Глава 9

К понедельнику Северин нашла еще один способ заявить о своем присутствии – газеты. Ее случай произвел во Франции волны, достойные нескольких дюймов колонки европейских новостей в «Телеграфе». Кстати, делу придана легкая политическая окраска, которая мне не совсем понятна – я не большой знаток французской внешней и внутренней политики за последние десять лет. Кстати, еще одна зияющая дыра в моем образовании. В газете даже опубликовано фото Северин. Впрочем, удивляться нечему: в бикини – а на фото она в бикини – Северин смотрится очень даже фотогенично. Она с равнодушным видом лежит на черно-белом шезлонге, глядя в объектив, и ее совершенно не заботит, что со всех сторон ее окружают слова, которые пытаются воспроизвести ее жизнь и смерть, и тот хаос, который они оставили после себя.

Кстати, фирма «Ченнинг и Ко» тоже засветилась в прессе. В офис, размахивая газетой, входит Пол, сегодня являющий собой идеальный шторм, сочетание прекрасно сшитого костюма, энергии и энтузиазма. Он подтягивает к себе свой график деловых встреч, я же беру у него газету и читаю. Статья хорошая. «Хотя фирма “Ченнинг и Ко”, во главе с Кейт Ченнинг, создана совсем недавно, она располагает опытным штатом сотрудников, которые многим дадут сто очков вперед».

– После такой статьи я снова могу взяться за Кэтфилдсов, – говорит Пол. – Тем более что они не ответили категоричным отказом. Попробую их, а затем Уинтерсонов. Мне тут по секрету рассказали, что в «БиПи» по этому поводу созывали специальный военный совет. – Пол захлебывается от энтузиазма. Наша победа, одержанная над фирмой «Хафт и Вейл», вдохнула в него энергии с огромным избытком. Со стороны может показаться, будто он страдает биполярным расстройством.

Я кладу газету на стол, рядом с Северин. Одна статья, где я названа по имени, другая – где я всего лишь «одна из компании англичан, отдыхавших тогда на соседней ферме», которые «теперь помогают полиции в расследовании». Две совершенно разные статьи. Северин продолжает смотреть на меня с шезлонга, и я не могу думать ни о чем другом.

Мне нужен адвокат. Что должно быть довольно смешно, потому что я – хедхантер кадров для юридических фирм. Вот только мне ничуть не смешно. Потому что мне действительно нужен адвокат.

И снова Модан.

Он ждет меня, когда я выхожу из кафе со стаканчиком кофе в руке и бутербродами в сумке. Заметив его рядом с фонарным столбом, я останавливаюсь в дверях.

– Bonjour, – здоровается он со мной, сопровождая слова кивком.

Я вздыхаю и подхожу к нему.

– Bonjour. Боюсь, у меня сегодня не найдется для вас времени. – К тому же у меня пока нет адвоката.

Он пожимает плечами и шагает рядом со мной.

– Всего несколько минут.

– Боюсь, что у меня нет даже их.

– Тогда я могу говорить, а вы будете кушать свой ланч и слушать.

Я возвращаюсь к себе в офис, но тут до меня доходит, что он, по всей видимости, последует туда за мной. Мне же меньше всего хочется, чтобы Пол и Джулия лицезрели обаятельного Алена Модана и слышали его такие невинные на первый взгляд вопросы, какие он мне непременно задаст. Я останавливаюсь и смотрю на него. Он наклоняет голову и улыбается своей самой подкупающей улыбкой. Глубокие морщины на его длинном лице образуют идеальную рамку для его рта.

– Хорошо. Я вас выслушаю. – Я сворачиваю к ближайшему скверику, где наверняка найдется стоящая на солнце скамейка, при условии, что будет само солнце. Сегодня довольно тепло, так что можно перекусить и на улице.

Скамейка, на мое счастье, пуста. Я осторожно шагаю по булыжнику со стаканчиком кофе в руке, что отнюдь не легко, когда ты на каблуках. Тем не менее я без приключений добираюсь до цели и, поставив стаканчик с кофе на подлокотник скамейки, сажусь на ее краешек. Модан тоже садится на другом ее конце и кладет руки на спинку. Внезапно из-за туч выглядывает солнце. Он закрывает глаза и откидывает голову назад, подставляя лицо его лучам. Сегодня у него под пиджаком бледно-розовая рубашка и серебристый галстук; это смотрится стильно и идет ему. Подозреваю, с каким ужасом он смотрит на мою одежду: платью уже как минимум два года. Но, по крайней мере, на мне дизайнерские туфли-лодочки.

– Alors, – говорит Модан, выпрямляясь и принимая деловой вид. Я не обращаю на него внимания и вытаскиваю сэндвич с курицей. – Итак, как было обещано, я буду говорить. У нас есть ответ на вопрос, когда был засыпан колодец. – Модан выжидающе смотрит на меня. Я помню, что мне не положено этого знать, и вопросительно поднимаю брови, одновременно впиваясь зубами в сэндвич. – В субботу шестнадцатого числа.

Иногда полезно иметь набитый рот. Это дает мне время подумать. О том, что сказать, как сказать или же сказать ли что-то вообще.

– Раньше вы говорили про пятницу. Теперь про субботу, – замечаю я, прожевав кусок. – Откуда у вас такая уверенность, что на этот раз вы правы?

Он наклоняет голову: этакое молчаливое touché.

Согласие с моими словами.

– По документам это действительно было в пятницу, но месье Касто – тот, который младший брат, – утверждает, что это была суббота. Он помнит, что к нему из города неожиданно приехала подружка, и они с ней… – Модан красноречиво разводит руками. – Он вернулся в субботу, чтобы закончить работу. – Смотрит на меня, явно ожидая, что я скажу. Но я отправляю в рот очередной кусок сэндвича, и полицейский кисло кривит губы. – Он указал в документах пятницу, потому что так было записано в договоре, а за выполненную в срок работу ему полагалась премия. В пятницу. Вам понятно?

Мне понятно, почему Модан верит месье Касто-младшему. Даже я верю, хотя слышу это не из первых уст.

– И теперь отец Тео потребует, чтобы он вернул премию? – шутливо спрашиваю я.

Модан усмехается:

– Вряд ли для него это является приоритетом: – Последнее слово он произносит с сильным французским акцентом.

Я отправляю в рот очередной кусок и задумчиво жую. Суббота. День, когда мы уехали. Модан снова подставляет лицо солнцу. Прожевав и проглотив кусок, я пытаюсь подтолкнуть наш разговор дальше:

– А во сколько в субботу?

Модан явно ждал мой вопрос. Для него это игра, и он – мастер по ее части. Француз вновь наклоняет голову вперед и несколько раз моргает.

– Он точно не помнит, однако считает, что где-то ближе к полудню.

Ближе к полудню. Северин вполне могла вернуться с автовокзала, и… Что «и»? Стать жертвой убийцы или нескольких убийц, засунувших ее в колодец? У меня перехватывает дыхание. Это не игра. И мне не хочется в нее играть. Сэндвич с курицей внезапно не лезет мне в рот.

– Надеюсь, вы рассматривали в качестве подозреваемого месье Касто, – выпаливаю я, – младшего или старшего.

– Bien sûr. Разумеется. – Модан хмуро сжимает губы и наклоняет голову то так, то этак, как будто пытается взглянуть на что-то под разным углом. – Но они… не подходят.

– Как и мы.

Я даже не прячу своего раздражения. Модан пожимает одним плечом. Я встаю, чтобы выкинуть остатки сэндвича в ближайшую урну, злая на себя и на Модана. У меня нет адвоката. Я не должна сидеть здесь с ним. Я беру сумочку и картонный стаканчик с кофе.

Француз наблюдает за моими сборами, однако сам не встает. Его длинные руки лежат вдоль спинки скамьи. Не полицейский, а этакое воплощение спокойной элегантности.

– Не доверяйте незнакомцам, – задумчиво произносит он. – Кажется, вы так говорите, n’est-ce pas? И учите этому в школе детей? Что же касается убийств, то чаще всего… это bof, полная чушь. Чаще всего убийца в вашем доме, или на вашей улице, или он ваш коллега. Он рядом. И вы хорошо его знаете.

– Спасибо, что просветили, – нарочито вежливо говорю я. – На этой бодрой ноте я должна вернуться на работу и провести остаток дня, опасаясь своих коллег и соседей.

– Ха! – Похоже, ему действительно смешно, так как его длинное лицо расщепляет улыбка. – Желаю вам приятно провести остаток дня.

Увы, остаток дня трудно назвать приятным. Дел по горло, так что мне не приходится маяться бездельем. В иной ситуации это был бы вполне обычный остаток рабочего дня, но только не в этом мире, не после этих событий. Когда надо мной нависла тень Модана, а призрак Северин порхает по моему офису, как у себя дома.

Звонит Каро. Я прошу Джулию принять сообщение. Каро звонит или по поводу вечеринки в честь возвращения Себа, или чтобы накачать меня информацией. Скорее всего, и то, и другое. У меня же нет сил ни для чего.

После работы я встречаюсь с Ларой в баре. Идет расследование или нет, это не повод избегать лучшую подругу. Я вообще не помню, было ли когда-нибудь так, чтобы я нарочно что-то скрывала от Лары. Себ переспал с Северин. Эти слова бьются внутри меня в поисках выхода. Они буквально рвутся наружу, но я загоняю их обратно. И тогда они оседают тяжелым грузом у меня в животе.

Однако Лара, похоже, ничего не замечает – она усиленно хранит собственные секреты. Не спрашивает меня, видела ли я Модана. Вообще не задает ни единого вопроса о ходе расследования. Наоборот, всеми силами старается обойти эту тему стороной. Мне же интересно, встречалась она с ним или хотя бы разговаривала по телефону. И воплотили ли они в жизнь то, о чем перешептывались в аэропорту. Мы болтаем с ней о всякой ерунде, и груз в моем животе делается все тяжелее.

– Мне позвонила Каро, – внезапно сообщает Лара и брезгливо морщит свой хорошенький носик. – Она уже запланировала вечеринку в честь возвращения Себа на четверг. – С мольбой в глазах смотрит на меня: – Ты ведь придешь? Ну пожалуйста…

Приду ли я? Если честно, таких планов у меня не было, но я подумаю.

– Думаю, да. – Все равно я рано или поздно встречу Себа. Так почему бы не пережить этот неприятный момент как можно быстрее?

– Отлично! Потому что без тебя там будет скучища. Каро силой вырвала у меня согласие. Думаю, в какой-то момент она наехала бы и на тебя. Ну, ты знаешь, – задумчиво добавляет Лара. – Хотя мне неприятно это признавать, но с ее стороны очень мило, что она все взяла на себя. Думаю, Себ будет искренне тронут. – Лара делает глоток вина и почти слово в слово повторяет вопрос, который Том задал мне в субботу: – Ты все еще переживаешь? После стольких лет?

Я смотрю на наши стаканы с вином. На стакане Лары с одной стороны виден яркий отпечаток ее помады. На моем – лишь намек на легкое прикосновение губ. Что представляется мне символичным, учитывая мое мрачное интроспективное настроение: нарочитый мотив, призванный проиллюстрировать, что мое существование в этом мире почти не оставляет после себя следов, как будто меня не было вообще.

– Не знаю, – отвечаю я, помолчав. В голове у меня возникает следующий вопрос Тома – почему, по-твоему, вы расстались? Я вижу глаза Себа, когда он сказал мне, что между нами все кончено, вижу, как он отводит взгляд в сторону. Тогда я подумала, что ему стыдно. Стыдно по сотне причин, но особенно по одной: что, несмотря на все его заверения, что социальное происхождение не играет роли, в конечном итоге он был вынужден признать, что предпочел кого-то из своего мира. Теперь же у меня иная гипотеза на этот счет, но я не собираюсь делиться ею с Ларой.

– Трудно сказать. Вообще-то я не видела его с тех пор, как он… как он бросил меня.

Лара делает большие глаза:

– Правда? Ни разу? Как такое может быть?

Я пожимаю плечами:

– Сначала я не хотела его видеть, затем заболел отец, и я на какое-то время застряла в Йоркшире. – У отца был рак поджелудочной железы. Я помню, как мне позвонила мать, помню безнадежность в ее голосе, когда она произнесла эти страшные слова, помню, как я первым же поездом вернулась домой. Как молча проплакала все три часа, пока сидела в вагоне на одиночном сиденье напротив багажной полки. К тому времени, когда приехала в больницу, я сама была бледна как смерть и выплакала все глаза. – В любом случае к тому моменту, когда я вернулась, банк отправил его работать в Сингапур или куда-то в этом роде.

– По-моему, в Гонконг. Том и Каро ездили к нему туда. – Лара делает глоток вина; губы оставляют на стакане очередной след ее присутствия на этой земле. – Да, если с тех пор ты ни разу его не видела, тебе трудно подвести черту под вашими отношениями.

Ее руки чертят вокруг последней фразы вереницу вопросительных знаков, а голос придает ей легкую американскую гнусавинку.

– Подвести черту, – повторяю я, подражая ей. – Подвести черту. – Делаю долгий глоток из моего стакана, затем произношу эти слова уже собственным голосом, катаю их во рту, пробую на вкус. – Подвести черту. – Я качаю головой: – Нет. Это полная бессмыслица.

Лара хихикает:

– Это в тебе говорит британский дух.

– Скорее, северный. Мы не улыбаемся и терпим, а только терпим и даже не думаем улыбаться.

– А мы, скандинавы, даже не терпим. Просто живем себе дальше.

Мы улыбаемся друг дружке, получаем удовольствие от легкости нашего общения, и груз в моем животе постепенно давит все меньше. Все будет хорошо, думаю я. Когда все это закончится, все будет хорошо.

Это чувство не покидает меня, пока я не сажусь в такси, чтобы ехать домой. Оказывается, Северин уже поджидает меня. Ощущение такое, как будто мне влепили пощечину. Или грубую оплеуху, чтобы я вернулась на землю. Я тотчас же прихожу в чувство. Все будет хорошо. Господи, какая избитая, затасканная фраза… Хорошо не будет. По крайней мере, не всем. И как только я умудрилась временно забыть, что уже давно не верю в счастливые концовки? Когда-то, с Себом, мои чувства по отношению нему, а его чувства ко мне (по крайней мере, мне хотелось в это верить) напоминали морской прилив, который держал меня на плаву, помогая преодолевать любые преграды. Когда же приливная волна внезапно покатилась назад, неизбежное крушение разнесло мою жизнь вдребезги, тем более что я должна была это предвидеть. Впрочем, я и предвидела. Оксфорд дал мне не только академическое образование. Например, я узнала, что свои тянутся к своим. С умной, искренней девушкой из простой семьи можно весело провести время, но во внутреннее святилище мира, в котором обитают Себы, их никогда не допустят. И тем не менее, даже зная это, даже имея все доказательства того, что я заблуждаюсь, я позволила себе уверовать в то, что наши отношения будут иными, что все будет хорошо.

Слава богу, я уже не прежняя наивная дурочка. Я не позволю обмануть себя во второй раз. Мне срочно требуется адвокат.

– В восемь часов, – настойчиво говорит в трубку Каро. – Знаю, тебе будет нелегко, но я не потерплю никаких отговорок, тем более в последний момент. Тем более что в «Бордерелло» не так-то просто получить столик. – Тон ее голоса представляет собой нарочитую смесь легкомысленной игривости и сочувствия. Но Каро не такая. Не в ее привычках сплетничать, сочувствовать и сострадать. Под видом искрящихся остроумием реплик обычно скрываются понукание и пинки.

– Разумеется, я приду, – спокойно отвечаю я. – Более того, с нетерпением жду этого дня. – На какой-то миг меня посещает мысль: а не появиться ли мне там под руку с любящим Адонисом? Вот только где его взять… Тем более за такое короткое время… Ладно, приду, хотя бы ради Лары и Тома. Фокус с Адонисом был бы слишком очевидным.

– Как здорово вновь собраться старой компанией, – бодро заявляет Каро. – Как в старые добрые времена. – Старые добрые времена. При этой мысли я вздрагиваю. Наверняка мои старые добрые времена и старые добрые времена Каро – это совершенно разные вещи. Пока я пытаюсь удалить из потенциального ответа иронию, она продолжает гнуть свою линию: – В последние дни я только об этом и говорю. А все виновато это расследование. Модан все никак не может угомониться и продолжает задавать вопросы… Кстати, ты его тоже видела?

– Мельком. Он зашел ко мне в понедельник, но я была слишком занята. Он провел у меня минут пять, не больше.

– А я совершила ошибку – уделила ему целых полчаса. Сама не знаю зачем. Он лишь пытался выяснить, кто с кем спал и спал ли кто с Северин.

– Уж точно не я, – легкомысленно говорю я. – Девушки меня никогда не интересовали. А тебя?

Каро смеется – похоже даже, что искренне.

– И меня тоже нет. В этом плане я жуткая буржуазная ханжа. Но если серьезно: если кто-то с ней все-таки спал, это многое меняет.

– Это почему же? – спрашиваю я как можно более равнодушным тоном. Что, если она действительно в курсе про Себа и Северин и пытается выяснить, что известно мне? Знает ли она, что я знаю, что она знает, что…

– Думаю, это создает мотив – преступление страсти или что-то в этом роде. Господи, я рассуждаю, как следователь по уголовным делам… – Она смеется. – Согласись, мало приятного в том, что посторонний человек вроде этого Модана копается в наших запутанных любовных отношениях, – говорит Каро и тут же меняет тему: – В любом случае до вечера. В восемь часов в «Бордерелло».

– Хорошо, до встречи.

Я кладу телефон. В голове вертятся ее слова «в наших запутанных любовных отношениях». Я была с Себом. Лара – с Томом. Кроме измены Себа, где здесь запутанность? Если задуматься, Каро вообще не была с кем-либо. Почему тогда она говорит о «наших любовных отношениях»? Я запускаю программу, с помощью которой начисляю зарплату Джулии и Полу. Увы, мои мысли витают где-то совершенно в другом месте. Я закрываю программу и снова хватаю телефон.

– Привет, Кейт, – голос Тома звучит не слишком приветливо.

– Я не вовремя? – Смотрю на часы. Без десяти три. – Черт, извини… И правда не вовремя. – Опционы зарубежных бирж обычно завершаются в три часа.

– Да. Могу я потом тебе перезвонить?

– Конечно.

Он отвечает не сразу.

– У тебя всё в порядке?

– Да, все нормально. Перезвони мне потом. – Мой голос неестественно бодр.

– Оʼкей.

Я кладу свой мобильник и пару секунд таращусь на него. Затем, стряхнув с себя оцепенение, с мрачной решительностью запускаю программу расчета заработной платы. Я плохо знакома с этой программой, поэтому, чтобы достичь хоть каких-то успехов, должна сосредоточиться только на ней. Как ни странно, это меня успокаивает. Когда мой мобильник звонит снова, от неожиданности я даже вздрагиваю.

– Кейт? – Это Том. Реальный мир возвращается назад и на миг лишает меня дыхания. – Кейт? Ты меня слышишь? – спрашивает он.

– Да-да. Я здесь. Слушаю тебя.

– У тебя всё в порядке?

– Да. Вообще-то нет. Скажи, Себ спал с кем-то еще?

– Что? – Похоже, Том искренне растерян. – Это ты с чего взяла?

– Просто Каро обмолвилась, и я подумала… – Я чувствую, что обливаюсь холодным потом. Как же унизительно, что я вынуждена его об этом спрашивать! Унизительно даже просто задаваться таким вопросом. Со временем я буду зла на Себа, что он поставил меня в это унизительное положение, но в данный момент я готова сгореть со стыда.

– Погоди. Такие вещи лучше не обсуждать в зале, где ведутся торги. Я сейчас перейду к себе в кабинет… – Том умолкает. Мне слышны лишь какие-то приглушенные звуки, но затем в трубке вновь возникает его голос: – Давай, выкладывай.

– Просто я… Возможно, я неправильно ее поняла, но мне кажется, что Каро спала с Себом. Или с тобой, – добавляю, секунду подумав. Тео я даже не рассматриваю в качестве возможного кандидата.

– Я спал с Себом? – искренне недоумевает Том.

Я невольно усмехаюсь:

– С Каро, болван.

– Положа руку на сердце, я могу поклясться тебе, что ни разу не спал ни с Каро, ни с Себом. И не имею такого желания, – в его голосе слышатся теплые, шутливые нотки.

– А Себ? Я имею в виду, с Каро?

Его молчание говорит само за себя.

– Вряд ли, – наконец произносит он. Шутливых ноток я почему-то не слышу. – Мне кажется… Каро всегда была к нему неравнодушна. Да ты и сама это знаешь.

Пожалуй, он прав. Я всегда это знала.

– И?..

– Никаких «и». Думаю, это было безответное чувство. То есть он об этом знал, но этим все и заканчивалось. Ни о какой взаимности не могло быть даже речи. Учитывая, насколько близки были наши семьи, если он хотя бы раз трахнул ее, вышел бы скандал. – Иное дело я, девушка из простой, рядовой семьи, которую можно трахать, не опасаясь никаких скандалов. – По крайней мере, я так считаю, – добавляет Том. Меня же не отпускает впечатление, что он о чем-то задумался.

– Ты думаешь, он тебе сказал бы? Знаю, вы с ним близки, однако он не сказал тебе про Северин.

– Тоже верно. – Том шумно вздыхает. – В общем, не знаю, – с неохотой признается он. – Пока в его жизни не появилась ты, я бы сказал – да, он мне все рассказал бы. Но после… не знаю. – Меня так и подмывает спросить у него, что, собственно, изменилось. Однако я воздерживаюсь от вопроса. Вдруг он решит, что мне требуется подтверждение собственной значимости в жизни Себа, я же не хочу выглядеть в глазах Тома наивной и жалкой. – А зачем тебе это вообще?

– Не знаю. Просто я меня такое чувство… в общем, не знаю. Не знаю, что за фигня творилась в течение всей той недели. Модан задает мне вопросы, я же не могу ответить ни на один из них, потому что там все было не так, как я думала… и… и… – внезапно я готова разреветься.

– Эй, давай только без слез, – пытается успокоить меня голос Тома в трубке. – Всё в порядке.

– Неправда.

Он пару секунд молчит.

– Неужели? Послушай, давай сегодня встретимся где-нибудь перед рестораном. Выпьем и все хорошенько обсудим. Я мог бы приехать на Найтсбридж где-то около шести. Идет?

Я шумно втягиваю в себя воздух.

– Да. Хорошо. Спасибо. Извини, что докучаю тебе.

– Тебе не за что извиняться. Кстати, ты уже обзавелась адвокатом?

– Да, у меня на завтра назначена встреча.

– Отлично. – Похоже, Том искренне рад. – Увидимся в шесть.

Я кладу телефон и на пару секунд прижимаю к глазам ладони. Когда же снова поднимаю голову, то вижу, что Северин наблюдает за мной. В кои-то веки в ее взгляде нет никакой враждебности. Она просто смотрит на меня.

– Тебе больше некуда податься? – спрашиваю я у нее. Впервые я заговариваю с ней. Неудивительно, что она ничего мне не отвечает. Поэтому я отвечаю за нее: – Нет. Наверное, в данных обстоятельствах больше некуда.

В дверях, поправляя на переносице очки, появляется Джулия:

– Вы меня звали?

Я улыбаюсь и качаю головой:

– Нет, извини. Просто говорила сама с собой.

Но она уже возвращается на свое место, бросая через плечо:

– Между прочим, первый признак помешательства.

Эта мысль уже посещала и меня.