Глава 40

Трейси не увидела «Шевроле Тахо» Дэна ни на подъездной дорожке, ни на улице. Зато, как только забренчала, открываясь, дверь гаража, подъехала патрульная машина Северо-Западного округа. Она хотела было попросить офицера войти с ней в дом, подождать, пока она все проверит, но передумала. Она сама полицейский, у нее есть оружие. Что сможет сделать этот патрульный, чего она не умеет?

Кроссуайт вытащила свой «глок», шагнула в дом, обыскала сначала весь верхний этаж, потом вернулась на кухню. Там она положила «глок» на стол, вынула из холодильника остатки пасты и стала ковырять вилкой упругую лапшу, пока ее мозг не переставая перемалывал кажущиеся несоответствия обстоятельств: начиная от Бэнкстона, который не прошел тест, до отпечатков Таггарта, найденных в комнате мотеля, где убили Веронику Уотсон, и до девятилетней давности убийства Бет Стинсон.

Измученное тело взывало об отдыхе и горячем душе, и Трейси, убрав пасту в холодильник, вдруг поняла, что ее не встретил Роджер. Совсем на него не похоже. Она пошла по дому, кис-киская и окликая его по имени, ей показалось, что откуда-то донесся приглушенный мяв, и она остановилась прислушаться. Она открыла дверь в гараж, но его там не было. Позвала еще раз, услышала ответ, пошла на звук и оказалась в столовой, но кота и там не было.

– Роджер?

Хозяйка услышала его в третий раз, более отчетливо, чем раньше, звук привел ее к лестнице на первый этаж. Рычаг на замке был повернут влево – значит, заперто.

– Роджер?

Кот орал все громче и настойчивее. Из-под двери мелькнула черная лапа.

Трейси шагнула в кухню и забрала со стола свой «глок». Ей вспомнилось поднятое туалетное сиденье, о котором она так и не спросила у Дэна. Вот и сейчас он тоже был в доме; может быть, спускался и на первый этаж, но зачем? Собак он с собой не привез. Потом она подумала: «Может, он ходил вниз, чтобы отрегулировать сенсорные датчики освещения». Вполне вероятно, что Дэн оставил дверь открытой, и Роджер не упустил случая обследовать новое пространство.

Роджер опять принялся когтить нижнюю часть двери, вопли его становились все более возмущенными. Трейси шагнула на площадку, стала сбоку от двери, отперла замок, повернула ручку и резко распахнула дверь, целясь в темноту. Роджер сквозанул мимо нее и метнулся по лестнице наверх, пушистая черная молния. Не опуская пистолета, Кроссуайт одной рукой пошарила по стене и хлопнула по выключателю. Встроенные светильники вспыхнули, из темноты вынырнул большой кожаный диван в форме буквы Г, немного устаревшая проекционная установка и большой плоский телевизор на дальней стене.

Трейси бросила взгляд через комнату на дверь, которая вела наружу. Как и другая, внизу лестницы, она была заперта. Она закрыла внутреннюю дверь, привела замок в рабочее положение и поспешила наверх.

Роджер уже топтался на разделочном столе в кухне и недвусмысленно заявлял, что хочет поесть.

– Не шарься где тебя не просят, и не будет таких проблем. – Трейси приподняла его за передние лапы. – Может, мне надо было назвать тебя Гудини, а? Как ты вообще туда попал?

Но Роджер ответил сердитым «мяу»: он был раздражен и не в настроении играть.

– Ладно, ладно. – Хозяйка открыла баночку с кошачьими консервами, подцепила ложкой большой кусок, шмякнула его в миску и, наблюдая за тем, как Роджер ест, набрала мобильный Дэна. Он не ответил. Она не стала оставлять сообщение, а отключила телефон и прошла в ванную, где закрыла и заперла на замок дверь. Положив «глок» с мобильным на мойку, она стала осторожно стягивать с себя одежду. Колено покраснело, но не опухло. Лодыжка болела, но не так сильно, как она опасалась. Больше всего беспокоила ее ключица, куда ее пнул Таггарт. Глянув в зеркало, она увидела синяк. Она уже хотела бросить джинсы в грязное, но, проверив карманы, нашла там записку, которую передала ей сидевшая на телефонной линии офицер, как раз когда она выходила из Комнаты Ковбоя для встречи с Майклом Мелтоном. Тут она, кстати, вспомнила и про Беннета Ли, которому она также забыла позвонить, – он уже, наверное, шипит от злости.

Трейси развернула бумажку и прочитала имя.

– Шерис, – сказала она, вспомнив, что имя принадлежит крупной афроамериканской танцовщице из «Пинк Паласа». Набрала номер.

Ответила женщина. Трейси сказала:

– Шерис, это детектив Кроссуайт.

– Наконец-то вы позвонили, – сказала та. – Нам надо поговорить. Немедленно.

Джонни Ноласко выбрал угловой столик за сложенным из камня камином. Столики вокруг были пусты. Он заказал кофе, но не пил, а сидел, нянча чашку в руках и глядя на дверь. В голове он уже в который раз прокручивал недавний разговор с Джо Энн Андерсон и с каждым разом злился все больше.

Дэном О’Лири звали того адвоката, который представлял Эдмунда Хауса. А еще он был другом детства Трейси Кроссуайт. И если он заинтересовался делом Стинсон, значит, за спиной у него стоит она.

Расследование убийства Стинсон велось в большой спешке. Бет Стинсон была не какая-нибудь проститутка, бродяжка или наркоманка. Это была девушка из среднего класса, жила в приличном районе, была убита в собственном доме. А таких девушек не убивают. С ними вообще ничего плохого не случается. Соседи были напуганы, местные власти в ярости, политики в городе ежедневно капали полицейскому начальству на мозги – когда да когда вы арестуете убийцу? И поскольку дерьмо всегда течет сверху вниз, а не наоборот, то Хетти и Ноласко получали свою порцию, можно сказать, круглосуточно.

Первый прорыв в деле произошел, когда изучение кредитной карты Стинсон выявило, что за день до убийства с нее был проведен платеж за услуги мастера из компании «Рото-Рутерс». Несколько телефонных звонков спустя они уже знали, что мастером был двадцативосьмилетний Уэйн Герхардт, который жил один в квартире неподалеку от дома, который снимала Стинсон. Отпечатки пальцев Герхардта были в доме повсюду, а на ковре в спальне даже остался грязный след от ботинка, который он безуспешно пытался замыть. Алиби у него отсутствовало. Ноласко и Хетти были убеждены, что он-то и есть тот, кто им нужен, но соседка, которая сначала показала, что видела Герхардта ночью из окна кухни, когда вставала попить, оказалась старухой религиозной и стала колебаться в показаниях, волновалась – а вдруг она отправляет за решетку ни в чем не повинного человека. А без свидетельских показаний у них, считай, ничего и не было.

Но времена тогда были другие, проверяли не так строго, как сейчас. С фотомонтажом можно было смухлевать. С процедурой опознания тоже. Можно было поработать со свидетелями, напомнить им, что именно они видели. Были определенные приемы, неявные, но эффективные, которые позволяли добиться цели – посадить плохого парня в тюрьму, а заодно повысить свой рейтинг раскрываемости преступлений, и, надо сказать, в истории полиции Сиэтла не было, пожалуй, такой пары детективов, у которых он был бы выше, чем у Хетти с Ноласко. Хетти не собирался марать себе репутацию, уходя на пенсию с «висяком», да и Джонни, который планировал подняться по карьерной лестнице высоко, он тоже был не нужен. Так что Уэйн Герхардт был их клиент. В этом они оба были уверены. Оставалось только дать Джо Энн Андерсон повод для полной уверенности в своих показаниях. Они знали, что, как только она займет место для свидетелей на суде, суд сразу и кончится. И тогда у Герхардта будет два пути: признать себя виновным или рискнуть своей шеей. Ноласко не сомневался, что он сделает правильный выбор.

Тогда они сообщили Андерсон, что у них есть подозреваемый и им нужно, чтобы она подтвердила – тот ли это парень, которого она видела ночью. Они показали ей его фото, и она его мгновенно опознала. Потом они вызвали ее в участок для опознания, и из шеренги подставных лиц она, конечно, выбрала Герхардта. Да и потом, когда она уже стояла на свидетельском месте в суде и давала показания, ее голос звучал абсолютно уверенно. Герхардт признал себя виновным, а Хетти добавил в дело фото еще четырех подозреваемых и ушел на пенсию с идеальным послужным списком и чистой совестью. Ноласко перестал «топтать землю» и сделал по служебной лестнице шаг вверх, к должности лейтенанта, а вскоре и капитана. И никогда больше не вспоминал ни о Бет Стинсон, ни об Уэйне Герхардте.

До сегодняшнего дня.

Поговорив с Андерсон, Джонни позвонил в Олимпию и убедился, что Кроссуайт действительно заказала в хранилище материалы по делу Стинсон и переправила их в Центр юстиции. Изначально ему пришло в голову лишь одно объяснение того, зачем это могло ей понадобиться; она наслушалась сплетен, циркулирующих в среде старых детективов, о том, какими методами он и Хетти вели свои расследования, и теперь ищет что-нибудь, чтобы ему подгадить. Но когда его первый гнев прошел, он стал мыслить яснее. Трейси Кроссуайт не дура; не будь у нее весомой причины, она не стала бы рыться в старых делах, особенно если это дело вел он сам. К тому же она прекрасно понимает: еще одна попытка пересмотреть дело давно осужденного преступника приведет к тому, что пресса сожрет ее саму с потрохами. Значит, другая причина.

Ноласко перебрал в памяти подробности того старого дела и вспомнил, что Стинсон была связана и задушена веревкой. Вспомнил он и еще одну деталь с места преступления, которая показалась им тогда странной – девчонку убили глубокой ночью, а постель в ее комнате была аккуратно застлана. Вывод оставался один. Кроссуайт решила, что между делом Стинсон и убийствами Ковбоя есть связь, и поручила О’Лири просмотреть документы и поговорить со свидетелями, которые, несомненно, подтвердят, что ни Ноласко, ни Хетти тогда с ними так и не связались. Он даже спросил себя, помнит ли Джо Энн Андерсон, что Хетти показывал ей тогда одну фотографию, а не монтаж. Если да, то О’Лири может заявить, что Джонни и Хетти оказали в свое время влияние на свидетельницу и что, возможно, небрежность в работе полиции привела не только к осуждению невиновного человека, но и на целое десятилетие развязала руки серийному убийце. Сам Ноласко в это не верил. Он был убежден, что это Герхардт убил Бет Стинсон. И ему вовсе не хотелось, чтобы Кроссуайт совала нос в его старые дела.

Он несколько часов ломал голову над этим новым осложнением, пытаясь придумать, как лучше на него отреагировать. Если пригрозить Кроссуайт напрямую, она может начать действовать через его голову: пойдет в УПО или к кому-нибудь из прокуроров. И станет добиваться того, чтобы пересмотру подверглось не только убийство Бет Стинсон, но и вообще все дела в его с Хетти послужном списке.

Нет, нельзя, чтобы она заподозрила в его поведении что-то личное.

Тут-то он и вспомнил о Марии Ванпельт. Конечно, рискованно сообщать что-либо репортеру криминальной хроники, но даже Джонни вынужден был признать, что Ванпельт никакой не журналист, а поденщица от журналистики. Почти всегда она предпочитала срывать плод, висящий пониже, потому что карабкаться за тем, что высоко, ей было попросту лень, а заниматься реальной работой по добыванию и анализу фактов неинтересно. Она ограничивалась сенсационными историйками, которые выводили ее крупным планом в кадр шести– и одиннадцатичасовых новостей.

И Ноласко располагал сейчас как раз тем, что могло помочь ей добиться желаемого – сделать себе имя.

Ванпельт вошла в кофейню недовольная и раздраженно бросила Ноласко:

– Надеюсь, это не пустая уловка для того, чтобы просто заманить меня сюда, Джонни. У меня был тяжелый день.

– И тебе тоже привет, – отвечал он.

Она бросила на стол связку ключей – лязг привлек внимание бариста.

– Кофе, без кофеина. Черный.

Девушка посмотрела на нее так, словно Ванпельт заговорила с ней на иностранном языке.

– Столики у них не обслуживают, – сказал Ноласко.

– Просто принесите мне чашечку кофе, – настаивала Ванпельт. – А я дам вам чаевые.

Девушка приступила к работе. Ванпельт послала Ноласко такую улыбку, словно хотела сказать: «Видишь, все имеет свою цену».

– Так что у нас такого важного, что не могло подождать до утра?

– Возможно, у меня есть для тебя большая история.

– У меня уже есть большая история. Спасибо Ковбою – с ним я всегда в верхней строчке новостей, а завтра я буду выступать у Андерсона Купера – речь пойдет о том, что Сиэтл превратился в криминальную столицу Штатов. На следующей неделе меня, может, пригласит Нэнси Грейс.

– Вот и хорошо. – Ноласко не торопясь поменял позу, положил локти на стол и склонился над своей чашкой. – А Трейси Кроссуайт снова взялась за свое, – сказал он.

Подошла бариста. Джонни подвинулся, чтобы не мешать. Ванпельт сказала:

– У меня нет наличных денег.

Полицейский сунул руку в нагрудный карман, вытащил оттуда несколько купюр, перебрал их и протянул девушке пятерку.

– Сдачи не надо, – бросила Ванпельт. Сделала глоток, опустила чашку на стол. – Так в чем дело?

– Что, если я скажу, что Кроссуайт пытается вызволить из тюрьмы еще одного осужденного преступника – парня, который убил молодую женщину?

Ванпельт снова взялась за чашку, но опустила, не донеся до рта.

– Насколько эта информация надежна?

– Неопровержима. Все, что тебе нужно будет сделать, – это позвонить в пару мест. – Он пододвинул ей через стол листок бумаги. – Начни вот с этого. Это номер архива штата.

– И что я им скажу?

– Попросишь выдать тебе документ. Номер дела написан под номером телефона.

– Они не дадут мне файл без специального запроса.

– Они и по запросу тебе его не дадут, потому что документов нет на месте. Спроси, кто в последний раз делал запрос на них и когда.

– А что это за документ?

Ноласко откинулся на спинку стула.

– А теперь доставай ручку и блокнот и записывай.

Ванпельт медленно опустила руку в сумочку и вытащила оттуда ручку, но не блокнот. Вместо блокнота взяла со стола салфетку.

– Девять лет назад в Северном Сиэтле жила молодая женщина по имени Бет Стинсон, – начал Джонни. – Как-то раз она вызвала из компании «Рото-Рутерс» мастера, чтобы прочистить засорившийся слив в ванной. Мастером оказался Уэйн Герхардт. Он пришел, прочистил слив, а поздно вечером вернулся и убил хозяйку. Свидетельница видела, как он выходил из дома Стинсон рано утром. В доме повсюду были его отпечатки и следы его ДНК. Алиби у него не было, он сознался в убийстве и получил срок – двадцать пять лет.

– А что тут могло заинтересовать Кроссуайт?

– Это уж ты сама узнавай.

– А почему не ты?

– Потому что она делает это за моей спиной, значит, не хочет, чтобы я узнал, и вряд ли даст мне прямой ответ. Скажу тебе вот еще что: она работает в паре с тем самым адвокатом, который представлял Эдмунда Хауса. Он уже поговорил со свидетельницей и посетил Герхардта в Уолла-Уолла.

– Дэн О’Лири, – сказала Ванпельт с улыбкой – она хорошо помнила адвоката. Черкнув еще что-то на салфетке, она положила ручку, откинулась на спинку стула и стала изучать Ноласко с насмешливым взглядом. – А ты, похоже, встревожен.

– Зол как черт, если сказать точнее.

Ванпельт ухмыльнулась. Вид у нее стал прямо-таки ликующий.

– Это было твое дело. – Ноласко не ответил. И она продолжила: – Что, интересно, надеется вытащить из него Кроссуайт?

– Думаю, что это ее способ доставить мне неприятности, отомстить за все былые несправедливости и обиды, которые я ей якобы причинил.

– Доставить тебе неприятности? – Брови журналистки поехали наверх. – Ты же говоришь, что у тебя была свидетельница, ДНК и признание обвиняемого. Чем она может тебе в таком случае насолить? – Она сделала паузу. – Неужели тот парень был невиновен?

– Конечно, нет.

– Тогда о чем ты так беспокоишься?

– Говорю тебе, я не беспокоюсь. Я злюсь.

– А кажется, что беспокоишься.

– Слушай, я только что бросил тебе кость. Тебе она не нужна – я позвоню другому.

– Кому другому?

– Думаешь, из этого не получится интересной теледрамы?

Ванпельт фыркнула:

– Даже не знаю, Джонни. Если Кроссуайт попрут из полиции, я потеряю мои лучшие сюжеты.

– Тебе не нужна Кроссуайт, чтобы сделать карьеру. С этим помогу тебе я.

– Как?

– У меня есть еще кое-какие наработки, поважнее того, что я тебе рассказал, – заявил Ноласко. – Но ты их пока не получишь. – Пусть Трейси Кроссуайт решила насолить ему, но и он в долгу не останется.

– Что такое? – спросила Ванпельт.

– Один из главных подозреваемых по делу Ковбоя завалил полиграф.

– Кто?

– А вот это, как я уже говорил, тебе еще рано знать.

Трейси подъехала к обочине и стала рассматривать дом, ничем не отличающийся от многих других домов Центрального района. Два этажа, узкое крыльцо фасада, из-за покатого двора казалось, будто дом нависает над улицей. Трейси поднялась по деревянным ступенькам и постучала в красную дверь. Миг – и она уже смотрела сверху вниз на малыша с мордашкой херувима, в синей пижаме с красными баскетбольными мячами. На вид ему было семь-восемь.

– Здравствуйте, – сказал он. – Резиденция Скоттов, чем могу помочь?

Это вызвало у нее улыбку.

– Да, мне нужна помощь. Твоя мама дома?

Трейси совсем не узнала бы женщину, которая вдруг появилась на пороге, если бы не голос.

– Почему вы не в постели, молодой человек? И что я говорила вам насчет дверей и незнакомцев?

– Это же леди.

– А ты с ней знаком? – спросила Шерис, уперев руки в бедра. – А? Ты ее знаешь?

Мальчик покачал головой.

– Значит, она незнакомка.

Мальчик лукаво усмехнулся, сверкнув дыркой на месте двух передних зубов. Трейси не сомневалась – хлопот с ним не оберешься.

– Может быть, ты кого-нибудь ждешь? – продолжала мать.

Он снова помотал головой.

– Тогда забирайся-ка по лестнице наверх – и в постель.

– До свидания, незнакомая леди. – Мальчишка шмыгнул матери под руку и затопотал вверх по крытым ковровой дорожкой ступеням.

Шерис не могла скрыть улыбки.

– Входите. – Длинные локоны обрамляли лицо, смягчая внешность. На тот же эффект работали прилегающая белая рубашка с длинными рукавами и черные легинсы.

– Пари держу, этот парнишка заставляет вас побегать, – сказала Трейси.

– Это мой билет в рай, – ответила Шерис. – Если мне удастся уберечь его от беды, то меня назначат святой, это точно.

Женщина постарше, очень похожая на Шерис, появилась откуда-то из глубины дома и остановилась у лестницы, положив руку на перила.

– Здравствуйте, – сказала ей Трейси.

– Вы детектив, я видела вас по телевизору.

– Да.

– Когда вы его поймаете, этого типа?

– Надеюсь, что скоро. Мы очень стараемся.

Женщина поглядела на Трейси с недоверием.

– Это я тоже слышала по телевизору, пару дней назад.

– Ти Джей сбежал из постели, мама, – сказала Шерис. – Ты справишься?

В синих джинсах и толстовке с капюшоном мать Шерис выглядела ненамного старше Трейси.

– Справлюсь ли я? Да, думаю, что справлюсь. – Она начала подниматься вверх по лестнице, остановилась, повернулась и посмотрела на Кроссуайт. – Приятно было встретиться.

– Мне также.

Шерис дождалась, когда мать поднимется на самый верх и скроется в одной из спален.

– Прошу прощения.

– Ничего страшного.

– Пойдемте присядем.

Передняя комната была со вкусом обставлена удобной на вид мебелью, на темном полу из твердых пород дерева лежал пушистый ковер. Над отделанным плиткой камином висели семейные портреты в рамках. Трейси осторожно опустилась в обитое материей кресло.

– Что с вами случилось? – спросила Шерис.

– Да так, побаливает кое-что. А ваша мама с вами живет?

Хозяйка опустилась на красную кожаную кушетку напротив, подогнув под себя босую ногу.

– Когда умер папа, мы переделали полуподвал. Муж иногда работает ночами, так что без мамы некому было бы присматривать за детьми.

– Вам повезло, что она у вас есть, – сказала Трейси, в который уже раз жалея, что ее мать умерла.

– Тесновато иногда бывает, – сказала Шерис, глянув наверх. – К тому же она забывает, что я уже взрослая женщина. Иногда сама удивляюсь, как это мы с мужем ухитрились троих детей завести.

Трейси улыбнулась. Затем сказала:

– Вы сегодня не на работе.

– Позвонила, сказала, что заболела. И вообще подумываю, не сказаться ли мне больной насовсем. Деньги там, конечно, хорошие, но не такие, чтобы за них умирать. Мы уже говорили о том, чтобы мне вернуться в школу, раз муж нашел постоянную работу, так что, может, сейчас как раз удачное время. – Шерис подалась вперед. – Но я-то вам звонила не за этим. А чтобы сказать – вчера у нас был Мистер Адвокат. Это тот парень, о ком я вам говорила, ну тот, что любит девчонок с большими сиськами. Вероника ему тоже нравилась, очень.

– Я помню.

– Ну так вот, вчера я видела, как он делал авансы Габи.

Трейси резко выпрямилась.

– Какие авансы?

– Вы знаете какие. Я была на сцене и видела, как он протянул руку и тронул Габи за запястье, когда она шла мимо. Девчонка чуть не подпрыгнула. Он пошептал ей что-то на ухо, а Габи улыбнулась и закивала. Потом повела его в заднюю комнату. Я сразу подумала: зачем ему эта худышка понадобилась?

– А вы видели, как они выходили?

– Специально ждала. Улыбка у Габи была от уха до уха. За сценой я спросила у нее, что он от нее хотел, а она сказала, что он дал ей пятьдесят долларов за танец на коленях. Пятьдесят. Она была так довольна, что я едва не спросила у нее: «Почему он тебя-то выбрал?» Ну вы понимаете. Теперь вот жалею, надо было спросить.

– Он еще долго был в клубе?

Шерис, казалось, вот-вот расплачется.

– Прикончил свою выпивку и уехал. Минут, наверное, через десять.

– Который был час?

– От одиннадцати тридцати до без пятнадцати двенадцать.

– А Габи тоже сразу ушла?

– Нет. Она закончила смену. – Шерис подняла руку. – Хватит задавать мне вопросы, послушайте лучше, что я вам хотела сказать. Когда я увидела, что он собирается уходить, я взяла перерыв и вышла покурить. На самом деле я наблюдала за ним, но в сторонке. У него в руке были ключи, и я уже хотела подойти, как тут машина прямо перед ним чирикнула. «БМВ». Красивая такая машина.

Сердце Трейси забилось, когда она вспомнила темный седан на видео, который выехал следом за Уолтером Гипсоном и Анжелой Шрайбер со стоянки у «Пинк Паласа».

– Какого цвета?

– Синего. Темно-синего.

– А номер вы разглядели?

Ширис улыбнулась.

– У него не номер. У него табличка из тех, которые покупают, чтобы демонстрировать понты. «Дифенс фо ю». Пишется так: буква D, потом слово F-E-N-C-E, цифра 4, буква U.