Глава 28

После ухода Кайла я дала себе несколько минут на то, чтобы остыть и успокоиться.

Затем открыла личную электронную почту. Я созрела написать ответ на адрес TeacherLeahStevens. Поговорить с автором писем, как он говорил со мной – через разделяющий нас экран монитора. Я могла быть кем угодно, мой собеседник – тоже.

Однако, введя пароль, я обнаружила другое, новое письмо. От Ноя. Тема: Запрошенная информация. Сообщения внутри не было, только вложения.

Ной все-таки решил помочь. Признал, что он передо мной в долгу, признал свою вину.

Я быстро поняла, почему сама смогла узнать так мало. Бетани Энн Джарвиц провела довольно долгое время в государственном исправительном учреждении Пенсильвании.

Я жадно приникла к экрану.

Бетани Энн Джарвиц была дочерью Джессики Джарвиц, матери-одиночки, которая скончалась около десяти лет назад, предположительно от передозировки наркотиков. Отцом никто не значился. Череда адресов, все – съемные квартиры, разбросанные по трем ближайшим штатам. Адреса менялись каждый год, вплоть до тюремного заключения Бетани. Ее послужной список оказался очень коротким, потому что в двадцатилетнем возрасте ее признали виновной в поджоге и непредумышленном убийстве. Ближайшей родственницей, указанной в старой социальной страховке, числилась кузина по имени Мелисса Келлерман. Сведений об образовании не было – значит, старшую школу Бетани, скорее всего, не окончила.

Ее история стала еще туманней. Бетани не относилась к тем, ради кого люди готовы объединяться, организовывать сбор средств, развешивать плакаты с призывами о поддержке и молитвах. Нет, эта девушка сама по себе.

Я вспомнила слова Марты – в больнице до сих пор ждут родственников Бетани. Я поискала в интернете Мелиссу Келлерман, но ничего толком не нашла. Очень уж распространенное имя, как мое собственное. Я не знала ни города, где она живет, ни ее возраста. Сотрудники больницы вряд ли добились большего успеха.

Я изучила подробности дела, закончившегося для Бетани тюрьмой. Возможно, кто-то счел приговор слишком мягким и решил отомстить Бетани Джарвиц – осуществить справедливость своими руками? В первоначальной заметке упоминалось лишь имя жертвы, по нему я отыскала начало истории: пожар, предполагаемый умышленный поджог, который унес жизнь тридцатидвухлетнего мужчины. Камера видеонаблюдения в магазине напротив сгоревшего дома зафиксировала Бетани вместе с кем-то еще, однако идентифицировать этого человека по видеозаписи было невозможно. Лицом к камере стояла только Бетани, и ее фотографию – увеличенную, зернистую – опубликовали с призывом к населению делиться любой информацией.

Бетани арестовали, когда она гостила у друзей. Очевидно, кто-то ее предал, сообщил полиции. Второго человека, насколько я поняла, так и не опознали.

Я уже собралась написать Ною, поблагодарить, как вдруг поняла – вот и все, это было мое последнее выходное пособие. Отныне я сама по себе.

В тот же вечер я нашла Винса Мендельсона. Правда, сначала пообщалась с его женой, Тиффани. Ее не обрадовали ни мой звонок, ни его причина, поэтому от Винса я ожидала такой же реакции. И была удивлена, когда в десять часов вечера он перезвонил мне сам.

– Это Винс Мендельсон, – услышала я в трубке грубоватый голос. – Вы разговаривали с моей женой, интересовались какой-то девушкой.

«Какой-то девушкой» прозвучало так, что я поняла – за этим кроется история. Иначе Винс не позвонил бы. Он словно ждал моего появления много лет.

– Да, спасибо, что перезвонили. Речь о квартире, в которой вы жили восемь лет назад в Олстоне. В договоре аренды ваше имя не значилось, но я слышала, что вы занимали эту квартиру последним.

Амелия попросила ее не упоминать, и я честно попыталась – хотя Винс наверняка понял, как я на него вышла.

Он вздохнул и перешел к делу:

– Вы с ней говорили?

– Да.

Между нами повисло молчание. Несмотря на прошедшие годы, в этой истории так и не была поставлена точка.

– По мнению Амелии, вы жили в квартире до конца срока аренды.

– Не жил. Я съехал сразу после Амми, после нашего расставания…

– Погодите! – перебила я. – Как вы ее назвали?

– Амелия, простите. Она больше любила уменьшительное имя. Амми.

Как похоже прозвучало… Неужели я просто услышала по-другому? Неужели я сама создала Эмми? Вдруг то ли ветер, то ли ее голос, то ли мое не совсем вменяемое состояние исказили слова, поменяли буквы, и я услышала «Эмми», а на самом деле она представилась «Амми» – совсем другим именем?! Когда же я обратилась к ней, назвала Эмми, начала писать именно так, – она просто смирилась. Получается, я искала того, кого сама же и создала.

– Амелия упоминала какую-то девушку. Из-за которой вы расстались.

«Какая-то девушка» – с этих слов он начал разговор, и вот мы к ним вернулись.

– Да. Старая школьная знакомая. Я столкнулся с ней возле бара, случайно. Мы пили, много пили, и она рассказывала про свои беды – парень ее выгнал, идти некуда, можно разочек переночевать у меня? Ну и что я мог сказать? Мы очень много выпили… Потом только помню, как я уже дома, а над нами стоит Амми, орет… Как, откуда?.. Я вроде не… Короче говоря, давно это было. Она ничего не пожелала слушать, не дала мне оправдаться, а через неделю ушла. Я еще пару дней похандрил, да и переехал к приятелю по колледжу. Я не занимался квартирой. Думал, Амми все уладила.

Возле бара. Парень выгнал. Идти некуда. Знакомый профиль в людном баре, случайная встреча. Я окликаю: «Эмми!», когда она проскакивает мимо…

– Кто эта девушка? Школьная знакомая. Девушка в вашей постели.

Ирония судьбы, дорожки вновь пересеклись.

– Ее звали… – Он еще не успел договорить, а я уже услышала; шепот в голове: —…Мелисса.

Винс сообщил год выпуска и название своей школы, входившей в крупную образовательную сеть на севере штата Нью-Йорк. Я отыскала контактную информацию школы, у которой оказался довольно простенький сайт. Я хотела увидеть фото Эмми, убедиться в том, что это она.

И понять, кто для нее Бетани. Выяснить, что произошло, почему Эмми исчезла, почему мы вообще здесь. Одно я знала точно: она втянула меня в свое прошлое, как когда-то я втянула ее в свое.

Я вновь мысленно увидела Эмми в баре, потом у себя: как она ела прямо из пакета, когда не замечала на себе моего взгляда, – голодала.

Существовал ли жених на самом деле? Или он тоже был ложью? Выдумкой, которая меня проймет.

Человек без имени многого не может. Со многим не способен справиться в одиночку. Арендовать или купить квартиру, дом, машину. Жениться. Найти хорошую работу. Если такой человек задержится на одном месте надолго, то рано или поздно он проявится на чьих-нибудь фотографиях, в чьей-нибудь жизни.

Не потому ли Эмми позвала меня с собой, не потому ли так обрадовалась? Видимо, это был не акт помощи бесприютной подруге – просто Эмми не могла уехать без компаньона.

На следующее утро я решила еще покопаться в прошлом Бетани. Однако сначала нужно было пережить рабочий день. Я обновила электронную почту в надежде на ответ из старшей школы Винса – пусто. От экрана меня отвлек легкий стук в дверь.

Иззи выглядела, как всегда, безупречно и респектабельно, правда, губы ее сжимались в тонкую линию, а глаза суетливо бегали.

– Да, Иззи?

Она переступала порог, будто сама себе удивляясь. В руке сжимала лист бумаги – сжимала так, что пальцы побелели.

– Я нашла вот это, – сказала Иззи, хотя бумагу мне не подала.

– Хорошо, – медленно произнесла я. – Дашь взглянуть?

Иззи протянула листок, свернутый в маленький прямоугольник, потрепанный на сгибах и краях.

– Я не знала, показывать вам или нет. Не знала.

Я разгладила листок на столе и едва не вскрикнула.

Передо мной лежал рисунок в карандаше, сделанный в этой самой комнате. Грубый набросок: в углу стол, за ним женщина; судя по деталям – прическа, подбородок, форма носа – я. Между женщиной и наблюдателем пустые стулья. Рисовали с того места, где во время своего наказания сидел Тео. Сначала он изобразил озеро, потом выкинул «пейзаж» так, чтобы я нашла. Над этим же наброском Тео, видимо, работал перед уходом. Но зачем Иззи показала мне это художество, где она его нашла и что оно, по ее мнению, означало?

– Откуда у тебя рисунок? – спросила я.

Иззи помотала головой. Дернула плечом.

– Из библиотеки, – сообщила, будто только что вспомнила.

Она явно что-то знала – и ждала от меня вопроса, однако тут над головой прозвенел звонок. Иззи моргнула. Сделала шаг к выходу, но я схватила ее за рукав.

– Иззи, подожди.

Она попятилась к дверям.

– Мне перед уроком нужно к шкафчику.

Я потеряла ее. Иззи ускользнула, закрылась.

Как же я проглядела? Проглядела девочку у себя перед носом, которая тянула руку, говорила мне: «Это сделал не Кобб».

Через минуту второй звонок возвестил о начале урока, и Иззи вернулась в море лиц, со всеми. Она сидела на своем месте рядом с Тео и держалась очень ровно, словно помнила, что за ней постоянно наблюдают, что она – Иззи Марон, которая пишет в тетради, – и одновременно Иззи Марон, за которой наблюдают, как она пишет в тетради.

Я не говорила с Иззи после урока, не просила задержаться – не хотела ни вспугнуть ее, ни выдать. Она пришла ко мне конфиденциально, я ведь просила об этом ребят. Иззи услышала мой призыв и нашла способ до меня достучаться. Впрочем, я по-прежнему не понимала, что именно она хотела сказать: что виновен не Кобб, а Тео? Тогда почему бы не сообщить кому-нибудь? Да и само предположение нелепо. Какое отношение имел Тео к найденной у озера двадцативосьмилетней женщине?

Я привыкла быть сторонним наблюдателем. С небольшого расстояния и под определенным углом видны все ходы на шахматной доске, заметны причинно-следственные связи.

Но сейчас… Сейчас я была сбита с толку. Что-то происходило вокруг меня, со мной, из-за меня.

Когда человек прирастает к одному месту, он перестает видеть дальше собственного носа.