Глава 22

Вдохновившись примером Слэймейкеров, Гарри истратил все свои сбережения на то, чтобы заказать по итонскому каталогу дом, похожий на тот, где жили они. Конечно, прийти этот дом должен был не целым, а в виде разрозненных деревянных панелей, окон, дверей, половиц и деталей кровли. Чтобы собрать всё это вместе, как правило, у двух человек уходило от одной до трёх недель. В своё время Полу пришлось нанять себе в помощь пару железнодорожных рабочих, но он уверил Гарри, что так всё равно получится гораздо быстрее и проще, нежели чем самому строить дом из брёвен; стены можно для тепла проконопатить шерстью, оклеить обоями или покрасить, как ему больше нравится. К тому же, если понадобится, можно легко его расширить.

В ожидании доставки Гарри позволил себе тратить целый час в день на расчистку места – высокого холма, который он выбрал для этой цели, потому что оттуда открывался хороший вид и потому что так было меньше риска, что дом затопит по весне, когда река разольётся. После того как он срубил несколько деревьев, с холма стал виден дом Слэймейкеров, что тоже было замечательно – чувствовать себя поблизости от них, не вторгаясь на их территорию. Петра пошутила, что теперь они смогут подавать друг другу сигналы посредством разноцветных флагов.

Не желая сверх необходимого бурить в земле маленькие дырочки под столбы для изгороди, потому что приближался сезон кусачих насекомых, он вместо того вырыл с краю строительного участка длинную и глубокую яму для уборной – достаточно далеко, чтобы это было гигиенично, и достаточно близко, чтобы не приходилось с трудом прокладывать долгий путь до неё по снегу. С помощью Пола он построил вокруг неё маленький сарай из рубероида, сделал остроконечную крышу и сконструировал сиденье из крышки сломанного соснового стола, выпавшего из повозки какой-то невезучей семьи иммигрантов. Проделав в крыше окно для вентиляции и даже прибив к стене некое подобие книжной полки, он начал ощущать себя поблизости от цивилизации, хотя совсем рядом стояла палатка.

Время шло быстро, и вскоре он уже смог засеять пшеницей первые акры, но едва только крошечные ростки стали видны на фоне сорняков, неизбежно разраставшихся вокруг них, он вновь вернулся к строгому распорядку: расчищать, пахать и огораживать свою территорию. К вечеру он слишком уставал, и сил хватало только на еду и сон, но Слэймейкеры время от времени звали его с собой в Винтер за провизией, или в поездку куда-нибудь на поезде в выходной, или просто к себе на ужин, чтобы он совсем не спятил. По воскресеньям все они отправлялись в ближайшую англиканскую церковь, пусть даже до неё приходилось ехать на телеге часа два. Слэймейкеры были ничуть не набожнее Гарри и, уж конечно, не были благочестивыми лютеранами, как Йёргенсены, но ездили туда, по всей видимости, по той же причине, что и он, – чтобы ощутить спокойствие и целостность с миром, услышав привычные слова и хорошо знакомые гимны, которые скверно пелись под аккомпанемент хрипящей маленькой фисгармонии. И ещё они шли туда, чтобы увидеть людей.

Слэймейкеры были во многом настолько же самодостаточны и сдержанны, насколько Гарри застенчив, и между ними сложилась негласная договорённость не задерживаться слишком надолго по окончании церковной службы и не слишком часто выбираться вместе на церковные собрания или на пикники у озера Маниту. Но, как сказала Петра, даже в таком маленьком и разбросанном по огромной территории обществе лучше время от времени показываться, чтобы тебя не сочли нелюдимым и странным.

Ещё одной причиной для общения стали книги. Гарри посылал заказы в книжный магазин на Пикадилли и выписал для Петры полное собрание сочинений Дюма в переводе, а для Пола – всего Диккенса, желая отблагодарить их за заботу в то время, когда он болел и, конечно, умер бы, не вмешайся они. Дюма был особенно хорош тем, что все эти шелка, бриллианты, драки на мечах и заговоры настолько отличались от реалий их жизни, что, читая, можно было ненадолго перенестись в другую эпоху; но, по большому счёту, это была напыщенная чепуха, и Гарри понял по выражению лица Петры, что лучше бы подарил ей что-нибудь не столь усыпляющее. В ответ она снабжала его историческими книгами Уильяма Кирби и Джона Ричардсона, романами Р. М. Баллантайна и тому подобных, и оттого жизнь в прериях, где обитали только отверженные, жалкие индейцы, а из диких животных самыми крупными были койоты, казалась скучной и лишённой приключений.

Только познакомившись с Винни, Гарри уже начал понимать, что в компании женщин ему проще, чем среди мужчин. Или, может быть, виной тому стала роковая встреча с Браунингом. Возможно, дело было в том, что они просто не представляли для него искушения? Но как бы то ни было, забота Петры о нём быстро привела к искренней и крепкой дружбе. Отчасти она знала историю его жизни, знала, что он был женат и что жена оставила его ради другого, что он страдал в разлуке с дочерью. В ней не было ни капли женского лукавства или кокетства, и её, судя по всему, успокаивало то, что он не пытался за ней ухаживать. Она была ему как сестра, как Джорджи в те далёкие времена, когда её симпатия к нему ещё не сменилась отвращением.

Понять Пола оказалось труднее. Он был лишён агрессивности, как и утомительного соревновательного духа, который часто давал о себе знать в общении с мужчинами; в отличие от более властной сестры, никогда не давал советов и вообще, казалось, был погружён в себя. И всё же он улыбался той улыбкой, какую Гарри принимал за насмешку. Он полагал, что Пол считает его городским болваном, и чем больше думал об этом, тем глупее вёл себя в его присутствии.

Вскоре стало известно, что дом, вернее сказать, материалы для дома, уже привезли на станцию Винтера. Даже на большей из двух его телег он лишь за несколько поездок смог перевезти все детали на свой участок. Большинство панелей оказались чудовищно тяжёлыми и неудобными для перевозки. Пришлось долго думать, как погрузить их на телегу, чтобы они не цеплялись за ветки, а потом изрядно помучиться, выгружая.

В результате начало получаться нечто, очень мало похожее на дом и очень сильно напоминающее дровяной склад, на котором только что произошёл взрыв. Изначальное желание делать всё постепенно и аккуратно ушло уже к концу дня, когда он совершенно выбился из сил. Глядя на результат своих трудов в тусклом вечернем свете, он думал, что надо бы остановиться и подогреть себе немного неаппетитного рагу, когда услышал смех и увидел, что Слэймейкеры бегут к нему по дороге, оставив в стороне повозку. В тот день они на поезде поехали в Баттлфорд и хотели взять его с собой, но его не оказалось дома: он, судя по всему, как раз загружал очередную партию стройматериалов.

Петра заставила его поесть сыра с настоящим дрожжевым хлебом – одна из бо´льших радостей путешествия! – и начала было отчитывать, что он взялся за такое серьёзное дело в одиночку, но тут вмешался Пол.

– А может, Гарри справится и сам, – сказал он. – Уверен, он способный.

– Совсем я не способный, – жизнерадостно ответил Гарри, но потом добавил, что не хочет их беспокоить новыми просьбами о помощи.

– Чепуха, – возмутилась Петра. – Когда-нибудь ты сможешь отплатить нам добром, вот увидишь.

Он признался, что без особого успеха пытался найти наёмных рабочих, и сказал, что по крайней мере следует заплатить Полу за потраченное время, как заплатил бы он этим рабочим, но и здесь его быстро переубедили.

– Мне понадобится твоя помощь, когда придёт время убирать урожай, – заверил его Пол. – Обещаю, не дам тебе ни боба!

Прежде чем они приступили, он показал Гарри мешочек, приколоченный к задней стороне двери, в котором лежала инструкция по сборке.

– Почитаешь на досуге, – сказал он. – Ради бога, храни её у себя в уборной или ещё в каком-нибудь сухом месте, куда мыши не доберутся. Я потерял страницу, и пришлось импровизировать.

На следующее утро он принёс в холщовом мешке инструменты, сложенную лестницу и упакованный обед. С этим мешком он приходил каждое утро, даже по воскресеньям, пока стены не были сложены, окна вставлены, а двери повешены. Он помог Гарри раскатать и приколотить рубероид, но оставил ему разбираться с задачами, с какими он мог справиться самостоятельно: прибивать половицы, класть кровлю, устанавливать водосточные трубы.

Разговоры, которые они вели за работой, касались только самого процесса – установки и закрепления деревянного каркаса дома, возведения и подгонки стен, а также шпунтовых перемычек, – но между тем характер Пола стал понемногу открываться Гарри. Он высоко ценил грубоватые комментарии своего помощника, его сухие подшучивания над транжирством Гарри, мягкий взгляд и доброту улыбки, из-за которых густая, как у первых поселенцев, борода казалась частью карнавального костюма.

Человек более опытный смог бы, пожалуй, защититься от этого, но Гарри был неопытен. Поэтому он поддался обаянию, и, ещё сам не понимая толком, что с ним происходит, заметил, как начал искать общества Пола в том смысле, в каком Пол явно не захотел бы, и находить причины, чтобы задержать его подле себя подольше.

Однажды утро выдалось особенно холодным, и Пол пришёл в толстой фланелевой куртке, которую вскоре скинул, разогревшись за работой. В конце дня собирая его вещи, Гарри нашёл куртку и забрал в свою палатку вместе с инструментами, чтобы уберечь от росы. Лёжа на походной кровати после неизменного ужина и собираясь немного почитать перед сном, он уловил лёгкий запах, запах мускатного ореха и древесного дыма, запах Пола, и, не успев осознать, что делает, прижал к себе куртку, как никогда не смог бы прижать её владельца, и зарылся лицом в поношенную ткань.

Это было невыносимо глупо: школьная влюблённость, немыслимая для взрослого мужчины, угрожавшая разрушить дружбу с двумя единственно близкими ему людьми. Проснувшись и обнаружив куртку у себя на подушке, он быстро оделся, вымылся и выбрился под обжигающе холодной водой, будто это прибавило бы ему, размякшему, здравого смысла, и, пока вскипал чайник, отнёс чужую вещь обратно в недостроенный дом. Целый день он пытался и не мог найти недостатки в своём соседе, тщетно вглядываясь в него в попытке разглядеть хотя бы маленькую непривлекательную деталь, которая ещё могла бы его спасти.

Как все женщины, перебравшиеся на поселение, Петра всегда была очень занята; на её плечах лежали все обязанности, включая те, что в Торонто выполняла прислуга. Как любая фермерша, она не только заботилась о выводке цыплят, доила корову и откармливала свинью, но к тому же убирала дом, стирала одежду и готовила. Она страстно уверяла, что ненавидит готовить, но это отношение никак не мешало её прирождённому таланту. Поскольку ближайшие доктора находились в Юнити и Лашберне, медицинская помощь, за которую ей, как правило, платили мукой или сахаром, требовалась довольно часто. Всё свободное время, какого оставалось совсем немного, она тратила на попытки научить азам грамотности несколько индейских женщин и, в свою очередь, перенять от них язык и познания о местных растениях и травах. Пол всегда говорил, что это ей, а не ему следовало бы получить университетское образование.

Тем не менее она при случае заглядывала к мужчинам, смотрела, как идёт строительство, и приносила какие-нибудь лакомства, например корзиночки с вареньем или пирожки с ветчиной и яйцами; Пол, смеясь, говорил, что они разбогатеют, если она возьмётся за дело всерьёз и испечёт партий тридцать. В тот день она пришла ближе к полудню и принесла Гарри бутылку едкого, но эффективного масла от комаров, какое делали женщины кри, и горячие булочки с черёмухой, которую всё те же женщины научили её собирать и варить варенье. Здесь росло много местных ягод, все они считались ценными, и Гарри ещё не научился их различать. Балансируя на стопках половиц, она восхитилась видом, которым Гарри вскоре предстояло наслаждаться с веранды, выразила надежду, что Пол не берёт на себя самую интересную работу, и заявила, что, когда дом будет достроен, придётся пригласить всех прихожан церкви на новоселье.

– Правда? – встревоженно спросил Гарри.

– Люди этого ждут, – сказала она. – Обычные люди, я имею в виду. С тех пор как мы здесь, мы уже успели побывать на нескольких. Ты можешь никогда больше не увидеть этих людей, но должен удовлетворить их любопытство и показать, что ничем не лучше них, они это любят. Лучше всего сделать это, пока не обзавёлся мебелью; если им не на чем будет сидеть, надолго они не задержатся. Кстати, мальчики, вы не забыли, что сегодня мы идём к Хейсомам на бал холостяков?

У Пола вырвался стон.

– Для этого и булочки… ты ему не сказал? – воскликнула она.

– Забыл, – пробормотал Пол. Запустив в брата гвоздём, Петра сказала Гарри:

– Ладно, ты можешь не идти.

– Нет, он пойдёт, – пробурчал Пол. – Я один туда не потащусь.

– Один ты и не потащишься. Ты потащишься со мной, потому что я-то уж никак одна не потащусь.

– Конечно, я тоже приду, – сказал Гарри. – Вы меня заинтриговали.

– Ничего страшного в этом нет, разве что вам обоим придётся немного потанцевать со мной. Кто знает, может быть, моей наградой станет богатый муж, а не только оттоптанные пальцы.

Ответом Пола был долгий, язвительный вздох, за который в него швырнули ещё один гвоздь.

– Ну, я пошла, – сказала она, – а вы, джентльмены, продолжайте стучать молотками.

Балы холостяков, проходившие при горячей поддержке церквей, проводились с целью привлечь женщин на недавно освоенные земли. Гарри не раз слышал, как дочери Йёргенсена говорили о них с тоской, выдаваемой за презрение. Мус-Джо считался слишком заселённым местом, чтобы требовалось идти на такие крайние меры. В Винтере и соседних пунктах, Йонкере и Вере, соотношение мужчин и женщин было примерно двадцать на одну. И, конечно, большинство этих немногочисленных женщин приехали сюда, поскольку уже приходились жёнами кому-то из переселенцев.

Танцы, как правило, проходили в церковном или школьном зале, но Йонкер, ближайшая станция к дому Хейсомов, была слишком новым и малозаселённым местом, чтобы иметь возможность похвастаться тем или другим, так что Хейсомы возвели сбоку сарая большой навес на столбах, своего рода шатёр. Поскольку дороги в это время года были особенно пыльными, Петра, как и другие женщины, положила вечернее платье в сумку, чтобы переодеться уже по приезде. Группа музыкантов состояла из скрипача, игрока на банджо и пианиста, чей инструмент звучал так, словно много миль проехал на телеге, прежде чем попасть сюда, и из него вытряхнули всё что можно. Чтобы танцующие не поднимали пыль до небес, Хейсому пришлось озадачиться и сконструировать танцпол. Доски, приколоченные к квадратному каркасу, пружинили и страшно усиливали шум.

Когда они приехали, танцы были уже в разгаре, и Гарри, к изумлению своему, увидел в свете фонарей, висевших на столбах у края танцпола, что мужчины танцуют с мужчинами – не то чтобы щека к щеке, но, во всяком случае, держась за руки.

Петра с решительным лицом метнулась в дом, чтобы сменить рабочий комбинезон на нечто более женственное. Пол повернулся к Гарри и сказал:

– Вы окажете мне честь?

Гарри понадобилось несколько минут, чтобы понять, о чём говорит его спутник, и, сообразив наконец, что Пол шутит, он, неловко усмехнувшись, пошёл за напитками для всех троих, потому что путешествие по пыльной дороге не могло не вызвать жажды. Вернувшись из бара, устроенного с другой стороны сарая, он увидел, как брат и сестра танцуют вальс. Едва они закончили, Петру перехватил какой-то коротышка и закружил в польке, как мальчишка волчок, выигранный в лотерею. Пол, найдя Гарри, залпом выпил напиток Петры вслед за своим.

– Умираю, пить хочу, – сказал он. – Тебе придётся прийти на помощь, а не то её выжмут как лимон.

Единственная женщина, которая не танцевала, – седовласая мать семейства, потребовавшая принести ей стул, чтобы она могла присутствовать, не участвуя. Пригласили даже совсем маленьких девочек; их хвостики болтались из стороны в сторону, пока они изо всех сил старались не дать партнёрам, огромным, как медведи, себя раздавить. И всё-таки на этом маленьком балу мужчины кружились с мужчинами.

Пол заметил его взгляд.

– Странное зрелище, – сказал Гарри, потому что нужно было что-то сказать и потому что он боялся, что волнение даёт о себе знать предательским румянцем.

– Ну, дело в количестве, если ты об этом. Если бы мы все ждали, пока женщина освободится и составит нам компанию, здесь была бы большая толпа зрителей и совсем немного танцующих, а бедных дам истрепали бы до нитки, и им пришлось бы торчать тут до рассвета, чтобы никто не остался без танца.

Полька закончилась, и объявили «Лихого белого сержанта» – разумный выбор, позволявший каждой женщине танцевать с двумя мужчинами. Примчалась Петра с раскрасневшимся лицом и блестевшими глазами.

– Спасите меня, – прошептала она.

– Хочешь выпить? – спросил Гарри. – Варенья? На свежий воздух?

– Хочу танцевать, – сказала она. – С приличными людьми, – и, взяв обоих под руки, потащила на танцпол. Пока они шли по доскам, на которых толпились люди, им попадались на глаза трио, состоящие сплошь из мужчин, и каждый из них выражал свой восторг при виде Петры, словно платя таким образом дань её женственности; Гарри подумал – интересно, как она при этом себя чувствует?

Когда закончился и этот танец и все участники поаплодировали друг другу, Пола пригласила осанистая молодая женщина, которую они часто видели в церкви; Гарри упросил Петру сделать перерыв и немного выпить. Стоя бок о бок, они смотрели, как несчастного Пола вертят в риле.

– Трудно, когда так много мужчин, – призналась Петра. – Платье для них – как знак, куда повернуть.

Ей доводилось слышать, что в ещё более глухих местах, где женщин не было вообще, а танцевать всё равно хотелось, мужчины, выбранные на роль дам, должны были повязывать фартук или косынку в целях соблюдения строгих правил танцпола.

Пока они стояли, сперва один мужчина, потом другой, оба довольно красивые, подошли пригласить Петру на следующий танец. Она улыбнулась Гарри.

– Нужно было взять с собой танцевальную карточку.

– Тяжела же твоя доля!

– Что ты, я люблю танцевать!

– А я думал, ты презираешь романтику и все эти ярмарки невест.

– Ну, романтики здесь немного, – заметила она, – просто возможность провести время повеселее, чем печь булочки на жаре. И к тому же приятно быть нужной.

Следующий кавалер Петры слонялся вокруг них, беспокоясь, как бы Гарри не увёл у него партнёршу. Гарри повернулся и стал смотреть на пейзаж в сумерках. При всей нестройности музыки и ещё бо´льшей нестройности топанья ног по дощатому полу импровизированного бального зала во всём этом было некое очарование: горели фонари, в тёплом воздухе качались разноцветные флаги, привезённые каким-то весельчаком. Широкий горизонт, угнетающий днём, в темноте был прекрасен, и Гарри изумлённо смотрел на волшебные звёзды прерии, не заглушаемые искусственным блеском больших городов.

Он ненадолго ушёл с танцпола и стоял, наслаждаясь темнотой и запахами, но вскоре вернулся, напугав старика, который, остановившись передохнуть у изгороди, теперь продолжал путь. Внезапно потеряв из виду знакомые лица, он ощутил неловкость. Будь он здесь один, ушёл бы домой. Приехали ещё гости – несколько минут назад он слышал топот их лошадей, – и никто не заметил бы его отсутствия. Но вскоре он разглядел Петру, танцевавшую со вторым ухажёром, а немного погодя – Пола, в свою очередь разглядывавшего Гарри. Выйдя из толпы, Пол быстро направился к Гарри.

– Она веселится, – сказал Гарри. Пол посмотрел на сестру.

– Ей противна каждая минута, – ответил он. – Святая мученица во имя общественного долга и мужской тирании. – Он отхлебнул из стакана. – Я стольким ей обязан, что… – он не договорил. Его тихие слова всё равно никто бы не расслышал в шуме суматохи, но по тому, как поднялись и опустились его плечи, Гарри понял, что Пол вздыхает, как обычно, по-медвежьи громко.

– Ты многим ей обязан?

– Она оставила всё, чтобы поехать со мной, – объяснил Пол. – Без неё я бы не справился. Ну хорошо, я бы справился…

– Но без особого успеха.

Пол улыбнулся и кивнул. Танец закончился. Гарри поднял было руку, чтобы привлечь внимание Петры, но первый из кавалеров вновь её пригласил. Увидев её взгляд, Гарри чуть согнул колени, чтобы спрятаться за широкой спиной Пола.

– Настоящий джентльмен, – сказал Пол. Гарри рассмеялся.

– Куда там. Отцу приходилось возиться в лошадином дерьме.

Объявили следующий танец. Медленный вальс.

– Прошу вас, сэр, – Пол попытался изобразить английский акцент, – я не переживу отказа, – и, прежде чем Гарри смог воспротивиться, сжал его руки и выволок на танцпол. Вокруг было много пар, по бо´льшей части состоявших из мужчин, притом довольно пьяных, и Гарри понимал, что не выделяется из толпы, но всё же ему казалось, будто на него обращены все взгляды.

– Надеюсь, ты можешь шагать спиной назад, – сказал Пол, – потому что я буду вести.

– Ну, в школе я часто был за даму, – выпалил Гарри, не подумав.

– Правда?

– Я имею в виду… – но он не сумел объяснить, что имеет в виду, говоря об уроках танцев давно минувших времён в закрытой школе для мальчиков, и к тому же Пол не слишком интересовался. Гарри подавил в себе желание нервно болтать и смеяться и позволил Полу медленно вести себя по кругу. Вдыхая его запах, он вспоминал дождь и ночь спасения. Вокруг толпилось столько людей, что порой широкая грудь Пола налетала на Гарри или же их бёдра соприкасались. Музыка была почти не слышна за шуршанием ботинок, но некоторые, в танце проходя мимо них, умудрялись подпевать. Петры поблизости видно не было.

Чувствуя, как пылают щёки, Гарри поборол желание заглянуть Полу в глаза, предпочтя опустить взгляд, словно отмеряя расстояние между ними. Когда танец закончился, он отступил в сторону, но Пол сказал:

– Не так быстро, трус несчастный, – и, взяв его под руку, не говоря ни слова, подвёл к мужчине, стоявшему поблизости, чтобы пригласить на британский тустеп, ещё один танец для троих. Проходя мимо Петры, окружённой с обеих сторон новыми кавалерами, Пол рассмеялся, и сестра рассмеялась в ответ; оба явно красовались друг перед другом.

Потом был перерыв, чтобы танцоры могли поужинать чем бог послал, и на протяжении всего ужина Гарри волновался, что не сумеет скрыть от окружающих свою неуместную радость. Не в силах справиться с ней, он отошёл к повозке Слэймейкеров и сидел там, слушая фырканье лошадей в темноте и чувствуя, как парящая душа понемногу возвращается на место. Пол уже танцевал с молодой женщиной, широко улыбавшейся и явно уверенной в себе; льняные волосы были закручены вокруг её головы, как лавровый венец. Гарри не мог себе представить, чтобы такой мужчина долго оставался одиноким, особенно с учётом того, что его хозяйство процветало, а сам он был вполне приручён милой, интеллигентной сестрой.