Глава 23

Следующий день был последним, когда Гарри требовалась помощь, чтобы достроить дом, и на протяжении всего этого дня Пол был странно молчаливым, даже угрюмым. Может быть, его расстроила какая-нибудь девушка на танцах, может быть, он просто перебрал пива, но впервые в жизни Гарри почувствовал себя неловко в его компании. Зато такая угрюмость могла стать недостатком, способным излечить Гарри от растущей страсти, поэтому он с лёгким сердцем пожал Полу руку и поблагодарил его, когда к концу полудня они доделали всё, что нужно. Он пожелал удостовериться, что Пол даст возможность отплатить ему добром, когда придёт пора убирать урожай, но сосед лишь пожал плечами, как бы желая подчеркнуть, что Гарри от его помощи больше пользы, чем наоборот.

Эта перемена оставила осадок, и в то воскресенье он скрывался от Слэймейкеров, когда они пришли позвать его с собой в церковь, и потом, когда на неделе Петра зашла к нему, чтобы обменять яйца, масло и молоко на дрова.

Он с удовольствием достроил дом, работая быстро и усердно, беспокоясь, что скромный урожай уже пора собирать, как и урожай Пола, и к тому же его ожидает множество других дел. Навести красоту он решил осенью, а пока радовала уже возможность наконец сложить палатку и перенести печь и походную кровать в новое жилище, где было повыше и посуше.

Долго прятаться он не мог: однажды утром Петра нашла его, услышав стук молотка и пройдясь вдоль изгороди. Не успел он поздороваться, она заговорила, сняв шляпу и нервно вертя в руках ленты; он понял, что свою речь она обдумала, пока шла.

– Не знаю, что у вас там произошло, – выпалила она, – но надеюсь, вы скоро это уладите, потому что здесь не особенно много людей, чтобы ссориться.

– Мы не ссорились, – ответил Гарри.

– Тогда почему же у него вид, как у мокрой курицы?

– Не знаю, – сказал Гарри, зажав молоток между ног, и понял, что она ему не верит. Из неё получилась бы превосходная классная дама.

– А ты почему от нас прячешься?

– Я не прячусь, – сказал он, пытаясь прикрыть ложь правдой, – я был занят.

– Ах вот как, – ответила она. – Ну, моё мнение ты услышал.

Она резко отвернулась, чтобы уйти, словно застыдилась своей суровости, но потом так же резко повернулась назад; по всей видимости, ей трудно было идти под тяжестью невысказанного.

– Кроме цвета волос, он перенял у нашей матери лишь одно. Эти его… увлечения людьми. Ни с того ни с сего. И в них он заходит слишком далеко.

– Извини, Петра, – начал Гарри, – но я…

Она подняла руку, делая знак замолчать. Очевидно, если бы он помешал ей говорить, она вряд ли нашла бы в себе силы произнести трудные слова.

– Я наблюдала за вами в тот вечер, – сказала она, – на этом дурацком балу холостяков, боялась, что опять началось, и он… – она не договорила, вновь отвернулась, затянула ленты шляпы, которые, разнервничавшись, ослабила. – Скажи, он опять? – воскликнула она. – Неужели мне снова придётся… Не думаю, что выдержу это ещё раз.

– О чём ты? – Он никогда не видел её такой грустной. – Присядь где-нибудь в тени, а я принесу тебе воды.

– Не нужна мне твоя чёртова вода! Хватит строить из себя джентльмена!

– Извини.

– Нет, я погорячилась. Это ты меня прости.

– Петра!

– Не буду мешать. Пока, Гарри. Мне очень жаль, – она помчалась прочь, шлёпая по траве, и вскоре Гарри услышал, как она понукает пони, которого, должно быть, привязала к изгороди.

В тот день он заставил себя пойти к Полу. Он изо всех сил старался казаться открытым и дружелюбным, и поблагодарил его за помощь, и спрашивал, когда придёт пора собирать урожай и когда лучше утеплить дом: теперь или после уборки пшеницы.

Пол, судя по всему, был рад его видеть, ничем не выказывая того хмурого настроения, какое нашло на него в последний день работы вместе. Он терпеливо объяснил всё, что связано с уборкой урожая. У него была сноповязалка: один человек управлял, ещё один или два собирали связанные снопы. Нужно было только надеяться, что хорошая погода продлится ещё долго, и ждать, пока приедут молотильщики; их услуги были недороги, но поведение непредсказуемо.

– Думал, я тебя рассердил, – пробормотал он, когда Гарри уже уходил.

– Да брось. Чем ты мог меня рассердить? – удивился Гарри, и инцидент был исчерпан.

Вняв хитроумному совету Петры, он, прежде чем обставить своё жилище, закатил маленькую вечеринку. Пиво и лимонад он достал без труда – достаточно было лишь заказать посылку из Юнити, – но чем кормить гостей, он не знал до того момента, пока Петра не сказала, что его наверняка считают беспомощным холостяком, и значит, принесут по крайней мере пироги и корзиночки. Священник объявил о вечеринке, прежде чем начать службу. После её окончания несколько человек спросили, как до него добраться.

Не считая свадебного обеда, который, откровенно говоря, тоже устроил не он, а миссис Уэллс, это была первая вечеринка, какую он организовал сам. Приходили всё новые люди, что его удивляло, и задавали множество нескромных вопросов, что не удивляло совсем. Они заглядывали в комнаты и выглядывали из окон дома, куда не собирались вновь возвращаться, и, покинув этот дом, оставили ему много сыра, огурцов, варенья, даже ломтик ветчины.

– Ну вот, – сказала Петра, когда они выпроводили последних гостей, – теперь все знают, что ты такой же, как они, что в тебе нет ничего загадочного, и оставят тебя в покое.

В доме пока не было мебели, кроме двух жёстких стульев, стола и походной кровати, но банки с вареньем и огурцами на полках и кусок ветчины, свисавший с крючка, давали понять, что здесь живут.

Собирать урожай на жаре оказалось утомительной и пыльной работой. Петра, которую было не узнать в комбинезоне из денима, толстых рукавицах и видавшей виды широкополой соломенной шляпе, составила им компанию. День начался весело, с шутками и язвительными замечаниями, но вскоре блеск новизны сошёл, а жара, мухи и пыль утомили. Пол и две лошади вели сноповязалку, резавшую пшеницу у самой земли; хитроумный механизм, стучавший, как водяная мельница, разделял её на маленькие снопы и связывал бечёвкой. Гарри и Петра подбирали снопы и складывали в сторону, в нескольких ярдах, где пшеница и лежала в ожидании команды молотильщиков. Иногда Пол останавливался, когда нужно было подложить бечёвку или напоить лошадей. Но чаще они с трудом поспевали за ним. Сноповязалка могла доходить только до краёв изгороди, поэтому, когда Пол убрал всё поле, какое мог, Гарри пришлось косой срезать остальное, а Петра следовала за ним шаг за шагом и руками связывала пшеницу в снопы, как в старые добрые времена до технического прогресса. То же приходилось делать и дочерям Йёргенсена, и Гарри вновь поразился, насколько же уборка, связывание и укладка пшеницы оказались пыльной, грубой и потной работой, совсем не то что на картинах Хогарта. На ферме Йёргенсена работали вшестером. Здесь людей было в два раза меньше, и значит, продуктивность – в два раза ниже. Но, как и в любом деле, Гарри поставил перед собой цель не думать об оставшемся объёме работы, а ставить перед собой конкретные задачи.

Он думал, что стал сильным и подтянутым, закалившись благодаря каждодневному труду и окончательно придя в себя после болезни. Конечно, его руки огрубели как следует ещё в Мус-Джо. Но уборка урожая требовала постоянно нагибаться и поднимать тяжести, чего он на протяжении года почти не делал, и под конец дня он до того устал, что едва успел завести будильник, прежде чем рухнуть в постель. На следующий день он нашёл в себе силы принять предложение Петры и зайти к ним на ужин, прошедший в молчании, прежде чем лошади, такие же измученные, приволокли его домой. На третий, когда солнце садилось, а Петра засобиралась поить и кормить овсом лошадей, Пол повернулся к нему и, словно это было самым привычным делом, словно все трое не валились с ног от изнеможения, пробормотал:

– Пойдём поплаваем?

– Но у меня нет купального костюма, – возразил Гарри.

– Ну, здесь это мало кого волнует, – сказала Петра.

– Ты же не в Кенсингтоне, – добавил Пол.

– Ты тоже пойдёшь? – спросил у неё Гарри.

– Пожалуй, только намочу ноги, – ответила она. – У меня слишком богатое воображение. В воде мне всегда кажется, что волосатые руки вот-вот ухватят меня за лодыжки. Вы, мальчики, повеселитесь, а я попозже освежусь немножко.

На участке Гарри были широкие, но неглубокие пруды, где водилось много рыбы наподобие форели, которую он любил ловить, тогда как Слэймейкерам достался всего один, зато огромный пруд в тени маленького лесистого холма, высоко ценимый индейскими женщинами. Именно их дети рассказали Полу, как чудесно тут плавать.

Нельзя сказать, чтобы Гарри был хорошим пловцом – мог грести, но не нырять и как-то упустил этот важный навык, большинством приобретаемый в детстве. Он мог проплыть брассом, которому научился, наблюдая за другими и изучив несколько пособий, но совсем немного. Такой вариант не пришёл в голову Полу – он быстрым шагом подошёл к воде и принялся расстёгивать одежду, отчего у Гарри перехватило дыхание, – но мысль освежиться после целого дня тяжёлой работы на обжигающей жаре была заманчива, как и безукоризненный круг воды в зелёной кайме.

Он начал расшнуровывать ботинки, стараясь не смотреть на Пола, который, судя по предметам, лежавшим на траве, был совершенно обнажённым.

– Будет холодно, – сказал Пол. – Даже в такую погоду, потому что здесь глубоко и солнце прогревает воду только к полудню. Штука в том, чтобы не заходить постепенно, а запрыгивать. Вот так!

Гарри поднял глаза от шнурков ботинок как раз вовремя, чтобы увидеть, как большое тело Пола со смешно загоревшими руками, будто в бальных перчатках, пролетает в воздухе, прежде чем шлёпнуться в воду. Он тоже поспешил раздеться; онемевшие от работы пальцы плохо справлялись с пуговицами рубашки и брюк.

Пол вынырнул на поверхность – мокрые волосы и борода слиплись, – немного проплыл, повернулся, потоптался в воде и посмотрел на Гарри.

– Как хорошо смыть с себя пыль, – сказал он.

Гарри неловко замер. Он почувствовал себя неуверенно от того, что ему нужно снять бельё.

– Ну что за тайны! – возмутился Пол. – Не забывай, мы спасли тебя от лихорадки!

Смутившись ещё больше, он наконец стянул с себя мокрые от пота панталоны и подошёл к краю воды, ёжась от холода.

– Не тяни! – закричал Пол. – Разбегись – и вперёд.

Под наплывом воспоминаний о том, как в детстве его, неспортивного, частенько допекали большие и крепкие мальчишки, Гарри чуть отошёл назад, потом побежал к воде и прыгнул. Оказалось даже холоднее, чем он ожидал, потому что всё его тело разогрелось на солнце. Пруд был очень глубоким. Нырнув, Гарри увидел медленно барахтавшиеся ноги Пола, белые в зелёной воде, но не коснулся пальцами ног ни травы, ни ила. Вынырнув, он судорожно глотнул воздух.

– Как глубоко!

Решив, что он тонет, Пол коснулся его плеча, отчего дышать стало ещё труднее. Даже в блестящем холоде воды чувствовалось тепло его руки.

– Индейские дети говорят, оно бездонное. Ты как?

– Холодно. Долго не пробуду. Плавай. Без меня.

– Слабак ты, парень. Их мамаши думают, плавание хорошо влияет на половую функцию.

– Мне кажется, наоборот. Ты не чувствуешь, какой тут холод?

– Я выдра, – сказал Пол с ухмылкой и, выпустив плечо Гарри, поплыл вперёд, чуть коснувшись ступнями груди Гарри. Казалось, вместе с одеждой он оставил на берегу и всю свою солидность.

Чувствуя, как немеют конечности, Гарри вместе с тем ощущал свободу, будто волшебный водоём и уединение в тени деревьев и кустов превратили их в других людей из другой, более счастливой эпохи. Несколько секунд он сумел без всякой неловкости смотреть в глаза Пола, когда тот медленно возвращался назад, лениво отталкивая воду большими ногами, чтобы удержаться на поверхности. В свою очередь посмотрев на него, Пол улыбнулся, как мальчишка, собиравшийся показать фокус, а потом быстро кувырнулся назад и исчез в глубине.

В воде было слишком много бликов и проплывающих листьев, чтобы Гарри мог разглядеть нечто большее, чем ноги на поверхности, поэтому он застыл в изумлении, когда Пол подплыл совсем близко и пощекотал бородой спину Гарри. Он обернулся, чтобы взглянуть на Пола, который уже не улыбался – его взгляд был мрачен.

– Тут… – сказал он. – Дай-ка мне… – и потянулся к Гарри, чтобы вытащить водоросль, запутавшуюся в его волосах. – Тебе правда очень холодно, да?

Гарри кивнул, стуча зубами.

– Я сейчас, подожди минутку. Лучшее место, чтобы обсохнуть, – вот эта скала, – Пол указал в сторону высокой груды камней в последних лучах солнца, потом снова нырнул.

Гарри подплыл к грязной траве у края пруда, вылез из воды. Держась за пыльную сброшенную одежду, подтянулся и выбрался на берег. После холодной мягкости перегноя камень под ногами казался горячим; нагретый солнцем, понемногу возвращал тепло, которое впитал за день. Гарри начал было натягивать панталоны, но понял, что ещё не обсох, поэтому вначале сел, потом попытался лечь на спину, подложив одежду под голову, как подушку, но застыдился и повернулся на живот. Так он мог любоваться Полом, ровными кругами плававшим по пруду. Он отлично плавал, так, как никогда не смог бы научиться Гарри, которому оставалось лишь восхищаться такой энергичностью; потом с некоторой резкостью, свойственной фермерам, он подумал, что Пол управлял сноповязалкой, а не срезал пшеницу, связывал и складывал снопы целый день напролёт.

Словно прочитав его мысли, Пол перевернулся на спину. Гарри лежал головой на краю камня и не успел отодвинуться. Пол подплыл ближе – рыжие волосы развевались в воде – и долго смотрел, потом повернулся и решительно выбрался на берег. Он тоже сложил всю одежду, но не так аккуратно, как у Гарри.

Лёжа лицом вниз, Гарри слышал, как Пол собирает свои вещи, а потом укладывается на камень рядом с ним. Потом холодная, мокрая нога Пола коснулась его плеча.

– Греешься?

– Угу, – ответил Гарри, не желая переворачиваться на спину, чтобы наслаждение от близости Пола не было слишком очевидным.

Пол тяжело вздохнул.

– Завтра примемся за твою пшеницу, – сказал он.

– За то немногое, что оставили суслики, – Гарри не хотелось вновь сводить разговор к уборке пшеницы и бригаде молотильщиков. Не сейчас. Он чуть повернулся, приподнялся на локте. Пушистые лодыжки Пола находились совсем близко от его лица.

– Что имела в виду Петра? – спросил он и тут же осознал, что эти слова ни о чём не говорят Полу. Постоянно думая о том разговоре с Петрой, он совсем забыл, что Пол при нём не присутствовал.

– Ты о чём? – Низкое солнце светило прямо в глаза Пола, и он закрывал их рукой, поэтому Гарри не мог понять выражения его лица.

Сейчас я разрушу нашу дружбу, подумал Гарри.

– Она сказала, что ты порой увлекаешься людьми и заходишь слишком далеко. Что она имела в виду?

Пол снова вздохнул. Забыв о неловкости, Гарри перевернулся, чтобы видеть его.

– Она и сама пожалела, что сказала, – добавил он. – Наверное, мне не стоило поднимать эту тему.

– Она имела в виду, – ответил Пол, – что я могу сделать вот так, – и, окинув взглядом всё тело Гарри, медленно поцеловал пальцы его ног. Гарри ощутил мягкость бороды, несказанное тепло губ.

– Ты испачкаешься, – поражённо прошептал он.

– Ничего страшного, – пробормотал Пол и поцеловал на этот раз стопу Гарри, сначала нежно, потом, поняв, что ему не противятся, всё крепче, придерживая его ногу обеими руками. Потом, отпустив её, чуть нахмурился. Гарри потянулся к нему. И тогда Пол наклонился над ним и стал целовать в щёки, в глаза, в раскрытые губы, прижимая спиной к камню у самого края.

Дальнейшее происходило словно в дурмане, невероятно, неожиданно, а когда всё закончилось, Гарри услышал, как Пол трясётся от рыданий в полутьме, и губами стёр его слёзы.

Они быстро вымылись в уже почерневшей воде, и, конечно, им всё же пришлось одеться, так толком и не высохнув. Потом в молчании дошли до дома Слэймейкеров, то и дело соприкасаясь бёдрами, и увидели, как Петра машет им рукой; зубы Гарри стучали от холода и счастья.