42

В карантинном боксе можно было лежать, сидеть, стоять – но не ходить: два шага – и упрешься носом либо в стену, либо в собственное отражение в зеркальной двери, бедром при этом непременно заденешь кожаный край высокой кушетки, противоположным плечом – еще одну стену, как раз начавшую закругляться к потолку. И все же на месте Олегу не сиделось, и он поршнем в цилиндре метался в узком проходе, так что у охраны, если таковая имелась за дверью – снаружи та была прозрачной, – наверняка рябило в глазах.

Сколько времени он пробыл без сознания, юноша не знал, но с тех пор, как Олег пришел в себя, минуло, по его расчетам, часов шесть-семь. Если не больше, меньше – едва ли. Есть ему не приносили, но если приподнять ложе кушетки, под ним можно было найти кран с водой. Там же находилось отхожее место, но им Олег воспользовался лишь однажды: справлять нужду, зная, что за тобой могут наблюдать твои тюремщики, то еще занятие. А каково было Гале, когда она сидела здесь, обвиненная в отравлении? Впрочем, тогда постоянного сторожевого поста в медотсеке, кажется, еще не было, может, и сейчас нет.

Впрочем, Галю, пожалуй, жалеть не стоило. Если бы не ее предательство, все бы уже давно было кончено. Нет, понять ее Олег мог: никому не охота умирать – это он по себе знал. А тут еще Диля со своими увещеваниями… Нельзя было ей позволять говорить с сестрой! Да, именно появление Дили стало последней каплей, переполнившей чашу Галиных сомнений. Теперь Земля обречена.

Олег прекрасно помнил, что и сам колебался до последнего, но от этого только еще пуще негодовал на Галю – видно, чтобы заглушить злость на самого себя. Ведь не потрать он зря время, сделай все, что требовалось, сразу – и никакая Диля уже не успела бы им помешать. Но он струсил. Назовем вещи своими именами: струсил. И этим все испортил. Подвел Землю. Подвел Инну.

Инна… Он видел, как ударом ее бросило на пол рубки, но был уверен, что девушка жива. Должно быть, она тоже заперта в одном из этих чертовых боксов. Может быть, стоит сейчас вот прямо за этой самой стенкой!

Олег уже пытался стучать – и в стены, и в дверь, – но звук получался глухой, и ответа не приходило.

Устав наконец маячить туда-сюда, юноша тяжело плюхнулся задом на кушетку, и аккурат в этот момент, словно только того и ждала, дверь бокса открылась. Олег поднял голову: в изолятор вошел Мамаев. Оружия в руках у него не было, но на пальце красовалось широкое офицерское кольцо – Олегово? Иннино? Галино?

– Сидишь? – глубокомысленно поинтересовался визитер.

– Нет, – буркнул арестант. – Марафон бегу.

– Да, я видел, – усмехнулся Мамаев, имея в виду, очевидно, безумные метания Олега в проходе. – Я присяду? – и не дожидаясь испрошенного разрешения, по-хозяйски опустился на кушетку.

Олег промолчал.

Не торопился завязать разговор и его незваный гость. Когда безмолвие перевалило за минуту, юноша не выдержал:

– Ну? Говори, зачем пришел, и проваливай – мне еще остаток марафона бежать.

– Да вот, – развел руками Мамаев, – все никак не могу решить, с чего начать. Как сформулировать, чтобы вышло помягче… Ты же в полной заднице – ты в курсе?

– Мы тут все в ней по уши, и уже не первый день, – буркнул Олег.

– Точно! – хохотнул Стас. – Но та, в которой ты, глубже и чернее прочих. Сам посуди: «покушение на убийство двух и более лиц» – что там у нас за это полагается? – Сунув руку за пазуху, он извлек оттуда хорошо знакомый Олегу блокнот, некогда принадлежавший Гале, и отлистал несколько страниц. – «Смертная казнь через выставление в шлюз», – прочел с выражением. – Сам же сочинял, не отвертишься!

– Где ты это взял? – вопрос, пожалуй, был не самым умным, но первым с языка юноши сорвался именно он.

– В рубке, где же еще? – пожал плечами Мамаев.

– Это был только проект! – бросил Олег. – Его еще полагалось утвердить!

– Не вижу здесь нигде слова «проект», – Стас демонстративно пошелестел бумажными станицами. – По мне, так это закон. Вот тут так и написано: «Конституция». Разве не по ней вы с Вербицким собирались судить меня, когда я сидел вот здесь, на твоем месте?

– Это только проект, – повторил Олег. – И в любом случае должен был быть суд…

– У тебя тоже будет, – заверил его Мамаев. – И судья твой как раз сейчас здесь, зачем-то болтает с тобой о всякой ерунде, вместо того чтобы просто взять и вынести приговор, строгий, но справедливый. Как думаешь, почему так?

– Черт тебя знает, – буркнул юноша.

– А потому, что всегда есть варианты. Можно сказать: да, граждане-товарищи, Олег Светлов хотел вас всех убить и почти сделал это. За борт негодяя! А можно по-другому: Олег Светлов отвлек внимание спятившей Иноземцевой, тем самым дав возможность Галии Измайловой отпереть дверь рубки и впустить группу захвата. Как тебе такой расклад?

– Ты не понимаешь, – удрученно покачал головой Олег. – Это был наш единственный шанс спасти Землю! Возможно, он и сейчас еще не до конца упущен…

– Нет, это ты не понимаешь! – рявкнул Мамаев. – С какой стати вы поверили этому сеятелю? Он обманул вас! А вы повелись, как дети!

– Зачем ему было нас обманывать? – спросил юноша.

– А я тебе расскажу зачем! Все как и у нас на Земле! Одна корпорация – условно, жнецы – отхватила подряд на строительство дороги, другая – эти самые сеятели – пытается забрать его себе, выискивая процедурные нарушения. Только дорога малость подлиннее и покруче, чем МКАД, все остальное один в один! В мелочах сеятель сказал правду: если «Ковчег» не долетит до цели, а его кляуза попадет к их властям, работы будут приостановлены и Земля получит… Думаешь, долгую и счастливую жизнь? Черта с два! Отсрочку. Пока не проведут новый конкурс, или как у них там это называется. Может, даже еще один «Ковчег» запустят. И все! Звездные бульдозеры – на старт! За это вы с Иноземцевой хотели геройски погибнуть?

– А… А на сколько отсрочку? – ошарашенно спросил Олег.

– Какая разница, на месяц, на год или на сто земных лет? Дело в принципе!

– Ну, месяц или сто лет – разница есть, – почти на автомате заметил юноша.

– По мне – так никакой! Так или иначе, Земле конец.

– Погоди… – мотнул головой Олег. – А откуда ты все это знаешь? Или ты и есть… – догадка молнией вспыхнула в его мозгу.

– Нет, – рассмеялся Стас. – Я не жнец, если ты это хотел сказать. Если хочешь, могу в доказательство каплю крови выдавить – хотя, как выяснилось, это так себе аргумент. Но я с ней разговаривал. Откуда, по-твоему, мы узнали про этот ваш заговор? Она нам рассказала.

– Она? – вздрогнул Олег. – Жнец – это девушка?

– У этих проклятых извращенцев там чуть ли не семьдесят разных полов – только они называют их кастами. Так что девушкой я бы ее… его не называл.

– Но у нее личина земной девушки, – Олег понял, что собеседник проговорился и теперь просто пытается выкрутиться. – Кто это? Даша? Аня? Кто?

– Этого тебе знать пока не положено, – нахмурившись, покачал головой Мамаев. – Со временем, если все пойдет как нужно, она… он сам тебе откроется. А может, и нет.

– Со временем? – прищурился юноша. – А как же суд, шлюз?

– Ты вообще слушаешь, что тебе говорят? – скривился Мамаев. – Есть вариант, не заканчивающийся шлюзом. По крайней мере, для тебя.

– И какой же это? – Олег постарался, чтобы его голос прозвучал как можно более равнодушно, и в какой-то мере это ему даже удалось.

– Вот такой, – Стас вынул из кармана офицерское кольцо и, зажав между большим и указательным пальцем, продемонстрировал собеседнику, словно невиданную диковину. – Твое, твое, не сомневайся. Хочешь получить его назад?

– Глупо был бы утверждать, что нет, – пожал печами Олег. – Весь вопрос: на каких условиях, верно?

– Абсолютно! – с довольной улыбкой кивнул Мамаев. – Вот смотри: мы, типа, подлетаем. Не завтра, так послезавтра «Ковчег» совершит посадку. И как же мы войдем в наш новый мир? Спаянной командой или расколотые взаимным недоверием и обидами? Не стану скрывать, такого авторитета, как был у Вербицкого, у меня нет и, наверное, никогда не будет. Это должно быть врожденное, наверное… Видишь, я не надел, капитанского кольца, хотя мог бы, – продемонстрировал он свою левую руку, – но многие бы этого не приняли. Да, сейчас многие растеряны, а со мной жнец, на моей стороне Галия Измайлова – скорее вынужденно, чем искренне, но это пока не важно, – но есть и недовольные. Причем с обеих сторон. Кто-то не может простить мне смерти Вербицкого, хотя она и не моих рук дело, а кто-то, наоборот, того, что я приговорил за нее к шлюзу Геру.

– Ты приговорил Геру? – не сдержал удивления Олег.

– Единственная по-настоящему прочная опора, на которой я могу стоять, – это закон, причем написанный при Вербицком, – кивнул он на лежащий на кушетке блокнот. – За убийство по нему положен шлюз – ты сам не оставил мне лазеек, прописав так. Да, я приговорил к шлюзу Геру. И Инну.

– Инну?! – ахнул юноша.

– А как ты хотел? – ощетинился Мамаев. – Она в открытую заявила, что собиралась взорвать «Ковчег»! И что непременно повторит попытку, появись у нее хоть малейшая возможность для этого. Удивительно, как народ не растерзал ее на клочки прямо по время суда! Насилу отбили. Знаешь, что мне предлагали с ней сделать отдельные горячие головы? Нет, лучше тебе и не знать… Но в законе написано: «шлюз», значит, будет шлюз, и точка! И ей, и Гере. А вот тебе – не обязательно. Я готов тебя оправдать и снова сделать офицером. Таким же, как я и как Галия. Кое-кому это наверняка будет не по душе, но большинство поддержит. Я не требую верности себе – мы будем абсолютно на равных. Будь верен «Ковчегу», будь верен нашим людям – и мы сработаемся. Ну, что скажешь?

– Когда должна состояться казнь? – спросил вместо ответа Олег.

– Ты про Иноземцеву и Фролова? Завтра утром, сразу после подъема. Типа на рассвете.

– А сейчас у нас…

– Три часа дня. А что?

– Да нет, ничего… – мысли водоворотом крутились в голове юноши, кое-как выстраиваясь в некое подобие плана – да, авантюрного, но сейчас было не до жиру. По крайней мере, время еще есть… – Я согласен, – поднял он честные – хотелось бы надеяться, что выглядели они именно так, – глаза на собеседника. – Давай кольцо.

– Э нет! – усмехнулся Мамаев, пряча руку с темносерым ободком за спину. – Не так быстро! Нужно обставить все честь по чести: суд, оправдание, и все такое. Так что потерпи еще денек.

– Как денек?! – опешил Олег. Вся его грандиозная задумка, включавшая главным пунктом освобождение Инны, летела коту под хвост. – Давай сделаем все сегодня же! Зачем тянуть?

– За дурака меня держишь? – весело подмигнул ему Стас. – Нет уж. Завтра, дружочек, завтра. После казни – не раньше.

«Он понял, – осенило Олега. – Я ему нужен, но он мне не верит и хочет разделаться с Инной прежде, чем освободить меня…»

Разделаться с Инной…

Кровь прилила к голове юноши, не издав ни звука, он метнулся вперед и сомкнул пальцы на горле Мамаева. Стас удивленно выпучил глаза, захрипел и скорее рефлекторно, чем расчетливо, круговым движением рук ударил сверху, пытаясь разорвать захват, однако Олег вцепился в него намертво.

Дверь распахнулась, и в бокс ворвались Максим и Антон. Первый схватил Олега за запястья и потянул в стороны, отрывая его руки от Стаса, второй попытался ударить металлической дубинкой, но в тесном проходе не смог толком дотянуться и просто ткнул ему в лицо ее концом, угодив чуть ниже правого глаза. Олег отшатнулся, и здоровяк Максим опрокинул его на кушетку, навалившись сверху всей своей тушей. Бросив бесполезную дубинку, Антон ухватил Олега за ноги, прижав их к ложу.

– Вот же взяли моду… – просипел Мамаев, поднимаясь на ноги и потирая горло. Затем, нагнувшись, он поднял с пола выроненное во время схватки Олегово кольцо, покрутил в пальцах, словно соображая, что с ним делать, и сунул его в карман куртки. – Чего-то подобного мне следовало ожидать… И все же мое предложение по-прежнему в силе, – проговорил Стас затем. – Завтра я приду сюда снова – но для тебя, Светлов, это уже будет последний шанс. Самый последний! И так удивляюсь, что это я сегодня такой добрый… Двиньте ему пару раз, чтобы впредь не дергался, и пошли отсюда, – велел он приспешникам.

Те исполнили приказ с завидным энтузиазмом, и заявленная пара раз обернулась доброй дюжиной – виной тому, впрочем, могли быть попытки Олега сопротивляться.

А потом он снова остался в боксе один.