Глава 39
Джонни Ноласко смахнул листки с отчетом в верхний ящик своего стола, закрыл его и запер. Уже у двери накинул пиджак. На его столе зазвонил телефон.
– Да?
– Вам звонят, капитан, – услышал он в трубке голос секретарши. – Женщина, говорит, что разговаривала с вами несколько лет назад по делу об убийстве в Северном Сиэтле. Джо Энн Андерсон вроде.
Ноласко выдохнул, раздумывая, принять вызов или отказаться. Взглянул на часы.
– Как, она говорит, звали жертву?
– Она не сказала. Сама она, очевидно, выступала свидетельницей. Это ее зовут Джо Энн Андерсон. – Джонни шагнул за стол.
– Соедините. – Он поднял трубку с первого звонка. – Капитан Ноласко слушает. Чем могу помочь?
– Детектив, меня зовут Джо Энн Андерсон. Мы с вами встречались больше девяти лет тому назад, когда убили мою соседку, Бет Стинсон. Мой дом был как раз через дорогу от ее дома. Я была свидетельницей. – Услышав имя убитой, он сразу все вспомнил, хотя уже много лет не думал о том деле. Это было последнее убийство, которое они с Флойдом Хетти расследовали вдвоем, перед тем как тот вышел на пенсию. Вспомнил он и Джо Энн Андерсон. Ее показания решили дело – она подействовала на присяжных, как Бетти Крокер на покупателей.
– Конечно, я вас помню, миссис Андерсон. Что я могу для вас сделать?
– Я надеялась, что, может быть, вы не откажетесь рассказать мне, как идет расследование?
– Прошу прощения?
– О, это я прошу меня простить за беспокойство, но я не могу найти карточку, которую оставил мне тот адвокат, который ко мне приходил.
– К вам приходил адвокат?
– Он сказал, что разбирает кое-какие старые дела и разговаривает со свидетелями.
Картинка начинала проясняться.
– Миссис Андерсон, я уверен, что адвоката наняли родственники Герхардта. Ничего необычного. Его либо выпускают на поруки, и родственники хотят разыскать что-нибудь, что ему поможет, либо он сам готовится подать еще одно прошение о пересмотре его дела. Вам не о чем беспокоиться. Если мистера Герхардта когда-нибудь выпустят, мы сразу дадим вам знать.
– Просто я все еще думаю о той страшной ночи, – сказала она.
– Вам не о чем волноваться, – повторил Ноласко. – И еще, миссис Андерсон, вы имеете полное право не разговаривать с теми, кто к вам приходит, если это вас расстраивает. Закон не принуждает вас отвечать на их расспросы, и морального обязательства у вас перед ними тоже нет. Так что если этот адвокат начнет снова давить на вас…
– А он и не давил, наоборот, он был очень милым. Просто я заложила куда-то его карточку. Хотя, может, он мне ее и не давал. Я сейчас все забываю. Извините, что вас побеспокоила.
– Нет проблем. – Ноласко уже хотел было повесить трубку, но передумал и сказал: – Миссис Андерсон, если хотите, я наведу для вас справки – сделаю пару звонков, выясню, что происходит, и перезвоню вам.
– Буду вам очень обязана.
– Нет проблем. – Он взял ручку, нашел клочок бумаги и приготовился записывать. – А вы, случайно, не запомнили имя того адвоката?
– Запомнила. Его зовут Дэн. Дэн О’Лири.
* * *
«Железная Кость» оказалась популярным местом. Мужчины и женщины играли в бильярд и настольный шаффлборд. Другие болтали, смотрели игру НБА по большому плоскому телевизору или сидели в кабинах и уминали обычную для пабов еду. Дэн перехватил взгляд женщины, которая одна сидела в кабинке в заднем ряду, стена за ее спиной сплошь была увешана номерными знаками со всех штатов Америки.
– Селеста Бингам? – спросил он, подходя к столу.
Женщина кивнула, но не встала. Когда Дэн представился, она протянула ему руку через стол. Дэн догадался, что Бингам лет тридцать с небольшим: столько же было бы сейчас Стинсон, будь она жива. Несмотря на замученный вид – надо полагать, ребенок-футболист вытягивал из нее все силы, – она была все еще красива. Рыжие волосы собраны в хвост – видно, что на скорую руку, возле глаз заметны «гусиные лапки». Ни следа косметики на лице, и также никаких украшений, кроме обручального кольца, вполне скромного.
Дэн снял пиджак, и появилась официантка. Он заказал себе пива и посмотрел на Бингам, которая сидела, обхватив обеими ладонями стакан с водой, хотя, судя по всему, что-нибудь покрепче ей бы сейчас не помешало.
– Могу я купить вам что-нибудь выпить?
Бингам помотала головой:
– Нет, я только воду.
Официантка ушла. Дэн скользнул в кабинку. Из динамиков под потолком лилась музыка, золотой рок 80-х – Стив Перри из Journey пел Don’t Stop Believin’, главную песню их школьного выпускного, насколько помнил Дэн.
– Когда вам нужно забирать сына?
Бингам взглянула на часы.
– У меня есть еще минут сорок пять. – Ее взгляд скользнул по посетителям бара и снова остановился на нем. – Вы говорили, это как-то связано с Бет?
– Вы хорошо ее знали?
– Мы еще в школе были с ней лучшими подругами.
– Мне жаль, что с ней такое случилось.
– На кого вы работаете, мистер О’Лири?
– Зовите меня просто Дэн. Мне жаль, но я не могу открыть вам имя моего клиента. Пока, – сказал он. – Могу лишь сказать, что я изучаю материалы ее дела и пытаюсь кое-что выяснить. Например, я заметил, что полицейские детективы так больше и не обратились к вам.
Бингам покачала головой. Ее ладони все так же оплетали стакан с холодной водой, большие пальцы рисовали дорожки на запотевшем стекле.
– Нет, так и не обратились.
– А у вас была информация, которой вы хотели поделиться с ними?
Бингам начала отвечать, но остановилась, когда официантка принесла Дэну пиво. Положила на стол кружок подстаканника, затем поставила на него бокал.
– Что-нибудь из еды? – спросила она.
– Думаю, не стоит, – сказал Дэн, хотя у него живот подводило от голода – он с завтрака ничего не ел. Бингам дождалась, пока официантка уйдет.
– Мне нельзя ни во что впутываться, – сказала она. – В смысле, я не могу выступать свидетелем в суде, не могу давать показания, ничего такого.
– Хорошо.
– Я хочу сказать, что если все это далеко зайдет и вы пойдете с этим в суд, то я не… не буду свидетелем.
– Договорились. Просто расскажите мне то, что вы хотели тогда сказать полиции.
Бингам откинулась на спинку кожаного дивана и положила обе ладони на стол. Заговорив, она начала ковырять ногти и кутикулу вокруг них.
– Мы с мужем владеем издательской и маркетинговой компанией в городе. Много помогаем церкви и школам вокруг. Мой муж – епископ церкви мормонов. Вы знаете, кто такие мормоны?
Дэн улыбнулся.
– Некоторое представление имею.
Бингам не улыбалась.
– Я была католичкой до обращения. Вы понимаете, о чем я говорю?
– Думаю, что да, – сказал Дэн. – Вы обратились в веру мормонов, когда вышли замуж.
– Не когда вышла, а чтобы выйти. Дейл никогда не женился бы на женщине, которая не принадлежит к церкви мормонов. Семья бы не позволила. Он ничего не знает о том, что я вам сейчас расскажу. Он… не должен… узнать. – Она обернулась, словно желая убедиться, что пара в соседней кабине не подслушивает. Затем вздохнула, словно восстанавливая внутреннее равновесие. – Извините, это так…
– Не спешите, – сказал Дэн, понимая, почему Бингам выбрала для разговора именно бар. Просто здесь у нее было меньше всего шансов столкнуться с кем-нибудь из своей общины.
Бингам поднесла к губам стакан воды со льдом, сделала глоток и снова поставила его на стол.
– Я уже сказала, что мы с Бет были близкими подругами в школе. Мы с ней и еще одна девчонка постоянно где-то тусовались. В колледж ни одна из нас не поступила. После школы я стала работать секретарем, Бет пошла счетоводом на склад. Мы по-прежнему бывали в разных компаниях, почти каждый вечер.
Ее слова подтвердили подозрения начальника Бет Стинсон.
– В те годы для людей вашего возраста в этом не было ничего необычного, – сказал Дэн.
Бингам сделала еще глоток и глубокий вдох.
– Однажды вечером мы здорово напились и накурились, и вдруг ни с того ни с сего Бет говорит: «А пошли в стрип-клуб».
Дэну показалось, будто камень угодил ему под дых.
– Сначала я подумала, что она шутит, – сказала Бингам, – но оказалось, что нет. Она говорила всерьез. Был тогда один клуб, только что открылся, на Шорлайн, все кругом только о нем и говорили. Даже в газетах о нем писали и в новостях показывали. Туда Бет меня и звала. Я сначала говорю: ты очумела, что ли? А она мне – да мы же просто так пойдем, посмотрим, и все, что такого-то? Так что под конец я согласилась: а, ладно, пошли. И мы пошли. Сели в кабину сзади, а когда мимо проходили женщины, Бет задавала им всякие вопросы, типа, сколько они получают да много ли работают. Некоторые из них делали по паре сотен баксов за ночь – а в выходные и того больше. Уж куда больше, чем мы с ней. В те времена минимальная зарплата была вообще гроши. Одна из танцовщиц оглядела нас внимательно и говорит: вам бы тоже танцевать. С вашими-то фигурками деньжищ заработаете немерено. Мужчины определенно предпочитают девушек с хорошими внешними данными. Про Бет это можно было сказать смело. Про меня – не очень.
Дэн лихорадочно припоминал все, что слышал о Бет от ее начальника, от Уэйна Герхардта, и сопоставлял это с тем, что читал в досье. Так, начальник Стинсон говорил, что она выходила на работу с понедельника по пятницу. Уэйн Герхардт сказал, что был в доме Стинсон в субботу и что она специально выгнала свою машину на улицу, чтобы потом по-быстрому уехать на работу.
– Бет позвонила мне на следующий день, поболтать о том, что сказала та танцовщица, ну что мы могли бы зарабатывать хорошие деньги, – продолжала Бингам. – Она хотела пойти поговорить с менеджером. У меня и мыслей таких не было, но Бет умела убеждать, когда хотела. Оказывается, она все уже продумала. Она сказала, что танцевать можно и под выдуманными именами и что многие танцовщицы надевают парики. Еще она сказала, что никто из тех, кто нас знает, в такое место все равно не пойдет. В конце концов я согласилась пойти с ней туда – просто так, чтобы она перестала болтать об этом, – но только для поддержки, пока она будет говорить с менеджером. На следующий день мы и пошли. По-моему, это была суббота. Помню, что мы выкурили косячок в машине Бет, а уж потом вышли. Собеседование было коротким. Все, что интересовало менеджера, – это сколько нам лет и были ли у нас приводы в полицию. Потом он показал на шест и говорит: «Ну валяйте». Бет подошла к нему и давай крутиться-вертеться. В школе она занималась гимнастикой, и у нее неплохо получалось. Он нанял ее сразу. Потом посмотрел на меня и говорит: «Твоя очередь». Я ему сказала, что не буду, но он сказал: «Да попробуй. Зачем-то же ты пришла сюда?» Но я все равно не хотела, и тогда Бет тоже начала меня уговаривать, к тому же я накурилась, ну и пошла кривляться у этого шеста – просто повторяла то, что делала Бет, дурака валяла, понимаете?
– И он предложил работу и вам, – закончил за нее Дэн.
– У меня к тому времени накопились порядочные долги, к тому же мне очень хотелось съехать от родителей, понимаете? Вот почему, если уж говорить честно, мысль о том, чтобы стать танцовщицей, мне даже понравилась.
– А как назывался клуб? – спросил Дэн, но вытащить блокнот не решился: боялся, что Бингам шарахнется от него, как напуганная лошадь.
– «У грязного Эрни». Мы с Бет всегда работали в одну смену – чтобы придавать друг другу смелости. Хотя вообще-то в этом нуждалась только я. Бет себя чувствовала прекрасно. Мы приходили туда после работы и танцевали часов до одиннадцати-двенадцати, смотря сколько было народу. Танцевать надо было топлесс. Бет была куда более раскрепощенной, чем я. Мужчинам это нравилось, они скоро стали вызывать ее для танцев на столе или на коленях. Клуб был совсем новый и потому очень популярный, Бет хорошо зарабатывала. Стала даже поговаривать о том, чтобы забросить свою бухгалтерию. Я зарабатывала скромнее. Мне не нравились приватные танцы, а именно на них танцовщицы и делают основные деньги.
– Какое сценическое имя было у Бет? – спросил Дэн.
– Сисястая Бетти. – Бингам замолчала и вздохнула так, как будто запыхалась. Слезы потекли по ее щекам. Дэн вытянул из диспенсера коричневую бумажную салфетку и протянул ей. – Я чувствую себя такой виноватой, – сказала она, промокая глаза и с трудом выдавливая слова. Грудь у нее ходила ходуном. Дэн дал ей время успокоиться. Несколько минут спустя она высморкалась и потянулась за новой салфеткой. – Бет стала приводить кое-кого из мужчин домой. – Слова вырывались из нее стремительным потоком, так, словно она держала их в себе много лет и больше не могла удержать. В голове Дэна роилось множество вопросов, но он хотел, чтобы она высказала сначала все то, с чем пришла.
– Она сняла себе дом в Северном Сиэтле и стала водить их туда. Но не каждый день. И не кого попало. – Бингам вытирала слезы. Вид у нее был измученный, как будто она устала и физически, и эмоционально. – Я хочу сказать, что она знала мужчин из клуба.
Дэн мягко подтолкнул ее вперед.
– Что случилось, Селеста?
– Я пошла к менеджеру и уволилась. Сказала Бет, что и ей пора, но… ей так нравились деньги. Мы с ней поссорились и долго не общались.
– А когда вы узнали, что она убита, то сразу решили, что это кто-то из тех мужчин, кого она приводила домой из клуба.
Бингам кивнула.
– Но никто так и не пришел поговорить со мной. Потом я прочитала в газетах, что у полиции уже есть подозреваемый и что он признал свою вину. Тогда я решила, что никогда никому не стану об этом рассказывать. Зачем бросать тень на наши семьи? Я тогда снова съехалась с родителями, записалась в клуб анонимных алкоголиков и дважды в неделю ходила на встречи. С мужем я познакомилась через полгода после смерти Бет. Он ничего об этом не знает. Нельзя, чтобы он об этом узнал.
– Вы знали Уэйна Герхардта? Он был одним из тех, кого Бет приводила домой?
– Я его не знала. Никогда не видела в клубе. Регулярных посетителей обычно запоминаешь в лицо, понимаете?
– И он был не из них.
– Нет.
Чувствуя, что Бингам еще не все сказала, что есть что-то еще и она пришла в бар рассказать именно об этом, а не о том, как они с Бет танцевали в стрип-клубе, Дэн решил ей помочь:
– Могу я задать вам вопрос, Селеста? – Она кивнула. – Почему вы согласились поговорить со мной? Почему не сказали мне по телефону, что не помните, что тогда хотели рассказать полиции, и все?
Она кивнула.
– Вы знаете, как работают «Анонимные алкоголики»?
– Отчасти.
– Девятая ступень на пути к излечению – заглаживание вины. Вину надо загладить непременно, если только это не принесет никому вред. Я не хочу навредить мужу и детям, мистер О’Лири. Их у меня четверо. У меня хорошая жизнь, хорошая община. Но меня всегда беспокоила эта мысль, о том, что, может быть, тот человек этого и не делал.
Так вот в чем причина того, что Селеста Бингам сидит перед ним сейчас в этой кабинке, как грешница в исповедальне, и кается. Вина.
– Он сам сказал, что сделал это, – заметил Дэн.
Слезы потекли снова. На этот раз Бингам даже не пыталась их вытирать.
– Что вы еще не рассказали мне, Селеста?
Ее грудь поднялась и снова опустилась. Она глотнула воды.
– Я говорила с Бет в тот день. Мы снова стали разговаривать с ней по телефону, просто так, старались забыть старое, что мы с ней наговорили тогда друг другу. Я предложила пойти погулять вечером, когда она закончит с работой. Но она сказала, что у нее свидание.
– Может быть, это было свидание с Герхардтом.
Она покачала головой.
Дэн изо всех сил старался не спугнуть ее.
– Почему вы так думаете?
– Потому что я беспокоилась за нее, понимаете? И сказала ей: будь осторожна. Сказала, что не буду знать, как жить, если с ней что-нибудь случится. А она сказала, чтобы я не волновалась. Что все будет о’кей… – грудь Бингам снова судорожно поднялась и опустилась. – Она сказала, что все будет о’кей, потому что парня, с которым она встречается, я знаю и что он нормальный.
