Глава одиннадцатая

С майором Репьевым удалось договориться даже проще, чем я ожидал. И при этом обошлось без очередного обещания с моей стороны провести несколько занятий с офицерами РОСО по системе рукопашного боя спецназа ГРУ. Наверное, подействовало мое объяснение, данное некоторое время назад, что в спецназе ГРУ учебный бой полностью повторяет реальный, то есть там не признается защитное обмундирование типа боксерских шлемов и в боксерских перчатках занимаются только новички, которые могут при неправильно нанесенном ударе на всю жизнь изуродовать себе руки.

Опытные бойцы на занятиях получают синяки и ссадины от реальных ударов, если они не могут от них защититься. И делается это намеренно, чтобы человек учился не только нападать, но и защищаться, хотя старая истина применима и там: лучшая защита – это нападение. Если раньше бойцы РОСО, встретившись однажды со мной в непонятной ситуации, сумели оценить мои ударные навыки и, пожелав ими овладеть, доставали своего командира, то после моего объяснения, предполагаю, они представили, как приходят домой с расплющенным носом и дети их не узнают, и отказались от такого обучения.

Теперь вопрос встал только о том, чтобы забрать заявление, якобы написанное Анатолием Пашуниным, из областной экспертизы МВД и передать его в ведомственную экспертизу ФСБ. Это взял на себя подполковник Котов. Посмотрел на часы, прикинул возможности и твердо пообещал, что к утру документ будет у меня.

Капитан Саня со своей стороны пообещала, что к десяти утра, поскольку она слышала, что мы договорились с Репьевым встретиться в десять сорок, у меня будет образец почерка Анатолия Пашунина.

Только бывший комбат Виктор Федорович ничего не пообещал. Впрочем, он взял на себя обязанности моего персонального водителя и телохранителя, и это было уже очень много. Лучшего телохранителя и пожелать себе было трудно. Помимо этих обязанностей Скоморохов стал владельцем моей, грубо говоря, временной съемной квартиры, где он одновременно исполнял и обязанности повара. Это я понял, когда по дороге домой Виктор Федорович остановил мотоцикл напротив продуктового магазина и спросил, как я отношусь к пельменям…

Вечером Скоморохову позвонила жена. Как я понял из разговора, она очень обрадовалась, что я своим присутствием скрашиваю одиночество отставного подполковника, и долго и терпеливо объясняла мужу, как и что можно приготовить, чтобы меня накормить. Женщины всегда считают, что мужчины от их кулинарных забот могут почувствовать себя счастливыми. Мне, к счастью, бывшая жена не звонила, а если и звонила, то по старому номеру.

Но не звонила и капитан Саня. А это значило, что никаких экстренно требующих моих действий событий не произошло.

Утром мы опять перекусили пельменями, после чего поехали в городское управление МВД. Там, во дворе, мотоцикл был, по крайней мере, под приглядом дежурного, который из-за своего стола иногда смотрит во двор.

У дежурных как раз проходила смена, и я надеялся, что мы сможем без остановки проскользнуть мимо стойки, но не получилось. Нас остановили, заставили получить пропуска, заблаговременно, еще с вечера выписанные капитаном Радимовой. Но дальше пройти вот так сразу нам все равно не удалось.

Новый дежурный показал на меня какому-то полковнику в синем прокурорском мундире, тот сделал знак рукой, словно останавливал такси, и посмотрел при этом прямо на меня. Я догадался, что в холле городского управления МВД такси если и бегают, то редко, и знак этот относится ко мне. Сработала привычка воспринимать погоны со звездочками адекватно форме и количеству самих звездочек, и я остановился. Остановился и Виктор Федорович. Полковник вышел из-за стойки дежурного, подошел ко мне вплотную, дыхнул на нас со Скомороховым вечерним устойчивым перегаром и только после этого представился:

– Полковник Валеревич, офицер службы собственной безопасности Следственного комитета области. Зовут меня Михаил Константинович. Можно звать и по имени-отчеству, и по званию. Кому как удобно. Я не придираюсь… Я тут как раз вас дожидаюсь, капитан частного сыска. Поговорить необходимо. Я так полагаю, что с вами подполковник в отставке Скоморохов?

– Вы хорошо осведомлены, хотя мы незнакомы, – сухо сказал Виктор Федорович и поморщился. Не от вида и слов полковника, а от запаха. Признаюсь, меня тоже запах перегара насторожил. Но если бывший комбат просто раздражался от запаха спиртного, считая любую выпивку потерей боеспособности, то я сразу подумал о варианте, при котором вечером полковника навестил подполковник Пашунин, прихватив с собой несколько бутылочек. Что бутылка была не одна, ясно говорили мутные глаза Валеревича. Утверждать, что визит Пашунина в самом деле был, я бы не стал, но допустил такой вариант. И, согласно этому варианту, полковник должен был попытаться узнать, что мы против Пашунина имеем.

– Я слушаю вас, Михаил Константинович, – не раскрывая радостных объятий, сказал я и демонстративно посмотрел на часы, показывая этим, что у нас время ограничено. Торопить старшего офицера еще и словами мне пока не хотелось. Я вообще с детства старался быть по возможности вежливым со старшими по возрасту. А в армии привык так же относиться и к старшим по званию.

– Слышал я, что на вас вчера было произведено покушение… – начал полковник излишне слащаво. – Я хотел бы узнать подробности. Можем пока присесть на подоконник и там поговорить, – он показал рукой в сторону окна с широким подоконником. Я уже давно заметил, что сотрудники, разговаривая с кем-то, на кого не желают выписывать пропуск, ведут беседы, сидя на этом подоконнике.

– А на вас что, пропуск не выписали, товарищ полковник? – перебивая меня, спросил Скоморохов. – А то проще было бы поговорить в кабинете капитана Радимовой или подполковника Котова. Там вы могли бы и документами поинтересоваться. Если вам захотят их показать…

– Я думаю, мы и без них найдем общий язык с капитаном частного сыска.

Мы как раз оказались около подоконника. Полковник сел. Ему, должно быть, стоять было трудновато. Я, поскольку не пил накануне ничего крепче чая, предпочел постоять.

– Я слушаю вас… – теперь Валеревич спросил уже властно. – Что там такое с вами произошло?

– А что, вопросы покушения на обыкновенных граждан нашего города теперь расследует служба безопасности Следственного комитета? – прямо и не слишком вежливо спросил я, потому что мне этот разговор не нравился. Не понравилось, что полковник не желает беседовать ни в присутствии капитана Радимовой, ни в присутствии начальника уголовного розыска подполковника Котова. Хотя Валеревич откровенно об этом не сказал, но его уклончивую фразу следовало понимать именно так. И это тоже убеждало меня в моем предположении о попытке давления на меня с подачи подполковника Пашунина.

В принципе такое давление психологически вполне обоснованно. Как человек, в недавнем своем прошлом военный, уважающий субординацию, я обязан был чувствовать уважение к полковничьим погонам и даже слегка робеть перед ними. На этом должен был, в моем понимании, строиться расчет подполковника Пашунина. Но он не учел главного, что я научился очень быстро видеть разницу между воинскими званиями и служебными. Да и вообще, служба в спецназе ГРУ не настолько похожа на кадровую армейскую, чтобы развивать уважение к субординации на рефлекторном уровне. Офицеры спецназа ГРУ вполне могут позволить себе отстаивать свое мнение перед старшими по званию.

Полковник Валеревич моим вопросом сначала слегка смутился, но быстро взял себя в руки и перевел смущенную улыбку в насмешку.

– Ситуации бывают всякие. Я уж думал, когда перешел в службу собственной безопасности, что следственные мероприятия будут мимо меня проходить. Оказалось, еще глубже в них завяз. Приходится и ведение дел контролировать, и за сотрудниками присматривать.

– А вообще какое Следственный комитет имеет отношение к делу о покушении? – прямо и серьезно спросил отставной подполковник Скоморохов. – Насколько нам известно, это дело расследуется городским уголовным розыском.

– У нас в производстве находится несколько дел о покушениях и заказных убийствах. Нужно посмотреть, нет ли общих черт в вашем деле и аналогичных.

– Но тогда этот вопрос никак не должен касаться службы собственной безопасности, – сухо и категорично сказал я. – Извините, товарищ полковник, мы торопимся. Нас ждут…

Виктор Федорович решительно встал с подоконника, показывая, что полностью поддерживает мое мнение, я же вообще не садился и потому сразу развернулся и, не дожидаясь ответа, поскольку вопроса не задавал, а просто поставил полковника в известность, двинулся в сторону лестницы. Таким образом, Валеревич никаких данных и намерений выяснить не сумел, остался ни с чем и весьма этим фактом, кажется, расстроился.

Когда я с первых ступеней лестницы обернулся, то увидел фигуру Валеревича уже в дверях. Довольно быстро он преодолел расстояние от подоконника до двери. Видимо, больная голова заставляла его поторопиться…

Мы с Виктором Федоровичем поднялись в кабинет к капитану Радимовой. Она ждала нас, но из-за стола не встала, занятая чтением какого-то важного документа. Молча показала нам на стулья. Я, естественно, сел не туда, а в привычное мягкое кресло напротив стола. При этом Радимова сделала знак открытой ладонью, призывая нас немного подождать. Мы молча, как и сама хозяйка кабинета, согласились, уселись и стали ждать.

Впрочем, ждать пришлось недолго. Радимова закончила чтение и убрала документ в толстую папку с уголовным делом. Уже по толщине папки я понял, что это совсем другое дело – не то, что интересует нас. За ночь «наша» папка так распухнуть не могла. Но я давно уже привык, что сотрудники уголовного розыска обычно ведут сразу по несколько уголовных дел. Это для меня и для отставного подполковника Скоморохова наши проблемы являются доминирующими, и нам может показаться даже странным, что человек, плотно вошедший в наше дело, занят чем-то другим. Но это обыденная работа уголовного розыска.

Капитан Саня не сразу вернулась мыслями к нам, что-то еще обдумывала, видимо, связанное с только что прочитанными бумагами. Потом мотнула головой и улыбнулась. Мне показалось, что она улыбнулась мне. Виктору Федоровичу могло показаться, что улыбнулась она ему. Но это нам не помешало дружно улыбнуться в ответ.

– У вас, как я понимаю, новостей нет! – констатировала Радимова отсутствие моих телефонных сообщений.

– Если не считать того, что появилось пару минут назад…

– А что, пару минут назад вас обстреляли на крыльце нашего управления?

– А что, – ответил я в тон ее вопросу, – у вас подобные вещи так часто случаются, что даже не вызывают удивления?

– У нас рядом с дежуркой комната СОБРа. Любую стрельбу СОБР быстро пресечет своими действиями.

– Лучше бы они расстреливали на подходе полковников службы собственной безопасности Следственного комитета, – со вздохом посоветовал отставной подполковник Скоморохов.

– Там много полковников. Всех оптом?

– Хотя бы одного…

– Валеревича? – спросила Радимова.

– Сведения у тебя… Будто ты в военной разведке служишь… – одобрил я.

– В военной разведке я не служу. Меня просто не возьмут туда из-за моих гуманистических убеждений. Просто я в окно видела, как Валеревич подъехал к нам в управление. Мы с ним слегка знакомы.

– Тем не менее он не пожелал вести разговор с нами в твоем кабинете.

– Это уже интереснее…

– В кабинете Котова тоже.

– Котову Пашунин все же дозвонился ночью на домашний телефон. Василий Андреевич доверил разговор жене. Она сказала, что подполковник очень устал, лег спать и запретил себя будить. Не знаю, может быть, Пашунин умудрился дозвониться утром. Не желает человек понимать, что с ним общаться не хотят.

– Надеется, что Котов что-то может решить в его пользу, – предположил я. – По крайней мере, может вмешаться в судьбу Анатолия Пашунина.

– Едва ли его сейчас судьба брата волнует, – не согласилась капитан Саня. – Он уже понимает, что самому выкрутиться из ситуации будет трудно. И должен в легкой истерике находиться. Я самого Котова еще не видела. Секретарша принесла мне бумаги для капитана частного сыска. Она так и сказала, «для капитана частного сыска». Похоже, это уже почти официальное звание.

Я опять демонстративно посмотрел на часы. Время в запасе у нас еще было, тем не менее я хотел бы поторопиться, чтобы исключить возможность опоздания, поскольку свидание с майором Репьевым было назначено на улице.

Капитан Саня достала из ящика стола прозрачный файл с заявлением якобы от Анатолия Пашунина, а потом из того же ящика второй файл с текстом, собственноручно написанным подозреваемым. Все это пододвинула мне. Я передал, не вынимая документы из файлов, Виктору Федоровичу, который лучше меня умел сверять почерки. Чем Скоморохов и занялся. Он даже очки снова надел.

– И что Валеревичу нужно было? – поинтересовалась Радимова.

– Я так полагаю, что его подполковник Пашунин прислал. Небольшая разведка…

Пришлось рассказать о встрече с полковником из Следственного комитета и о нашей короткой беседе возле подоконника на первом этаже управления.

– А какое отношение он имеет к расследованию этого дела? Насколько я знаю, полковник Валеревич привлекался подполковником Котовым к расследованию деятельности самого подполковника Пашунина. И Котов передавал ему некоторые материалы. Пока еще Котов не намерен связывать дело о покушении с расследованием Пашунина. И новые материалы не передал. Ладно. Я Василия Андреевича предупрежу, а вы пока свое дело делайте. Все материалы представлены.

Отставной подполковник Скоморохов снял очки, положил на стол два файла с документами, которые он читал через тонкий целлофан, сами документы не вытаскивая, чтобы не «затоптать» своими отпечатками чужие отпечатки пальцев.

– У меня вопрос. Сколько держатся отпечатки пальцев на бумаге? Я слышал, ограниченное время…

– Я не специалист, но слышала от экспертов, что после пяти дней бумага даже на экспертизу не принимается. Обычный срок сохранения потожировых отложений на бумаге от трех до пяти дней. Существует еще экспертиза по ДНК. Потожировые отложения дают такую возможность. Но у нас в стране, мне говорили, такая экспертиза проводится только в исключительных случаях. Стоит она ведро валюты в крупных купюрах и длится несколько месяцев. Причем гарантия идентификации – пятьдесят на пятьдесят процентов. Пот и жир активно «промокаются» бумагой, и извлечь их полностью в чистом виде невозможно. Но комплекс DCS-4, который получили эксперты нашего ФСБ, если отпечатки оставлены в течение трех дней, дает точную картину. Я вчера не поленилась и позвонила кое-кому, чтобы выяснить тонкости.

– Да. Нам и нужна именно эта экспертиза, – согласился Скоморохов. – Почерковедческую пусть тоже проведут, поскольку я не имею права подписывать заключение по идентификации почерков и могу только утверждать, что это писалось разными людьми. Относительно подписи вопрос спорный, там, возможно, работа для эксперта будет. А с самим текстом все ясно.

– А что там сам Анатолий Пашунин написал? Поэма «белым стихом»? – спросил я Радимову, которая каким-то образом заставила задержанного оставить образец своего почерка.

– Нет. Это объяснительная в разрешительное отделение районного отдела полиции по поводу охотничьего оружия, которое было у Анатолия при себе. Кстати, интересная вещь. Анатолий говорит, что договорился с «расписным» Николаем на выполнение заказа по резьбе приклада за двенадцать тысяч рублей, а Николай сказал, что у него цена стандартная и берет он всегда по семь тысяч за приклад и по пятьсот рублей за рукоятку ножа. Я думаю, они просто не успели согласовать мелочи, отсюда и разные цифры. Здесь нам придраться, по сути дела, всерьез не к чему. Но будем искать другие зацепки. В комплексе они смогут сработать, как фактическая улика. Это должно нам помочь. Задержанным для того и не дают возможности видеться, чтобы не договорились по спорным вопросам…

Заглядывать в кабинет к Василию Андреевичу Котову я не стал. Если у начальника уголовного розыска города появятся новости, он или сам позвонит – найти мой новый номер у него возможность уже есть, – или передаст через капитана Радимову.

Если же новости появятся у нее, капитан Саня предупредит меня сама. А нам пора было отправляться на встречу с майором Репьевым. Майор тесно контактировал с разведывательным управлением штаба округа и часто бывал там. Видимо, и в это утро намеревался посетить армейских коллег, потому и назначил встречу у выхода из штаба округа.

Когда мы подъехали, «БМВ» майора стоял на парковке против входа в здание. Отставной подполковник Скоморохов не был знаком с Репьевым, не знал его машину, и потому мне пришлось прибегнуть к услугам средств связи между двумя шлемами, чтобы объяснить Виктору Федоровичу, где следует остановиться. Скоморохов хорошо, как оказалось, чувствовал габариты своего мотоцикла и свободно проехал между двумя дорогими иномарками, не задев их, хотя мне с заднего сиденья казалось, что мы непременно поцарапаем блестяще-лакированные бока дорогих автомобилей.

Мы приехали на место встречи на две минуты раньше. Майор Репьев оказался не большим любителем удивлять других своей пунктуальностью и опоздал на три минуты. Итого получилось, что мы прождали его пять минут.

Я поднял руку. Майор увидел меня, хотя искал глазами, скорее всего, мою машину, и поспешил нам навстречу, издалека приветственно вытянул руку, чтобы поздороваться.

– Извините, чуть-чуть задержался. Никак не мог выйти из разведуправления. Войти-то вошел без проблем, но пока находился в кабинете полковника Быковского, на дверях установили систему «image recognition». Дежурный еще не совсем освоился и никак не мог открыть замок, когда система меня не опознала как сотрудника. Хорошо еще, что механики далеко уйти не успели – в другом управлении работали. Им позвонили, они пришли и помогли открыть.

– А что, дежурный не мог своим фейсом для открывания воспользоваться? – спросил отставной подполковник, знакомый с этой хитрой системой идентификации.

– Так и следовало сделать. А он начал искать другие способы, типа «взял в руки лом и кувалду, размахнулся и случайно ударил соседа». Мне пришлось ждать.

– Прощаем, – согласился я с обычным для себя великодушием и сразу же хотел приступить к делу. Но Репьев предложил проехать за ним.

У них не стоит на дверях система идентификации, хотя стоят на крыльце видеокамеры, и войти в здание ФСБ проще. Вот насчет того, чтобы выйти, майор скромно промолчал. Но если даже в разведуправлении его задержали на выходе, то чего можно было ждать от ФСБ!

– Все равно при нас не сделают. А долго ждать – обстоятельства не позволяют. Требуется еще много дел срочно сделать, – позволил я себе соврать. Просто я не люблю посещать такие заведения. – Лучше позвони, когда будут результаты. Где-нибудь встретимся.

– Я могу послать заключение с посыльным сразу в уголовный розыск. Доставят Котову. Я же объяснил нашим экспертам, что это просьба начальника городского уголовного розыска. А отпечатки вашего подполковника Пашунина в картотеке есть, как и отпечатки всех сотрудников Следственного комитета.

– Они что, поголовно на подозрении? – поинтересовался Виктор Федорович.

– Нет, – объяснил я. – Просто следователи, как и опера из полиции, часто берут в руки предметы исследования экспертов, и потому, чтобы не вносить путаницу в акты заключения, их отпечатки внесены в картотеку. Раньше, еще при советской власти, такие действия были негласными. Сейчас это делается открыто и, как у нас в стране среди служивых людей полагается, в добровольно-принудительном порядке.

Я сам, честно говоря, узнал об этом только недавно, когда мне сообщили, что сдавать отпечатки пальцев мне не придется, поскольку они уже есть в картотеке МВД, ввиду того что я участвовал в нескольких расследованиях и вынужденно «наследил». Но отставному подполковнику я объяснял это, как естественный атрибут своей новой профессии, причем хорошо мне известный, хотя я не был следователем Следственного комитета или уголовного розыска, не был даже оперативным уполномоченным.

Мы со Скомороховым к тому моменту уже сняли шлемы и могли разговаривать без внутренней связи, недоступной майору ФСБ, который принял от меня документы с разъяснениями, согласно кивнул, открыл дверцу машины и бросил документы на переднее пассажирское сиденье.

– Еще вопросы, просьбы ко мне есть?

Я отрицательно помотал головой.

– Тогда я поехал?

– С богом… – в унисон сказали мы с Виктором Федоровичем.

– Сами-то куда сейчас?

– Повторим, пожалуй, маршрут вчерашнего вечера. Чисто рекогносцировочно…

Виктор Федорович вовремя научил меня подключать трубку смартфона к шлему. Правда, при этом мои разговоры становились доступны и ему тоже, но с данной sim-картой у меня не было причин что-то скрывать от отставного подполковника. Он вообще купил ее мне на свое имя.

И, едва мы отъехали, как мне пришлось ответить на звонок. Звонила капитан Саня.

– Тим, ты где?

– Только что освободился от первого на сегодня дела.

– Приезжай сейчас ко мне. Новиков едет с интересными сведениями.

– Что за сведения?

– Не телефонный разговор. Необходимо посоветоваться по одному моральному вопросу. Подполковника Скоморохова захвати с собой. Его мнение тоже имеет значение.

Сидящий впереди меня Виктор Федорович, не оборачиваясь, наклонил голову, но от дороги взгляд не оторвал, включил сигнал поворота и перестроился в крайний правый ряд для поворота направо. Сначала мы намеревались проехаться по поселку Плановый. Просто посмотреть на обстановку, если получится, послушать, что люди говорят, предположим, в очереди в магазине, но теперь Скоморохов стал разворачиваться, чтобы отправиться в обратный путь. При этом, как профессиональный военный разведчик, которые, как известно, бывшими не бывают, не стал возвращаться той же дорогой, которой ехал раньше. Может быть, сейчас это было и ненужной предосторожностью, тем не менее против привычек возражать не стоило. И я не возражал…