Глава двенадцатая
Мы снова поставили мотоцикл под окнами дежурного и прошли в крыло уголовного розыска, воспользовавшись тем, что пропуска нам были выписаны на сутки. Дежурный сам выписывал пропуска и потому даже не попросил нас их показать, хотя Виктор Федорович свой все же достал. Сказалась еще одна его привязанность – на сей раз к армейским уставным порядкам, которых в полиции вообще-то никогда не наблюдалось.
На стоянке, неподалеку от мотоцикла Скоморохова, стоял скутер, точно такой же, на каком иногда ездил Петр Васильевич Новиков. Но мне с моего места не был виден номерной знак, а заходить со стороны, чтобы знак рассмотреть, я не стал. Если мой генеральный директор уже приехал, значит, он уже приехал. Это я все равно узнаю через пару минут. А приехал он на такси, на попутке или на личном скутере – это, по большому счету, значения не имело. В любом случае Новиков нас должен ждать или в кабинете капитана Радимовой, или в кабинете начальника уголовного розыска.
Оказалось, я не ошибся. Петя сидел в моем любимом кресле перед столом капитана Сани и держал на коленях мотоциклетный шлем. К правилам дорожного движения Петр Васильевич относился трепетно и не хотел быть похожим на тех недовзрослых мальчиков, что гоняют на скутерах по улицам, не прочитав перед этим ни одного пункта в правилах, которые постоянно нарушают.
На стуле у стены сидел и подполковник Котов. Судя по тому, что шлем на коленях Котов не держал, ехать Василий Андреевич никуда не собирался. По крайней мере, вместе с Новиковым. Да и собственная машина подполковника, насколько я видел, стояла, как обычно, неподалеку от того же окна дежурного.
Мы уселись на стулья рядом с начальником городского уголовного розыска, ожидая важного сообщения. Сообщение, судя по всему, представляло собой синюю пластиковую папку и пока еще лежало перед Радимовой.
– Ну, теперь мы в боевом составе, – поторопил Котов моего генерального директора, – пора начинать. Слушаем тебя, Петр Васильевич…
У Новикова была одна прекрасная черта характера, которой я не уставал восхищаться. Он любил говорить или стоя, или прогуливаясь по кабинету.
И потому, как только Петя встал, взял со стола синюю папку и сделал в раздумье два шага, я сразу занял его нагретое место в мягком кресле. Новикова это, впрочем, с толку не сбило. Он начал:
– Я все думал, отчего мне лицо «расписного» Николая знакомо. Только сегодня утром вспомнил, нашел бумаги и сразу связался с вами. Это может стать рычагом давления на него. И возможностью расколоть.
Ты, Саня, говорила, что Николай, кажется, очень боится снова на зону отправиться и ему есть что терять. Ему действительно есть что терять. Но я начну по порядку. Примерно две с половиной недели назад Николай Заварзин пришел к нам в детективно-правовое агентство. Пришел сделать заказ. Тогда мы с ним и поговорили на ходу, потому что я очень спешил в налоговую инспекцию.
После короткого разговора я отправил его в бухгалтерию. И позвонил туда, попросив подобрать сотрудника. Они все сделали, а договор я подписал задним числом, уже без Заварзина. Но я помню, что он очень хотел, чтобы его делом занимался Страхов. Однако я был непреклонен – Страхов такими делами категорически отказывается заниматься. Но пообещал, что у нас много толковых сотрудников, которые могут именно такие дела вести и сделают даже то, что Страхов делать никогда не будет, поскольку обучен другому и по-своему понимает выполняемую им работу. Он человек щепетильный и на своем всегда стоит упорно. А почему заказ был именно на Страхова, я сказать не могу. На мой взгляд, Тим Сергеевич достаточно резко зарабатывает себе популярность в разных кругах, в том числе и в криминалитете.
– Дело о супружеской неверности… – сказал я, понимая, о чем идет речь.
В самом деле, я вести такие дела отказывался категорически, чтобы не унижать профессию военного разведчика. А дела именно такого плана составляют основную часть заказов агентства.
– Я поясню… – вмешался в разговор Василий Андреевич. – Я уже навел справки. Заварзин «откинулся» четыре с небольшим года назад. Это у него была уже третья ходка. Все три раза сажали его, как «баклана». Всегда строил из себя сильно крутого, хотя крутым никогда не был. Правда, по молодости был мастером спорта по боксу, умел драться и без раздумий применял свои спортивные навыки. За что его и «закрывали».
С боксом он закончил рано из-за того, что начал пить. Пил он всерьез. Тогда же, перед первой ходкой, с женой развелся. Правда, когда вернулся, снова с ней жил, но брак уже не регистрировали.
Все три срока Заварзин заработал спьяну. Во время отбывания Николаем последнего срока его бывшая жена Людмила Заварзина занялась бизнесом. Не сильно большим, но стабильным. Что-то связанное с поставками изделий ручной работы из мест заключения. Там обычно умельцев хватает. И хорошие вещи порой делают. Эксклюзив… Но у Людмилы Сергеевны Заварзиной откровенно не хватало связей в уголовном мире, чтобы развернуться, хотя продукция пользовалась спросом. Все быстро расходилось, однако товара было мало.
Ситуация изменилась, когда Николай в третий раз вернулся домой. Он и сам имел золотые руки, но что самое главное, имел связи в уголовном мире. Действуя через официальное лицо, в данном случае через подполковника Владимира Пашунина, который с этого дела имел определенный процент, Заварзину удалось наладить отношения с руководством нескольких ИТУ, где имелись собственные мастерские, где были люди с конкретными навыками, но не было как раз возможности сбыта изделий.
В результате все оставались довольны. Заварзин так прочно вошел в роль бизнесмена, что даже прошел курс лечения от алкоголизма. И уже давно не потребляет спиртного. Изделия собственных рук он тоже реализует вместе с остальным товаром. Но его беда в том, что все предприятие, уже раскрученное и приносящее солидную прибыль, оформлено на имя его жены. Со страхом все это потерять, как я предполагаю, и связано состояние Николая Заварзина, на которое все мы обратили внимание. Если раньше ему терять было нечего: сел – вышел, и все сначала до следующего срока, то теперь уже он боится потерять свою долю в предприятии. Но не это главное. Продолжай, Петр Васильевич…
– Нам, то есть нашему сотруднику, который вел это дело, Николай Заварзин таких подробностей не сообщал. Он только поручил найти доказательства супружеской неверности и даже этого сильно стеснялся. Дело понятное, если мужчина не козел, ему бывает стыдно носить ветвистые рога. Доказательства были собраны, причем сотрудник умудрился несколько раз, извините уж, товарищи офицеры уголовного розыска, нарушить закон и снять скрытой камерой с дистанционным управлением довольно пикантные сцены.
Людмила Сергеевна Заварзина, сама женщина уже немолодая, мать двоих детей, оказалась особой любвеобильной и содержала на свои деньги трех молодых малоразборчивых самцов-альфонсов. Причем содержала их небедно. Одному машину подарила, другому оплачивала съемную квартиру, третьему просто никогда не отказывала в деньгах. Весь материал – достаточно доказательный, есть даже копии платежных поручений. То есть Николай Заварзин своими связями обеспечил фирме жены процветание, но она нашла, как тратить деньги, не подпуская мужа, как я понял, к своим финансовым делам.
– Как сам «расписной» Николай отреагировал на собранные данные? – спросил я.
– В том-то и дело, что данные ему предоставить мы еще не успели. Его задержали как раз за два дня до того, как он должен был прийти за ними.
– Но она же, насколько я понял, бывшая его жена… – вступил в разговор отставной подполковник Скоморохов, который до этого только морщился, выслушивая Новикова.
– Сейчас это называется – гражданская жена, – объяснил Петя Новиков. – Хотя когда-то она была официальной его женой. Они в последние годы жили вместе, вели совместное хозяйство, воспитывали детей. Закон в данном случае рассматривает это как гражданский брак. Мне неизвестны планы этого парня относительно дальнейшей семейной жизни, но с чем-то он точно расставаться не хотел. Как я думаю, он подозревал жену и желал иметь доступ к финансам фирмы. И потому обратился в детективно-правовое агентство. Вот у меня и появилась мысль… Что, если вы предъявите ему материалы, которые он заказал? Может он на этом сломаться и пойти со следствием на контакт?
– Я в этом почти уверен, – сказал Котов. – Обычно так и происходит. Сейчас он в камере сам себя заводит. Мы видели его нервное состояние. Заварзин боится потерять все. А если он поймет ситуацию, он поймет и то, что терять ему уже нечего. Он сломается…
– А мне это не кажется порядочной игрой, – возразил отставной подполковник Скоморохов. – Я думаю, даже прежний вариант, который вызвал у меня отторжение, я имею в виду «убить убийцу», будет более честным. Хотя и понимаю, что это чисто армейское толкование вопроса. А полиция имеет право смотреть на это дело по-своему. И потому я на своем понимании вопроса не настаиваю.
– Полиция смотрит по-своему… – жестко сказала капитан Саня и почему-то посмотрела на меня, словно ожидая поддержки. – При этом вариант «убить убийцу» я тоже не отвергаю, хотя это добавит уголовному розыску отрицательных показателей. Но я, скажу честно, кроме этих двух, не вижу вариантов, которые смогли бы обезопасить капитана частного сыска от покушений на его жизнь. И я почему-то думаю, что для общества, да и для самого Тима Сергеевича, его жизнь имеет более высокую ценность, чем хорошее самочувствие преступников, в том числе и уже отбывающих наказание.
– А дано ли нам безошибочно знать, что для общества и для мира важнее – человеческая жизнь или жизнь какого-нибудь дерева, которое лесоруб уже присмотрел на дрова! – пофилософствовал Виктор Федорович и тоже посмотрел на меня, словно показывая отстраненность этих рассуждений от реальности, в которой он готов был защищать меня всеми доступными способами. – Я предлагаю не вмешиваться в высший промысел или хотя бы не выносить вопросы высшего промысла на общее обсуждение. Это я не к тому говорю, что не следует предпринимать никаких мер по защите Тима Сергеевича от покушений, а к тому, что в выборе методов борьбы с противником не следует прибегать к его же методам. То есть нельзя для достижения добра делать подлость.
– Добро должно быть с кулаками, – возразил подполковник Котов.
– А кто вам сказал, что подлость и кулаки – синонимы? Впрочем, я слишком мало знаком с криминальным миром, чтобы давать дельные советы. Вам виднее, как оказывать давление на преступников. Я не своим взглядам изменяю, я просто понимаю, что есть вещи, которые преступник не поймет и примет за слабость, а есть единственные пути, доступные для его понимания. И потому оставляю решение в ваших руках.
– Что скажешь, Тим Сергеевич? – спросил меня подполковник Котов.
– Хотя я уже некоторое время с криминалитетом сталкиваюсь, я все же недостаточно хорошо вник в криминальную психологию и потому присоединюсь к Виктору Федоровичу и оставлю решение на совести полиции. Там, где вопрос можно было решить силой, мы его решали, если помните, даже с привлечением бойцов спецназа ГРУ и РОСО ФСБ. А вот там, где боевые действия невозможны в принципе, я оставляю решение за более понимающей ситуацию силой, то есть за уголовным розыском.
Моего генерального директора Петю Новикова подполковник Котов даже не спросил. Из чего я сделал вывод, что этот вопрос они уже обговорили заранее. Кроме того, Новиков – бывший сотрудник этого же самого городского уголовного розыска, то есть его выкормыш, и думает так же, как думают менты. Да и что вообще говорить о Новикове, если даже я, не так давно с ментами сотрудничающий, уже в чем-то с их мнением готов был согласиться, и только пресловутое «братство спецназа» заставило меня поддержать отставного подполковника Скоморохова.
Тем не менее оба мы не возразили откровенно, оставив решение вопроса за ментами, но они, кажется, тоже пока не решались применять подобные методы давления…
* * *
Из городского управления МВД мы с Виктором Федоровичем все же поехали в поселок Плановый. Хотя городские дороги в середине дня были основательно загружены, мы все же добрались довольно быстро. Вот что значит – мотоцикл! На машине я добирался бы гораздо дольше.
Проехали по дворам, где были минувшим вечером, потом остановились, как и договаривались, около магазина. Я оставил шлем Скоморохову и вошел в магазин. Все-таки человек в мотоциклетном шлеме привлекает к себе внимание окружающих.
А я привлекать к себе внимание лишний раз не хотел. И по своей природной, мягко говоря, скромности, и потому, что это могло быть внимание со стороны подполковника Пашунина. Короче говоря, я вошел в магазин и неторопливо начал прогуливаться между прилавками.
Это был большой супермаркет. Как всегда в таком случае, из целого ряда касс работали только две, перед ними стояли приличные очереди. Я нашел холодильник с пельменями, взял пачку и пристроился в конце очереди, в которой стояли преимущественно старушки, всегда отличающиеся особой разговорчивостью.
Но будь я даже сторожевой собакой и держи уши навостренными, я все равно не смог бы услышать ничего интересного. Говорили в основном о постоянно растущих ценах и мизерных пенсиях, обычно, как в каждом магазине, ругали зажравшуюся власть. При этом словно хвастались, у кого пенсия меньше. Я, конечно, понимал, что в наше время похвастаться большой пенсией мало кто сможет, тем не менее такие разговоры утомляли и не содержали необходимой информации.
Расплатившись на кассе, я вышел на улицу. Отставного подполковника рядом с мотоциклом не оказалось. Но я знал, что он свою машину надолго без присмотра оставлять не будет. Если не смогут сам мотоцикл укатить, то навигатор отломят или еще что-то отвинтят.
Виктора Федоровича нигде не было. Я уже беспокоиться начал, когда он появился из ворот магазинного двора. В ответ на мой вопросительный взгляд сообщил:
– Там, во дворе, помойка. Естественно, и бомжи неподалеку. В магазине, конечно, редко что выбрасывают. Помоют, почистят, новую бумажку наклеят, и снова в продажу. Но иногда все же что-то и на помойку отправлять приходится. То, что полностью товарный вид потеряет. Вот бомжи и караулят. Побеседовали мы… Поехали.
Дома расскажу, срочного ничего, хотя факты интересные есть…
Виктор Федорович протянул мне ключи, чтобы я открыл баул-багажник и положил туда пельмени. А сам сразу сел за руль, демонстративно показывая, что он еще над чем-то раздумывает и, пока раздумывать не закончил, со мной общаться не желает. Я пельмени убрал, баул закрыл, передал ключи отставному подполковнику, и мы поехали. Но поехали не в сторону своих домов, а в сторону центра.
– Капитан Радимова еще на месте? – по связи спросил меня Скоморохов, словно я в уголовном розыске секретаршей работаю.
– Не могу знать, товарищ подполковник. Могу позвонить. Остановитесь…
Мотоцикл перестроился в крайний правый ряд и прижался к бордюру.
– Звони…
Одним из неудобств в интерфейсе шлема была невозможность послать вызов, не прикасаясь к трубке. Можно было бы, наверное, для мотоциклистов какой-нибудь словесный набор придумать. Естественно, я выложил свои претензии Виктору Федоровичу, на что он сообщил мне, что такая функция существует, но только для шлема водителя. Я уж не стал своего водителя утруждать набором номера, поскольку мы уже остановились, снял свой шлем и набрал номер капитана Сани. Она ответила не сразу, но хорошо, что вообще ответила.
– Я тебе позже позвоню. Я на совещании в прокуратуре.
Вопрос был исчерпан. В управление можно было не ехать, если было лень ждать, а ждать мы все не большие любители.
– Домой? – спросил Скоморохов.
– Если можно, мимо моих окон.
Он кивнул. А я набрал номер своего соседа со второго этажа, отставного уголовника Наиля. На звонок привычно суровым голосом ответила его жена.
– Добрый вечер. Могу я с Наилем поговорить? – По моему хитромудрому замыслу я мог бы убить ее своей вежливостью, чем существенно облегчил бы соседу жизнь. Но замысел не удался. Соседка не растаяла. Голос был по-прежнему суров и властен.
– А кто его спрашивает?
– Страхов. Сосед с первого этажа… – пришлось представиться. Но какой эффект вызовет мое представление – этого я не ожидал. Женщина ойкнула, ахнула, что-то у нее там грохнулось, и весьма звучно. Похоже, она сама упала. И трубка тоже упала. Не понимая, что произошло, я ждал продолжения, ждал, когда трубку Наилю передадут.
Ждать пришлось долго. Наконец в трубке раздался сонно-пьяно-хриплый голос Наиля.
– Кто это?
– Привет, Наиль. Это Страхов, сосед снизу.
Мне ответила могильная тишина. Никогда не думал, что моя фамилия может нагнать на людей столько страха. Но Наиль оказался, как я и предполагал, мужиком крепким и тишину скоро прервал.
– Ты откуда звонишь?
– Из города. На дороге остановились, стою рядом с мотоциклом и звоню. А что, не похоже?
– Жена у меня подумала, что с того света. И в обморок грохнулась. Пришлось мне вставать. Так ты что, жив, что ли?
– Жив, конечно… Мне еще в госпитале врач пытался внушить, что я уникальный кадр, которому танк по голове проехал, а я выжил. Правда, танка в тех местах, где меня тогда ранило, в помине не было, тем не менее я и из-под танка вылезу. А откуда такой странный вопрос? Меня что, уже кто-то похоронил?
– Вчера вечером неподалеку в кустах нашли тело мужика без головы и без кистей рук. Только татуировка на плече – летучая мышь над земным шаром. Говорят, эмблема вашего спецназа…
– У меня никогда такой татуировки не было. У меня вообще никогда никакой татуировки не было. И что дальше?
– Наш участковый решил, что это ты. Даже акт опознания подписал. Тело, говорят, в морге на экспертизе. А сегодня к вечеру уже ближе приезжал какой-то поп со своей бабой, говорит, ему твою квартиру выделили. Но дверь открыть не сумел. На завтра на утро слесаря вызвал. Сегодня слесарь пьян. Завтра утром хотят дверь вскрывать.
– Ты завтра утром дома будешь?
– Да. Только с утра за пивом сбегаю, чтоб голова прояснилась.
– Попа за бороду подергай, по животу коленкой пни и сообщи ему, что я жив и обещаю его же крестом с него голову снести, если он посмеет войти в мою квартиру. Если он не поймет, позвони мне. Мой новый номер у тебя в трубке должен сохраниться. Но больше никому номер не давай.
– Сделаю. Сам когда появишься?
– Скорее всего, завтра к вечеру. Надеюсь, по крайней мере. Может, послезавтра. Как получится. Не от меня зависит.
– Ко мне загляни. Поздороваемся хоть…
– Обязательно…
О всяких вариантах захвата квартир, когда кто-то умирает, я уже многократно слышал. Но я-то еще жив, и только с подачи участкового кто-то торопливо стремится записать меня в покойники. Видимо, есть у участкового какая-то заинтересованность в этом вопросе.
Убрав трубку, я коротко пересказал отставному подполковнику Скоморохову суть разговора с Наилем, который он не слышал, потому что после моего звонка капитану Радимовой снял с головы шлем.
– Вот теперь у меня что-то в голове начинает выстраиваться… – сказал Скоморохов. – Твои дела на правильную мысль натолкнули. Закон аналогии сработал.
– Не поделитесь? – с легкой наивностью в голосе поинтересовался я.
– Сначала все осмыслю. Пока еще только намеки и наметки… Котову позвонить можешь?
– Без проблем. Что сказать?
– Скажи, чтобы не торопились показывать Заварзину документы, добытые Новиковым. Это его не сломает, но может ухудшить ситуацию. Документы перестанут быть аргументом против еще одного противника. А пока они могут стать весомым аргументом.
Я позвонил. К сожалению, подполковник Котов мой новый номер еще не знал и после первого же звонка трубку попросту выключил. Может быть, он тоже был на совещании в прокуратуре и не имел возможности разговаривать, может быть, просто был сильно занят.
– Что? – поинтересовался Виктор Федорович, когда я опустил руку с трубкой.
– Трубку выключил.
– Позже позвоним. А сейчас – поехали ко мне. Мы с тобой сегодня без обеда работаем. Перекусим, а там и капитан Радимова позвонит. У меня есть к ней конкретный вопрос.
Но пельмени сварить мы не успели. Только закипела вода в кастрюле, как позвонила капитан Саня.
– Тим, я освободилась. Еду к себе. Если что-то нужно, приезжай.
– К тебе был вопрос у Виктора Федоровича. Поговори с ним…
Я передал трубку отставному подполковнику.
– Александра Валерьевна, вы не получили данных, кто перечислял деньги на пластиковую карточку Анатолия Пашунина? Так… Так… Очень интересно. Мы сейчас перекусим и к вам приедем. Есть что обсудить… И еще я очень прошу вас пока не использовать вариант давления на Заварзина материалами, полученными от Новикова. Предполагаю, что давление с этими документами придется оказывать на другого человека. Я все лично выскажу. И еще просьба. Посмотрите по предыдущим судимостям Заварзина. Подполковник Пашунин имеет к ним какое-то отношение? Уже? Прекрасно… Так… Так… Да. Это прямая связь…
Виктор Федорович отключился от разговора и вернул мне трубку, ничего не объяснив. Я с армии привык, что старшие по званию делятся информацией только тогда, когда это необходимо. Видимо, у Скоморохова тоже была такая привычка. И бороться с этим, задавать вопросы было бесполезным занятием.
– Поехали. Перекусить потом успеем.
Мы вышли из дома. Неподалеку от мотоцикла стоял «Ниссан Тиана» с полностью тонированными стеклами. Не люблю я такие машины. О чем сразу и сообщил отставному подполковнику, желая выяснить, не сосед ли его какой на этой машине ездит.
– Соседи не ездят, – бросив в сторону машины короткий взгляд, сообщил Скоморохов. – Но машину эту я сегодня уже дважды видел. За нами ехала. Я тогда еще подумал, что люди не опасаются на штраф нарваться. Да и темно в салоне от такой тонировки. Регистрационный номер…
Я обернулся и убедился, что Скоморохов не ошибся, назвав буквы и цифры. И признался Виктору Федоровичу:
– Еще утром, когда полковник Валеревич назвал вас, я понял, что за нами должен увязаться «хвост». Противник знает, где я нахожусь…
– Это легче, когда он знает и мы о нем знаем. Но второго он не понимает, а мы понимаем. Следовательно, мы больше готовы к встрече. А оружие достать мы всегда успеем раньше.
– Сейчас разбираться не будем? – спросил я.
– Дождемся их активных действий. Не люблю нападать первым. Слишком много потом объяснять приходится. А объяснять словами то, что нам с тобой понятно на уровне ощущений, обычно бывает сложно…
* * *
Наши пропуска в городское Управление внутренних дел были еще действительны, и потому мы могли пройти мимо дежурного без задержки. И прошли бы, если бы дежурный сам знаком не остановил нас.
– К Радимовой? – поинтересовался он.
Я согласно кивнул.
– Она в подвале. Там к задержанному жена пожаловала. Вместе с адвокатом. Радимова с ними беседует.
– Людмила Заварзина? – сдержанно поинтересовался Скоморохов.
– Так точно, Заварзина Людмила Сергеевна, – заглянув в журнал регистрации, сообщил дежурный. – Пять минут назад они спустились в подвал вместе с Радимовой.
– Нам туда можно пройти? – поинтересовался я. – Караульные пропустят?
– Даже нужно, – из-за моей спины сказал начальник уголовного розыска подполковник Котов. – Пойдемте вместе. Я тоже хочу поприсутствовать…
Мы молча двинулись вслед за Василием Андреевичем в сторону лестницы. Признаться, меня подмывало спросить Скоморохова, почему он задал вопрос про жену «расписного» Николая Заварзина, только меня смущал вопрос, как правильно ее назвать – бывшей женой, гражданской женой, сожительницей или еще как-то. И еще интересовало, может ли сожительница, например, пользоваться теми же правами на свидание, что и официальная жена. И, пока я формулировал вопрос, чтобы его задать, мы уже миновали лестницу и остановились напротив двери знакомого нам с предыдущего вечера кабинета.
За дверью слышались голоса: один – слабый и вежливый – адвоката Альберта Борисовича Генина, обладающего интересной подпрыгивающей походкой, и другой – сильный, напористый, с рокотом, от которого подрагивала металлическая дверь, – видимо, Людмилы Заварзиной. Голоса капитана Сани слышно не было. Она, видимо, слушала…