так поздно было. Я звонил туда перед нашим выездом. Не отвечал ни домашний номер, ни сотовый. Но в подъезд убийца все-таки прошел. Как? Не думаю, что через главную подъездную дверь…
– Может, тем же путем, что и я? – предположил подполковник.
– Может быть… Через подвал?
– Да. Входы в подвал забраны крупной решеткой, сваренной из труб. Во втором подъезде висел замок. Я с ним легко справился. Висячие замки вообще можно куском проволоки открыть.
– У вас отмычки есть?
– Есть. Я отмычками и открыл. В районе третьего подъезда была еще металлическая перегородка с дверью. Там замок открытым был. Висел в проушине. Возиться не пришлось. В четвертом подъезде вышел беспрепятственно. Там, я же говорю, вход тоже решеткой закрыт. Но там замок вообще в стороне валяется…
– Понятно. Изнутри руки просунуть, чтобы открыть, можно?
– Вполне. Конечно, вслепую – темнота там, но замки в подвале простые.
– А закрыть?
– Сложнее. Закрывать отмычками всегда сложнее, чем открывать. Повозиться надо. Но у убийцы, похоже, времени не было. Я вообще из подвала в подъезд выходить не стал. Внизу все слышно, что там в дверях на втором этаже говорят.
– И что говорят? – поинтересовался я.
– Сейчас осматривают замок в двери квартиры. Эксперт работает. По предварительной оценке, дверь открыли отмычкой. Но хозяин квартиры, похоже, услышал щелчки и вышел. Выстрел был произведен из подъезда, через порог, не в упор. Потому слышали его многие. Если бы стреляли в квартире, на него могли бы и не обратить внимания. По крайней мере, не сразу хватились бы, не сразу поняли, что это выстрел.
Почему убийца не стрелял дальше – следственной бригаде непонятно.
Дальше все походило на ритуал – убийство топором. Сначала жена хозяина, потом ребенок, потом бабушка, которая уже спать легла. Бабушка в кладовке спала. Там ей кровать из досок устроили. Убийца мог бы ее и не заметить, но… Может, от звука выстрела проснулась, может, крики какие-то были, она спросила оттуда, что случилось. Короче говоря, бабушку он убил последней. И там же топор бросил. А время уже позднее. Люди спали и встали не сразу. Сосед по лестничной площадке говорит, что, пока оделся, вышел, услышал только шаги убегающего вниз по лестнице человека. Но преследовать его не стал. Он человек пожилой, больной, уверен, что догнать никого не сможет. Только заглянул в соседнюю квартиру и сразу полицию вызвал. Потому время убийства можно определить достаточно точно без экспертизы. Мы выехали пять минут спустя. У тебя алиби.
– Это мое алиби может стать, товарищ подполковник, обвинением против вас. Скажут, что вы мой сообщник, поскольку мы вместе сюда ездили.
– Но мы приехали после убийства.
– Они найдут, что сказать. Скажут, мы вспомнили, что топор оставили. За ним вернулись… Так что обольщаться не нужно. В подозреваемые меня запишут обязательно. На топоре, если убивали моим топором, должны быть мои отпечатки пальцев. И обязательно оформят содержание под арестом, чтобы я не мог ничего накопать сам.
– Еще один маленький факт, – сказал подполковник Скоморохов. – Не знаю, как ты на это посмотришь, но мне это кажется важным. Я уже выходил из подвала, когда заметил там еще одну металлическую дверь. Тяжелую такую. Подошел, посмотрел. Там бойлерная. И прямо на трубах матрацы лежат. Пустые бутылки в углу. На полу гора окурков. И запах… Курили там недавно. И еще устоявшийся запах мочи. Короче говоря, типичное жилище бомжей. Но, если курили, значит, только недавно свое помещение покинули. Они могут быть свидетелями. Могли видеть убийцу. А когда несколько ментовских машин подкатило, бомжи попросту сбежали. Бомжи не любят общения с полицией. И их понять можно. Я сам не люблю, хотя к бомжам официально не отношусь.
– Да, это очень важный момент, – согласился я с сообщением о бомжах. И не удержался от комплимента: – Чувствуется, что работает профессиональный военный разведчик.
– Отставной… – вздохнул Виктор Федорович в микрофон и добавил скорость. Мы выехали на относительно приличную дорогу…
* * *
Оставив мотоцикл в том же сарае, мы с Виктором Федоровичем отправились домой пешком.
– Ночуешь сегодня у меня, – распорядился Скоморохов тоном, не терпящим возражений.
Я и не собирался возражать, понимая, что дома мне появляться опасно. Во-первых, полиция может проявить ненужную инициативу, во-вторых, мои недруги могут решить, что хватит уже создавать в городе излишний криминогенный накал, который может и на их жизни сказаться. И решат со мной разделаться самым примитивным образом. Примитивный образ, кстати, бывает и самым безотказным. Выстрел снайпера из чердачного окна соседнего дома, автоматная очередь из проезжающей мимо машины – от этого трудно уберечься только с помощью собственной подготовки. Подготовка-то у меня была как раз такая, которая позволяла противостоять противнику, которого я вижу. Противнику ближнего боя, как это называется в теории.
Противостоять противнику дальнего боя обучают в ФСО. Но делать это без соответствующих электронных приборов качественно не могут даже там. Хотя и говорят, что у слишком крутых бизнесменов охрана способна полностью защитить их. У специалистов такие утверждения вызывают улыбку. Если какого-то крутого человека, что называется, закажут, его можно считать обреченным. Спасти его могли бы методы охраны ФСО, но они недоступны даже очень богатым людям. Хотя использовать системы обнаружения оптической активности могут все, и их используют даже охранники каких-нибудь складов со старыми калошами. Вместе с этими системами, синхронно, должны работать собственные снайперы. Иначе толку от обнаружения оптического прицела убийцы будет мало. Снайпер успеет сделать выстрел раньше, чем объект защиты сумеют спрятать.
Высших государственных чиновников охраняют с помощью мощных систем обнаружения оптической активности. Приборы не только вычисляют винтовку с оптическим прицелом, они сразу же направляют в ее сторону несколько стволов собственных снайперов для ликвидации угрозы.
Мне же, простому капитану частного сыска, все это недоступно по финансовым соображениям и по причине секретности большинства таких приборов. И потому лучше самому о себе заранее позаботиться.
До дома отставного подполковника Скоморохова мы дошли молча. И, только усевшись в привычное кресло, я вытащил трубку и позвонил капитану Сане.
– Привет. Разбудил?
– Нет. Только в сон вогнал. Как увидела на определителе твой номер, поняла, что с тобой все в порядке, и сразу спать захотела. До этого ворочалась с боку на бок, кота пугала, а уснуть не могла. Хоть валериану пей…
– Кто ж тебе мешает? Пей. Только я бы посоветовал чай заваривать с мелиссой. Трава такая есть, разновидность мяты. У меня мама всегда такой пила, когда папа в Афгане воевал.
– Учту совет, обещаю. Как у тебя дела? Рассказывай.
– А ты разве еще не в курсе?
– Я не в курсе. Я же дома сегодня сплю. Не в рабочем кабинете…
Капитану Сане частенько приходится задерживаться на работе допоздна. То есть до такого времени, когда отправляться домой уже нет смысла. Тогда она бывает в курсе всех происшествий. И меня при необходимости ставит в известность. Когда капитан Саня дома, ей никто почему-то не спешит доложить то, что мне может быть интересно. И многие новости она узнает от меня. Пришлось мне и в этот раз поработать информатором.
Признаться, мои сообщения не слишком расстроили капитана Саню. По крайней мере, не настолько сильно, насколько я ожидал. Может быть, даже слегка обрадовали. Об этом говорил ее довольный тон.
– Не ожидала я от этого Пашунина такой прыти. Но ему обратные пути отрезаны, и он будет идти до конца. Это как раз тот классический вариант, когда мы знаем, кто преступник, но не в состоянии ничего доказать. Но тебе следует быть осторожнее. Пашунин – прожженный проходимец. И негодяй отпетый. Он ни перед какими методами не остановится.
– Согласен, положение мое не самое завидное. Трудно плыть против течения, особенно если по течению плывут крокодилы в погонах подполковников.
Капитан Саня хихикнула.
– Ты чему радуешься-то? – спросил я прямо.
– Как тут не радоваться! Чем больше преступник совершает действий, тем больше у него возможностей оставить следы. А у нас больше вариантов для его поимки и предъявления обвинения. Это классика жанра, аксиома, которую любит повторять подполковник Котов. Ему, кстати, сегодня уже предъявляли претензии по поводу твоей личности. Начальник городского управления высказался. Заявил, что, как только ты появился в городе, у нас сразу начался всплеск преступлений. Необычный всплеск. Очень мощный, интенсивный. Котов не растерялся и заявил в ответ, что повысилась и раскрываемость. И во многом благодаря тебе. Расстались они с начальником, оставшись каждый при своем мнении. Но это все отвлеченная болтовня, а у меня к тебе есть конкретный вопрос. Какая почва в том подвале, которым, как ты предполагаешь, пользовался убийца для прохода в подъезд?
– Если это важно, подожди минутку…
Я зажал в ладони трубку, чтобы она не слышала моего обращения, и спросил:
– Товарищ подполковник, уголовный розыск интересуется, какая почва была в том подвале, где преступник проходил в подъезд.
– Не исследовал. Кажется, шлак… Хрустело под ногами, как шлак…
Я снова поднял трубку к уху:
– Точно сейчас сказать не могу, но предположительно там шлак.
– Это было бы очень хорошо, потому что шлак всегда врезается в подошву. Правда, я не уверена, что суд даст нам согласие на изъятие и исследование обуви подполковника Пашунина…
Растягивая последние слова, она откровенно намекала на то, что не мог предложить частному сыщику капитан уголовного розыска.
– Но можно же изъять обувь и без решения суда! – загорелся я идеей. – Только для этого мне требуется знать адрес этого подполковника. А ты уж сама потом договаривайся с судмедэкспертизой о проведении исследования.
– Сможешь, Тим? – спросила капитан Саня. – Это вопрос твоей безопасности…
– Смогу. Утром принесу его обувь тебе. Или даже ночью.
– Желательно – это, кстати, мое категоричное желание, хотя можешь считать это и женским капризом, – чтобы обувь была без ног…
– Обещаю…
– Уговорил. Тогда я сейчас разбужу Котова, чтобы он нашел мне адрес Пашунина. Котову можно все рассказать. Он человек надежный. И тебе верит безоговорочно. Верит в твою порядочность. Не подведешь?
– Буду предельно аккуратен. Оставлю ноги владельцу. Чтобы ему было на чем в суде стоять… Ему там понадобится устойчивое положение.
– А я завтра с утра с бригадой исследую тот самый подвал и опрошу жителей. Поищу бомжей, попробую допросить. Если они что-то видели, это будут очень важные показания.
– Еще существенный вопрос. Хозяин дома, сын той женщины, был застрелен. Конечно, сложно предположить, что Пашунин пользовался табельным оружием, тем не менее хорошо бы его пистолет исследовать. Ствол пистолета…
– Нет ничего проще. Все табельное оружие сотрудников полиции обязательно регистрируется по всем параметрам в картотеке МВД. Компьютер сразу определит, если стреляли из ствола подполковника Пашунина. Потому я считаю, что он мог стрелять только из постороннего оружия.
– Да, скорее всего, так, – согласился я.
* * *
Хорошо, что среди ментов есть люди, легко переносящие бессонницу. Особенно в то время, когда сон мешает работе. А это случается довольно часто.
Подполковнику Котову, судя по всему, просыпание далось легко. Я сам, когда меня будят, никогда не трясу головой, прогоняя остатки сновидений, а сразу встаю с трезвыми мыслями.
И происходит это не потому, что я принципиально практически не пью, а потому, что приучил себя так просыпаться.
Короче говоря, Котов проснулся легко, даже если и успел заснуть, и сразу поторопился включиться в работу. Это я понял по короткому промежутку времени между моей просьбой и ответным звонком капитана Сани Радимовой.
– Тим. Первый совет тебе от Котова: смени трубку. Твой номер Пашунину известен. После сегодняшних событий ему не составит труда добиться от суда разрешения на прослушивание и биллинг, да и без этого разрешения он сумеет прослушивание организовать.
– Моя трубка некоторое время назад была поставлена на контроль прослушивания спутником ГРУ. Что контроль отключили, мне никто не сообщал.
– Это дорогое мероприятие. Не думаю, что контроль осуществляется длительное время.
– Ладно. Уговорила…
Я отключился от разговора, посмотрел на подполковника Скоморохова, и тот без колебаний протянул мне свою трубку. Я тут же набрал номер капитана Сани. Но ее линия была уже занята. Она мне снова звонила. Об этом меня предупредил мой собственный смартфон. Я ответил, кажется, даже грубо:
– Сюда больше не звони…
И снова отключился. И, пока она была, видимо, в недоумении, я опять позвонил ей с трубки Виктора Федоровича. Она ответила сразу. Видимо, все поняла:
– Ты думаешь, что моя трубка еще не подключена к прослушиванию?
– Надеюсь, Следственный комитет не располагает арсеналом ГРУ и ФСБ… Спутников собственных им не выделили.
– Тем не менее давай подстрахуемся…
– Каким образом?
– Выходи сейчас на улицу и медленно двигайся в мою сторону.
– Поняла, где я?
– Конечно. Просчитала. Не первый день в сыскарях хожу…
– Иду…
Я отключился от разговора, оставил свою трубку на журнальном столике, а трубку подполковника положил в карман. Временный обмен. Скоморохов не возражал.
– Встречусь с капитаном… – сообщил я.
Виктор Федорович согласно кивнул, сосредоточенно думая о чем-то своем. Я же быстро обулся и вышел на улицу. С капитаном Саней мы встретились через два подъезда. Она, видимо, шла навстречу быстрее, чем я, или просто вышла раньше и разговаривала со мной по телефону, уже будучи в пути. Выглядела серьезной и возбужденной, тем не менее для маскировки вынесла на руках кота Шлягера – животным тоже требуется прогулка.
Памятуя, что здесь, на этой самой дорожке, только ближе к ее подъезду, мы с ней и познакомились, когда на нее было совершено нападение, я сразу взял ее под руку и повел, намереваясь доставить до квартиры, где она будет в большей безопасности, чем на темной улице.
– Запоминай…
– Говори…
Она назвала адрес. Это был другой конец города. Назвала номер автомобиля.
– У Пашунина старенький «Москвич». Ставит он его обычно у торца своего дома, хотя его подъезд от этого торца по счету шестой. Жена его работает в областном управлении МВД. Такая же скользкая, как муж. Сотрудники ее не любят. Она их – взаимно и тихо «постукивает» на них начальству. Это я все узнала сама в нашей картотеке и через пару звонков знакомым. Но сначала нашла данные через паспортный стол. У Котова я спросила только телефонный номер. Сказала, что ты хочешь позвонить и поговорить, что называется, «на бережку», по душам. Номер он дал домашний. Все остальное я нашла сама через нашу картотеку. Не стала посвящать Котова в твои намерения. Ему это может не понравиться.
– А тебе?
Задавая вопрос, я не стал подчеркивать его важность поворотом головы, чтобы со стороны не подумали, что разговор между нами идет серьезный.
Радимова и сама вела разговор точно так. Понимала ситуацию и допускала наблюдение.
– Проникновение в чужую квартиру с целью хищения! Как капитану полиции такое может понравиться? Это, между нами говоря, уголовно наказуемое деяние. И Пашунин будет вправе написать на тебя заявление. Только он не должен узнать, что это ты…
– Я не собираюсь оставлять ему расписку…
– Очень на это надеюсь. Надеюсь, ты даже не наследишь… А если он проснется?
– Тем хуже для него. Тогда придется его сразу допросить и снять показания. А тебе утром придется запротоколировать самоубийство Пашунина повешением на собственных кальсонах.
– Вот этого я и боюсь…
– Тогда ему лучше не просыпаться. Он это и сам, надеюсь, понимает.
– Ладно. В любом случае, это один из немногих вариантов твоей защиты. Только я опасаюсь, что твои действия могут оказаться напрасными.
– В каком смысле?
– Пашунин слишком осторожный человек, чтобы самому рисковать. И у него большие связи в уголовном мире. Он может просто нанять людей, которые выполнят его задание. Не обращай внимания на то, что он ездит на стареньком «Москвиче». Я думаю, он вполне в состоянии купить себе хорошую машину, современную. И не самую дешевую. Просто он очень хитрый человек, изображает бедного и честного служаку, причем изображает умело. И вполне может оказаться так, что через подвал проходил другой человек, а не Пашунин. Тот, кого он послал со всеми полномочиями.
– Я допускаю и такой вариант, – согласился я. – Меня подобное известие не сломает. Тогда буду искать вариант другой. С твоей помощью.
– А конкретнее… Есть мысли?
– Ты обещала поискать бомжей…
– Да. Завтра с утра этим и займусь. И возьму для сравнительного анализа пробу грунта в подвале. А тебе мой совет. Вытащи из трубки sim-карту и спрячь ее подальше от места, где ты планируешь находиться…
– Спасибо. Я так и сделаю. Рекомендую и тебе сменить sim-карту. Чтобы я мог тебе дозвониться. Новый номер можешь сообщить на ту трубку, с которой я тебе звонил. Даже если отвечу не я. А sim-карту постарайся купить на чужой паспорт. Попроси кого-нибудь. Лучше человека, далекого от полицейских дел. Скажем, соседку, у которой ты кота оставляешь. И позвони мне или тому, кто ответит…
– Это, как я понимаю, номер подполковника Скоморохова?
– Да.
– Ты не боишься его подставить?
– Мы с ним выкрутимся. Мы оба обучены выкручиваться. Не переживай… Я за него зубами дрался, и он за меня готов. Мы же из одной системы. Кроме того, мы потенциальные победители. По своему духу и воспитанию.
– Если бы менты так же друг с другом общались.
– Ментов в стране много. А спецназовцы наперечет. Они – отдельная каста. И в военное время, и в мирное…
– Завидую. Ладно, как вернешься, звони мне при любом результате.
– Обязательно.
Я завел ее в подъезд, вместе с ней поднялся на второй этаж, дождался, пока капитан Саня войдет в квартиру, и еще некоторое время послушал под ее дверью. В квартире ничего не происходило, только мяукал кот Шлягер. Он явно не успел нагуляться…
