17. Шатеки сикоды

Перед тем как солнце скользнуло за горизонт, на востоке начала сгущаться тяжелая туча, и ветер усилился, предвещая дождь.

С наступлением темноты дождь и вправду пошел, барабаня по деревянным домам и колотя в их двери; ливень превратил улицы в грязь, очистил рыночные тротуары и заставил грифов укрыться под брошенными фургонами у края канала, где они сидели нахохлившись, грязные и сердитые.

Тайрон уже вел упряжку быков в зубы шторма, заставляя их двигаться вверх по склону холма, переходившего в еще более крутой подъем к цитадели Хоба.

Мы ехали напрямик тем самым путем, каким двигались с Тайроном в ночь, когда отправились выкупать душу Керна. Всего у нас было четыре фургона, и ни единый проблеск света не выдавал их под проливным дождем.

Сразу за фургонами, закутавшись в темные плащи с капюшонами, ехали конные гентхаи под предводительством Коннита.

Внутренности мои завязались в узел, меня укачивало в фургоне. Мы готовились два дня, и у меня было слишком много времени на раздумья.

Я не сомневался, что Хоб ожидает нашей атаки; его могли даже предупредить, и он будет готов нас встретить. Мы считали, что в бою на арене Хоб сдерживался: его скорость, сила и оружие соответствовали тамошним нормам. Он готовился действовать в рамках тех боев, возможно некоторым образом испытывая себя. Но теперь никаких ограничений не будет.

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался, и разорванные тучи сдуло за горизонт словно клочки тряпок.

И тогда над землей Мидгарда засияла луна, рогатый месяц, тонкий и ужасный – ясное обещание Волка. Потому что именно грамагандар, Дыхание Волка, даст нам реальную надежду на победу над мириадом сущностей джинна-отшельника.

Вскоре впереди показалась огромная изогнутая стена цитадели Хоба, отражающая лунный свет: огромные каменные блоки за бронзовой пленкой блестели частицами кристаллов. Когда мы двинулись вдоль стены, я заглядывал в каждое из небольших темных отверстий в ее основании. Норы уходили вниз, под цитадель, и ими пользовались слуги Хоба – кисточки, одичавшие создания, скорее животные, чем люди.

Наконец мы оказались перед воротами.

Двое гентхаев останутся охранять фургоны. Результат нашей вылазки был непредсказуем, и нельзя было бросать без защиты то, что поможет нам спастись.

Выпрыгнув из фургона, я ощутил влажную прохладу ночного воздуха; с башен падали мелкие капли – память о недавнем дожде.

Я посмотрел вверх. На этот раз цитадель Хоба не заслонял туман, и в свете луны ясно виднелись тринадцать шпилей. Они были одинаковой высоты, но каждый шпиль был по-своему изогнут и перекручен с таким мастерством, будто тринадцать мастеров в расцвете своего таланта состязались друг с другом. Среди шпилей находились другие сооружения, невидимые из города, – тоже каменные, но изящные, как усики насекомых. Они напоминали сооружения на крыше кри-кора, подземной крепости, где меня сперва заперла Шалатан.

Главное здание, над которым поднимались башни, украшали гротескные изображения: вывернутые шеи поддерживали искаженные скотские лица, с ухмылками злобно смотревшие на нас сверху вниз. Еще я увидел изгибы, коньки и темные ниши, в которых, как мне представлялось, могли притаиться грязные создания, как в пещере на склоне утеса. Ниже находились окна, высокие, заостренные и угловатые; свет прорывался из них словно толчками, как будто его источник то усиливался, то слабел.

Сперва я не мог понять, как я сумел при луне разглядеть столько деталей, но потом понял, что в придачу к мерцающему свету в окнах цитадель сияет изнутри, блестит и мерцает, когда капли каскадом сыплются вниз.

Внутрь вели жутковатые сводчатые ходы, но все они, кроме одного, были перекрыты бронзовыми воротами. Тайрон не однажды посещал логово Хоба и сказал, что эти небольшие ворота никогда не запираются, хотя он понятия не имеет, почему. Их створки были приоткрыты, за ними царила угрожающая темнота со слабым проблеском света, и я понял, что этот тусклый свет – отражение луны на влажных плитках двора.

Ко мне вернулась тревога. Я снова подумал о Хобе, который прожил в Мидгарде так долго, что наверняка учитывал возможность нападения на свое логово. Значит, у него имелся план на случай чрезвычайных событий, какие-нибудь встречные меры, которых не предвидели Тайрон и Коннит…

Я вспомнил слова Пери, что джинны называют Мидгард, землю в пределах Барьера, Дануром – Местом Твари. Я кричал барскам и орлам, что я Тварь из Данура, предположив, что джинны считают нас тварями, возможно, потому, что люди создали и использовали грамагандар. Но вдруг тварью был Хоб: такой опасный и грозный, что джинны заперли и его тоже? Если это так, у нас нет надежды победить.

И какие формы могут принимать другие его сущности? Они не обязательно должны походить на людей.

Прошло несколько минут, пока мы занимали свои позиции. Тайрон знал план этой части логова Хоба. Пятеро из нас должны были, не зажигая факелов, пройти через двор, потом через тоннель и распахнуть одни из широких двойных дверей зала, чтобы дать войти остальному отряду. Вход во двор был очень узким; запертые в этом бутылочном горлышке, мы не смогли бы как следует использовать наши воинские силы.

Без дальнейших задержек мы прошли под сводчатой аркой, потом пересекли двор. Тайрон шагал впереди, я – сразу за ним, а три гентхайских воина сформировали тесный кулак в нашем арьергарде: три лучника, вооруженных короткими луками, смертельно опасными на средней дистанции.

Оставив позади двор, мы цепочкой вошли в тоннель. Я ощутил приступ клаустрофобии и обрадовался, вступив в просторный зал с колоннадами слева и справа; за ними чувствовалось темное пространство, где, без сомнения, скрывалось основание по меньшей мере одного шпиля.

Я вспомнил, как в прошлый раз пришел сюда вместе с Тайроном.

Две колоннады отражали одна другую, за колоннами с каждой стороны залегали тревожные тени. В дальнем конце зала три ступени вели к трону, который, к счастью, сейчас был пуст.

В свой прошлый визит мы с Тайроном увидели сидящего на этом троне Хоба. Тайрон выкупил у него голову Керна, и я, в ужасе и гневе при виде живой головы в ящике, обнажил свои мечи. Тайрон заставил меня вложить их обратно в ножны, а потом опустился перед Хобом на колени, колотясь головой об пол и умоляя сохранить мне жизнь.

На этот раз здесь не слышалось шорохов и шепота, не было ощущения, что за нами наблюдают. Раздавалось только эхо наших шагов, когда мы настороженно шли по плитам мраморного пола.

Тайрон не выказывал страха, ведя нас по часовой стрелке вдоль внешней стены. Он целеустремленно шагал вперед с уверенностью человека, который точно знает, куда идет и что собирается сделать.

Тайрон утверждал, что Хоб не ожидает, что кто-нибудь просто отважно войдет в его логово и распахнет главную дверь. Дерзость такого маневра должна была застать джинна врасплох.

До сих пор Тайрон оказывался прав. Мы уже добрались до громадных бронзовых дверей, но когда Тайрон протянул руки, чтобы отодвинуть первый длинный тяжелый засов, в зале внезапно начало темнеть. Я инстинктивно оглянулся на трон и даже в тускнеющем свете увидел, что он уже не пуст.

На троне сидел некто в черном, похожий на Хоба, он так же выглядел во время моего первого посещения цитадели.

Это и был Хоб.

Я смотрел на большую безволосую голову, на лицо с крючковатым носом, напоминающим клюв орла. Белки глаз были очень большими, радужки – маленькими и темными. Я избегал смотреть джинну в глаза. Когда я сражался с ним на арене, он вперил в меня грозный взгляд – и ноги мои ослабели, я на время сделался его рабом.

Я почувствовал, как копье страха пронзило мою грудь, войдя в горло. Тайрон, должно быть, ощутил то же самое, потому что руки его застыли на тяжелом засове. Он молча смотрел назад, на трон. Но потом, со стоном, в котором смешались страх и отчаяние, он снова повернулся к двери и с оглушительным звоном стали о бронзу отодвинул первый засов.

В ответ Хоб зашипел как рептилия и встал.

Он сошел с возвышения по трем ступеням и медленно двинулся к дверям; с каждым шагом глаза его светились все ярче. Тайрон сражался со вторым засовом как тонущий человек и стонал словно под пыткой.

Я повернулся к троим гентхаям, решив, что пора пустить в ход их мастерство.

– Стреляйте! – крикнул я, показав на Хоба.

Но их руки застыли на луках, глаза широко распахнулись от ужаса.

Внезапно я тоже почувствовал себя безнадежно слабым в присутствии джинна. Я вспомнил, как Шалатан направляла на меня палец, заставляя мгновенно терять сознание. Хоб обладал другой разновидностью силы, но сопротивляться ей было так же трудно. И дело тут совершенно не в храбрости – просто такой силе невозможно что-либо противопоставить. Я начал медленно цепенеть и не мог даже вытащить меч или поднять щит. У меня стали подгибаться колени.

Теперь из теней к нам направились другие черные силуэты: темные слуги Хоба в одеждах с капюшонами. Они шептались в унисон, собираясь позади своего ужасного господина. Кисточек было пятнадцать-двадцать, они держали сильно изогнутые мечи, поблескивающие в неярком свете.

Но потом Тайрон с ужасающим криком отодвинул второй засов и рухнул на колени, отчаянно борясь с третьим, последним, который был почти у самого пола. Этот засов, самый длинный и самый тяжелый, тянулся через все огромные двойные двери.

Я увидел, что у Тайрона не хватает сил отодвинуть его в одиночку, и, стиснув зубы, шагнул к нему. Единственный шаг – вот и все, на что меня хватило, а потом я снова застыл.

Теперь Хоб шел прямиком к Тайрону. Ближайший кисточка почти добрался до меня, занеся кривой клинок, чтобы перерезать мне горло.

В тот миг, когда казалось, что мы проиграли и здесь погибнем, Тайрон с мучительным стоном сумел отодвинуть третий засов, и двери тут же начали открываться, как будто их толкала невидимая огромная рука. Тайрон откатился в сторону, луч лунного света вырвался из-за створок, как гигантское копье.

Теперь настал черед Хоба и его слуг остановиться: они застыли, словно пригвожденные к полу.

И тут через порог шагнула лошадь со всадником; их омывал лунный свет. Лошадь встала на дыбы, раздувая ноздри, пар облаком заклубился вокруг ее головы словно дыхание дракона. А за всадником и над ним как неполное гало висел круто изогнутый полумесяц – фаза луны, известная гентхаям как Волчья Луна.

При этом зрелище Хоб сжал руку в кулак и показал им на дверь. К нам как будто потекла волна ужаса, отчего колени у меня подогнулись и я упал на бок. Лошадь снова поднялась на дыбы и заржала, но всадник сдержал ее, и копыта с грохотом обрушились на пол, выбив искры из мозаичного пола.

Посмотрев на всадника, я узнал густые усы воина-гентхая и его решительные глаза.

Кто же еще это мог быть, как не Коннит! Он всегда находился на переднем краю атаки гентхаев и первым ворвался в ворота во время битвы за дворец Протектора. Но сможет ли он выстоять против ужасной силы Хоба?

Коннит послал свою лошадь вперед. В левой руке он держал факел, озаряющий зал желтым светом, отблески которого отражались в колоннадах, правой вздымал сверкающий меч.

Лошадь и всадник в едином порыве устремились вперед, и Коннит одним взмахом отсек Хобу голову. Удар был таким мощным, что голова взлетела в воздух и упала среди колонн, потерявшись в густой темноте.

Теперь в зал въехали три других конных воина – Донат, Каласар и Тандар; каждый из них, как и Коннит, держал факел и меч.

Четверо гентхаев бросились на слуг Хоба, и те в панике пустились наутек. Но бегство их не спасло: за ними гнались даже между колонн, и факелы отбрасывали гротескные тени, когда кисточки вопили и погибали.

Стоявшие рядом со мной лучники-гентхаи стали целиться из луков, но не могли найти верную мишень – такой быстрой и неистовой была бойня. Спустя несколько минут в зале не осталось дышащих врагов, а тела павших или лежали неподвижно, или подергивались в предсмертных судорогах.

Тогда в зал вошли остальные члены нашего отряда. Сначала – Трим, одетый как для боя на Арене 13. Он носил людские доспехи, спрятав свою горловую втулку, отчего казался человеком-воином. Его благородное лицо было мрачным, мерцающие глаза – суровыми. За ним следовали лаки с огромными боевыми топорами с обоюдоострым лезвием; они несли пристегнутый к шестам тяжелый цилиндрический кожаный футляр. Этим четверым доверили нести грамагандар – оружие, от которого зависела наша победа.

Лаки положили цилиндр на плиты пола и шагнули вперед. Двое из них сняли с плеч топоры и тут же начали расчленять труп Хоба.

Тайрон медленно встал, длинно выдохнул и поднял меня на ноги:

– Что ж, Лейф, дело чуть не сорвалось. Все оказалось опаснее, чем я ожидал. На мгновение мне подумалось, что мы проиграли, едва сделав первый ход…

Все еще обессиленный, не способный вымолвить ни слова, я молча кивнул.

Тайрон пошел к колоннам слева, вернулся с головой Хоба, швырнул ее на пол рядом с изувеченным телом и подал знак.

Один из лаков дважды опустил топор, разрубив голову на четыре части. Тайрон внимательно за этим наблюдал, потом вернулся ко мне.

– Мы делаем это не из злобы, а с благой целью, – сказал он. – Джинны обладают огромной способностью к регенерации. Каждую сущность нужно обезглавить и рассеять ее останки как можно дальше друг от друга. Лучше всего сжечь, но сейчас у нас нет на это времени.

Повинуясь его жесту, куски вынесли наружу, чтобы разбросать по склону холма. Одновременно четыре воина вернули своих лошадей тем гентхаям, которые охраняли фургоны. Пришло время спуститься в лабиринт под цитаделью Хоба, там лошади будут бесполезны.

– Что ж, – сказал Тайрон, – первая победа за нами. Но это была всего одна из сущностей Хоба. Теперь мы начнем спускаться под землю, что будет намного опасней.

Трим двинулся вперед, рядом с ним шагал Коннит, мы с Тайроном следовали за ними по пятам. За нами шли Каласар, Тандар и Донат во главе остальных воинов-гентхаев, последними – лаки со своей ношей.

Обогнув трон, мы спустились по ступеням помоста и через изукрашенную бронзовую арку попали в круглое помещение с беломраморным отполированным полом. Оттуда брали начало пять темных узких тоннелей.

Мы последовали за Тримом по центральному. Сперва тоннель шел круто вниз, но потом выровнялся. Твердый пол тонким слоем покрывала пыль, которая облачками взлетала у нас из-под ног. Стены излучали неяркий желтый свет, поэтому факелы были не нужны.

Тоннель свернул влево, и мы оказались в высоком узком помещении. В каменной стене по левую руку от себя я увидел три большие ниши, заглянул в первую из них – и отпрянул… Это был склеп, в котором лежит давно умершее существо: от него остался лишь скелет. Рост создания в семь-восемь раз превышал человеческий, из скелета торчало несколько белых отростков, похожих на тонкие ветки, от которых словно отслоилась кора после того, как сердцевина сгнила и корни засохли. Но отростки все еще были покрыты очень тонкими волосками, похожими на пух. Конечности-отростки имели по четыре-пять суставов, и каждый заканчивался ужасным зазубренным гвоздем – возможно, жалом. Конечности, похоже, тщательно сложили, чтобы они поместились в тесной нише. Перед скелетом лежал огромный череп с двумя темными дырами – глазницами, в которых некогда были глаза.

– Да, это очень старая шатек, – сказал Тайрон. – Мы глядим на останки шатек сикоды. Эта красотка, наверное, породила Хоба. Ада рассказывала мне, что чем дольше шатек живет, тем больше она вырастает. А еще такая мерзость порождает себе подобных. Где-то там, внизу, все еще живет версия – или версии – этого создания: их-то мы и должны найти и уничтожить. Хоб не просто регенерирует – он может рождаться снова и снова.

– Сколько шатек там может быть? – спросил я. – У Шалатан насчитывалось семьсот тринадцать сущностей, но шатек была всего одна. У Хоба наверняка намного меньше сущностей – так сколько же шатек ему нужно?

– Не забывай, Лейф, что Хоб – джинн-отшельник, – ответил Тайрон. – Он отринул свои первоначальные шаблоны и модифицировал себя по своему вкусу. Убей единственную шатек Шалатан – и Шалатан больше не сможет возрождаться. Пусть не сразу, но это станет для нее смертным приговором. Но Хоб еще и механик Ним и может использовать словы, чтобы шаблонировать свое будущее. Я полагаю, у него есть несколько шатек для подстраховки, на тот случай, если одну или больше убьют.