Глава 12

Весь день Северин ходит за мной как тень. Из чего я делаю вывод, что это признак усталости или рассеянности. Она словно болезнь умеет подкрасться незаметно, когда мои защитные механизмы ослабли. Впрочем, Северин не подкрадывается. Она нагло подходит и, бросив один-единственный томный взгляд, захватывает территорию как свою собственную. Она всегда и во всем диктует свои условия. Единственное исключение – ее собственная смерть.

После разговора с адвокатом я возвращаюсь в офис. Несмотря на похмелье, несмотря на Северин, несмотря на… что? ссору, стычку, скандал? – с Томом, я успеваю сделать довольно много дел. Весь секрет в умении сосредоточиться. Это моя самая сильная черта. Не бери трубку и не звони Ларе. Не обращай внимания на стройную мертвую француженку, что устроилась на краешке стола и болтает загорелой ногой. Не занимайся самокопанием, не впадай в задумчивость. Не делай того, не делай этого…

Во второй половине дня звонит Гордон. Каждую пятницу у нас с ним деловая беседа для решения накопившихся за неделю вопросов, хотя он частенько ее переносит или вообще отменяет. Мистер Фарроу – очень занятой человек. Вот и сейчас он, по всей видимости, звонит, чтобы перенести нашу беседу. Но нет, вместо этого мистер Фарроу говорит в своей обычной, мягкой манере:

– Как вы отнесетесь к тому, чтобы приехать ко мне в офис, а не говорить по телефону?

– Почему бы нет, только сверюсь со своим графиком. – До него в моем рабочем графике значится пара телефонных звонков, но, думается, я к нему успею. – Да-да, я сумею подъехать. У вас всё в порядке?

– Да. Отлично. Мне тут подумалось, что давно мы не встречались лично. Сегодня у меня не такой аврал, как обычно, и я решил этим воспользоваться.

– Нет проблем. Увидимся в половине четвертого, – говорю я и кладу трубку.

Может, мне взять с собой Пола, для укрепления связей и все такое прочее? Впрочем, нет, лучше не стоит. Гордону приятно встретиться со мной (а мне – с ним). Он наверняка сочтет Пола слишком угодливым.

Но что, если я приведу с собой Северин?

Или Северин не любительница деловых встреч, или же мне удается держать ее на расстоянии. Как бы то ни было, я встречаюсь с Гордоном одна, без нее. Мы быстро пробегаем с ним по обновленному списку кандидатов, которых он видел. Мистер Фарроу сообщает мне свое мнение о них, что они думают по поводу работы в его фирме, что другие фирмы думают о них… Отбор персонала на данном уровне – партнер, будущий партнер, ибо сейчас наши усилия сосредоточены именно на этом, – это такая стратегическая игра. Следующий шаг – ассоциаты, но большинство из них просто последуют за партнерами, с которыми тесно сотрудничали.

– Если мы раздобудем этих двоих, произойдет настоящий переворот, – задумчиво говорит Гордон, постукивая по списку имен, что лежит на столе перед нами, между двумя пустыми кофейными чашками. Мы сейчас находимся в одной из комнат для деловых встреч на верхнем этаже офисного здания фирмы «Хафт и Вейл». Отсюда на город открывается потрясающей красоты вид. В солнечных лучах поблескивает изгиб купола собора Святого Павла, между зданиями то здесь, то там змеится серебристая лента Темзы. С высоты архитектура Лондона обладает некоей статью и солидностью. В солнечном свете кажется, будто здания стоят, гордо расправив плечи. Глядя на это величие, мгновенно забываешь грязь и сутолоку, царящие внизу, на городских улицах.

– Мы их получим, – уверенно заявляю я, отрывая глаза от окна и снова глядя на список.

– Думаю, тут сыграет свою роль размер предлагаемых нами финансовых гарантий.

Я качаю головой:

– Дело не в гарантиях. – Гордон вопросительно смотрит на меня. – Нет, конечно, они тоже необходимы, но я имею в виду не сами деньги для этих двоих, а нечто иное. То, что эти деньги означают. Им кажется, что на нынешнем рабочем месте их не ценят, или же им неприятен недостаток коллегиальности. Ваши гарантии убедят их, что вы их цените. Как только вы переманили людей к себе, окружите их вниманием. Пусть они почувствуют себя комфортно. Кроме того, дайте им почувствовать, что их переход в вашу фирму важен для вас; он положительно скажется на результатах деятельности вашей фирмы, и тогда, я уверена, они покажут, на что способны.

Гордон пристально на меня смотрит, как будто оценивая.

– Как я понимаю, у вас есть свои убеждения относительно стиля руководства.

Я пожимаю плечами:

– В моей работе необходим нюх, кто для чего подходит. Совершенно бессмысленно вводить робкого технического специалиста туда, где принят напористый, американский стиль деятельности.

– Для этого вы должны хорошо разбираться в людях. – Он вертит в руках пустую кофейную чашку и как будто одновременно что-то обдумывает.

– Думаю, так оно и есть. В профессиональном контексте. – Мои мысли тотчас переносятся в ту неделю во Франции, к Себу, Тому, Ларе, Тео, Каро, Северин, к той паутине, которая крепко удерживает нас вместе. Учитывая то, что мне сейчас известно, я могу предположить, что тогда мои суждения о людях были катастрофически наивными. Возможно – вероятно? – таковы они остаются и сейчас. – В профессиональном контексте, – повторяю я. Гордон по-прежнему вертит в руках кофейную чашку. – Вас что-то беспокоит?

Он удивленно поднимает глаза:

– Нет. Я… нет. В общем. – Отворачивается, будто стесняется посмотреть мне в глаза и признать сам факт этой нашей с ним беседы. – Каро в списке на этот год.

В списке. В списке кандидатов в партнеры. Система же устроена так – либо вверх, либо вон. Тот, кто по каким-то причинам не смог подняться ступенькой выше, должен уйти из фирмы. Я быстро произвожу мысленный подсчет, как долго Каро работает юристом. Да, похоже на то, что для нее настал этот самый момент – вверх или вон.

– И каковы ее перспективы? – спрашиваю я, хотя ответ мне известен. Иначе этот разговор просто не состоялся бы.

Гордон шумно вздыхает:

– Между нами говоря… неясные. Если честно, хорошо, что она женщина. Нам требуется больше женщин. Не для статистики, разумеется, но… – Он морщится; я киваю. – Нам прекрасно известно соотношение мужчин и женщин в юридических фирмах. – В любом случае она хороший работник. Умеет жестко вести переговоры – этого у нее не отнять. Те клиенты, которые ее любят, любят ее искренне. И все же, при всех ее достоинствах, она… – Гордон подыскивает нужное слово – верное и вместе с тем не слишком резкое. – Скажем так, она не привыкла играть в команде, – говорит он и вопросительно смотрит на меня. – Если б вы рассматривали кандидатуру Каро, куда вы ее порекомендовали бы?

Поначалу я увиливаю от прямого ответа, пытаюсь придумать нечто обтекаемое, ни к чему не обязывающее. Но затем вспоминаю: ведь это Гордон, а Гордон любит правду. Остается только надеяться, что этот принцип распространяется и на его дочь. Я делаю глубокий вдох и произношу как можно спокойнее:

– На мой взгляд, «Хафт и Вейл» – не лучший для нее выбор. Мне кажется, ей было бы гораздо комфортнее в какой-нибудь агрессивной американской фирме. Убивай и пожирай добычу, и так далее.

Гордон рассеянно кивает, глядя в окно на панораму города. На мое счастье, он не видит, как мне полегчало от того, что моя откровенность не оскорбила его.

– Я, пожалуй, соглашусь с вами. Но поскольку она пытается сделать карьеру в этой фирме… – Он умолкает.

Я тщетно пытаюсь придумать, что бы такого ему посоветовать, но, похоже, что бы я ни предложила ему, он уже обдумал сам.

– Например, в наступающем году на нее можно частично возложить какие-то управленческие обязанности. Показать ей, что она способна на большее.

– Возможно. – Гордон задумчиво поджимает губы, вздыхает и снова смотрит в окно. Хотя лично я сомневаюсь, что он там что-то видит. – Мы с каждым годом берем все меньше и меньше партнеров. Не знаю, как при такой жуткой нагрузке нам сохранить всех наших младших юристов, учитывая, что заветное повышение ожидает далеко не всех. Когда-то было достаточно несколько лет хорошо делать свое дело и не портить себе репутацию… – Он стряхивает с себя задумчивость и вновь поворачивается ко мне: – Кстати, разумное предложение. Если у нее будет опыт руководства, это может дать ей некоторые преимущества, – он кивает самому себе, как будто ставит ментальную галочку, что ему нужно будет поговорить с Каро на эту тему. – С другой стороны, углы срезать невозможно… – Вновь умолкает и смотрит в пустую кофейную чашку.

Углы срезать невозможно? Еще как можно! По крайней мере, для Каро это не проблема. Если понадобится, она не только срежет углы, но пропашет широкую полосу сквозь что угодно и кого угодно, если это сократит ей путь к достижению цели. Внезапно я понимаю – Гордон отлично знает: дело не только в том, что Каро не привыкла играть в команде. Все гораздо серьезнее. В глубине души ему понятно: партнером ей никогда не стать, и, по его мнению, ей лучше этого не делать, хотя он и пытается убедить себя в обратном. На какой-то миг я даже сопереживаю ему – умному, вдумчивому, доброму человеку, который подсознательно пытается вернуть себе ту Каро, какую он потерял, когда ей было тринадцать лет, и теперь каждый день отказывается верить в то, что перед ним взрослая женщина.

Еще нет четырех часов дня, но после встречи с Гордоном я прямиком возвращаюсь домой. Я чертовски устала. Мне хочется одного – погрузить свою тушку в горячую ванну. Увы, как ни приятно понежиться в ароматной пене, это все равно что вытащить голову из песка. Ко мне тотчас ворвется реальность, и я буду вынуждена посмотреть в глаза им всем – Тому, Северин, Модану, всей их компании. Пару секунд посидев в раздумьях, решительно открываю кран и в промышленных масштабах заливаю в ванну дорогую пену, подарок Лары. Если реальность и ворвется ко мне, я посмотрю ей в лицо, лежа по самые уши в душистом облаке.

Не успела я со вздохом блаженства погрузиться в горячую воду, как звонит Лара.

– У тебя есть планы? – спрашивает она. У нее жутко усталый голос, что не совсем в ее духе. – Или ты уже настроилась на спокойный вечерок дома? Диван, фильмец про любовь или что-то в этом роде…

– Это точно, – говорю я и с теплотой вспоминаю наши с ней вечера. Глядя фильмец про любовь, мы набивали желудки едой из местного кулинарного магазинчика, запивая все это вином в количестве, никак не подходящем для спокойного вечера перед телеэкраном. Но это было раньше, когда Лара была просто Ларой, без каких-либо недомолвок, я была просто Кейт (пусть даже одинокая старая дева Кейт), а Северин – таинственной загадкой из далекого прошлого. Как же мне хочется вернуть все это назад! К моим глазам подкатывают слезы. Я нетерпеливо трясу головой, разбрызгивая вокруг себя мыльную пену. – Я уже дома и никуда не хочу выходить. Не хочешь приехать ко мне?

– Без проблем. В любом случае в твоем магазинчике еда вкуснее.

– У тебя усталый голос. Во сколько ты вчера вернулась домой? – Молчание. – А, понятно, ты вообще не возвращалась.

– В общем… да. А ты? Ты сама вернулась поздно?

В принципе, я могла бы и солгать. Тем более что я на-училась неплохо это делать. Я могла бы сказать что-то невнятное, могла бы уйти от ответа, но это, черт возьми, отнимает силы.

– Я тоже ночевала не дома.

– Неужели? А у кого? – Мне слышно, как жужжат, судорожно соображая, ее мозги. – У Тома?

Ее удивление совершенно искренне. По идее, Лара не имеет права обижаться, но мне кажется, что она все равно обижена.

– Да. Но все было не так, как ты думаешь. Честное слово…

– Это как понимать? – Она и вправду обижена или это я слишком глубоко копаю?

– Так что я расскажу тебе позже. Хотя рассказывать в принципе нечего. Во сколько ты ко мне приедешь?

– Часов в шесть, если не раньше. Моя голова сегодня плохо соображает. В таком состоянии бессмысленно сидеть на работе.

– Приезжай, когда тебе удобно. В любом случае я дома.

Я кладу телефон и откидываю голову на край ванны. Северин, в черной тунике, устроилась своей изящной попкой на самом краешке ванны и, вытянув стройные ноги, скрестила их в лодыжках. Она поворачивается ко мне. Ее лицо похоже на равнодушную маску. Она смотрит на меня своими темными, всезнающими глазами. Этот контраст моментально приковывает мое внимание: эти глаза видели гораздо больше, чем можно подумать, глядя на ее гладкое, без единой морщинки лицо. Я тотчас думаю о тонких морщинках в уголках моих глаз, о седом волосе, который я обнаружила у себя (и тотчас вырвала) на прошлой неделе.

– Мне тридцать один, – произношу я вслух. Северин по-прежнему не сводит с меня взгляда. – Тебе же всегда будет – сколько тогда тебе было? – девятнадцать. – Она равнодушно отворачивается. Теперь мне виден ее профиль. Ее нос с легкой горбинкой, но это ей даже идет. Он придает ее лицу некую силу. – Что ты здесь забыла? – Северин снова смотрит на меня. Не то чтобы слишком пристально. Скорее даже равнодушно. А затем ее взгляд вообще скользит куда-то мимо меня, как будто я больше не представляю для нее никакого интереса. Если честно, это меня задевает. Я тянусь за шампунем и взбиваю на голове пену, после чего обращаюсь к ней снова. На этот раз в моем голосе слышится раздражение: – Раз уж ты здесь, не могла бы ты сказать мне, кто тебя убил?

Северин сидит на краю ванны, закинув одну ногу на другую, курит и лениво болтает сандалией – совсем как десять лет назад, когда она загипнотизировала Себа. Она смотрит на меня и вопросительно выгибает бровь. Пожалуй, это первый раз, когда я вижу на ее лице какие-то эмоции.

– Да, я понимаю, такие вещи даются нелегко, – бормочу я и с головой погружаюсь во все еще горячую воду, чтобы смыть с волос шампунь. Когда же выныриваю снова, ее уже нет.

– Итак, – выразительно произносит Лара, как только в ее руке оказывается бокал вина. Итак. Такое короткое слово, всего два слога. Зато сколько в него вложено смысла! – Выкладывай. – Она выглядит усталой, такой усталой, что кажется, будто вот-вот развалится на части. Даже черты ее лица и те как будто какие-то помятые.

Я смотрю на бокал в моей руке. Он красив – высокий, элегантный и жутко хрупкий. Подарок, правда, не помню чей. Если нажать на него чуть сильнее, наверняка треснет. Я проникаюсь к нему сочувствием. Интересно, а у Лары сколько еще осталось сил?

– Это ты выкладывай, – довольно резко возражаю я. Нет, я не хочу быть резкой, но так уж получается.

Она делает глоток и пытается улыбнуться. Но улыбка тотчас гаснет, и мне моментально становится стыдно.

– С тобой всё в порядке? – тихо спрашиваю я.

Лара пожимает плечами:

– Вроде бы да. Наверное. – И вновь эта вымученная улыбка сквозь слезы, которые вот-вот потекут по ее щекам. – А с тобой?

Теперь пожимаю плечами я:

– Примерно то же самое. – Только в моем случае нет слез. Я не позволю себе в очередной раз разреветься. Делаю глоток вина. Но если не быть осторожной, сегодня оно быстро ударит мне в голову. – Ладно, проехали. Давай закажем карри и посмотрим кино. А поговорим позднее.

И я провожу целый вечер с Ларой. Приятный вечер, он навевает воспоминания о куда более счастливых временах. Мы смотрим романтическую комедию, объедаемся карри и пьем слишком много вина. Эта наша привычка, и она такая приятная… Единственное, что изменилось с годами, – это стоимость вина. Северин не мешает нам, что, в общем-то, неудивительно. Я точно знаю, что она – плод моего – откровенно больного – воображения, а мое воображение бессильно представить Северин перед телеэкраном, на котором идет комедия с участием Риз Уизерспун. Мне почему-то кажется, что она предпочитает фильмы в стиле артхаус.

Но если говорить правду, изменилась не только стоимость вина. Когда фильм заканчивается, на пару секунд между нами воцаряется неловкое молчание.

– Итак, – снова говорит Лара, поворачиваясь ко мне, и устраивается на диване, скрестив ноги. Я выдала ей из своего гардероба широкие пижамные штаны и худи. На мне они смотрятся как затрапезная домашняя одежда, но на Ларе, благодаря ее блондинистым волосам, пышному бюсту и бьющей через край сексуальности, их становится не узнать. Ее хоть сейчас помещай на рекламный щит «Аберкромби и Фитч». Неудивительно, что Том по-прежнему сохнет по ней. Раньше мне это было до лампочки; сейчас же я ловлю себя на том, что занимаюсь сопоставительным анализом. Один балл Ларе за ее моментальную сексапильность. Один балл Кейт за ее быстрый ум. Один балл Ларе… Я в ужасе от себя самой. Всего один пьяный поцелуй с Томом, и я уже скатилась так низко? И все же у меня никак не получает придушить чудовище с зелеными глазами, что затаилось во мне.

– Итак, – в свою очередь говорю я. – Как там дела с твоим дорогим детективом?

– А-а-а-а, – Лара опускает голову и пальцем чертит на диване круг. – Все довольно… сложно.

Похоже, она не прочь поговорить. Я поудобнее устраиваюсь на диване, принимая зеркальное отражение ее позы.

– И где он сегодня?

– Вернулся во Францию.

Мое сердце готово выпрыгнуть из груди.

– Насовсем?

– Нет, он возвращается во вторник. Просто какие-то семейные дела. Если не ошибаюсь, крестины. А не из-за расследования… – Ее палец продолжает чертить на диване круги. – Даже будь это как-то связано с расследованием, он все равно ничего не сказал бы. Он не говорит со мной на эту тему после того, как…

– После чего? – По ее щекам расползается румянец. Я тотчас догадываюсь, что она хочет сказать. Интересно, какими словами?

– После того как мы… перешли черту.

Браво! Как красиво сказано. У меня язык не поворачивается задать ей хотя бы один любопытный вопрос. Но, похоже, она от меня этого и не ждет. Лара пристыженно смотрит на меня и добавляет:

– Ты уж извини, но никакой инсайдерской инфор-мации.

– Сразу виден человек твердых принципов, – говорю я не без иронии.

– Именно! – Лара подается вперед, все ее тело буквально умоляет меня выслушать ее и понять. – Я знаю, как может показаться на первый взгляд. Мол, он трахает одну из свидетельниц уголовного дела. Но клянусь тебе, мы не смешиваем такие вещи. Он со мной ничего не обсуждает. Не сказал об этом ни единого слова. Да и в любом случае я вне подозрений.

– В отличие от меня.

Она кивает и говорит дальше:

– Да, ты права. Это, конечно, полнейшая бессмыслица, ведь она была жива в субботу утром. Но не только ты, а также Себ, Каро и Тео.

– Но в первую очередь я. По причине полного отсутствия у Себа сдерживающего начала. – Том был бы зол на меня, знай он, что я разговариваю об этом с Ларой. Но мне наплевать. Том в любом случае зол на меня, так что какая разница.

Лара качает головой:

– Я не… – Ее голубые глаза становятся размером с блюдце. Это можно считать подтверждением тому, что Модан не обсуждает с ней ход расследования. Впрочем, я не собиралась устраивать им обоим проверку на вшивость. – Себ и Северин? Неужели? Никогда бы не подумала. Нет, он, конечно, считал ее хорошенькой, все парни питают слабость к французскому шарму. Это так предсказуемо! – Лара закатывает глаза. Я невольно улыбаюсь. Лара, которая неизменно – и с успехом – исполняет роль шведской секс-бомбы и столь критично настроена по поводу того, что Северин с выгодой для себя пускала в ход культурные стереотипы. Кстати, похоже, она все еще под впечатлением этой новости. – Ух ты… Ну и козел же этот Себ. Вернее, был козлом. Впрочем, думаю, он и сейчас такой. – Она качает головой. – И когда ты это узнала?

– Совсем недавно. Я сама начала задаваться этим вопросом, как вдруг Себ – хотя его никто не тянул за язык – сам во всем признался мне вчера вечером. Только потому, что он уже сказал это Модану. И не хотел, чтобы я узнала это от детектива.

– Но как? – Лара хмурит брови. – Они явно соблюдали конспирацию. Мы ведь на той ферме буквально сидели друг у друга на головах.

– Судя по всему, это случилось в последнюю ночь.

– О да, ночка тогда выдалась совершенно безумная… – Она снова качает головой, переваривая новость. – Даже не верится, что я могла такое пропустить… Господи, что еще я пропустила?

С ее стороны это риторический вопрос. Но на самом деле это самый главный вопрос, ключ ко всей загадке.

– Да, я тоже об этом думала, – тихо признаюсь я.

– Ты хочешь сказать… Но ведь в субботу утром она была жива, – порывисто возражает Лара. – Она села в тот гребаный автобус.

– Верно, села, – я киваю. – И в таком случае вся эта история не имеет к нам ровным счетом никакого отношения. Или же не села – и по чистому совпадению на той остановке в автобус села другая девушка, на нее похожая.

– Ничего себе совпадение! Сколько в мире девушек того же роста и сложения да еще с шифоновым шарфом на голове?

– Верно, лишь совпадение, и в этом случае… – Я развожу руками и пожимаю плечами. – Похоже, твой Модан очень даже увлечен этой версией.

– Он не мой Модан, – протестует Лара, но как-то неубедительно.

– Вот как? А мне казалось, что он твой. С головы до ног, сердцем, разумом и всем прочим.

– Я бы тоже так подумала, но он… он не говорит о том, что будет, когда он закончит свои дела и вернется во Францию. – Лара смотрит на меня почти лихорадочным взглядом. – Знаю, у него уже были отношения на расстоянии, так сказать, и он их ненавидел… Понимаю, это, конечно, безумие, мы почти не знаем друг друга, но… – Лара беспомощно всплескивает руками. Внезапно мне становится понятен ее страх: она знает, что уже сорвалась в пропасть. – Он не говорит об этом ни слова. Затвердил лишь одно: «Что-нибудь придумаем». И как, скажи, мы это сделаем, если он отказывается говорить на эту тему?

– Может, ему нужно сосредоточиться на чем-то одном? Вдруг он хочет поскорее закончить расследование, чтобы вам больше не прятаться от людей… – Я не верю собственным ушам. Это надо же! Я защищаю того, кто, похоже, вознамерился сделать из меня убийцу! Но я видела, каким взглядом Модан смотрит на Лару. Такое нельзя не заметить. Он как будто «завязавший» алкоголик, а она – тот самый стакан, о котором он мечтал все эти годы. В его планы явно не входит отпустить ее от себя.

– Вдруг Модан просто переживает из-за того, как ты воспримешь, когда он упечет твою лучшую подругу за решетку? – кисло спрашиваю я.

– Но ведь она села в гребаный автобус, – Лара со злостью вгоняет в диван кулак.

– Знаю, знаю. Но давай на минуту забудем про него. Если б ты расследовала этот случай, кто был бы твоим подозреваемым номер один?

Лара задумчиво взвешивает все «за» и «против».

– Не Том и не я – по очевидным причинам. Не думаю, что Том у тебя вне подозрений, но я вернусь к этому позже. И я точно знаю, что это не ты, потому что ты до вчерашнего дня ни о чем не знала. Какой у тебя мотив?

– Ну, на твоем месте я бы не стала с ходу вычеркивать меня, – шутливо отвечаю я.

– Тсс. Не мешай. Если мне нужно об этом подумать, давай не будем терять время на пустые предположения. Тео: никакого мотива. Он знал ее сто лет, и, похоже, они всегда были друзьями. Я ничуть не сомневаюсь, что она ему нравилась. Но давай будем честны: даже если он попытался трахнуть ее и получил от ворот поворот, я не могу представить себе Тео в гневе убивающим ее.

– Пожалуй, соглашусь. – Перед моим внутренним взором возникает Тео: при любой подначке его щеки заливаются краской. Его спина с молочно-бледной кожей – истинное проклятье, если у вас рыжие волосы, – густо намазана защитным кремом. Я – хоть ты тресни – не могу даже представить, как Тео пробует подкатиться к Северин. Если на то пошло, я не помню, чтобы Тео пытался подкатиться к любой из нас.

– Наверное, с моей стороны жутко неполиткорректно признаваться, что я была удивлена тем, как он погиб, – осторожно замечает Лара. – Но я даже подумать не могла, что он на такое способен.

– Согласна. Жутко неполиткорректно. Впрочем, и я тоже. – Тео погиб, бросившись на гранату, спасая четверых своих товарищей. Наверное, то была машинальная реакция. Том сказал, что на похоронах родители Тео были в равной степени убиты горем и полны гордости.

– Да… – Лара стряхивает с себя задумчивость. – Ладно, в любом случае у нас остаются Каро и Себ. – Она хмурит брови. – Не вижу причин, почему Каро могла бы… или Себ… но он был с ней. – Я сижу молча, не желая вклиниваться в ход ее рассуждений. В некотором роде это тест. И я слушаю, затаив дыхание. Если Лара выдвинет ту же гипотезу, которая медленно зрела в моем подсознании, я не смогу отмести ее как очередной продукт моей разыгравшейся фантазии. – Итак, Себ был с ней. Но зачем ему ее убивать? Он точно не стал бы этого делать – по крайней мере, намеренно. – Ага, вот оно. – В этом я уверена на все сто. Но что, если это был нечастный случай? – Лара делает большие глаза. – Да-да, это мог быть только трагический случай. Что-то пошло не так, и, чтобы не иметь дел с полицией, он запихнул ее тело в колодец. Думаю, ему хватило бы сил.

Бинго! Мы смотрим друг на друга, вытаращив глаза.

– Вчера вечером Себ неустанно подчеркивал, что когда он вернулся в нашу комнату, то сразу вырубился, – тихо говорю я.

– И так оно и было? – спрашивает Лара.

– Я не уверена. Скорее всего, вырубилась я. Он разбудил меня примерно в шесть утра или около того, когда отправился в туалет. – Часы. Себ, вылезающий из трусов, золотистые волоски на его ногах. Часы… Себ…

– То есть он мог прийти в любое время.

– Наверное. – Правда, мне только что пришло в голову, что память запечатлела Себа на моей стороне кровати. На той стороне, где стоял стул, на который он, раздеваясь, обычно бросал свою одежду. И он вылезал из трусов. В течение всего нашего времени во Франции он, если ему нужно было в туалет – а туалет был общий, – всегда хватал с крючка за дверью полотенце и заворачивался в него. Один раз он бегал туда совершенно голый. Но никогда не заморачивался над тем, чтобы найти и надеть трусы. – Или же… он тогда и вернулся. Не знаю. – И вообще, что помню я сама, а что память восстанавливает за меня? Я уже ничему не верю.

– Кстати, а как можно кого-то случайно убить?

Я пожимаю плечами:

– Неудачно стукнуть по голове? Она могла споткнуться и разбить обо что-нибудь голову… Думаю, вскрытие это покажет.

– А сколько, по-твоему, нужно времени, чтобы случайно убить девушку и сбросить ее тело в колодец? – спрашивает Лара с нарочитой игривостью в голосе.

– Мой обширный опыт по части случайных убийств подсказывает мне… – отвечаю я ей в том же духе. Похоже, сегодня я снова перепила, если способна отпускать шуточки в адрес той, что неотвязно преследует меня. – Господи, не знаю. Думаю, сначала он ее какое-то время трахал, хотя как долго можно это делать, будучи пьяным…

– А затем, по всей видимости, его охватила паника, и он, не зная, что ему делать… – Она на миг умолкает. – Впрочем, это лишь наши умозрительные игры. Это даже не гипотеза. В конце концов, Северин села в тот автобус. Так ведь?

Лара перехватывает мой взгляд, и я вижу в ее глазах знакомую мне неуверенность, которая под стать тугому узлу у меня в животе. Она пытается успокоить меня. Я пыталась успокоить ее. Но каков результат?

– Так, – тихо соглашаюсь я.