Глава 16

Год и день тянулись долго. Жить той первозданной жизнью, какой требовали условия – вставать и ложиться по солнцу, работать шесть дней из семи, в качестве развлечения довольствоваться лишь визитом кого-нибудь из знакомых семьи или взятым в библиотеке романом, чтение которого продвигалось очень медленно, потому что он засыпал после двух-трёх страниц, – значило надолго растянуть тот же самый период, что в городе проносился с лихорадочной быстротой. Но тем не менее, лишённый выбора или разнообразия, Гарри был здоров и счастлив. Он пережил эти двенадцать месяцев – обжигающе жаркое лето, ослепительно красивую осень и чудовищный сухой холод долгой, долгой зимы, лишь однажды заболев на три дня лёгкой простудой, если не считать отравления, вызванного кулинарией Анни.

Йёргенсены, всё больше проникавшиеся к нему добротой, при этом никогда не переступая грань между работодателями и наёмным рабочим, их меланхоличная собака и хмурый кот были единственной его компанией. Миссис Йёргенсен стирала его одежду вместе с вещами домочадцев, и по настоянию Йёргенсена Гарри приобрёл два комбинезона из денима, отчищать которые от грязи было гораздо проще, чем жёсткие шерстяные костюмы, купленные у розничного торговца в Лондоне.

Минни, всегда серьёзная и молчаливая, внезапно удивила всех, выйдя замуж за пастора с юга Мус-Джо, с которым познакомилась летом на приходском собрании в церкви. Это был, ко всеобщему облегчению, мужчина средних лет; Минни же на свадьбе казалась совсем юной, невзирая на все старания Анни её раскормить. Когда она перебралась жить в другой округ, Гарри получил обитый тканью стул и возможность лучше питаться, и, кроме того, отношение Анни к нему заметно улучшилось, шутки стали не такими обидными, и в её характере появилась даже какая-то доброта. В одном из разговоров, которые они часто вели, работая неподалёку друг от друга, Гуди, к его изумлению, призналась, что Минни всю жизнь изводила Анни, в детстве применяя методы физической расправы, а когда они повзрослели – психологического насилия. Родители, конечно, ничего не знали, и по тому, как расцвела сестра в её отсутствие, стало ясно, до чего у Минни неприятный характер.

Бракоразводный процесс не требовал присутствия Гарри. Он предположил, что Винни сразу же вышла замуж за Уайтакра, но точно выяснить не мог. Вряд ли она могла писать ему после того, как он согласился на её условия; было бы странно переписываться после того, как он, по официальной версии, её оставил.

Потом пришло письмо от Джека.

Старик, у меня неприятные новости, писал он. Тебе будет так же трудно читать об этом, как мне – писать, но ничего не поделаешь.

Гарри перечитал письмо несколько раз, прежде чем бросить в печку. Он набросал несколько черновиков, то протестующих, то умоляющих, и тоже сжёг. В конце концов он ограничился весьма короткой запиской, в которой признавал, что никакие его слова не смогут изменить ситуацию к лучшему, и благодарил Джека за заботу о Филлис. Как и следовало ожидать, это письмо осталось без ответа.

Когда лето сменилось пышной осенью, Гарри купил себе ружьё и научился стрелять кроликов и уток. Йёргенсен научил его обдирать их и ощипывать, а его жена и Анни – готовить. Гарри волновался, что Йёргенсен может изменить условия контракта и попросить его покинуть ферму с началом зимы, не желая кормить лишний рот в сезон, когда наёмному работнику совершенно нечем заняться, но все его страхи оказались беспочвенными. Йёргенсен по-прежнему находил для него занятия на каждый день. Пока не выпал снег, всегда оставались канавы, которые нужно было чистить, изгороди, которые нужно было чинить, и запасы на зиму, которые нужно было делать. Когда же снег покрыл землю густым слоем по пояс и даже глубже в тех местах, где были заносы, всё равно надо было кормить животных и менять им подстилки, растапливать лёд, чтобы они могли пить. Надо было выгребать навоз из сараев, прежде чем он закаменеет, пилить дрова и топить печь. И, конечно, убирать лопатой снег, такой глубокий и плотный снег, какого он и представить не мог.

Никогда в жизни ему не доводилось видеть и такого холода: сухой мороз сковывал землю, словно сама смерть, полная неожиданной красоты, как те твёрдые кристаллы, что смерзались на окнах. Холод таинственным образом приглушил звуки фермы; шум утих до того, что слышен был малейший шорох и шёпот. Было нетрудно представить себе, как неосторожный путник может насмерть замёрзнуть, убаюканный этой волнующей, мертвящей красотой, от которой стынет кровь. Гарри лишь однажды вышел на улицу в метель и успел поразиться, какая она сильная и дикая, но Йёргенсен тут же затащил его в дом и прочитал лекцию об отмороженных пальцах рук и ног и невозможности вызвать врача до самой весны.

Когда морозы усилились, он стал понимать, почему Гуди с такой жадностью пожирала глазами его скудную библиотеку. Вскоре он перечитал все книги, какие взял с собой, по нескольку раз, и стал меняться ими с Йёргенсенами. Оттого что у него не было других развлечений в долгие зимние вечера среди дурманящей тишины и снега, разделение книг на мужскую и женскую, взрослую и детскую литературу утратило свою актуальность ввиду острой необходимости занять время. Он читал Джейн Остин, чего никогда в жизни не собирался делать, и «Шекспира в рассказах для детей» Чарльза и Мэри Лэм, и «Чёрного красавца», и Джека Лондона, и Фенимора Купера, и Ганса Христиана Андерсена. Он даже поймал себя на том, что, как его работодатели, подолгу разглядывает страницы последнего каталога Итона, представлявшего всё что угодно: от деревянных сборных домов вплоть до тех, где было восемь спален, до сепараторов для снятия сливок, от ружей до нижнего белья, которое демонстрировали смущённо улыбавшиеся женщины (мужское бельё, как он заметил, не демонстрировалось, хотя приводился список предметов; мужчины появлялись на страницах каталога по меньшей мере во фраках).

Зима пришла внезапно, а повышалась температура еле-еле, и весна приползла медленно, намного позже, чем он ожидал. Тёплые ветра с западных гор, которые Йёргенсен называл чинуками, протопили в снегу клочки грязного льда, вместо того чтобы растопить его в одночасье, как дома. Лёд сходил с громким треском, и вскоре канавы, расчищенные Гарри с таким трудом, превратились в каналы. Весна принесла множество нежданных гостей, поскольку фермеры, живущие по соседству, пробудились после зимней спячки, как медведи, и до смерти изголодались по новостям, не таким родным лицам и чужой выпечке. Миссис Йёргенсен проклинала этих посетителей, заявлявшихся обычно в самый неудобный момент, когда она была по горло в делах или когда ей нечего было поставить на стол, кроме остатков вчерашней пищи, но тем не менее принимала их, тоже соскучившись по лицам и разговорам. Когда дороги вновь открылись, пусть даже их местами затопило там, где болота вышли из берегов, Йёргенсены опять уехали в город, но теперь, после того как пережили зиму вместе с Гарри, спокойно оставили его дома одного. Ему понравилось в обществе лишь собаки и лошадей вспахивать полоску земли, работать над которой он начал ещё до того, как ударили морозы.

Когда они вернулись, незадолго до сумерек, Гарри заметил, что Йёргенсен отчего-то слишком мрачен, даже для такого скупого на эмоции человека, и подумал, что обед у Минни и её супруга чем-то расстроил фермера или вообще не состоялся.

Но за ужином выяснилось, в чём дело. Они привезли с собой увесистую пачку писем, в том числе стопку весьма несвоевременных рождественских открыток. Одна из них, неумело раскрашенная Филлис, предназначалась Гарри, и он устыдился, что не отправил ребёнку ни открытки, ни подарка, поскольку зимнее заточение застало его врасплох. Были письма от друзей и родственников, и одно, короткое, – от Троелса. Вот почему Йёргенсен так расстроился – Троелс сообщил, что год и день уже прошли и вскоре он приедет забрать Гарри, которому нашёл отличный земельный участок в сто шестьдесят акров, в двух днях езды от Баттлфорда, на севере Саскачевана. Взамен Гарри он привезёт новичка.

– Не надо тебе с ним ехать, – заявил Йёргенсен. – Я, конечно, не могу тебе платить больше, чем теперь, но…

– Этот человек достоин бо´льшего, – сказала Эсме Йёргенсен, и у её мужа вырвалось, судя по всему, датское ругательство, после чего он признал:

– Она права. Но ты можешь и сам выбрать себе землю. Тебе ни к чему его помощь. Ты больше не грёнсколлинг.

– Он говорит, это лучший из свободных участков.

– Канада – большая страна. Здесь много хороших участков.

– Где находится Баттлфорд? – спросил Гарри, очарованный названием, напомнившим ему об английских деревеньках в Сассексе и Хэмпшире, но уже достаточно хорошо представлявший себе Канаду, чтобы понимать – это место даже примерно на них не похоже.

Гуди принесла карту Канады, лежавшую в комнате отца, разложила на столе. Пользы от неё было немного, потому что, когда она была напечатана, многие западные прерии ещё пустовали. Но у Анни нашлась карта канадской тихоокеанской железнодорожной компании, подаренная Троелсом в прошлый визит, и, долго разглядывая её сквозь увеличительное стекло, она наконец обнаружила Баттлфорд. Дальше железная дорога прерывалась остановками, носившими название Юнити, Вера, Винтер, Йонкер и Зумбро.

– За много миль отсюда, – пробормотала Гуди мрачно. – Мили и мили от цивилизации.

– Цивилизация идёт по этому пути, – сказал ей отец. – Нужно лишь время.

Прежде чем отправиться спать вслед за женщинами, Йёргенсен вышел на улицу с Гарри под предлогом того, что нужно починить ограду курятника, потому что днём Гарри заметил поблизости койота. Они говорили на простом языке, принятом в той среде в те времена. Говорили о быках и лошадях, о преимуществах бревенчатых домов над домами из бруса, о том, что нужно наточить лемехи, прежде чем Гарри утром продолжит пахать. Но он безошибочно чувствовал, что Йёргенсен будет скучать по нему, возясь с тем, кого Троелс привезёт взамен.