Глава 3
Илона Ракоци, сейчас уже Илона Текели, стояла на башне. Впрочем, разве важны фамилии? Это ее дети будут Ракоци и Текели, а в ее жилах навсегда будет течь только кровь древнего рода Зриньи. И видит Бог, она оказалась достойна своих предков!
Ветер трепал платье, играл густыми черными локонами…
Муж ушел в поход, она осталась ждать с детьми, таков удел женщины. Мужчины воюют, а она… ах, если бы она родилась мальчиком! Впрочем, что жалеть о несбыточном? Им с Имре и так удалось больше, чем ее отцу и мужу! В Венгрии будет, обязательно будет король из рода Ракоци! И пусть его жена будет русской – неважно! Перетерпим!
– Государыня!
Илона обернулась на тихий голос.
– Антонин?
Своих людей она знала и в лицо, и по именам. Всех, до самого последнего стражника и писаря, а Антонин был далеко не из последних. Начальник канцелярии… хотя Илоне он не слишком нравился. Не нравились его глаза, похожие на навозных жуков, прилизанные с помощью воска усы, слишком навязчивый запах духов…
– Что случилось, Антонин?
И так хороша была она в этот миг, горделивая, на фоне звездного неба, так величественна – и в то же время так по-женски беззащитна, осиянная звездным светом, что Антонин не выдержал.
Упал на колени, целуя подол платья своей королевы и страстно признаваясь в любви.
Да, именно так.
Он полюбил эту женщину, стоило только ему увидеть, как она стоит на башне и встречает гостей. Как, очаровательная, пригубляет из одного кубка с Имре, как смеется, запрокидывая голову, как нежно относится к своим детям, полюбил без меры и без памяти.
И – без взаимности.
Речь Антонина лилась сплошным потоком, он описывал свои чувства, сулил звезды с неба, умолял, просил, клялся…
Илона молчала. Сначала она была ошеломлена наглостью мужчины, потом же….
Любовь никогда не оставляет женщину равнодушной. Пусть ей не нужен этот мужчина, но и оскорблять она его не хотела, слишком хорошо зная цену и обиде, и обиженной верности. Наконец Антонин замолчал – и Илона чуть коснулась его плеча.
– Встань, Антонин.
– Моя королева…
– Я уже немолода. Я замужем. У меня трое детей.
Судя по горящим глазам – это Антонина не остановило. В следующий миг Илону стиснули в объятиях, а к губам прижались жадные губы, напомнившие женщине двух жирных слизняков.
В тишине башни пушечным выстрелом прозвенела пощечина.
Антонин отшатнулся на миг, тут же дернулся вперед – схватить ее, объяснить, что она неправильно все поняла, но только с ним Илона может быть счастлива. Только он сможет дать ей – весь мир.
Поздно.
– Не смей никогда ко мне прикасаться. Убью.
Перед глазами мужчины сверкнуло лезвие кинжала. Держала его Илона очень умело – и в ход пустила бы, не раздумывая.
Илона ушла, оставляя за собой мужчину, чья любовь медленно перерастала в ненависть под звездным светом. Ишь ты, какая!
По-хорошему не хочешь!!?
Так ты еще умолять меня будешь!!!
* * *
– И что у нас тут?
Первым было вскрыто письмо от Леопольда.
М-да, изворачивался венценосный коллега, что тот уж на сковородке. Писал, что Венгрия вообще-то исконно его владение и поддерживать смутьянов и бунтовщиков нехорошо, а то ведь и с русским государем такое может случиться. А помолвки… ну, вместо уже заключенных, Леопольд может поспособствовать… ведь и брат русского государя с невестой счастлив в Португалии?
Найдутся и другие женихи с невестами!
Так что не надо поддерживать поляков и венгров. Вместо этого можно употребить русские войска с большей пользой – воевать турок. Это дело богоугодное, нужное и важное. Для всех.
Алексей только фыркнул.
– Он думает, мы тут идиоты?
– Варвары. И что?
– Обидно, знаешь ли…
– Алеша, пусть нас считают идиотами, и недооценивают. В могилках раскаются!
– А кто их туда укладывать будет? По могилкам? – поинтересовался Иван.
Софья задумалась. Леопольда трогать… да можно! Но сложно и есть опасность засветиться! Такого ей точно не простят!
– Сам помрет рано или поздно.
– И что нам делать, если поздно?
– Тянуть время, – Софья пожала плечами, – а заодно заняться Эженом. Он, говорят, хороший полководец, хоть и молод. Приглядеться, познакомить его с паном Володыевским, с Воином Афанасьевичем, а то и вовсе в Крым убедить съездить. Чтобы посмотрел, как у нас там набеги пышным цветом цветут.
– Леопольд, по-моему, на то и рассчитывает. Что я ему дам войска – и пойдет Эжен на османов через Крым, Молдавию и Валахию, аккурат на соединение с Леопольдом. А по дороге и Венграм плохо придется. Моими руками, между прочим!
– Ну, рассчитывать-то не грех. А в остальном – до весны ему никуда не деться, а там посмотрим.
– Думаешь, до весны его удастся обработать?
– Посмотрим, стоит ли он того, и сможем ли мы предложить ему больше. Может, проще завербовать, чтобы работал и на нас, и на них.
Софья не стала говорить, что молодой человек явно честолюбив. А честолюбие – это такая струнка, на которой можно сыграть любую мелодию. Вообще любую.
Только пообещай ему власть. А дать ли ее… ну, как повезет. Эжен не первым будет, кто останется служить на Руси. А что не русский…
Да тьфу на ту национальную принадлежность! Багратиону скажите, что он не русский, Пушкину, Беллинсгаузену, Крузенштерну, Далю… каких только корней у них не было, а родина – Русь! И точка! Неважно, что они еще не родились, Софья-то о них знала! И скажи неизвестный самоубийца этим людям, что они – не русские… Ха! Софья даже пожалела бы таких экспериментаторов. Недолго.
– Это то, на что он рассчитывает. А обещает он что?
Ваня, как всегда, зрил в корень. Царь – не карась, да и тот на голый крючок не клюнет.
– Обещают нам… ну, что нам обещают? – Алексей еще раз пробежал глазами письмо, чтобы точно ничего не упустить. – Выгодные браки для детей. Это первое. Трофеи от похода на турок. Ну и земли, если завоюем.
– Неубедительно.
– Так Леопольд же! Что он сейчас нам может дать, кроме обещаний? Под ним самим трон шатается!
Софья передернула плечами. Поддерживать Леопольда не хотелось, оставалось тянуть время. Раньше весны все равно никто никуда не пойдет, а там – видно будет.
– А Папа Римский?
– А у этого все намного интереснее. Ты же в курсе, что к нам за последнее время сбежала куча народа?
Софья фыркнула. Ей ли не быть в курсе? Сколько она ради этого пахала, сколько агентов рассылала, сколько умов вербовала…
– Во-от… Католики – в том числе. Ну и гугеноты. И Папа Римский пеняет, что это – нехорошо.
– Что они бегают?
– Что они без храмов.
Софья фыркнула.
– Да прямо уж без храмов? На каждом шагу храмы стоят.
– Не католические же…
– Ну, тогда несправедливо получается. Католикам мы храмы строить разрешаем, а гугенотам – нет? Или Папа за всех радеет?
– Нет, только за католиков. Просит, чтобы я разрешил, да и намекает, что Леопольду помочь – дело важное и нужное.
– Пффф… Давай отпишем, что это неполиткорректно.
– Что?
Софья чертыхнулась про себя. Вот ведь… иногда расслабишься – и вылезает эта чертова память! Как наслушаешься ахинеи, еще в двадцать первом веке…
– Ну, то есть неправильно. Мы – православные христиане, соответственно, если разрешать строить свои храмы католикам, то и гугенотов уважить надо, и мечети хорошо бы поставить, и капища… а что? Старым богам же до сих пор кое-кто поклоняется.
– Сонь, имей совесть.
– Но принцип-то именно такой. Если не давать никому – то никому и нельзя. Если одному разрешить – то и всем можно. Так что… никак мы не можем разрешить строительство чужих храмов на православной земле. Сам понять должен.
– А он и понимает. Но намекает, что Ванька у нас тоже вроде как католиком считается…
Софья хрустнула суставами пальцев. Намекает, ага…
Вы не согласитесь, так я вашему братику жизнь попорчу, знаем, плавали. И ведь может попортить. Если Белла будет короноваться, если что-то и как-то… Папа Римский – серьезная величина. И просто так ему отказывать нельзя. Но и соглашаться – тоже.
Русь – православная. Точка.
Не то, чтобы Софья в свое время видела много разницы между разными ветвями религии – ее это вообще не интересовало, чай, не курс доллара и не индекс Доу-Джонса, но здесь и сейчас это было более чем серьезно. Речь ведь не о храме, нет. А о точке… вот именно, что точке!
И шпионы там собираться будут, и заговоры плестись, и иезуиты подтянутся, и вообще – Папе дай палец, так Ватикан руку по плечо отжует!
А вывернуться как?
Оставалось только вздохнуть.
– Давайте потянем время? Все-таки у нас не корову просят…
И Алексей, и Иван были согласны. Подождем немного, до весны все равно ни войны, ни поездок не предвидится, а там… кто знает? Найдем и как поторговаться, и что запросить! Найдем!
Да, и оповестить союзников. Если не удастся ничего сделать ни с принцем, ни с кардиналом… а кто сказал, что с ними не может ничего случиться потом?!
Шел командир, впереди войска, а тут раздался выстрел, пуля просвистела, и командир, как скошенный, упал…
Где-нибудь в Крыму, чтобы войску далеко ходить не пришлось, или уже на землях Венгрии, или Хорватии… да смотря, как пойдут войска. Жаль мальчишку, талантливый парень, но своя шкурка ближе к телу.
* * *
Антонин мрачно наливался пивом в корчме.
Сука!
Вот ведь… он бы для нее, а она…
Стерва, гадина… с-старуха!!!
Увы, обругать Илону не получалось. Стоило прикрыть веки – и вот она вновь стоит перед глазами. Тонкая, гордая, изящная, невыразимо красивая на фоне звездного неба, как ни убеждай себя, что это самообман – но любишь!
Или уже ненавидишь?
Антонин и сам не знал ответа. Любовь, да еще отвергнутая, давала простор для предположений, то стискивая когтистой лапкой сердце, то радостно плеская вина в костер ненависти.
А ведь он и дальше будет служить в Мукачево, видеть ее каждый день, а потом приедет ее муж…
Антонин аж взвыл, представляя, как они будут ложиться вместе в постель, как Имре… да чем он лучше него!?
Никогда этот Текели не любил и не будет так любить Илону, как он, Антонин! Никто не будет!
За печальными размышлениями, Антонин и не заметил, как к нему за стол скользнул неприметный такой человечек.
– Позвольте, господин, составить вам компанию?
Антонин поднял мутные от хмеля глаза.
– А ты кто такой?
– Ваш друг, господин. Только друг…
– Нет у меня друзей. Вот…
– Конечно, есть.
Как-то незаметно на столе появился кувшин с вином, наполнились кубки, разговор пошел свободнее, сначала о друзьях, потом о женщинах – и как тут было не пожаловаться такому внимательному и умному собеседнику?
Надо, надо пожаловаться!
Слово за слово, кубок за кубком, Антонин выложил все. И про любовь, и про пощечину – и встретил сочувствие и понимание. И… предложение помощи?
Ну да. Хочешь ты эту стерву?
Так возьми!
Есть одна вещь, ради которой любая женщина украдет, убьет, сделает что угодно – ее ребенок. В обмен на сына или дочь, Илона Зриньи пойдет куда угодно.
С этим Антонин был согласен. Как Илона любила своих детей…
Сердце бы из своей груди вырвать позволила раньше, чем дать волоску с их головы упасть. Любила без меры и без памяти… а ведь и правда…
Антонин спал на столе – и в пьяном сне ему виделось, как Илона раскаивается, глядя на него. Она была так неправа, отвергнув его любовь, она была…
А «друг» тихо растворился в ночи, кивнув кабатчику. Словно его здесь и не было. И если бы кто-то заглянул ему под одежду, увидел бы там католический крестик.
Илона была протестанткой. Естественно, она поддерживала свою религию, прижимая самых наглых священников, католическая церковь теряла свое влияние на землях Венгрии…
А иезуитам это было поперек горла. Наглую женщину предстояло проучить так, чтобы другим впредь неповадно было!
* * *
– Госпожа…
Илона смотрела на Прокопия Аввакумовича с легкой улыбкой.
– Письмо от государя русского?
Ответом ей стал низкий поклон.
Илона быстро сломала печать на конверте, вчиталась, потом медленно положила письмо на стол, потерла виски, словно внезапно у нее заболела голова.
Еще раз взяла письмо и прочитала. Уже внимательно, каждое слово.
Подняла глаза на Прокопия.
– Государь велел мне что-то передать на словах?
– Да. Что политика диктует подлые решения, но своих он никогда не предавал и не предаст.
– А свои ли мы?
– А разве нет, госпожа? – улыбка мужчины была в нужной мере тонкой и понимающей. Но не панибратской, ни в коем случае не наглой…
Просто сошлись двое умных людей.
– Ваш сын с русской царевной помолвлен, дочь – с польским королевичем, считай, три страны рядом стоят. Грех им вместе-то не быть! Конечно, свои вы для государя. А вот те – кивок в сторону, в которой, Илона знала, располагалась Австрия, – нет. Просто надо подумать, как бы так сделать, чтобы на себе вины не иметь.
Илона перевела дух.
Кажется, все не так страшно, как она возомнила.
Ну, Леопольд. И что?
А вот то.
Казненный отец. Убитый брат. Погибший от руки Леопольда (плевать, что не сам травил, приказ-то он отдавал!) муж. И – дети, ее дети…
Про Имре Илона сейчас и не подумала – предводитель куруцев сам был зубастым и хищным. И кто кого еще сожрет, если дойдет до дела.
– Что хочет делать русский государь?
Илона отчетливо понимала, что если дать Евгению Савойскому военную силу, то… куда будет направлен первый удар?
На турок ли?
Или на ее земли?!
Вполне возможно, что второе, особенно с подачи иезуитов…
– Тянуть время. Но возможны… проблемы.
Это Илона понимала.
– Я буду настороже. Обещаю.
Она сегодня же напишет Имре. И русскому государю. И…
– Вы побудете здесь еще пару дней?
– Да, госпожа.
– И я бы хотела, чтобы вы составили мне компанию. Расскажите мне о русской царевне Наталье?
Прокопий повиновался с готовностью. А почему бы и не рассказать? Малышка была очаровательна. Золото волос, синева глаз, добрый и покладистый материнский характер, отличное образование… да уж найдется, что рассказать!
Так и вышло, что к обеду Илона спустилась в сопровождении Прокопия, не замечая потемневших от ярости глаз Антонина.
Значит, ему нельзя, а какой-то бродячий фигляр, шут, скоморох, тварь презренная и низкая… ему – можно!?
Месть!
Кровная месть!!!
* * *
Ярость Антонина была так сильна, что долго ждать он не мог. Не прошло и четырех часов…
Илона как раз была на кухне, когда к ней примчалась испуганная служанка.
– Госпожа!!! Дети!!!
Илона побелела, словно мел – и метнулась в детскую, где ее и ожидало страшное зрелище.
Ее дети, все трое, стонали от боли, хватаясь за животы. Ферека рвало, малышка Жужанна билась в припадке, изо рта у нее шла пена…
– Боже…
Кто бы осудил несчастную мать?
На миг, только лишь миг, Илона потеряла над собой контроль, колени подкосились, по замку понесся вой раненой волчицы…
Резкая пощечина оборвала ее крик.
Стражники бросились к Прокопию – и тут же разлетелись в разные стороны, а мужчина уже склонился над детьми. Коснулся лица Юлианы, оттянул ей веко, зачем-то поводил рукой перед лицом…
– Не трогать! – остановила стражников Илона.
Пощечина оказала воистину волшебное действие. Женщина понимала, что детей отравили, но каким ядом?
Что, как… она не знала. Лекарь?
А можно ли ему доверять? И где этот негодяй!?
А вот посланник русского государя, который сейчас так уверенно что-то спрашивает у Ферека, поворачивая тому голову набок, чтобы мальчик не захлебнулся рвотой…
– Воды сюда! И чай покрепче!
Служанку вихрем снесло по лестнице. А Прокопий уже доставал из кармана какой-то пакетик.
– Мало, черт побери, слишком мало! Ну, ничего… Бог милостив… – и на слугу, который придерживал бьющуюся в судорогах Жужанну. – Зубы ей разожми, идиот! Еще не хватало, чтобы ребенок язык себе откусил! Да голову набок поверни, а то захлебнется, не ровен час!
– Что…
Илона не знала, что спросить первым. Что это? Что с детьми? Что делает Прокопий? Но мужчина понял.
– Это цикута. Нас учили. Если успеем вовремя – выживут. Молитесь, Бог милостив.
Илона не стала падать на колени и взывать к иконам. Села рядом с Фереком, погладила его по кудрявым волосам.
– Спасите моих детей…
И столько было в этих словах…
Если не будет их, так и Илоне жить незачем.
Прокопий ловко перехватил из рук служанки кувшин с водой, сделал глоток, прислушался к ощущениям.
– Чисто… Пей!
Ферека Илона поила сама. Юлиана, слава Богу, была в сознании – и пила воду большими глотками.
– Затошнит – блюйте!
Прокопий пытался напоить Жужанну, но девочка была самой маленькой, плюс припадок – большая часть воды выливалась наружу.
Все же мужчина не сдавался. Спустя десять минут и громадное количество выпитой и изблеванной воды, он осторожно развернул пакетик из провощенной бумаги.
– Дайте детям.
Илона приняла из рук посланника какие-то странные кусочки черного цвета.
– Что это?
– Это внутрь. Съесть. Впитает яд, если он там остался.
Илона протянула несколько кусочков Юлиане, Фереку, осторожно придерживая, чтобы проглотили.
На Руси уже умели изготавливать активированный уголь. Да и несложно это – прокалить в нужной посуде, да без воздуха, а потом хранить как можно герметичнее, воском залить, чтобы не попортился…
Дети кривились, но ели. Запивали водой, скрипели зубами, да уж, не шоколад, но – надо.
Потом настал черед горячего крепкого чая, благо, он был у Илоны.
Спустя шесть часов стало ясно, что опасность миновала.
Для Ферека и Юлианы.
А малышка Жужанна…
Илона не молилась, сил не было. Она видела, что Прокопий делал все возможное для девочки. Но Ферек и Юлиана были старше, доза яда получилась меньше, а вот малышка…
Справится ли ее организм?
Этого сказать не мог никто. Потянулись часы… старшие дети отказались куда-нибудь уходить и просили оставить их рядом с сестрой – Илона разрешила.
Она потом подумает, откуда взялся яд.
Потом, потом…
Впрочем, за нее уже подумал капитан замковой стражи, Андрей Радич. И к вечеру…
– Госпожа…
Илона подняла глаза на капитана.
– Это не подождет?
– Этот… уверяет, что у него есть противоядие.
Капитан держал за шкирку Антонина Облонского. По штанам писаря расплывалось мокрое пятно – Андрей был страшен в эту минуту.
– Противоядие?!
Илона взлетела с колен птицей. Схватила пузырек из темного стекла, бросилась к Жужанне… сильная ладонь Прокопия как-то так перехватила кисть женщины, что пузырек оказался у него в руке.
– Противоядие, говоришь? А как по мне, – мужчина принюхался к содержимому, лизнул краешек флакона и тут же быстро сплюнул, – та же цикута.
– Яд!?
Лицо Илоны стало таким… куда там несчастной Горгоне Медузе! Та лишь окаменяла взглядом. Эта же способна была и испепелять.
– В пыточную его! Да следить, чтобы не сдох раньше времени!
Вот уж это приказание Андрей исполнил с радостью. В замке любили и госпожу, и ее детей, а малышка Жужанна вообще была светлым солнышком, которое обожали все – вплоть до собак на заднем дворе…
И отравителя не ждало ничего хорошего.*
* в реальности Антонин Облонский во время осады замка Мукачево, отравил колодец с питьевой водой, чтобы заставить Илону сдаться – и замок пал. Причина, впрочем, та же. Любовь-с безответная. Прим. авт.
* * *
«Солнышко» закатилось под утро.
Илона до последнего держала дочь за руку, плакала, умоляла не уходить, но тонкие пальчики в ее ладони неумолимо холодели, повергая женщину в отчаяние.
Они сделали все, что смогли, но этого оказалось мало, мало…
За плечи женщину обнимал Прокопий, которого как-то враз признали все обитатели замка. Никому бы не спустили, а ему… ему сейчас все было можно. Все понимали, что кабы не этот менестрель, пришлось бы им троих отпевать.
– Ей не было больно, – шепнул он, – закрывая малышке глаза. – Говорят, этим ядом отравился Сократ. Это просто… холодно.
И все же, по щеке мужчины тоже сбежала слезинка. Присутствующие сделали вид, что ничего не было – страшно было смотреть, как плачет сильный мужчина. И «не заметили», как он перекрестил тело малышки на православный лад и зашептал молитву на русском языке.
Нет, никак не заметили…
Илона слушала с каменным лицом, а когда Прокопий закончил, коснулась его плеча.
– Цикута?
В дверях чуть кашлянул Андрей Радич.
– Антонин сознался, госпожа…
История была проста. Писарь получил возможность стать героем в глазах своей госпожи… или отомстить? Он и сам не знал, чего желал более.
Отрава была подлита им в кувшин со сладким ягодным взваром, который давали детям, а противоядие он собирался дать спустя час, когда Илона испытала бы настоящее отчаяние. Тем больше она ценила бы спасителя детей.
Но подвернулся мерзкий менестрель…
Да и противоядие было тем же ядом, так что дети умерли бы на месте. А разгневанная Илона, или слуги тут же свернули бы подонку шею. И – обрубили последнюю возможность узнать истинного виновника.
Сейчас же…
Андрей уже побывал в том кабаке, уже допросил всех, кого мог – и достаточно быстро нашел «друга». Жил сей достойный человек при католическом монастыре и был австрийцем. Коренным, из Вены…
За яд стоило сказать большое спасибо Леопольду, благо, императору не впервые было травить неугодных людей. Ой, не впервые…
Признания всех замешанных в это дело, были записаны, засвидетельствованы – и Прокопий собрался на Русь. Отвезти их государю.
Эти свитки меняли многое в мировой политике, очень многое.
Илона не плакала на могиле дочери, как и спешно примчавшийся Имре. Они уже знали, что потом планировали сделать с ними. Политика – это грязь?
Кто бы спорил.
После смерти детей, Илона или отравилась бы, или кинулась вниз головой с башни замка – тут уж как повезет. Имре ненадолго пережил бы жену. И не таких в спину убивали.
С этой секунды не было у Австрии более страшного врага. Более непримиримого и ненавидящего.
Есть вещи, которые не стоит делать, потому что их не смогут простить.
Ни человеку, сотворившему зло, ни его потомкам.
* * *
Узнав о случившемся, Софья только головой покачала. Ну надо ж так подставиться? Хотя идея была неплохая, исполнение подкачало.
Лишись Венгрия сейчас своего знамени – Зриньи, Ракоци, Текели – там начнется бардак. Передел территорий, определенно, склоки между знатью, в это время очень удобно ввести «миротворческую дружескую помощь» и так прогнуть под себя страну, чтобы там и пикнуть не посмели.
Не повезло Леопольду. Хотя его ли это слуга, или кто-то из местных решил интриговать, или…
Да это уже неважно!
Не за то бьют, что украл, а за то, что попался. Софье решительно не хотелось влезать в войну с турками на стороне Вены. Алексею тоже туда не хотелось – и повод был просто отличным.
Сообщения полетели по всем странам, по газетам, по рыночным площадям…
А Алексей Алексеевич пригласил к себе его высочество Эжена Савойского. И вежливо высказался на эту тему.
Все понятно, политика, жестокость, коварство… Но покушение на членов моей семьи?
Одной рукой Леопольд просит у меня помощи, а второй – покушается на мою семью?
Робкие возражения Эжена, что на минутку, Ракоци пока еще не семья, были отметены взмахом царственной длани. Ну, не семья. Но помолвка-то уже! Подписи стоят, печати висят… сам факт пока не состоялся? Так и жених, и невеста маловаты еще, но как только – так сразу же!
И вообще, где гарантия, что Леопольд потом такое и с русским государем не провернет?
Нет гарантии.
А еще…
Есть вещи, которые Алексей Алексеевич Романов делать не будет. Хватит ему и греха предков, который искупать еще пару веков придется. Какой?
Да сын Марины Мнишек и Лжедмитрия.
Дед Алексея, Михаил Романов, отдал приказ о его казни. Маленького ребенка! Почти как Жужанна Текели… Хватит!
Лично Алексей не готов взвалить такое на потомков.
Эжен кивал и поддакивал. Ну… он бы смог, он подозревал, что и русскому государю было бы все равно, сколько там детей перемрет, но… Эжен был неглуп. И отчетливо понимал, что Алексею Алексеевичу здесь и сейчас эта война не нужна.
Хотя зачем приглашали именно его – непонятно. Но обидно.
Дочь Леопольда ему теперь не достанется, император прогневается – и мало озаботит Леопольда тот факт, что не Эжен провалил порученную миссию.
Но Алексей Алексеевич не торопился отсылать посла обратно. Вместо этого он смотрел, думал, а потом поинтересовался:
– Скажите, Эжен, а как вы видите свое будущее?
Как его видел Савойский?
С удачным браком побороться за кусок земли, что тут непонятного. Правда, сейчас это будет намного сложнее, но – вдруг?
Алексей выслушал принца, подумал, а потом сделал ему простое такое предложение. Нет, не русской царевны в жены. И не службы на благо Руси.
Своих талантов хватает.
Но и от этого предложения Евгений отказаться не смог.
Ты хочешь корону? Ты можешь ее отвоевать с нашей помощью. Когда Карлос умрет, скорее всего, не оставив детей, начнется война за испанское наследство. И ты можешь в ней поучаствовать.
Есть Бельгия.
Есть Люксембург.
Хочешь?
Хотел ли Евгений?
Да, и желательно прямо сейчас. Но отчетливо понимал, что земли в Европе поделены. Что стать наместником где-нибудь в Венгрии ему сейчас точно не удастся. И что синица в руках покамест лучше журавля в небе. Намного лучше.
Это – работа на перспективу, но русские обещают хоть что-то. Сдержат ли они свое слово – Бог весть, но здесь и сейчас… за десять лет много воды утечет. Может, у них и будет возможность как-то повлиять на ситуацию, все-таки, Испания, Португалия… не просто ж так там находятся члены русской королевской семьи? И все же, все же…
– Я понимаю, зачем это нужно мне, государь. Но зачем это нужно вам?
Алексей Алексеевич посмотрел на Евгения. И принц словно впервые увидел темные тени под синими глазами, морщины на высоком лбу, усталую складку в уголках рта…
– Я уверен, что война начнется. Посмотри, Эжен, вот карта…
Мужчины прошли к макету Европы, искусно вырезанному из дерева, раскрашенному, с обозначением границ, гор, рек… мастера постарались.
Мужчины склонились над макетом. Алексей взял лежащую рядом указку.
– Эти земли… Людовик на них зарится давно и всерьез. Но если он получит и то, и другое… не много ли будет королю-солнце?
О, вот Людовика Эжен не любил. Ни капельки. За французским королем числился долг еще за мать, между прочим…
– Испанцам их не удержать. А нам будет выгоднее лояльное государство, а не сателлит Людовика. К тому же моя сестра сейчас в Пруссии, вторая – в Испании, а я обязан поддержать родных.
Это Эжен понимал. Но… гарантии?
Алексей Алексеевич только рассмеялся.
Гарантии?
А что они сейчас могут гарантировать друг другу? Это – дележка шкуры неубитого медведя, так-то. А зверик пока еще жив и достаточно опасен. Вот пять-шесть лет спустя, или сколько там еще Карлос протянет… вообще, после смерти любимой жены он сильно сдал – там да, речь пойдет и о гарантиях, и о многом другом. А пока – что они могут дать друг другу?
Эжен может быть безусловно лоялен к Руси.
Шпионить?
Простите, принц, вы себя переоцениваете. Или думаете, у Руси шпионов нет? Некому заняться? Еще как есть. Но в какой-то момент вы можете высказаться в пользу Руси, а можете и во вред ей. Вот второго и хотелось бы избежать.
С другой стороны, Русь тоже может или поддержать… или не поддержать вас в нужный момент. Деньгами, войском, да и просто связями.
Хотите – поработаем вместе. Не хотите – воля ваша, до весны у вас еще есть время решиться или отказаться. Неволить никто не будет.
Да, и предлагать выгодный брак, или кучу денег и кусок земли – тоже. Сначала докажите, что вы на что-то способны.
От государя Евгений ушел сильно озадаченным. Ему было над чем подумать.
* * *
– Какой ужас! Луи, любовь моя, ведь это они могли сделать с любым ребенком! И с нашим, если Бог пошлет нам сына!
Людовик и Анна прогуливались в Марли. Придворные взирали завистливыми глазами, не смея приблизиться.
– С нашими детьми этого не случится, мадам. Я сумею защитить их, обещаю.
– О, я верю вам, Луи. Но мне страшно… я так боюсь за малыша Карла…
– Он в полной безопасности, как будут и наши дети, Мадам.
– О, я верю вам, Луи, верю. Если Вы не сможете защитить детей, то кто сможет это сделать?
– У нас будет ребенок, Мадам?
– Я буду молиться о чуде.
– Мы обязательно помолимся вместе, – Людовик многозначительно улыбался. – Сегодня же вечером.
Анна мысленно скривилась, но улыбка е была по-прежнему очаровательной.
– Я так счастлива с вами, Луи. В Англии я никогда не была в безопасности до конца. А вы, словно солнце, согреваете меня своим теплом – и я расцветаю под лучами вашего внимания.
– Я сделаю все, чтобы вы чувствовали себя в безопасности, дорогая мадам.
– Я так счастлива рядом с вами, Луи, что мне совестно, ведь я знаю, что в моей родной несчастной Англии опять назревают беспорядки.
Людовик усмехнулся.
– Да, что-то такое там собирается.
Монмут оказался достаточно бездарным правителем. Пока рядом с ним были умные советники, он еще как-то сдерживался, а последнее время…
Словно он забыл, что казна пуста, что страна разорена, что Смутное время – оно не обязательно бывает на Руси, что у него хватает соперников…
Пуритане начинали роптать.
Пока еще тихо, но французское золото и французское оружие творило чудеса. Скоро, очень скоро, Англия полыхнет.
Людовик отчетливо понимал, что Карл пока еще слишком мал, но воевать начать можно уже сейчас. Равно, как и растить из мальчишки хорошего профранцузского правителя. Когда малыш вырастет и захочет вернуть себе трон, ему должна достаться страна, у которой не останется сил для сопротивления. А в идеале, чтобы Англия стала верным вассалом Франции. Ее сателлитом, тенью, отражением – хватит этих войн, которые выматывают уже не одно поколение французских королей!
– Это ведь вы, Луи? Правда?
Людовик снисходительно улыбнулся любимой женщине и получил новую порцию восхвалений. Анна привычно восхищалась, ахала и хлопала глазами, а сама прикидывала, что надо бы побывать на ближайшем заседании Государственного совета, благо Людовик даровал ей право сидеть даже в присутствии монарха. Хотя как вдовствующая королева она все равно имеет право…
Но надо быть очень осторожной. И так принцы и принцессы крови смотрят на нее крайне неодобрительно, особенно внук Людовика.
Впрочем, ей есть куда отступать.
Анна улыбнулась королю, который взирал на нее с умилением, но видела она сейчас не Людовика. Словно живые, перед глазами плыли золотые купола церквей, белые стволы берез, синие реки… Русь. Любимая и родная. Пока недосягаемая, но если Анна пожелает…
Это помогло.
Улыбка женщины стала просто ослепительной.
– О, Луи…
И Людовик Четырнадцатый улыбнулся в ответ. Он ни минуты не жалел о своем тайном браке. Рядом с Анной он чувствовал себя таким молодым…
* * *
– Карлос, тебе надо жениться вторично.
– Разве в этом есть смысл, дорогой брат?
– Смысл есть всегда, – Мария улыбнулась юноше. – Семья – это прекрасно.
– После моей милой Марии Луизы…
– Но нельзя же горевать вечно? К тому же, ты должен иметь детей…
– Ох, Хуан… разве твоих малышей нам недостаточно? Наш род будет продолжен – это уже чудесно.
– Ты же знаешь – они дети бастарда.
– Да, но и русской принцессы, это немаловажно.
– Людовика это не остановит. Да и никого другого. Карлос, ты должен попытаться.
Король Испании печально опустил плечи.
– Хуан, лекари не дают мне надежды…
– А ты меньше слушай эти клистирные трубки. Лучше посмотри сюда?
Девушка на портрете была очаровательна. Высокая, с молочно-белой кожей и рыжеватыми волосами. С первого взгляда.
А потом становились видны и капризные губы, и злые глаза… художник приукрасил все, что мог, но отразить на портрете добрую душу ему не удалось. За отсутствием доброты в оной душе.
– Кто это?
– Мария-Анна Пфальц-Нейбургская.
Карлос поник головой, словно цветок маргаритки. Мария посмотрела с сочувствием.
Обязанность короля – жениться и размножаться. Но как быть, если первое ты не хочешь, а второе не можешь?
Бедный Карлос.
Дон Хуан это тоже понимал, но политика требовала. Так что вскоре договор о браке был подписан.
* * *
Нельзя сказать, что кардинал Руффо вышел от его величества довольным и счастливым. Скорее, наоборот.
А так хорошо все начиналось!
Визит в Кремль был тайным – секретарь государя объяснил кардиналу, что если обставлять все официально, то церемоний будет много, а вот поговорить-то и не дадут. Кардинал согласился – и вечером за ним приехал возок, который и заскользил по улицам Москвы.
А красиво тут все-таки…
Кремль тоже был красив. Не так, как Рим или Париж, которые кардинал любил всей душой, но достаточно, чтобы привлекать внимание. Этот странный сплав византийской роскоши и делового аскетизма! Стены, обитые тисненной золотом кожей – и в то же время очень простой рабочий стол государя и шкафы для бумаг без всяких завитушек и позолоты. Роскошные ковры – и простенькая чернильница из серебра.
Да и сам Алексей Алексеевич производил странное впечатление. Здесь и сейчас, в своем кабинете, было видно, что он молод, но устал. Безумно устал от тяжести короны. Впрочем, короны на нем как раз и не было. И пышных одежд – тоже. Штаны, кафтан, рубаха – кардинал знал, во что одеваются русские. Поражала простота одежд его величества. Ни золота, ни драгоценных камней, ни кружев, ни перьев – ничего!
Дорогая ткань, темная вышивка по воротнику и манжетам – и все. Как бы кардинальская ряса не выглядела роскошнее наряда короля. Уж украшений на кардинале точно было больше – русский государь не надел даже корону, показывая, что все неофициально. Этакая милая, почти семейная беседа.
– Вы не возражаете, кардинал, если при нашем разговоре будет присутствовать моя сестра?
Вопрос был чисто риторическим. Да и то, после Франции, где Людовика повсюду сопровождала его новая фаворитка, после Испании… что удивительного?
Разве что – не жена. Но о роли царевны Софьи ходило много сплетен.
Кардинал поклонился.
– Ваше величество, ваша воля – закон. Ваше высочество…
И, будучи мужчиной, склонился над изящно протянутой ему рукой царевны.
Какая она – Софья?
Тридцать с лишним лет – возраст старости для женщины в Европе, это так. Но царевне никто не дал бы ее возраста. Стройная фигура, простая темная одежда, впрочем, целомудренно закрывающая все, что нужно – ни вырезов, ни украшений, пара колец на руках и венец на темных волосах. И то – скорее показатель статуса. Гладкое лицо, темные брови вразлет, яркие темные глаза – брат и сестра не слишком похожи друг на друга, если первый может быть олицетворением мужской красоты, то вторая даже не пытается себя чем-то украсить, и в то же время…
Поставь их рядом – и почувствуешь породу.
В повороте головы, в движениях рук, в улыбках – эти двое одной крови. И иначе тут не скажешь.
– Мы обдумали предложение Святого Престола. И склонны пойти на некоторые уступки, – Алексей Алексеевич скромно умолчал, что сначала хотел гнать кардинала чуть ли не палкой – много таких умных!
Кардинал насторожился. После развернувшегося скандала в Венгрии, он ничего хорошего не ожидал. Миссия, которая могла стать для него ступенькой вверх, грозила обернуться хорошим таким ледяным катком, по которому он и скатился бы вниз. А не хотелось…
Зря он, что ли, ехал к этим варварам?
Но если…
Итог оказался куда как лучше, чем рассчитывал кардинал.
Католическим храмам на Руси – быть. Правда, их будет не так много, они будут открыты только в строго определенных местах и, конечно, в них должны будут служить только благонадежные люди. Малейшее подстрекательство, крохотный намек на рознь… ну, вы же помните, как закончил свою жизнь Симеон Полоцкий?
Кардинал помнил. И бросил осторожный взгляд на царевну – не обидится ли? А то по Европе такие слухи о ней ходят после того случая – чуть ли она не кровь несчастного пила, или проклятие насылала… Царевна безмятежно улыбалась.
Неожиданно для кардинала, она оказалась очаровательной собеседницей. В меру ироничной, умной, образованной…
Чудовище?
Если кто-то боится умных женщин – безусловно! Страшные существа! А слух о том, что страной управляет царевна и вовсе к концу визита показался кардиналу нелепым. Как и любой священник, достигший определенных высот, он неплохо разбирался в людях. И мог определить, что главный в этой паре – государь. Царевна же покорно следовала за братом, исполняя его волю.
Безусловно, она могла советовать, подсказывать, но решение оставалось за Алексеем Алексеевичем.
А условие было простым.
Хотите?
Открывайте миссии на Руси.
И мы обещаем, что их не тронут, не будут громить, будут относиться уважительно… пока вы будете обеспечивать то же самое для наших миссий.
Вы хотите проповедовать католичество в Москве? Тогда разрешите и православным появляться в Риме. Ну, не обязательно Рим. Мадрид, Париж, Вена…
Нельзя сказать, что это порадовало кардинала, но определенно, было лучше, чем ничего. Хоть так-то…
* * *
Когда за визитером закрылась дверь, Алексей и Софья переглянулись.
– Как ты думаешь – согласятся?
– Уверена. Поломаются, но – придут. Они к нам, мы к ним, только вот от нас всяко пользы больше будет. Потому что наши люди будут лечить, учить, помогать…
– А безопасность им гарантирует Святой престол.
– Именно.
– Да и ты…
– Перестану выглядеть в глазах католиков чудовищем? Это вряд ли. Но хотя бы убедятся, что я не ведьма.
– Слухи распускать не перестанут?
– Уверена. Но верхушка будет знать «правду», а больше нам и не нужно. Может, до отъезда, я еще пару раз побеседую с кардиналом – пусть уверится в своих предположениях.
Алексей одарил сестру улыбкой.
– Делай, как знаешь.
Софья кивнула.
Она вообще собиралась создать нечто вроде Святейшего Синода. Не совсем то, что создал Петр, не нужно им такое под боком, но некий церковный орган, который будет ведать храмами – запросто! Пусть решают, где можно ставить храмы, где нельзя, сколько за это взять, с кого взять… с иноземцев, например! Брать, брать и еще раз брать! И кстати, финансировать на эти деньги строительство православных храмов за рубежом. Не на свои ж строиться?
Дорого это.
А тут как удачно. Хочешь костел? Плати, гад! И местечко мы тебе хорошее выберем, в болотистой низинке, чтобы у тебя по ночам в кровати лягушки с карасями плавали, а музыка сопровождалась комариным аккомпанементом. А захочешь перенести костел или новый построить – опять плати! Втрое! И взятки, взятки не забудь!
А то Ваня плачется, что в казне на войну не хватает…
Надо драть с иноземцев, надо!
Особенно в преддверии решительного штурма Швеции. Настоящая вялотекущая война, наполовину из партизан, наполовину из пограничных стычек, плюс куча мелких пакостей надоела Руси хуже зубной боли. Надо было договариваться с Кристианом – и решительно рвать Швецию на запчасти. Да так, чтобы Карл потом сидел где-нибудь – и чихнуть боялся.
Фиг вам, а не Полтава! Найдет Пушкин про что написать, если родится в этом мире!
Алексею придется уехать, чтобы окончательно додавить Карла, это минимум полгода. Минимум! С ним поедет, кстати, и Иван Морозов. Все это время страной будет править его «группа поддержки». Регентом при царевиче будет Ульрика, это естественно. Но реальная власть будет у Софьи, Ромодановского, Аввакума, Ордина-Нащокина, который, хоть и постарел, но ни остроты ума, ни хватки не потерял…
Понравится ли это Папе?
Понравится. Ему вообще понравятся любые гадости для лютеран, как-никак на его монополию покушаются. А тут как хорошо, два некатолика рвут друг друга на радость Престолу. Но куда больше ему бы понравилось, если бы Русь оказала поддержку Леопольду и пошла гонять турок. Без прибыли и толка для себя.
Нет уж.
От турок они что могли оторвали, на ближайшие лет десять – хватит. Пусть Разин и Мельин поддерживают равновесие в Крыму, чтобы мусульмане там не разгулялись, а Алексею надо разобраться с севером. Присоединить еще земли, сколько удастся, закрепиться на море, и вообще – зачем Карлу флот?
Перебьется без флота!
Кристиан это очень одобрял, прусский курфюрст тоже готов был помочь, чем может… втроем они порвут Карла на тряпки.
А вот чтобы в столице было тихо…
Нет, Софья не боялась. Но и рисковать не хотела. Сейчас она выводила из-под удара свою семью.
Она – просто сестра. Нет смысла угрожать ее близким.
– Уля опять беременна.
– Алешка, это же замечательно!
– Вы-то с Ваней не думаете? Еще парочку?
– Троих – мало?
– Нас у матери побольше было.
– И умерла она родами, – помрачнела Софья. – Нет, Алеша. Мне троих хватит. Ребята умные, Аленка за мной тянется – что еще надо?
– Ну… Ваня бы порадовался?
Софья махнула рукой. Рожать ей больше не хотелось. Главное ж не нарожать, главное – воспитать! И почему она в той жизни не понимала этой истины?
* * *
Какой может быть реакция родителей, потерявших ребенка?
Да разной.
Можно плакать, молиться, пребывать в депрессии и даже биться головой об стену, если последней не жалко – на выбор.
Еще как можно.
Но это когда родители – обычные люди.
А когда они – правители?
Да еще из семьи Зриньи и Текели?
А вот тут – простите. Титул обязывает, и еще как обязывает. Там, где обычный человек может пойти на поводу у своих чувств, правитель обязан держать лицо и просчитывать каждый шаг, потому как малейшая неосторожность дорого обойдется его стране.
Илона это понимала.
Сквозь горе, боль, тоску… да, и Прокопий Аввакумович тут тоже добавил свои пять копеек, убеждая сначала связаться с русским государем. А уж потом решать как мстить и когда.
Венгрия взбурлила, словно котел с ведьминым варевом. И как не хотелось Имре броситься вперед в порыве мести и горя, пришлось успокаивать народ.
Илона потемнела от горя.
Она держалась, она по-прежнему была ласкова и милостива, она даже улыбалась на виду у людей, но в черных волосах проскользнули первые ниточки седины. А чего ей стоило удержать мужа и детей…
Да, и детей тоже.
Фереку не понравилось, что его хотели отравить. А характером сын пошел в отца. Да и в нее саму…
Каково это – терять дочь?
Илона пережила это трижды. Она умирала тогда, с каждым из своих детей умирала, и то, что два раза этого не произошло… а легче ли?!
Есть ли разница – руки ты лишишься, ноги… ты все равно уже не целый. Тебе все равно больно и ты истекаешь кровью. А приходится держать голову повыше и никому, ни словом, ни жестом не дать понять, что за ад у тебя внутри.
Если бы все ее дети умерли, она бы умерла тоже. Смерть стала бы для нее милосердием.
Но и так…
Малышка Жужанна, такая добрая, ласковая, чистая…
Илона страстно желала мести! И так же страстно молилась за Леопольда… чтоб он сдох, скотина! В мучениях!
Или чтоб дети его так же…
Нехорошо такого желать?
А делать такое? Чужих детей травить можно?!
Вот и не надо тогда говорить….
Пусть тот, кто пережил подобное горе, говорит про подставленную вторую щеку. А лучше, чтобы никто такого не переживал.
Илона ждала весточки от русского государя.
* * *
Английский адмирал Эдвард Рассел без особой приязни смотрел на сидящего перед ним человека.
Бастард, да…
Ублюдок его величества Карла, упокой господь светлую душу короля несчастной Англии. Чарлз Леннокс, первый герцог Ричмонд. Неглуп, опасен, мечтает занять место своего отца.
И все же, это лучше, чем Монмут. Или нет?
Эдварду предстояло решить… или решиться? Пять минут назад ему было сделано предложение, от которого было сложно отказаться. Только вот и согласиться было не проще.
Предложение поддержать Чарлза Леннокса в его притязаниях на трон. Зачем Англии Монмут, когда есть такой умный и замечательный Чарли? Кстати – старший, более высокородный и вообще лапочка и душка? И главное – готовый платить за оказанную ему услугу?
Эдвард был неглуп, талантлив и добивался в жизни всего сам. И в адмиралы его произвели не за красивые глаза – последних-то ему и не досталось. Внешность у мужчины была самой обычной, а вот талант флотоводца – незаурядным. Но когда это можно было оставаться на высокой должности, не будучи политиком?
Когда к власти пришел Монмут, Эдвард объявил сразу, что дело флота – море.
Не ввязываться в то, что творится на суше, а охранять берега Англии. Не нравится?
Не смотри!
Но финансирование советую из казны выделять, а то ведь флот… он такой. Раз не дашь денег, два, а потом он на самообеспечение перейдет. Корабль захватит и забудет отчитаться, или чисто случайно груз до места не довезет…
Монмут внял предупреждению. Нельзя сказать, что выделялось много и регулярно, но деньги шли.
Сейчас же Эдварду предлагали ввязаться в авантюру. Шансы на успех?
Ну, если он ее поддержит – шансов будет куда как больше. А если нет…
Честно говоря – не хотелось. Капитально.
Сейчас одного поддержишь, потом второй явится – у Карла внебрачных детей, что тех поганок, и в глазах Эдварда все они были примерно равны. Флот вам не шлюха, под каждого кто заплатит ложиться.
Но и отказать?
От выстрела в спину никто еще не уберегся. Или ножа. А что будет с флотом?
Что будет с Англией?
За себя Эдвард был спокоен, а вот кто может стать его преемником? Киллигрю? Делаваль? Шовелл?
Те еще твари, честно говоря. Никому из них он бы и старых подштанников не доверил.
Но что же делать, что делать…
И тут Эдварда осенило.
– Ваше высочество, я был бы счастлив поддержать вас, но есть одно препятствие.
– Какое же, адмирал?
Чарлз чуть расслабился.
Препятствие? Так на то они и существуют, чтобы их преодолевать!
– Его высочество Карл Третий. Сын его величества Якова.
Лицо Чарлза было неописуемым. Просто иллюстрация к картине «съешь лимон». Причем кусанули оный фрукт всей пастью и больными зубами.
– Еще неизвестно, сын ли он моему дяде…
– Он был зачат в законном браке, рожден через несколько месяцев после его смерти и ни у кого нет сомнений относительно его происхождения. К тому же Людовик Четырнадцатый подал прошение Папе, чтобы признать малыша королем Англии, Шотландии и Ирландии. Как мы будем выглядеть, когда Папа его одобрит?
– Может и не одобрить…
Судя по тону, в такую возможность Чарлзу не верилось. Король-солнце своего добивался всегда – и намерения прослеживались четко. Сначала объявить мальчишку королем, потом воспитать под себя, а потом и…
Нет, с Францией ему не потягаться.
Но…
– Мало ли в мире происходит несчастных случаев…
– Ваше высочество, если Богу будет угодно оборвать ниточку жизни бедного малыша – на то Его воля. А я… как это будет выглядеть, если его признают законным королем? Мы станем мятежниками.
И печально вздохнуть.
Да, именно так. И «ваше высочество», хотя ублюдок, он и есть бастард, и «мы», и искренняя грусть в глазах…
Сейчас Эдвард ничего и не теряет. Если у Англии появится законный король, хотя и признанный католиками – он просто будет соблюдать нейтралитет. Флот – он кому хочешь пригодится.
Если Чарлз будет предпринимать все усилия, чтобы уничтожить мальчишку… ну, тоже не так плохо. Пауки в банке будут жрать друг друга, пока не останется сильнейший. Вот и пусть жрут, а Эдвард полюбуется. Главное оказаться с правильной стороны банки – там, где не достанут.
То, что он подставляет почти младенца…
А у него мать есть. И отчим. И вообще… что еще может хорошего получиться из короля, воспитанного исконными врагами?
Хотя мать Карла Второго тоже была француженкой. Ну…
На все воля Божья.
Нельзя сказать, что Чарлз был доволен таким исходом разговора, но главное Эдварду донести удалось. Флот, разумеется, на его стороне. Но сначала докажи, что ты можешь править.
Детоубийство?
Пфффф…. какое грубое и гнусное слово.
Несчастный случай – и только-то. И не первый в истории, кстати. Так что…
Подождем, помолимся.
Главное, что теперь Эдвард может пока не опасаться за свою жизнь и флот, а остальное…
На все воля Божия.
То, что беседа вельмож может стать достоянием посторонних ушей, им и в голову не пришло. Но стала. Уши… они же такие. И из стен растут, и из потолка, и слышат, что им не надо. Тут слуги, там матросы, здесь камердинер… вот и складывается у неприметного человечка полная картинка происходящего. И ой как она ему не нравится.
Или нравится?
Смотря что будет выгоднее для Руси.
Стоит ли упоминать, что весточка тут же отправилась с почтой через пролив, а оттуда, с голубями и гонцами и на Русь-матушку?
О таком афронте государь знать должен, иначе в жизни нерасторопных не простит!
* * *
– Ванька! Вырос-то как!
Ну да, в этом парне чуть ли не на полголовы выше старшего брата и не узнать было уезжавшего мальчишку. Крепкий, загорелый, волосы выгорели чуть ли не в белизну…
И рядом – прехорошенькая девушка. Громадные черные глаза, черные косы, робкая улыбка – Изабелла была очаровательна.
– Здравь… здравстьвуйтье…
Акцент у нее тоже получался премиленьким. Алексей Алексеевич не удержался – и расцеловал красавицу в обе щеки.
– Добро пожаловать, сестренка!
– Так-так, – Иван извлек невесту из рук братика. – Ты вообще женат!
– И что с того? Белла – твоя невеста, значит – моя сестра. Так что не ревнуй.
– Вот еще!
– Так, иди-ка сюда! – Софья поспешно заключила младшего братца в объятия и крепко расцеловала. Пока чего не ляпнул. – Эка вымахал! Каланча!
– Сонечка!
Старшую сестру Иван обнял так, что у той ребра хрустнули. От всей души.
– Полегче, медведь! Раздавишь! Лучше невестой похвастайся!
Изабелла единогласно понравилась всей семье. Милая, неглупая, обаятельная – и искренне любящая своего жениха. Что еще надо?
Свадьбу! И поскорее!
А еще детишек, штук десять!
– А мне сказали, что с тобой целый кортеж приехал? – поддразнила Софья. – Что, без свиты никуда?
Иван прищурился в ответ.
– Да пес бы с ней, со свитой! Со мной столько интересных людей! В Университете оценят! Винченцо Вивиани! Ян Сваммердам! Вильгельм Хомберг!
Софья этих имен отродясь не знала, но, надо полагать, баранов Ванька на Русь не потащил бы!
– Замечательно! Но раньше, чем через десять дней ты в Университет не попадешь! Иначе мы тебя точно не увидим.
Ваня надулся, но было видно, что в синих глазах проскакивают веселые искорки.
– Вредная ты, сестренка!
– Я – что? Мы тебя еще со всеми племянниками не познакомили! А уж они…
Софья посмеивалась, отгоняя мысль, что… а хорошо бы Белла стала правительницей, а Ванька – консортом, а? А то Педру женился второй раз на Марии-Софии Пфальц-Нойбургской – и та вроде как была в тягости… ну к чему им еще наследники престола?
К чести Софьи, мысли «помочь» бедняжке с родами у нее не возникло. Воля Божья – это хорошо, но и пределы жестокости у нее тоже есть.
Пусть все идет, как идет. А брат с невестой побудут пока на Руси. Ведь несколько лет не виделись!
* * *
Прими все усилия для охраны сына. Англия не оставит его в покое.
Анна знала этот почерк. Эту бумагу с тонкими сиреневыми прожилками, этот запах духов…
Хочешь что-то скрыть?
Положи на видное место.
Записочка, переданная украдкой, всегда вызывает подозрения, если это не любовное письмо. Или сонет. Или мадригал.
Вот последний и был начертан на листке изящными буквами. Воспевалась красота Анны, ее глаза, приносились соболезнования Англии, которая лишилась своего главного украшения… А точки над некоторыми словами – это просто капельки чернил. Наверное, с пера стекло.
Бывает.
Анна мило запунцовела, бросила мадригал в камин и обмахнулась веером.
– Нет, это слишком плохо написано. Я не знаю от кого это, но пусть сей милый человек оттачивает свое искусство стихосложения.
А сама Анна этой же ночью выберется из дворца, чтобы получить более подробные инструкции. Или хотя бы информацию.
Что же произошло такого, что англичане зашевелились?
Что!?
* * *
Ответ Анна узнала той же ночью.
И про беседу адмирала с принцем, и про итоги ее…
И выругалась.
Не то, чтобы она была сумасшедшей мамашей, нет. Но убивать ее ребенка?!
Да вы хоть знаете, каково это?!
Сначала сделать его так, чтобы никто не заподозрил измены! Потом носить девять месяцев, а лодыжки отекают, и спина болит просто безбожно, и выспаться не всегда удается, потому что твои внутренности – это полигон для отработки пинков, да и нервы не в порядке, потому что во время беременности ни у одной женщины они не в порядке.
А ей-то надо было быть нее просто бабой – королевой. То есть – даже истерику не закатишь!
А роды?
Между прочим – больно! Очень больно! Так, что второго в ближайшее время и рожать-то не хочется, хотя и надо бы, пока Людовик не впал в полное бессилие. И так-то раз через три удается. Эх, спасибо тебе, Ибрагим!
Настоечки у тебя чудеса творят, и мази с притираниями, тут главное – подать правильно. Но это – другой вопрос.
А главное сейчас – ее ребенок!?
Твари, сволочи, негодяи!
Их бы рожать заставить, а до того чугунное ядро привязать к пузу, и пусть ходят так цельный год!
Ее ребенка!
Гррррр!!!
Вслух Анна этого не высказала, но, возвращаясь со встречи с агентом, кипела возмущением. И ведь Людовику не пожалуешься – тут же возникнет вопрос, откуда дровишки? То есть сведения?
Ему-то пока ничего подобного не доносили.
А, впрочем, впервые ли ей рассчитывать лишь на себя и доверенных людей? При ней есть двое слуг и служанка, все – ее однокашники, из царевичевой школы, просто выпуском кто постарше, кто помладше, это уже само по себе грозная сила.
Она справится.
Они справятся.
А английский адмирал Рассел ей еще ответит! Шкурой ответит, тварь такая! Ее ребенка подставлять!?
Голубиной кротостью Софьины воспитанницы отродясь не страдали. И всепрощением – тоже.
Уничтожу, мразсссссь!
* * *
Кристиан Датский читал письмо русского государя с громадным удовольствием.
– Дорогой?
Супруге Кристиана позволялось многое. И спокойно входить в его кабинет без доклада, и отрывать мужа от любых дел, да что там! Шарлотта Амалия даже веру не поменяла! В отличие от всех остальных датских королев.
– Вы так увлечены этим письмом…
Кристиан подарил жене улыбку.
– О да.
– Я могу узнать…?
Вопрос был понятен: «Что же там такого, в этом письме?!». И Кристиан не разочаровал супругу.
– Если Бог даст, весной мы начинаем новую войну.
– Мы?
– Мы, русские вместе с нами, ну и еще найдутся союзники.
– Войну? А с кем?
– Мы должны окончательно раздавить Швецию.
Вот уж кому Шарлотта Амалия не сочувствовала, так это Карлу.
– Удастся ли?
– Безусловно! Я хочу оставить Фредерику сильную страну.
– А Франция? Людовик не вмешается?
– Мой брат пишет, что Людовику будет, чем заняться. И я склонен ему верить.
Супруга спорить не стала. А почему бы и нет? Пусть муж додавливает Швецию на пару с русскими, дело хорошее. Только бы никто не помешал.
* * *
– Что будем делать с Леопольдом?
– А что мы с ним сейчас можем сделать?
Софья задумчиво теребила кончик косы. Вот что тут сделаешь?
И венгров на короткий поводок не посадишь, слишком свободолюбивый народ. И спускать подобное Леопольду нельзя. И… убивать его сейчас и невыгодно и не получится.
Месть – блюдо, которое подают холодным, но как объяснить это родителям, которые потеряли ребенка. За себя Софья в такой ситуации не отвечала бы.
– Надо подождать. Немного.
– А потом? – Иван серьезно смотрел на жену.
– Или падишах умрет, или ишак сдохнет, – пожала плечами супруга.
– Можем ускорить свадьбы, – пожал плечами Алексей. – Пусть осуществление будет потом, но на основании брака мы сможем поддержать венгров. Пусть защищают границы, пусть готовятся к вторжению…
– К ним – или их?
– Неважно. Пусть наращивают мощности, Леопольд сейчас и не пискнет. А через пару-тройку лет и правда посмотрим. Нам пока в ту заварушку лезть не с руки, шведов бы разбить…
Софья кивнула.
Да, брат все решил правильно. Кроме одного.
Если Леопольду спустить такое на тормозах – обнаглеет ведь. А кто бы не обнаглел?
А потому…
Можно, конечно, спошлить и отравить кого-нибудь из близких Леопольда грибами. Это скучно, и невыгодно.
А можно…
Можно так насолить самому Леопольдику, что он заречется гадости людям делать. Венгрию мы уже оторвали? Так погоди, гад! Мы тебе в Австрию порвем на составляющие! Ты не будешь последним в роду, но ты будешь императором, при котором Австрия начала разваливаться на части, и это тебе будет больнее любого яда.
* * *
Идея с грибами оригинальностью не блистала и пришла в несколько голов одновременно. Уж больно удобно…
Только кто-то эти грибочки знает или на вкус, или на запах…
Ну не пришло англичанам в голову, что при маленьком Карле состоят не просто слуги, но такие, которые могут легко определить пусть не любой яд, но большую их часть. Вот и не разорились внебрачные принцы на нечто дорогое и редкое.
И – попали.
Отравителя схватить не удалось, но и затея не сложилась. Карл остался жив и здоров, а вот у приставленных к нему слуг нервы еще повибрируют. А то ж!
Когда служанка пробует на вкус детское питье, морщится, сплевывает и требует немедля подать сюда повара! И выяснить, как в кубок малыша попала отрава!
А потом дворец наводняется людьми ла Рейни и те принимаются всех опрашивать, да как! Дело о ядах вспоминается очень быстро…
Когда Анне сообщили, что ее ребенка пытались отравить, она тут же пожаловалась Людовику. Его величество отреагировал немедленно (Бог бы с ним с ребенком, но куда деть великие планы!?) и в лучшем стиле разбуженного медведя. Сначала убить, потом разобраться.
Убивать было некого. Никто рядом с Лувром не стоял с табличкой «отравитель» на шее, а поведать о своей осведомленности Анна не могла. Пришлось искать кому выгодно.
Прикинули, нашли – и Людовик сделал единственное, что мог. Направил жалобу Папе.
Получилось очень качественно.
Чарлз Леннокс был отлучен от церкви специальным указом. И плевать, что он не католик, все равно неприятно. Да и корона ему уже не светила. Править-то не одними протестантами, а лавры Генриха Пятого ему тоже не светили. Куда уж там Ватикан воевать – бежать надо, пока из Англии не попросили с применением подручных средств.
После истории с Текели, такие номера вызывали возмущение у всей общественности. А уж от души оно там, или просто потому, что так надо – неважно! Агенты Софьи постарались на славу, устроив истерику по всем газетам Европы. Чуть ли не месяц муссировался вопрос – не собирается ли Леопольд, по примеру некой графини Батори, омолаживаться в крови младенцев? А что, убивать детей он уже начал, так может, продолжит хотя бы с пользой для себя? Чего добру пропадать?
Теперь добавилась истерика и по поводу Леннокса.
Газетчикам что, они и в глаза живодером назовут. Главное – от такого и королю не отмыться, а если ты даже не король… пффф!
Малыш Карл был утвержден Папой, как законный король Англии, Шотландии и Ирландии – это порадовало уже Людовика. Теперь, на волне народной истерии, можно было попробовать и атаковать.
Должны же англичане желать возвращения законного короля? Да еще такого…
Не учли одного – Чарлз запаниковал. Более того, запаниковал и Джордж Фицрой, справедливо опасаясь, что ведра помоев и на него хватит. А там уж…
То ли он убил, то ли по его приказу убили, но история-то была?
Деньги у него были, желание тоже, а потому…
В Англии вспыхнуло народное восстание, наполовину проплаченное, а наполовину спровоцированное, кстати, и агентами Софьи.
* * *
Сэр Эдвард Рассел вежливо повел рукой в сторону столика с напитками.
– Прошу вас. Вина?
Лувуа, которого Людовик Четырнадцатый, на что-то разозлившись, отправил послом к англичанину, вежливо кивнул. Он-то отлично знал, что от этих переговоров зависит его дальнейшее благосостояние, а то и жизнь…
– Буду вам очень признателен, сэр.
Мужчины обменивались улыбками, хотя Рассел с удовольствием утопил бы и Лувуа, и корабль с белым флагом, на котором тот прибыл. В свою очередь, Лувуа искренне желал всей Англии участи Содома и Гоморры, но – дипломатия. Приходится улыбаться самым омерзительным людям!
Но вот вино было разлито по кубкам, Лувуа неискренне (ну какое может быть вино в Англии? У них и нормальных-то виноградников нет…) похвалил тонкий вкус и букет, Рассел заметил, что во Франции великолепные вина – бордо, например…
Слово за слово, мужчины подбирались к своей цели. И наконец…
– Его величество, Людовик Четырнадцатый хотел бы, чтобы эти смуты прекратились.
– Поверьте, маркиз, мы желаем этого не меньше. Англия страдает…
– В то время, как у нее есть законный король.
– Карл Второй умер. Яков – тоже.
– Но есть сын Якова. Законный.
– И признанный Папой Римским.
Где-то это было бы плюсом. В протестантской же Англии…
Может, и признают. Но нервов потреплют…
– Карл Третий пока еще младенец.
– У него есть мать.
– Это верно, что ваш король женился на ней?
Отрицать было сложно. И женился, и влюбился, и вертит им эта стерва, которую Лувуа недолюбливал. Отравил бы, да руки коротки.
– Вы прекрасно осведомлены, сэр Рассел.
– Что вы. Мое дело – плавать по морям. Ну и защищать берега родной страны от врагов.
Намек был понят.
– Врагов – безусловно. А союзников, которые хотят возвратить на трон законного короля?
Рассел прищурился.
– Который будет жить и воспитываться здесь, в Англии?
– С определенного возраста – безусловно. Но ребенку нужна мать.
– А его матери нужен муж. А мужу…
А мужу отродясь не нужна была свободная и независимая Англия. Эдвард отлично понимал, что ему предлагают. Если сейчас он пропустит французский флот к берегам Англии – ему, конечно, перепадут определенные выгоды. Но… это ведь предательство.
Если же нет…
Хотя что значит – если?!
Разумеется, нет! Даже если он тут и ляжет.
Это и было доведено до сведения Лувуа в самой изысканной форме. Правда, понимания и одобрения не получило.
– Подумайте еще, сэр Эдвард. Это ведь ничего не изменит…
– Пусть не изменит. Но моя честь останется при мне. Никто не назовет меня предателем.
– Честь важна и в жизни и в смерти, – вежливо то ли согласился, то ли намекнул Лувуа. – Но это и не предательство…
Не помогло.
Ни уговоры, ни угрозы, ни подкуп – ничего. Эдвард собирался стоять на своем до конца и клялся потопить любой французский корабль, который подойдет к берегам Англии и попытается высадить солдат. Увы…
Лувуа был вынужден убраться несолоно хлебавши. Конечно, отрицательный результат – это тоже результат, но оценит ли это его величество?
Не оценил.
Так, что в скором времени маркизу пришлось убираться из столицы в свое поместье и сидеть там, не показывая носа. Спасибо еще, что не в Бастилию.
* * *
Бунт – это всегда страшно.
Когда крики, огонь, люди бегут по улицам – и в глазах у них кровь. И на оружии кровь, и на ботинках тоже кровь, и лица у них совсем уже не человеческие…
Это озверелое бешенство, когда толпа подзаводится друг от друга, когда никто и ни в чем не виноват, когда безумие передается по воздуху, словно чума, и оно страшнее всякой чумы, потому что от болезни можно выздороветь, а как ты будешь потом жить с этим днем на совести?
С кровью на руках?
Кровью твоих братьев и сестер, тех, кто с тобой одной крови, одной веры, одного языка, просто оказался не в том месте и не в то время?
Англия полыхнула стогом сена.
Монмут срочно (не забыв захватить все драгоценности, которые были) удрал из Хэмптон-корта, в котором пребывал со своей семьей – и даже не подумал объявляться.
Выйти к народу? Успокоить? Объяснить?
Шутить изволите, господа хорошие. Раздерут же на тысячу кусочков и фамилии не спросят!
Лондон в очередной раз вспыхнул спичкой. Единственный, кто мог его усмирить, обладая реальной властью – сэр Эдвард Рассел, но выводить моряков на улицы он не спешил, предпочитая подождать.
Пусть сначала появится победитель, а уж потом… единственная реальная сила Британии – флот. А вы предлагаете его бросить в эту свару?
Обезумевшие люди вламывались в дома, вытаскивали хозяев, кого-то убивали, кого-то насиловали, выбрасывали мебель из окон, в огонь летели драгоценные картины и шторы…
Никто не знал, переживет ли он этот день.
* * *
Джеймс Монмут посмотрел на жену.
Анна сидела бледная, прижимая к себе детей, губы ее дрожали.
На миг королю захотелось отвесить пощечину этой тупой корове. Просто потому, что руки чесались, а она еще смотрит! Остановили испуганные детские глазенки.
– Д-дорогой? Нам еще долго ехать?
– Если все пойдет как надо – через пару часов мы будем в Дувре. Сядем на корабль и покинем берега Англии.
– А п-потом?
– А это не твое дело! Сиди молча, дура! – взорвался Джеймс, барабаня по крыше кареты.
На улице моросил мелкий и противный дождь, но лучше уж под дождем, чем с этой…
Джеймс вскочил в седло – и небольшой караван из трех карет и десятка всадников тронулся в путь. Мысли, обуревающие монарха, были чернее ночи.
Как, ну как так получилось?!
Где допущена ошибка?!
Все ведь было хорошо, он выгнал Якова из страны, уселся на трон отца… и не усидел. Джеймс отчетливо понимал, что попади он сейчас в руки мятежников – и за его жизнь крысиного хвоста не дадут. Но почему!? Почему так получилось!?
Некому было объяснить Джеймсу, что на престоле в разоренной стране должна оказаться личность, а не… павлин в короне. А он, увы, не был годен ни на что серьезное. Результат не замедлил сказаться.
Недовольство, поддержанное сыновьями Карла (казнить надо было негодяев при первой же возможности, а он сплоховал!) переросло в бунт – и унять его Джеймс не мог.
Боялся.
И – бежал сейчас из Англии. А сможет ли он вернуться?
Для себя Джеймс ответ знал.
Не сможет.
Единожды сбежавший – кто тебя второй раз примет?
Впрочем, в чем-то Джеймсу повезло. Он не погиб от рук разъяренной толпы, он успел добраться до Дувра и погрузиться на корабль, он даже смог приказать капитанам примерно десятка кораблей выйти в море, и те его послушались. Ночью небольшая флотилия взяла курс на остров Мэн.
Самое удивительное, что корабли не погибли и по дороге.
Судьба была благосклонна к Джеймсу Монмуту, но что значило тихое и скромное существование колониста, когда позади была Корона Англии? А ведь к ней можно было бы и вернуться… или нет?
Монмут не смирился, но поддержать его было некому. Капитаны кораблей недолго оставались верны изгнаннику, и справедливо решили, что в пиратах заработают больше. Удержать их Джеймс не смог, так что акватория пополнилась очередными флибустьерами, а остров Мэн – очередным пьяницей.
Когда в одну из ночей под причалом обнаружили изрядно побитого жизнью утопленника, никто и разбираться не стал, от чего он там помер. Ясно же – винища нажрался, с причала сковырнулся, да и утонул. Не первый, чай, не последний.
Супруга Джеймса, будучи не просто изнеженной аристократкой, но дочерью шотландского графа, быстро разобралась в ситуации, и отписала отцу. Граф Баклю порадовался, что дочка уцелела, написал в ответ, и прислал ей денег на спокойную жизнь. Второй раз замуж Анна не вышла, но прожила еще около двадцати лет спокойно и счастливо, вместе с детьми, успела дождаться внуков и даже пару правнуков. А что фамилия их была не Монмут, а Монт…
И что?
Не фамилия красит человека, а человек фамилию! Да, господа Монты. Зато жить будут долго, счастливо, и пес с ней, с той английской короной.
* * *
– Как должно выглядеть наступление на Швецию?
Алексей, Иван, Воин Алексеевич и даже занесенный лихим ветром в Москву Петр Сирко прорабатывали план наступления. Причем последний искренне желал, что не может поучаствовать. Но – Крым.
Который хоть и почистили, но что татары, что тараканы, только отвернись, вмиг расплодятся! А потом еще, в перспективе и расширяться надо!
Там же Кавказ под боком, который надо колонизировать. Строить церкви, засылать миссионеров, потихоньку осваивать новые горские племена – и кому это делать, как не казакам? Они-то с горцами друг друга куда как лучше поймут.
Вон, Ираклий пишет, просит не то, чтобы помощи, а так, намекает, что у него-то государство христианское, а вот у соседей – нет. А христианство – великая вещь и надо бы его донести до несведущих.
Ну, огнем и мечом ли – это вопрос, а вот церкви строить, лечить, учить – это можно, еще как можно. Чтобы слово «священник» стало синонимом человека умного, образованного – и да! Приносящего людям конкретную пользу.
О Боге-то и мулла толковать может, а человека вылечить? Помолиться?
Неубедительно.
Но на это нужны деньги, деньги и еще раз деньги. Ну и свои люди. Алексей вообще думал отправить на Кавказ Володю, когда тот чуть подрастет.
Но пока – Швеция.
Алексей хотел действовать из Финляндии.
Даны ударят по шведам со своей стороны, тут подключатся и пруссаки, которые весьма благодарны русским за такую хорошую и плодовитую (два сына уже есть, ждем третьего ребенка) царевну, а он пройдет по Финляндии – и плавно направится на Стокгольм. Воин Алексеевич одобрял, Иван прикидывал, что это будет долго, муторно и затратно. А это – плохо.
Трофеи, конечно, будут, но окупят ли они войну?
Петр, в свою очередь, отстаивал вариант, при котором Алексей Алексеевич может ударить из Сконе. А потом уж и на столицу.
А что?
Рига наша, корабли есть, переправить войско всяко можно! Шведский флот сейчас и тазик с бельем не остановит, так им досталось!
Это, конечно, было интереснее. Но со стороны Сконе удобнее было действовать данам.
Если Кристиан высадится у Мальме, захватит его и пойдет через Карлскрону, Кальмар и Норчепинг – даже не обязательно захватывать Стокгольм. Пусть отвлечет на себя внимание, оттянет силы. А там временем Алексей пройдет из Финляндии…
– Финляндия большая. Пока ты ее будешь захватывать – неудобно, долго… проще сначала отрубить гидре голову, а туловище само сдохнет, – высказался Иван.
– А если переправиться через залив где-нибудь в районе Умео? – предложил Воин Алексеевич. Высадить войска, взять город – и сделать из него базу. Переправляться туда, а потом, вдоль побережья, на Стокгольм. И чтобы флот нас поддерживал?
– В принципе, можно, – задумался государь.
А что?
В Крыму воевали по тому же принципу – отчего здесь нельзя? К тому же часть остатков шведского флота оттянут на себя даны, а уж территории потом поделить… да разберутся! Не подерутся!
И пойти, захватывая шведские города. Вдоль побережья – Хернесанд, Сундсвааль, Худиксвааль, Седерхамн…
Это – реально. Но!
– Крым – там другой климат. А здесь? Когда обрушатся холода, когда нас застанет зима?
– Перезимуем в каком-либо из захваченных городов, – пожал плечами Иван. – Залив зимой не особо судоходен, но…
– Зимой тоже можно воевать, – пожал плечами Петр. – Даже если снег – так на что нам лыжи?
Алексей опасался другого.
Морской климат, влажность, холод, соль – люди, непривычные к такому, быстро начнут болеть, а на что пригодно сопливое войско? Засморкать врага до смерти?
– Это если мы там надолго задержимся, – заметил Воин Алексеевич. – А я не считаю, что эту войну надо затягивать на долгие годы. По весне выступить, осенью перезимовать и еще год – чтобы добить шведского зверя окончательно.
– Отцу моему ты бы это сказал, – буркнул Алексей. – то-то он с Польшей чаял быстро управиться!
– Уж прости, государь, а только отец твой счастлив был бы твоей удачей воинской. Ему-то она так не улыбалась, – дипломатично выразился Воин Алексеевич.
Алексей покачал головой, показывая, что ответ принят.
– Проблема в снабжении. Это первое. И второе – если мы встанем на зимние квартиры на вражеской территории, думаете, они не начнут действовать против нас?
Начнут. Может, слова «партизаны» в этом веке и не знали, но профессия-то была! И пакостили на совесть, по велению души, как и их далекие потомки…
Большое войско будет лакомым кусочком, а сие не есть хорошо.
– Если придумаем, как решить эти вопросы – можно действительно выступать в поход, как снег сойдет, через Орешек до Ништадта…
– Государь, а если…
Глаза Петра загорелись шальным огнем, палец с обкусанным кое-как ногтем уперся в карту.
– Аландские острова. Если пройти через них – и сразу на Стокгольм?
– Карл их укрепил так, что не пробьешься.
– А вот такого быть не может! – Петр стукнул кулаком по столу. – Отец еще говорил, что нет такой крепости, кою бы не взяли казаки! Да и то – остров ведь! Высадиться всегда можно!
– Высадиться можно, но обойти их намного проще, – махнул рукой государь. – Блокировать, и на столицу.
Алексей подумал о своих «закладках». Нашли – или не нашли?
Если нет – план не настолько уж безумен. Но готовиться надо к другому.
Да, пройти до Ништадта, возможно, часть войска отправить через Финляндию, чтобы оттянуть туда часть сил Карла, а может, и самого Карла. Можно даже самому туда отправиться.
А в это время особый отряд ударит по Аландским островам, а там уже… у кого острова – у того Стокгольм. И отдавать его Данам не стоит – обожрутся и обнаглеют. Вот юг Швеции им отдать – милое дело, а может, и кусок запада. Швеция пусть остается, но сильно урезанной – до центральных областей со Стокгольмом и Свеаланда, ладно уж! Себе бы Алексей забрал Финляндию, ну и Аландские острова с Готландом и Эландом. А если получится, можно и остров Борнхольм с северной Норвегией под себя пригрести, чтобы обеспечить свободный выход в Атлантику. Их даже завоевывать необязательно, можно просто взять в аренду.
А еще, когда со шведами будет покончено на их территории, надо бы приглядеться внимательно к Рюгену, Волину и Узеду. Пригрести под себя острова – и все! Отныне и навеки Балтика будет русской. Вот только сможет ли Алексей и забрать острова, и удержать? Даны-то тоже не дураки, им такое усиление Руси не слишком выгодно. Ну да ладно, договоримся…
И с Пруссией договоримся о Восточной Померании, предложим им взамен Бремен с Верденом, они и согласятся, никуда не денутся, поменяются по-родственному, и у Швеции пригребем Западную Померанию в свою пользу…
Дайте время и силы! И деньги тоже, пожалуйста.
Постепенно, план начинал вырабатываться.
* * *
Как известно, бунт не бывает без вожака, а если его не было с самого начала, то он определяется потом.
Определился он и в Англии. Правда – не короновался.
Чарлз Фицрой, герцог Саутгемптон ничем особенно не выделялся, разве что был сыном покойного Карла II. Но тот наплодил столько сыновей, что еще три штуки были в запасе – и это не считая дочерей.
Нельзя также сказать, что Чарлз рвался к власти, или хотел на трон, нет. Просто больше оказалось некому.
Монмут исчез, и о его судьбе никто ничего не знал. Леннокс и Фицрой-старший, который герцог Нортумберленд, скомпрометировали себя покушением на брата. И ладно бы удавшимся!
Победителей не судят, а тут – ни украсть, ни попасться!
Братоубийства не одобрял никто, а потому незадачливые претенденты бежали из Англии и сейчас обретались в Нидерландах.
Чарлз же решительно отказался садиться на трон и объявил себя лордом-протектором Англии. До тех пор, пока не объявится законный король.
Людовик Четырнадцатый тут же написал ему, заявляя, что король – есть, нужно признание его подданными. Чарлз ответил, что младенец, которому и трех лет не исполнилось, королем быть не может, его мать – тем более, потому как ее интересы нынче далеки от Англии, а потому – извините. Давайте назначим регента. Он, к примеру, готов! Всей грудью встанет на защиту интересов и родной Англии, и малолетнего короля! Присылайте малыша на родину, можно и вместе с матерью.
Решение получило горячее одобрение английской знати. Им-то Людовик тоже был не нужен. А вот сам король-солнце обиделся, что его дураком считают. И принялся готовиться к весне.
Воевать?
Разумеется, воевать! А как же иначе? Франции наконец-то представилась возможность отплатить Англии и за Столетнюю войну, и за Жанну д´Арк, и за… да если все обиды перечислять – тут и года не хватит. Лишенная единого правителя, раздираемая противоречиями, Англия представлялась Людовику легкой добычей.
Весной он это проверит.
* * *
– Здравствуй, Прокопий.
Илона протянула обе руки менестрелю. Гость изящным жестом поцеловал тонкие пальцы и был одарен улыбкой.
– Я рада тебя видеть.
И женщина не лгала. После того, как Прокопий спас ее детей – она бы что угодно для него сделала.
– А я к вам с вестями, госпожа.
На этот раз у Прокопия было целых два письма. И от русского государя, и от польского.
Два согласия на свадьбы и предложение сыграть их в ближайшее время. Ферек женится на царевне Наталье, его сестра выйдет замуж за наследника государства Польского, а для этого Юлиана должна уже начинать собираться. А Наталья…
Да, в Москве уже собирают девушку, а заодно на свадьбу приедет ее старший брат. Нет, не русский государь, просто – царевич Владимир Алексеевич, вот он будет обговаривать подробности союза, что получит каждая из сторон, и – да!
Как будем мстить.
Илона улыбнулась в ответ. И лучше бы Леопольду не видеть эту улыбку – мигом бы объявил женщину ведьмой и приказал сжечь.
– Мстить. Да, мстить…
Скольких усилий стоило Илоне удерживать Имре от мести? Да и сама она… зубами бы загрызла мерзавца, который распорядился судьбой ее ребенка, хотел уничтожить всех трех детей! Но – нельзя.
Пока – нельзя. Какое приятное слово – пока.
Впрочем, письмо от русского государя более ничем не порадовало.
Месть откладывалась минимум на два года, а то и больше. Илона даже ногой от досады топнула.
– Так долго!
– А вам что нужно, госпожа? Убить Леопольда – дело нехитрое, все возможно. Да только сын у него есть, наследовать есть кому… это – неинтересно. Мертвый человек не страдает. А вот живой…
– А чего хочет русский государь?
– Чтобы еще при жизни Леопольда Австрия начала разваливаться на клочки. Чтобы ее рвали со всех сторон, а Леопольд ничего не мог сделать.
– И это возможно?
– Да, госпожа. Если правильно подойти к делу.
Илона кивнула. Задумалась.
Но… а что она теряла? Месть? Она будет свершена. Просто отложена.
Вот удастся ли удержать Имре?
– Месть подают к столу холодной.
Женщина посмотрела на собеседника. На письмо. В окно. И отбросила назад прядь темных волос.
– Что ж, будем готовиться к свадьбе. Имре сопроводит Юлиану в Польшу, я полагаю.
– А заодно побеседует кое с кем… чтобы не бросался в бой очертя голову.
Улыбка на губах менестреля была достаточно тонкой – и Илона кивнула.
– Пожалуй. А мы будем готовиться к прибытию невесты.
– Я думаю, вам понравится царевна Наталья.
Илона вспомнила свою свекровь, Софию Батори, поежилась… вот ведь! И понимала старая ведьма, что Зриньи и Ракоци должны держаться вместе, но не гадить не могла!
Никогда Илона так с невесткой не поступит!
– Если она похожа на брата – я уверена, что понравится. Какая она?
– Очень своеобразная девочка. Очень умная, начитанная, знает десяток языков, свободно читает и пишет на них…
Илона кивнула. Это было интересно.
– Вы расскажете о ней Фереку?
– Почту за честь, госпожа.
Нельзя сказать, что Ферек проникся радостью от предстоящего события, но увидев миниатюру, хотя бы призадумался. Царевна Наталья была копией матери, даже чуть улучшенной. Ярко-синие Романовские глаза, золотые волосы, умное вдохновенное лицо – даже если поделить надвое, все равно получалась очень милая девочка. А ведь миниатюра ничего не приукрашивала.
* * *
Илоне досталась ужасная свекровь, это верно. А Фереку грозила кошмарная теща.
Софья выдерживала настоящие бои.
– Не отпущу! Ни за что!
– Любава, это не в нашей власти!
– В твоей! Она же дитя еще!
– Твое дитя уже так по сторонам глазками стреляет, что скоро ковры дымиться начнут! Ты ее до старости при себе держать будешь!? Шестнадцать лет девке!
– Соня!
– И как хочешь, но этим летом Володя отправится в Крым. Ты парня уже вконец замучила.
– У тебя нет сердца!
– Зато глаза есть! Мальчишка то в Дьяково сидит безвылазно, то поручения у меня выпрашивает, лишь бы в Кремле не оседать надолго… Любава, очнись! Дети выросли, пора отпускать их от своей юбки!
– Ты не говорила бы так, будь это твои дети.
Софья невесело рассмеялась.
– Мои дети…
Она прошла через то же, что и Любава еще лет триста тому вперед. И как же ей не хотелось выпускать сына из дому! Не отдала в армию, не отпустила в Москву, в институт, не…, не…, не…
Вот и вырос мальчишка глупым и избалованным.
Сейчас она такой ошибки не повторит. Уже не повторила.
Про мальчишек и про Аленку можно было сказать многое, но они были – самостоятельные. Случись что с ней, с Иваном – они выживут. В любом гадючнике.
И хорошо, что Наталья с десяти лет воспитывалась, как одна из ее девочек, да и Володя жил в Дьяково, приезжая домой только на лето. Любава испортила бы их своей заботой.
Да она и пыталась, но дети, глядя на хорошие примеры, тянулись за старшими.
– А если ее там отравят!? Ракоци едва спасли! Наташенька будет мишенью!
– Ничего. Я с ней людей пошлю. Девочка она умная, так что справится.
– У тебя нет сердца, Соня!
Софья честно выслушивала истерику еще часа полтора. А потом, когда Любава всласть настрадалась, удрала прочь. И приказала передать Ромодановскому, чтобы уделил внимание любовнице. Он, конечно, и так его уделит, но…
Если Любава будет так закатывать истерики до отъезда детей – Софья сама убьется! На радость врагам!
* * *
Европа дымилась.
Почему-то так всегда – где чума, там и пожары.
Мертвые люди, мертвые животные, мертвые…
Это страшно. И чумные лекари, которые бродили из дома в дом – тоже были страшными. И тележки, на которые сгружали трупы, чтобы или захоронить – или сжечь, и беспомощные глаза людей, которые не знали, за кем из них придет завтра зараза, и даже колокольный звон.
Все несло оттенок обреченности.
Молись, не молись – тебя не услышат, не ответят, не пощадят…
Кто-то топил страх в вине, надеясь не увидеть или хотя бы не понять смертей. Кто-то молился. Кто-то заперся дома в надежде, что смерть не преодолеет дверей.
Болезнь не щадила никого – ни бедного, ни богатого. Пришла она и в роскошный дворец Педру, забирая с собой то, что он ценил более всего – жену и новорожденного сына.
Мария-Франциска Нойбургская скончалась, не прожив и двадцати пяти лет. Его величество был неутешен, хотя от чего более?
Утраты жены? Сына?
Педру и сам себе не признался бы, но второе ранило сильнее.
Сын, наследник, продолжатель династии, малыш Жуан….
Что ж, у него еще есть Белла, но она сейчас далеко – и это хорошо. Пусть подождут с возвращением до конца лета, чтобы зараза наверняка ушла из Португалии.
Это Педру и отписал дочери. Пусть побудут на Руси, так оно безопаснее.
* * *
– Ну что, братец, готов к подвигам?
Алексей с легкой иронией смотрел на младшего брата. А ведь хорош вымахал – та еще погибель девичья! Высок, строен, широкоплеч, золотые кудри лежат волной, а взгляд синих глаз спокойный и уверенный. Есть от чего потерять голову.
Добавим еще, что это – царевич, и девушек можно штабелями складывать. Скирдовать, в снопы вязать… впрочем, была и отдельная когорта, на которую царевич просто не действовал – Софьины девушки. Та, которая теряла голову, могла вылететь за дверь, а этого не хотелось ни одной.
– Хоть головой в огонь за-ради блага земли Русской, – ответствовал Владимир. И даже улыбнулся, нахаленок.
Брата Алексей любил – насколько мог. Тут и большая разница в возрасте, когда Владимир родился, Алексею уже шестнадцать исполнилось. А потом еще столько свалилось на юношеские плечи – куда уж тут с братом возиться, выспаться бы!
– Ну, головой в огонь я от тебя не потребую. А вот в Венгрию поедешь.
– Наташку повезу?
– Ее, а то кого ж.
Владимир даже не удивился. Что-что, а следить за политической обстановкой в Дьяково учили.
– А мать что?
– Что-что, буянит. Тебе ли не знать? Требует оставить тебя в Москве, а Наталью не выдавать замуж. В крайнем случае – пусть живут с мужем в Кремле. Ее бы воля – она бы всех сюда загнала и заперла.
Володя вздохнул.
– Но ты же не передумаешь?
Алексей покачал головой. Нет, не передумает. Как не передумывал и раньше.
– Посмотрим, как ты справишься, малыш. Если все получится, дам тебе еще поручение. Пора становиться Романовым не только на словах, но и на деле.
Володя кивнул.
Это он понимал. Фамилия не определяет человека, а памяти предков надо быть достойным. Хвалиться их славой, ничего не представляя из себя – удел человека слабого и глупого.
– Что мне надо знать об этой поездке?
– Многое. И я, и Софья, и Ромодановский – мы все еще не раз поговорим с тобой. Весна будет яркой, а зима… у нас осталось очень мало времени.
* * *
– Помощи ждать неоткуда.
Леопольд произнес это просто так, сам для себя.
А и правда – кто ему поможет?
Германские княжества?
Смешно даже думать об этом! Помочь-то они помогли бы, но не безвозмездно! Все эти курфюрсты, князьки, герцоги, все это лоскутное одеяло – солдат-то они дадут, но сколько за них запросят? Пока с каждым договоришься, да пока расплатишься! А казна и так дно показывает! Турки, твари, выгребли все, что могли, скоро на новые штаны не хватит, не то, что на наем войск.
Поляки не придут. Корибут высказался как нельзя более точно. После покушения на детей, которое осуждают все благородные люди…
Вот уж воистину – нет хуже дурака, чем дурак с инициативой!
Да не нужна была Леопольду смерть тех щенков! Дважды и трижды не нужна! Илона – да! Имре – трижды да!!! Он бы их в гробу увидел и порадовался. А это соплячье…
Лучше бы их родители сдохли, а он бы забрал детей и воспитывал в нужном духе. Он сумел бы это проделать!
Так нет же!
Вместо того, чтобы отравить женщину, этот недоумок решил ударить по больному, по ее детям. Вот и результат! Детей выходили! Умника поймали – и он вовсю поет про приказания императора!
Илона жива-здорова и полна планов мести, это уж наверняка.
Венгры стали навек врагами, а поскольку они сейчас под крылышком у Корибута, а тот является зятем русского государя…
В общем тут на помощь рассчитывать не стоит.
Французы тоже не придут.
Итальянцы?
А сколько там этих итальянцев? Даже если и дадут пару отрядов – погоды они не сделают.
Испания и Португалия? Примерно то же самое.
Но и воевать турок необходимо. Иначе они вконец обнаглеют…
Один раз они уже взяли Вену – и кто сказал, что они не попробуют повторить?
А война – это тяжелое и разорительное мероприятие. И лучше его делить на двоих-троих… как же быть, как быть?
Вот если бы Текели и правда не стало… или не стало польского короля…
Второе даже лучше, потому что оборвется ниточка, которая связывает венгров с поляками… может, попробовать?
Леопольда можно было назвать как угодно – подлецом, мерзавцем, иезуитом, но только не глупцом. Откинувшись на спинку кресла, он строил план будущей интриги, которая вернет Венгрию под его владычество.
* * *
Времени и верно, оставалось мало.
Надо было готовить войско – это первое. Так что и Алексей, и Воин Алексеевич целыми днями пропадали в казармах. Постаревший, но не утративший прыти Патрик Гордон едва не на коленях упрашивал Алексея взять его в поход. Алексей пока думал.
Софья, конечно, нуждается в опоре, но рядом с ней остаются и Воин Алексеевич, и Ежи Володыевский, сильно обрусевший за эти годы, и сама она в грязь лицом не ударит.
А Патрик…
Было у него что-то личное к шведам, было. Но мужчина молчал, а Алексей не настаивал.
Леййла тоже не удерживала мужа. Софья предложила ей помощь, но женщина только головой покачала.
– Ему надо. Если я сейчас встану на его пути, он мне потом никогда не простит…
Не спросить Софья не могла.
– А если не вернется?
– Это его путь.
Этого Софья не понимала, но и спорить не могла. Да и не хотела она спорить. Если Патрик решил умереть на поле боя, а его жена не против – что ж, так тому и быть. Эта дорога не хуже остальных, и кто сказал, что умирать в постели, в окружении суетящихся докторов и рыдающих близких – приятнее? Ей не понять, но не ей тогда и судить.
Надо было собирать невесту в дорогу. И тут откровенно вредила Любава. То есть она старалась помочь, но слезливая бабская натура брала свое – и царица-мать срывалась на горестное: «как же ты там в чужой-то стране, без меня-а-а-а-а…».
Невесту это не радовало, так что сборы проходили в весьма нервной обстановке. Софья уж раздумывала, не попросить ли Ромодановского о личной услуге? Лучше уж беременная царица, чем впавшая в слезоразлив. Но сейчас было не до того.
Надо было в очередной раз прошерстить бояр, которые были недовольны отъездом царевны из страны – и под это дело еще раз воспитать в них патриотизм. Все-таки ей оставаться на хозяйстве. Да и повод хороший. Она – стерва и гадина, гнобит благородное сословие, а добрый государь потом приедет, погрозит сестрице пальцем и всех помилует. Как говорится, ни один добрый дядюшка Сталин не может без злого Берии.
Надо было внимательно следить за Немецкой слободой и за посольствами – шпионы не просто активизировались, они носились, как в зад укушенные. Еще бы, столько всего в воздухе носится! Но то московский воздух. А вот чтобы не перенеслось во Францию или там, Австрию – надо было проследить.
Надо было начинать готовить царевича Федора. Погоревал, помолился – пора работать! Если его действительно отправлять наместником к шведам, ему кучу всего еще знать надо.
Надо, надо, надо… Софья просто падала вечером и выключалась, словно перегоревшая лампочка.
Иван тоже сидел, не разгибая спины. Он собирался на войну, но казначейство тоже просто так не оставишь. А потому – все расписать помощникам, выдать порцию воспитательных подзатыльников, пообещать еще столько же по возвращении, приставить наблюдателей и тех, кто будет наблюдать за наблюдателями, а то дай людям волю – все разворуют. К тому же, кто-то должен организовать снабжение. Мало ли, если они на год задержатся…
Оставлять жену и детей ему не хотелось, но куда деваться?
Подходил к концу 1689 год и все готовились отмечать Рождество. А весной армии стронутся с места – и лик мира необратимо изменится.
