Глава 19

Каро.

Да, это Каро, но я на миг сбита с толку промелькнувшей рядом Северин, затем дверью, затем… кем? На какой-то миг это мог быть… Но нет, это Каро, в стильном темном пальто и еще более стильной шляпке, скрывающей ее пепельные волосы. Для блондинки у нее слишком темная кожа и брови. Поскольку ее светлые волосы скрыты шляпой, ее можно принять за брюнетку. Затем в глубине моего сознания шевелится Северин. Оказывается, это я смотрю на нее.

– Ну, так что? – говорит Каро. Стоило ей заговорить, как я понимаю: это точно она. Все иные предположения тотчас отметаются. Я стараюсь овладеть собой. Есть в ее глазах нечто, некое злорадное удовлетворение, что мгновенно заставляет меня насторожиться – вернее, насторожиться еще сильнее. – Так ты пригласишь меня войти или как?

– Вообще-то я не слишком хорошо себя чувствую. – Я приоткрыла дверь лишь на пару футов, чтобы не показаться грубой, но не настолько широко, чтобы ей войти. – Разве Джулия не предупредила тебя?

Скорее всего, предупредила, иначе бы в это время Каро ждала моего прихода к ней на работу.

– Предупредила. Но я решила, что сочетание вот этих вещей тебе наверняка поможет. – Она поднимает бутылку вина, пакетик «Лемсипа» и большую упаковку бумажных носовых платков.

– О, это так любезно с твоей стороны. – Ввиду щедрых подарков правила хорошего тона требуют, чтобы я открыла дверь шире. К тому же я дала себе обещание им следовать. – Входи!

Каро входит. Я беру у нее из рук подношения. Она тем временем снимает пальто и бордовую шляпку и с хищным прищуром осматривается по сторонам, буквально пожирая глазами даже самые незначительные мелочи, чтобы затем сложить их в кладовые своей памяти. Я тоже осматриваюсь, пытаясь взглянуть на вещи ее глазами. Вполне милая квартирка в доме георгианского стиля, небольшая, но уютная, с симпатичными старинными деталями, как, например, эркер. Впрочем, до шикарных апартаментов самой Каро ей как до небес. Или даже до квартиры Тома.

Том… Мысль о нем – это мой сладкий секрет, который никому не положено знать. В моей руке все еще зажата визитка флориста. Я тихонько сую ее в карман.

– Прекрасные цветы! – говорит Каро. – Тайный поклонник? – Она буквально впивается в меня взглядом, голодным и жадным. Но есть в ее глазах и что-то еще, что-то вроде злости. С другой стороны, с какой стати ей злиться на меня за то, что мне подарили цветы?

– Это вряд ли, – отвечаю я с беззаботной усмешкой.

– Нет? Тогда от кого же? – Ей непременно нужно знать правду.

– От одного довольного клиента… Ладно, давай, проходи в кухню, – быстро добавляю я, стыдясь собственной лжи. Все, что связано с Томом, для меня в новинку, и я не уверена, что умею это хорошо прятать. Я веду Каро за собой по квартире. Сказать, что я не рада ее вторжению в мое личное пространство, – значит не сказать ничего. От Северин тоже никакой помощи. Она идет следом за Каро на расстоянии примерно в полметра. Такой реальной, такой решительной я ее еще ни разу не видела.

– Чай? Кофе? – предлагаю я, но Каро с вожделением смотрит на бутылку вина, которую вручила мне и которую я поставила на кухонный стол. – Вина? – неохотно добавляю я, перехватив ее взгляд.

– Да, пожалуйста. У тебя, часом, не грипп?

Я нахожу стакан, вытаскиваю из ящика штопор и отвечаю:

– Похоже на то. Жутко ломит тело и болит голова. – Кстати, это чистая правда. Вернее, было правдой, пока не прибыли цветы и уровень эндорфинов в моей крови мгновенно взлетел. Впрочем, грипп тут вообще ни при чем. А что до цветов… Внезапно я вспоминаю. – Черт, ванна!

Пулей выскакиваю из кухни. Каро, растерянно разинув рот, остается стоять в кухне. Слава богу, ванна еще не наполнилась до краев, однако вода уже достигла уровня сливного отверстия, а сама ванная комната укутана облаком пара. Я быстро выключаю кран и с тоской смотрю на полную кипятка ванну. Может, мне повезет побыстрее избавиться от Каро и вода к тому времени еще не остынет окончательно… Но затем я замечаю на дне ванны Северин. Она одета и лежит совершенно неподвижно. Глаза закрыты, волосы лениво извиваются вокруг головы. Хотя я и привыкла постоянно видеть ее рядом с собой, этот новый ее образ гипнотизирует меня. А также наполняет ужасом. Затем она резко садится, мокрые волосы плотно прилипают к ее голове. Она открывает глаза и смотрит на меня. Я подавляю в себе негромкий крик.

И в это мгновение в моем мозгу как будто щелкает некий замок. Внезапно я точно знаю, что произошло во Франции десять лет назад. Пару мгновений стою, глядя на Северин, и в моем сознании постепенно возникает картина – подобно тому, как лепестки цветов разворачиваются с первыми лучами утреннего солнца… Да-да, все было именно так, и никак иначе… передо мной уменьшенный план фермы, вид сверху, как будто я заглядываю в кукольный домик. Вот крошечная версия меня самой в спальне, которую я делила с Себом. Вот мое заплаканное лицо, погруженное в спасительный сон. Вот спальня Тома и кукольных размеров Лара, которая дремлет в ворохе простыней, насквозь пропахших сексом. Вот в сарае, вырубившись, лежит Себ. Там же рядом с дверьми валяются брошенные кем-то грабли. Рядом с бассейном – фигурки Северин и Тома. Остается последний вопрос – где расположить Каро и Тео. Впрочем, ответ на него мне уже известен.

Увы, тотчас же возникает еще один вопрос: что мне со всем этим делать? А еще внутри меня нарастает холодный, ледяной страх. Но это другой страх; совсем не тот, с которым я жила последнее время. Тот был парализующим, унизительным. Он как будто делал меня меньше, чем я есть на самом деле. Этот новый страх холоден как сталь и столь же тверд, но он делает меня похожей на нее. Или же освобождает меня от наносных пластов, возвращая к тому, что всегда таилось под ними: к той Кейт, которая нравится мне больше всего: Кейт, которой не страшны никакие трудности, Кейт, готовой встретиться с ними лицом к лицу, готовой бросить им вызов.

Северин сидит в ванне, и вода стекает по ее длинным волосам. Черная туника намокла и прилипла к ее навечно идеальной груди. Она сидит и смотрит на меня, пока я размышляю, и строит планы; ее бесстрастные черные глаза, как всегда, пусты.

Я резко выхожу из ванной и крепко закрываю за собой дверь. В гостиной хватаю сумочку и на самом ее дне нахожу то, что мне нужно. Кладу это нечто в карман, рядом с визиткой флориста. Теперь все мои секреты надежно спрятаны в одном, темном и теплом, месте.

Возвращаюсь на кухню. Каро уже открыла бутылку вина и налила два стакана. Когда я вхожу, она вопросительно смотрит на меня.

– Извини, забыла закрыть кран. Когда ты позвонила, я набирала ванну, – говорю я не своим голосом, но, похоже, Каро этого не замечает. Кстати, Северин тоже решила составить нам компанию, и, слава богу, с нее больше не стекает вода. Она бродит по кухне. Раньше я не замечала за ней такой активности.

Каро снимает жакет от костюма и поворачивается, чтобы осторожно положить его на столешницу. Я замечаю, что на одной ноге у нее на чулке поехали петли – постепенно сужаясь от широкой дырки у самого края ее лакированных лодочек, стрелка тянется вверх, исчезая под подолом юбки. Знай она про это, тотчас бы пришла в ярость, ведь это трещина в ее броне. Впрочем, я думаю об этом без злорадства, хотя совсем недавно наверняка упивалась бы им. Я знаю, что прячется под ее лощеной поверхностью, и не могу заставить себя это развидеть.

Каро начинает с пустой, светской беседы – в основном разговор вращается вокруг кандидатов, которых мы пытаемся перетянуть в «Хафт и Вейл», но все равно это пустой светский разговор. Мы потягиваем вино и ходим вокруг друг друга словесными кругами. Так проходит минут пять. Даже десять. Мне непонятно, почему она тянет время. Мне стоит немалых усилий держать мою руку как можно дальше от темных, уютных секретов в моем кармане.

– Готова поспорить, тебе наверняка не дает покоя вопрос, что заставило меня неожиданно явиться к тебе под дверь, – говорит Каро с легкой усмешкой, усаживаясь на один из моих высоких табуретов. Наконец-то, думаю я. Моя рука незаметно скользит в карман, а затем столь же незаметно – обратно. Сама я при этом остаюсь стоять, прислонившись спиной к кухонному столу.

– Да.

– Это не столько имеет отношение к процессу отбора партнеров…

– Неужели?

– Вернее, имеет, но… дело в том, что у меня на работе стало известно про расследование… народ в курсе слухов, которые о нем ходят. Вернее, о тебе. Кто-то даже напрямую спросил у Гордона, и тот обмолвился, что я там тоже была… – По ее лицу мелькает тень раздражения. – Как бы там ни было… Кое-кто уже начал думать, что это слишком, что, если это будет меня отвлекать, мне будет крайне сложно с блеском пройти этот важный для меня период. – Каро закатывает глаза. – Но ведь это курам на смех. Я целиком и полностью сосредоточена на партнерстве. Однако с такими вещами очень трудно бороться. – На ее скулах проступают красные пятна. Она шумно выдыхает и затем, не осмеливаясь посмотреть мне в глаза, нехотя признается: – Меня хотят вычеркнуть из списка. Придержать мою кандидатуру до следующего года.

Я на миг лишаюсь дара речи. Хотя, если честно, есть в этом некая приятная, хотя и злобная, ирония. Если Каро действительно распускала обо мне слухи, то, похоже, она подорвалась на собственной мине. Несмотря на холодную сталь во мне, я предпочла бы ошибаться. Мне хочется, чтобы внутренние слои Каро были лучше, чем этот твердый, жестокий поверхностный слой. Я пытаюсь подобрать нейтральные слова:

– Понятно. Учитывая проблемы, с которыми, как я слышала, столкнулся Даррен Лукас, ты думала, что путь для тебя открыт…

– Именно, – тотчас соглашается Каро. – Это мой год. Мой. – Наконец она смотрит мне в глаза. Я поражена. Я не ожидала увидеть в ее взгляде столько отчаяния. Оно такое же сильное, как и холодный ужас где-то в глубине моего живота. – Меня не могут отодвинуть, – говорит она с тихой яростью в голосе. – Это мой год.

Ее слова тверды, весомы и окончательны. Я пару секунд беспомощно смотрю на нее, затем предпринимаю еще одну, обреченную на провал попытку.

– Каро, я знаю, что тебе неприятно это слышать, но ведь есть и другие юридические фирмы…

– Нет, – отрезает она. Для Каро существует лишь «Хафт и Вейл»: или партнерство, или ничего. За эти годы я насмотрелась на честолюбивых кандидатов. Всех их роднит эта непоколебимая целеустремленность, но в Каро она доведена до крайности. Она сидит передо мной, опустив голову. Я ловлю себя на том, что смотрю на нее в упор и, потягивая вино, пытаюсь разгадать ее мысли. Затем качаю головой и напоминаю себе, что у меня тоже есть план. И решать проблемы партнерства Каро в него не входит.

– Ты все еще общаешься с Марком Джефферсом? – как бы невзначай спрашиваю я, прерывая молчание.

Каро тотчас поднимает голову.

– Нет, – осторожно отвечает она. Но мне даже малой доли секунды достаточно, чтобы убедиться: я не ошиблась. Это она. Чтобы скрыть досаду, делаю глоток вина. – А почему ты спрашиваешь? – интересуется Каро с легким любопытством.

– Последнее время он только и делал, что распускал слухи по поводу этого расследования. В частности, о том, что некую Кейт Ченнинг вот-вот арестуют, – спокойно говорю я. – Даже мои перспективные клиенты интересовались у меня, правда ли это.

– Марк – мой старый знакомый, – глазом не моргнув, отвечает Каро. – Да, он жуткий болтун и сплетник, но я могу поговорить с ним, чтобы он не слишком чесал языком.

– Мне почему-то кажется, что ты уже говорила с ним. – Каро в упор смотрит на меня. Я замечаю в ее глазах лихорадочный блеск, как будто у нее температура, однако лицо ее остается каменным. – Он знал мое имя, хотя оно ни разу не упоминалось в газетах.

– Да это курам на смех! – возмущенно восклицает Каро. Надо отдать ей должное: она прекрасная актриса, и какая-то часть меня готова по достоинству оценить ее игру. – Какая лично мне от этого выгода?

Хороший вопрос. Я тоже не прочь это знать. Оставив ее вопрос без ответа, продолжаю:

– А теперь еще эта ситуация с Дарреном Лукасом… Да, он мощный соперник, но теперь и его имя запятнано. Причем благодаря твоим стараниям, и именно тогда, когда его карьера должна была пойти в гору. Просто удивительно, как все складывается в твою пользу…

Каро щурит глаза и поджимает губы – от них остается едва заметная тонкая линия.

– Довольно намеков. Если тебе есть что сказать, не юли, а говори напрямик, – цедит она сквозь зубы,

– Мне казалось, я уже сказала. – Я делаю глоток вина. Это «Совиньон блан», совсем не то, какое выбрала бы я сама. После него во рту остается неприятный привкус, явно не способствующий моим симпатиям. – Думаю, Даррен Лукас стоял у тебя на пути, и ты нашла способ устранить его. А теперь тебе нужно извлечь из этого максимальную выгоду, что, в свою очередь, означает: этому расследованию нужно положить конец.

Каро берет в руки бокал и, медленно повращав его содержимое, снова в упор смотрит на меня жадными, горящими глазами. В ее взгляде сквозит отчаяние.

– Я бы не советовала тебе разбрасываться обвинениями, которые ты не можешь доказать.

– Ты права. – Я убираю руку прежде, чем та скользнет в мой карман – потом, – и вместо этого тоже делаю глоток вина. – Да, я не могу этого доказать. Ладно, вернемся к нашему разговору. Ты пришла сюда просить меня о том, чтобы я взвалила всю вину на Тео.

Ее бокал на миг застывает на полпути к губам.

– Ты разговаривала с Алиной.

– Да, – подтверждаю я. Каро в очередной раз поражает меня своей догадливостью. Ее быстрый, изворотливый ум моментально все вычислил.

– В таком случае я не стану ничего отрицать. Я действительно пришла сюда, чтобы просить тебя взвалить всю вину на Тео. – Она пожимает плечами: – Собственно говоря, почему нет? Твоя фирма едва держится на плаву, а все из-за…

– С моей фирмой все в порядке.

– Неужели? – Каро недоверчиво выгибает бровь. В ней как будто что-то изменилось. Моя лобовая атака поначалу выбила ее из колеи, но теперь она вновь собрала себя в кулак. Я замечаю в ней некое напряжение, почти вибрацию, дрожь предвкушения. Ее глаза – лишь верхушка айсберга. Что же я пропустила? – А что, если «Хафт и Вейл» откажется от твоих услуг? Более того, я не удивлюсь, если «Стоклиз» последуют их примеру…

Ага, так вот что я упустила… Интересно, как давно Каро планировала этот удар? Похоже, она привыкла воспринимать жизнь как партию в шахматы: двигать по доске фигуры и, в случае чего, защищать свою позицию. Впрочем, не удивлюсь, если никакого изначального плана у нее не было; она просто хватается за возможность, когда та открывается ей. Я смотрю на нее, ожидая, когда меня охватит паника или отчаяние, но ничего не чувствую. Лишь твердый, холодный страх, неумолимо подталкивающий меня вперед. А потом откуда ни возьмись волной накатывается усталость. Страшная, сокрушающая усталость. Ноги не держат меня. Я вытаскиваю табурет и тяжело опускаюсь на него.

– У меня есть контракт…

– Там есть пункт, допускающий его расторжение по причине репутационного риска, – заявляет Каро. – Пунктик, конечно, спорный, но у тебя кончатся деньги еще до того, как ты попытаешься обжаловать наше решение в суде.

Она права, но признания своей правоты от меня не дождется. И я молчу. Каро же пристально смотрит на меня, затем позволяет себе ехидную улыбочку:

– В общем, да. Именно это я и хотела сказать – вали все на Тео.

– Нет! – наотрез отказываюсь я. Еще до моего озарения в ванной комнате я сказала бы то же самое. Будь здесь Том, он страшно разозлился бы на меня. Начал бы призывать меня отгрести назад, подумать о себе, о моей фирме… но нет. Я хочу быть выше этого. Я должна быть выше этого. По крайней мере, в глазах Тома я должна быть той Кейт, какая мне больше всего нравится. И я не позволю ему стать тем Томом, которого спустя некоторое время он сам будет по ночам стыдиться. Даже ради меня.

– Нет, – повторяю я.

– Нет, – задумчиво повторяет Каро и пожимает плечами. В вырезе джемпера видно, как движется кожа на ее костлявой грудине. Ни жиринки. У нее нет времени на излишества. – Я так и думала, что ты это скажешь. Хотя, если честно, мне не понятно почему. В конце концов, ведь это мог быть Тео, разве не так? В смысле, откуда нам знать?

– Откуда нам знать? – едва слышным шепотом вторю я. Мои веки слипаются. Мне стоит неимоверных усилий не закрыть глаза. Теперь моя очередь сделать ход. Именно этого я и ждала. Но даже когда меня посещает эта мысль, я понимаю: увы, слишком поздно. Мне трудно заставить себя произнести то, что я хочу сказать, не говоря уже о том, чтобы выстроить слова в логичный, убедительный аргумент. Что-то не так, со мной явно что-то не так, но у меня нет сил, чтобы понять, что именно…

– Кейт? Кто прислал тебе эти цветы, Кейт? – Ее голос звучит слишком громко, я заставляю себя приоткрыть веки. Похоже, она уже не в первый раз задает мне этот вопрос.

– Цветы? – глупо переспрашиваю, еле ворочая распухшим языком, и смотрю на Северин. Увы, похоже, помощи от нее ждать не приходится. Тогда я смотрю на свой бокал. Он почти пуст, но вряд ли всего один бокал вина заставил бы заплетаться мой язык. Голова такая тяжелая, что мне хочется положить ее на стол. Вместо этого я подпираю подбородок ладонями. Наверное, я все же заболеваю. Иначе чем объяснить эту странную сонливость…

– Посмотри на себя, – хладнокровно говорит Каро, решительно ставит свой бокал на стол и отодвигает табурет. – Ты всегда считала себя такой умной, не так ли, Кейт? Признайся, что да. Умница Кейт, которая всегда пыталась доказать окружающим, что она выше, лучше нас всех, потому что ходила в государственную школу. Никаких частных школ, никаких привилегий. Она всего достигла сама, своим умом и старанием. – Внезапно лицо Каро совсем рядом с моим, хотя я не помню, чтобы она подходила ко мне. Или я опять закрывала глаза? – Только теперь без разницы, умная ты или нет. Даже цветы и те теперь ровным счетом ничего не значат. Они не от клиента. Клиент прислал бы их тебе на работу. – Я качаю головой, не понимая, к чему она это, но Каро продолжает гнуть свою линию: – Они ведь от Себа, не так ли? Теперь он вернулся в Лондон, и ты пытаешься вновь заманить его в свои сети.

– От Себа?

Нет, что-то явно не так. Меня ведет в сторону. Но нет, я сижу у стола, а вот мир вокруг меня движется, крутится, как если б я была пьяна. Северин рядом со мной, в ней чувствуется некое напряжение. Я не могу понять выражение ее лица. С другой стороны, разве я когда-нибудь его понимала?

– Да, от Себа, – нетерпеливо повторяет Каро. – Ведь это он прислал тебе цветы, не так ли? – Теперь в ней чувствуется что-то еще. Острие рапиры, которое раньше было спрятано от посторонних глаз, теперь извлечено на свет, блестит и наносит колющие удары с невиданной ранее злобой. Каро как будто сбросила с себя плащ, под которым скрывался клинок. Зачем ей это? Что я пропустила?

С неимоверным усилием поворачиваю к ней голову. Остальная кухня представляет собой размытое пятно, но лицо Каро резкое, в фокусе.

– Нет, Каро, не он. – Он любит свою жену, по крайней мере, мне так кажется. Он ведь должен ее любить. Затем: о боже, что это происходит со мной?

– Чушь! – фыркает Каро. Это долго не продлится. – Она хмурится. – С какой стати ему посылать тебе цветы, когда мы с ним в отношениях?

Я разинув рот смотрю на нее.

– В отношениях? Разве ты не знаешь? Алина… – Я так и не произнесла того, что хотела сказать. Мне требуется слишком многое преодолеть, чтобы эти слова появились на свет; приложить огромные усилия, чтобы породить их, заставить работать мой рот и язык, задействовать дыхание. На этот раз я все же кладу голову на стол.

– Что Алина? – уточняет Каро, придвигаясь ко мне еще ближе, и наклоняет голову, чтобы та была на одном уровне с моей. Ее глаза так близко, что я замечаю одну странную вещь: их радужки совершенно лишены точек или переходов цвета, этакая сплошная внеземная голубизна. – Что там с Алиной?

– Она беременна, – косноязычно бормочу я и закрываю глаза. Спать, спать, думаю я. А затем: Нет-нет, только не спать. У меня есть план. Все не так. Что я пропустила? Приложив гомерическое усилие, открываю глаза. Лицо Каро по-прежнему передо мной. – Что ты со мной сделала? – шепчу я.

Но она пропускает мой вопрос мимо ушей.

– Беременна? – шипит Каро, явно отказываясь мне верить. – Не может быть. – В кои веки все ее мысли читаются на лице. Мне видно, как они стремительно носятся туда-сюда в поисках альтернативной правды. – Никогда не поверю.

И все же она верит. Я даже замечаю момент, когда это происходит… и это больно видеть. Внешняя оболочка спадает, обнажая скрытые под ней обиду, ярость, горе. Теперь они видны как на ладони. Вместо Каро передо мной несчастная тринадцатилетняя девчонка, в очередной раз обиженная до глубины души. Вот только видят все это лишь я и Северин.

– Что ты со мной сделала? – снова шепчу я. Мои веки как будто налиты свинцом.

– Беременна! – Каро едва не выплевывает это слово. – Беременна! – повторяет она, на этот раз задумчиво. Вновь берет себя в руки. Защитная оболочка залатана и возвращена на место. Вновь надежна и непробиваема, хотя и отдает безумием.

Я пытаюсь заставить себя открыть глаза. Есть один важный вопрос, который я просто обязана ей задать. Причем в очередной раз.

– Каро, что ты со мной сделала?

Взгляд ее устремлен куда-то в пространство, однако, услышав мой вопрос, она тотчас оборачивается ко мне:

– «Флунитразепам». Дозы хватит, чтобы свалить слона. Он же «Рогипнол» или «Руфиз». Главным образом снискал себе дурную славу как «друг насильника». Но известно ли тебе, что, согласно исследованиям шведских ученых, это самый популярный снотворный препарат самоубийц? Думаю, Ларе это было бы интересно узнать… – Каро снова хмурится, хотя, кто знает, может, и нет. Перед глазами у меня все плывет. Я не понимаю, что она мне говорит. Зато вижу перед собой ее злорадную, торжествующую улыбку. – Я тебя знаю. Умная Кейт наверняка думает: никто не поверит в самоубийство…

Самоубийство?

Самоубийство. Каро убивает меня. Она уже какое-то время убивает меня, наблюдая за действием препарата, который подмешала мне. Я должна что-то чувствовать по этому поводу, и я чувствую, но оно такое крошечное, это чувство, – малюсенький светящийся сгусток паники, спрятанный глубоко-глубоко под слоями ваты усталости и апатии. Я понимаю, что происходит. Я понимаю, что произойдет, но бессильна что-то с этим сделать и могу лишь наблюдать словно сторонний наблюдатель. Хладнокровной, выкованной страхом Кейт больше нет. Химическая формула не оставила от нее ничего, будто ее вообще не существовало.

Но… убийство? Как давно Каро замышляла убийство? Пока я пыталась понять… Я не уверена, что произнесла это вслух, но голова Каро поворачивается ко мне. Значит, наверное, все же произнесла:

– Я пыталась понять… если б мы были друзьями… если б я не была с Себом… И все это время, – это даже забавно, но у меня вырывается смешок, – ты планировала убить меня.

Мне кажется, что Каро на миг застывает, а на лице ее возникает растерянность. Но я не могу этого утверждать. Глаза мои полузакрыты, а в следующее мгновение закрываются окончательно. Интересно, что было бы, если б я тогда спрыгнула со стены не в объятия Себу, а повернулась бы к Тому. Как в этом случае сплелась бы паутина?

Но Каро что-то говорит, и я вновь заставляю себя приоткрыть глаза. Она говорит и одновременно что-то делает со своим бокалом. Все понятно: моет его и ставит в сторону, стараясь не прикасаться к нему голыми пальцами. Затем протирает полотенцем бутылку и продолжает говорить:

– … вообще-то все в это поверят. Даже твоя секретарша Джулия говорила, что ты сегодня была сама не своя… да что там, уже какое-то время! Тебя мучило чувство вины, потому что ты убила ту девушку. Именно так и скажут. Твоя смерть станет тому доказательством. Нет никаких улик, которые указывали бы на кого-то конкретного из нас. Мы обе с тобой знаем, что расследование Модана шито белыми нитками, зато самоубийство – чем не признание? Согласись, что я права. А потом все это забудется… И да, я знаю, ты наверняка думаешь, что никто не поверит, что у тебя имелся доступ к этому препарату. Но в твоем телефоне уже давно имеется номерок одного наркоторговца. С моей вечеринки, если быть точной.

Лицо Каро озаряется самодовольной улыбкой. Она тянется за моим телефоном, благо тот лежит на столе. Ловко прокрутив список моих контактов в телефонной книге, сует телефон мне в лицо. Впрочем, я вижу лишь размытое пятно.

– Зря ты не установила на «Айфон» пароль, – говорит Каро.

И тут я понимаю, что должна что-то сделать. Я должна что-то сделать сейчас, пока еще не поздно, пока я еще могу успеть. Собрав в кулак последние силы, я пытаюсь вырвать у нее телефон. Увы, я в очередной раз прошляпила момент. Я просто наобум пытаюсь поймать воздух. Она же легко отскакивает назад, исчезая из моего ограниченного поля зрения. Я же теряю равновесие и тяжелой, неуклюжей грудой падаю на пол. Лежу, щекой ощущая прохладу кафельной плитки.

Я не двигаюсь. Непонятно, могу ли я вообще пошевелиться, даже если б попыталась. Лежу и смотрю на плитку, на контраст между гладкой матовой поверхностью и шершавыми черным швами между ними. Затем даю глазам расслабиться, и мне кажется, будто я качаюсь на волнах моря из бледного, цвета слоновой кости кафеля, которое тянется до самого горизонта.

Каро же продолжает говорить. Правда, я слышу лишь обрывочные фразы и вижу лишь отдельные картины. Мне стоит немалых усилий держать глаза открытыми, и я не могу понять, зачем пытаюсь это сделать. Было в том, как Себ целовал ее, что-то такое… но я не помню, когда это произошло – недавно, или во Франции, или когда они оба были подростками? Впрочем, не важно. Время растягивается, каждое событие видится мне бусиной на нитке, которая неумолимо тянется от одного к другому. Себ был Себом, он и сейчас Себ, он не мог быть никем иным. И своей беззаботной симпатией к Каро – порой едва заметной, а иногда чересчур – он что-то разжег в ней. Каро же может быть только Каро. И поэтому мы имеем то, что имеем… Но Каро продолжает говорить, причем только про Себа – мол, прежде чем остепениться, тот вел разгульную жизнь, и только Каро, по его словам, единственная понимала его, единственная, кто существовал для него…

В какой-то момент я снова открываю глаза и вижу свой «Айфон» в считаных дюймах от моего носа. Не припомню, чтобы он был там раньше. Мои глаза закрываются снова.

Что или кто-то нетерпеливо и настойчиво трясет меня, и в конечном итоге я вновь открываю глаза. Передо мной возникает лицо Каро. Она хватает меня за волосы. Возможно, что-то говорит – ее губы движутся, но смысла слов я не улавливаю, и она это понимает. Тогда она говорит снова, с вызовом в голосе, и на этот раз я ее понимаю.

– Все было бы иначе. Мы не были бы друзьями.

Я вижу ее глаза, их горящий взгляд, и невольно поражаюсь – этой ее страсти, этой настойчивости, стремлению во что бы то ни стало добиться своего. Наверное, когда-то я тоже была такой, но наркотик украл у меня эту способность.

Затем раздается стук. Я не сразу понимаю, что это моя голова – Каро отпускает мои волосы, и та со стуком вновь падает на пол.

Проходит какое-то время. А может быть, не проходит. Теперь я ненадежный свидетель течения жизни.

В какой-то момент я замечаю рядом с собой Северин. Элегантно скрестив красивые загорелые ноги, она сидит рядом с мной на холодных плитках пола, пристально на меня глядя, и… я что-то чувствую. Я не сразу понимаю, что это такое, как вдруг до меня доходит: это благодарность. Благодарность за то, что она постоянно со мной. Теперь, когда я понимаю, что это такое, это чувство обдает меня теплой волной. Не уходи… Я не произношу эти слова вслух, но вижу, что она не уходит. Впервые за все это время я проникла под ее непроницаемый взгляд. Я могу прочесть, что таится в глубине ее темных глаз. Она не бросит меня. Не оставит. Она будет со мной здесь до тех пор, пока я цепляюсь за этот мир. Теперь мне наконец понятно, почему все это время она ходила за мной тенью: ради этого. Ибо именно сюда меня вела лента времени. Никаких эмоций по этому поводу – все это было предопределено заранее. Потому что Себ – это Себ, Каро – это Каро, Кейт – это Кейт, а Том… это…

Том, хочу сказать я, но язык не подчиняется мне. Есть только мысль, мысль о нем, мечта о нас с ним, которая только-только начала обретать форму, но она пронзает вату внутри моего сознания. Северин что-то говорит и настойчиво жестикулирует. Раньше она этого не делала. Увы, я не слышу ее слов и не понимаю, чего она хочет.

Да и в любом случае уже поздно. Похоже, Северин пытается поднять телефон. Но ведь она призрак, слишком крепко связанный лентой времени. Материальные вещи не для нее. Однако она не сдается. Я даже готова улыбнуться, будь у меня способность улыбаться, этой ее настойчивости заставить меня сделать… что именно? Что-то. Я не знаю.

Том. Мне нужна еще одна лента, другая. Мне нужны мы. Я хочу шагнуть в сторону, в поток времени, где Кейт – это Кейт, а Том – это Том, и ни он, ни я не будем пойманы в бусину на нити времени. О неторопливых воскресных утрах, о суматошной спешке на работу в метро, о выходных и рабочих днях, дома и в офисе, о днях… Мне нужны просто дни. Дни, которые начинаются и заканчиваются Томом. Том…

Я соскальзываю еще глубже. Я бессильна бороться с этим, а Северин прекратила меня подбадривать. Я снова хочу сказать ей, что знаю, как все случилось, что теперь мне все понятно. Хочу сказать, как мне жаль, что я не могу поведать об этом миру. Но, думаю, она все это знает и без меня, и вряд ли ее это волнует. Ведь она здесь не поэтому. Северин по-прежнему сидит рядом со мной, скрестив загорелые ноги посреди кремового кафельного моря – как всегда красивая и неулыбчивая.

Как же хочется увидеть ее улыбающейся!