Глава 6
Я с тремя помощниками под прикрытием магии притащили семь пулемётов, сорок винтовок, около тридцати гранат (колотушек и в виде крупного яйца), тысяч десять патронов (их я вытащил из танков, как и три пулемёта) и двух пленных – рядового и унтера. Чуть позже я одному скормил под принуждением хвостик от вавилонской рыбки, получив знание немецкого языка. Набрали бы и больше, но тут фашисты опять решили атаковать.
Началось всё с артиллерийского обстрела позиций, который длился почти час. Прилетали совсем не "чемоданы", после который фонтан земли высотой с пятиэтажку поднимается. Возможно, огонь вели танки и самоходки (если они там есть) с противотанковыми орудиями. Личный состав дивизии забился под перекрытия, выставив наблюдателей.
Через час пять лёгких танков при поддержке пехоты атаковали наши позиции со стороны луга. Ещё двенадцать бронемашин двинулись на наши окопы вдоль дороги по полям, на которых уже не осталось ржи – что не сгорело, то было растоптано и вмято в землю.
И на этот раз гитлеровцам почти удалось дойти до наших позиций. Да что там – почти… в трёх местах завязались рукопашные схватки. Только чудом удалось отбиться. Оставив сотни полторы тел на лугу и на полях, вместе с одиннадцатью подбитыми бронемашинами, гитлеровцы откатились во второй раз.
– Сейчас нужно ждать или юнкерсов, или удар дивизионными гаубицами, – хмуро произнёс генерал, машинально посмотрев в небо.
Угадал он со вторым вариантом: через два с половиной часа на нас упали десятки тяжёлых снарядов. И вот их уже в полной мере можно было называть "чемоданами". От взрывов немецких снарядов земля ходила ходуном, и в ушах постоянно стоял звон. Дом, в котором проводились совещания, был очень быстро снесён, там только обломки досок, солома да брёвна взлетели в небеса в ореоле чёрного дыма и земли. Хорошо, что я и остальные командиры сидели в траншее под несколькими накатами из брёвен и земли. От единичного попадания такой потолок должен прикрыть, так мне сказали. Но, не доверяя чужим словам, я дополнительно наложил защитные чары по углам укрытия, прямо на брёвна, торчавшие из земли.
После обстрела немцы атаковали в третий раз за сегодня. И у них были все шансы на победу, если бы к этому времени у меня не восстановился внутренний резерв маны. Весь этот запас и немного праны потребовал вызванный абмирутаруами со слепком степного пожара. Пять лет жизни пришлось отдать этому существу. Зато на наступающие цепи фашистов, усиленных бронетранспортёрами и танками налетела огненная стена протяжённостью в километр, высотой с двухэтажный дом и глубиной десять метров. Жар был не настолько силён, как у того огненного духа, который помог мне уничтожить немецкую колонну два дня назад, когда солдаты и лошади превратились в чёрные головешки, но его хватило, чтобы убить людей – пехоту и экипажи. Ни одна из боевых машин не загорелась, к слову. Закоптило их, конечно, но с виду повреждений не было. И при виде этого у меня появились мысли их утащить к себе.
"А что? Сделаем из них ДОТы, как из тэ двадцать восьмого, – подумал я, разглядывая трофейную технику на поле в нескольких сотнях метров. – Амулеты, усиление пушек и снарядов – получится сказка просто. Хрен кто мимо нас пройдёт".
Остальные фашисты, при виде такой страшной картины, резко развернулись к нам спинами и побежали назад. И я их вполне понимал. Смерть от пули или осколка любому покажется желаннее (если шанса выжить, всё равно нет), чем участь быть зажаренным заживо.
– Всё, я больше ничем не смогу вам помочь примерно сутки, – едва шевеля языком, сообщил я шокированным командирам рядом с собой. – Постарайтесь меня не беспокоить, хорошо? – и не дожидаясь ответа, я прилёг у земляной стенки на плащ-палатку. Спустя секунду я отрубился.
Проснулся в сумерках и, судя по тому, что окрашен край небосвода больше в восточной стороне, это было раннее-раннее утро.
"Ну, сутки вроде бы не спал, но где-то рядом", – подумал я и потянулся всем телом, разминая мышцы после сна.
Рядом никого не было, кроме красноармейца с длинной винтовкой с примкнутым штыком. Из-за этого солдат казался копьеносцем из древности.
– Сколько время? – поинтересовался я у него.
– Без четверти четыре утра, товарищ… товарищ командир, – ответил тот, слегка запнувшись при обращении.
– Спасибо. Где штаб?
– Позиции осматривают и лазарет.
– Ещё атаки были или обстрелы?
– Нет, товарищ командир. Вот как огнемётами последних фашистов сожгли, так и затихли они. А это правда, что такое оружие вы сконструировали?
– Правда, правда, только языком поменьше мели.
– Так я ж с пониманием, – слегка обиделся тот.
– С пониманием он, – хмыкнул я. – Здесь, что делаешь один?
– Так часовой я, товарищ командир. Вас… это, охраняю.
"Ладно, хоть не конвоирует", – мелькнула мысль у меня. – Понятно. Ладно, пойду я к генералу. А ты стой здесь, тебя ж не к моему телу приставили, а к укрытию? А то это уже конвоем попахивает.
– К-к укрытию, – быстро ответил тот, запнувшись опять.
Невнегин и Маслов нашлись рядом с лазаретом, разбитым далеко позади позиций. Раненые лежали прямо на земле, на палатках, гимнастёрках, шинелях. Самые тяжёлые находились в двух палатках, на которых имелись большие белые квадраты с красными крестами. И на земле была растянута большая простынь с намалеванным на ней красным крестом метрового размера.
– Здравствуйте, товарищ Глебов, – первым со мной поздоровался комиссар. – Отдохнули?
Следом за ним поприветствовал генерал.
– Здравствуйте, – я кивнул обоим мужчинам. – Более-менее. К слову, вы бы замаскировали лазарет. Немецким самолётам эта простыня и белые квадраты с крестами – идеальный ориентир.
– Это же красный крест! – возмутился генерал.
– И что? – я посмотрел на него. – Не считайте немцев лучше, чем они есть. Мне… хм… я могу немного видеть будущее. Редкие события, но яркие или те, что будут происходить рядом со мной. Так вот, с момента войны я дважды видел в образах, как немцы расстреливали санитарные обозы и поезда.
– Не может такого быть, – буркнул Невнегин.
– Ваше право.
– Товарищ Глебов, а вы можете чем-то помочь раненым? – быстро сменил неудобную тему комиссар. – После вчерашнего обстрела у нас больше сотни в лазарет попало. И вывезти их пока не представляется возможным.
– Могу помочь, но сильно не рассчитывайте на меня. Силы мне пригодятся для отражения нападения немцев.
– Раненым любая помощь пригодиться. К сожалению, у нас нет врачей, лекарств и перевязочных средств. Обходимся тем, что под руку попало, – развёл руками Маслов.
– Я помогу, – повторил я.
Раненых было сто сорок семь человек. Шестьдесят были тяжёлые: проникающие ранения, обширная кровопотеря, взрывная и осколочная ампутация конечностей, черепно-мозговые травмы и так далее. Здесь был представлен весь список тяжелейших повреждений организма в результате механических травм. Как минимум половина не дожила бы и до полудня. Мог ли я помочь вернуться к полноценной жизни? Да, в Книге имелись заклинания для этого. Но на каждого безногого или безрукого с моим опытом ушло бы минимум половина суток. Поэтому я убрал угрозу жизни, легких поставил на ноги (хотя бы патроны смогут подавать или наблюдателями работать, которых после артобстрела выбило всех до единого), добавил тонуса всем. И всё.
Но даже это "всё" произвело неизгладимое впечатление на окружающих и особенно командиров. Хотя, казалось бы, пора привыкнуть к моим умениям.
Немцы нам дали времени до полудня. Этого хватило, чтобы подправить траншеи, перераспределить бойцов и огневые точки. Ну, а мне удалось восстановить на две трети свой резерв маны и буквально на коленке соорудить два защитных медальона, которые вручил пулемётчикам, владеющим артефактным оружием. Боеприпасами их обеспечили неплохо – по тысячи двести пятьдесят патронов на каждый ствол. Как раз этой ночью по моему примеру красноармейцы ползали на поле за трофеями. Больше всех порадовали боевые машины – танки и бронетранспортёры немцев, экипажи которых убило огненным валом. Они наградили трофейщиков тысячами патронов и пулемётами, подсумками с гранатами и полдюжиной автоматов.
"Эх, денька бы три передышки и я бы тут такого наделал!", – помечтал я про себя.
К сожалению, уже в полдень в небесах над нашими позициями появились вражеские самолёты. Пикирующие бомбардировщики, "юнкерсы", про которые знает любой в моём времени, если он не совсем потерянный для мира человек.
Их было три тройки. Оказавшись над траншеями с красноармейцами, первое звено перевернулось через крыло и под углом градусов в шестьдесят понеслось к земле. При этом включились сирены, чей мерзкий звук выворачивал внутренности и заставлял ныть зубы. От этого я не сразу сумел поймать нужный момент и сконцентрироваться на заклинании, что позволило первой тройки сбросить свой смертоносный груз на наши окопы.
И вновь задрожала земля под ногами, а в небо взметнулись чёрные фонтаны, изнутри подкрашенные оранжевым пламенем.
Но на этом удача немцев закончилась, и на них в небе набросился абмирутаруами-шторм. Порыв ветра был так силён, что сбил с ног несколько бойцов и командиров поблизости со мной. Но куда большая мощь ушла вверх, где набросилась на гитлеровские бомбардировщики.
Так как никаких сопутствующих эффектов в виде туч, молний, столба пыли и прочего не было видно, то при малой толике фантазии, можно было представить, как несколько невидимых великанов щелчками сбивают на землю "юнкерсы". Ни один из стервятников не уцелел.
– Ура-а-а!!!
Радостный победный клич русских солдат прокатился по траншеям и полям.
– Ура-а-а!!!
Через пять минут рядом со мной оказался довольный генерал. Ничуть не скрывая своего восторга, не стыдясь проявления эмоций, он обнял меня и похлопал по спине:
– Всегда бы так воевать! Вот вы им показали-то, товарищ Глебов…
А через два часа над нашими головами повисла "рама". Зачем она появилась, мы узнали очень скоро, когда позиции стали перепахивать немецкие снаряды. И ведь достать самолёт, не вышло даже из артефактного оружия, настолько он высоко забрался. Я же после недавних чар был ни на что не способен. Абмирутаруами в качестве платы забрал всю ману и немного праны. Не пять лет, как вчера, но полгода я потерял. Хорошо ещё что, будучи высшим магом (а в скором будущем и архимагом могу стать, не пройдёт и пяти лет) я теоретически бессмертен и очень скоро восстановлю все потери организма. Но кто бы знал, как же гадко себя чувствовать, когда астральная сущность вытягивает из тебя жизнь. Да и потом самочувствие сравнимо с тяжким похмельем.
Вот всем хороши эти духи-слепки, всегда можно среди них отыскать аналог требуемого мощного заклинания, но уж чрезмерно велика цена за их услуги.
Обстрел длился три часа и когда он закончился, то местность, попавшая под удар, была похожа на лунную поверхность – вся в воронках-кратерах. Если бы сейчас немцы решили нас атаковать, то даже артефактное оружие не помогло бы отбиться. Было много убитых и раненых. Местами на сотню метров обороны приходилось всего два солдата с винтовками. Траншеи засыпаны или там зияют глубокие воронки.
Вот кто отделался лёгким испугом – это танкисты. Мои большие амулеты, которые они прикрепили к башням, защищали их от снарядов и осколков. Это они заметили ещё в первый налёт и дальше пережидали взрывы бомб и снарядов в чреве своих бронированных многотонных "лошадок".
С немецкой батареей или батареями, нужно было что-то решать. И с этим вопросом я направился к генералу и его штабу, которые заседали в укрытии, которое я окружил магической защитой.
– А что мы можем сделать, товарищ Глебов? – вздохнул он. – Стреляют "стопятые" гаубицы. Они стоят в семи-восьми километрах от нас, но достать нам их нечем.
– Дайте мне несколько человек и сегодня ночью несколько этих гаубиц превратятся в металлолом, – сказал я. – Тех разведчиков, с которыми я вчера собирал трофеи и ещё троих с похожими талантами.
– Пусть идёт Богданов, – комиссар посмотрел на Невнегина. – Чего ему просиживать зад в окопах?
– Это кто?
– После Халкин-Гола он стал капитаном и получил разведроту, но потом попал под трибунал за недостойное поведение и был разжалован до рядового. Вот только получил сержантские петлицы перед нападением Гитлера, – сказал мне генерал. – Сейчас его поставил на роту, так как командиров почти не осталось. Он сильный, хладнокровный, умеет воевать и не удивляется ничему. Один из пулемётов и винтовка, которые вы нам дали, находятся в его подразделении.
– Годится, – кивнул я.
Остальных бойцов Богданов подобрал сам. Всего со мной вышло семь человек. Амулеты отвода взгляда я делал до самой ночи. Один из них сделал большим, намереваясь прихватить у немцев грузовик с трофеями или бронетранспортёр. Сержант и один из разведчиков умеют водить технику, так что, утянуть что-то многоколёсное шансы есть. Вышли в половину первого ночи. Буквально прогулочным шагом миновали поле сражения, где уже начали пованивать трупы гитлеровцев. Несмотря на сильный запах гари, вонь разложения ощущалась очень сильно.
Немецкие окопы начались через полтора километра от наших. Даже сейчас там велись земляные работы небольшими группами солдат.
Мои спутники немедленно рухнули на землю, едва оказались на виду у вражеских часовых. И мне пришлось затратить немало слов и времени, чтобы убедить их в том, что амулеты помогают оставаться вне взглядов окружающих. И только благодаря им, мы и сами видим друг друга ночью.
Кое-как до них дошли мои убеждения, но даже после этого они то и дело норовили пригнуться, упасть или спрятаться за любым кустиком, как только видели немцев. Тем самым только зря тратили время, которого у нас было совсем ничего.
– Богданов, видишь ту машину? – я указал на трёхосный грузовик с брезентовым верхом, который уезжал с позиций куда-то в тыл к немцам.
– Да.
– Нужно колесо прострелить аккуратно, чтобы не повредить больше ничего.
Тот посмотрел на меня, как на больного.
– Да не видят они нас и не слышат. Винтовки бесшумные, блин, – разозлился я. – Тебе генерал говорил, чтобы мои приказы выполнял?
– Да, – сквозь зубы ответил он.
– Так какого хрена сейчас происходит?!
Вместо ответа мне он вскинул винтовку, прицелился и выстрелил, передёрнул затвор, вновь приложил приклад к плечу и отправил вторую пулю в сторону удаляющегося грузовика. Хорошо, что расстояние было меньше сотни метров, иначе вряд ли бы даже Зайцев, будущий герой-снайпер, сумел бы продырявить колесо. И спасибо за свет ночного светила и отсутствующие облака.
Машина вильнула вправо, потом влево и остановилась. Хлопнула дверь кабины, затем я увидел фигуру рядом с пробитым колесом.
– Дьявол! – донеслось до меня, следом немец несколько раз ударил кулаком по борту. – Вылезайте, колесо нужно менять.
Ну, а мы быстрым шагом направлялись в этот момент к ним. Когда подошли, то трое немцев уже возились с машиной, подставляя под неё домкрат и вытаскивая запасное целое колесо.
– Вы в кузове устраивайтесь, – сказал я капитану-сержанту, – а мне нужно потолковать с этими.
Даже в темноте было видно, как сильно выпучили глаза красноармейцы.
– Загипнотизирую их, чтобы довезли до батареи гаубиц, – пояснил я. Чёрт, как же свободнее мне одному действовать было. Жаль, что провернуть диверсию и угнать транспорт в одиночку мне не по силам.
На то, чтобы сменить колесо и тронуться в путь, у немецких солдат ушло полчаса. Зато потом мы очень скоро оказались недалеко от немецких гаубичных батарей. Восемь орудий в одном месте, одиннадцать в другом примерно в трёх километрах от первой группы пушек.
Сначала я вывел из строя те гаубицы, где их было поменьше. Действовал просто и эффективно: накладывал чары "гниение неживого" в нескольких точках, стараясь, чтобы повреждения от ржавчины не были видны. Теперь после первого же выстрела ствол лопнет, накатник и прочие механизмы вылетят. Ещё и обслуге достанется. Её я решил не трогать, чтобы случайно не поднять шум, хотя руки у моих товарищей чесались.
По точно такой же схеме я поступил с орудиями на соседней позиции.
– Товарищ Глебов, а давайте пушки заберём с собой? – вдруг предложил один из разведчиков, когда мы грузились обратно в кузов, после диверсии на последней гаубичной батареи.
– Уже поздно, – покачал я головой. – Они испорчены.
– Да не эти, а другие, маленькие. Мы когда проезжали сюда по дороге, то я увидел несколько штук. Противотанковые германские, их вдвоём катать можно и вполне хватит, чтобы броню средних танков продырявить.
– Где они?
– Нужно назад вернуться.
Как только бойцы окончательно поверили в свою неуязвимость, то резко обнаглели. Стали чуть ли не щелбаны отбивать немецким часовым. Пришлось срочно вмешаться, пока они не натворили делов, и предупредить, что любой резкий звук или воздействие на постороннего на время снимет с них чары. То есть, самый внимательный враг сумеет заметить обладателя амулета, решившего сыграть на барабанах. Или очнётся тот, кому отвесили "леща".
Грузовик вновь оставили, не доезжая до цели. Сначала я с разведчиком навестил место и подчинил своей воле часовых. И только после этого подъехала машина с остальными.
Нашими будущими трофеями стали противотанковые (как и сказал боец) пушки. На месте их оказалось десять штук. Из них восемь были маленькими, с короткими стволами и высотой мне по пояс и две более крупные с длинными стволами, увенчанными дульными тормозами. Чуть в стороне стоял полугусеничный бронетранспортёр с тремя пулемётами – по бортам и на вертлюге над кабиной. В палатках рядом спали полсотни солдат, ещё шестеро охраняли их сон.
Мне пришлось поднапрячься, чтобы наложить заклинание парализации на спящих. А потом окружить чарами отвода взгляда БТР.
И началась работа, причём, вкалывали немцы, покорные моей воле. Они помогли закатить и закрепить в кузов грузовика две маленьких пушки калибром тридцать семь миллиметров. Ещё одна такая же была взята на прицеп. Так же нагрузили снарядов столько, сколько влезло. Для облегчения машины мне пришлось на каждый небольшой ящичек, похожий на маленький "дипломат", вешать руну облегчения веса. Иначе, боюсь, не дотянул бы грузовик до наших позиций. К бронетранспортёру прицепили одно из орудий другого типа – калибром в пятьдесят миллиметров. И опять мне пришлось тратить ману, делая пушку немного легче. В БТР погрузили снаряды к нему, а так же пятьдесят винтовок со всеми патронами, что нашли, и полсотни гранат.
А потом Богданов и два бойца со словами "обождите", прикрепили к немецким винтовкам штыки и направились к палаткам. Смотреть на то, как хладнокровно убивают беззащитных людей я не смог, ещё не привык. Разумом понимал, что это правильно, что война только началась и нужно лишить вражескую армию опытных солдат как можно в большем количестве, тем более, артиллеристов, на долю которых приходится три их четырёх уничтоженных советских танков. Но в груди при этом ворочался неприятный комок.
На то, чтобы вырезать шесть десятков человек, у троих красноармейцев ушло около десяти минут. В живых остались только трое немцев: офицер, унтер и водитель грузовика. Первые были взяты в качестве "языков", а последний должен был вести машину.
Оставшиеся орудия я вывел из строя по привычной схеме. И после этого понял, что сил хватит только на пару-тройку простых заклинаний или на одно посложнее.