Глава 5

Несмотря на то, что начальник гарнизона Лыкова Отрога майор Герхард получил сообщение о русских танках в окрестностях городка, он не придал этому особого значения. Во-первых, сведения были неточными, и приказ носил уведомительный характер. И даже когда в Лыков Отрог пришли пять танков и рота мотопехоты из состава батальона охраны аэродрома в Большанах, начальник гарнизона не изменил своего мнения. Если русские появились в тылах наступающих войск вермахта, то это или подразделение, попавшее в окружение, или какая-то группа, выполняющая особое задание командования Красной армии. Например, уничтожение того же самого аэродрома. И двигаться русские могут только на Большаны. Отвлекаться на ничего не значащий Лыков Отрог русские не будут, иначе они рискуют себя обнаружить.

Других объектов, представляющих стратегический интерес для русских, в этом районе нет. Да и сам аэродром еще не введен в строй, не засыпаны воронки на взлетных и рулежных полосах, не восстановлены ангары. Единственное, что было сделано, – подготовлены землянки для охраны аэродрома, установлены две зенитные батареи и оборудовано временное хранилище для авиационного топлива. Аэродром планировалось использовать для базирования бомбардировочной авиации, поддерживающей наступление на Москву, но сейчас атаковать его и пытаться уничтожить было бы для русских весьма нелепым шагом.

Эти доводы Герхард доложил по телефону коменданту района. На что тот ехидно согласился и заявил, что в противном случае русских интересует именно сам Лыков Отрог. И для этого они выслали танковую дивизию, чтобы спасти «уникальную» коллекцию старинных русских икон, которую собрал за три месяца господин майор.

После этого споры прекратились, а в Лыков Отрог вошло высланное комендантом района подкрепление. В отличие от начальника гарнизона тылового городка, комендант района генерал Карлофф располагал сведениями о русских танках в тылу и намеревался блокировать район их появления имеющимися в его распоряжении силами, а также приданными ему для этой операции маршевыми ротами и танковым подразделением. Единственное, что удивило генерала, так это поспешность, с которой его просьбу выполнили, и как серьезно к ней отнеслись. Неужели этот аэродром так интересует русских? Или они готовят серьезное контрнаступление, о котором генерал не знал, а командование вермахта такие сведения имело. Тогда вполне допустимо, что русские не заинтересованы, чтобы в прифронтовой полосе, на участке наступления, базировались крупные силы бомбардировочной авиации.

Удивлению генерала Карлоффа и майора Герхарда не было границ, когда русские атаковали и взяли за один час Лыков Отрог, почти полностью уничтожив его гарнизон, танковую роту и роту мотопехоты, присланные с аэродрома. Впрочем, майор удивлялся не долго. В тот момент, когда он садился в бронетранспортер, чтобы вырваться из осажденного города, в машину угодил фугасный снаряд.

Группа майора Лациса во время штурма понесла незначительные потери. Когда младший лейтенант Соколов слушал на совещании в штабе доклады командиров подразделений, то успел подумать, что атака без разведки и без обычной подготовки в данном случае себя оправдала. Хотя разведсведения группа получила два дня назад, когда шла подготовка к этому рейду. Изменилось не много, к силам гарнизона добавилось несколько танков и бронетранспортеров.

В результате неожиданного удара группа потеряла два танка, 27 человек убитыми. 46 раненых разместили в этом же здании, где майор устроил свой штаб. Восемнадцать человек легкораненых после перевязки добровольно вернулись в строй. Кроме потерь, группа получила и некоторое материальное пополнение в виде четырех поврежденных, но не сгоревших немецких танков, двенадцати трофейных ручных пулеметов и четырех станковых, два из которых были крупнокалиберными, снятыми с разбитых бронетранспортеров. А еще в кабинете коменданта обнаружили несколько карт, включая и крупномасштабную карту городка с ближайшими окрестностями, изданную в 1939 году, но в целом отражавшую общую картину городской застройки. Более того, немцы очень добросовестно отметили на ней дороги без покрытия, два брода и один деревянный мост, появившиеся в последние годы.

– Товарищи командиры, сверим часы, – предложил Лацис. – Нам предстоит в течение нескольких дней этот городок оборонять, пока мы не выполним задачу и не найдем реактивные снаряды. Поэтому для согласованности действий всех подразделений нужна точность до минуты. Вы все это понимаете. Сейчас на моих часах 10.06. Прошу всех подвести стрелки.

Командиры сидели на стульях, держа на коленях планшеты. Широкоплечий Лацис уверенно описывал позиции и отдавал приказы так, будто обдумывал оборону города в течение долгого времени. Хотя Соколов просто мог и не знать, возможно, как раз в период подготовки майор все и продумал. Алексею все больше и больше нравился этот уверенный грамотный командир. Он хорошо знал теорию военного дела, несмотря на то что был, как это предполагал Соколов, майором госбезопасности. И совершенно точно Лацис прошел Испанию, Финскую войну. Опыта у этого человека было – не занимать.

– Таким образом, – говорил майор, проводя карандашом по карте, висевшей на стене перед командирами, – у нас имеется три танкоопасных направления. Со стороны смоленской дороги, со стороны речной поймы и со стороны фруктовых садов. Остальные участки для бронетехники непроходимы, и ждать там можно только атаки пехоты. Однако поддержка атак с любого направления может осуществляться артиллерийским и минометным огнем как с открытых, так и с закрытых позиций. Следовательно, маскировать наши позиции предстоит основательно и не раскрывать положения огневых точек раньше времени. Каждому пулеметному расчету следует иметь, кроме основной, не менее трех запасных, хорошо оборудованных позиций.

Капитан Забелин подошел к карте и предложил расположение своих рот и взводов в общей схеме круговой обороны города. Разведвзвод, потерявший во время атаки одну бронемашину, было решено оставить в виде подвижного резерва. Танковую роту старшего лейтенанта Кравченко повзводно решено было разместить в танковых окопах и в засадах на танкоопасных направлениях.

– Разрешите? – поднял руку Соколов.

– Да, пожалуйста, – кивнул Лацис. – Вы хотите что-то добавить?

– Так точно, товарищ майор, – поднялся со своего места Соколов и подошел к карте. – Мне кажется, что с направления поймы реки танки можно убрать. Мы знаем это направление, мы знаем о наличии лесных дорог и возможности подойти к городу через лес скрытно. Но мы знаем и об ограниченной проходимости поймы даже для немецких легких танков. Для того, чтобы развернуться в атакующую цепь, нужно время, мы знаем, сколько его нужно. Наша атака едва не сорвалась на этом направлении, хотя немцы нас отсюда и не ждали. Мы же их ждем и сможем остановить уже на выходе из леса, на самом склоне. Для этого я предлагаю использовать не наши «тридцатьчетверки», а закопать поврежденные немецкие танки. Можно туда же подтащить и поврежденную бронемашину. А освободившимися танками я предлагаю усилить оборону города со стороны шоссе. И отодвинуть линию обороны дальше вдоль дороги. Мы же не знаем, на каком расстоянии находится тот перевернутый грузовик, в котором находятся два реактивных снаряда. Может быть, придется обследовать километр пригородного шоссе, а может быть, и больше.

– Вообще-то знаем, – чуть улыбнулся Лацис. – У нас определенные сведения, проанализировав которые мы получили представление о том, где могут находиться снаряды. Это совершенно не исключает того, что они могут находиться где угодно. Их вообще могли уже обнаружить немцы и вывезти с этой территории.

– Это значит, – тихо сказал один из командиров, – что наша операция может оказаться бесцельной? И все жертвы напрасны? Погибшие и те, кто погибнет еще…

– Бесцельной? – переспросил Соколов, забыв, что находится в присутствии старшего по званию и по должности. – Вы считаете, что сражение с врагом может быть напрасным и бесцельным. А какая разница, где сражаться, где убивать вражеских солдат? Или мы рисковали бы жизнями меньше, сражаясь за советский город в другом месте?

– Я не это имел в виду, – смущенно нахмурился командир. – Просто те силы, которые бросили сюда, могли пригодиться в другом месте, для других целей, может быть, для большей эффективности…

– Я прошу прекратить бессмысленные споры, – властно сказал Лацис. – Армия на то и армия, что в ней принято выполнять приказы. И каждый на своем месте определяет максимальную эффективность действий вверенного ему подразделения, части или соединения. И учитывайте, пожалуйста, риск от того, что снаряды могут оказаться в руках немецких ученых. И тогда на наши головы, на головы наших товарищей, на головы наших жен и матерей обрушатся немецкие ракетные снаряды еще большей мощности. И если у нас есть шанс предотвратить получение немцами сведений о наших военных разработках, то мы должны жизни не пожалеть и использовать этот шанс. Кажется, каждому из вас задавался этот вопрос перед назначением в состав нашей группы. И каждый для себя на него ответил уже тогда! Мне нравится предложение младшего лейтенанта Соколова. Как вы считаете, Кравченко?

– Так точно, – отозвался командир роты. – Я предлагаю даже соединить с немецкими танками, которые могут стрелять, и полностью неисправные. Пусть они будут ложными огневыми позициями.

– Одобряю, – кивнул майор. – Капитану Забелину среди своих бойцов найти тех, у кого имеются навыки стрельбы из артиллерийских орудий. Предоставить этих красноармейцев в распоряжение командира танковой роты.

Соколов слушал, а сам думал о том, сколько им всем отпущено времени. А если немцы тоже не будут ждать и атакуют город с ходу, как только их первая колонна подойдет к окраинам. Та группа, головные танки которой подорвались на его минах, насчитывала не меньше двух танковых рот и батальона пехоты. И они, если продолжат идти по следам русской колонны, выйдут как раз сюда же, к пойме реки. Перекрыть шоссе несложно. Ниже по течению речушки два брода и один легкий мосток. По мосту танки не пройдут, а вот пехота запросто, мотоциклисты проскочат в два счета. Но наступать им придется на двух узких участках, зажатых с двух сторон густым лесом. Со стороны садов тоже не сложно организовать хорошую оборону с окопами полного профиля. Если время позволит, конечно…

– Младший лейтенант Соколов! – вывел Алексея из задумчивости голос майора. – Вам поручается командование обороной северного участка города со стороны поймы реки.

Пехотинцы приданного Соколову стрелкового взвода, усиленного четырьмя пулеметными расчетами, вгрызались в мерзлую землю, сбросив шинели. От красноармейцев валил пар, с хриплыми выдохами в землю врезались кирки и ломы. Земля отлетала мелкими кусками, с неохотой допуская людей к своему нутру. Шесть танковых окопов предстояло вырыть на окраине городка. Молодой лейтенант понимал, что танки нужно было бы выдвинуть как можно дальше от домов, чтобы увеличить каждому сектор обстрела вплоть до кругового. Но тогда и сами танки были бы хорошо видны наступающим немцам с высокого яра на опушке. А если у них будет с собой артиллерия, то с закрытых позиций они подобьют все закопанные танки в два счета, потому что те будут у них как на ладони. Закопанный танк наиболее эффективен тогда, когда его позиция не видна, если его долго нельзя обнаружить.

– Вы уверены? – Логунов подошел к командиру, вытирая лоб тыльной стороной ладони.

– Да, Василий Иванович! Только так. Или мы их задержим там, на спуске, пока они не спустились в пойму реки, или безразлично, в каком месте закопаны танки. Они все равно прорвутся. Значит, нам важнее скрытность и точная стрельба. Запрем их на краю леса, и они здесь уже не пройдут. В крайнем случае у нас есть наша «семерка», всегда можно пойти в контратаку. Навязать им встречный бой.

– Одним танком? – с сомнением спросил Логунов.

– Товарищ младший лейтенант! – бойкий голос заставил танкистов обернуться. Перед Соколовым стоял командир 313-го Фролов. – Сержант Фролов с экипажем прибыл в ваше распоряжение.

– Вот, – улыбнулся Алексей и обнял Фролова. – А вы говорите, Василий Иванович. Вот уже и два танка для контратаки. Давай, Костя, уводи свою машину и ставь ее рядом с «семеркой» за развалинами водонапорной башни. Диспозиция простая: зарытые немецкие танки бьют по колонне, которая будет пытаться выйти из леса, спуститься в пойму, развернуться и атаковать город. Танки зарыты между домами, поэтому обнаружить их из леса или с воздуха сложнее. Сектор обстрела у каждой машины около 60–70 градусов, но зато их шесть штук, и сектора перекрываются. Мы с тобой, если возникнет необходимость, атакуем прорвавшихся немцев с левого фланга и загоняем в болотистую часть поймы. Ты помнишь, Костя, где ты встал, когда мы шли в атаку на Лыков Отрог? Ты еле выбрался, когда пятился назад, а если чуть дальше вправо взять, то там встанет и танк, и трактор – кто угодно.

– Это точно, – согласился Фролов, глядя на ровное пространство, тянувшееся от городской окраины до самого подъема к лесной опушке. – Кажется, что земля мерзлая, а она, зараза, промерзла еще только на спичечный коробок, а ниже слякоть.

Откуда-то со стороны шоссе послышалась стрельба, ухнули несколько орудийных выстрелов. Не прошло и шести часов, а немцы, кажется, уже начали атаку на город. Соколов побежал по рядам отрытых стрелковых и пулеметных ячеек, вдоль танковых окопов, поторапливая бойцов. Еще два часа под непрекращающуюся канонаду солдаты рыли землю. Потом стали затаскивать в окопы первые поврежденные немецкие танки. Наводчики из числа пехотинцев, которые имели хоть какой-то опыт стрельбы из пушек, вращали башни ручными маховиками, проверяя механизм и углы секторов обстрела.

Потом в танки стали загружать собранные из других подбитых машин снаряды. Набиралось почти по полному боекомплекту на каждый зарытый танк. Поврежденный бронеавтомобиль разведчиков поставили в бревенчатый сарай, устроив для его пушки бойницу. Задача этой огневой точки – прийти на помощь обороняющимся, когда немцы прорвутся через пойму к окраине. Тогда бронеавтомобиль сможет стрелять из своей малокалиберной пушки хотя бы по гусеницам немецких танков, он вполне справится с бронетранспортерами и с пехотой противника. Но раньше времени, без приказа, Соколов экипажу запретил даже шевелиться.

В 16.15 на склоне у опушки леса показались два мотоциклиста. Соколов был на своем командном пункте, устроенном в бетонном подвале разрушенного дома. Поднял к глазам бинокль. Отсюда, с левого фланга своей позиции, он хорошо видел всю речную пойму. В мотоциклистах он узнал разведчиков, которых отправил несколько часов назад на трофейных мотоциклах в лес, чтобы они вовремя предупредили о приближающемся противнике.

Вот, зарываясь колесами в песчаную почву, мотоциклы преодолели спуск и понеслись по мерзлой земле к окраине городка.

Соколов, стиснув зубы, ждал и приговаривал: «Давайте, ребята, быстрее! Торопитесь!» Такая спешка могла означать лишь одно: немцы появились. И не просто появились, они уже совсем рядом. Значит, атака последует незамедлительно. Немецкий командир не пропустит такого удобного случая – атаковать город одновременно с двух сторон.

– Всем к бою, – велел передать приказ по радио Алексей.

– Внимание, всем, – заговорил радист в микрофон. – Я – семьдесят седьмой. Всем к бою, повторяю: всем к бою!

Мотоциклисты уже преодолели почти половину расстояния до окраины, где можно было укрыться за первыми домами, когда на склоне среди деревьев Алексей заметил движение. Еще мгновение, и там появился немецкий Т-III, потом второй. Люки башен обоих танков были открыты. Соколов хорошо видел танкистов: один – молодой, с веснушчатым лицом, в круглом черном шлеме, второй – в пилотке и наушниках поверх нее. Он держал в руках микрофон и командовал, часто поворачиваясь назад.

– Третьему и четвертому огонь бронебойными по танкам, – приказал Соколов.

Радист передал его приказ по радио. Алексей видел, как башня левого танка поворачивается, как опускается ствол пушки. Успейте, ребята, успейте, мысленно повторял Соколов, глядя в бинокль на немецкие танки.

Справа один за другим выстрелили два орудия закопанных немецких танков. «Болванка» ударилась ниже левого танка на самом краю обрыва, подняв фонтан земли. Вторая угодила в правый танк, в котором, как понял Соколов, находился командир немецкого подразделения. Удар пришелся в область орудийного ствола. Танк качнулся, немец едва не вылетел из люка, выронив микрофон.

Оба люка стали поспешно закрываться, но тут два танка с позиции Соколова выстрелили еще раз. Прямое попадание в лобовую броню левого. Танк замер с опущенным стволом, из пробоины стал сочиться серый дым. Первый поспешно ретировался и исчез со склона. Видимо, танкист промахнулся.

– Прекратить огонь, – приказал Соколов. – Мотоциклистов ко мне на КП.

Рядом затрещали мотоциклетные двигатели, два трофейных мотоцикла подкатили к командному пункту. Кивнув Логунову, который находился с ним рядом на правах заместителя, чтобы тот продолжал вести наблюдение, Соколов повернулся к разведчикам.

– Живы? – улыбнулся он, увидев задорные лица молодых автоматчиков, которые с лихостью соскочили с седел мотоциклов и вытянулись для доклада. – Идите сюда, к карте. Докладывайте.

– Мы их засекли, когда Михеев на дерево залез и стал осматривать окрестности. Высокая такая береза, метров двадцать. Говори лейтенанту, что видел.

– Я хвост колонны видел, товарищ младший лейтенант, – пробасил Михеев. – Они на просеке стояли. Грузовиков я насчитал штук двадцать, с десяток «ханомагов». Ну, этих, бронетранспортеров ихних. Танки тоже были, но мне оттуда не видно, думаю, с десяток, не больше.

– Ну, мы и решили поближе к ним подъехать, – продолжил доклад сержант. – Думали, на малых оборотах подберемся, а там решим, как их посчитать, увидим, какие опознавательные знаки на технике. У них это дело развито, со знаками, эмблемами, вы же знаете. А потом получилось, что мы почти выскочили на них на просеке. Я первым ехал, Михеев за мной на расстоянии двадцати метров. Мы так договорились заранее. Кто ж знал, что голова колонны метров на двести ближе к нам, чем было видно с дерева. Танки в три ряда стояли. Навскидку, их там в колонне штук пятьдесят. Они стояли тихо, с заглушенными двигателями, но шуму было все равно много. Голоса, гремели железом, кто-то команды выкрикивал. Думал, показалось, ан нет! Метров на пятьдесят к ним подъехал. Ну, пришлось, конечно, резко разворачиваться и – назад. Они стрельбу открыли. А потом как взревели все разом. Ну, думаем…

– Вы что, ждали, когда они погонятся за вами? – спросил Соколов. – Танки вышли на яр после вас через пару минут.

– Товарищ младший лейтенант, – позвал Логунов, – немцы утаскивают свой танк со склона. Может, вдарим, чтобы неповадно было?

– Отставить. Из-за одного танка всю систему обороны им показывать. Пусть думают, что здесь все просто. А мы подождем. Ну, так что, Половцев, почему танки за вами по пятам шли?

– Рискнули мы немножко, – помявшись и переглянувшись с Михеевым, заявил сержант. – Пока они на своих гусеницах там развернутся, мы их с боку решили обойти, посчитать. И чуть не вляпались, там дорога одна и для танка, и для мотоцикла. Пришлось ноги уносить.

– Ну, так сколько их вышло на нас? Посчитали?

– Так точно. Более пятидесяти танков, не меньше семидесяти грузовиков трехосных. Трех- или пятитонных. И не меньше двадцати бронетранспортеров.

– Ясно. – Соколов в задумчивости посмотрел на лес и покусал губу. – Радист, связь с со штабом группы.

Велев разведчикам не отлучаться, Алексей дождался, когда к аппарату полевого телефона подойдет сам Лацис. Майор сразу начал разговор с вопроса.

– Это у тебя там танки стреляют, Соколов? Почему открыл огонь?

– По сведениям моих разведчиков, на опушку леса вышла немецкая механизированная колонна. По первым оценкам, до двух батальонов мотопехоты и до батальона танков. Открыли огонь, чтобы дать оторваться своим разведчикам. Огневые позиции не демаскировал. Жду атаки в любой момент.

– Понял тебя, Соколов, – голос Лациса стал глухим. – Учти, что надеяться тебе придется только на себя. На шоссе нас жмут с двух сторон. Атака за атакой. Тут, по предварительным сведениям, до двух полков мотопехоты. Несем потери, но держимся. Часть сил приходится держать на противоположной стороне города, там со стороны оврагов тоже могут подойти немцы. Разведчики работают, заняты поисками, но пока безрезультатно.

– Понял, товарищ майор. Есть, держаться и рассчитывать только на себя.

– Да, Соколов, у тебя орудийных стволов больше, чем у нас. Держись. Отходить тебе нельзя. Прорвутся в город, и нам их не удержать, сил не хватит для уличных боев. Понимаешь?

Отправив Логунова, Алексей увидел, что перебежками, а кое-где и ползком к нему приближается лейтенант Щукарев. Он, как и Соколов, прямо перед войной закончил училище и воюет тоже с первых дней. Они были «на ты», хотя Щукарев был сейчас формально в подчинении у Соколова.

– Где тебя носит? – недовольно буркнул Алексей, когда лейтенант спрыгнул к нему в бетонную яму.

– Извини, как всегда всех дел не переделаешь, обо всех не предупредишь, всего не предусмотришь. Видел танки! Твои оба повредили. Один сам ушел, второй сзади тросами зацепили и утащили в лес. Двумя меньше.

Соколов покосился на уверенное носатое лицо Щукарева. Парень несколько месяцев не вылезал с передовой. В его взводе три или четыре раза полностью менялся весь личный состав. Ни одного сержанта не осталось, с кем он первые бои принимал. Заговоренный, что ли, с теплом подумал о лейтенанте Алексей, побольше бы таких, чтоб ни пуля, ни осколок не брали. Толковый командир, раз его Лацис взял к себе в группу.

– Зачем ты приказал стрелять? – спросил лейтенант Соколова. – Демаскировал оборону. Дались тебе эти два танка. Пусть бы они начали спускаться как на марше, с ленцой и спичкой в зубах. Артисты!

– Разведчики возвращались, – проворчал Соколов. – Помедли я еще секунду, они бы их на открытом пространстве расстреляли как в тире.

– Много их там? – оживился Щукарев, поняв, что появилась свежая информация о немцах.

Алексей пересказал ему все, что узнал от разведчиков. А заодно и о разговоре с майором. Картина складывалась простая и легко объяснимая. Немцы развернули со стороны фронта какую-то часть, для того чтобы выбить русских из Лыкова Отрога. Она и наступала сейчас вдоль дороги, где оборонялась стрелковая рота и большая часть танкового батальона Кравченко. Здесь из леса готовилась атаковать группа, которая преследовала таинственную русскую колонну. Видимо, они докладывают о своих наблюдениях и ждут приказа командования.

Соколов еще говорил, когда со склона вдруг ударили орудия. В воздухе над головами прошелестели снаряды – один, второй, третий. Взорвались за спинами, разворотив второй этаж каменного дома, подняв фонтаны земли на узкой улице среди палисадников и раскидистых деревьев.

– Ну, вот и дождались, – чуть пригнувшись от неожиданности, сказал Щукарев. – С ходу лупят куда попало, лишь бы нам на нервы действовать. Давай, командуй, Леха! Я к своим, на позиции. Связь по проводному, у меня там свой КП устроен!

– Удачи тебе, Вадим! – Соколов пожал лейтенанту руку.

Еще один залп немцы произвели по городку, не показываясь на краю склона. И только потом, когда загорелись несколько домов, появились их танки. Два, четыре, шесть! Они выходили на склон по две машины, били без остановки на «короткую» и спускались вниз.

– Хромые, по танкам огонь! – приказал Соколов.

Связист передал приказ, и почти сразу же послышались выстрелы танковых орудий. Наверное, артиллеристы уже зарядили пушки немецких танков и только ждали приказа. Одно за другим били орудия, гулкое эхо разносилось по округе. Первыми снарядами удалось подбить сразу два танка, шедших слева. Правые прибавили скорости и поспешили вниз, где больше места для маневра.

Соколов хмурился, видя, что навыков у пехотинцев, что сидели в танках, маловато, чтобы с первого выстрела подбить бронированные машины. Рано ему завидовали другие командиры. Рано он сам слишком высоко оценил свою позицию. А если не попадут больше, если это были случайные попадания. Вон горят два, но и только, а остальные ползут вниз. Вот обошли подбитые, вот уже почти внизу. Неужели все менять и приказывать «тридцатьчетверкам» идти на встречный бой, бить с ходу и запирать немцев на склоне. Пожалуй, смогут успеть, если прямо сейчас все поменять и бросить танки в атаку. Но их почти сразу подобьют. Два единственных подвижных танка. Жди, жди, Соколов!

И тут Алексея – как ледяной водой окатило от радости. У головного немецкого танка удачным попаданием бронебойного снаряда разбило катки с правой стороны. Танк развернуло боком, и он почти перекрыл дорогу остальным, идущим следом. И тут же второй снаряд угодил ему в борт. Бензиновый двигатель вспыхнул как свеча, столб огня вырвался, когда взорвался бензопровод, потом запасной бак. Танкисты выбирались из люков, катались по земле, пытаясь сбить пламя. Соколов с одобрением посмотрел на позиции пехоты. Молодец Щукарев, держит своих. Рано открывать огонь. Подпустить немецкую пехоту на двести метров, только тогда – огонь.

Шесть трофейных танков, спрятанных в полутораметровые окопы, с наброшенными на башни обрывками маскировочных сеток, кустарника, всего, что могло хоть как-то скрыть присутствие этих машин, стреляли и стреляли. Соколов добился своего – немцы никак не могли понять, откуда по ним работают пушки. Но сколько это продлится?

Еще два попадания! Немецкий танк загорелся, разбрызгивая снопы пламени. Горящий бензин клокотал в недрах мотора, потом яркая вспышка озарила склон, и танк остановился. Еще у одного танка в башне взорвался боезапас. Башню сорвало и отшвырнуло на несколько метров в сторону. Казалось, что еще немного, и немецким танкам будет не пройти по склону вниз, там уже горели и дымились восемь подбитых машин. Немцам нужно или растаскивать свои танки, или искать пути обхода.

Но немецкий командир, похоже, имел строгий приказ – вперед! Отходить или прекращать атаку он не планировал. Соколов уже собрался облегченно вздохнуть, как на склон вышли четыре немецких танка и стали прицельно обстреливать окопы между домами. Они сумели определить наши позиции и стреляли не «болванками», а фугасными снарядами, собираясь завалить закопанные танки землей или повредить их взрывами. Близко к краю немцы не совались. Они подошли ровно на столько, чтобы опущенные стволы пушек были наведены на цели. Снизу были видны только их башни и верхняя часть корпуса.

Под прикрытием этих танков, другие снова ринулись вниз. Соколов видел, как новые машины сталкивали со своего пути подбитую технику, словно тараном прокладывая путь к цели. Артиллеристы не могли попасть в наступавшие машины, пока те скрывались за подбитыми танками. Сказывалось отсутствие опыта.

Соколов кусал губы, видя, как снаряды попадают в уже мертвые танки. А его закопанная батарея занята на половину «контрбатарейной» борьбой, пытаясь подбить те танки, которые обстреливали их позицию. И запретить им этого нельзя, они все делали правильно, иначе сверху их всех сожгут.

– Хромые, всем огонь по склону! – приказал Соколов. – Третий и четвертый, огонь по атакующим танкам! «Семерка», 313-й, огонь по атакующим танкам!

Две «тридцатьчетверки», взревев моторами и кроша гусеницами битый кирпич, вырвались из-за развалин водонапорной башни и выстрелили почти одновременно. И сразу закрутился на месте головной немецкий танк, прорвавшийся в низинку, следующий за ним получил бронебойный снаряд в борт и остановился, выпуская клубы черного смолянистого дыма. Но еще четыре немецких танка прорвались через затор и на полной скорости понеслись к нашим позициям.

– Всем огонь по прорвавшимся танкам! – крикнул связисту Соколов. – Передай: всем перенести огонь по прорвавшимся танкам.

Только теперь немцы разглядели засаду «тридцатьчетверок» за развалинами. После двух выстрелов «семерке» и 313-му пришлось задом сдавать в укрытие. Взрыв привлек внимание Алексея, он увидел, как сорвало башню с закопанного танка. Видимо, подкалиберный снаряд угодил в башню, огненная струя прожгла слабую броню, сдетонировали боеприпасы.

Из четырех прорвавшихся немецких танков три уже горели посреди поймы, четвертый повернул вправо, уходя от губительного огня. Еще немного, и случилось то, чего ожидал Соколов. Немецкая машина увязла в жидкой грязи, проломив подмерзшую корку. Бешено вращались гусеницы, но танк только больше оседал на одну сторону, увязая в жиже. Две дымных вспышки на броне от попадания бронебойных снарядов, и бронированная машина замерла, перекосившись на один бок.

– Атака отбита, – передал радист приказ Соколова. – Командирам подразделений доложить о потерях.

Четырнадцать танков горели на спуске и в низинке. Еще один танкисты подбили на кромке склона. Не так уж и плохо для одной атаки. Только какой ценой за это заплачено, вот в чем вопрос. Сколько осталось танков из числа трофейных, которые закопаны на окраине? Будет ли чем обороняться дальше? И как артобстрел пережила пехота? Какие там потери?

Тяжелые первые месяцы войны многому научили Соколова. А еще точнее, от многого отучили. Отучили радоваться раньше времени, надеяться на лучшее. Он привык верить фактам и строить расчет именно на них, а не на гипотезах и догадках. Ошибки на войне, тем более с таким сильным и опытным врагом, стоят очень дорого.

– «Семерка» докладывает! – послышался голос связиста. – У него и 313-го все в норме, повреждений нет. Из закопанных трофейных танков один уничтожен прямым попаданием в башню, еще у одного от попадания бронебойного снаряда заклинило пушку. У пехоты один убит, трое легко ранены.

Минус два ствола, подумал Соколов, это серьезно. Он рассчитывал, что они будут выходить из строя не так быстро. За один бой потерять два танка – это много. Еще три таких атаки, и нечем будет воевать. Пятнадцать немецких танков, а с учетом двух первых, поврежденных на краю обрыва, – семнадцать выведены из строя. Ладно, выхода нет, с такой арифметикой я все равно лишу их бронетехники, со злостью подумал Алексей.

– Товарищ младший лейтенант, – связист протянул трубку полевого телефона. – Вас Колодец вызывает.

– Колодец, я – Две Семерки, – отозвался Соколов.

– У тебя затихло? – послышался в трубке голос Лациса. – Докладывай обстановку.

– Немцы предприняли танковую атаку с ходу по нашему спуску. Уничтожено и выведено из строя семнадцать вражеских танков. Мои потери – два трофейных танка. Среди пехоты в результате обстрела позиций – один убит, трое легко ранены. В лесу ясно слышу шум моторов.

– Думаешь, уходят? Будут искать другое место прорыва?

– Не похоже, что уходят. Звук не удаляется. Что-то готовят. Думаю, до ночи будет еще одна атака.

– Держись, Соколов, держись, родной! – резко бросил Лацис. – Большая у меня на тебя надежда. Ты мне силы сэкономил, использовав трофейные танки. Немцы атакуют как бешеные. Потери у нас большие. Резервов нет, каждый держится сам! Понял меня, Соколов?

– Так точно, Колодец, понял! Клянусь, немец на моем участке не пройдет. Пока мы живы, не пройдет!

– Ты, Алексей, не горячись там, – голос майора стал усталым. – Мне не надо, чтобы вы геройски погибли. Мне надо, чтобы вы не пропустили врага, дали мне выполнить основную задачу. Чтобы вы все там живые были. По возможности…

– Есть, жить и сражаться, – ответил Соколов, стараясь, чтобы его голос прозвучал бодро и уверенно.

Добавить к своим словам он ничего не успел, потому что со стороны леса вдруг ударили орудия. Немецкие танки были снова у кромки обрыва, но теперь они вели себя осторожнее… Соколов увидел шесть машин. Опустив стволы, они почти одновременно выстрелили по позициям трофейных танков и пехотного взвода. Били фугасными снарядами, и Алексей на миг представил, каково там красноармейцам, когда отрыты только стрелковые ячейки, когда нет ходов сообщения.

Немцы отъезжали назад, прячась за кромкой обрыва, а потом выезжали то по два, то по три танка, то с одной, то с другой стороны и били фугасными снарядами. А по спуску из леса выползали бронетранспортеры с немецкой пехотой. И над лобовыми броневыми щитками бились язычки пламени из стволов пулеметов.

– Первый и шестой, – отдал приказ Соколов, – огонь по наступающему противнику. Второй, пятый, «семерка», 313-й, слушать меня внимательно. Зарядить фугасными. Цель – левый склон. Не целиться по танкам, целиться по склону на метр ниже среза. Ждать моего приказа. Огонь по команде.

Соколов ждал. Он даже не смотрел сейчас на «ханомаги», которые под огнем стали высаживать пехоту, поливая наши позиции огнем пулеметов. Кажется, один бронетранспортер подбили, но это сейчас не главное. Надо ликвидировать угрозу сверху, этот губительный огонь немецких танков по позициям. Они играючи появляются, стреляют и снова уходят под защиту склона.

Соколов выбрал левый склон и ждал, когда на нем появятся одновременно два немецких танка. Есть! Два танка резко остановились, и одновременно с их выстрелами по склону ударили четыре орудия со стороны города. Фугасные снаряды, предназначенные для разрушения укрепленных позиций и защитных сооружений, угодили под склон и разорвались на расстоянии не более полутора метров друг от друга. Они вызвали такое движение почвы, что значительная часть склона сдвинулась с места и с шумом поползла вниз, в пойму реки. Вместе с этим оползнем поехал вниз один немецкий танк. Второй тут же включил заднюю скорость, бешено завращались гусеницы, в конце концов и этот танк сначала медленно, потом все быстрее пополз боком вниз.

Несколько секунд, и на глазах восторженных красноармейцев два немецких танка рухнули с высоты около десятка метров. Один упал на башню, было видно, как продолжают вращаться гусеницы, но вот уже потянуло дымом, потом появились языки пламени. Ни один из люков не открылся, никто не выбирался из вспыхнувшего танка наружу.

Второй упал набок, от удара у него сразу же отвалилась башня. Жуткая картина испугала наступавших немцев. На другой части склона, справа от дороги, танки больше не появлялись, пехота заметалась и стала отходить, укрываясь за бронетранспортерами. Четыре танка расстреливали эту сумятицу осколочными снарядами, с позиций у крайних домов били пулеметы.

Атака окончательно захлебнулась, а через полчаса стали опускаться серые осенние сумерки. Соколов смотрел на темнеющее поле боя. Очертания подбитых танков и человеческих тел начинали расплываться, и только выше склонов, над лесом, на фоне пока еще светлого неба, поднимались пятна черного дыма.

– Еще двое убитых, – говорил Щукарев, идя вместе с Алексеем по своим позициям. – Один легко раненный, царапнуло, воевать может, не хочет парень уходить. Ну, а двоих землей присыпало. Контузило ребят. Отлежатся к утру, все будет нормально.

– Снаряды скоро закончатся, – сказал Соколов. – И останешься ты против их танков с гранатами. Еще один день хватит продержаться, потом хоть врукопашную иди.

– Слушай, а мин в городе нет? – вдруг загорелся идеей лейтенант. – Наши не смотрели по немецким запасам? Может, на каком-то складе с десяток, а? Мы бы в два счета заминировали дорогу.

– Смотрели, – хмуро отозвался Алексей. – Майор у нас человек опытный. Первым делом послал проверить, какими боевыми ресурсами мы здесь можем разжиться. Взрывчатки и той не нашли, а то можно было фугасов наделать.

– Хреновые наши дела, командир, – сплюнул Щукарев. – Поскорее бы разведчики эти чертовы снаряды нашли.

– Слушай, Вадим, – Соколов остановился и уставился в темноту. – Ты боевое охранение перед позициями далеко выставил?

– На двести метров. На уровне крайнего подбитого танка. Двое ребят под ним лежат, а двое левее в воронке. Опытные, с хорошим ночным зрением и слухом. А что?

– А то, что эту ночь нам спать не придется, зато, может, поживем лишних пару деньков! – улыбнулся Соколов. – Выдвинь охранение подальше. И пошли солдат к танкам. На склон не надо, там можно нарваться на немецкое охранение: они тоже устав чтут. Четыре танка между нами и склоном не взорвались. Остальные горели, слышно было, как в них детонировали снаряды, а четыре должны стоять с боезапасом. За один бой не могли немцы его полностью истратить. Тем более что они бронебойными почти не стреляли, лупили осколочно-фугасными. А нам как раз бронебойные нужны до зарезу. У нас же в обороне тоже немецкие танки трофейные стоят! Сообразил?

– Ну, ты голова! – засмеялся Щукарев и торжественно вытянулся в струнку, приложив руку к шапке. – Разрешите выполнять, товарищ младший лейтенант?

– Давай, Вадим, только на немцев не нарвитесь.

Возвращаясь к своим танкам, Алексей прошел по позициям пехотинцев. Никто не спал. Те, кого не послали за снарядами, рыли запасные позиции. Сил и времени на устройство полноценной системы обороны не было. Не удастся вырыть окопы в полный профиль, но каждый боец старался хоть как-то усовершенствовать свою собственную позицию. Особенно старались пулеметчики. Соколов услышал голос Щукарева, который приказывал из немецких танков в поле добыть и патроны к пулеметам. Молодец, мысленно похвалил опытного лейтенанта Алексей, у него ведь половина пулеметов – трофейные.

Экипажи двух «тридцатьчетверок» тоже не спали. Бабенко с механиком 313-го чем-то гремели в его танке. Было слышно, что они говорят о какой-то тяге. Остальные под руководством Логунова устраивали блиндаж. Увидев Соколова, сержант, как и положено по уставу, велел продолжать работу, а сам подошел, вскинув руку к шлемофону:

– Товарищ младший лейтенант, экипажи заняты текущим ремонтом 313-го и устройством помещения для ночлега личного состава. Боевое охранение выставлено, график дежурств составлен.

– Как дела, Василий Иванович? – спросил Алексей. – Где Фролов?

– Здесь Фролов! – раздался задорный голос командира 313-го, показавшегося из-за танка. – Машина в порядке. Небольшая регулировка.

Танкисты, отряхивая руки и комбинезоны, потянулись к командиру. Соколов посмотрел на свой экипаж, на танкистов Фролова и подмигнул. И тут же почти на всех лицах появились улыбки, даже на хмуром, сосредоточенном лице Омаева.

Логунов пригласил посмотреть работу широким жестом хозяина. Блиндаж был крепким и надежным. Танкисты сдвинули к старой воронке от авиационной бомбы, наверное, не без помощи танка несколько бетонных блоков и не разбившиеся на отдельные куски части кирпичных стен водонапорной башни. Воронку подровняли лопатами, устроив квадратную яму. Сверху уложили бревна от разрушенного неподалеку дома. На пол настелили доски. Посередине на земле красовалась большая бочка с самодельной трубой, в которую Коля Бочкин уже пихал дрова.

– Задохнетесь ведь, – покачал головой Соколов.

– Нет, тут тяга хорошая под потолком, – показал Логунов отверстия в противоположных частях блиндажа. – Мы пробовали бумагу жечь. Нормально в трубу тянет. А когда она нагреется, то тяга еще лучше будет.

Начался привычный галдеж. Танкисты расспрашивали, как дела у пехотинцев, наперебой делились впечатлениями от падения с обрыва двух немецких танков. Соколов улыбнулся, когда ему как командиру в блиндаже подвинули единственный стул – старый деревянный ящик. Танкисты расселись прямо на доски вокруг Алексея. Откинув полог брезента, которым был завешан вход, вошли Бабенко с механиком-водителем второго танка. Логунов вопросительно посмотрел на командира. Соколов понял его взгляд и согласно кивнул. Сержант достал из-за пазухи приготовленную фляжку с водкой и отвинтил крышку.

– Ну что, танкисты! – заговорил он, тряхнув фляжкой. – Давайте с разрешения командира за сегодняшний день, который мы пережили. За то, что мы выстояли и отбили все атаки. И за тех, кто погиб сегодня.

Он протянул фляжку Соколову, тот взял ее и поднес к губам. Запах водки заставил немного поморщиться, но Алексей этого даже не заметил, потому что его мысли сейчас были далеко. Там, на востоке Белоруссии, в таком же вот небольшом городке, оставалась девушка. И ее больной отец, и ее одноклассники. Молодые, горячие сердца, которые не смогли смириться с присутствием врага. Совсем дети, вчерашние школьники.

Алексей сделал большой глоток, с шумом выдохнул, приложив ладонь к губам. И каждый, кому передавали фляжку, чуть задерживал ее в руке, прежде чем сделать свой глоток. Логунов, наверное, подумал о женщине, с которой они скрывали отношения из-за ее взрослого сына, боясь, что он осудит, что возьмет в нем верх юношеский эгоизм. А теперь они воюют вместе в одном экипаже, под одной броней. И вместе думают о ней. Один как о жене, второй как о матери.

Вот и Коля Бочкин принял флягу. Мельком бросил теплый взгляд на Логунова, выдохнул и сделал небольшой глоток. Семен Михайлович Бабенко похлопал парня по плечу, взял из его рук фляжку и, не задумываясь, отпил свою долю. Все у него так. Инженер-испытатель, человек, который учил «тридцатьчетверки» ездить, преодолевать препятствия, который наездил на этих, да и на других танках столько километров по полигонам и испытательным участкам, что другим и за всю жизнь столько не намотать на гусеницы. И в этом весь Бабенко. Отпил, не задумываясь.

Фляжку протянули Омаеву. Молодой чеченец не употреблял алкоголь, и все это знали. Знали и то, что он возьмет флягу, деликатно приложит к губам, чтобы не обижать других и соблюсти традицию. И у этого молодого горца есть, о чем вспомнить в эту минуту затишья между боями. Экипаж помнил любовь Руслана и молодого санинструктора Людмилы. По-доброму подшучивали, улыбались им вслед. Искренне извинялись, если чья-то шутка казалась Омаеву оскорбительной, потому что так любить, так уважать женщину мог только горец. А потом ее не стало. И парень как будто зачерствел, казалось, в нем не осталось ничего, кроме мести врагу, который нарушил мирную жизнь родного аула, отобрал первую чистую любовь.

Потом пили танкисты 313-й. Фролов пригубил, потряс фляжку и решительно завинтил крышку.

– Ребятам надо оставить для сугрева. Сменятся из охранения – порадую.

– Как завтра день сложится, командир? – после долгого задумчивого молчания спросил Логунов.

– Не знаю, – чуть качнул головой Алексей, глядя на разгорающийся огонь в самодельной печке. – Будь рядом другие, я бы хвалиться стал, внушать уверенность в завтрашнем дне. Перед вами хорохориться не буду. Мы много боев вместе прошли, знаем друг друга, кто чего стоит. Скажу честно, ребята, сегодня устояли мы чудом.

– Не чудом, Алексей Иванович, а вашей выдумкой, – возразил Бабенко, как всегда не по-военному, с вежливой гражданской улыбкой. – Инженерно мыслите. Это ж надо было додуматься склон обрушить направленными взрывами. То-то немцы больше не сунулись туда. А паника какая началась! Мы хорошо видели, как они заметались.

– А мог склон и не обрушиться, – дернул плечом Логунов. – Тут бы они на нас и поперли. Пехота с «ханомагами», а сверху танки из пушек долбили бы по позициям. Они бы хорошо сверху разглядели пулеметные гнезда, расположения танковых окопов. Я вот вначале тоже с сомнением отнесся к идее лейтенанта танки закопать дальше, между домами, а не перед ними. Сделали бы по-моему, сейчас бы без единого трофейного танка остались. С двумя «тридцатьчетверками» против танкового батальона. Верю я нашему командиру, вот что я вам, мужики, скажу. Трудно будет нам завтра, труднее, чем сегодня, и он не скрывает этого. Но я знаю, что справится командир, удержимся и завтра, и послезавтра. Сколько надо, столько и будем тут стоять.