Глава 17

Троелс прибыл в точности в тот день, как пообещал. Явился дьявол за душой, пробурчал Йёргенсен, когда, сопровождаемые лаем собаки, все собрались в саду посмотреть, кого он притащил на этот раз. Новый наёмный работник казался совсем школьником, тогда как Гарри в сравнении с ним выглядел возмужавшим и закалённым, что не укрылось от внимания Троелса; выпрыгнув из двуколки, он пожал руки Йёргенсену и Гарри и сказал:

– Ты сделал из него мужчину!

– Поживи тут пару месяцев, – пробормотал Йёргенсен себе под нос, пока Троелс обнимался с женщинами, – я и из тебя сделаю.

Гарри понимал, что ему совсем не обязательно ехать с Троелсом. Он знал, что может и без его помощи найти себе хороший клочок земли и начать новую самостоятельную жизнь. Но в такой большой стране, предлагающей столько возможностей, ему казалось лучшим решением послушаться совета опытного путешественника.

– Он с этого свою выгоду поимеет, – предупредил Йёргенсен, но сложно было понять, какую выгоду может поиметь Троелс с того, что ему помогает. По очевидным негласным причинам он, конечно, предпочёл бы добраться с Троелсом до поезда в Мус-Джо и поехать в другом направлении. Когда в полнолуние ему не спалось, он бо´льшую часть ночи представлял себе шаблонные, но убедительные сцены мести, как он оставит его одного на платформе и умчится прочь, навстречу свободе и неизвестности. А потом он засыпал и видел постыдные сны о своём мучителе.

Теперь Троелс стоял перед ним, ничуть не изменившись, если не считать маленького шрама на виске, такой же высокий и безжалостный, каким Гарри его запомнил, так что Гарри почувствовал, как время резко отлетело назад, и вновь увидел себя жалким новичком. В присутствии Троелса его воля и полученный опыт куда-то делись, и он опять стал неловким англичанином, послушно идущим, куда его ведут, будто Троелс был хозяином с плёткой в руке, а Гарри – его собакой.

Проведя целый год со скромными, неприхотливыми Йёргенсенами, среди их скудных разговоров, среди запахов навоза и коров, среди оград и канав, Гарри видел в Троелсе, огромном, немногословном, хорошо одетом, смотрящем прямо в душу, жестокого бога во всём его очаровании, и улыбка, которой он удостоил Гарри, была как луч солнца, выглянувшего в мокрый февральский день.

Новичок выбрался из двуколки. При нём был только маленький парусиновый мешок с вещами.

– Путешествуешь налегке, не то что я, – сказал ему Гарри, но тот лишь уставился на него, ничего не ответив. Гарри, к своему удивлению, лишь пожал плечами и отвернулся, вместо того чтобы мучительно пытаться вежливо выйти из ситуации.

Он вернулся в свою комнату и продолжил укладывать вещи. Половина так и не была распакована. Гарри увидел две стопки выстиранной и аккуратно выглаженной одежды, куда миссис Йёргенсен незаметно подложила несколько вещей мужа. На столе стоял глиняный кувшин с изумительным огуречным рассолом Анни; по её словам, он должен был скрасить диету из сусликов. Рядом лежал большой носовой платок, который Гуди усердно окантовывала вечера напролёт – Гарри и не знал, что для него! – с вышитой в уголке голубым шёлком буквой «Г», выглядывавшей из цветка, по всей видимости, изображавшего незабудку.

Вечер прошёл в суматохе. Обмен новостями и тот факт, что юный преемник Гарри оказался шведом, почти не знавшим английского, не дали Гарри возможности вступить в разговор. Ночью он постоянно просыпался оттого, что швед, занявший половину его маленькой кровати, ужасно храпел.

Утром Йёргенсен отправил новичка рубить и колоть дрова, а сам отвёз Гарри, Троелса и знаменитый чемодан на станцию в Мус-Джо. Отведя Гарри в уголок билетной кассы, битком набитой людьми, фермер вручил ему конверт с заработанными за год шестьюдесятью долларами, к которым прибавил ещё двадцать – «за то, что ты оказался лучше, чем я думал, и не заморочил голову моим девчонкам». Он посоветовал Гарри положить большую часть суммы в банк Баттлфорда, после того как он расплатится с департаментом земельных отношений, купит брёвна, плуг и лошадей.

– Там особо не на что тратить деньги, – сказал Йёргенсен. – Местные жители в основном меняются: за работу дают напрокат инструменты, за овёс – столбы для ограды, ну и так далее. Я тебе составил список, что понадобится в первую очередь. Я-то знаю, с чего начать, а Троелс не знает. Не забывай об этом, – пожав руку Гарри, фермер, кажется, впервые за год знакомства посмотрел ему в лицо. Бесцветные глаза казались яркими на круглом загорелом лице, и Гарри ощутил неловкое чувство, что его видят насквозь.

На карте железных дорог, которые возил с собой Троелс – для разных компаний, с которыми придётся путешествовать, – Баттлфорд находился не так уж далеко отсюда. Но карта не давала верного представления о размере территории и расстоянии, сильно сокращая части, чтобы поместились все станции. От Мус-Джо к Реджайне шли только поезда компании Гранд-Транк-Пасифик. Нужно было пересесть на Канадскую северную ветку и ехать до Саскатуна, где пришлось довольно долго ждать, пока можно будет покинуть вагон и пообедать. Дальше через Кларкс-Кроссинг направились в Уорман, где пришлось совершить пересадку и ждать поезда на запад, где находился железнодорожный узел, а потом ещё раз пересесть, чтобы ехать до Баттлфорда.

Из-за жёстких сидений и пересадок, вынуждавших постоянно доставать и вновь размещать багаж, эта поездка показалась Гарри дольше, чем путешествие из Галифакса год назад. Может быть, он сделался нетерпеливее и так привык к постоянной работе на свежем воздухе, что сидеть в вагоне столько времени теперь было просто невыносимо. К тому же сами вагоны были ещё хуже, чем те, переполненные, с печами и откидными полками, похожими на чайные подносы.

По железной дороге с роскошным названием Гранд-Транк-Пасифик поезд шёл так же, как и по любой пригородной железной дороге за пределами Ватерлоо, останавливаясь на каждой станции, представлявшими собой не более чем убогие остановки недавно основанных поселений. В отличие от вокзалов Реджайны и Саскатуна, на которых высились целые замки, здесь были только платформы, размеченные железнодорожными знаками; прибывшие выгружали свои пожитки из товарных вагонов и укладывали на повозки.

Троелс соскучился по разговорам и еде. Он не успел почтить своим присутствием прощальный обед, который устроила миссис Йёргенсен, – Гарри был уверен, что он предназначался для них обоих. Когда Троелс не разговаривал и не ел, то спал, навалившись всем телом на плечо Гарри. Его монолог, как обычно, был презрительной и хвастливой чепухой, и он не особенно интересовался, как Гарри провёл этот год, правильно полагая, что не особенно событийно, и лишь время от времени задавая ехидные вопросы: ну что, старик Йёргенсен сделал из тебя мужчину? Ну что, не женился на ком-нибудь из дочек?

Гарри интересно было узнать, что случилось с английскими щенками, плывшими с ними на корабле. Большинство, как и предсказывал Троелс, прекрасно проводило время за охотой, стрельбой и рыбалкой, даже не пытаясь делать вид, будто приехали сюда работать. Некоторые отбились от рук Троелса (за этой репликой следовало презрительное фырканье), некоторым повезло меньше других. Один насмерть замёрз зимой, пьяный свалившись с лошади, и пролежал в сугробе до тех пор, пока его уже с оттепелью не обнаружили полусъеденного. Другой, к удивлению всех остальных, всерьёз взялся возделывать свои сто шестьдесят акров и уже поставил изгородь, но его сбили с пути холод, пьянство и ласки местной падшей женщины.

– Так что ты, мой друг, получишь прекрасный клочок земли, – сказал Троелс.

Юный англичанин так быстро сдался – вынужден был сдаться – и так нуждался в деньгах, поскольку семья от него отвернулась из-за краснокожей любовницы, что готов был на сделку, если только Гарри оплатит стоимость изгороди. Труд не в счёт, с усмешкой добавил Троелс.

Вообще многие несостоявшиеся фермеры отказались от своей земли и решили перебраться через южную границу, надеясь, что в американских прериях условия будут лучше; однако нашлось много желающих занять их места, и, как всегда, оттепель обещала новых прибывших. В бесконечных очередях возле службы земельных отношений разыгрывались отвратительные сцены: например, человек мог простоять там целый день, никем не замеченный, только чтобы, вернувшись сюда на следующий день, обнаружить, что его место уже занято.

Чтобы подать заявку, требовалось личное присутствие. Никаких ставленников и агентов не допускалось (при этих словах Троелс скорчил рожу), так что, если человек был слишком робким, слабым или его просто отпихнули, он получал совсем не тот участок земли, какой хотел. Особенно плохо приходилось братьям или, скажем, жителям одной украинской деревни, которые хотели объединить свои территории. Ходила легенда о худосочном юнце, почти мальчике, то и дело терявшем своё место в очереди, пока не явились пятеро его громадных братьев и в прямом смысле не забросили его под дверь компании через головы толпившихся.

Прибыв в Норт-Баттлфорд, Гарри уже валился с ног от усталости, хотя ещё и пяти не было. Удостоверившись, что на станции приглядят за чемоданом, он, к удивлению своему, понял, что ради сна готов проявить решительность. Взяв небольшую сумку с вещами, он направился в ближайшую гостиницу, где очень насмешил Троелса своим серьёзным видом, заказывая номер. Они договорились встретиться за завтраком.

Комнату ему отвели крошечную – втиснулась лишь кровать да умывальник у изголовья. Он умылся, выпил два стакана ледяной воды – Йёргенсены щедро угостили его солёным сыром и огурцами – и едва нашёл в себе силы, чтобы раздеться до рубашки и панталон, прежде чем рухнуть в постель. После того как он целый год проспал на кое-как сколоченных ящиках для яблок, она показалась ему роскошным ложем в отеле «Ритц».

Привыкнув к ранним вставаниям, он, как всегда, проснулся в пять утра, но, вспомнив, где находится, немного расслабился. Достав из кармана пиджака конверт с заработанными деньгами, он вынул оттуда записку Йёргенсена и прочитал:

Важнее всего – жильё. Даже важнее еды. Тебе нужна круглая палатка, лучше с заслонкой дымохода, и простая печь. Спички. Хороший нож. Сковорода (есть можешь прямо из неё). Не забывай заслонять дымоход перед сном, а то… (здесь он пару раз попытался без ошибок написать «задохнёшься», зачеркнул и вывел «помрёшь). Не возись с землянкой, если земля не особо каменистая. Выкопай подвал на случай шторма или пожара и чтобы хранить всё нужное, и построй дом из бруса, если денег хватит. Землянки – для крестьян, а ты в такой и месяца не протянешь.

В поезде Троелс обратил внимание Гарри на то, что местные землянки – новее, чем в Мус-Джо. Представлявшие собой обложенные четырёхугольниками дёрна деревянный каркас и, в лучшем случае, оконные рамы, эти выбеленные дома были более-менее тёплыми, если их проклеить бумагой. Они годились, чтобы защитить от ветра и снега, но, по словам Троелса, там шёл дождь, когда на улице уже кончился.

В ожидании своего компаньона Гарри сходил на почту, отправил Филлис открытку с буйволом и индейцами. Когда он вернулся, Троелс был в отличном незлобном настроении и сразу же сообщил, что ночь провёл у женщины.

– Блондинка, немка, мягкая, как пуховая перина, и очень любит свою работу!

Она пробудила в нём аппетит к кусочкам свинины и яичницы и, по всему судя, к делам тоже.

– Надо быстро переговорить с нашим приятелем, даже если придётся вытащить его из постели, – сказал он. – Такой дохляк мог и другим пообещать то же самое.

– А как быть… с его дамой сердца? Что, если он на ней женился?

– Он, конечно, дохляк и лентяй, но не полный идиот. Да, – Троелс повернулся к официанту, – ещё кофе. Ещё! Мы должны отвести его в земельный комитет, прежде чем он передумает, Гарри, и удостовериться, что сразу же за ним туда придёшь ты.

– Троелс.

– Гарри? – датчанин повернулся к нему и, допивая кофе, смерил выжидающим и вместе с тем озорным взглядом.

В обеденном зале было множество мужчин, шумно обсуждавших что-то. Гарри подумал – интересно, много ли здесь тех, кто собирается заняться тем же, чем и он, по сути, его соперников.

– Почему ты мне помогаешь? – спросил он.

– Потому что ты мне нравишься и я в тебя верю.

– Прости за бестактность, но… ты получишь с этого какую-то выгоду? Может быть, процент с продаж?

– Ах, процент? Его я получу у Варко, когда ты заплатишь ему за изгородь. Бо´льшая часть денег перейдёт мне.

– Вот как. – И всё же Гарри недоумевал: – Но если земля такая хорошая, почему ты не хочешь взять её себе?

– Я не фермер, Гарри. Я деловой человек. Да, да, спать под неописуемыми звёздами, охотиться на уток, скакать верхом по прериям – всё это прекрасно, своего рода приключение, но вот остальное: ставить изгороди, пахать день за днём эту чудовищную землю, смотреть, как растёт пшеница, смотреть, как её жрут жуки и суслики, как её бьёт дождь и сжигает огонь, – это не для меня. Зато я знаю, что земля, хорошая земля – отличное вложение средств. Когда пройдут три года и земля станет твоей – если ты не вышибешь себе мозги, не замёрзнешь насмерть в своей конуре и тебя не сожрут медведи, – если ты решишь, что это не твоё, можешь продать её мне. Как тебе такой вариант?

– Идёт.

Они пожали друг другу руки через маленький стол.

– Может, к тому времени я решу остепениться, – прибавил Троелс и рассмеялся над этой мыслью.

Варко жил не в отеле, не в меблированной комнате, даже не в одном из маленьких, низких деревянных домов, сбившихся в кучу на застроенных участках, а где-то среди бескрайнего моря грязи, в очевидной глуши по ту сторону рельсовых путей; когда Гарри и Троелс шли к нему, худосочные дети таращились на них, выглядывая из раззявленных ртов лачуг и палаток. Троелс остановился у деревянного сарая, который на родине Гарри мог бы сгодиться для хранения газонокосилки, инвентаря для тенниса или крокета. Из того, что, по всей видимости, служило окном, торчала почерневшая жестяная дымовая труба, а оставшееся пространство затыкали связанные в тюки мешки. Когда Троелс постучал в дверь со свойственной ему энергичностью, Гарри сама собой пришла на ум сказка про трёх поросят и волка.

Краснокожая женщина, отворившая им дверь, была бесконечно далека от соблазнительного образа, явно сложившегося у почтенного семейства Варко. На ней был мужской габардин, затянутый толстым кожаным ремнём, а ту часть ног, что торчала из-под заляпанной грязью юбки, скрывали шерстяные носки ненамного чище. Лишь когда она повернулась, чтобы крикнуть: «Варко, к тебе пришли!» – и продемонстрировала целый водопад ослепительно чёрных волос, ниспадавших до лопаток, а также, благодаря оторвавшимся пуговицам кофты, хорошо прилегавший к телу корсет, стало понятно, как она может приворожить мужчину. Пока гости ждали, она не сводила с них глаз, и Гарри ощущал исходившую от неё властность.

Поскольку она отвернулась от двери, чтобы позвать Варко, Гарри предположил, что хозяин находится в лачуге, может быть, ещё лежит в кровати, и удивился, увидев его на улице. В руках он держал охапку отходов древесины: обломки ящиков, обрезки брёвен. При виде Троелса он бросил деревяшки под дверь, вытер руки об одежду и сказал женщине:

– Я пойду с ними.

Сняв с гвоздя шляпу, неулыбчивое подобие верной супруги протянуло её Варко. Ещё раз смерив Гарри обжигающим взглядом, женщина захлопнула дверь.

Познакомив мужчин, дождавшись, пока они пожмут друг другу руки, Троелс повёл компанию в земельный комитет, где уже выстроилась очередь.

– Помни, – сказал он Гарри, – пока мы тут, ни слова о делах. Повсюду полно сукиных детей.

Варко опасности не представлял – разве что опасность заразиться. Дважды по пути в город он вынужден был остановиться из-за жестокого кашля, сотрясавшего всё его тело и пятнавшего кровью грязный носовой платок. Из того небольшого, дёрганого рассказа, что он вёл по дороге, стало ясно, что в Канаду он поехал после недолгой, но убийственной службы в кавалерийском полку отца. Он был моложе Гарри, может быть, даже моложе Джека, но выглядел лет на десять старше. Судя по акценту, по хорошим манерам, дававшимся ему без труда, по простодушному, радостному удивлению, с которым он услышал речь Гарри, он мог быть одним из английских щенков Троелса. Но даже если бы его как следует отмыли, сводили в парикмахерскую на Джермин-стрит и избавили от клочковатой, торчащей в разные стороны бороды, всё равно было бы видно, как страшно на него подействовали тяжёлая жизнь и болезнь. Вежливая речь, редкие проблески безукоризненного английского – всё это были лишь последние подёргивания отрубленной конечности. Гарри, конечно, вряд ли рисковал попасть в когти местной женщины или стать жертвой алкоголя и морфина, но вид развалины, некогда бывшей человеком, всё же не мог не восприниматься им как ужасное предупреждение о том, во что он здесь может превратиться.

Словно прочитав мысли Гарри, Варко внезапно сжал его руку.

– Слушай, старик, ты точно этого хочешь? – спросил он. – Не похож ты на любителя такого вот.

– Может, мне стоит отрастить бороду, – предположил Гарри, стараясь шуткой сгладить неловкость. – Я работал на ферме в Мус-Джо целый год. Мне понравилось.

– Но, бьюсь об заклад, ты там был не один. Тут ужас до чего тоскливо.

– Думаю, я справлюсь.

Варко снова сотряс приступ кашля, заставивший мужчин в очереди отступить назад, так что вскоре он уже вошёл в дверь земельного комитета, а вслед за ним вошёл и Гарри.

Ему казалось, будто он сам работает в земельном комитете, с такой лёгкостью он подписал своё согласие на получение той земли, от которой только что официально отказался Варко, с такой опрометчивостью подписал себе приговор – работать три года на ста шестидесяти акрах, какие видел только на бесполезной карте. Большинство мужчин, прежде чем решиться, целыми днями объезжали территории, рассматривая все возможности, прежде чем наконец заверить на бумаге свой выбор. Или, может быть, он поступил правильно? Вдруг и в самом деле хороших участков осталось так мало, даже на такой бескрайней территории, что только безумец может упустить счастливую возможность? Иначе почему здесь толпится столько народу? Он вновь вспомнил пристальный взгляд чернильных глаз краснокожей женщины. Сколько денег из тех, что Гарри заплатит за изгородь, заберёт себе Троелс и хватит ли им остатка хотя бы на еду? Может быть, ему стоит купить несчастному по крайней мере билет до Галифакса?

– У вас какие-то проблемы? – служащий земельного комитета быстро привёл Гарри в чувство. Поспешно извинившись, он подписал контракт на следующие три года жизни, получив взамен бесценный листок бумаги с координатами своего нового дома: СВ 23-43-25-В3. Он пожал руку клерку, ошарашенно посмотревшему на него – возможно, этот жест был неуместен, – и вышел на улицу, где Троелс поздравил его с приобретением и повёл за покупками. Варко уже исчез.

– Я ему заплатил, – небрежно сказал Троелс. – Деньги отдашь мне. Он просил передать, что желает тебе удачи.

– Думаешь, он поедет домой? – спросил Гарри. Троелс рассмеялся и ничего не ответил.

На вокзале Гарри ожидал громоздкий багаж, но, кроме складной кровати, каучуковой ванны, ружья, одеял и книг, он представлял собой преимущественно одежду. Место под красноречивым названием Винтер, ближайшая к новому дому станция, находилось в пятнадцати остановках на поезде Гранд-Транк-Пасифик, но на лошади, в телеге, до него пришлось добираться два дня.

У индейцев, торговавших всем необходимым, он купил двух лошадей – не бешеных полудиких скакунов, на владельцев которых завистливо смотрел в начале своего путешествия, а крепких сестричек, больше напоминавших породу суффолк, чем чистокровных животных. Словно в доказательство этого торговцы в придачу всучили ему подержанную телегу, поменьше, чем обычные повозки, но достаточно большую, чтобы разместить багаж. Экипированный, довольный возможностью не идти пешком, а ехать, он отправился на телеге в сельскохозяйственный магазин широкого применения, где, помня советы Йёргенсена, приобрёл большую палатку, способную вместить чемодан и раскладную кровать и при этом оставить возможность по ней перемешаться. В ней было отверстие, явно предназначенное для маленькой трубы дымохода, который он купил следом. Взволнованный возможностью тратить деньги после целого года жёстких ограничений, он купил инструменты: косу, точильный камень, мотыгу, заступ, лопату, топор и простой ходовой плуг, максимально приближенный к тому, что был у Йёргенсена. Потом, когда Троелс, которому всё это наскучило, пошёл за пивом, ветчиной, хлебом и сыром, Гарри купил мешок овса для лошадей и, что важнее всего, флягу для воды. Потом сковороду, острый нож и, поскольку, невзирая на совет Йёргенсена, не смог представить, как будет есть с лезвия ножа, вилку с рукояткой слоновой кости. А ещё, поскольку есть прямо из сковороды было бы слишком грустно и поскольку – кто знает! – у него могла появиться компания, он купил вторую миску, две белых эмалированных миски и две кружки.

– Хотите к этому скатерть? – спросил продавец и получил в ответ достойный взгляд истинного англичанина. Во всяком случае, Гарри надеялся, что вышло именно так.

Он вовремя вспомнил, что нужно прибавить к покупкам хорошей длины верёвку, и чтобы закрепить палатку на возу, и чтобы приучать к узде лошадей, а также молоток, чтобы вбивать колышки для палатки, и две коробки патронов. К тому времени как всё это было куплено и уложено на телегу, вернулся Троелс в отличном настроении, обрадованный покупкой провизии, как мальчик-переросток, собиравшийся на пикник. Он пообщался с местным населением, и ему расписали, как добраться до Винтера, на клочке коричневой бумаги, в которую был завёрнут сыр.