Глава 4
1690 год
– Зеленою весной, под старою сосной…
Софья насвистывала песенку, глядя из окна вслед войску.
Сегодня уходили последние полки. Уже три дня, как она попрощалась с братом, поцеловала мужа и попросила беречь себя.
Мальчики обещали, но Бога ради, когда это удавалось сдерживать подобные обещания – на войне? На сердце было тревожно и тоскливо, но Софья скорее удавилась бы, чем показала свое настроение окружающим.
Она – регент при наследнике. Есть еще и Ульрика, но Уля в жизни не полезет в государственные дела, а ей, Софье, надо быть сильной и спокойной.
– Вернуся я к тебе, раскрасавица…
– Государыня…
Ромодановский подошел так тихо, словно у него в роду кошки были.
– Князь? – на лице Софьи была вежливая улыбка. А вот в глазах князя-кесаря (он-таки получил этот титул) светилась тревога.
– Государыня, это… личный вопрос.
– Мой или ваш кабинет?
– Это всего два слова. Любава в тягости.
Софья кивнула.
– Вы?
– Я.
Ну да, кто ж еще рискнет соперничать с главой такого приказа? Потом ни рожек, ни ножек не найдут.
– Она против?
– Нет. Но ей страшно.
Царевна усмехнулась.
– Так успокойте ее? Объясните, что никто ее ребенка не заберет. Подберем подходящую роженицу, сочиним легенду – и будет чадушко при ней. Да хоть бы она на богомолье поехала, а на обратном пути ей младенца подкинули. Наследовать трон, конечно, не будет, но и от Любавы ему денег достанется, и вырастет в роскоши и замуж выйдет, или, там, женится, как положено.
Федор Юрьевич перевел дыхание. Сомневался все-таки, ну, дело житейское. Мало кто обрадуется внебрачному прибавлению.
– Успокою. Не гневаетесь, государыня?
– Наоборот. Хорошо, что так получилось.
Володя уехал, Наташа – тоже, Любава оставалась вовсе уж без дела, пусть ребенком займется. А сплетни… на Востоке длинный язык укорачивают с головой. Вот не худо бы и здесь такую традицию ввести.
* * *
Во Франции тоже было оживленно.
Людовик готовился к войне с Англией. После усмирения бунтов, нормального правления там так и не было. Был парламент, была палата лордов и палата общин – и только-то. Сыновья Карла себя дискредитировали, да так, что при одном упоминании любого сына у англичан изжога открывалась.
Хватит!
Один бежал, второй и третий – братоубийцы, какие там остальные – и подумать страшно! Были, правда, еще дочери Якова…
Но кто из них достоин занять трон?
Мария? Анна?
Тут-то и возникал сложный вопрос. Мария замужем за Карлом Шведским, Анна за Георгом Датским, а эти две страны собирались сцепиться. И кого приглашать на трон Англии?
Извините, в чужих сварах участвовать англичане не нанимались, своими уже сыты по горло. Лучшим вариантом тут было подождать и посмотреть, кто победит. А уж потом…
Так что шансы у Людовика были – и очень неплохие. Сын Якова, законный, мать – королева, причем теперь уже дважды, войска есть, а вот Англия сильно ослаблена.
Почему бы и не попробовать?
Главное препятствие представлял английский флот, но что – у французов своего флота нет? Есть, и еще как. Маркиз Сеньелэ, кстати, сын Кольбера, всю душу в него вложил. И адмирал был подходящий – де Турвилль.
В то время, как в Англии…
Сэр Эдвард Рассел мог рвать и метать, мог делать, что угодно, но – где взять деньги? Только сильная страна может позволить себе сильный флот, а у него…
П-парламент!
Продовольствие поставляется такое, что его не всякая собака есть будет, канаты гнилые, корабли не чинятся, а моряки, не получая денег, начинают потихоньку разбегаться. Нескольких дезертиров поймали и повесили, но, положа руку на сердце, сэр Эдвард понимал, что обещаниями сыт не будешь. Семью кормить надо…
Сейчас у Рассела было порядка пятидесяти – шестидесяти боеспособных кораблей, но, опять же – это полбеды! А пушки?
Снаряды?
На эскадру приходилось порядка трех с половиной тысяч орудий. А у французов пушек было побольше, ох, побольше. Кроме того, кто сказал, что это были русские пушки?
К русскому оружию сэр Эдвард относился весьма уважительно. Многое можно сказать про этих варваров, но пушки они лить умеют. Скорострельные, дальнобойные – три штуки на всю эскадру, установлены на корабле-флагмане. Стоят – чуть ли не по весу золотом, но ведь они того стоят! А остальные?
Пятьдесят на пятьдесят?
Ага, как же! Скажите, десять на девяносто! Десять процентов пушек хороших и девяносто такого барахла, что врагу б его подарить диверсии ради – да не возьмет!
А у французов?
Чего только стоит фрегат «Солей-Руаяль»! Сто десять пушек! Свеженький, недавно с верфей, да и французских адмиралов идиотами не назовешь…
Очень мало бы утешило Эдварда Рассела сообщение о том, что кормят французов не намного лучше, а порох, который им поставили, большей частью состоит из угля – и потому нужно его побольше. Да и нагар с него….
Его же выделили! И стрелять пушки будут! Вот…
К тому же, там, где англичане делали ставку на калибр пушек, французы ставили более мелкие орудия, но и более скорострельные. И на два английских выстрела могли ответить своими тремя.
Сэр Эдвард понимал, что в начале июня французский флот выйдет в море. И что битве – быть.
Кто победит?
Неважно. Свой долг он выполнит и будет стоять до последнего, что бы ни случилось.
* * *
– А вырос-то как! И как на батюшку похож!
Польская королева, не стесняясь, тискала приехавшего брата. И верно, из всех Романовых, Володя был больше всего похож на отца. Те же мягкие черты лица, чуточку беспомощное выражение, добрая улыбка, лет двадцать пройдет – и не отличишь их…
Своей доли восхищения удостоилась и Наташа – и пришла очередь кузенов. Сын, сын, три дочери и еще один сын – польская королевская чета времени не теряла, преумножая число юных Корибутов.
Поцелуи, объятия, слезы, письма…
В том числе и несколько официальных, переданных Михайле. Свадьба польского королевича и княжны из рода Ракоци должна была состояться в Польше, а Наташе предстояло ехать в Венгрию. И глядя на юную царевну, Михаил не мог не подумать, что Ференцу повезло.
Красавица, умница, если она хоть чуть похожа на его, Михайлы, жену – лучшего и не надо. Сколько лет они с Марией вместе, а Михайла на других женщин и не смотрел. К чему?
Мария любила его, была умна, красива, подарила ему детей, к тому же, жену он искренне полюбил. Женился по расчету, а получилось – счастье. Вот и сыну бы так повезло! Хотя мать у Юлианы умничка, может, и дочь окажется не глупее.
Вот прибудут венгры – посмотрим. А пока можно и племянников порасспрашивать. Что на Руси делается, как, когда… Сильный сосед – это хорошо. А такой, который с тобой плечом к плечу стоит – так и еще лучше.
* * *
– И даже если невеста тебе не понравится, или ты разочаруешься – все равно улыбайся. И будь милым. Ты понял?
Ферек кивнул.
Да понял, понял он все. И вообще – русская царевна им необходима. И союзник, и поддержка, и укрепление связей, да и лучше уж русская царевна, чем какая-нибудь германская или итальянская княжна. Их там столько бегает – что тараканов в бедняцкой хижине. А толку?
Эта-то уж точно родовитая.
– Юлиана, это и тебя касается. Губ не кривить, рож не строить, ученость не показывать. Мужчины не любят умных женщин.
– Но папа же на тебе женился?
– Это был такой же политический брак. И потом, – по губам Илоны скользнула лукавая улыбка, – я его не пугала. Старалась не испугать с самого начала. Уже потом он разобрался…
В Краков они въезжали тайно. Без шума, гама, торжеств и цветов – его величество прислал письмо, а Илона и не возражала. Ни к чему.
Вряд ли Леопольд ограничится одним покушением. А дети… ее дети, последняя надежда Венгрии! Они должны жить!
Должны выйти замуж, жениться, родить и воспитать истинными венграми своих детей, добиться, чтобы их страна стала сильной и свободной…
Имре оставался дома.
Ему вовсе не хотелось участвовать в торжествах, гулять на чужой свадьбе, да и вообще – веселиться. Горе пока еще гнуло его к земле.
Илону тоже, но… Илона могла все стерпеть, что бы ей ни выпало на пути, а вот Имре – горячий, вспыльчивый, гордый, никогда не терпел того, что ему не по нраву. Ох, Жужанна, доченька…
Видимо, чем-то Илона себя выдала, потому что Ферек положил ей руку на плечо.
– Мам, я обещаю, я обязательно отомщу за нее! Клянусь!
– Вместо ответа Илона растрепала смоляную макушку сына.
Будь оно проклято, ну почему ее малыш вынужден так рано повзрослеть!?
Почему!?
И сколько еще потребует от него этот жестокий мир? Чем он заплатит за право носить имя Ракоци?
Илона не знала. Она бы всю кровь отдала по капле, лишь бы ноша ее сына оказалась чуть полегче, но… кто бы взял? Дьявол не приходит подписывать договора кровью, даже когда смертные на это заранее согласны.
А еще…
Как-то она уживется с невесткой? Как-то невестка уживется с Фереком? Будет ли счастлива Юлиана?
Известно же, что жена – это больше половины удачи мужа. Достанет ли удачи на ее сына?
Господи, помоги!
Пресвятая Богородица, ты же тоже мать…
Но небо безмолвствовало в ответ.
* * *
Французский флот вышел в море в середине мая 1690 года.
Английский флот…
О, что бы только не отдал сейчас сэр Эдвард за помощь ну хоть откуда-то! Хоть Дания, хоть Голландия, хоть бы кто…
Не дождешься.
Все заняты своими делами, никому нет дела до несчастной Англии. И чем они прогневали Бога?
Сэр Эдвард честь честью отстоял службу, помолился за победу – и английский флот также вышел в море.
Два флота сошлись двадцать второго мая в проливе Ла-Манш, неподалеку от мыса Бичи-Хэд.
В эскадре Рассела было пятьдесят семь линейных кораблей, двадцать фрегатов, почти три тысячи семьсот орудий и двадцать тысяч человек.
Французский флот, увы, превосходил англичан количеством. Семьдесят линейных кораблей, шесть фрегатов, сорок два брандера – и более четырех с половиной тысяч орудий. Более новых и лучших, чем у англичан.
К тому же – почти тридцать тысяч человек.
Авангардом французов командовал Шато-Рено, авангардом англичан – Торрингтон. И это стало решающим в битве при Бичи-Хэд.
Увы, решительностью Торрингтон и в лучшие свои дни не отличался.
У сэра Рассела мнение было вполне определенным – атаковать. И немедленно. Торрингтон же замешкался, ввиду превосходства сил противника – и это сыграло на руку де Турвиллю.
Пусть северо-восточный ветер сопутствовал англичанам – у французов оказалось достаточно времени, чтобы подойти поближе.
Шато Рено отважно приблизился к английскому флоту на дистанцию пистолетного выстрела и открыл огонь.
Торрингтон, растерявшись, подал команду открыть ответный огонь не сразу и французы успели перезарядить орудия.
– ОГОНЬ!!!
Ядра выли и свистели над морем.
Эдвард Рассел буквально рычал от гнева, выводя вперед свои корабли. Торрингтон, идиот Торрингтон! Но кто же знал!?
Вообще, разведка у англичан была поставлена неплохо, но как ты проследишь за флотом – в море? Как угадаешь, куда он пойдет?
Рядовым морякам такие вещи не сообщают, да и как прислать весточку с борта корабля?
В ответ на действия англичан, французы, дождавшись, пока те выстроятся в линию (это не драка один на один, где главным является маневр, в данном случае маневрировать было негде, просто держать строй и стрелять, пока хватит боеприпасов), ответили своим огнем – и выпустили брандеры.
Благо, у французов они были.
Англичане принялись их расстреливать, но меткость канониров той эпохи была такова, что в цель они попадали большей частью случайно.
Да еще ветер, неспокойная вода…
Штук восемь брандеров и правда, взорвались, не доплыв.
Зато остальные три десятка достигли английской линии. Кто-то взорвался, кто-то честь по чести, загорелся, забросив абордажные крюки на подвернувшийся корабль врага…
Строй англичан дрогнул и принялся распадаться. Сэр Рассел пытался навести порядок, но куда там!
Один из брандеров вообще очень удачно поджег корабль Торрингтона, а в результате весь авангард потерял командующего.
Арьегард был пока загорожен основной частью флота, но кое-кто уже, подумав, пустился наутек, справедливо полагая, что сэру Расселу будет не до них, а потом – разберутся. Если будет кому разбираться.
А дела англичан ухудшались.
Де Турвилль приказал Шато-Рено продолжать обстрел, а сам двинулся вперед, чтобы обойти противника с наветренной стороны и взять «в два огня». Рассел понимал, что с ним хотят сделать, но…
Брандеры сыграли свою роль.
Аваннгард горел, приближаться к ним было просто опасно – и французы собирались ударить именно в этот разрыв.
Рассел угадал верно – превосходство в артиллерии также сыграло свою роль. Двенадцати и восемнадцатифунтовые орудия наносили громадный ущерб такелажу, на палубы английских кораблей летели книппели и брандскугели, и перестрелка продолжалась около трех часов.
Эдвард Рассел стоял насмерть, но французы, окружив-таки его флот с боков, стреляли, словно заведенные. Поражение было неизбежно и Рассел думал уже о том, чтобы сохранить хотя бы часть флота, но потом на помощь англичанам пришла погода.
Ветер, который так умело использовали французы, стих в одночасье.
Начался полный штиль – и тут французы приуныли.
Галер которые могли передвигаться на веслах, у них с собой не было. Впрочем, у англичан их не было тоже, но за них был начавшийся отлив, которым воспользовался Рассел.
Корабли англичан начали постепенно отходить, пользуясь шлюпками. Их буксировали к течению, французы пытались преследовать их, пользуясь тем же приемом, но шлюпка – это не корабль. Тут надо грести, а за высоким бортом не спрячешься, так что англичане принялись вполне успешно отстреливаться.
Де Турвилль махнул рукой и принялся наводить порядок в эскадре.
Никуда англичане не денутся, наступит прилив – и можно будет их догнать. Или ветер подует…
* * *
Ветер не подул.
Словно издеваясь, погода дала англичанам фору в три дня. Впрочем, это их особенно не спасло.
Из семидесяти с лишним кораблей Рассела уцелело не больше тридцати, погибло около десяти тысяч человек. Раассел знал, что не меньше десятка кораблей французы просто захватили – и спустя пару месяцев английские пушки станут стрелять по англичанам. А что? Потратят время на ремонт и переименование – и добро пожаловать в открытое море.
Впрочем, отпущенное ему время Рассел использовал с толком.
Снял все флаги и буйки в устье Темзы, чтобы враг помучился, если решит высаживать десант, поднял на ноги отряды милиции и приказал строить баррикады.
Англичане намек поняли – и из Лондона начался отток людей.
Купцы вывозили добро, дворяне кто уезжал, кто готовился к обороне… и волновались англичане не зря.
Де Турвилль потерял всего десяток кораблей, плюс изначально предназначенные на убой брандеры. Но люди, кроме полутора тысяч человек (из них около двухсот раненых), были целы и на ногах. Де Турвилль отлично понимал также, что другого шанса не будет.
Если сейчас он попробует войти в Темзу…
Может – получится, может нет, но это будет оправдано. И потом, он уже разбил английский флот. Он уже победитель.
Захват Лондона, если получится, вознесет его на пьедестал. Если же нет – адмирал почти ничего не теряет, ну, кроме славы. Но жил он без нее и проживет, а вот возможность дать хорошего пинка англичанам – овчинка определенно стоила выделки.
Оставалось найти лоцмана. И…
* * *
Как известно, кто ищет – тот обрящет, а потому, когда к де Турвиллю привели бедно одетого парня с растрепанными соломенными волосами, он сильно не удивился.
– Ты хочешь помочь?
– Да, ваша милость, – парень выглядел этаким смекалистым крестьянином, весьма себе на уме, так что доверять ему де Турвилль не собирался.
– Как тебя зовут?
– Лукас Мор, ваша милость.
– Люк, значит….
– Как будет угодно вашей милости.
А глаза серые, ясные, умные. Не бегают из стороны в сторону, нет в них этакой угодливости, отличающей тех, кто пресмыкается перед вышестоящими. Даже дерзкие немного глаза.
Но ведь сам пришел?
И отлично понимает, что в случае предательства судьба его ждет незавидная, в лучшем случае утопят или пристрелят. Так отчего…?
Это граф и спросил. И получил поразивший его ответ.
– Так ведь вы, ваша милость, все равно никуда не денетесь. Начнете искать, допрашивать, рано или поздно кто-то да согласится, не за деньги – так под пыткой. Вот я и подумал – почему бы не мне? Только за денежку, а не за плетку…
Звучало логично, но для крестьянина?
Де Турвилля так и потянуло взяться за ту самую плетку и немного вытряхнуть правду из крестьянина. Но тот словно почуял.
– А еще, ваша милость, в Лондоне сейчас мой отец.
И вот тут-то глаза парня полыхнули настоящей, неподдельной злобой, так, что адмирал мигом заинтересовался.
– Твой отец…?
Вместо ответа парень грязно выругался. История была стара, как мир.
Младший сын лорда, служанка, ребенок… правда, в этот раз ребенку повезло больше. Его мать не выгнали из дома, она не пошла по рукам, малыш не родился в сточной канаве – нет. Просто его мать оставили в имении, но выдали замуж за рыбака, который колотил ее семь раз в неделю, а по праздникам – и два раза в день, просто чтобы не забывала своего места.
Ну и мальчишке тоже доставалось, да так, что кожа на заднице зажить не успевала. Так что любовью к родственникам мальчишка не проникся. Сбежал из дома, стал сначала юнгой на корабле, потом матросом, ходил и по Темзе, знал фарватер…
Деньги ему сейчас были не лишние.
Купить домик, забрать мать к себе, жениться, а если повезет, то и на жизнь останется, чтобы пару лет в море не ходить.
Разве плохо?
А побочно – месть.
Вот эти соображения адмирал понял и принял. И решил рискнуть.
Пусть Лукас проведет их по Темзе, а там уж они разберутся. Он даже честно расплатится, почему нет? Когда у человека только корысть – это плохо. А вот когда к ней примешиваются еще и личные мотивы – добровольный лоцман и не скрывал, что очень хочет оказаться в Лондоне во время сражения, и под шумок изничтожить своего настоящего отца. А не получится убить – так хоть дом пограбить.
Другого случая насолить и остаться безнаказанным у него точно не будет.
Адмирал еще раз подумал, выдал парню задаток и приказал запереть его покрепче и стеречь получше. А дня через два…
Де Трувилль не был бы таким спокойным, если бы узнал о выпавшем из биографии предателя эпизоде. Так-то все верно. И по Темзе ходил, и отец – сволочь, и мать забрать хотелось, но…
Деньги на это уже были.
Большая часть. И еще определенная сумма ожидала Лукаса после возвращения. Да, и так бывает. Пришли люди, заплатили деньги и предложили помочь французам. А что с лягушатников возьмешь – то и так твое будет.
Кто, зачем – в такие подробности Лукас не вдавался. И про Русь отродясь не задумывался. Какая там царевна Софья?
Он и имени-то такого не знал, и ведать не ведал. А для нее все укладывалось в строку.
Французы сейчас крепко сцепятся с англичанами, и это – надолго. Очень надолго.
И те, и другие – народ крепкий, полыхнет Англия, что тот пук соломы и гореть будет долго. А лучше бы и сто лет! Или вообще пусть на рекорд идут! Столетняя война была? Даешь двухсотлетнюю! Лишь бы Людовику было не до Европы!
* * *
Европе тоже не было дела до Англии, там были свои проблемы и заботы.
Женился его величество Карлос Второй. Мария-Анна Пфальц-Нейбургская была неглупа, красива, но стервозна до крайности, что и отметила жена Короля морей. Сразу же, стоило только рыженькой немке вылезти из экипажа.
Церемония венчания должна была состояться в Вальядолидо. Разумеется, брачный договор был заключен раньше, но именно здесь венценосные супруги должны были впервые увидеть друг друга.
Хотя…
Мария смотрела на Карла, который был тосклив и отрешен – и думала, что лучше быы супруг не маялся дурью. Иначе-то его затею и не назовешь.
Карлос весь в воспоминаниях по усопшей супруге, а рыженькая…
На Руси, кстати, рыжих недолюбливали. Сестра объясняла, что это предрассудки, но… иногда и они в точку попадают!
Другая женщина, может, и отогрела бы Карла, заставила забыть о Марии-Луизе, сумела бы отвлечь… не эта! Эта слишком занята собой, слишком эгоистична, жестока, сттервозна – в первоначальном понимании этого слова.
Падальщица, иначе и не скажешь. С сильным в драку не полезет, но Карлоса постарается подмять и затоптать, он-то слабее супруги.
Мария сжала руку племянника. Тихо-тихо, чтобы никто не видел и не слышал.
– Как ты, братик?
Иногда она позволяла себе такие вольности в обращении. Сейчас это возымело действие. Карл пришел в себя, посмотрел на свою жену, потом перевел взгляд на жену сводного брата.
– Плохо. Она…. не та. Злая, глупая…
И что тут скажешь?
Дурачок?
Ну, в чем-то – да! Физическое развитие никакое, интеллектуальное… писать – и то толком не умеет, но ведь разбирается в людях!
И неплохо разбирается! Сказалась жизнь придворная!
А каким мог бы быть Карлос, если бы его развивали с детства? Воспитывали? Вкладывали ума, а не пресмыкались перед наследником престола?
Уж точно неглупым парнем.
Но – принц. Так что половина его наставников точно думала не о том, как научить, а о том, что получить от своего поста. Какие выгоды, преференции, ну и упустили мальчишку.
– Может, вы сможете подружиться?
Увы, надо же было так совпасть, чтобы в этот момент Мария Анна нашла взглядом Карлоса. И такое отразилось на ее лице…
Брезгливость, надменность, презрение – и она даже не дала себе труда это скрыть. Хотя, казалось бы…
Кто ты такая есть?
Младшая дочь, не особо богатая, строго говоря, некоторые церковные крысы состоятельнее будут, из достоинств – смазливая мордашка, да сестра – императрица Элеонора, жена Леопольда, а в остальном – ноль. Гольный.
И вот, попадаешь ты в чужую страну – и даже не даешь себе труда улыбаться тем, от кого теперь будет зависеть твоя жизнь или хотя бы уровень ее комфорта?
Шикарно!
И ведь Карлос заметил. И в ответ взглянул на Машу такими глазами… ей-ей, это был взгляд спаниеля, которого злой хозяин выгоняет зимой на мороз, а собака и протестовать не может.
– Ох и наплачемся мы с ней, – подумала Маша вслух. Тихо-тихо, так, чтобы услышал только Карлос.
– Почему Хуан выбрал ее?
– Политика…
Вопрос был риторическим, ответ тоже. Леопольд подсуетился, Рим помог, ну и результат…
– Если бы на ее месте была такая, как ты…
Комплимент был приятен. Мария вздохнула.
– Надо встречать невесту, братик. Держись.
И вышла из комнаты.
Еще через четыре часа Мария-Анна Пфальц-Нейбургская стала королевой Испании.
Карлос был мрачен и холоден, не обращал никакого внимания на невесту и все внимание уделял шикарно накрытому столу. Брат пытался призвать его к порядку, но потом посмотрел на невестку, на жену – и передумал. Потом будет время для убеждений. Потом.
А сейчас надо дать мальчишке время свыкнуться с мыслью о втором браке. Может, хоть что получится?
Забегая вперед – не получилось.
Ни в эту конкретную брачную ночь, ни в другие. До смерти Карлоса Марии-Анне, которая получила в браке имя Марианны, чтобы не путать с принцессой Марией, суждено было оставаться девственницей.
А наутро милая дама закатила первый семейный скандал бедолаге Карлосу. Увы – безуспешный.
Карлос попросту сбежал от ее истерики, зато на вопли пришла Мария, выставила за дверь всех придворных дам, смерила взглядом «сестренку» и попросила не омрачать светлый образ испанской королевы манерами рыбной торговки.
Марианна попыталась поскандалить и с ней, но куда там немецкой княжне было до русской царевны? Пара качественных оплеух быстро привела дамочку в чувство. По лицу Мария не била, чтобы следов не осталось, но на человеческом теле и так болевых точек хватает, их просто знать надо.
Марианна попыталась достойно ответить, но запуталась в юбках и чуть сама себе не разбила нос об неудачно подвернувшийся стол. А Мария вежливо попрощалась и отправилась к Карлосу. Утешать беднягу.
Да уж…
И как тут размножаться? С такой женой и здоровый мужик всяких сил лишится, а уж бедняга Карл и пальцем к ней притронуться не сможет. Заварили они с Хуаном кашу… остается только молиться, чтобы Хуан не преставился раньше Карлоса, а то с этой стервой будет куда как сложнее сладить.
Королева, мать ее…
* * *
– Когда-то вы теперь приедете…
Соня крепко расцеловала Ваньку, обняла на прощание Беллу.
– Здесь вас всегда будут ждать, что бы ни случилось.
– Спасибо, сестренка.
– Спьасибо, – тщательно выговорила Белла. За зиму она сильно прогрессировала в русском, но легкий акцент оставался. Хотя это ее делало только более очаровательной.
Кремль пустел.
Ушли на войну мужчины, уехали Володя с Наташей, отправилась на богомолье Любава – решила заранее приспосабливаться, а то давно никуда не выезжала, отправились в Дьяково дети…
– Ваня, ты помнишь про наш уговор.
Иван кивнул.
Помнит – и сделает. С ними в Португалию поедут десятка два Софьиных людей, которых она почему-то называла «охотники за головами». Чьими?
Ученых!
Там, в Европе, кипят войны, гибнут люди, а на Руси – тишь да гладь. Относительно, конечно, но ведь и приглашать их будут не в Крым, а в Москву. В Университет.
Ребята из царевичевой школы поездят по Европе. Каждый должен отобрать не меньше десяти ученых – и убедить их поехать на Русь.
Как?
Как угодно.
Заинтересуй, предложи грант, укради любимую собачку и пошли ее на Русь, чтобы ученый за ней поехал – твои трудности. И чем выше качество ученых, тем большую награду ты получишь.
Софья не могла сама заниматься наукой, но развивать Университет стоило.
А при чем тут Ваня?
Ребята – не ученые, они охотники за головами. А как понять, кто лучше, кто хуже, кем стоит заниматься, кем не стоит? Вот тут Иван и может помочь в сложных случаях. Обещал.
А потом заскрипели колеса карет, взметнулась пыль под копытами коней – и вот уже и нет никого на площади перед Кремлем.
Не понимают жители двадцать первого века своего счастья, никак не понимают. С поездами, самолетами, машинами…
А вот поездили бы в карете, когда путешествие из Петербурга в Москву мало не неделю – и это по царской дороге, а не как сейчас. Сейчас-то и побольше будет. Это вам не «Красная стрела».
И Софья отчетливо понимала, что может никогда больше и не увидеть брата, Белочку, тем более – их детей… тоскливо.
Боже, как же от этого тоскливо. Как птице в клетке!
Что ж. Зато она не заперта в тереме, как царевны до нее, хоть тут она судьбу переломила. И дороги строятся. Так что не стоит унывать, государыня.
За работу.
* * *
Отправлялась на войну и датская армия.
Кристиан был доволен и воодушевлен. На хозяйстве оставался Георг, но в кои-то веки не проявлял недовольства.
– Если у нас все получится, ты можешь сесть на трон Англии, – втолковывал ему брат.
И верно, по жене. Но…
– Французы?
– Людовик своего не упустит, это верно. Но это надолго, а если что – думаешь, кого предпочтут англичане? Протестанта, который женат на дочери их покойного короля – или ставленника французского короля?
Ответ был ясен.
Так что Георг оставался дома с превеликим удовольствием и надеждой. А Кристан, во главе армии из сорока тысяч солдат собирался вторгнуться в Швецию из Хельсинборга, как и обычно. И постепенно пойти маршем по Сконе.
Алексей Алексеевич ударит с другой стороны, из Финляндии, а воевать на два фронта шведы не смогут, нет у них ни сил, ни денег. Так и до Стокгольма дойдем…
Карл, конечно, будет сопротивляться, но помощи ему ждать неоткуда, платить за нее тоже нечем – пока никто в Европе не спохватится, есть шанс поделить Швецию, как согласовано. Чтобы и Дании отошел хороший кусок, и Руси, ну и союзникам досталось. И глупо будет его упустить.
Датская армия насчитывала почти двадцать тысяч человек. Несколько десятков пушек, кавалерия…
Им предстояло переправиться через пролив, но кораблей хватало. А вот шведские суда после разгрома русским флотом особой опасности не представляли.
Карл остервенело строил новый флот, но это ж не просто лоханки? Флот – это и пушки, и матросы, а вот последних как раз был недобор. Чтобы умных и опытных. Раньше такими на шведских кораблях были все, сейчас же, в лучшем случае, каждый пятый.
Да и сами корабли…
Из сырого дерева, потому что в стране бардак, на верфях, что ни день, пожары, а откуда доски-то везти? Из Европы? Из Колоний?
Второе и то вероятнее, но дерево-то золотым получится. Одним словом, в победе своего флота Кристиан и не сомневался – и собирался запустить его в залив. Пусть крейсирует вдоль шведских берегов.
А к тому же…
Аландские острова.
Взяв их, можно спокойно идти на Стокгольм. Прошлый раз они их захватывали, да отдали. В этот раз они такой ошибки не совершат. Не бывать больше Швеции. Натерпелись! Довольно!
* * *
Илона ожидала многого. Но такого сердечного приема…
Ей-ей, можно было подумать, что она – королева Франции. Или Испании. Кто-то очень важный и нужный. Потому что столько радушия…
Илона прекрасно понимала, что поляки нужны ей больше, чем она им. Польше – что? Стояла и стоять будет, тем более, большую часть шляхты Михайла отправил воевать вместе с Собесским – и оттуда много кто не вернулся, оставшиеся паны сидели ровно и неустанно славили мудрого правителя, да и поддержка Руси кое-что значила. Польша-то выстоит.
А вот они без поддержки Руси и поляков быстро превратятся в тот же придаток Австрии, каким и являлись несколько веков.
Вассалитет был нужен больше венграм. И свадьбы эти – тоже. Какое там – отказаться? Илона так и настраивала и Ферека, и Юлиану – даже если вам кто-то не понравится, стисните зубы и терпите! Терпите, балбесы!
Жить хотите?
Тогда и на корове женишься, и за черта замуж выйдешь! Жужанны вам мало? Думаете, вас Леопольд пожалеет?
Не думали, отчетливо понимая, что жалости им от Австрии не дождаться. Но готовы были к худшему. Что примут их… ну, не как нищих просителей, но как бедных родственников, и что за спиной будут фыркать…
Ан нет.
И сердечная улыбка Михайлы Корибута, и радушие королевы Марии, и роскошный прием – все оказалось неожиданным. Но приятным.
И шляхта не перемигивалась за спиной, обсуждая венгров, нет. Муж рассказывал, как встретили его при дворе короля-солнце. Так вот, там к нему относились, как к человеку откровенно второго сорта. В лицо не смеялись, а то бы часть придворной швали точно не выжила, но за глаза говорили многое, Ферек знал…
Здесь же… было полное ощущение, что Михайла жестко построил своих подданных. И пообещал самые страшные кары, если кто-то чем-то обидит гостей.
Предоставленные покои, слуги, даже наряды (мало ли, вдруг что-то с дороги не годно, а тут и подогнать можно…) были выше всяких похвал. Все было устроено так, что Илона ощущала себя дорогой гостьей – и это было приятно.
Она, кстати, не ошиблась. Когда шляхта принялась судачить о роде Зриньи, да и о Ракоци, Михайла таки стукнул по столу кулаком. Да уж… это не пятнадцать лет назад, когда он был больше декоративной фигурой, сейчас его позиции заметно укрепились.
– Илона Зриньи – мать вашей будущей королевы.
Этого оказалось больше, чем достаточно.
Умные поняли и прикусили языки, тем, кто чуть поглупее – растолковали, а самых тупых пришлось временно устранить. Или не совсем временно, как повезет. Михайла отлично осознавал, что у Польши большое будущее, но только если не помешает непомерное самолюбие и самолюбование шляхты. И боролся с ним, что есть сил.
Успешно боролся.
Так что смерить Илону, которая в трауре, кстати, выглядела покрасивее половины придворных паночек, презрительным или даже непочтительным взглядом, никто не осмелился.
Но первое знакомство детей все равно прошло без свидетелей. Просто в покои Илоны явилась ее величество.
– Княгиня, я рада, что мы наконец-то познакомились.
Илона улыбнулась в ответ, чуть поклонилась, все-таки она считается чуть ниже по статусу, да и не время нос задирать, но…
– Нет-нет, что вы! Прошу вас, мы же обе – матери!
Черные глаза встретились с синими. Как много можно сказать парой взглядов? Как много можно выразить с помощью одежды, манер, даже улыбки…
Илона увидела, что Мария готова к разговору, более того, настроена очень дружелюбно. Только сделай шаг навстречу – и отношения перейдут в категорию родственных. Об этом говорило все. И нарочито простое платье с минимумом украшений, чтобы собеседница не чувствовала себя ущемленной, и улыбка, и главное – выражение лица и тон. Мария недвусмысленно давала понять что они – союзники. Потому и пришла сначала одна, чтобы не было лишней церемониальности.
Мария же видела женщину, которой сейчас приходилось очень нелегко.
Смерть дочери, угроза другим детям, гордость, характер – адская смесь, которая бурлила в душе Илоны. Но княгиня Ракоци держалась, пока держалась. Внутри у нежной лилии был стальной стебель. Если они будут союзниками, а полякам в этом был прямой резон – их страны заметно усилятся. А разругаются…
Австрия близко. Леопольд не дремлет… (Мария понимала, что император опасен, но не могла удержаться от улыбки, вспоминая кота из сказок Софьи. Да уж, этот не предложит жить дружно, тем более мышам).
– Да. И моей дочери предстоит остаться у вас…
– Клянусь, я ее не обижу! Я понимаю, что Ежи надо жениться, а Юлиана просто очаровательна. Видимо, в мать.
Илона чуть расслабилась.
Да, очаровательна. И Юлиана, и Ферек взяли лучшее от нее с мужем. И лица, и характеры…
– Кстати, Ежи сейчас прогуливается по саду. Может быть…
Илона поняла с полуслова.
– Пожалуй, моим детям тоже не помешает подышать свежим воздухом.
Дети нашлись достаточно быстро – и были отправлены в сад. Пусть знакомятся. И пусть только посмеют губы покривить! Голову оторвет! Лично!
Мария тем временем усадила Илону рядом с собой на диван, приказал принести кофе, который (вот странность!) разбавила молоком, сладости – и потихоньку завязала беседу о самом главном.
О детях.
Ежи и Ферек, Наталья и Юлиана, привычки и вкусы, смешные истории из детства, примерно на десятой минуте Илона расслабилась, а к концу первого часа они с польской королевой уже были подругами.
Обе – матери, что тут еще скажешь?
* * *
Тем временем молодежь гуляла по саду. Ференц вел сестру под руку, пока не услышал звуки музыки. Струны гитары плакали, стонали, перебор был незнакомым, но приятным.
– Посмотрим?
На скамейке у пруда оказалось трое подростков, не старше их. Юноша с золотыми волосами перебирал струны гитары, что-то напевая на незнакомом, но приятном языке. Двое – девушка помладше, такая же светловолосая, и черноволосый парень – слушали, а девушка еще и подпевала. Гостей заметил черноволосый парень – и махнул рукой, приглашая присоединиться.
Встал, освобождая место на скамье для Юлианы, помог девочке устроиться, расстелил на траве плащ, уселся и приглашающе махнул рукой Ференцу.
– Располагайтесь.
Ференц не заставил себя упрашивать, уже догадываясь, с кем их свела судьба.
– А на каком языке эта песня?
– На русском. Моем родном.
По уговору ему ответила светловолосая девочка. Ференц пристально вгляделся в знакомое по портрету лицо.
Что тут скажешь?
Художник не преувеличил. Наоборот, он не смог передать обаяния этой юной красавицы. Дерзкой улыбки, упрямства в глазах, характера… когда она чуть подрастет – дворяне с ума сойдут. Ферек знал от матери, как отец гонял от супруги самых непонятливых наглецов. Кажется, ему предстоит то же самое?
Но печальной эта перспектива мальчишке не казалась. Сейчас, глядя в синие глаза, он понимал, что его невеста очаровательна. И если она еще и умна…
– А о чем она?
Девочка лукаво прищурилась.
– О том, что век воина недолог – и потому славен. Его участь смерть, и ему не стоит обещать вечную любовь юной деве, но он останется в веках. Я могу попробовать перевести, но… на какой язык?
– А вы владеете венгерским?
Сейчас они говорили по-польски, и Ферек отмечал, что у девушки даже акцента нет. Словно это ее родной язык.
– Пока еще плохо, – призналась девушка, – я учила его и продолжаю изучать, но мне сложно…
– Отчего же?
– По-настоящему язык можно выучить, только разговаривая на нем. С теми, для кого он родной. А на Руси таких мало. Вот польский изучить мне было легче…
– Буду рад вам помочь.
– Правда? Как хорошо!
Кокетливая улыбка, легкое прикосновение руки…
Владимир, который наблюдал за сестрой, только усмехнулся про себя. Беспощадное очарование, так-то. Но хороша, чертенок? Ежи повезло не меньше. В Юлиане не было такой мягкости, как в Наталье (во многом напускной, уж он-то знал, что сестрица пошла больше не в мягкую мать, а в тетку Софью), зато чувствовалась порода. Тонкая линия носа, высокий лоб, громадные черные глаза, длинная шея… когда она научится пользоваться своими преимуществами – будет не хуже матери. А та по праву считается самой очаровательной женщиной Венгрии.
– Попробуй спеть на польском, Наташа. А я помогу музыкой.
Гитара…
На Русь она попала вместе с Николя Маттейсом, который концертировал, как скрипач, но нашел себя и как преподаватель. Вот театр на Руси особым успехом не пользовался – патриарх был против, а музыка… да что ж в ней плохого?
Красиво, возвышенно…
Николя настолько понравилось на Руси, что он так и остался в Кремле в числе прочего обучая талантливых детей игре на музыкальных инструментах.
Невместно царевичу?
Ха, попробовал бы кто-то это вслух произнести! Как повторяла постоянно тетка Софья – знания неуместными не бывают!
Владимир умел неплохо играть и на скрипке, но гитара нравилась ему куда как больше. И сейчас помогала знакомству. В два голоса были спеты несколько песен, потом завязалась беседа, а когда старший брат потихоньку улизнул из сада, дело, считай, было сделано.
Молодежь разговаривала о всякой ерунде, но можно было уже четко сказать, что они станут… ну, хотя бы друзьями. А это – немало.
* * *
– Что мы будем делать, сынок?
Гордая королева Гедвига сейчас выглядела… жалко. Руки подрагивали, перебирая пластины веера из слоновой кости, глаза бегали, голос чуть срывался – угроза была более чем серьезной. Датчане и шведы грызлись постоянно, в этом не было ничего удивительного, но если со стороны финнов еще ударит Русь – могут и не выдержать.
Флот сильно потрепан, в казне пусть, войск мало, нет, против двух таких хищников Швеции не устоять.
– Разумеется, мы будем драться, – для Карла этот вопрос и не возникал. Помирать, как овца на бойне, он не собирался. – Я попросил Марию написать сестре, но толку с того…
– Конечно, что может решить мямля Георг? – Гедвига скривила губы. – Кристиан на него и не оглядывается! А Мария… хорошо хоть сына родила. Жаль, что одного.
Второй беременностью у Марии родилась дочь, а третьей пока не наступало, несмотря на все старания супруга. Маленький Карл Двенадцатый сейчас бегал по дворцу и беззаботно играл в солдатики, даже не догадываясь о войнах и бедах, которые может ему оставить в наследство отец.
– Вот именно, что мямля, – Карл хищно усмехнулся. – Георг сам по себе ни на что не способен, даром, что королевской крови. Кристиан – правитель, а этот – так, при нем!
– Нам это может помочь?
– Может, мама. Если ты справишься здесь.
Гедцига вскинула голову.
– Не путай меня со своей супругой, сынок! Что я должна буду делать?
– До русских я не доберусь, но отколоть от них данов – могу. Как ты думаешь, что сделает Кристиан, узнав, что мои войска высадились в Копенгагене?
– А мы… сможем?
– У нас нет выбора. Это единственный шанс. Если даны отойдут, русских мы выбьем.
– А сил хватит?
– Не знаю. Но Георг – это не Кристиан. Он может дрогнуть, растеряться – это наше единственное спасение.
– Нас никто не поддержит?
– Некому. Эти мерзавцы идеально рассчитали время. Франция и Англия сцепились так, что пух и перья во все стороны. Людовик разве что на словах поддержит, да потом втрое запросит. Австрия воюет с турками, остальные в драку с Русью попросту не полезут. Незачем.
– Что если поляки поддержат Русь?
– Могут. Но это допустимый риск. В любом случае, воевать сразу со всеми мы не сможем. Сначала надо выбить из войны данов, а потом – взяться за второго противника.
– Я буду молиться, сынок.
– Молитесь, матушка. Молитвы нам очень понадобятся.
Сказано это было не в шутку. За последнее время боевой дух шведской армии значительно упал. Во многом ее удаль была построена на фатализме. Умер – так угодно Богу. Победили? Богу так угодно! Идем в атаку?
Господи, на все Твоя воля!
Протестантские пасторы старались от души, да вот беда – это хорошо работало, только когда войска одерживали победы. А когда проигрыш идет за проигрышем, сколько на врага рода человеческого не кивай, все одно – недовольство нарастает, люди нервничают…
Карлу срочно нужна была победа. Хоть какая, хоть самая маленькая. Но короли на мелочи не размениваются, так что выход был один – брать Копенгаген.
* * *
Русское войско шло к границам Финляндии. В отличие от своего датского коллеги, Алексей Алексеевич не поскупился. Почти сорок тысяч человек, сотня кораблей…
Но первым нанес удар Кристиан.
Высадившись в Хельсинборге, он пошел маршем через Смоланд. Навстречу ему выступило войско Карла, но – не все.
Чтобы какое-то время сдержать датчан – хватит. А вот победить…
У Карла был только один выход – вывести данов из войны, а потом уже, один на один, драться с русскими. И он – попытался.
Ранним майским утром шведы погрузились на корабли – и те двинулись в Зунд. Для такого мизерного пути не нужны были ни очень опытные моряки, ни хорошие корабли, а потому все прошло без проблем. Попутный ветер словно помогал шведским кораблям, а потому, спустя короткое время на горизонте появился Копенгаген.
Корабли Карла медленно шли по проливу, обстреливая столицу. И надо сказать, что Георг храбрости не проявил.
Увы…
Будучи весьма неглупым человеком, Кристиан все же совершил одну ошибку. Он не ожидал, что атакованная кошками крыса кинется на противника и вцепится ему в морду – вот и не приготовился. Адмиралом Георг был просто по названию, а человеком, да и военным…
Одним словом, пока шведы обстреливали город, несчастный свалился с тяжелейшим приступом астмы. Остатки датского флота попросту растерялись, и выйти в море не смогли. Карл не верил в свою удачу.
Он ожидал… да хоть бы чего, но такое!?
Шведская эскадра встала на якорь у Гумлебека, примерно в семи милях от датской столицы. Именно в этом месте датчане попытались организовать сопротивление. Собрали народное ополчение, подтянули остатки войск, которые были в городе, артиллерию, но – не главнокомандующего.
Шведский десант насчитывал четыре тысячи человек, но этого хватило.
Потому что в первых рядах пошел сам Карл.
Ему не помешали ни приступы морской болезни, ни опасность. Сейчас речь шла о его королевстве – и он готов был на все. Нетерпение его было настолько велико, что примерно в ста шагах от берега он прыгнул в воду и пошел к берегу с обнаженной шпагой наперевес.
Датчане встретили гостей градом мушкетных пуль, но Карл не собирался им кланяться. Вслед за ним в воду выпрыгивали солдаты и шли к берегу.
Датчане честно пытались сопротивляться, но силы были неравны – и после недолгого боя они дрогнули.
Побежали, бросая ружья и оставляя шведам трофеи.
Карл же, для поддержания боевого духа армии, приказал отслужить службу и сам в первых рядах восславил Бога. А потом приказал начать возводить редуты вокруг Копенгагена.
Датский флот так и не решился приблизиться на расстояние выстрела, но были и другие. Карл не обратил внимание на крохотный шлюп, который выскользнул из гавани и, прижимаясь к берегу, канул в туман. Не остановили его и шведские корабли – орел за воробьями не охотится. А тем временем…
* * *
– Что делать?
Принцесса Анна была куда как решительнее своего супруга. И ее решимости на шестерых хватило бы. Но… женщина!
Будь оно все проклято – женщина! И никто ее слушать не будет!
Королева тоже не знала. Две женщины попросту растерялись, поняв, что вместо сильного плеча им подставили… гнилую тыкву. И не обопрешься, и не поможет ничем…
Может, они и придумали бы план, но судьба помогает тем, кто помогает сам себе.
– Ваше величество, ваше высочество, – голос был тихим, но женщины сейчас и на шепот бы обернулись, Тем более, этого человека они знали.
Конрад фон Ревентлов. Политик, полковник, весьма неглупый человек, что тоже приятно. Почему он остался в Дании?
Не остался, нет. Задержался ненадолго, по случаю рождения сына. Если бы все пошло, как полагается, он бы тоже вскоре отбыл к войскам. Но…
– Да, граф? – опомнилась первой ее величество Шарлотта.
– Мы можем закрыть ворота, выступить перед горожанами, организовать осаду – и ждать, пока подойдет помощь.
Анна подумала недолго.
Георга она любила, что есть – то есть. Но в то же время отлично видела, что муж не является полководцем. Он храбрый вояка, но не командир. Сражаться будет, а повести за собой народ не сможет.
– А где комендант?
– По моим данным, он организовывает делегацию к шведам, с целью уговорить их не разрушать город.
– Что!? – взвилась ее величество.
– То есть – это капитуляция.
– Расстрелять мерзавца, – голос Шарлотты Амалии был ледяным. – Я подпишу приказ. Анна, ты поддержишь меня? Я сдаваться не собираюсь, тем более – без боя.
Анна сжала кулачки. Да никогда! И ни за что! Кровь Стюартов была сильна в принцессе. Она пела, она приказывала не сдаваться врагу, не попытавшись даже поднять руку для сопротивления. Муж не справится с задачей?
Королева возьмет все в свои руки. Анна поможет по мере сил. А граф исполнит их волю!
– Лотта, я с тобой. Приказывай.
Шарлотта Амалия вздохнула. На миг сжала пальцы на веере так, что хрупкие пластинки из резной кости треснули. Безделушка улетела в угол, а королева чуть склонила голову, впилась глазами в графа…
– Конрад, вы сможете организовать то, о чем сказали?
– Да, ваше высочество.
– Тогда действуйте. Сейчас Георг подпишет указ о назначении вас военным комендантом города – и делайте, что нужно. Если понадобится стрелять и вешать – вешайте и стреляйте.
– Как прикажете, ваше величество. Ваше высочество…
– Анна, займешься?
Анна согласно кивнула.
Займется, да еще как! Поставить росчерк Георг способен, а документ они сейчас составят.
Кристиан обязательно придет им на помощь, надо только продержаться!
Пусть мужчины бежали с поля боя! Женщины сдаваться не собирались. За Шарлоттой Амалией были ее дети, за которых она бы кому угодно зубами глотку перегрызла, а Анна… сдаваться супругу сестры?
Вот еще не хватало!
Не прошло и часа, как в городе запели трубы, новый комендант принялся формировать ополчение, а на виселицах закачались тела бежавших с поля боя. Каждого двадцатого повесили, остальным дали возможность заслужить себе прощение в бою.
Но первым повесили коменданта города.
А нечего врагу идти кланяться, нечего!
* * *
Свадьба – это всегда красиво. А когда их две, да обе – королевские…
Шляхта гуляла, иначе и не скажешь.
Гуляла вся Польша.
Венчались Ежи Корибут с Юлианой Ракоци, и Ференц Ракоци с русской царевной Натальей, и пары были настолько восхитительны, что даже те, кто не любил Михайлу – утирали слезы умиления.
Прехорошенькая Наталья в нежно-голубом платье, Юлиана в розовом, разом повзрослевшие юноши, умиленно глядящие родители…
Потом все это повторится в Венгрии, но свадьба – всегда свадьба.
– Ты-то когда женишься? – польская королева незаметно ущипнула братца за руку.
– Как только, так сразу же и женюсь. Вот надо мне тоже такую красавицу найти, как княгиня…
Владимир поцеловал руку Илоне, которая улыбнулась одними краешками губ.
– Приезжайте к нам, Володя. У нас много красавиц…
– Красота – это еще не все. Моя жена должна быть мне и другом, и поддержкой, и детей моих вырастить, случись что. Так, как вы, княгиня…
Илона кивнула. Она понимала, чего хочет Владимир, только найдет ли?
Ее детям повезло, она видела. Она уже успела по достоинству оценить и Наталью, которая после огранки обещала затмить свою свекровь, что по уму, что по твердости характера, и польского королевича, который со временем превзойдет отца. Юлиане повезло, ее не дадут в обиду.
А вот что ждет Наталью в Венгрии?
Девочка не обольщалась. Чужая страна, чужая земля, народ, обычаи… свекровь, вроде бы, настроена положительно, но…
Что там будет, как там будет…
Несколько доверенных людей у нее есть, но это такая малость! А с другой стороны, она – сесттра государя всея земли Русской! Она справится, обязательно справится!
* * *
– Осада? – Карл кусал губы. – Дьявол!
Неудачно?
Еще как неудачно! Главная его беда – время. Если осада затянется надолго – датчане опомнятся, ударят, в свою очередь, по столице Швеции, и устоит ли она?
Пиррова победа.
С другой стороны, его столица укреплена куда как лучше, готова ко всему, да и мать не оплошает. А датчане…
Карл скривил губы, вспоминая, как бежали из-под огня эти трусы. Ничтожества, иначе и не скажешь! Его шведы так никогда не поступили бы…
О том, что Кристиан попросту забрал из города все боеспособные войска, оставив там одно городское бюргерское ополчение, да и пушки тоже забрал, какие поприличнее, Карл знал, но в расчет не принимал. Все равно это не шведы, вот!
Может, предложить им сдаться? Он даже большую контрибуцию не попросит, хотя деньги нужны позарез! Но главное-то тут не деньги! Хотя тысяч сто талеров, а лучше сто пятьдесят он бы взял.
Или пусть отпишут Кристиану, что его столицу осадили, а его семье грозит опасность. Пусть мчится обратно!
Карла устроили бы оба варианта. Ему не нужна была война на два фронта, ему нужен был мир. А русские… потом он разберется и с ними!
Его величество подумал – и принялся сочинять письмо к датской королеве. Шарлотта-Амалия женщина неглупая, она и организовала сопротивление, Георг тут не при чем.
Губы Карла скривились в презрительной усмешке.
Да уж, мужчина! То он сваливается с приступом астмы, когда нужно вести войска вперед, то резко заболевает не пойми чем – шпионы донесли.
Ничтожество! Пустое место.
Оборону города организуют две женщины – его жена и невестка, ну и при них фон Ревентлов. Это, кстати, противник посерьезнее, бабы – они только бабы. А вот граф может доставить неприятности, во всяком случае тех, кто пытался дезертировать, он уже развесил на солнышке. Хорошо хоть датский флот удалось заблокировать и разоружить, но…
Сколько у него еще времени?
Неделя? Две?
Карл обмакнул перо в чернила и принялся писать, уверяя королеву в своем совершеннейшем почтении и уважении. И рассказывая, что лично он не имеет ничего ни против Дании, ни против Кристиана и мечтает только о мирном договоре, ежели его не вынудят пойти на какие-нибудь страшные меры…
Но если уж вынудят, то не пугайтесь. Камня на камне от Копенгагена не оставлю. И начну с отданного мне на растерзание флота. Были корабли датские – станут корабли шведские.
Вот на этом месте Карлу стало кисло.
Станут-то станут… если просто матросов хватит довести их до нужного места. Эти русские негодяи!
О, он мог бы штурмовать город, но как это воспримет Кристиан? Хорошо, если не упрется, а если решит отомстить во что бы то ни стало? Это же штурм! Тут возможны любые случайности, вплоть до гибели королевской семьи.
Перо мягко скользило по бумаге. Карл набрасывал черновики, рвал их, опять подбирал слова – ему позарез нужно было принудить Данию к миру.
* * *
Русский флот бороздил просторы финского залива. Вел эскадру преемник погибшего Яузова – адмирал Апраксин.
Несмотря на молодые года, Федор Матвеевич также оказался достойным учеником Мельина, а что молод – так это пройдет с годами. Главное у него было – умение не отступать и не сдаваться, моряки его уважали, в военном деле он разбирался, так чего еще?
Только воевать…
В том числе – и захватывать мелкие корабли. Пусть сами они не способны причинить ущерб флоту, но ведь могут доложить где, кого, сколько видели – и навести врага. Так что…
Адмирал уже хотел приказать догнать кораблик, но тот сам направился к русскому флоту. Брандер?
Глупо.
В любом случае, подпускать его близко к фрегатам никто не собирался, наперерез кораблю метнулись две казачьих чайки (куда без этих неугомонных?) и тот послушно спустил паруса, лег в дрейф и позволил казакам высадиться у себя на палубе.
Чтобы спустя полчаса адмирал схватился за голову.
Карл атаковал первым?
Напал на Копенгаген?!
Вот… с-сволочь!
Апраксину предстояло принять тяжелое решение.
Либо он идет на выручку Кристиану и сцепляется со шведским флотом. Либо остается в заливе и действует согласно утвержденного плана…
Послать половину флота на выручку? Мало.
Не пойти вообще? Нельзя.
Если Дания сейчас сдастся, а Кристиан может, все мы люди, все мы ради своих близких костьми ляжем, и что сейчас чувствует бедолага, даже представить страшно, Русь останется один на один со Швецией, а там и еще кто-то может подключиться. Русь многим что та кость в горле, ни проглотить, ни выплюнуть.
Идти?
А что скажет государь?
Ох и сложный это выбор, особенно когда тебе только-только тридцать исполнилось, а на тебя смотрят люди чуть не вдвое старше…
Или – отсутствие выбора?
Федор Матвеевич подумал еще.
Датчане сейчас союзники. Может, они бы не сделали этого для русских, но то на их совести. А веник связкой силен, позволят они союз разорвать – всех Карл поодиночке переломает!
Апраксин вздохнул – и отдал приказ по эскадре.
Русский флот шел к Зунду.
* * *
– Может быть, стоит пойти на переговоры?
Шарлотта посмотрела на деверя, как солдат на вошь. О, простите, учитывая королевский титул – вошь была из золотой блохоловки, но все-таки!
– Я не ослышалась?
Письмо Карла лежало посреди стола – и четверо людей в комнате смотрели на него с разными выражениями лиц.
Георг колебался, это было видно. Ну а что ему? Брат простит, Карл не тронет, а остальное… а что он мог сделать?
Шарлотта была в гневе. Для нее это письмо было оскорблением – и вопрос стоял иначе. Что делать с Карлом? Уж точно не сдаваться, но – что?
Анна была растеряна. С одной стороны – муж. Сейчас покажешь характер, так потом семейная жизнь не заладится. А не покажешь – и как его не показать? Кровь не водица. Она – дочь Якова Стюарта, а не абы кого! Вот! Ну а Ревентлов… для него вообще вопрос о сдаче не стоял. Кого сделают крайним?
Уж точно не королевскую семью. Именно Конраду придется отвечать, если Карл возьмет столицу, так что сдаваться он не собирался. И готов был убеждать в этом королеву.
– Лотта…
– Георг, – имя прозвучало, словно скрежет ножа по стеклу. – Ты всерьез предлагаешь мне – предать?
– Это не предательство! – взвился мужчина. – Подумай сама! Мы в осаде уже десять дней, подвозов продовольствия нет, Карл никого не пропускает к городу, скоро вспыхнут бунты….
– Нам нужно продержаться еще чуть-чуть. Нам обязательно придут на помощь.
– Кто, русские? У них своих забот хватает!
– Я верю, что нас не оставят одних, в беде. Ты ездил на Русь, они бросают своих в трудном положении?
– Своих – нет.
И тех, о чьей беде знают. Вслух это сказано не было, повисло в воздухе, но вполне отчетливо.
– Сколько мы сможем еще продержаться, Конрад?
– Сколько понадобится, ваше высочество, – Ревентлов смотрел на Анну спокойными глазами. – Сколько прикажете.
– А если рассчитывать на худшее?
– Еще недели две, – королеве Конрад лгать не собирался. – Может, даже чуть меньше, но за десять дней ручаюсь.
– Тогда мы будем держаться, – решила Шарлотта. – Письма уже разосланы, голуби улетели, остается ждать и молиться.
– Карл каждое утро и каждый вечер выходит к службе, стоит на коленях, молится…
Шарлотта топнула ногой.
– Ах так?
На следующее утро в главном соборе Копенгагена преклоняла колени вся датская королевская семья.
Сдать город?
Перед возмущением Шарлотты и при отсутствии поддержки со стороны жены, Георг стушевался. Не стал настаивать на своем, просто сделал, как всегда – положился на судьбу и тех, кто сильнее. Вникала во все тонкости…
Шарлотта же…
Она молилась в соборе, сама обходила стены, составляя компанию графу.
Даже если ей придется сдать город – это будет после боя. Она не станет стыдиться! Она сделает все возможное!
И судьба вновь помогла смелым и упорным.
Через шесть дней, когда надежда уже угасала, а Конрад с каждым днем становился все мрачнее и мрачнее, с моря послышались выстрелы пушек.
Шведский флот сцепился с противником. И на мачтах пришедших кораблей были белые флаги с синими крестами.
Русские… пришли?
* * *
– Они все-таки пришли!
Королева Шарлотта схватила фон Ревентлова за руку так, что на коже графа остались лунки от ногтей. Впрочем, граф не обратил на это внимания. На него сейчас можно было и потолок обрушить – ему не было дела ни до чего, кроме кораблей в проливе под белыми флагами, которые выстраивались в позицию напротив шведского флота.
– Да! Русские!
В шведском лагере играла труба, тревога пронизывала пространство, ее величество видела со стен города, как бегали солдаты…
– Конрад! Надо пробиться к флоту!
– К русским?
– Нет же! К нашему! Хоть какая-то польза будет!
Конрад кивнул.
И верно, пусть пока датский флот заперт в гавани, но разоружать его не стали. Карл не дурак, он отлично понимал, что если придется уходить – почему бы не усилить свой флот за счет датских кораблей?
А вот успеет ли он это сделать сейчас?
– Вы позволите мне, ваше величество?
– Я буду молиться за вас, Конрад.
Мужчина и женщина обменялись понимающими взглядами. Сейчас Конрад спустится вниз и соберет отряд, который возглавит. А когда начнется бой – ударит шведам в спину. Постарается пробраться на корабли и поддержать своих (неважно, что русские, важно – СВОИ!) пушечным огнем. Плохо ли, бедно ли… да хоть как-то.
Задача для смертников, особенно если шведы победят. А они могут. Тогда и город останется без защиты, и люди погибнут зря. Но русские…
Один раз они уже разбили шведов на море? Может, и сейчас повезет? В любом случае выбора у Ревентлова не было. Русские могут победить – если их поддержат в нужный момент. А если нет… какая разница – где и как погибать? Длить агонию в осажденном городе?
Жалкая и бессмысленная смерть. Уж лучше вперед, со шпагой в руке и будь, что будет.
* * *
– ваше величество, русские!
Карл и сам это видел. Все видели. Молебен прервался на полуслове, голос пастора дрогнул.
С-сволочи! Явились-таки, откуда не ждали! С моря!
– Коня!
Его величество прыгнул в седло, как был, растрепанным, простоволосым, после службы, и помчался к берегу.
Сейчас его место на флагмане эскадры, на мостике…
Проиграют они или победят – основное сражение развернется на море. И его место именно там.
Датчане?
Карл и не вспомнил об осажденном городе. Не до того было.
* * *
Апраксин с удовольствием осматривал корабли шведов, прикидывая, как красиво они будут гореть. А что? Шведы уже дальше Дании не удерут. Их просто надо прижать и расстреливать, не забывая, что они прекрасно будут отстреливаться в ответ.
Собственно, это они и делали.
Тоже выстраивались в боевые порядки. Пытались вывести вперед фрегаты – ну, оно и понятно, у них все тяжелые корабли, все орудия были нацелены на берег, оттуда ждали атаки, там готовились защищаться. С моря опасность пришла неожиданно. Поэтому Карлу срочно требовалось развернуть свои ряды…
Пусть это неблагородно, но давать ему возможность отразить атаку Апраксин не собирался. К черту рыцарство, бей, пока противник не опомнился.
– Огонь! – скомандовал Федор Матвеевич.
Первое ядро упало в воду неподалеку от шведских кораблей.
Отлично. Следующее уже долетит.
– Порох зря не тратить, бить наверняка! Вперед!! За родину, за царя!!!
Шведы пытались огрызаться. Вперед вырвался небольшой кораблик, который был тут же расстрелян в десяток стволов и полыхнул так, что сомнений не осталось – брандер. Либо, планировали его под датский флот, да не пригодился.
Бесполезно. Русские корабли расстреливали шведов как в тире. Вперед шли брандеры, подрывая шведские корабли, во все стороны летели горящие обломки дерева. Впрочем, шведы тоже не стояли на месте. Карл-таки умудрился вывести в первую линию фрегаты – и они отвечали огнем на огонь, впрочем, значительно проигрывая русским по скорострельности и дальности огненного боя. Злись, не злись…
Сам Карл метался по мостику не хуже тигра.
Маневры?
Простите, Зундский пролив не настолько удобен, да и позиция… Шведы не могли себе позволить маневров – кто бы их выпустил, а русские не собирались крутиться, чтобы удобно прижатый враг не задергался раньше времени. Один из брандеров Карла таки прорвался к русской эскадре, но этого было мало. Два корабля горели, не в силах расцепиться, но у шведов-то горело уже шесть штук! Они проигрывали, безнадежно проигрывали…
– Ваше величество, нам надо уходить.
Карл с удивлением посмотрел на своего адмирала.
– Что?
– Мы не выстоим. А если вы попадете в плен…
– Вы хотите сказать мне, что мои солдаты не справятся с врагом? – Карл начал гордо, а вот продолжил…
Он и сам отлично видел, что не справятся. Но… уйти сейчас? Бросить людей?
Флот?
На верную погибель?!
Адмирал словно прочитал его мысли.
– Ваше величество, мы останемся здесь, прикрывая вас. Уходите, сейчас же! Ваш плен – это будет конец всему…
Карл это понимал. И все же, все же…
Очередное ядро свистнуло над головой, проделав убедительную дыру в парусе и помогая принять решение.
– Хорошо… Принимайте командование, адмирал, нам действительно нужно временно отступить.
* * *
Ревентлов наблюдал за действиями союзников с восторгом. А поделом!
Если еще и Карла прикончат – вообще будет великолепно!
Несколько кораблей помельче, спасаясь, уходили в разные стороны – русские их не преследовали, сосредоточив внимание на флагмане, фрегатах… оно и правильно. Он и сам бы так поступил. Сделать эта мелочь ничего не сможет, так что тратить на них силы и время… сами нарвутся.
А вот чем может помочь он? Да только выждать нужного момента и ударить. Что он и сделает.
Ждать пришлось недолго…
В шведский лагерь Ревентлов ворвался совершенно неожиданно, как волк в овчарню. Датчане, пользуясь тем, что все отвлеклись на сражение, сумели подобраться близко – и бросились в атаку.
Они не кричали, не провозглашали лозунгов, они просто резали, кололи, рубили, стреляли… за короля и отечество?
Э, нет. За город, в котором остались их родные, близкие, те, кто погибнут, если внутрь войдут шведы. За Копенгаген стоило сложить головы.
И шведы дрогнули.
Оставшись без командования, отвлекшись на происходящее на море, застигнутые врасплох – они побежали. Отряд Ревентлова преследовал их по пятам, поджигая все, на что взгляд упадет. Забрать трофеи все равно не представлялось возможным, а так, кто бы ни победил – жизнь шведов осложнится до предела. Без палаток, одежды, обуви, боеприпасов… наверное единственное, что не поджег Конрад – это войсковая казна. Но там было не так и много. Уволокут.
Отдать приказание – и продолжать преследование. А удачно все срастается! Короли любят тех, кто побеждает…
Ревентлов действительно победил. Спасти ему удалось даже часть датского флота.
Когда шведы бросились наутек, они открыли и проход к кораблям, и Ревентлов послал на их палубы своих людей с простым приказом – заминировать и оборонять до последнего. Если шведы попробуют захватить корабли – взорвать их.
Пусть лучше никому не достанутся, чем будут под шведскими флагами на своих нападать! Но…
Мины не понадобились.
В пылу сражения шведам оказалось не до датских кораблей, да и столько матросов у них не было. А тех, кто послан был на нескольких баркасах поджечь флот датчан, неосмотрительно оставленный без присмотра, встретили залпы пушек – и шведы ретировались.
Конечно, датский флот был не в лучшем состоянии, со многих кораблей сняли орудия, но лучше что-то, чем вообще ничего.
Ревентлов готов был благословлять судьбу, которая заставила его задержаться.
Как удачно!
Эта война приблизит его к трону и уж он-то своего не упустит.
* * *
В это время Карл Одиннадцатый в бессильной злобе скрипел зубами, стоя на палубе легкой шхуны. Кораблик уносил его к Швеции.
Черти б побрали этих русских!
Второй раз, уже второй раз они разрушают его планы!
Ну, ничего. Сочтемся!
И было, было от чего ему злиться. Из флота, дождавшись темноты, смогло уйти не более пятой части, и та была весьма потрепанна, большая часть шведского войска попала в плен, а та, которая не попала, тоже там вскорости окажется. Одно дело – продавать завоевателю продукты, когда он силен и могуч. А когда тут прячутся ошметки армии…
Их же ловить и добивать будут по всей территории.
Фактически, эти негодяи разрушили великолепный план по принуждению датчан к миру. Теперь остается только воевать. Карл знал, что надо делать и как, но все упиралось в одно и то же.
Деньги, деньги, еще раз деньги.
После того, как проредили шведский флот, с торговлей стало куда как хуже. Русские купцы стали торговать напрямую, минуя шведское купечество, которое не один век наживалось на перепродаже их товаров в другие страны.
А помощи ждать и неоткуда…
Но сдаваться Карл все равно не собирался. Драться он будет до последнего.
* * *
Сами русские, то есть Алексей Алексеевич на этот момент воевал в Финляндии.
Пройдя Карелию, он направлялся к Улеаборгу. В планах числилось до осени пройти до Торнео, а потом по Турне-Эльве. В принципе, и этот кусок территории вполне устроил бы русского государя. Достаточно большой, чтобы было чем заняться, но не настолько, чтобы от Швеции вовсе уж ничего не осталось.
Иван Морозов поддерживал друга.
Жирный кусок оторвет себе Дания, но стоит ли разорять Швецию до конца? И делить между ними и датчанами? Не слишком ли будет жирно Кристиану? Так, спустя лет пятьдесят, уже его наследники столкнутся с весьма усиленной Данией, а не хочется. Но если оставить Швецию в виде небольшого кусочка территории, особенно под боком у Дании?
Пусть воюют, меньше внимания будут уделять Руси.
Что раздражало – это партизанская война.
Больших городов на финской территории было не так много, в основном деревушки, каждую осаждать не будешь. Пройти насквозь, объявить их поданными русского царя – и идти дальше.
Только вот шведов это не устраивало. Они были весьма не рады явлению русского войска на их земли – и сопротивлялись всеми способами. На финских землях бесчинствовали шведские отряды, которые нападали на обозы, отстающих, устраивали засады, да и вообще, пакостили, как могли. Уничтожались обозы, калечились люди…
Методы борьбы были просты – ловить и уничтожать. За донос – премия, за укрывание отрядов – смерть, но пока еще всех переловишь и перевешаешь!
– Беда в том, что мы здесь чужие, – Ване Морозову это тоже не нравилось.
– С этим мы пока ничего не сделаем. Так что будем ловить и уничтожать. И тех, кто воюет, и тех, кто их поддерживает.
– Жечь деревни? Уводить скот, забирать продовольствие… я понимаю, что надо, но людей жалко. Ведь и невиновные погибнут… Нас тут возненавидят.
– Нас и так любить не будут, хоть ты золотом облепись. Фуражиры деньги предлагают за провиант, так им либо гнилье подсовывают, либо плачутся, что ай-ай-ай, ничего у нас нет.
– А ты и так отдал приказ не зверствовать…
– Так ведь это наша земля… будет.
– Покамест наша земля – это Крым. Сибирь осваиваем. А здесь… я боюсь, что есть только один выход. Запугать их всех до мокрых штанов и дать понять, что шведы им не помогут.
– А получится?
– Смотря что и как будем делать.
В очередной раз финансисты оказались жестче военных.
Меры, которые предпринял Алексей Алексеевич, были жестокими и беспрецедентными по тому времени, но число партизан они сразу снизили.
Резко.
Чуть ли не втрое.
* * *
Партизанский налет случился в ту же ночь – и в этот раз удалось захватить двоих нападавших – мужчину лет двадцати пяти и семнадцатилетнего щенка. Еще троих положили на месте.
Сказать, что Алексею Алексеевичу не нравился его приказ – это еще мало, но выбора не было.
Пойманных финнов допросили с применением каленого железа (на войне, как на войне), узнали имена партизан, деревню, в которой они жили – и выделив отдельный отряд, привезли их туда.
Маленькая деревушка Суомаа* никогда не видела ничего подобного.
* название придумано автором, прим. авт.
Русские солдаты прошли по домам, расспросили людей и согнали всех на площадь. Финны пытались «не понимать», но штык у спины действовал не хуже универсального переводчика, так что семьи партизан определились быстро.
На глазах у всей деревни, солдаты попросту выкинули из этих домов всех живых, включая домашнюю скотину – и запалили курные домишки.
Потом подождали, пока те догорят – и зачитали царский указ.
Так и так, за покушение на солдата русской армии, эти двое приговариваются к повешению. Их дома – сжечь. Все оружие, найденное в деревне – конфисковать. Если еще раз кто-то из этой деревни посмеет стрелять в русского солдата – они вернутся и повесят каждого десятого.
Если попробуют снабжать подобных «стрелков» оружием ли, одеждой, или не донесут о них русским – поплатятся домами. Будет сожжен каждый пятый дом в деревне.
Виселицу поставили напротив дома деревенского старосты – и на ней закачались пять тел. Три уже мертвых, двое – их удавливали медленно, чтобы померли не от сломанной шеи, а от удушья.
Жестоко?
Но лучше напугать сразу, чем мучиться потом.
Повторять жестокий урок пришлось несколько раз. Было сожжено порядка двадцати деревень, повешено больше тысячи человек, но потом финны чуть успокоились.
Они по-прежнему ненавидели русских, по-прежнему сопротивлялись, но уже не так активно. Никому не хотелось поплатиться – ладно бы своими жизнями, но жизнями родных и близких? Кнут и железо были вполне эффективными методиками дознания, отмолчаться не удавалось никому, и русские узнавали об очередном гнезде партизан.
Кто-то пробовал со всей семьей уходить в леса.
Тоже зря. Русские ориентировались в них не хуже финнов, так что беглецов находили – и вешали. Иногда целыми семьями, иногда финкам «везло» – их забирали в обоз, для дальнейшего «употребления» и вовсе не в качестве кухарок.
Медленно, но верно Алексей Алексеевич прочесывал Финляндию, пригибая ее под себя. А что ему самому эти методы не нравились… кому ж такое доставит удовольствие? Но свои войска ему были и ближе, и дороже, чем чухонские крестьяне. Понадобится – так и всех перевешает.
Страх отлично действует там, где не помогает доброе слово.
* * *
– Еще раз такое повторится – отправитесь в монастырь. Составите там компанию своей свекрови.
Королева Испании надменно вскинула голову, обожгла стоящего перед ней мужчину гневным взглядом громадных зеленых глаз, раскрыла и закрыла веер…
Не подействовало.
Дон Хуан и не таких видывал. И единственное, что ему хотелось сделать с противной рыжей немкой – это выпороть мерзавку.
Ну, надо же! Взяли чуть ли не с помойки – а она тут концерты закатывает! Вместо того, чтобы попытаться найти общий язык с мужем, принялась скандалить и интриговать. А вчера закатила бедняге Карлосу такую истерику, что несчастный прибежал прятаться к старшему брату.
Да, вот так вот.
В гневе женщина была… страшна? Нет, скорее омерзительна.
Кричала, топала ногами, швырялась вещами – и требовала. И ладно бы – платьев и драгоценностей! Нет, ей нужно было, чтобы Карлос внес в число наследников ее племянника! Тоже Карла, второго сына Леопольда и Элеоноры Пфальц-Нейбургской. И лучше – впереди детей дона Хуана.
Аргументировала она это просто. Дон Хуан – сам ублюдок, и дети у него будут не лучше, и рождены невесть от кого… да где вообще та Русь?! Там одни дикари живут и жили!
А мы – просвещенная Европа!
Нечего тут всякую шваль приваживать, когда можно кого-то из своих взять!
Естественно, бедолага Карлос не вынес такого напора. Но и вносить «племянничка» в список наследников не собирался – вот еще! Он, конечно, Габсбург по одной из линий, но…
Карлос второй умел любить и привязываться к людям. Старшего брата он любил, к Маше был привязан, а своих племянников от старшего брата просто обожал, хоть и не мог проявить этого на людях. Ну и кровь-то одна!
Да, он не смог продлить свой род, но дон Хуан сделал так, что Карлосу не стыдно будет предстать перед предками. Все-таки их кровь останется в детях, смешанная с благородной царской кровью.
Да, Романовы – не самая старая династия. Но зато территория у них такая, что Леопольду только облизнуться остается. И военная мощь. И кровь хорошая, по Маше сразу видно.
За несколько лет приручить испанский двор – это достижение.
А вот Анна-Мария, получившая имя Марианны, снискала только всеобщую ненависть.
Маша была высокомерна? О, нет. Все познается в сравнении. Русская царевна не давала забыть о своем статусе, но с ней всегда можно было договориться, она никогда не повышала голоса на нижестоящих, была мила и любезна, не закатывала скандалов и истерик, родила детей…
Ее всегда можно было попросить о помощи, а ее отношение к мужу было неизменно почтительным.
И рядом – Марианна Пфальц-Нейбургская. Которая приехать не успела, а уже начала давить на мужа.
Испанский двор оценил обеих. И принялся травить немку в меру своих сил, а сил было много.
– Да как вы смеете!
– Я – смею, – спокойно ответствовал дон Хуан. – Вы, сударыня, не выполнили ничего из того, что от вас требовалось. Вы не жена, не мать – и не королева.
– Я – королева Испании!
– Тогда вам стоило бы заботиться об Испании, а не о своих… бедных родственниках.
Удар попал не в бровь, а в глаз. Именно – бедных. Испания, хоть и переживала сейчас не лучшие времена, но все равно была богаче родни Марианны на несколько порядков. И это раздражало женщину.
Что там, у нее не было даже украшений, приличествующих королеве, а драгоценности ее предшественницы Карл давать второй жене отказался. Он слишком любил Марию-Луизу, чтобы теперь…
Не говоря уж о сестре русского государя, которая нагло щеголяла то драгоценными изумрудами, то сапфирами, то рубинами, размером чуть ли не с перепелиное яйцо…*
* в те времена не всегда умели отличать полудрагоценные камни от драгоценных, поэтому часть рубинов или сапфиров, например, оказывалась впоследствии шпинелью, твердость по шкале Мооса это позволяла, прим. авт.
Как это так, у кого-то было, а у нее – не было!?
Да и дон Хуан любил и баловал супругу. Карлос – и тот благоволил противной девке с густо-синими глазами, черными волосами и матовой белой кожей! Внешность – еще один повод позавидовать и разозлиться. Увы, веснушки не пощадили благородную даму. Как ни прячься, но на жарком испанском солнце они высыпали горстями!
– Вы… отвратительны!
– Я не бриллиант, чтобы вы меня любили, – спокойно отбрил дон Хуан. – И заботиться обязан об Испании, а не о вашей многочисленной и голодной родне. Вы меня хорошо поняли, сударыня?
Даже само обращение уже было оскорблением, но что могла сделать Марианна?
– Ненавижу!!!
– Еще один раз Карлос мне пожалуется на супругу – и вы отправитесь в монастырь.
Дон Хуан вышел, а Марианна упала на кушетку, заливаясь слезами злости и ненависти.
Негодяй, мерзавец, подлец!!!
О, он мне за все, за все заплатит!!!
Кровью заплатит!!! А не он – так его дети!
Как это должно выглядеть, Марианна не представляла. Но тут главное желать, а случай обязательно представится.
* * *
Апраксина чествовали, как героя.
Ее величество Шарлотта лично принимала его во дворце, не слушая никаких отговорок. А Федор Матвеевич старался отказаться.
И некогда, и ему надо идти обратно, и даже – он человек военный, у него и придворного-то платья с собой нет…
Бесполезно.
Фон Ревентлов чуть ли не в ультимативной форме потребовал явления адмирала Апраксина пред светлы очи.
– Вы не понимаете, друг мой. Мы уже утратили надежду, ваш приход был подобен чуду. А потому…
А потому – прием у ее величества Матвею был обеспечен.
Королева оказалась симпатичной моложавой женщиной с очаровательной улыбкой и пышными золотистыми волосами, Анна Стюарт, про которую Матвей так же был наслышан – симпатичной леди с приятным тихим голосом. Георг…
Да, Матвей знал, что относится к нему предвзято. Но услышав от Конрада историю про то, как его высочество предлагал сдать столицу…
А как к нему относиться?
Сам Матвей держался бы до последнего, а потом сжег бы город вместе с собой, но не отдал врагу! А этот… одно название, что королевская кровь!
И в кого только пошел?
Кристиан – неглупый, решительный, отважный, царица Ульрика тоже женщина весьма неглупая, просто ей нет необходимости геройствовать, а этот…
Не удался братец.
Впрочем, внешне Матвей этого не показывал.
Мило улыбался, обсуждал то войну, то охоту, флиртовал с дамами – и в результате оказался в постели у симпатичной графини, муж которой был на войне. Почему бы и не улучшить людям породу? К обоюдному удовольствию?
А потом опять в море. Война еще не закончилась.
* * *
– Сонечка, как же я за них волнуюсь….
Софья Алексеевна посмотрела на царицу Ульяну, в девичестве Ульрику-Элеонору. Давно ли вечерние посиделки вошли у них в обычай?
Да очень недавно. Просто Уля повадилась в кабинет к Соне, посидеть с вышиванием, помолчать вместе – и царевна потихоньку привыкла. С разговорами Уля первая не лезла, но обсудить с ней можно было многое. Да и легче так…
Недаром раньше, еще во время второй мирровой, женщины собирались в избы-читальни, хоть как-то поговорить, поддержать друг друга, побыть вместе…
Так и призрак беды отступает перед многолюдством.
Любава к ним, кстати, не присоединялась. Вдовствующая царица была полностью поглощена своей беременностью. Дети были в Дьяково, родные разъехались…
– Все с ними будет хорошо, Улечка. Они победят и вернутся. Алексей сейчас в Финляндии, Ванечка с ним, они друг за другом присмотрят…
– Мне бы твою уверенность, Сонечка.
Софья улыбнулась.
Уверенность?
Да откуда бы ей взяться!!? Просто привыкла она, что сильная, что никому и никогда не показывает своих эмоций. Вот и сейчас – улыбается, хотя иногда волком завыть хочется. Самое страшное, когда от тебя ничего не зависит.
Ты можешь поддерживать порядок в Москве, благо, твоими же стараниями и с помощью Ромодановского это не так сложно, можешь следить за финансами, приглядывать за школой, воспитывать детей, но одного ты не можешь.
Просто снять трубку и позвонить.
Узнать как там ребята, услышать голос… черт! Знала бы – учила бы физику! А то всей памяти – фамилии Попова и Белла, и те еще лет двести не родятся. Не понимала она в двадцатом веке, насколько это здорово – телефон.
А сейчас – гонцы, голуби…
Письма идут, кажется, вечность. И пишешь в ответ, как в никуда, потому что не знаешь, жив ли будет адресат, когда его найдет твоя весточка.
Случись что с ребятами – она и не узнает до последнего.
– Я их с детства знаю, Улечка. Они умные и сильные, они обязательно справятся.
А что она еще может сказать царице? Подруге, которая стала ей почти сестрой?
– А что потом они с Финляндией делать будут?
– Я думаю, надо туда Федю отправить. Наместником… приставить к нему умных людей – и пусть справляется.
Ульрика покачала головой.
– Федя… он как Георг.
На этот раз настало время качать головой уже Софье.
– Нет, Уля. Георг просто хороший вояка, но не король, а вот Федю очень сильно сломала У Шан. Его жена.
– Я ее никогда не видела.
– И не стоит об этом жалеть. Она была… большой дрянью. Очень хотела власти и шла к ней любыми путями. Ей нужен был покорный и податливый Федор, а вот Алексей – не нужен, понимаешь?
– Федя наследовал бы престол?
– А правила его жена. То, что это не удалось – дело случая. Только вот Федя ее любил. Сильно любил, крепче себя самого, вот и сломался после ее смерти.
Софья скромно умолчала о своей причастности к данному событию, о том, как пыталась подсунуть Феде любовниц… тут китаянка ее переиграла, а в итоге все равно ушла в небытие. И не жалко, так-то.
– Хорошо, что этого не случилось…
– Если бы Алеша умер, ты, скорее всего, вышла бы замуж за Карла, была сейчас королевой Швеции….
– Не дай Бог!
– А вдруг понравилось бы? – Софья поддразнивала совершенно беззлобно, и Уля это понимала, потому что улыбнулась в ответ.
– Карл-то? Ты его портрет видела?
– Видела.
– А я его вживую видела. Я точно не была бы счастлива с ним. Я ведь ему не нужна, да и с Кристианом он бы продолжал воевать, меня бы за это невзлюбили… Сейчас он женат на англичанке – и я от души желаю им счастья.
– Особого счастья там нет, – пожала плечами Софья. – Впрочем, в Англии его пока вообще нет.
– Почему?
– Потому что там резвится Людовик. Король-солнышко.
– То есть?
– Адмирал де Турвилль сейчас занимается Лондоном. Прошел по Темзе, разнес Лондонский мост, обстрелял несколько зданий и заявил, что если они не признают малыша Карла…
– И признают?
– Парламент сейчас заседает. Что они решат – я не знаю, но дело-то не в том, что Карл – сын Якова. Это неплохо. А вот его мать второй раз замужем, за Людовиком. И регентом будет официально она, а реально…
– Людовик решил подмять Англию?
– Англия тоже не монолит. Между прочим, Ирландия, кажется, собирается поддержать Людовика. Там католиков много, им серьезно доставалось в последние лет сто – поэтому она что сухое сено, только спичку поднеси. А вот Шотландия – за малыша Карла, но без Людовика. Уэльс против всех, так что результат еще долго не определится.
– А ты бы на кого поставила?
– На Людовика. Но не сразу, далеко не сразу. Такой груз даже ему в один год не поднять.
– А лет за пять?
– Может. Он действительно великий король…
– А о его дворце ходят легенды. Версаль… вот бы посмотреть.
Софья видела его еще в той жизни – впечатление, конечно, сильное. Здесь и сейчас – тем более, что уровень развития сейчас и уровень развития двадцатого века оч-чень различны. Здесь и сейчас ни экскаваторов, ни подъемных кранов, а ведь делают! Да такое!
– Хочешь, я расскажу тебе про Версаль?
– А откуда…
– Работа такая. Мне много пишут… так рассказывать?
– Конечно!
Ульрику-то Софья отвлекла от мрачных мыслей, а вот у нее самой они из головы не шли. Как ни крути, а ребятам придется остаться зимовать в Финляндии. Не управятся они за это время, никак не управятся.
Встанут на зимние квартиры – и вряд ли наведаются домой. На Алешу это совершенно не похоже будет – бросить войско и уехать. Так что тянуть ей этот воз еще долго. Но воз-то не беда, она и не то вытянет. А вот разлука…
Полцарства за мерседеса по кличке «Макс»! И дорогу под колесами, и…
Алешенька, Ванечка, пожалуйста, возвращайтесь живыми!
* * *
Война в Швеции шла с переменным успехом.
Кристиан с налета взял Гетеборг, но застрял в районе озера Веттерн. Навстречу ему вышли наспех сформированные отряды добровольцев под командованием Карла – и началась позиционная война.
Понадеявшись, что русские, не имея достаточного количества провианта (часть складов Карлу удалось сжечь) застрянут в лесах Финляндии до зимы, а там и зазимуют и их можно будет ослабить, Карл решил сосредоточиться на тех, кто был ближе – на датчанах. А поскольку талант полководца у него был – армия Кристиана быстро забуксовала в своем продвижении. Выбить их со шведской территории не получалось, но и у Кристиана не выходило ни дать решающее сражение, ни пойти прямиком на Стокгольм.
Карл решил применить тактику малых отрядов, поэтому Кристиану приходилось солоно. Пусть сил у датчан и было больше, но попробуй побороться с роем мошкары? Будь ты хоть трижды богатырь, а закусают!
Попутно Карл писал Кристиану, предлагая решить дело миром, за кусок территории. Но то ли предлагал покамест маловато, то ли несостоявшийся братец обиделся за попытку взятия Копенгагена – на переговоры Кристиан не шел. Даже и не собирался.
Пусть война затянется до зимы – ничего страшного. Все воюют, а у него тут и дом рядом… Съездит, жену навестит…
Карл был абсолютно прав в своих предположениях. Кристиану сообщили про попытку принуждения датчан к миру – и достаточно быстро. Известия от королевы ему привез фон Ревентлов, Кристиан прочитал и содрогнулся от ужаса. А ведь если бы в руках у Карла оказалась его семья – он бы на все условия согласился. И отошел бы обратно, и территорию вернул, и…
Да что прикажут тут и сделаешь!
А братец…
Ох и достанется ж ему на орехи!
* * *
– Очаровательный ребенок!
По правде говоря, Софья пока не видела в малышке ничего очаровательного, но Любава расплылась в улыбке.
– Ох, Сонюшка…
– Как ее будут звать?
– Машенька. Мария, в честь царицы Марии.
Моей матери, – промелькнула мысль у Софьи. Впрочем, умиления она все равно не испытала.
– Разумеется, малышка не станет царевной. Царской воспитанницей – да, а там… выдадим замуж за кого поближе и получше, так что внуков ты понянчить сможешь.
Малышка, хоть и родилась немного недоношенной, была крепкой и улыбчивой.
– Я все равно боюсь, что прознают…
Софья вздохнула. А ведь Любава старше нее, но до сих пор – такое дитя! Или это опыт двойной жизни говорит за нее?
– Главное – не что знают, а что говорят. Воспитывай малышку и не думай ни о чем, с остальным я разберусь.
Уже разобралась. Всем известно, что пока царица ездила на богомолье, к дверям монастыря подкинули ребенка. Ну, а Любава, известная своей добротой и мягкосердечием, решила взять малышку на воспитание. Москва утирает слезки умиления, Русь сморкается в платочки. Вот что значит правильно подать материал.
– Спасибо тебе, Сонюшка.
Софья погладила мачеху по длинной золотистой косе.
– Все будет хорошо. Обещаю.
И уже про себя – главное, что ты успокоишься насчет Натальи и Володи, а то у меня на них свои планы. Рожай, воспитывай, спи с Ромодановским, переживай о своей греховности, только под ногами не мешайся!
Тем более, на всех представителей династии Романовых у Софьи были свои планы, в том числе и на Владимира. И Любава… помешать она не могла, а вот перемотать нервы скандалами – запросто. И не объяснишь ей, что материнским чувствам в политике не место.
* * *
– Хорошо, но мало.
У Петра и Романа Сирко была одна проблема на двоих. Отец-то… Крым брал, предателей гнал, памятник такой стоит, что завидки берут, по миру о нем легенды ходят.
Да, отец. А они что – хуже?
Они должны так прожить, чтобы ими гордиться можно было. А иначе это не жизнь, это вроде как у лопуха под забором. Вроде и неплохо ему, а и гордиться тут нечем. Так что в кои-то веки встретившиеся два брата сели, как положено помянули родителя – и принялись думать, чем бы таким его превзойти. Первым идею подал Роман Сирко.
Крым – хорошо, но баз у флота должно быть больше. К тому же это сейчас на троне Сулейман, они с Леопольдом сцепились намертво, а как расцепятся? Не обратит ли тогда султан свой державный взор на утерянные территории? Они бы точно обратили.
И не проще ли начать закрепляться сейчас, а то и атаковать самим, чем потом расхлебывать последствия?
Петр это одобрил – и братья принялись размышлять над картой. Желательна была база в районе черноморского побережья Кавказа.
Но… это же не русская пока территория?
А кто мешает?
Стоят ведь на берегах моря и Сухум, и Батуми, и хорошо стоят, уж сколько веков!
Устроиться на побережье, закрепиться, города построить, флот пригнать, а потом потихоньку продвигаться на Северный Кавказ. А то непорядок!
Территория громадная, а из родни царской в Закавказье один Ираклий, который хоть русского царя и поддержит, да маловато его, как ни крути. И не совсем он там. А такие места пропадают!
С севера Русь, с юга Турция, на западе Черное море, на востоке Каспий… прибрать, что ли? А то ведь турки обязательно полезут, рано или поздно. В Закавказье от них уже не продохнуть, но скоро они и дальше поползут!
Татар у них отняли, а им и рабы нужны, и слуги, и девиц они красть горазды… А вот если эту территорию сделать своей, да понаставить там крепостей, да чтобы флот ходил вдоль берегов… пока турки отвоюют да сунутся, казаки уж там вовсю усядутся. Разве плохо?
И государь поддержит, наверняка. А уж Ромодановский с радостью войсками поможет.
Налететь внаглую, да занять место, пока никто другой не подсуетился?
План, конечно, был авантюрный, но… почему бы нет?
Так что братья Сирко составили докладную – и отправили ее в Москву. А сами принялись осторожно прощупывать что флот, что армию. Так вот государь одобрение выразит, а у них уж все и готово, только выступить осталось!
Вот это – дело по казачьей руке! И лишний раз думается, что веник связкой крепок. То сидели они на Дону, знай от турок да татар отбивались. А сейчас, при мудром-то государе, который понял, как и где казаков использовать, развернулись от души! Уже не они отбиваются, а от них, а это намного приятнее.
Ждем ответа, государь-батюшка.
* * *
– Как свадьба прошла?
Софья прищурилась на Володю, но братец и ухом не повел. А хороший парень вырос!
– Нормально. Княгиня Ракоци – она… потрясающая!
– Понравилась?
Судя по внезапно порозовевшим ушам – еще как! Оно и неудивительно, таких мальчишек Илона могла одним движением ресниц укладывать. Потрясающее сочетание – красивая, умная и сильная женщина, особенно в эту эпоху. Про себя-то Софья так сказать не могла, красоты ей Бог не додал – ну и ладно. Не внешностью единой…
– Наталья как?
– Когда уезжал – они со свекровью вовсю сплетничали. Мужем довольна, говорит, парень неглупый, остальное приложится.
– У сестры как дела?
– Довольна, счастлива, поцелуи тебе передает. Говорит, что Юлиана очень милая девочка, побольше бы таких. Опять же, с княгиней они подружились.
Софья цинично подумала, что для Илоны Зриньи такая тесная дружба – единственный способ отстоять свою страну. Стоит только венграм расслабиться, как Австрия тут же захочет вернуть их обратно. Тут не то, что с невесткой – с чертом целоваться будешь. Понятно же, что Леопольд никого не помилует, ни Илону, ни детей…
– Авось и впредь не раздружатся. Ты-то себе никакую панночку не нашел? А то польки – женщины красивые…
Владимир только головой покачал.
– Соня…
– Да уж сколько лет Соня. Кстати, ты к матери заглядывал?
– Конечно! Сонь, а ее воспитанница – это то, о чем я думаю?
– Ага, – Софья и не собиралась врать. – Твоя сестренка от Ромодановского. Ты против?
Володя только плечами пожал.
– Да нет. Может, им еще одного ребенка сделать? Все мне меньше достанется?
– Замучили заботой?
– Есть немного.
Софья покосилась за окно, где светили желтой листвой деревья. Надвигалась осень, и похоже, что ее брат и муж зазимуют в Финляндии. Но ей тут тоже скучать не придется.
– А ты письмецо почитай? Глядишь, что интересное найдешь?
Володя поймал перекинутую ему казачью грамотку и вчитался. Присвистнул.
– Соня, это…
– Идея-то хорошая. Да работы там не на поколение и не на два. А еще – нужен будет кто-то из Романовых. Не хочешь по весне в поход?
– Я? На Кавказ?
– А что такого? – Софья отлично помнила, сколько проблем было с этим регионом в ее время. А сейчас глядишь, и получится все антирусские настроения под корень выполоть. Главное ведь что в любой работе?
Да вовремя начать! Потому как сорняки полют, пока они мелкие, колорадского жука травят до поедания картошки, а дороги чинят летом, пока тепло (российские коммунальщики не в счет, они о смене сезонов не задумываются принципиально). Вот если сейчас начать, пока Турция свой взгляд не обратила…
– А сил у нас хватит?
– А вот ты и посидишь зимой, подумаешь. Начинать-то в любом случае надо сейчас, а как уж сложится…
– Сонь, я ж не умею ни армии водить, ни…
– А тебе это никто и не доверит. Там Ромодановский есть, Мельин, братья Сирко – тоже черти отчаянные, прекрасно справятся. Ты пойдешь вместо знамени – первое, и учиться – второе. Главное, не лезь поперек знающих людей, а смотри и учись. А там, кто знает. Ты не задумывался, что царевичей много, а трон один?
Ага, в точку. Уши стали вовсе уж багровыми, но отрицать Володя ничего не стал.
– Я знаю, что младший сын, что…
– Тебя отлично можно использовать в заговорах.
– Дед пытался.
– Да?
Вообще-то про попытки Милославских подлезть хоть к кому из царской семьи Софья знала. Но и услышать историю в изложении Володи не отказалась. Хотя что тут слушать?
Классическое обхаживание мальчишки с тем, чтобы он поспособствовал, или попросил, или матери идею подкинул, а та уж Алексею…
Давно те попытки прекратились. Даже до последних дураков дошло, что не подействует, а Милославские глупцами не были. Оставили им определенную нишу в память о Марии, ну, иногда по рукам стучали, чтобы не зарывались – и хватит с них.
– Вот и поедешь. Алексей пока еще с войны вернется, да и некогда ему будет.
– Не боишься, что я там закреплюсь и отложусь?
– Ага, – Софья ухмыльнулась с таким ехидством, что Владимир понял – вопрос глупый. – Боюсь. Хоть ты там гнездо свей и яйца отложи, под боком-то у турок! Им Романовская кровь давненько поперек горла, мяукнуть о независимости и свободе не успеешь, как слопают.
– Злая ты…
– Не я злая, жизнь тяжелая. Так что готовься, братик, изучай языки, читай умные книжки, разговаривай со специалистами… и радуйся, что едешь в район Кавказа.
– То есть?
– Любава задумалась, что тебя тоже женить надо.
– Я согласен на Кавказ!
