Глава 17

Я выхожу из кафе и на ходу набираю номер моего адвоката. Но она не берет трубку – очевидно, чем-то занята. Разумеется, занята, ведь она профессионал самого высокого уровня. Ее услуги нарасхват. Такого адвоката хотят заполучить многие. Мне же хочется совсем другого: чтобы она сидела у себя в офисе, крутя большими пальцами, глядела на телефон и больше ничего не делала, лишь с нетерпением ожидала моего звонка. Я уже готова прыгнуть в такси и поехать к ней, однако сдерживаю себя и вместо этого пешком возвращаюсь к себе в офис.

Увы, даже свежий воздух бессилен меня взбодрить. Мысли, как безумные, вертятся в моей голове и не могут вырваться из спирального трека, неумолимо ведущего в темную бездну, полную тех вещей, которым я еще не готова посмотреть в лицо. Наверняка должен быть какой-то выход, сделка с неким богом, в которого я не верю… Ведь как такое может происходить со мной?

– О господи! – восклицает Пол, когда я вхожу в кабинет, и даже не поднимает глаз. – Неужели им привозят кофе прямо из Южной Америки?

О чем это он? Смысл его слов доходит до меня не сразу; я смотрю на часы. Я отсутствовала более полутора часов. Странно… туда я брала такси, плюс время, проведенное с Ларой, плюс дорога пешком назад… Нет, что-то здесь явно не сходится. Однако мои внутренние часы и часы у меня на руке отказываются прийти к консенсусу. У меня такое чувство, что время несется мимо меня, сквозь меня, как если б я была не плотнее призрака; я же бессильна остановить его бег.

– Я забыла, что должна созвониться с Гордоном. – Черт, как же трудно придумать предлог, не говоря уже о том, чтобы придать ему правдоподобие. – Он позвонил мне, когда я сидела в кофейне.

В ответ на мою ложь Пол отрывает взгляд от компьютера.

– Надеюсь, там нет никаких проблем? – с тревогой спрашивает он. – Мне казалось, теперь у них начальницей Каролин Хорридж.

– Всё в порядке. Просто Гордон любит быть в курсе всех дел. – Мой ответ звучит вполне разумно, но для меня он лишен смысла. Ведь буквально через считаные минуты Пол, моя фирма, все эти мелкие заботы, которые, вместе взятые, составляют жизнь, поймают меня на крючок и вытянут назад, в реальный мир. Пока же для меня не существует ничего, кроме ужаса перед французской тюрьмой. Это шок, понимаю я. Это шок.

– Кстати, я тут загрузил три файла по Джефферсу; если ты захочешь взглянуть…

– Спасибо.

– И еще, чуть не забыл. Пока Джулия была на обеденном перерыве, тебе звонили и спрашивали, когда ты вернешься, но никакого сообщения не оставили. Вернее, не оставила. Голос был женский и такой аристократический…

– О, это резко сокращает список. – Наконец-то я вновь обрела иронию. А значит, вернулась в реальный мир. Вот только – я быстро оглядываюсь по сторонам – Северин здесь нет. Или нет, я ошиблась. Северин – не часть реального мира, Северин – наваждение. Моя голова раскалывается, и я спешу сесть.

– С тобой всё в порядке? – Голос Пола доносится как будто издалека.

– Да, – быстро отвечаю я. – Просто немного муторно. Наверное, что-то не то съела. – Я ловлю себя на том, что превращаюсь в профессиональную лгунью. Том мной гордился бы. Или нет? Когда все это закончится, я буду ему не нужна. Но закончится ли все это? По крайней мере, для меня вряд ли… Но где же, черт возьми, мой адвокат? Я хватаю компьютерную мышь, стараясь сосредоточиться на чем-то еще. Монитор оживает.

Спустя какое-то время – кстати, какое? пять минут? или двадцать пять? – мое зрение проясняется, кузнечный молот в голове стихает. Вскоре до меня доходит, что довольно странно сидеть и тупо таращиться в компьютер. За неимением лучшего я просматриваю файл Джефферса. Он такой, каким ему и положено быть, и – тут нужно отдать должное Полу с его скрупулезностью – содержит самую свежую информацию. Я просматриваю ее, отмечаю про себя его нынешнюю роль, анализирую. Хорошо знакомый процесс постепенно успокаивает мои расшалившиеся нервы: сильные стороны, слабые… Куда он лучше впишется. В «Стоклиз»? Или в «Хафт и Вейл»? Нет, лучше не туда, потому что… Внезапно я ощущаю прилив адреналина. Только не в «Хафт и Вейл». Джефферс уже работал там, начинал там карьеру, если быть точной. Причем в группе Каро…

Я не верю в совпадения.

Я пытаюсь понять, что может за этим крыться. Но тут раздается стук в дверь, и входит Джулия. Судя по выражению лица, не с самой лучшей новостью.

– Извините, Кейт. Тут к вам какая-то Алина, – она смотрит на бумажку в своей руке, – Харкорт.

Харкорт… но ведь это же фамилия Себа! Кроме него, никто не может ее носить. И вдруг до меня доходит. О господи, что здесь забыла жена Себа?

Джулия продолжает что-то говорить, ее глаза за стеклами очков полны недоумения и тревоги.

– Я сказала ей, что у вас плотный график и…

Неужели? Я сверяюсь с экраном монитора, понимая, что это первое, что я должна была сделать, вернувшись в офис. Кстати, так оно и есть, я жду несколько важных звонков. Если честно, я даже не знаю, как мне отреагировать на это внезапное вторжение. Как вообще можно нормально на это отреагировать, когда чувствуешь себя далеко не нормальным образом? Наверное, я имею полное право послать Алину подальше. Думаю, я так и сделаю. Увы, мне не дает покоя вопрос: что вынудило ее прийти ко мне на работу? Вряд ли она, поддавшись внезапному импульсу, решила нанести мне без всякого предупреждения этакий дружеский визит. Для этого она слишком хорошо воспитана.

– Всё в порядке, Джулия. Это жена одного моего знакомого.

Я неохотно поднимаюсь из-за стола и выхожу, чтобы поздороваться с незваной гостьей. Алина стоит и смотрит в окно. На ней узкое серое шерстяное пальто, застегнутое под самое горло, пояс подчеркивает пока еще тонкую талию. Длинные белокурые волосы собраны над воротником в гладкий узел. Она поворачивает голову на звук открывшейся двери, и на ее лице мгновенно появляется маска улыбки. Ее косметика безупречна. Она наверняка потратила на нее не пять минут.

– Алина! – говорю я. Выудив откуда-то ответную улыбку, после пары секунд колебаний – надеюсь, она этого не заметила, – целую ее в обе щеки. В этом весь смысл этикета: задать некие рамки вашим действиям, которых следует придерживаться, даже если ваш мир летит ко всем чертям. Мне ничего другого не остается. – Вот это неожиданность! Как ваши дела?

Мой вопрос остается без ответа.

– Прошу извинить меня за то, что я предварительно не позвонила. – Алина оглядывается по сторонам, и по лицу ее пробегает тень. Однако она тотчас берет себя в руки.

– Вы ведь не адвокат? – спрашиваю я, чувствуя у себя за спиной присутствие Джулии.

– Нет-нет, боже упаси. Я – фандрейзер в одной частной компании. – Алина снова оглядывается по сторонам. Похоже, ее глаз тотчас выхватывает все детали. Она наверняка не ожидала, что я делю свой кабинет с кем-то еще.

– Значит, это визит вежливости, – говорю я. Она тотчас поворачивается ко мне. У нее светло-карие глаза, почти желтые. – Тогда предлагаю выйти куда-нибудь, где мы сможем спокойно поболтать за чашечкой кофе. – Что бы ей ни хотелось мне сказать, я уверена, вряд ли она захочет сделать это в присутствии Пола или Джулии.

Алина быстро кивает.

– Прекрасно, – говорит она и как будто облегченно вздыхает. – Мне, право, неудобно вас беспокоить, но я тут случайно проходила мимо и подумала, почему бы не заглянуть к вам?

А она сообразительная, раз решила подыграть мне.

Попросив Джулию перенести звонки на другое время, я хватаю пальто. Правда, по сравнению со стильным пальто Алины мое смотрится просто по-нищенски. Вместе мы переходим дорогу к ближайшей кофейне. Мне приходится напрягать мозги, чтобы придумать нечто уместное для такой ситуации. Следуй правилам, соблюдай этикет: самые простые шаги наверняка окажутся самыми правильными.

– Как вы себя чувствуете? – спрашиваю я. – Все еще мутит по утрам?

– Это последняя из моих проблем, – отвечает она, не глядя на меня, и снова плотно сжимает губы. Затем, поняв, что позволила себе резкость, спешит добавить: – Пока еще да. Одному Богу известно, за счет чего только он там растет. Что бы я ни съела, все просится назад.

Мы входим в кафе. Я усаживаю Алину за стол, а сама иду к стойке, чтобы купить ей чашку чая и простого печенья, не обращая внимания на ее протесты, что, мол, она за все заплатит сама. Когда я возвращаюсь к столу, Алина уже сняла свое стильное пальто. Теперь на ней шелковая блузка и аккуратная узкая юбка. Эффект прост и ясен: элегантно, красиво, но не соблазнительно. Собственно, то, что ей и нужно. Она тотчас тянется за печеньем.

– Спасибо.

– Не стоит благодарности.

Я наблюдаю за ней, пока она вскрывает упаковку, и пытаюсь мысленно присоединить ее к Себу, словно этакую разрезную картинку, состоящую из двух половинок, рассматриваю ее волосы, ее одежду, то, как она себя держит. Словно почувствовав на себе мой взгляд, Алина поднимает глаза.

– Не иначе как вас мучает вопрос, что я здесь делаю, – доев печенье, говорит она без тени улыбки. Ее худые ключицы напоминают мне крылья, вырастающие из ямочки у нее под горлом. У Алины изящные запястья, длинные тонкие пальцы. Впечатление такое, будто каждая косточка в ее теле создавалась в расчете на общий эффект, чтобы ни у кого не оставалось сомнения, что перед вами элегантная представительница высшего класса.

– Да, – соглашаюсь я и смотрю на свой мобильник, что экраном вверх лежит на столе. Моя адвокат так мне и не позвонила.

– Когда-то вы встречались с моим мужем.

Я растерянно моргаю:

– Да.

– Вам неприятно говорить на эту тему? – Ее глаза необычного орехового цвета немигающе смотрят на меня.

Я почти смеюсь. На какой-то миг меня так и подмывает ответить ей ее же собственными словами – мол, это последняя из моих проблем. Вместо этого я просто отвечаю:

– Ничуть.

Алина пару мгновений пристально на меня смотрит, затем тянется за вторым печеньем. Похоже, мой ответ ее удовлетворил.

– Прекрасно, – говорит она, как будто я подтвердила нечто для нее важное. – До позавчерашнего дня я не знала про вашу историю с Себом. Мне рассказала Каро. – При имени Каро Алина кривит губы. – Вообще-то мне казалось, что вы были с Томом.

Я пока еще не готова слышать его имя. Вместе с тем мне страшно хочется услышать нечто такое, чтобы объединило бы нас обоих, как если б мы действительно были вместе. Я с трудом удерживаюсь от вопроса, почему она так подумала. Вместо этого говорю как можно вежливее:

– Вы пришли, чтобы спросить меня именно об этом?

– Нет, – отвечает Алина и кладет печенье, так и не надкусив. Я в очередной раз ощущаю на себе ее пристальный взгляд. Она как будто ставит ментальные галочки в ментальные клеточки, какие наверняка имеются у нее как у жены Себа. При этом она не такая, какой я ее себе представляла. Более сдержанная, более проницательная, более уверенная в себе. Подозреваю, Себ даже не догадывается, какая у него жена. – Мне кажется, Каро пытается увести у меня мужа, – говорит она без всяких экивоков и извинений. – Сейчас в его жизни не лучший период: работа, запой… Я знаю, вчера вечером вы были в гостях у Тома, поэтому не мне вам что-то объяснять. – Лишь два красных пятнышка на этих идеальной лепки скулах говорят о том, как же унизительно для нее обсуждать недостатки мужа с практически незнакомой ей женщиной. – Дело в том, что Каро донимает его своими звонками. С тех пор как заново открыли расследование по той девушке, она звонит ему не переставая, лишь бы только опутать его своими щупальцами. – Алина резко умолкает, перекрывая выход эмоциям, которые готовы прорваться в ее слова.

Я растерянно смотрю на нее. Это совсем не то, что я от нее ожидала. Я, конечно, сама не знала, чего мне ждать, но точно не этого. Мысленно толкаю себя, понимая, что должна что-то сказать в ответ.

– Никакого романа между ними нет, – наконец мямлю я. Возможно, оно даже к лучшему, что мы ведем такой странный разговор. По крайней мере, мне не нужно волноваться по поводу того, что я такой тугодум. Не говорить же мне ей, что я думаю на самом деле. Меня, того и гляди, арестуют по обвинению в убийстве, которое, по всей видимости, совершил ваш муж, поэтому вы уж извините, но судьба вашего брака мне по барабану.

– Я тоже так думаю – по крайней мере, пока. Но мне интересно знать, почему вы так говорите… – Какая-то часть меня не может не воздать должное ее хладнокровию.

– Каро постоянно названивала вчера вечером. Но он не брал трубку. Том спросил, почему она звонит, на что Себ ответил, что он с ней не спит, если это именно то, что подумал Том. И добавил, что никогда не спал. – Мне тотчас вспоминаются слова, сорвавшиеся с его губ в тускло освещенной гостиной, да и не только они. Я почти не целовался с ней. Значит, все-таки целовался… по крайней мере, один раз. Интересно, когда. Наверное, когда они с ней были еще подростками. Впрочем, какая разница. Лично мне нет до этого никакого дела. Но сейчас передо мной сидит Алина, и я, хочешь не хочешь, должна пройти через не совсем приятные для меня вещи.

– Если вы верите в старую пословицу in vino veritas… истина в вине…

– Вообще-то верю, – задумчиво произносит Алина. Я замечаю, что она слегка успокоилась. Хотя кто знает, вдруг мне это только кажется. Пару секунд моя гостья пристально смотрит на печенье, как будто решает, стоит ли ей рискнуть. Печенье остается лежать на столе перед ней. Она вновь поднимает глаза на меня:

– Спасибо.

– Не стоит благодарности, – отвечаю я. Если честно, я так и не поняла, к чему мы ведем весь этот разговор.

– Том сказал, что вы с Каро не ладите.

– Да, когда-то в прошлом не ладили, но это было давно.

– Я подумала, что мне есть смысл поговорить с вами.

– Враг моего врага – мой друг? – Но я вновь мысленно представляю Каро, представляю, как она осуждает собственную мать, и на какой-то миг между нами устанавливается нечто похожее на взаимопонимание. Каро мне не враг. Но и не друг. Не знаю, есть ли подходящее слово, чтобы описать то, кто она для меня. Впрочем, если выяснится, что Марк Джефферс получил информацию от нее, я уверена, что такое слово тотчас найдется.

– Именно, – говорит Алина и улыбается искренней улыбкой, а не просто из вежливости. В другой день я сочла бы это сущим подарком. Сомневаюсь, что Алина каждый день раздает искренние улыбки. – Я действительно не знаю, что случилось во Франции. Себ не любит говорить на эту тему. Повторяет, что не хочет, чтобы я волновалась. – Хмурится. – Но, что бы там ни произошло, мне кажется, это дает Каро некую власть над ним. И если честно, это беспокоит меня даже больше, чем само расследование. Ведь вряд ли Себ там кого-то убил. Лично я себе такое не представляю. Так что ему не из-за чего волноваться. Она вечно заводит его. Он постоянно разговаривает с ней, а не со мной. И я должна найти способ, чтобы положить этому конец.

Я в легком недоумении смотрю на нее. Ведь как жене Себа ей, по идее, должно быть известно гораздо больше? Но на ее лице нет никакого притворства. Лишь досада и антипатия к Каро. Да, похоже, Себ ничего ей не рассказывал. Думаю, я тоже не имею на это права, и все же, несмотря на свои собственные проблемы, невольно проникаюсь к ней сочувствием. Со стороны Себа некрасиво оставлять ее в неведении.

– Алина, – осторожно говорю я, – вы в курсе, что Себ спал с Северин? Той девушкой, которую убили? Что он последним видел ее живой?

Она резко поднимает на меня глаза.

– Это не… Я не… – Качает головой, затем останавливается, и ее обычно гладкий лоб собирается складками. – Мне казалось, что тогда он встречался с вами, – растерянно признается она.

– Встречался, – в свою очередь кисло усмехаюсь я.

– А-а-а! – По ее лицу мелькают самые разные эмоции, прежде чем на нем остается лишь покорность судьбе. – Думаю, будет лучше, если я услышу обо всем этом от вас.

И я излагаю ей голые факты, без каких-либо собственных домыслов. Опускаю лишь эпизод с садовыми граблями, так как, по идее, мне это не положено знать. Алина слушает внимательно, не сводя с меня своих желто-карих глаз.

– Черт тебя побери, Себ! – в сердцах бормочет она, когда я умолкаю, и сокрушенно вздыхает. Ее слова мгновенно переносят меня на годы назад, в то время, когда такая же досада звучала и в моем собственном голосе.

– Простите, я не хотела вас огорчать, – честно признаюсь я.

Алина не отвечает. Она наконец взяла печенье и теперь грызет его.

– Нет, это все же не Себ, – решительно заявляет женщина, доев печенье. – Ведь с какой стати ему было ее убивать? Вряд ли полиция подозревает его.

– Это могло произойти случайно.

Алина отмахивается от моего предположения.

– Вы сами знаете, какой он, когда выпьет. Стоит ему перебрать, как он тут же вырубается. Сам едва стоит на ногах, не говоря уже о том, чтобы дотащить кого-то до колодца.

– Это мог сделать кто-то другой.

– Кто именно? – резко спрашивает Алина. – Том? Каро?

В следующее мгновение до нее, похоже, доходит. Кровь отливает от ее лица, губы беззвучно пытаются что-то сказать. Поняв бесполезность этих попыток, она закрывает рот. Потому что сказать ей нечего.

– Власть, – наконец произносит Алина, вернее шипит, и скорее себе, чем мне. – Чертова сучка! – Она снова смотрит на меня: – Так считает полиция?

Нет, к счастью для вашего мужа, полиция подозревает меня. Так считаю я, Кейт Ченнинг.

– Не знаю.

– Нет, это просто какое-то наваждение, – снова бормочет Алина, затем, подняв на меня глаза, с яростью добавляет: – Этому следует немедленно положить конец.

В этот момент звонит мой мобильник. Я хватаюсь за него как за спасательный круг.

– Мой адвокат. Извините, мне нужно срочно ответить, – говорю я и, прежде чем Алина успевает что-то сказать, выскакиваю из кафе.

– Любопытно, – говорит мисс или миссис Стритер, когда я выкладываю ей добытые Ларой сведения. – Маловато, конечно, даже если на этих граблях будет ваша ДНК или кого-то еще. И тем не менее…

– И тем не менее достаточно для суда? – Как назло, я забыла в кафе пальто и потому, дрожа от холода, пытаюсь обнять себя свободной рукой. Под тонкой тканью платья нащупываю свои ребра. Они кажутся мне почти бесплотными. Я слишком хрупкая, чтобы выдержать удары судьбы.

Стритер молчит. Пауза затягивается, и мне еще больше становится не по себе.

– Как правило, нет, – наконец произносит она. – Но в данном случае имеет место политическое давление, так что трудно сказать что-либо точно. Кстати, вы придумали что-нибудь по части сотрудничества?

– Да. – Сотрудничество. Какое обманчивое слово. На первый взгляд такое дружеское и теплое, а на самом деле – хитрое и эгоистичное, со своими собственными корыстными целями. Пойти на сотрудничество с полицией – значит кого-то предать. Но кого? Себа? Каро? Я даже в страшном сне не могла представить, что до этого докачусь, и вот…

– И?..

Я зажмуриваюсь и на одном дыхании выпаливаю:

– У Каро был кокаин. Она тайком от меня провезла его во Францию в моем чемодане. Именно из-за этого в последний вечер между нами и вспыхнула ссора. После того, как я об этом узнала. Я не думала, что это имеет какое-то отношение к расследованию, и потому никогда никому об этом не рассказывала. – Вновь открываю глаза. Все эти годы я как рыба молчала про этот кокаин и никогда не заговорила бы о нем сейчас. Увы, мне хватило всего нескольких секунд, чтобы нарушить этот обет молчания. Дело сделано. Интересно, что теперь про меня подумает Том… Я вновь крепко зажмуриваюсь, лишь бы не видеть сурового осуждения на его лице.

– Вы в ту ночь сами принимали наркотики? – сухо, по-деловому, спрашивает Стритер.

– Нет.

– Или хотя бы раз во время вашего пребывания во Франции?

– Нет. Это совершенно не мое. Спросите кого угодно.

– Уверяю вас, полиция спросит. Вы когда-нибудь принимали наркотики? – не унимается она.

– Когда-нибудь за всю мою жизнь?

– Да. Сейчас в прошлом. Без разницы.

– Раз или два, еще в универе курила «травку». Но от нее меня лишь клонило в сон. К тому же я не любительница курения.

– Раз или два? Точнее нельзя?

– Значит, дважды. Но точно не трижды.

– Понятно. – Судя по голосу, адвокатша слегка успокаивается. – Понятно. Очень хорошо. С этим уже можно работать. Что-то еще?

– Разве что…

Я не знаю, во сколько вернулся Себ.

В окно кафе мне в профиль видна Алина, одиноко сидящая там, где я ее оставила. Однако рука лежит на коленях, большим пальцам отбивая барабанную дробь. Я не знаю, во сколько вернулся Себ. Фраза готова в моей голове и ждет, когда я выпущу ее в большой мир.

– Слушаю.

Я снова смотрю на Алину. Большой палец она успокоила, положив на него вторую руку, зато теперь дергает ногой.

– Извините, меня что-то отвлекло… Нет-нет, больше ничего.

– Ну что ж, ладно. Я договорюсь о встрече с детективом и перезвоню вам. Спасибо, Кейт, вы мне действительно помогли.

– Отлично. – Мой ответ звучит не слишком убедительно.

– Да, и еще одна вещь.

– Что именно?

– Если у вас есть что-то еще, не тяните. Подумайте хорошенько, – говорит она, и в трубке слышатся гудки.

Я не спешу возвращаться к Алине, но холод берет свое, заталкивая меня обратно в кафе. Она поднимает на меня глаза.

– Еще раз извините, – говорю я и сажусь напротив нее.

– У вас есть адвокат. – Ее слова звучат как обвинительный приговор.

– Да.

– А у Себа есть адвокат? – Теперь она явно держится враждебнее. До меня доходит, что я – тот самый гонец с плохой вестью и что она готова меня пристрелить. Впрочем, догадываюсь я, также и Себа – за то, что он поставил ее в такое положение: жена, а все узнает последней.

– Не знаю. Но если нет, то он срочно должен им обзавестись.

– Он этого не делал, – натянуто повторяет Алина. – Я его знаю. Вы его знаете. Вам прекрасно известно, что он здесь совершенно ни при чем. – Я молчу. Мне нечего ей сказать. Она в упор смотрит на меня и испуганно шепчет: – О боже! Вы думаете, что это все-таки он?

– Послушайте, я ничего не знаю, честное слово, – вяло протестую я, но она непреклонна:

– Но как вы могли такое подумать? Вы ведь встречались с ним. Вы его знаете.

Мне видно, как ее потрясение сменяется яростью. Я мысленно радуюсь ее верности, хотя одновременно это меня коробит.

– Я лишь… Поймите, тот Себ, которого знаете вы, это не совсем тот Себ, с которым встречалась я. Мы все с тех пор изменились.

– И все же, – с жаром настаивает Алина. – Он этого никогда не сделал бы. – Она ждет, что я ей на это отвечу. Мне ничего не остается, кроме как кивнуть. Алина тоже резко кивает, без всякой радости признавая свою победу, после чего продолжает: – Думаю, Каро пытается внушить ему, что он как-то к этому причастен, а возможно, и вообще виноват. Возможно также, она делает вид, будто выгораживает его. Чтобы он зависел от нее. Был в ее власти. Думаю, этим она занималась уже многие годы – он всегда начинал пить, как только рядом оказывалась она.

Я вскидываю голову. Алина наверняка права. Это очень даже в духе Каро – извлекать для себя выгоду из любой ситуации. Ей нужен именно такой, растерянный, считающий себя виновным Себ, чтобы она могла вить из него веревки. Алина считает, что его должок скорее вымышленный, нежели реальный, но в любом случае извращенная логика Каро мне понятна. Я легко могу представить себе, как поздно ночью она шепчет по телефонной линии в ухо Себу отравленные фразы, как те заползают в его сознание и, свернувшись там клубком, начинают точить его изнутри. По крайней мере, это было бы вполне в духе той Каро, которую я знаю. Но теперь меня гложут сомнения. В моей голове рождается альтернативная интерпретация. Что, если Каро названивает Себу потому, что безнадежно влюблена в него и не может ничего с собой поделать? Это в духе Себа – беззаботно, без всякой задней мысли вселять в нее надежду. Это он шепчет ей на ухо разные нежности, за которыми на самом деле не стоит никаких чувств, а лишь желание подпитать собственное раздутое эго. Что, если он пьет, мучимый раскаянием? Но затем я вспоминаю про Марка Джефферса, и отравительницей вновь становится Каро.

– В любом случае, – внезапно с уверенностью заявляет Алина, – у полиции наверняка имеется альтернативный подозреваемый.

Я молча жду. Она имеет в виду меня? Нет, вряд ли бы она заявила такое мне прямо в лицо. Хотя, с другой стороны, я ведь только что бросила тень подозрения на ее мужа…

– Тео.

Я качаю головой:

– Никто не думает, что это был Тео.

– Почему нет? У него было алиби?

– Нет… в смысле, да, было. Мне кажется, он был с Каро, но потом в какой-то момент отправился спать…

– Он мертв, – обрывает меня Алина. – Это, конечно, ужасно. И для него, и для его родителей, и всех, кто его знал и любил. Вы же, все остальные, живы, у вас впереди еще целая жизнь. И если подозрение падет на кого-то из вас, этот человек наверняка сделает все для того, чтобы спихнуть вину на него.

От ее слов я лишаюсь дара речи.

– Вы хотите сказать, что…

Я умолкаю. По идее, я должна закончить свою мысль словами это безнравственно, или это незаконно, или это препятствует правосудию, но не могу заставить себя произнести это вслух. Тео как главный подозреваемый. Алина считает, что пытается избавиться от Каро, но ведь тем самым она поможет снять с крючка и меня. На меня накатывается волна желания – желания сбросить с себя тяжесть, которая давит на меня, прижимает к земле, делает меньше ростом и слабее с каждым днем. Желания вырваться из бурлящего моря страха у меня в животе, что угрожает прорваться наружу через горло и поглотить меня с головой.

– Да, – говорит Алина, в упор на меня глядя, хотя румянец на щеках выдает ее волнение. – Я знаю, что говорю. – Я смотрю на холодный огонь в ее желто-карих глазах – и ничуть в этом не сомневаюсь. Себу крупно повезло, что у него есть такая жена, которая будет грудью стоять за него, даже если в душе она готова прихлопнуть его на месте. Однако этот ее ход кажется мне хорошо просчитанным. Вряд ли он пришел ей в голову, пока я мерзла на улице, разговаривая с моей адвокатшей.

– Именно об этом вы и хотели со мной поговорить?

Сначала Алина, похоже, склонна это отрицать, но затем выбирает правду.

– Да. – Она пожимает плечами, и острые крылья ее ключиц на миг взмывают вверх. Ей следовало быть балериной. У нее для этого соответствующее телосложение и даже нечто большее – то, как плавно ее движения перетекают одно в другое, отчего кажется, будто она является частью некоего хореографического спектакля. – В принципе, не так уж и важно, права я насчет Каро или нет. Как только все это закончится, думаю, ее тоже больше не будет рядом.

– Том никогда на это не пойдет, – наконец говорю я, перескакивая такой вопрос, как мораль. Для меня куда важнее, насколько осуществим ее план. И когда только я потеряла веру в систему правосудия, будь то французская или любая другая? Или же дело не в отсутствии доверия? Может, дело в другом, в том, что мне отлично известно: жизнь страшно несправедливая штука, а если несправедлива она, то как может быть справедлив закон? По моей спине пробегает холодок, и я поёживаюсь. Только не думай ни о каком аресте.

– Неужели? – Алина изумленно выгибает бровь. – Даже ради Себа?

– Я не… – Я действительно не знаю. Еще вчера я сказала бы, что Том готов ради него на что угодно, но сейчас… Горечь и обида в голосе Себа вчера вечером, каменное лицо Тома, когда Себ заявил, что с самого начала знал, что Том неравнодушен ко мне… В общем, я не знаю, кого выбрал бы Том – Тео или Себа. – Я не знаю. Не могу сказать.

– А вы? – Она пристально смотрит на меня. Ее изящные, тонкие запястья поднимаются вверх и смыкаются под подбородком. Я же в очередной раз поражаюсь ее самообладанию, тем более что догадываюсь, что за ним скрывается.

Что нужно, чтобы столкнуть Модана на эту дорожку? Я представляю, как он в своем безупречном костюме шагает по пыльной сельской дороге мимо фермы, как солнце палит ему плечи, но он идет себе дальше, выстраивая в голове аргументы в пользу того, что убийца – это Тео. Наверное, такое очень даже возможно, если вложить ему в уши пару-тройку нужных фраз. Ложь, все до одной. Ложь и предательство Тео. Будет ли это предательство намного хуже, если я расскажу французу про Каро и ее кокаин? Я всегда могу заявить в свое оправдание, что она это заслужила, – ведь кто, как не она, через Марка Джефферса распускает обо мне слухи. Правда же заключается в следующем: как только почувствовала себя загнанной в угол, я даже не колебалась. Я бы сделала это, даже не будь никакого Джефферса. Опять-таки, что сказал бы по этому поводу Том?

– Кейт? – Голос Алины вырывает меня из задумчи-вости.

– Я подумаю об этом, – говорю я. По крайней мере, я ей не солгала. Вряд ли я стану думать о чем-то другом.