18. Мой хозяин милосерден

Вскоре мы уже шли по узким, порождающим клаустрофобию тоннелям; они тоже излучали свет, которого хватало, чтобы ясно видеть. Теперь пол стал мягче, наши ботинки увязали в глине, и четыре лака фыркали и ревели как быки, пробираясь вперед с грамагандаром.

Мы передвинули Трима назад, чтобы он командовал лаками, когда придется пустить в ход оружие. Я оглянулся на грамагандар. Его привязали кожаными ремнями к шестам, но футляр убрали, приготовив оружие к бою. Грамагандар был отлит из темного металла с красноватым оттенком – огромный цилиндр с выпуклым концом, выполненным в виде волчьей головы: клыки обнажены, пасть гневно ощерена и раскрыта, чтобы извергнуть огненное дыхание. На поверхности цилиндра (длинного, примерно в полтора раза длиннее человеческого туловища и вдвое толще его) виднелись странные прожилки, напоминающие вздутые вены, а еще диковинные завитки, пересекающиеся линии и слова на языке, которого я не узнавал.

Наконец тоннель вывел нас в темную пещеру, где всем нам – не считая нагруженных грамагандаром лаков – пришлось зажечь факелы и поднять их повыше. Перед нами предстало удивительное и ужасное зрелище.

Сотни больших серых шаров покачивались в полутьме словно под дуновением ветра, хотя воздух здесь был неподвижным и влажным. Шары смахивали на грибы с тонкими ножками и стояли в пещере ряд за рядом, как будто их тут выращивали. Ощущалась сильная вонь гниения, но не это заставило желчь подступить к моему горлу так, что меня едва не вырвало.

Я смотрел не на грибы. Это были отрезанные человеческие головы, покачивающиеся на длинных стеблях примерно на высоте моего плеча. Глаза были открыты и смотрели на нас, лица подергивались в му´ке.

Так вот что Хоб делал с теми, кого забирал в свою цитадель!

Тайрон забрал голову Керна и сжег ее, чтобы она никогда больше не могла попасть в злые руки Хоба. Но зачем джинн так поступал? Зачем ему сохранять головы живыми в такой ужасной манере?

С горестным криком Тайрон ринулся вперед и пошел между рядами, пристально всматриваясь в головы, как будто кого-то искал. Может, друга, которого захватил Хоб и превратил в такое?

Мы выстроились в шеренгу перед головами и молча наблюдали за поисками Тайрона. Прошло десять минут, и Коннит положил руку мне на плечо:

– Иди и приведи его обратно, Лейф. Мы больше не можем ждать.

Я прошел между рядами покачивающихся голов, видя, как глаза умоляют меня, как рты молча открываются и закрываются.

«Может, не все они побежденные воины. Может, некоторые из них были обычными горожанами, похищенными с улиц Джиндина после наступления темноты», – подумал я.

Казалось, головы молят меня о помощи. Но как им помочь, не сделав того, что Тайрон сделал для Керна? Он рассек трубки у основания шеи Керна, позволив тому погрузиться в покой смерти. Должны ли мы точно так же избавить от страданий эти бедные измученные души? Наверняка такой поступок был бы для них благодеянием.

Я добрался до Тайрона как раз тогда, когда он проверял последний ряд, пристально вглядываясь в каждое бедное лицо.

– Нам нужно идти дальше, – негромко сказал я.

– Да-да, – отозвался он, склонив голову и глядя на свои ботинки.

– Вы искали друга? – спросил я.

Он поднял голову и встретился со мной взглядом.

– Я искал подругу, но ее здесь нет, – ответил Тайрон. – Я должен был в этом убедиться. Ты прав… Мы слишком задержались. Надо идти.

– Перед тем как отправиться дальше, не должны ли мы подарить им покой? – спросил я.

Тайрон покачал головой:

– Если мы добьемся своего, в этом не будет необходимости. Если же мы проиграем, то разделим их судьбу.

Без дальнейших объяснений он резко кивнул и пошел обратно, чтобы присоединиться к остальным.

Спустя несколько минут мы добрались до дальней стены пещеры и вошли в другой тоннель, который привел нас в еще одну пещеру, такую высокую и просторную, что, несмотря на свет факелов, свод ее терялся в темноте.

Первым предупреждением об опасности послужило слабое трепетание воздуха. Потом раздался зловещий свист, и на нас обрушился град смертоносных стрел, а впереди вспыхнул слепящий свет ярче тысячи факелов. Не знаю, должен был он ослепить нас или осветить, чтобы помочь нашим врагам.

Из сияния к нам двинулись чудовищные, искривленные силуэты: вроде бы люди, но с чересчур длинными ногами и руками, в которых было слишком много суставов.

Они бесновались, идя на нас – армия смертельно опасных сущностей Хоба. Какой шанс у простых смертных выстоять против таких существ? Среди атакующих были и создания примерно человеческого роста, одетые в доспехи и размахивающие мечами. Слуги Хоба – или тоже его сущности, только другого вида? Слуги наверняка участвовали в атаке – я видел кисточек в одеждах с капюшонами; некоторые кисточки бежали к нам на четвереньках.

Сердце мое часто застучало от возбуждения и страха. Вот она, битва, которой мы ожидали! Опасность куда страшнее той, в тронном зале! Вместо одной сущности и нескольких кисточек теперь мы имели дело с мириадом сущностей и армией слуг. А нас было так мало! Могли ли мы надеяться одержать верх?

«Очень многое зависит от грамагандара, – подумал я. – Гентхаи вообще когда-нибудь испытывали его? А если испытывали, то против кого?»

Коннит ничего об этом не говорил. Оружие, без сомнения, было очень старым, может сделанным еще до падения Империи людей. Будет ли оно по-прежнему эффективным? А вдруг джинны развили в себе некие качества, помогающие противостоять этой угрозе? Может, именно для защиты от грамагандара и нужен яркий свет?

На нас обрушился еще один шквал стрел. Я увидел, как одна стрела глубоко вонзилась в шею Бриду; тот вскинул руки, рухнул и остался лежать у наших ног, дергаясь в конвульсиях.

Я упал на колени, ошеломленный, не способный думать, держа щит над головой. Повсюду вокруг меня другие делали то же самое, стараясь укрыться от смертельного дождя, который стремился нас погубить. Наши лучники так и не смогли выпустить в ответ ни одной стрелы.

Я оглянулся: только Трим и четыре лака, которые несли грамагандар, все еще оставались на ногах.

Но потом Коннит вскочил, держа по мечу в каждой руке. С искаженным яростью лицом, он вопил что-то дикое и неразборчивое. Теперь мы вставали один за другим, а Коннит уже бежал к свету.

Мы одновременно начали отчаянное наступление, наши лучники взялись за мечи, и я побежал вместе с остальными, забыв о себе ради общей цели. И тут где-то в глубине души я услышал волчий вой. Мне показалось, что я не просто воин, бегущий с остальными гентхаями, чтобы встретиться с противником, – я волк, мчащийся вместе со стаей, чтобы растерзать своих врагов. И не важно, что у врагов численный перевес по меньшей мере пять к одному.

В правой руке я держал короткий меч, в левой – круглый щит. Когда мы сшиблись с первыми рядами противника, я почувствовал, как кто-то тянется ко мне справа, и ударил мечом; клинок натолкнулся на что-то твердое, я покачнулся, восстановил равновесие и побежал дальше. Я рубил мечом и щитом направо и налево, но вскоре многочисленные вражеские ряды, с которыми мы столкнулись, стали слишком велики, и меня сжали с трех сторон.

Я повернулся и увидел, что остальные сражаются рядом. Справа Коннит, держа по огромному мечу в обеих руках, наносил страшные удары направо и налево, и враги падали перед ним, как срубленные деревья. Слева от меня с каждым быстрым выпадом или рубящим ударом попадал в цель Каласар.

Но свет, бьющий в глаза, стал еще ярче; он почти ослепил нас, и, когда падал один враг, другой прыгал вперед, чтобы его заменить. Некоторые из противников были просто ужасными – гораздо выше обычного человека, с такими длинными руками, что они почти не подпускали нас на расстояние удара клинком. Их было слишком много – и вскоре силы мои начали убывать. Мне пришлось отступить вместе с теми, кто сражался бок о бок со мной.

Но потом я услышал позади некий звук, ощутил вибрацию, от которой у меня заныли зубы, и внезапно, с кашлем и ревом, к нам устремилось опаляющее пламя грамагандара.

Даже среди неистовства битвы я сумел оглянуться и увидел ужасающий язык пурпурного огня, который рванулся прямиком туда, где мы сражались. Предполагалось, что такое пламя уничтожит фальшивую плоть – но разве его сможет выдержать хоть одно живое существо?

На мгновение я растерялся, и один из врагов рубанул по моей незащищенной голове. Я слишком поздно вскинул щит, чтобы парировать удар, и понял – мне конец. Но удара я не почувствовал; вместо этого я увидел, как противник рухнул передо мной. Вокруг, куда ни посмотри, враги шатались и падали или пытались бежать. Яркий свет начал тускнеть, как будто солнце зашло и наступили сумерки. Я видел, как тает плоть, стекая с лиц, как гнутся кости, как пузырятся и вытекают из глазниц глаза, как изгибаются и ломаются руки и ноги, когда грамагандар делает свою смертоносную работу.

Пламя снова устремилось ко мне; под вибрирующие рыки пурпурные импульсы прерывались мгновениями темноты. Огненный язык лизнул мою плоть и прошел сквозь нее так, будто его и не было, но когда пламя добралось до наших врагов, эффект его оказался смертельным: доспехи смялись и изогнулись на тающих телах.

Все, облаченные в фальшивую плоть, погибли; остались только кисточки, которые со скулящими криками поскакали прочь и как крысы суетливо скрылись в темноте.

Мы повернулись спиной к умирающим, и все двинулись обратно, к ужасному огню. Четыре лака, гримасничая от напряжения под огромным весом грамагандара, теперь направляли пламя вверх. Трим держался на порядочном расстоянии за их спинами, иначе огонь уничтожил бы и его.

Я посмотрел вверх, проследив взглядом траекторию огня, и увидел, что высоко над нами стоят вражеские лучники. До этого мгновения их скрывала темнота, теперь же, когда их осветило пурпурное пламя Дыхания Волка, наши лучники начали по ним стрелять. Враги пытались спастись, убегая вдоль высокого выступа, некоторые бросали оружие, другие падали даже раньше, чем до них добиралось пламя. С пронзительными воплями они срывались в темноту, но грамагандар выдыхал огонь, пока на выступе не замерло всякое движение.

Грамагандар сделал свое дело, и смертоносное оружие снова привязали стропами к шестам. Но когда лаки приготовились поднять свою ношу, Тайрон жестом велел им подождать.

На тело павшего Брида вылили масло и подожгли факелом. Его товарищи молча наблюдали, как Тайрон выполняет этот акт милосердия. У нас не было уверенности в победе, и Тайрон хотел, чтобы останки нашего друга не достались Хобу, если мы будем вынуждены отступить.

Тем временем Коннит тихо спросил меня:

– Ты почувствовал это? Он был с нами. Волк был с нами.

В его дрожащем хриплом голосе слышался религиозный трепет, как будто Коннит не вполне им владел.

– Почувствовал, – признался я. – Я слышал в голове его вой.

Пока горело тело бедного Брида, мы молчали; наши ноздри наполняла вонь горелого мяса. Потом я снова посмотрел на Коннита.

– Я знаю, что грамагандар считается безвредным для человеческой плоти. Но я уж думал, пришел мой последний миг. Думал, пламя поглотит и меня тоже, – признался я.

Коннит мрачно улыбнулся:

– Оружие создано для того, чтобы уничтожать фальшивую плоть; оно должно убивать всех, рожденных шатек. Вот почему я не позволил Аде присоединиться. Но даже подлинная плоть может со временем пострадать от прикосновения к нам. Старость может быть более болезненной, кости станут более хрупкими, слабость придет быстрее. Но сейчас это мало нас волнует. Не беспокойся, Лейф: мы воины, нам не надо бояться старости.

Мы снова пустились в путь. Все так же медленно мы спускались к самой глубокой части системы пещер и тоннелей. Тайрон считал, что далеко внизу мы найдем шатек, благодаря которым Хоб может создавать новые сущности. И там мы их уничтожим.

Некоторые факелы потерялись в битве, но их оставшихся хватило, чтобы освещать нам путь. Мы все время держались начеку, но не видели ни нашего главного врага, ни тех, кто выполнял его приказы.

Иногда мы шли по тоннелям, которые казались новыми, и мягкая земля под ногами еще больше замедляла наше продвижение. Но чаще всего мы шагали по древним тоннелям, вымощенным неплотно сидящими кусками камня – эти ходы соединяли пещеры разных размеров. Пещеры создала вода и другие силы природы, но тоннели прорубили Хоб и его прислужники. На такой глубине с потолков капала вода, и маленькие ручейки время от времени пересекали наш путь или вились рядом, прежде чем скрыться в какой-нибудь темной пропасти.

Наконец мы вышли в пещеру, где отвесная стена воды с грохотом падала из темноты в глубокий резервуар, вздымая облако брызг. Вода в резервуаре крутилась, разбиваясь об огромные валуны, и гигантским каскадом рушилась в темноту.

Когда мы приблизились к резервуару, наши факелы осветили стройную фигуру женщины, сидящей на краю; ее длинные светлые волосы ниспадали с плеч.

«Неужели Хоб похитил ее с улиц и держал тут живой?» – удивленно подумал я.

Но Тайрон, увидев ее, застонал словно от боли и шагнул вперед, жестом велев остальным держаться сзади. Чувствуя некую угрозу, я последовал за ним по пятам и, когда он приблизился к женщине, схватил его за руку.

– Кто это? Вы ее знали? – спросил я.

Глаза Тайрона были дикими в свете факелов, и я увидел, что на его щеках блестят слезы горя, которое росло, угрожая поглотить его как поток.

– О да, я ее знал, Лейф. Она была для меня дороже жизни. Ее звали Джаканда, она была матерью Тины и Квин и моей женой… Пока Хоб не забрал ее себе.

Тайрон никогда не говорил о жене, и я никогда его не расспрашивал. Мне сказали, что она умерла от лихорадки, когда Квин была почти младенцем. Теперь вдруг многое прояснилось. Тайрон таил секрет даже от своих детей – потому что Хоб убил Джаканду.

Содрогнувшись, он вырвал руку из моей хватки и быстро пошел к женщине. В пещере было полутемно, поэтому я выхватил у Каласара факел, побежал вперед и зашагал рядом с Тайроном. Мы оба остановились перед женщиной.

– У меня есть для тебя послание, Тайрон, – сказала она, – послание от моего господина.

Голос ее был хриплым и полным боли, еле слышным на фоне рева падающей воды. Даже при свете факела, пламя которого металось из-за поднятого водоворотом ветра, я видел, как скверно обращался с нею Хоб: горло Джаканды ужасно опухло, на руках и ногах виднелись темные синяки. Края ее рта были или разорваны, или разрезаны, и свежая кровь двумя ручейками бежала по шее, пачкая белое платье, которое она сжимала у горла.

Тайрон застонал и протянул к ней руки. Он попытался что-то сказать, но не смог вымолвить ни слова.

Женщина была юной, очень юной – наверняка душу жены Тайрона заключили в фальшивую плоть, рожденную шатек. В мочке левого уха Джаканды поблескивала маленькая серебряная сережка в виде волка. Внезапно я понял, что эта женщина выглядит в точности как Квин.

– Мой господин попросил передать, что тебе еще не поздно умолять его о прощении. Если ты повернешь назад, он даст тебе два великих дара.

– Дара? – переспросил Тайрон, подойдя на шаг ближе.

– Во-первых, он позволит твоим дочерям прожить свою жизнь в безопасности в том мире, наверху. Во-вторых, он позволит мне вернуться с тобой, чтобы мы вчетвером снова могли быть вместе.

Тайрон покачал головой и начал отворачиваться, но она внезапно шагнула вперед и схватила его за руку.

– Тайрон! – вскричала она. – Мой господин милостив. Просто сделай то, что он просит, и мы снова сможем быть счастливы. Пожалуйста. Пожалуйста…Я ужасно по тебе скучаю, и боль так трудно терпеть. Я всегда любила только тебя. Только тебя.

Тайрон снова начал поворачиваться и потянулся, чтобы убрать ее руку со своей. В ту же секунду я увидел, что должно произойти. Но вся моя быстрота и навыки ничего не дали: у меня хватило времени лишь на то, чтобы сделать один напрасный шаг.

Было слишком поздно…

Джаканда прыгнула через край бассейна, все еще держа Тайрона за руку. Он пошатнулся, попытался восстановить равновесие, но потом опрокинулся в бездну вместе с ней.

Невозможно было разобрать, что они закричали. Все звуки потонули в грохоте водопада.

Я посмотрел вниз и увидел, как тела Тайрона и Джаканды ударились о камни; на короткий миг брызнуло красным, прежде чем их быстро унесло в темноту.