Книга: Дар джинна
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 8

Глава 7

– Завтра моему батальону идти в бой на этих чёртовых русских. И у меня плохое предчувствие, Генрих.
– Отто, не в моих силах что-то изменить. Тем более, только твоё подразделение сохранило боеспособность и высокий боевой дух.
Беседу вели два офицера вермахта в высоких званиях, устроившиеся под матерчатым навесом за столиком рядом с речкой. Перед ними стояли тарелки с разнообразной закуской, две рюмки и небольшой графинчик с водкой из трофеев.
– Потому что мой батальон сражался в районе железной дороги и не сталкивался с дъявольщиной, которая творится в этом месте, – зло сказал Отто.
– Это всё суеверия солдат, которые после польской и французской кампаний расслабились и не ожидали боёв с таким сопротивлением, – уверено ответил ему собеседник.
– Суеверия? – офицер залпом выпил рюмку водки и сморщился. – Когда прямо на глазах сгорает более роты солдат и задыхаются экипажи танков? Когда в одно мгновение самолёты камнем падают на землю? Да я ни разу ни в одном бою за свою службу не видел, чтобы потери авиации были стопроцентными во время неудачного налёта! И вот это всё ты называешь суевериями?
– Ты только что признался, что не участвовал в этих столкновениях, так откуда знать, что это не слухи? – заметил Генрих.
– Достаточно посмотреть на поле перед русскими позициями, где всё усеяно телами наших не похороненных солдат. Где стоят подбитые танки. И на обломки наших самолётов! – командир батальона уже почти закричал.
– Успокойся, Отто, – его собеседник поморщился и с почти незаметным презрением посмотрел на своего товарища. – Бог на нашей стороне. Кто бы ни помогал большевикам, дьявол или простые люди, но мы уже скоро втопчем их всех в эту землю.
– Как бы самим не лечь в неё, – слова товарища ничуть не успокоили Отто. Он вновь налил себе рюмку и выпил, закусил ломтиком ветчины, откусил от зеленого лукового пера, потом едко произнёс. – Как легли расчёты противотанкистов, которых зарезали, как цыплят ночью во сне. И те два взвода, что вчера нашли утром с перерезанными глотками. И куда-то пропал ещё один взвод со всем вооружением – своим и оружием убитых. А ведь никто даже не заметил, куда они ушли, и кто убивал остальных солдат! – он потряс пальцем перед лицом собеседника, после чего вновь наполнил себе рюмку водкой и одним глотком отправил огненную жидкость в желудок. – Завтра я с ними встречусь на том свете и всё узнаю. Жаль, что передать вам не смогу.
Генрих понимал друга, как человека, но вот как солдата, воина – нет. Есть присяга и долг перед германским народом, который слишком долго страдал после Версальского проклятого договора о мире. И если солдат должен погибнуть, чтобы народ жил, то так тому и быть. Но по-человечески ему было жаль Отто, которому придётся столкнуться с теми непонятными русскими, которые по варварски убили больше сотни немцев. Мало того, какой-то едкой химией вывели из строя два артдивизиона лёгких гаубиц. При этом погибли и получили тяжёлые ранения двадцать четыре человека. Но и это ещё не всё. В полном составе погибли расчёты противотанкового батальона, тем же способом, что и у гаубиц, были испорчены механизмы и стволы пушек, а часть орудий вместе с бронетранспортёром пропали. Как такое могло случиться почти в центре расположения наших доблестных войск?!
*****
Немцы дали нам три дня отдыха. Наверное, так сильно были впечатлены ночными рейдами по своим позициям меня с товарищами. Ведь мы не только разобрались с гаубицами, что так досаждали нам два дня, но и день спустя вновь наведались к неприятелю в уже большем составе. В эту ночь почти сотня гитлеровцев из стрелковой роты лишилась жизни. Ещё сорок человек, среди которых был офицер и несколько унтеров, попали в наш плен. Если бы не желание набрать трофеев и отсутствие под рукой транспорта, то и эти вояки отправились бы в свою Вальхаллу. Но им повезло. Нагрузив пленных винтовками, пулемётами, патронами и гранатами мы вернулись в своё расположение. Полторы сотни винтовок и четырнадцать пулемётов с огромным количеством патронов сильно порадовали Невнегина. А уж несколько небольших миномётов с запасом мин, которые я пообещал усилить, вытащили на его вечно мрачное лицо широченную улыбку.
Немцам оставили только одежду с сапогами, связали руки и отправили под конвоем в Пинск. Представляю их удивление, даже шок, когда с них спадут чары, и они узнают, что из своей палатки неведомым образом переместились в советский плен.
На мои способности окружающие все меньше и меньше строили гримасы. За несколько дней привыкли к огромному количеству чудес. Правда, со всех без исключения Маслов и его помощники взяли несколько подписок о неразглашении, с обещанием самых жёстких последствий включая и наказание семьи.
Из Мозыря в помощь пришли две стрелковых роты и взвод бронеавтомобилей. Из Пинска пришло подкрепление – народное ополчение. И вот оно меня сильно удивило, так как там каждый четвёртый был евреем. Оказалось, в городе образовалось очень большая община любителей пейсов и кошерной курочки. И до войны евреев хватало, хотя после присоединения этой территории к СССР тут сразу им так туго закрутили гайки, что многие покинули город. А с началом немецкой агрессии против СССР с западных районов хлынули сотни еврейских семей, спасающиеся от немцев, от которых не ждали ничего хорошего.
Одна рота и бронеавтомобили были переданы подразделениям, которые обороняли город от реки до железных путей.
Благодаря подкреплениям генерал восстановил количество бойцов до прежней численности, с которой занял этот рубеж.
Это были хорошие новости, а теперь о плохих. И их было слишком много.
Подготовка ополченцев-добровольцев оставляла желать лучшего. Оружия на всех не хватало, хотя генералу пришла депеша с посыльным, что с каких-то там складов между Пинском и Мозырем вот-вот будут доставлены нам винтовки, пулемёты, противотанковые ружья и прочее. Огромная беда была с продовольствием, хоть ближайшей ночью бери и иди к немцам за их полевыми кухнями.
Зато амулетами и артефактами я снабдил многих. Все орудия из разряда простого стреляющего железа перешли на уровень боевых артефактов. У морячков, которых осталось всего двадцать семь человек, СВТ и ПТР-39 я сменял на пулемёт и четыре защитных амулета. К последней было всего пять патронов (знаю, что запрятали остальные ко второму ружью) и этого мне вполне хватало. Я собирался превратить оружие в ещё более сложный артефакт. И если всё получится, то больше патронов к этому образцу оружия не понадобится. Во врага полетит пуля из псевдоматерии, которая просуществует в этом мире всего несколько секунд, но в эти секунды она будет неотличима от настоящего боеприпаса.
Кроме всего этого мне пришлось наложить защитные руны на десять деревоземляных укрытий, где могли бы спрятаться от артобстрела или авианалёта несколько сотен человек. Чуть позже, если враги предоставят ещё такую же большую передышку, я добавлю к ним столько же.
– Товарищ Глебов, – меня оторвал от размышлений комиссар. – У меня для вас отличная новость.
– Какая же?
– Вот, – он вытащил из кармана чуть помятый обычный спичечный коробок и протянул тот мне. – Драгоценные камни, как и просили.
– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался я, принимая презент.
Внутри лежали несколько серёжек и колечек с разноцветными драгоценными камнями и жемчугом. Среди небогатого выбора под мои нужды подошли четыре камушка – бриллиант и три сапфира.
– Возвращаю, – я вернул коробок обратно Маслову. – Жемчуг мне не подходит, а прочие слишком мелкие или камни с крупными дефектами.
– Хм, – тот положил его в карман и покачал головой. – Даже не мог представить, что важны такие мелочи.
– Вы просто не представляете о других мелочах. В магии они играют, куда большую роль, чем во всех остальных сферах жизни.
Потоптавшись рядом несколько минут и задав десяток маловажных вопросов, комиссар удалился, оставив меня одного со своими проблемами и делами.
Одним из этого была идея создания голема. Её мне подкинул Эдуард Соломонович Ройман, один из еврейских ополченцев. Он легко и просто принял тот факт, что я не простой человек и даже, скорее всего, совсем не человек. Смог вытянуть из меня пять защитных амулетов и две артефактных винтовки (вот же тип! Сразу видна кровь сына Израиля… хм… будущего Израиля). И между делом поинтересовался тем, а не могу ли сотворить Пражского голема. И тут же рассказал историю о том, как в шестнадцатом веке в Праге один раввин и по совместительству ещё и каббалист создал волшебное и неуязвимое создание из глины и свитка с письменами (шем), которое назвал големом. Тогда евреев сильно притесняли немцы и чехи, запрещали покидать гетто, которое было отведено им для жизни. И во сне раввину Бог подал идею создания защитника. Якобы тринадцать лет голем защищал (читай – убивал врагов еврейской общины) евреев от притеснителей, пока однажды из-за ошибки раввина не вышел из-под контроля и не начал всё крушить вокруг. Его создатель едва успел его усыпить навсегда, пока тот не начал убивать тех, которых был обязан защищать. И под конец этой истории Эдуард сказал, что может мне помочь с письменами для голема. От шема я отказался, а вот идею решил взять на вооружение. Она плотно засела в моей голове, и даже когда занимаюсь амулетами и оружием, все равно мысли только о магическом воине. Осталось только придумать как его создать, так как в Книге имелось слишком много заклинаний – от элементальных големов, до механических и оживленных путём вселения чужой души.
"Пока что от этой идеи придётся отказаться, уж очень долгое это дело, – покачал я про себя головой и тут услышал далёкий гул самолётных моторов. – А это ещё кто летит?".
Самолёты летели с запада.
"Сука, немцы, – скрипнул я зубами и со вздохом поднялся на ноги. – Всё-таки, больше не стали ждать и решили сковырнуть нас поскорее".
Летели семь троек тремя уступами на высоте четыре-пять километров. И всё те же "юнкерсы", судя по торчащим шасси под крыльями. Каждая такая машина берёт семьсот килограмм бомб. Иногда в бомбовой загрузке всего три боеприпаса – один на полтонны и два стокилограммовых. То есть на позиции дивизии собираются скинуть больше четырнадцати тонн взрывчатки и металла.
Из ПВО на наших позициях всего шесть установок спаренных "эмгэшек", одна из них стоит на трофейном бронетранспортёре. БТР у нас играет роль подвижной огневой точки, так как огневая мощь дивизии откровенно слабая и на разных участках иногда требуется создать шквал огня. Вот такое у нас – Фигаро там, Фигаро здесь. Примерно так же действуют и "бэтэшки", но они в силу малого количества боеприпасов слабоактивны. Забыл сказать, что пулемётные спарки созданы из артефактного оружия. Все зачарованные пулемёты для усиления огневого удара были сдвоены. На каждый "ствол" имелся барабанный магазин с короткой лентой на пятьдесят патронов, над которыми я поработал при помощи магии.
И вот сейчас расчёты спаренных установок задирают в небо, ловя в прицелы вражескую авиацию. Бронетранспортёр завёл двигатель, готовясь сорваться с места, чтобы поддержать огнём товарищей там, где гитлеровцы решат нанести самый мощный удар.
За налётом я решил смотреть из командирского укрытия, над которым я поработал чуть лучше, чем над остальными. Оно теперь используется в качестве НП, после небольшой доработки, заключающейся в поднятии накатов и создании длинной узкой амбразуры. Через неё командиры смотрели за полем боя из биноклей. Трофейных, кстати, которые я принёс из двух своих рейдов в расположение гитлеровцев.
– Что-то случилось? – вопросительно посмотрел на меня Невнегин, едва я оказался на НП.
– Нет, ничего такого. Просто отсюда видны почти все наши позиции. И мне интересно посмотреть, как сработают пулемётные установки по "Юнкерсам".
– Понятно, – хмыкнул он и вновь вернулся к наблюдению.
Он с комиссаром и двумя офицерами расположились у входа в укрытие, направив окуляры биноклей в небо. Опасность здесь им не грозила – магический щит прикрывал на восемь метров во все стороны, не считая блиндаж (или как там правильно будет называться наше НП).
Рокот авиационных двигателей звучал всё громче, накатывал сверху на землю, заставлял людей бледнеть и нервничать. Слишком хорошо окружающие меня военнослужащие знали, что может сотворить с позициями пехоты двадцатка пикирующих бомбардировщиков.
И вот первый "Юнкерс" перевернулся через крыло и сорвался в крутое пике, завыв, как сотни грешников на сковородках в Аду. За ним к земле устремился второй, третий, четвёртый…
Больше половины самолётов выбрали целью траншеи, перед которыми в последний раз я сжег пехоту с экипажами танков. Наверное, немецкое командование посчитало, что тут у нас стоит самое мощное оружие, какие-нибудь огнемёты или что-то похожее. Именно туда направился бронетранспортёр, готовясь поддержать две пулемётных установки, на которых пришлись двенадцать "юнкерсов".
И тут во всей красе показало себя артефактное оружие. Два первых самолёта были сбиты ещё до того, как сбросили свой страшный груз. Сбиты влёт, как утки. Третий взорвался в воздухе. Или пули угодили в бомбы, или расчёт поставил ленты с зачарованными патронами.
– Вот стервецы что творят! – хлопнул себя по бедру генерал. – Шульгин, пулей до них и скажи, чтобы не смели тратить особые боеприпасы!
– Есть, – денщик козырнул и умчался.
Взорвался в воздухе ещё один "юнкерс", что подтвердило догадку Невнегина об использовании патронов с рунами.
Два пикировщика сумели-таки сбросить свой груз на окопы, но сбросили неточно, добавив воронок перед траншеями в сотне-двух метрах. К слову, упали явно не "пятисотки", куда меньше.
Очень скоро к избиению немецких стервятников присоединился расчёт пулемётной установки на бронетранспортёре, и асам Геринга совсем стало кисло. За несколько следующих минут на землю рухнули два самолёта, а ещё трое отвалили в сторону и стали с сильным снижением и густо дымя уходить севернее, подальше от наших позиций.
На левом фланге и в центре немцам повезло чуть больше. Первая тройка без помех сбросила свой груз точно в траншеи или совсем рядом с ними. Зато потом расчёты пристрелялись и один за другим подбили шесть бомбардировщиков. Пять из них рухнули на землю на наших глазах позади позиций, а один сумел уйти влево, развернуться над рекой и направиться назад. Но дымил он сильно, полёт был неровным, поэтому думаю, что надолго выбыл из строя и поднимется в небо ещё нескоро.
– Передай Ефимову, пусть отрядит отделение бойцов к месту падения "Юнкерсов". Видно было, что как минимум один не взорвался, – обратился Невнегин к красноармейцу, который был при нём связным. Таких было трое, и двоих он уже разогнал с приказами к подчиненным в траншеи, включая денщика.
Через пятнадцать минут после окончания налёта на НП стали прибывать посыльные от командиров подразделений, а спустя сорок минут уже были подведены итоги.
– Погибли семнадцать человек и двадцать два ранены. Это те, кто не может продолжать сражаться. Уничтожен пулемёт, простой. И четыре винтовки, тоже простые. Боеприпасов расстреляли много, около тысячи обычных и семьдесят два патрона особых, – озвучил урон от немецких бомб комиссар, который взялся за подведение итогов. – Немцев по донесениям наблюдателей – да и мы сами всё видели – было сбито двенадцать самолётов, четыре ушли с большими повреждениями. Думаю, подсчёт в нашу пользу.
– Думаю, с минуты на минуту будет наземная атака, – взял слово генерал. Товарищ комиссар, пока есть время, пока тихо, вам обязательно стоит пройтись по позициям и пообщаться с бойцами. Нужно им поднять боевой дух.
– Думаю, он у них и так на высоте, – усмехнулся Маслов. – Но больше – не меньше. Терентьев, за мной.
И комиссар со своим денщиком покинул НП.
Большой передышки немцы нам не дали. Уже скоро вдалеке загрохотали орудия и перед нашими позициями стали падать снаряды.
– Жидкова-то что-то, – покачал головой Невнегин. – Бьют шесть или семь гаубиц. Несколько крупных, "стопятидесятки", и три или четыре совсем небольших, думаю, что их семидесятипятимиллиметровые полковые. Странно, что миномёты молчат, хм. Ну, значит, жди скоро танки с пехотой. Товарищ Глебов, вы здесь будете или на передний край пойдёте?
Промеж его слов я услышал "вали-ка ты туда, авось, пользу окажешь на месте, чего здесь жопу мять".
– К бойцам пойду, – ответил я. – К Богданову.
– К Богданову? – переспросил он. – То есть, вас там искать, если понадобитесь?
– Да. Или он будет в курсе, где меня искать.
Артиллерийский обстрел в силу малого количества орудий на пять с лишним километров наших позиций особого урона не нанёс. Впрочем, лупили пушки по полуторакилометровому отрезку слева и справа от дороги, оставив без внимания луг и половину поля, что примыкало к нему, отделенное лесополосой. Вернее, остатками её. От большинства деревьев остались лишь пеньки.
Едва только последние снаряды взорвались рядом с окопами, как вдалеке показались немецкие машины – танки и бронетранспортёры, а за ними и между ними густо двигались пехотинцы. На луг вышли только стрелки, без какой-либо поддержки техникой.
"Один, два, три…, - стал я считать про себя танки. – Охренеть, сорок две штуки. Они сюда полк, что ли, пригнали?!".
Танки открыли стрельбу примерно с двухкилометрового рубежа. Остановиться, выстрелить, проехать немного, вновь остановиться и пальнуть. Сорок машин шли очень плотно и точно на наш правый фланг. Своей частой стрельбой они создали впереди огневой вал. Хоть стрельба была не особо прицельная, снаряды чаще всего рвались перед брустверами или улетали в тыл, но вот психологическое давление они оказывали огромное!
Три четверти от танковой лавы были лёгкими танками и "тройками", оставшаяся часть была "четвёрками", судя по толстому огрызку пушки. Причём, почти все эти танки, которые условно можно назвать тяжёлыми, шли самыми первыми, прикрывая своей бронёй своих жестяных (утрируя, но где-то так и есть) собратьев. Последними катили бронемашины – колесные и гусеничные.
Если техники было много, то пехоты буквально легион. Их можно было сравнить с муравьями, вышедшими на защиту своего муравейника или отправившиеся на захват чужого. Казалось, что можно закрыть глаза, направить ствол винтовки в сторону атакующего врага, выстрелить и попасть – такая плотность была у наступающих. С учётом тех цепей, что вышли на луг, одних солдат противник выставил больше тысячи.
Красноармейцы открыли ответный огонь, когда немцы пересекли километровый рубёж. Первыми выстрелили трофейные 37-милиметровые орудия. После того, как они стали артефактами, тысяча метров для их снарядов стали дистанцией эффективного огня. А уж сами заряды, которые выглядели какими-то игрушечными, размерами с гриф от гантели, могли посоперничать с теми "чемоданами", которые на нас только что швыряли немецкие стопятидесятимиллиметровые гаубицы. Правда, малая часть, всего пятнадцать к каждой пушке, но и этого немцам должно хватить.
А ещё у нас были миномёты. Небольшие пятидесятимиллиметровые, чуть выше колена, стреляющие максимум на шестьсот метров. Зато к каждому я зачаровал по десять мин, снабдив те огромным количеством рун. Каждая мина накрывала огненным облаком круг диаметром в тридцать метров. При этом температура в эпицентре была свыше двух тысяч градусов. Рубеж на расстоянии от четырёхсот метров до пятисот от окопов был заранее пристрелян сформированными расчётами к миномётам. Теперь осталось только подождать, когда на эту стометровку войдёт противник.
Первые выстрелы противотанкистов подожгли два немецких танка в первой линии и один в середине. Прикрытые амулетами отвода взгляда, защищенные магией расчёты трофейных пушек были неуязвимы и невидимы для врага. Один расчёт тридцатисемимиллиметровки нагло оборудовал себе позицию прямо на дороге, получив возможность обстреливать наступающих из самого удобного положения.
Немногим позже, когда до первых танков дистанция сократилась метров до семисот-восьмисот, открыли огонь бойцы с артефактными винтовками. Их мишенями стали лёгкие танки и "тройки", вырвавшиеся вперёд. Винтовочная зачарованная пуля, вылетающая из ствола со скоростью три тысячи метров, дырявила их броню, как шило консервную банку.
– Так их, парни, дави гадов! – весело крикнул я.
– Скорее будет правильнее – жги, – заметил Богданов.
– Поучи ещё, – отмахнулся я от него. – Лучше готовься встречать пехоту. Всю минами не накроем, придётся пулемётами долбить… хм.
Тут я заметил две "четвёрки", которые стояли позади наступающих товарищей. От меня до них было порядка двух километров. Из командирских башенок торчали танкисты с биноклями в руках.
– Что? – заинтересовался капитан-сержант.
– Мне вон та парочка танков нравится. Какие из них ДОТы получатся – загляденье просто, – я ткнул биноклем в нужную сторону.
– Только не говорите, товарищ Глебов, что пойдёте прямо сейчас туда, – нахмурился мой собеседник.
– Хорошо, я промолчу. И за мной не ходить никому – погибнут, – сказал я и легко перебрался на бруствер, с которого стартанул в направлении целей. На ходу активировал амулеты и наложил заклинание тонуса.
Оглянулся – вроде бы не видно, чтобы за мной кто-то последовал.
За минуту я пролетел метров четыреста, и тут что-то взорвалось, чуть ли не под ногами, сбив меня с ног и заставив пару метров прокувыркаться по земле. Амулет защитил, но сильно просел по мане. Ещё бы чуть-чуть и сработали бы личные защиты.
Что это было – я не понял. Подозреваю, что наткнулся сам прямо на один из вражеских снарядов. Если только кто-то из союзников не выстрелил в спину, целя в немецкий танк. Увидеть меня они не могли, даже те, у кого были амулеты отвода взгляда. Между собой они взаимодействовали (амулеты, то есть), а вот с моим амулетом и моим заклинанием, которым я иногда пользовался вместо волшебной безделушки – нет.
Отряхнувшись, я продолжил бег.
Уже находясь совсем рядом со своей целью забега, за спиной загудело, завыло и едва ощутимо толкнуло горячим ветром в спину. Даже не оглядываясь назад, было понятно, что немецкие цепи вошли в пристрелянный из миномётов квадрат.
– Боже! Боже! Что это такое? – в шоке воскликнул немец в чёрной форме и пилотке, который по пояс торчал из командирской башенки ближнего ко мне танка. Тут лязгнул люк впереди и из него показался ещё один фриц с круглыми ошалевшими глазами.
– Да это просто сказка какая-то, – обрадовался я и кинул в обоих подчиняющее заклинание, потом приказал. – Остальных немедленно убить, сделать это незаметно, чтобы не заподозрили до самого последнего момента. И ждать моих дальнейших команд. Приступайте.
Те проворно нырнули внутрь танка. Кажется, когда я подбежал ко второму, то услышал приглушенные пистолетные выстрелы, прозвучавшие за спиной. Со вторым экипажем так не получилось, пришлось отправить в приоткрытый боковой люк в башне заклинание мгновенной смерти. Дальше всё было просто: два немца – два танка. Повезло, что командир умел сидеть за рычагами и сумел заменить мёртвого механика, иначе пришлось бы брать второй трофей на буксир. Для одного танка у меня был отвращающий амулет, на второй я наложил заклинание. После этого приказал двигаться ближе к дороге. Там вся немецкая техника была уничтожена, пехота разогнана. Фактически – мёртвый коридор. И там почти нет риска, нарваться на слепой выстрел из боевого артефакта.
Неподалёку от позиции противотанковой пушки я приказал пленным остановиться, а сам направился к красноармейцам.
– Здорово, бойцы! – окликнул я их, сняв чары с себя. – Свои, свои!
– Товарищ Глебов? – удивился один из расчёта, первым схватившийся за трофейный автомат при звуке моего голоса.
– Он самый. Я тут сейчас два танка протащу, вы уж не попортите мои трофеи, лады?
– Танки? – вклинился в беседу второй. – Немецкие?
– С той стороны наши не придут, – ответил я ему. – Конечно, немецкие. Я ж сказал – трофеи.
– Так тащите, конечно!
Предупредить я их решил из-за того, что простенький амулет и быстро созданные чары не смогли бы совсем скрыть от взгляда два многотонных механизма, оглушительно лязгающих и воняющих выхлопом. Проехать же мне предстояло совсем рядом с позициями противотанкистов, устроившихся на дороге.
За то время, что я был занят претворением в жизнь своей идеи, что внезапно меня посетила, вражеская атака была остановлена, а уцелевшие фашисты поспешно отступили. После них остались сотни и сотни трупов и десятки чадящих или с виду целых, но неподвижных, бронированных машин.
На несколько танков, среди которых была "тройка" без видимых повреждений, я тут же положил глаз. Пользуясь заминкой в сражении, стоит их утащить к себе, тем более, пара буксировщиков с опытными водителями у меня имеются.
Но сначала я отвёл оба танка подальше в тыл, укрыв в запасных капонирах для "бэтэшек", которых успели отрыть порядком. После чего пленные вытащили из танков своих мёртвых товарищей. К этому моменту рядом со мной появился комиссар с парой командиров. По его глазам было видно, что он думает о моей выходке. Но при этом выглядел очень довольным. А уж когда узнал, что один из пленников является командиром танковой роты, то и вовсе расцвёл. И тут же чуть не потребовал отдать его ему немедленно для допроса.
– Ай, да чёр… забирайте, – махнул я рукой. – Справлюсь уж как-нибудь и с одной машиной.
– Товарищ Глебов, с вами пусть пойдёт группа трофейщиков. И безопаснее, и помощь какая-никакая, – тут же сказал он.
– Хорошо.
"Помощь, бляха-муха, – покачал я головой в мыслях. – Не доверяешь комиссар, так уж и скажи", – вслух же сказал. – Хорошо, возьму. Я сейчас к передовой подъеду под скрытностью, там с себя сниму невидимость и заберу бойцов. Полагаю, что не стоит немцам видеть, как мы катаемся на их технике у себя на позициях.
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 8