Глава 38 Тамарат

– Значит, все Врата разрушены? – полюбопытствовала Саббата. – А то бы мы из Каладара сразу попали в Кастию, а не плелись туда невесть сколько.

Друзья развели костер во дворе и разделили между собой скромные припасы съестного, закупленного Гэбриелем еще в Контове. За едой Муг ворчал, сожалея о волшебной шляпе, оставленной Костяным Мордам, однако воспрянул духом, услышав вопрос дивы.

– Они не разрушены, – заявил он. – Просто… не действуют.

– Значит, разрушены, – сказал Ганелон.

Муг недовольно поморщился, а Саббата лукаво улыбнулась южанину.

Клэй с удивлением заметил, что уже давно не ощущает ее притягательного очарования. Похоже, на остальных оно тоже не действовало: Гэбриель думал только о Розе, Матрик побаивался дивы, Муга женщины не привлекали, а Ганелон… Ну, южанин вообще не особо поддавался колдовским чарам и при необходимости мог устоять перед соблазнами суккуба, чему Клэй однажды был свидетелем.

– Что ж… – Волшебник посмотрел на Кита. – Если я не ошибаюсь, для того чтобы раскрыть Врата, нужен особый ключ, для каждого портала свой.

– А ключи, конечно же, потеряли.

– Да, потеряли, – вздохнул Муг. – Иначе мы бы уже и добрались в Кастию, и вернулись по домам.

– Ага, а из каладарских Врат хлынула бы Жуткая орда, – напомнил Ганелон.

– А, разумеется. Так что, наверное, оно и лучше.

Гэбриель сидел у костра, скрестив ноги и уложив Веленкор на колени.

– А каким образом Листопад собирается открыть тераготские Врата? – спросил он Сумрака.

– Строго говоря, пропали не все ключи, – отозвался друин, который, опустившись на колени, высекал искры из кремня над оберегом, сплетенным из тонких прутьев.

Сумрак разложил несколько таких оберегов в проломах крепостной стены, уверяя, что дым (и друинская магия) отпугнет хищников. По-звериному блеснув глазами, он взглянул на людей у костра.

– Не все? – переспросил Муг, удивленно склонив голову.

Друин запалил последний оберег и вернулся к костру, держась подальше от эттина, будто не желая приближаться к монстру, но скорее оттого, подумал Клэй, что Дейн, слушая, как брат описывает внешность друина, хихикнул и спросил: «Как у кролика?» – на что Грегор ответил: «Точно как у кролика».

Сумрак уселся между Саббатой и Матриком. Теперь Клэй ясно видел, что друинская накидка действительно меняла цвет: сейчас, у костра, она стала пепельно-серой, отливая синим и бледно-золотистым.

– Ключ к антийским Вратам пропал, когда город поглотило море, а ключ к каладарским Вратам находился у тамошнего экзарха, которого сожрал лавовый дракон, предположительно вместе с ключом.

«Разумное предположение», – подумал Клэй, лишь раз видевший эту тварь, похожую на помесь гигантской ящерицы и небольшого вулкана: шкура тверже камня, а из пасти, будто из преисподней, вылетают потоки лавы, прожигающей сталь. Так что от каладарского ключа, так же как от его владельца, не осталось и следа, тут и думать нечего.

Муг с любопытством вытянул шею, как мальчишка, слушающий сказку у очага:

– А что стало с третьим ключом?

Друин со вздохом высыпал на ладонь горсть мелких черных зерен, осторожно коснулся их длинным бледным пальцем.

– Говорят, что тераготский ключ сохранился, но вот раздобыть его сложновато.

– Это почему? – спросил Ганелон.

– Потому что он в Тераготе, – ответил Сумрак, блеснув острыми зубами. – Вместе с Акатуном.

Матрик удивленно заморгал:

– Какой еще Акатун? Дракон, что ли?

– Он самый, – сказал Сумрак, швырнув зернышки в огонь; они, тихонько потрескивая, лопались на углях и сгорали, испуская сладковатый дымок.

Муг недоуменно посмотрел на них, но мысли его занимало иное.

– А что, мы его не убили?

– Не-а, только ранили, – пробормотал Клэй, вспоминая, как говорил то же самое Пипу и его друзьям в «Королевской голове» – вроде бы недавно, а казалось, что давным-давно.

– Я проткнул ему пасть Веленкором, – сказал Гэбриель.

– А я вспорол ему брюхо так, что он не мог кишки собрать, – добавил Ганелон.

Сумрак с уважением поглядел на него и вздохнул:

– Боюсь, что его так называемые кишки остались при нем. Он вернулся в Терагот и устроил логово в подземельях храма Тамарат.

– Погодите, но ведь Терагот совсем рядом с Кастией! – воскликнула Саббата. – Кастийцам надо было убить дракона и забрать ключ, делов-то!

– Акатун слишком могуч, – пояснил друин. – Кастийцы убоялись его гнева. Да, стены Кастии крепки и высоки, их не сокрушить ни дракону, ни Жуткой орде, но Акатун, разъярившись, способен уничтожить все поселения в округе, поэтому кастийцы оставили его в покое.

Обе головы эттина зевнули одновременно. Клэй, учуяв зловонный дух из Дейновой глотки, как можно незаметнее зажал нос.

– Спокойной ночи, Грегор, – пробормотал Дейн.

– Спокойной ночи, – ответил брат.

Эттин завалился навзничь, и обе головы разразились храпом.

Под глазами Гэбриеля залегли глубокие тени. Он уставился в темноту и спросил:

– Значит, ключ – в сокровищнице Акатуна?

– Вполне вероятно, – развел руками друин. – Но из драконьей сокровищницы мало кто возвращается живым.

Да уж, подумал Клэй, хорошо помня, как один из бардов «Саги» – вернее, одна – умудрилась не только пробраться в сокровищницу Акатуна, но и вынести оттуда какую-то драгоценность. Клэй с товарищами узнал об этом лишь после того, как на них откуда ни возьмись чешуйчатым ураганом налетел дракон. Отбиться от него удалось с большим трудом, и все это время они считали, что нанесли Акатуну смертельную рану.

А бард погибла. Впрочем, как и все остальные барды «Саги».

– Разумеется, если Листопад сумеет уговорить дракона отдать ключ от тераготских Врат, то…

– То Жуткая орда появится в самом сердце Грандуаля и ее никто не остановит, – заключил Матрик.

Развалины Каладара были всего в дне пути от Брайклифа, столицы Агрии, так что Брайклифский замок первым примет на себя удар.

– Расскажи мне о Листопаде, – попросил Гэбриель друина. – Я встретил Веспиана, когда он преследовал своего сына, якобы похитившего какую-то очень опасную вещь.

– Тамарат… – Сумрак скорбно поджал губы.

– Богиню? – недоуменно переспросил Гэб.

– Нет, меч, названный именем исчезнувшей друинской богини, – ответил друин. – Именно этот клинок, похищенный у отца, Листопад носит за спиной в белых костяных ножнах.

Клэй видел этот меч дважды, в Линдмуре и в особняке горгоны, но тогда Листопад не извлекал клинок из ножен.

– А что в нем такого особенного? – спросил Клэй, понимающе переглянувшись с Гэбриелем. – Архонт очень хотел его вернуть.

Пламя костра отражалось в глазах Сумрака, сверкало на острых зубах.

– Кроме всего прочего, Веспиан был не только великим магом, но и искусным мастером. Он создавал оружие несравненной мощи, по большей части клинки. Вы же встречались с Листопадом, верно? Видели его мечи?

– Видели, – сказал Клэй; три меча Листопада он хорошо запомнил со дня Совета Престолов.

– Один носит имя Скверна. Архонт выковал его для сына и вручил Листопаду в день его совершеннолетия. Клинок очень… своенравен и способен на огромные разрушения. Второй клинок называется Мадригал, поющий меч. В свое время Веспиан подарил его экзарху Аскатара.

– И аскатарский экзарх вот так запросто отдал меч Листопаду? – спросил Матрик, хотя ясно было, что ответ ему и так известен.

– Экзарха Аскатара звали Найра, хотя после краха Державы она больше известна как Горькая Криница. Ее по праву именовали одним из лучших следопытов Державы. Напомню, что все это происходило несколько веков тому назад. Так вот, по поручению архонта Найра разыскала Листопада и хотела взять его в плен, но он ее убил, а клинок забрал себе.

Клэй вспомнил, как в «Макситоне» Листопад выхватил меч из ножен и по арене разнесся протяжный звон далеких колоколов. Уцелело ли еще какое-нибудь оружие, созданное Веспианом? Может быть, и топор Ганелона – его творение?

Сумрак задумчиво почесал за длинным ухом:

– И все-таки ни один клинок не сравнится с непревзойденным, прославленным Веленкором. Как вам наверняка известно, мои предки спаслись лишь потому, что именно этим мечом прорубили проход из исчезающего мира друинов в мир людей.

Клэй не то чтобы очень верил этим россказням, но не мог подыскать другого объяснения загадочным пейзажам, возникающим на Веленкоре; тут волей-неволей задумаешься.

– Однако в вашем мире нас настигло загадочное проклятие – мы перестали умирать естественной смертью, хотя нас можно убить. А вот наши женщины пострадали больше. В новом мире друинка способна родить лишь один раз в жизни. Естественно, что число друинов стало сокращаться. Друинское племя вырождалось, догорая, будто свеча на ветру, чтобы в один злосчастный день исчезнуть без следа, как дым, развеянный по небу. – Сумрак печально улыбнулся. – Поэтому друины превыше всего ценили детей. Веспиан несказанно обрадовался, узнав, что его жена Астра понесла. В назначенный срок она родила ему дочь.

– Погоди-ка, – сказала Саббата. – Так ведь у Веспиана есть сын, Листопад. А откуда второй ребенок? Или у архонта было две жены?

Кит досадливо всплеснул руками:

– Ах, ну вот как тут рассказывать? Она же всегда перебивает! Никакого понятия о законах художественного повествования!

Друин задумчиво прянул ушами:

– Не суди ее строго. В отличие от нас, она смертна, ее свеча догорает быстрее нашей.

Гуль, поднеся палец к бескровным губам, погрузился в размышления, а потом произнес:

– Верно подмечено.

– Да продолжай уже! – потребовала дива и, в ответ на укоризненный взгляд гуля, махнула рукой. – Ну а что? Ты же слышал, он сам сказал, что, мол, моя свеча догорает и все такое…

– К несчастью, Астра умерла родами – с друинками такое случается, хотя и очень редко. Архонт обезумел от горя. Не желая смириться с кончиной любимой жены, он совершил ужасающий в своей опрометчивости поступок, который не только изменил всю дальнейшую судьбу мира, но и может привести к его полному уничтожению. Он выковал последний меч.

– Тамарат, – сощурившись, произнес Гэбриель.

– Веспиан вложил в клинок невероятную мощь, невиданную со времен создания Веленкора, но заплатил за это дорогую цену – он изменился сам, наполнился темной силой. Он наделил меч ужасающей способностью: клинок предназначался для того, чтобы, лишив жизни друина – и только друина! – возродить ту, в память о ком его выковали.

– Да чтоб меня в бороду по волоску вздрючили! – воскликнул Муг. – Это же некромантия…

– Увы, да, – кивнул Сумрак. – А потом, объятый безумием, он обрушил всю силу своего гнева и отчаяния на новорожденную дочь, обвиняя ее в смерти матери и, скорее всего, надеясь сохранить в тайне истинное предназначение проклятого клинка. Веспиан предал ребенка мечу.

– Ты врешь! – вскричал Гэбриель, хватаясь за Веленкор.

– Нет, пусть продолжает! – рявкнул Ганелон.

Гэбриель умоляюще поглядел на Клэя, но тот лишь пожал плечами – ему самому сейчас больше всего хотелось забыть об услышанном, ведь речь шла о друине, которого он считал образцом благородства.

– Ага, давай дослушаем, – проворчал Клэй.

Все застыли в напряженном молчании, с ужасом ожидая, что Гэбриель вот-вот обнажит меч. Наконец Гэб вздохнул и, выпустив рукоять, сжал ладони в замок и кивнул друину:

– Продолжай.

– Стоит ли говорить, что Астра тоже изменилась. Она возненавидела Веспиана за то, что тот принес в жертву дочь, впала в уныние и спустя несколько месяцев, вне себя от горя, наложила на себя руки. Но Веспиан… Веспиан ее снова воскресил. А она опять лишила себя жизни, и он в очередной раз обнажил проклятый меч. Так продолжалось до тех пор, пока… – Сумрак умолк.

– Пока что? – нетерпеливо спросила Саббата.

– Пока в очередной раз к жизни вернулась не Астра, а… некое холодное, безразличное существо, сохранившее ее облик. Она больше не ведала ни красоты, ни печали, ни любви. Вместо радостей жизни она увлеклась некромантией, но поначалу возрождала лишь неразумные существа – цветы, птиц или насекомых. На друинов эта магия обычно не действует, поэтому Веспиан и сотворил Тамарат. Вскоре Астра начала воскрешать любимых прислужниц или рабов, умерших от истощения. По вполне понятным причинам друинов возмущали и сумасбродные поступки Астры, и безумное стремление Веспиана приносить в жертву своих соплеменников. Сначала экзархи перестали подчиняться архонту, а потом открыто взбунтовались. Разразилась междоусобная война, окончательно погубившая друинов. А между тем Астра объявила, что ждет второго ребенка.

Тут Саббата не выдержала:

– Но ты же говорил, что…

– Друинки рожают лишь раз в жизни, – напомнил Сумрак, воздев палец. – А воскресение дало Астре вторую жизнь. Она родила сына.

– Да ради всех преблагих треклятых богов! – Муг обхватил ладонями голову, будто боялся, что она вот-вот расколется.

– Мальчик рос хилым и чахлым, – продолжал друин. – С самого рождения он был странным ребенком. Он обожал мать и трепетал перед нею, а отца презирал за совершенное зло. Он похитил у Веспиана Тамарат и бежал в Жуть, чтобы положить конец невыносимому циклу смертей и воскрешений, мучительной полужизни матери.

Гэбриель не отводил глаз от унаследованного меча – осколка разбитого мира.

– Мне эта история чем-то знакома, – сказал Матрик, потирая подбородок, заросший седеющей щетиной. – Я что-то такое слыхал, только ее по-другому рассказывали.

– Или пели, – загадочно промолвил Кит, который уже понял, в чем дело.

Сумрак одарил Матрика благосклонной улыбкой терпеливого отца или священника, что придало его словам несколько насмешливый оттенок:

– Конечно же слыхал. И имена злосчастных детей Веспиана вам хорошо известны. Дочь звали Глифа, а сына – Вайл.

Глифа… Вайл…

У Клэя пересохло во рту. В сознании как будто разверзлась бездонная пропасть, темнее глубокого мрака межзвездных пространств, в которой звучали имена – друинские имена – так называемых божеств Грандуаля.

Веспиан, Летний король. Астра, Зимняя королева. Глифа, Весенняя дева. Вайл, Осенний сын, именуемый также Отступником.

Отступник… Листопад.

– Не может быть, – невольно простонал Клэй.

В костре что-то затрещало, к небу потянулась струйка дыма.

Клэй никогда не был глубоко верующим человеком, если и молился, то редко, ни к кому особо не взывая. Но как примириться с тем, что все твои боги – вымысел, да еще и основанный на омерзительных преступлениях древней расы, некогда поработившей человечество? С этим не совладать даже самому рассудительному уму.

Все умолкли, стараясь осмыслить то, о чем рассказал Сумрак.

Муг принюхался и, привстав, напряженно вгляделся в темноту:

– Чувствуете запах?

– Какой? – спросил Гэб, стряхивая оцепенение.

Саббата, подавив зевок, пробормотала:

– Наверное, эттин пернул.

Муг покачал головой:

– Нет, это что-то… Не могу вспомнить, что именно.

Гэбриель оперся ладонями о ножны Веленкора:

– Как бы то ни было, Листопад зарвался. Нельзя допустить, чтобы он уничтожил Кастию. А если он откроет Врата, то под угрозой окажется весь Грандуаль.

Сумрак, погруженный в глубокую задумчивость, согласно кивнул:

– Верно.

В костре снова затрещало, в черноту ночи взвился клуб сизого дыма. Матрик уснул, где сидел, свесив голову на грудь и пуская слюни.

Внезапно Муг вскочил и заорал:

– Смориглазка! Просыпайтесь! Вставайте скорее!

Он подобрал медный котелок и, стуча по нему ложкой, запрыгал вокруг костра.

Матрик проснулся и тут же выхватил кинжалы. Саббата, которая было задремала, тоже отогнала сон и заозиралась вокруг. Грегора и Дейна шум даже не потревожил – они продолжали спать.

Гэбриель приподнялся, заморгал и спросил:

– Муг, что за…

– Он подбросил в огонь семена смориглазки! – выкрикнул Муг, указывая на друина. – Я так и знал! Я же знал, что знаю! Он хочет нас убить!

Сумрак примирительно развел руками:

– Семена совершенно безвредны. Они всего лишь навевают отдохновенные сны.

Ганелон встал и застыл темной башней, сжимая в руке Сирингу. Боевой топор мерцал призрачным светом и что-то неразборчиво шептал ночному лесу. Ганелон помотал головой, отгоняя друинские чары, и заявил:

– Так я тебе и поверил.

Барахольщик не вставал с места. Матрик и Саббата отодвинулись от него подальше, и он усмехнулся. На заостренных зубах отразились алые отсветы огня.

– Как бы то ни было, я не собираюсь вас убивать, – произнес Сумрак. – Я всего лишь хочу забрать то, что принадлежит мне по праву.

Благорасположение стремительно покидало друина, как если бы следом за весной вдруг сразу же настала суровая зима, в обход жаркого лета и ласковой осени. Он остановил взгляд на Гэбриеле.

– Веленкор?! – воскликнул Гэб, сообразив, что имеется в виду.

– Человек не может владеть клинком, не предназначенным для простых смертных. Архонт преступно заблуждался, доверив тебе меч. Ты ведь даже не понимаешь, что именно попало к тебе в руки.

– А ты мне объясни. – Гэбриель презрительно ухмыльнулся.

Клэй с давних пор помнил эту ухмылку – на лице Гэба она возникала всякий раз, как какой-нибудь злодей пускался в пространные объяснения своих коварных замыслов, обычно включающих разрушение городов, убийство правителей и вызывание всякой кошмарной нечисти из ледяных глубин преисподней.

– Это ключ, – сказал Сумрак.

Гэбриелева ухмылка несколько потускнела.

– Как утверждает Листопад, – продолжил друин, – Веленкор – единственное, что позволит нам вернуться домой, в наш прежний мир.

– Тот, из которого вы бежали, и не без причины, – примирительно сказал Кит. – Если ты…

Барахольщик сплюнул в костер:

– Каксара!

Клэй не знал всех друинских ругательств, но это ему было известно, и он оскорбился за мать Кита, хоть и давным-давно покойную. Сердце громко застучало в груди, кровь вскипела в жилах, а правая рука приподнялась, готовая принять привычную тяжесть Черного Сердца. Предчувствие жестокой расправы повисло над крепостью зловещей тучей, неумолимой, будто летняя гроза.

Друин по-прежнему сидел не двигаясь, но теперь источал неприкрытую угрозу. Тень его в неверном пламени костра металась во все стороны, а бледные пальцы обхватили белый посох.

– Отдай мне меч, – потребовал Сумрак, – или я отберу его сам, да еще и окажу любезность Листопаду – убью тебя. Возможно, он дальновиднее и проницательнее нас. Время Державы прошло, время Престолов проходит. Может быть, наступает время чудес и чудовищ…

– Ну, понеслись, – буркнул Матрик, вставая.

Муг лихорадочно рылся в своей котомке, бормоча:

– Проклятые кролики, совсем охренели, им лишь бы театр устраивать…

Саббата сжала кулаки в латных рукавицах. Ганелон стоял, недвижный, как скала за миг до того, как с нее сойдет лавина. Клэй шевельнул плечом, и щит послушно соскочил к правой руке, а левая опустилась на ледяную рукоять холодильного молота.

Гэбриель устало поднялся и вздохнул:

– Послушай, может, не надо…

– Надо. – Сумрак вскочил на ноги и взмахнул посохом.

Чернильно-синий завиток дыма соскользнул с рукояти, обнажив сверкающий белый клинок, прежде скрытый друинской магией.

В руках друина был вовсе не посох, а боевая коса.