Глава 27

Найти Винса Мендельсона оказалось труднее. В обеденный перерыв я сделала несколько звонков и, кажется, наконец напала на след, но тут заметила в дверях класса Кейт.

– Привет, не хотела тебе мешать, – сказала она.

Я положила телефон на стол экраном вниз. Долго ли Кейт там стояла?

– Как дела? – поинтересовалась она.

Теперь я играла в новую игру: «Что именно известно людям?», «Что они думают?» и «Почему об этом спрашивают?».

– Хорошо, – ответила я и не покривила душой.

После разговора с Амелией я действительно чувствовала себя хорошо. Словно в старые добрые времена: одна ниточка приведет ко второй, потом к третьей, я что-нибудь раскопаю, выясню детали и очищу свое имя.

Пока мои поиски в разгаре, но скоро они подойдут к концу. Копай, пока не доберешься до правды.

– Ты уже знаешь про Кобба?

Я застыла, постаралась изобразить на лице безразличие.

– Что именно?

Кейт подошла ближе.

– Он вернулся. – Я, наверное, выкатила глаза, потому что она поспешно добавила: – То есть сейчас его в школе нет, но я слышала, что днем Кобб проведет тренировку. С него сняли подозрения.

Сняли подозрения. Значит, теперь в полиции отрабатывают какую-то другую версию.

– Спасибо, что предупредила. Больше никто не удосужился.

Митч не поймал меня на входе, не припер к стене в коридоре, не вызвал по громкоговорителю.

Звонок возвестил об окончании обеденного перерыва, в коридорах зазвучали голоса – один, второй, третий. Они множились, гудели пчелиным роем и уходили в фоновый режим, становясь белым шумом.

Уроки закончились. Я решила продолжить обзвон, но увидела в своей школьной электронной почте новое письмо. Оно пришло с адреса TeacherLeahStevens – впервые после задержания Дейвиса Кобба. Без темы. Я судорожно втянула воздух и открыла сообщение.

В нем было всего две строчки.

Пальцы дрожали над клавиатурой, с монитора смотрело мое отражение. Бледное лицо. Красный свитер. Колючий. Я опустила взгляд. Совпадение? Или автор видел меня перед тем, как писал?

Я представила, как у моего дома стоит человек, вглядывается внутрь сквозь стеклянные двери. Лампа мягко освещает гостиную и кухню янтарным светом. Человек рассматривает коридор, открытую дверь спальни, черноту за ее порогом. Видит две пары небрежно сброшенных туфель. Темные джинсы Кайла.

Я представила Дейвиса Кобба под своим окном, как он наблюдает за нами.

Кобб вел себя слишком нагло. Лезет на рожон даже сейчас.

Я переслала сообщение Кайлу, сделала приписку:

Я не стала комментировать письмо, содержащийся в нем намек. Пусть Кайл делает выводы сам.

Кобб наблюдал за моим домом.

Мысль была пугающей до дрожи, хотя… Что еще известно Коббу? Например, кто такая Эмми? Видел ли он ее? Я переслала письмо на свою личную почту и впервые подумала – может, ответить?

Митч перехватил меня у выхода, кивком позвал к себе в кабинет.

– Закрой двери, – попросил с меланхоличным видом.

– Я уже в курсе, – сообщила я, и лицо у Митча вытянулось.

Однако он тут же вновь стал привычно спокоен.

– Хорошо, я рад. Ты справишься? Если чего-нибудь хочешь – поговорить, например, или…

– Я тебе обязательно скажу, если что, – заверила я.

Митч смотрел мне вслед с легким разочарованием. Словно уже видел, как я неуклонно двигаюсь к собственной гибели.

Телефон зазвонил, едва я подъехала к дому. На экране высветилось имя сестры. Я нахмурилась – что-то с мамой? Мы не разговаривали с воскресенья.

– Алло? – Я поднялась на крыльцо с ключами в руках.

– Ты устраиваешься на новую работу, Лия?

– На новую… Что? Нет. – Я вошла в дом, заперла за собой раздвижные двери.

– Мама тоже так сказала, но я решила сама у тебя узнать.

– Почему?

Ответ я уже знала.

– Мне на электронную почту пришел запрос насчет тебя. Я дико удивилась – с какой стати ко мне обращаются за рекомендацией?! – Но там такие вопросы, не характерные при устройстве на работу. Это скорее… уточнение информации. Знаешь, когда тщательно изучают кандидата? Проверяют все факты из его резюме… – Ребекка помолчала, потом добавила: – В чем дело? Это законно?

– Законно. – Я оставила сумку у дверей.

– Лия, так кому ты понадобилась, черт возьми?!

Я провела пальцами по шее сзади, ощутила холодный пот, заставила себя сесть, успокоиться.

– Не знаю. Полиции, видимо.

Или кому-то, нанятому полицией. Проверка всех моих данных.

– Кому?!

– Заполни форму и отошли, ладно? – Я облокотилась о кухонный стол, уткнула голову в ладони, вдохнула запах дерева и полироли. – Все хорошо. Просто заполни. Они хотят убедиться, что я – действительно я, что говорю о себе правду.

– А кем ты еще можешь быть, господи?! – Ребекка, наверное, считала меня незаметной серой мышкой, на которой никто не задерживает взгляда.

– Долго рассказывать. Помнишь Эмми? Я тебе о ней говорила?

– Нет. По словам мамы, ты сейчас снимаешь дом вместе с этой Эмми. Какая-то знакомая со времен колледжа? Да?

– Да. После колледжа я недолго жила у нее, и теперь мы тоже вместе. Только она, блин, пропала, и о ней нет сведений ни в одном документе! Ни в одном.

Ребекка молчала. Я мысленно видела, как она перекладывает телефон из одной руки в другую, как перебрасывает через плечо волосы, смотрит на ожидающего больного, поднимает палец – мол, минуточку.

– Не понимаю, при чем тут полиция и ты, Лия.

Я застонала.

– Ну… В общем, я сообщила об исчезновении Эмми, а ее парня – с которым она, по моим словам, встречалась, – вдруг нашли мертвым. В ее машине. То есть в какой-то машине. – Я издала смешок, получилось карканье. Кашлянула. – В машине, на которой Эмми ездила, но которая ни на кого не зарегистрирована.

Ребекка понизила голос:

– У тебя неприятности, Лия?

– Нет. – Я подумала. – Не знаю. Не говори маме. Только не говори маме. Пожалуйста, Ребекка. Заполни форму, ладно? Ответь на вопросы, и все будет хорошо.

Я нажала «отбой», не дожидаясь возражений. Она перезвонила, но я не ответила. Сработала голосовая почта.

Его довольно скорое появление меня не удивило. Я уже знала, что он позвонил Кэссиди из бостонской полиции, поговорил с Ноем, добрался до Ребекки. Удивило другое: Кайл приехал один. Видимо, мое электронное письмо повлияло. Он оглядел меня с ног до головы, задержался глазами на красном свитере. Я вновь увидела слова: «Женщина в красном однажды жила»…

Я распахнула двери, театрально поклонилась, приглашая гостя войти.

– Ну что? – спросила, когда он застыл посреди комнаты и уставился на меня. – Все выпытали?

Кайл нахмурился.

– Спрошу по-другому. Выпытали ли вы, детектив, нужные сведения у моей сестры и моих прежних коллег?

Он снял пиджак; сел с видом глубоко уязвленного человека. Сказал, тщательно выбирая слова:

– Ты не говорила, что была журналистом. – Посмотрел так, словно увидел меня впервые.

– Я больше не журналист. А чем занимался до переезда сюда ты? Я и не подозревала, что наши отношения зашли так далеко.

Кайл покачал головой:

– Ты это скрывала.

– Хотела начать все с нуля, – сказала я. Не соврала.

– Тебя вынудили.

Правда, которая стала оружием.

Я стояла в другом конце комнаты. Кайл поднял глаза, посмотрел на меня. Во взгляде читалось: «Ну что же ты, опровергни!»

Я стиснула зубы. Не опровергла.

– Кто тебе сказал?

Ной меня не выдал бы, иначе утопил бы и себя, и газету. Кэссиди толком ничего не знал. Знал лишь, что были какие-то слухи о клевете, но они затихли. Университет хотел похоронить эту историю не меньше, чем мы.

– Никто, я сам умею читать между строк. Коллега говорит – работа тебя доконала; полицейский припоминает какой-то скандал из-за статьи о самоубийствах в студенческом городке. Мол, шептали о «клевете или еще о чем-то таком». И вот ты здесь – забралась как можно дальше, в профессиональном плане. Я прочел статью, Лия. У тебя ведь тоже есть экземпляр, правда? Во время обыска я видел старую бостонскую газету. Что ты натворила, Лия?

– Ничего я не натворила, Кайл. – Я глубоко вдохнула, медленно выдохнула и выдала правду, которую отчаянно старалась оставить в прошлом. – В газете считают, что я выдумала источник. Считают, что мои обвинения беспочвенны, но это не так.

Он молча переваривал информацию.

– Ты выдумала человека, – повторил Кайл первую часть моего заявления, опустив остальное.

– Не человека.

Это уже перебор, но почему все верят?!

– Один черт.

Не один. Нет. Кайл не понимал.

– О каком источнике речь? – спросил он, когда я села в кресло напротив. – Надеюсь, не о том, который сообщил о таблетках и профессоре?

Я не ответила. Кайл побелел, поведение его резко изменилось.

– Знаешь, что думает мой шеф? Что ты кормишь нас сказками. Что ты умнее нас всех, вместе взятых. – Он вновь оглядел меня с головы до ног и добавил, понизив голос: – Что никто в этом доме с тобой не жил.

Все мои страхи материализовались.

– Я подозреваемая? – Мой голос срывался, невозмутимость таяла на глазах, жизнь выходила из-под контроля. В который раз. – Ты меня подозреваешь?

Кайл вскинул руки.

– Я защищал тебя, Лия. Защищал. Твердил – вы ошибаетесь, есть другое объяснение. И вдруг я узнаю вот это. Что прикажешь думать? Ты уже так поступала.

Однако субъективное восприятие – штука упрямая. Как защищаться, когда мой противник – сама история?

– Я потеряла все. Думаешь, не усвоила урок?

– Не знаю. – Кайл откинулся на спинку дивана. – Правда, я ни в чем не уверен. Может, ты мастер обмана. Может, и сейчас водишь меня за нос.

Я подалась вперед.

– Это не я вожу за нос! Ты хотел обыскать дом – и обыскал. Это тебе нельзя доверять!

– Ты солгала ради истории.

– То, что я сделала… – Не солгала, не совсем так! – …я сделала ради правды.

Лицо Кайла исказилось. Я представила, что именно он прочел, что узнал по полицейским каналам или выяснил своими силами. Сопоставил причину и следствие, восстановил череду событий, которые привели меня сюда.

– Только добилась ты совсем другого, – услышала я. – Если ты искренне веришь, будто ничего страшного не произошло…

– То что тогда? Ты во мне ошибся? Но ты же меня в лгуньи записал! Так, может, и хорошо, что ошибся? Ты уж определись со своими ценностями, Кайл.

Он зло фыркнул:

– Вот, значит, как ты обсуждаешь проблемы? Блещешь остроумием? Давишь речевыми оборотами?

Я отпрянула:

– А ты, Кайл? Разве ты сам не делаешь того же ради работы? Не говоришь нужных фраз, чтобы добиться признания?

Он помотал головой:

– Моя работа – вести расследование, держать преступников взаперти и тем самым охранять остальных людей. Я могу добиться этого только одним способом – выяснить правду.

– Не такие уж мы с тобой и разные. – Я вновь подалась вперед. – Просто ты не попадался.

Я тут же подумала о письме, которое переслала Кайлу. Он, интересно, тоже?

Кайл поерзал, уперся локтями в колени. Спросил:

– Хочешь сказать, ты бы поступила так еще раз?

Я внимательно на него посмотрела и заговорила очень тихо, ему пришлось придвинуться ко мне чуть ли не вплотную:

– Когда отдел собственной безопасности получит анонимное заявление о том, что ты провел ночь в доме подозреваемой – ведь я теперь подозреваемая, верно? – так вот, как ты станешь тогда оправдываться?

Кайл оцепенел, но меня это не остановило.

– Ты скажешь: «Сэр, я действовал по плану, добивался от нее признания»? Или: «Цель оправдывает средства»? Или скажешь: «Я совершил ошибку» – и станешь ждать наказания, смиришься с понижением в должности, возьмешь отпуск за свой счет, будешь сидеть дома и думать: «Я загубил свою карьеру ни за что ни про что»?

Кайл не сводил с меня глаз, слушал жадно. Тоже прокручивал в голове варианты.

– Или ты будешь думать: «Я положил свою карьеру на алтарь правды и ради этого с радостью пожертвовал своей профессиональной честью»?

Кайл откинулся назад, подальше – лицо каменное, тема закрыта.

Я продолжала, не в силах сдерживать злость:

– Какой ответ ты выберешь? Он ведь зависит от последствий. Зависит от всего, что ты пережил, что привело тебя сюда. От твоей готовности действовать и принимать; от того, жив ли еще в тебе идеалист. Или его безжалостно зарезали во сне, когда ты расследовал свое очередное дело? Так каким же будет ответ, детектив Донован? Объяснитесь.

Меня трясло от ярости.

Он встал, схватил пиджак и направился к выходу.

– Выбор делать уже поздно, Кайл.

Он помедлил в дверях, оглянулся на меня. Процедил:

– Одно я знаю точно. Я никогда не стану оправдывать себя, если из-за моей лжи кто-то покончит жизнь самоубийством.

Кайл ждал, пригвоздив меня глазами к креслу.

Я наблюдала за его уходом молча. Но внутри бушевал гнев – раскаленный, словно потревоженные угли. Бушевал, как тогда.

Я не называла в статье имя Аарона Хэмптона, но понять, о ком речь, было нетрудно.

Я полагала, что об остальном позаботится университет. Затеет проверку, привлечет Аарона к ответственности. Думала, статья заставит полицию возобновить расследование.

Аарон наверняка увидел для себя удобную возможность. Использовал волну самоубийств, о которых все говорили, и добавил еще одно. Оставил в ванной возле утопленного тела Бриджет пузырек с таблетками, словно это она их купила. Подготовил декорации. Ее широкая улыбка навеки застыла на фотографии, в череде таких же лиц.

Пусть я не могла доказать причастность Аарона к смерти Бриджет, но могла хотя бы проучить его. Я хотела, чтобы об этом узнали в университете, – и карьере Аарона пришел бы конец. Хотела, чтобы узнала Пейдж.

Чтобы Аарон раскрыл газету и прочел – я знала, он прочтет. Хотела, чтобы он увидел под статьей мою подпись – и понял, кто его погубил.

Я предвкушала. Отправляя статью в редакцию, я ощущала нервный трепет; он рождался в позвоночнике и перетекал в руки, ноги.

На следующий день после публикации Аарон выразил свою позицию убедительно и просто. Деревянная балка, прочная веревка, мастерский узел – плюс седативное, чтобы все прошло гладко, чтобы нервы не подвели.

Формально самоубийство профессора Аарона Хэмптона стало очередной сенсацией в череде негативных публикаций, посвященных колледжу в том семестре. Оно положило начало грандиозным проверкам в службах психологической помощи, спровоцировало всестороннее обсуждение проблемы. Хэмптона возвели в ранг жертвы, наряду с несчастными девушками, и за это я его возненавидела.

В результате меня изгнали из собственной жизни. Будто я собственноручно набросила петлю на шею Аарона и затянула ее.