Глава 18

Какое счастье, что мне ничего не нужно рассказывать Тому. Лара уже сделала это за меня. Он звонит мне тем же вечером, и его голос полон отчаяния.

– Господи, Кейт… Садовые грабли. Я только что проверил, как это будет по-французски. Râteau! Мне казалось, она сказала bateau. Но это было râteau.

– Что? Кто сказал? Ты о чем? – ору я в мобильник у себя в гостиной и взглядом ищу пульт, чтобы убрать звук телевизора. Я включила его в надежде, что какая-нибудь передача отвлечет меня от бури мыслей в моей голове. Персонажи резко умолкают; до меня же доходит, что я не помню, что, собственно, я смотрела.

– Я видел Северин. Я видел, как они с Себом входили в сарай, но я видел ее потом, после того как они… ну, ты понимаешь. Она проходила мимо бассейна, и у нее на лице была кровь, немного, я бы даже сказал, чуть-чуть, явно не повод для того, чтобы из-за этого волноваться. – Я не уверена, слышала ли я хоть когда-нибудь от Тома – спокойного, хладнокровного Тома – подобный поток сознания. – Я спросил у нее, всё ли с ней в порядке. Если честно, я тогда ее плохо понял, она никак не могла подобрать правильное английское слово. Только твердила bateau. Вернее, я думал, что она говорит bateau, тогда как на самом деле это было râteau.

Я на миг представляю себе Северин в полутемном сарае, как ее изящная нога наступает на острые зубья садовых грабель, как длинная рукоятка тотчас взлетает вверх и бьет ее по лицу. По идее, это должно быть смешно. Но мне не до смеха.

– Я тогда подумал, что она несет какую-то ерунду, ведь в радиусе десятка миль от нас не было никакой лодки, но, с другой стороны, все мы тогда были изрядно пьяны, и я приписал ее слова действию алкоголя. Она махнула мне рукой – мол, отойди – и пошла дальше. Я же решил, что она решила лечь спать, что с ее стороны было весьма разумно.

– Почему ты не сказал об этом полиции? Ни тогда, ни теперь?

В трубке раздается его вздох.

– Не хотел осложнять жизнь Себу. Подумай сама: я вижу девушку, у нее окровавленное лицо, затем она вообще исчезает… Оглядываясь назад, я начал подозревать, что, возможно, она не была пьяна, просто у нее было сотрясение мозга. Иначе с чего ей нести какую-то чушь про лодки! Вот только это была не чушь… Но поскольку она вышла из сарая, где была с Себом, я не хотел осложнять ему жизнь и поэтому просто…

– Молчал, – заканчиваю я за него и, прижав к уху телефон, снова опускаюсь на диван.

– Да, молчал. – Похоже, из него вышел пар. Он делает глубокий вдох, затем шумно выдыхает в трубку. Это такой интимный звук. Я буквально ощущаю щекой его дыхание. – Но, по крайней мере, они не найдут на граблях твоей ДНК.

– Верно. – Я снова молчу, вспоминая, как тогда в первый раз полиция брала образцы наших ДНК с тем, чтобы снять с нас подозрения, как нам было сказано. У меня даже в мыслях не было возражать – наоборот, я пошире открыла рот, позволяя взять с внутренней стороны щеки два мазка. Интересно, сейчас я проявила бы такую же готовность? – Как там говорится? Отсутствие доказательств – это не доказательство отсутствия. Что-то типа того.

– Никогда не прощу себе, что так подставил тебя, – бормочет в трубку Том, скорее самому себе, чем мне.

Трудно сказать, подставил он меня или нет, я сама пока пытаюсь разобраться. У полиции появилось орудие преступления, которое на самом деле никакое не орудие – скорее бутафория из дешевой комедии.

– Так что, по-твоему, произошло с ней? – спрашиваю я наконец. – Вернее, что ты тогда подумал?

– Я подумал, что ее травма оказалась серьезней, чем на первый взгляд. Порой жизнь подбрасывает такие дурацкие случаи… бац, и человек получает граблями по лбу. А потом она потеряла сознание и умерла.

Он говорит, а я представляю себе эту картину. Северин в черной тунике, с сандалиями, болтающимися в одной руке. Едва различимая в темноте, она идет мимо бассейна, ее темный силуэт подсвечивает лишь дрожащее отражение лунного света в воде. Она делает шаг, спотыкается, свободной рукой хватается за окровавленный висок и, не издав даже звука, падает. Впрочем, нет, все было не так, потому что Северин здесь, со мной, сидит в моем кресле. Но и это тоже неправильно, потому что она мертва. Вот только то, что рассказывает Том… Я ловлю себя на том, что энергично массирую лоб. Голова моя раскалывается от боли. Я утратила нить повествования, но Том продолжает говорить:

– Я подумал, что Себ нашел ее и, запаниковав, решил спрятать тело. Вот только он был не в состоянии сделать это самостоятельно. Ему явно кто-то помог. Каро или Тео. Или они оба. Я подумал, что они отвезли ее куда-нибудь подальше и бросили.

– В моей машине? – Я выпрямляюсь. Почему-то я воспринимаю это как личное оскорбление, хотя отлично знаю, что этого никогда не было. Вернее, почти знаю. Но сегодня моя голова соображает плохо.

– Нет, не в твоей. Ты спала. Думаю, они не осмелились рыться в твоей сумке, пока ты спала, чтобы найти ключи. По всей видимости, они воспользовались «Ягуаром».

Я растерянно моргаю. «Ягуар» – предмет гордости отца Тео. Нам было строго сказано даже не приближаться к нему. В моих глазах это был музейный экспонат. Мне даже в голову не приходило, что на нем можно ездить.

– Насколько мне известно, полиция тогда не проверяла «Ягуар» – ведь считалось, что Северин отправилась на автовокзал. Мне всегда не давал покоя вопрос, не отыскались ли там следы ее ДНК. Когда же ее тело нашли в колодце, я решил, что тут действует та же логика, только без «Ягуара».

– Погоди, ты никогда не думал, что та девушка на автовокзале – это Северин?

– Нет. Ты помнишь, чтобы за все то время, пока мы были там, она хотя бы раз пришла раньше одиннадцати утра?

Я задумываюсь и представлю себе Северин. Вот она в своем черном бикини выходит к бассейну. Через плечо – модная холщовая сумка, набитая всякой всячиной для серьезного загара. Одновременно я слежу за другой Северин – той, что сидит в моем кресле. Эта принимает позу поудобнее.

– Верно. Всегда ближе к полудню.

– Именно. А с похмелья и с разбитой головой? Сомневаюсь, что мы увидели бы ее раньше второй половины дня.

Я как-то об этом не подумала. Нет, мне следовало об этом подумать. Но я слепо уверовала в то, что Северин была на автовокзале, а значит, ее смерть не имеет отношения ни к одному из нас.

– Так что же все-таки с ней случилось? – спрашиваю я у Тома.

– Я думал об этом, – медленно отвечает он. – Модан сказал, что ее кости повреждены. Что может указывать на то, что ее сбила машина…

– «Ягуар»! – вскрикиваю я.

– Да, я тоже так подумал. Отец Тео сказал мне, что в поисках улик полиция осмотрела каждый квадратный дюйм машины. Он также сказал, что проверил в книжках, как долго распадается ДНК. Похоже, все зависит от условий. В идеальных условиях вроде льда процесс может занять миллионы лет, а вот в жару или на солнце он идет гораздо быстрее. С другой стороны, «Ягуар» всегда стоял в гараже, так что если на нем есть следы ДНК, то они должны неплохо сохраниться. Думаю, именно этим сейчас и занимается Модан: проверяет машину на наличие следов ДНК. Причем каждого из нас.

– Если там что-то и будет, так это ДНК Каро, Тео или Себа, – медленно говорю я.

– Да. Не знаю, правда, кого именно… И вообще, на правильном ли мы пути. – В его голосе слышится сомнение. – Это полная бессмыслица! Чтобы сбить кого-то насмерть, нужно жать акселератор до упора, а значит, это уже не несчастный случай. – Я вновь вижу Северин, все в той же черной тунике, с сандалиями, болтающимися на пальце. Только теперь ее настигает свет фар. Она удивленно оборачивается, вскидывает руку, в попытке прикрыть глаза и… – Полиция вполне может подумать, что самый очевидный мотив был у тебя.

Приступ ревности. Отвергнутая возлюбленная. Теперь нам известно гораздо больше, чем раньше, и вместе с тем мы даже не сдвинулись с места. Я по-прежнему главная подозреваемая. В моей голове крутятся кадры: Северин, словно тряпичная кукла, взлетает в воздух, падает на ветровое стекло «Ягуара» и разносит его вдребезги. Я смотрю на Северин, сидящую в моем кресле. Она даже не пошевелилась. Глаза закрыты, голова откинута на подушку, как будто она принимает солнечные ванны в тусклом свете настольной лампы и мерцании телеэкрана. Может, так оно и есть, в ее реальности…

– Как по-твоему, на машине могли остаться какие-то вмятины?

– Думаю, да. Хотя иногда при аварии бампер остается цел и все повреждения находятся за ним. Так что трудно сказать. Себ был пьян, он вполне мог уснуть за рулем и сбить ее. С другой стороны, он не фанат автомобилей. Я с трудом представляю, чтобы он вдруг решил сесть за руль.

– Тео? – Я вспоминаю про план Алины. Я не хочу рассказывать о нем Тому.

Он отвечает не сразу. Когда же наконец говорит, в каждом его слове мне слышится усилия над собой.

– С трудом себе это представляю. С другой стороны, кто бы мог подумать, что он пойдет служить в армию… – Том снова вздыхает: – Впрочем, Каро я тоже не представляю. Никого, если честно.

– Только меня. – Я откидываюсь на спинку дивана и бормочу: – Вечно только меня.

– Кейт. – Это скорее вздох, чем мое имя. – С тобой всё в порядке? – мягко спрашивает Том. – Я за тебя волнуюсь.

– Нет.

– Я…

– Алина хочет свалить всю вину на Тео, – перебиваю я его первыми же словами, что приходят мне в голову, прежде чем он попробует меня утешать. Потому что в этом случае я разревусь, а стоит мне разреветься, как меня уже не остановить.

– Что?

Я рассказываю ему про ее визит ко мне.

– О господи, – шепчет Том, когда я завершаю свой рассказ. – Но она права, – задумчиво добавляет он. – Это был бы идеальный выход. Не для того, чтобы спасти Себа, а чтобы спасти тебя.

Если честно, я не ожидала от него такого прагматизма.

– Ты бы согласился… ты бы пошел на это? – растерянно спрашиваю я.

– Если б у меня не было иного выхода? – Он серьезно задумывается над моим вопросом. – Пожалуй, да, пошел бы. Ради тебя.

Тронутая до глубины души, я закрываю глаза. Я готова разреветься. Том только что сказал, что, выбирая между мной и Тео, он выбрал бы меня.

– Когда все закончится… когда все это закончится…

– Что?

– Я не хочу, чтобы ты возвращался в Бостон, – шепчу я.

Он молчит. Он прекрасно меня слышал. Молчание затягивается на секунду, затем на минуту, на год, на всю жизнь.

– Скажи что-нибудь, – шепчу я в трубку и зарываюсь лицом в диванные подушки.

– Ты выбрала Себа, – шепчет он в ответ. – Я всегда буду помнить, что ты выбрала Себа.

– Потому что я не знала. Ты ведь даже не пытался, а просто взял и отошел в сторону. Как ты можешь меня в чем-то упрекать, если даже не пытался… – Еще одна секунда, еще одна минута. Его молчание становится невыносимым. – Можешь ничего не говорить. Подумай об этом. Тем более что меня в любом случае ждет французская тюрьма…

– Неправда, этого не будет, – перебивает он меня, но я делаю вид, что не заметила, и гну свою линию:

– Возможно, бессмысленно об этом просить. Но ты все-таки подумай.

– Я… – начинает он и умолкает. – Хорошо, я подумаю.

– Спокойной ночи, Том.

– Спокойной ночи, Кейт.

Утром я почти не могу взяться за работу. Спала я ужасно – один Бог ведает, когда мне в последний раз удалось выспаться. Я понимаю: это первый признак постоянного стресса, но в данном случае дело усугубляется тем, что мне регулярно мерещится призрак. Как бы то ни было, в девять утра я все еще в постели, не сплю, не шевелюсь, ничего не делаю, просто существую – и, что еще хуже, даже не вижу в этом особого смысла. Из моей апатии меня выдергивает звонок Каро. Оказывается, гордость – сильнейший мотиватор.

– Джулия сказала, что тебя еще нет на работе, и посоветовала мне позвонить тебе на мобильник, – бодро заявляет она. – Решила поваляться в постели? Надеюсь, я тебя не разбудила?

В ее голосе слышится легкое злорадство. Но нет, я не подарю ей такое удовольствие.

– Вообще-то у меня только что завершилась встреча с одним важным клиентом, – не моргнув глазом, заявляю я. – Похоже, Джулия забыла свериться с моим графиком.

– Понятно. – На какой-то миг Каро выбита из колеи – ура! – однако быстро приходит в себя. – Вообще-то я хотела бы с тобой встретиться. Какой у тебя сегодня график? Не слишком плотный?

Я хватаю с тумбочки телефон и быстро сверяюсь с моим графиком.

– Боюсь, что сегодня не получится. – Так оно и есть. Даже без встречи с адвокатом и Моданом, грозно маячащей во второй половине дня, денек мне и впрямь предстоит довольно суматошный. – Давай перенесем на завтра.

– Но мне хотелось бы именно сегодня, – упирается Каро. – Может, в самом конце дня? Как тебе это?

Боюсь, мне от нее не отделаться.

– Ну хорошо. Думаю, к половине седьмого я освобожусь, – с неохотой говорю я. – У тебя какая-то проблема? Возникли сомнения по поводу предлагаемых кандидатур?

– Нет-нет, дело не в этом. Мне, скорее, нужен профессиональный совет. Ну, ты сама понимаешь, процесс утверждения партнеров…

Я сражена наповал. Каро нужен мой совет? Неужели?.. И все же ей удалось застать меня врасплох.

– Хорошо, сделаю все, что смогу. Я в курсе, что тебе придется побороться за место. – Я провела небольшое расследование, и мне известно, что на эту же вакансию метит Даррен Лукас. Я представляю себе Даррена: невысокий, жилистый, на голове шевелюра темных волос, нос, который составит конкуренцию носу Тома, и отличное чувство юмора, в том числе и по отношению к самому себе. Клиенты любят его, коллеги обожают, и вообще он хороший, дельный адвокат. Даже если вычесть из уравнения мою личную к нему симпатию, сомневаюсь, что место партнера достанется Каро, если только их фирма не уступит давлению концепции гендерного равенства.

– Ты имеешь в виду Даррена? Можешь даже не волноваться. – Я растерянно моргаю. Каро не настолько наивна, чтобы недооценивать своего конкурента. – Нет, я объясню все позже. Увидимся у меня на работе в шесть тридцать.

Я кладу телефон и обвожу взглядом спальню. На электронном будильнике 9.11. Если быстро принять душ, то я успею на работу к десяти, потому что в десять у меня деловой звонок… Впрочем, черт с ним. Я уже почти натягиваю на голову одеяло, но мысль о Каро – старая или новая? – злорадствующей по поводу моей депрессии, заставляет меня выскочить из постели и ринуться в ванную комнату. Придерживайся распорядка дня, соблюдай этикет, говорю я себе. Это все, что приходит мне в голову.

Стоя под горячими струями душа, я не сразу вспоминаю, что мне следует делать. Нанеси на волосы шампунь. Взбей пену. Ополосни. Нанеси кондиционер. Ополосни. Намыль тело. Ополосни. Еще одна последовательность действий, которой я должна придерживаться. Я беру в руки бритву. Однако у меня нет ни малейшего желания касаться ею ни одной части тела. И подумаешь, что там у меня на ногах или в подмышках. Сейчас мне не до бритья. Зато я вспоминаю Тома, как тот сказал в трубку: «Ну хорошо, я подумаю». Кладу лезвие. Сегодня я не в том настроении.

Вытираясь полотенцем, замечаю в зеркале Северин. Она стоит у меня за спиной, прислонившись к стене ванной, но когда я оборачиваюсь, ее уже нет. Мне не дает покоя вопрос: почему Каро не видит в лице Даррена угрозы для себя? Я что-то явно упустила. Теперь, что касается Каро, меня беспокоят две вещи: эта – и та, что она выиграет, распространяя обо мне слухи, если их действительно распространяет она. От этого мне становится не по себе, – вернее, становится еще сильнее.

Я уже забыла, когда в последний раз меня ничто не тревожило.

Выяснить, почему Каро не видит в лице Даррена угрозы для себя, не составляет большого труда. Это первое, что говорит мне Пол, пропустив даже традиционное «доброе утро».

– Даррен подозревается в мошенничестве. Нет, ты можешь поверить?

Я пристально смотрю на него. На его лице написан шок и также нечто похожее на самодовольство. Еще бы! Ведь он первым сообщил мне эту новость.

– Вообще-то нет, – задумчиво отвечаю я, расстегивая пальто. – Не могу. Это какая-то ошибка. А что за мошенничество?

– Какие-то махинации с расходами… – Пол качает головой; похоже, он сам верит в это с трудом. – Никогда бы не подумал.

– Его собственными расходами? Господи, сколько можно на этом выкроить? Пару тысяч в год, не больше. – «Каро, – думаю я. – Каро». Но тотчас одергиваю себя. Пошла бы она на подлог? Если да, то она играет в крайне опасные игры. Если же это не Каро, то это просто странное совпадение. Может, мне стоит с кем-то поговорить? С кем? С Гордоном? Вряд ли отец Каро спокойно отнесется к моему предложению провести расследование в отношении собственной дочери, ибо есть подозрение, что та нагло подставляет своего конкурента.

– Пара тысяч – самое большое, – говорит Пол. – Если не меньше. Тем более, если он станет партнером, ему полагается повышение в несколько сот тысяч фунтов. Зачем ему этот риск? Он ведь не настолько глуп. С другой стороны… – Пол хмурит брови. – Если это просто какая-то ошибка, там это сразу поняли бы. Теперь же ему никакое повышение не светит. По крайней мере, в этом году.

Да, Каро достаточно одного года.

– Это какая-то подстава, – говорю я без тени сомнения.

Пол пристально смотрит на меня:

– Смелое заявление.

Я пожимаю плечами и, чтобы не смотреть ему в глаза, выдвигаю стул и включаю монитор.

– Я лишь хочу сказать, что у меня такое впечатление.

Пол продолжает смотреть на меня. Я замечаю в его взгляде нечто странное.

– Ты утром успела сходить в спортзал или типа того? – неожиданно спрашивает он. – У тебя мокрые волосы.

Я машинально трогаю голову. Он прав. Неужели забыла высушить после душа? Взгляда в окно достаточно, чтобы понять: на улице светит солнце. Значит, по пути на работу я не попадала под дождь. И тут до меня доходит, что я не помню, как добиралась до работы.

– У меня сломался фен, – говорю я первое, что приходит мне в голову.

– Понятно, – отвечает Пол, но я по-прежнему чувствую на себе его взгляд.

– Что такое? – спрашиваю я и поднимаю от экрана глаза.

– Ничего. – Он как-то подозрительно пожимает плечами. – Просто… Джулия волнуется за тебя. Она говорит, что в последнее время тебя не узнать. – На пару секунд умолкает, а затем выдает все, что думает: – Просто хотелось бы знать, всё ли у тебя в порядке. Я имею в виду расследование.

– А, вот ты о чем! Да, всё в порядке. Никаких поводов для беспокойства. Просто я… немного устала. Может, подхватила какой-нибудь вирус или что-то еще. – Похоже, мои слова его не убедили, требуется добавить что-то еще. Я вымучиваю улыбку. Она делает свое дело. Его лицо проясняется.

– Тогда ладно. Главное – не зарази меня. А то я на выходных приглашен на свадьбу.

Пока я достаю папки, нужные мне для телефонного звонка, его слова не идут у меня из головы. Она говорит, что в последнее время тебя не узнать. Не узнать. Но разве притворство – не часть человеческой натуры? Мы только и делаем, что притворяемся, строим из себя кого-то другого, кто со временем становится нашим вторым «я»…

Я машинально трогаю мокрые волосы и хмурюсь. Да, если от меня требуется притворство, то в данный момент оно явно оставляет желать лучшего.

И снова Модан.

Я сижу на стуле перед хорошо знакомым мне поцарапанным столом и наблюдаю за тем, как он пускает в ход против моего адвоката свой коварный французский шарм. Невольно стискиваю зубы. Когда все это закончится, смогу ли я найти в себе хотя бы капельку симпатии к этому человеку, который хочет стать мужем моей лучшей подруги? Если честно, не знаю. Я уважаю его, даже восхищаюсь им, но вряд ли когда-нибудь смогу разговаривать с ним без ощущения того, что при этом он наблюдает за мной, анализирует мои слова, откладывает что-то из сказанного мной «на черный день». Впрочем, вряд ли это станет для меня большой проблемой, ибо, похоже, в будущем мое общение будет сводиться к разговорам с другими заключенными.

Я вздрагиваю. Даже мой собственный черный юмор сегодня бессилен вызвать у меня улыбку.

– Мисс Ченнинг? – Судя по тому, как внимательно смотрят на меня Модан и мой адвокат, француз явно обращается ко мне не в первый раз. Он с любопытством смотрит на меня, и мне кажется, будто я замечаю в его шоколадных глазах что-то вроде сочувствия. С другой стороны, откуда ему там быть? Как можно работать следователем и одновременно сочувствовать тем, кого вы считаете виновными? Почему-то это заставляет меня вспомнить Каро и мои собственные смешанные чувства к ней. Мне ее жаль, временами я почти симпатизирую ей, но чаще всего на дух ее не переношу. Мне опять на ум приходят русские матрешки. – Итак, начнем?

И мы начинаем. На губах у мисс Стритер сегодня другая помада, такая же кричаще вульгарная, но, слава богу, не такая жирная. Сама она с помощью блестящей словесной эквилибристики кладет начало беседе. Похоже, Модан по достоинству оценил ее профессиональные умения. В конце ее монолога у любого должно возникнуть непреодолимое желание канонизировать некую Кейт Ченнинг по причине ее искреннего и бескорыстного стремления оказать всяческую помощь следствию. Правда, нам всем прекрасно известно, что я здесь для того, чтобы кое-кого продать с потрохами. Что я и делаю, когда наступает моя очередь.

Нет, я отлично понимаю: я не чета мисс Стритер по части словесных талантов и не намерена тягаться с ней. Но, как оказывается, в этом нет необходимости. Адвокатша всякий раз незаметно подталкивает меня в нужном направлении: то фразой – сюда, то комментарием – туда. Ее слова обтекают меня, берут в кольцо, будто уже сами по себе способны меня защитить. Со своей стороны Модан сегодня неожиданно тактичен и добр. Если честно, я в легкой растерянности. Каков подтекст этой встречи? Когда я смело заявляю, что Каро тайком провезла кокаин, молчание длится лишь долю секунды, после чего Модан как ни в чем не бывало говорит дальше. Он не ставит под сомнение тот факт, что Каро провезла наркотик в моей сумке, лишь – как и предупреждала меня адвокат – спрашивает меня, баловалась ли я им сама. Я отрицаю это – мол, ни сейчас, ни в прошлом. И вообще, он может спросить кого угодно, и все это подтвердят. Модан быстро кивает. Мне трудно сказать, что это значит. То ли он соглашается со мной, то ли действительно у кого-то спросит. А может, и то, и другое. Затем он спрашивает у меня про другие наркотики. Я честно признаюсь, что пару раз курила «травку», но это ему явно не интересно. Затем он расспрашивает меня о пристрастии Каро к кокаину, но мне почти нечего ему сказать. Я не знаю, насколько сильно она увлекалась «коксом» тогда и нюхает ли его сейчас. Хотя подозреваю, что время от времени Каро позволяет себе такое удовольствие. Но основания для подозрений у меня нет, о чем я и говорю Модану. Затем мы обсуждаем остальных, кто был тогда на ферме, – принимал ли кто из них наркотики. Но даже если и да, то я не в курсе. Не мог ли кто-то из них в ту ночь поделиться кокаином с Каро? Я задумываюсь. Точно утверждать не могу, но, пожалуй, вряд ли. Все остальные предпочитали алкоголь. Я думаю про Себа, про его взгляд, прикованный к изящной загорелой лодыжке. Секс – он ведь тоже наркотик.

Затем наша беседа резко перескакивает на наш обратный путь в Англию. Я ведь наверняка страдала от похмелья и недосыпа, предполагает Модан. Скорее всего, мы менялись за рулем. Я отрицательно качаю головой и повторяю, что страховка была только у меня. К тому же я не так уж и устала, потому что из всех нас отправилась спать первой. Я не помню, чтобы по пути назад страдала от похмелья. Скорее всего, как только накануне вечером между нами вспыхнула ссора, я больше не взяла в рот ни капли алкоголя. Я помню расстояние между мной и Себом на пассажирском сиденье – оно было гораздо больше, чем расстояние между самими сиденьями. Помню, как Каро и Лара спали сзади. Помню, как я разозлилась на Каро, потому что из-за нее мы выехали позже. Помню, что, пока я вела машину, моя ярость постепенно улетучилась; осталось лишь ощущение, что мой мир рухнул к чертовой матери. Но об этом я Модану не говорю. Лишь объясняю, почему никакого похмелья не было.

Ни один из вопросов напрямую не касается Тео. Он остается где-то на периферии нашего разговора. Время от времени я косвенно упоминаю его, но Модан как будто не обращает на это внимания. Даже если б я задалась целью подбросить ему несколько рыжеволосых зацепок в образе Тео, я не уверена, что это получилось бы у меня с необходимой степенью ловкости.

Наконец запас вопросов Модана, похоже, иссякает. Я смотрю на мисс Стритер. Она едва заметно кивает мне, из чего напрашивается вывод, что я все сделала правильно. Оказывается, мы проговорили более полутора часов – неудивительно, что я чувствую себя как выжатый лимон. Модан и за десять минут выжмет соки из кого угодно, не говоря уже о девяноста.

– Bien, – говорит Модан, захлопывает блокнот, встает и поправляет рукава пиджака. – Merci. Спасибо, что согласились помочь нам, мисс Ченнинг. – Он улыбается мне, и – внезапно! – его улыбка полна обаяния. Я готова расхохотаться над собой. Интересно, как такое может быть: с одной стороны, я страшусь исходящей от него угрозы, с другой – не могу устоять перед его шармом? – На сегодня всё.

На сегодня. Я смотрю на мисс Стритер. Она, похоже, уже рвется в бой.

– Моя клиентка с самого начала была готова к сотрудничеству со следствием.

– Ваша клиентка несколько раз забыла упомянуть про наркотики класса А, – улыбается Модан, но его взгляд холоден как сталь.

– Что вполне объяснимо, поскольку это не имеет прямого отношения к расследованию убийства. К тому же ей не хотелось подставлять подругу. Не вижу причин считать это препятствием правосудию. А вот ваш повышенный интерес к моей клиентке без каких-либо улик, которые связывали бы ее с убийством, граничит с запугиванием. Это наносит ущерб ее работе и держит ее в постоянном состоянии стресса. Я сочту своим долгом в мельчайших подробностях доложить об этом судье. Поэтому я предлагаю вам: либо вы предъявляете ей конкретные обвинения, либо оставляете ее в покое.

В состоянии стресса. Я удивленно моргаю и даже готова возразить, однако, толком даже не раскрыв, спешу закрыть рот. Если задуматься, стресс – это еще мягко сказано. Да и вообще, сейчас не тот момент, чтобы это оспаривать. Я быстро оглядываюсь: где же Северин? Ага, вон она, возле двери, лениво покуривает сигарету. Колечки дыма поднимаются вверх, заслоняя собой табличку «Не курить» на стене. Я знаю, она нарочно встала под ней, и стараюсь подавить улыбку.

Яростная атака мисс Стритер не произвела на Модана впечатления.

– Принято к сведению, – говорит он, и две глубокие морщины берут в скобки уголки его рта. Затем поворачивается ко мне. Улыбки уже нет, а вот морщины остались. Я чувствую, как его глаза оценивают меня. Доброта в его взгляде сбивает с толку. – Надеюсь, вы не слишком… – он щелкает языком, пытаясь найти нужное слово, – взбудоражены ситуацией. И, да, спасибо вам за вашу помощь.

Ничего не понимая, я снова смотрю на Стритер. Она улыбается мне в ответ. Адвокатша явно удовлетворена, как будто всё это игра, сыгранная точно в соответствии с теми правилами, какие она предвидела. Похоже, Модан тоже удовлетворен. Я единственная в этой комнате, у кого нет сценария. Нет его и у Северин, но ей наплевать. Ей вообще больше не о чем волноваться. Мне же в очередной раз приходит в голову вопрос: почему она вечно ходит за мной хвостом?

После разговора с Моданом я не возвращаюсь к себе в офис, хотя, по идее, должна. Работы у меня целый воз, но я не могу сосредоточиться. Мне даже все равно, одержит Каро сегодня победу или нет. Я звоню Джулии, чтобы сказать ей, что мне нездоровится – что так и есть, – и прошу ее отменить все мои сегодняшние встречи и звонки. После чего иду к метро. Северин шагает рядом со мной. Сегодня она не отстает от меня ни на шаг. Не знаю, хороший ли это знак, принимая во внимание мое душевное состояние, однако есть в ее присутствии нечто успокаивающее. Поэтому я не жалуюсь. Я думаю о том, как мне добраться домой. Я не должна быть рассеянной. В переполненном вагоне метро рассматриваю пассажиров и по их одежде, по сумкам, по лицам, что уткнулись в газеты, «читалки» и телефоны, пытаюсь догадаться, кто они такие. «Этот, что читает “Файненшл таймс”, наверняка банкир, – думаю я, – а вон тот, похоже, бухгалтер». Но это всего лишь ярлыки. Я не могу представить себе их жизнь. Я вообще не могу думать ни о чем другом – лишь о том, что моя собственная жизнь летит под откос.

Как жаль, что со мной сейчас нет Тома. Это не физическое желание, хотя его сильная рука, обнимающая меня за плечи, была бы не лишней. Нет, я хочу, чтобы Том был со мной в метафорическом смысле. Чтобы я могла заглянуть внутрь себя и твердо знать: Том всегда там, и он мой. Но Том возвращается в Бостон – передумай он, я бы уже об этом знала. Так что я сейчас еду в метро одна.

Впрочем, не совсем одна. Вместе с Северин.

Когда я вхожу в квартиру, меня с порога встречает холод, хотя стрелка термостата находится в своем обычном положении. Холодно не в квартире. Холодно мне. Наверное, я и вправду подхватила какой-то вирус. Самое разум-ное – принять ванну и лечь в постель. Но ведь я не усну. Впрочем, поскольку ничего другого придумать не могу, я открываю горячий кран, чтобы набрать ванну, а сама отправляюсь в кухню, приготовить себе чашку чая. Не сразу обращаю внимание на жужжащий звук, прорывающийся сквозь бульканье чайника. Еще дольше у меня уходит на то, чтобы опознать в нем дверной звонок. Я осторожно открываю дверь. На лестничной площадке стоит коренастый мужчина из квартиры напротив – если не ошибаюсь, его имя Бен – и смотрит на меня с легким нетерпением.

– Это принесли вам, – говорит он и сует мне в руки высокую картонную коробку, в какие обычно упаковывают цветы. – Извините, я тороплюсь.

Я растерянно моргаю.

– Спасибо! – кричу ему вслед, придя в себя, но он, перепрыгивая через ступеньки, уже бежит вниз и, не поворачивая головы, лишь на ходу поднимает руку.

Я закрываю дверь и, поставив коробку на стол, надрываю верх, рассчитывая найти внутри визитку. Ага, вот она – незаметно устроилась между белых лилий, перемежающихся симпатичными зелеными листьями. На конверте – мое имя, написанное явно женским почерком – наверное, владелицей цветочного магазина. Пару секунд я смотрю на него и не решаюсь открыть. Есть только один человек, от которого я хотела бы получить такой подарок, – и пока конверт не вскрыт, такая вероятность существует.

«Будь собой, – мысленно укоряю я себя. – Не в твоих привычках что-то откладывать».

И я просовываю палец и вскрываю конверт. Внутри – небольшая квадратная карточка с логотипом цветочного магазина. На обратной стороне знакомым витиеватым почерком написано:

Внутри меня что-то радостно подпрыгивает. Я несколько раз перечитываю записку, и по моему лицу начинает расплываться улыбка. Меня наполняет незнакомое мне парящее чувство, некая легкость. Я как будто взмываю вверх.

Наверное, это счастье, думаю я. Наконец-то!

Я тянусь за телефоном, чтобы позвонить Тому и поблагодарить его за прекрасные цветы, но в дверь снова звонят. Неужели сам Том? Нет, это было бы слишком. Вряд ли он знает, что я сейчас дома, и в любом случае наверняка предварительно позвонил бы. Когда я подхожу к двери, там уже, загораживая мне путь, стоит Северин. Я жестом велю ей отойти, но она даже не сдвигается с места, лишь смотрит на меня в упор своими темными глазами. Звонок жужжит снова. Я вздыхаю и, протянув сквозь Северин руку, открываю дверь. Сначала ее лицо сменяется темным деревом двери, а то, в свою очередь, лицом той, которую я меньше всего хотела бы видеть на пороге моей квартиры.

Каро.