Глава 19
Я пришел в себя, когда на меня обрушился ледяной водопад.
— С ума сошла?! — спросил я, отфыркавшись, и Кьярра смущенно спрятала за спину ведро.
— Я слышала, людей надо поливать холодной водой, если они без сознания, — сообщила она.
— Не так же… — начал я, но осекся. — Хотя не важно. Главное, подействовало. Только где ты такую взяла? И почему она соленая?
Кьярра только вздохнула, поражаясь моей недогадливости: ясно же, метнулась на Багралор, зачерпнула из моря!
— Я подумала, в ручье и в бочках вода теплая, — подтвердила она мою догадку. — Поэтому быстро слетала туда-обратно. Никто не видел, Рок! Я на скале у острова появилась — и сразу обратно.
— На скале. У острова… Погоди, ты Баграни имеешь в виду?
— Других там нет, — ответила Кьярра. — Возле него холодное течение, мама говорила. У берега вода теплее.
— Ага… Ну что ж, будем надеяться, тебя и вправду не засекли, — пробормотал я.
— В скалах тени. А башня светится, — понятно объяснила она. — И нет никого. Холодно и дождь, люди попрятались.
— Да уж, паршивое в этом году лето… Ладно, довольно об этом.
Я стащил мокрую насквозь рубашку и тщательно выжал. На меня немедленно накинулись комары, и я скомандовал:
— Давай-ка в дом! Но сперва, раз уж ты все равно с ведром, принеси воды из ручья — ужин будем готовить. И добычу свою волоки!
И нет, мне ничуть не было стыдно заставлять девушку работать. Во-первых, она не девушка, а дракон, во-вторых, в разы сильнее и выносливее меня, а в-третьих, мне нужна была пара минут на то, чтобы собраться с мыслями.
Жаль, нельзя сделать отпечаток с образа в голове! То есть чародеи, конечно, на такое способны: я слышал, есть какой-то метод просмотра воспоминаний. Не как у Кьярры, один на один, нет. Там картинку выводят то ли в зеркало, то ли на поверхность воды, главное — увидеть ее могут многие. Еще ее можно сохранить и повторить нужное число раз, чтобы рассмотреть подробности. Нужно ли уточнять, что используется этот прием в основном для допросов?
Однако чародея с потребной для дела техникой поблизости не было, да и не позволил бы я ковыряться у себя в голове. Приходилось полагаться только на собственную память…
— Рок, а почему ты вдруг обмер? — отвлекла меня от размышлений Кьярра, как обычно, подкравшись незаметно.
— Наверно, ваш способ обмена воспоминаниями для людей не очень-то подходит. Помню, что я, по-твоему, не человек! — предвосхитил я ее реплику. — Был бы чистокровным человеком, может, вообще не пережил бы такого насилия над разумом.
— Я же осторожно, — обиделась она и поставила ведро, расплескав воду.
В другой руке у нее был изрядный кусок мяса (размером с половину самой Кьярры), аппетитный даже на вид. Честное слово, впервые за долгое время я ощутил голод. А когда я голодный, лучше, чтобы под рукой оказалось побольше съестного… Словом, мне опять повезло! Этак я переименуюсь и стану зваться Везунчиком Санди!
— Я не был к этому готов, — дипломатично ответил я, выбирая нож поострее.
— Но теперь-то ты можешь видеть дороги, как я? — допытывалась Кьярра.
— Еще не проверял.
— Так проверь!
— Кьярра, — сказал я, обернувшись к ней с руками по локоть в крови, — я жрать хочу. Дороги никуда не убегут, ясно?
— Так бы сразу и сказал, — проворчала она и принялась с грохотом укладывать поленья в очаг. — А то откуда я знаю? На тебе не нарисовано, что ты голодный!
В очаге с ревом взметнулось пламя, хотя я видел — ни спичек, ни кремня с кресалом у Кьярры в руках не было, да и растопкой она себя не утруждала. И, тем не менее, поленья занялись в один миг.
— Как ты это?..
— Что? — Она недоуменно взглянула на меня, потом на очаг. — А! Это же просто! Наверняка ты тоже сможешь!
— Может, во мне и есть капля драконьей крови, и я научусь ходить твоими тайными путями, но зажигать взглядом огонь точно не сумею.
— Откуда ты знаешь? Ты же не пробовал!
Вот и разговаривай с ней…
— Ты что-то рассмотрел, — не унималась Кьярра. — В самом конце. Я почувствовала, Рок.
— Медаль, — напомнил я. — Я ведь сказал. Или подумал, не важно.
— Это я помню. Но было еще что-то. Может, ты где-то видел моего отца? — с редкой прозорливостью поинтересовалась она. — Если он был военный, да еще герой… Я же правильно поняла? Такие медали давали героям?
— Вроде того. Выжившим, — уточнил я. — При Одерике уцелело всего шесть драконов из дюжины, про людей и говорить нечего.
— А что там случилось?
— Примерно то же, что при Баграни, только без участия чародеев. Если вкратце: Одерик — это очень богатая дальняя колония. Лакомый кусочек. Тот берег открыли почти одновременно и королевские исследователи, и вражеские, и долго спорили, кому принадлежит честь первооткрывателя.
— И поссорились?
— Сперва уладили дело миром, насколько я помню, договорились использовать и заселять Одерик вместе… Ну как вместе — поделили условно пополам и какое-то время уживались. Потом пошло-поехало: то наши колонисты у чужих что-то увели, то те у наших. Слово за слово — и понеслось, то и дело учиняли резню… — Я перевел дыхание и завершил: — Закончилось все тем, что обе стороны прислали войска, чтобы окончательно решить вопрос о принадлежности архипелага.
— И кому он достался? — с любопытством спросила Кьярра.
— Никому, — ответил я.
— Я не поняла, — после паузы произнесла она. — А за что тогда медаль?
— Сказал же — за отвагу. Дело в том, что архипелаг Одерик — вулканический. Знаешь, что такое вулкан?
— Огненная гора, — уверенно ответила Кьярра. — Мама говорила. Как же там люди жили?
— Хорошо жили. Большой вулкан попыхивал потихоньку, но извергаться и не думал, так, иногда пеплом плевался. На мелкие вообще можно было внимания не обращать. Горячая вода из-под земли опять же… Росло там все, говорят, как заколдованное. Семечко уронил — назавтра куст с человека высотой вырос и успел зацвести… Это преувеличение, конечно, но что урожаи снимали невиданные, по два-три за сезон — факт. А когда начался конфликт…
— Я угадаю, — сказала она. — Вулкан проснулся!
— В точку. Причем неизвестно, сам по себе или ему помогли. Писали, так-то он еще сто лет мог пыхтеть вхолостую, а то и вовсе бы потух, но…
— Разве можно укротить огненную гору?
— Чародеям, думаю, под силу… Или драконов задействовали: если вам расплавленный металл нипочем, может, и лава тоже вроде теплой ванны?
— Но зачем? — поразилась Кьярра, не обратив внимания на мои слова. — Как там потом жить?
— А никак. Во всяком случае, в ближайшие пару десятков лет. Но у людей, знаешь ли, есть такое мерзкое обыкновение… — Я помолчал, подбирая подходящие слова. — Ни нашим, ни вашим. Или, как вариант, «не доставайся же ты никому».
— То есть кто-то решил, что пускай лучше колония совсем пропадет, чем ее получит другой? — уточнила она.
— Ага. Нет, вполне возможно, что это просто совпадение и вулкан сам выбрал именно этот момент, чтобы начать извергаться, но… как-то слабо в это верится.
— Как же люди?
— Погибших было очень много, — помолчав, ответил я. — Туча раскаленного пепла, не видно ни зги, загорелись леса… потом пошла лава, а рядом ведь море. Сама представляешь, что случилось?
Кьярра помотала головой, и я подумал: вряд ли она знает, что такое лава.
— Если налить расплавленный металл в воду, что будет?
— Он застынет.
— А перед тем?
— Пар пойдет, — ответила Кьярра, подумала и добавила: — Вот ты о чем… Лава все текла и текла. Застывала, и снова… И вода, наверно, закипела, а сколько было пара… И еще пепел!
— Столб дыма… или пара, не важно, видно было за несколько морских переходов, — сказал я. — А по ночам — и само извержение.
— И что, сражение продолжалось? В таком вот… — Она не сумела найти подходящего слова, но физиономию скорчила более чем выразительную. — Люди странные!
— Да какое уж там сражение, ноги бы унести, — усмехнулся я, не отрываясь от стряпни. Еще немного, и я сам начну уплетать сырое мясо… Дичаю, не иначе. — Но кое-кто остался. И спасал колонистов из самого пекла, причем не разбирая, кто там свой, а кто чужой.
— О-о-о… — протянула Кьярра. — Тогда понятно, за что медаль. А те драконы, которые погибли…
— Они раньше погибли, в сражении, — пояснил я. — Остальным тоже досталось, но, повторяю, по сравнению с человеческими жертвами это ерунда.
— А враги? Тоже помогали спасать?
— Да. Вроде был приказ отступать, когда стало ясно, что Одерик обречен, но драконы взбунтовались. Вернее, не сами, — поправился я, — они не могли. Их командиры, конечно же.
«Ой ли? — мелькнула мысль. — Этот конкретный орденоносный дракон, похоже, прекрасно обходится без человеческих приказов. И еще неизвестно, кто кем командует… Чуяло мое сердце, не нужно соваться в эту историю! И ведь еще не поздно отступиться, но нет! Лезешь на рожон…»
— Одерик с тех пор — безжизненная груда камней, — завершил я рассказ. — Но, говорят, вулканический пепел — отличное удобрение, так что рано или поздно архипелаг снова зацветет. А пока что он числится спорной территорией, и о нем стараются лишний раз не вспоминать.
— Еще бы, — произнесла Кьярра, и с изрядной долей презрения в голосе. — Люди своих бросили, а драконы спасали. О таком вспоминать стыдно.
— Ты слишком хорошо думаешь о политиках. Они и слова-то такого не знают — стыд. А совесть им вообще ампутируют при вступлении на должность.
— Правда? — поразилась она. — А как? Это чародеи делают? А это больно?
От необходимости отвечать меня избавило то, что первый кусок мяса наконец-то поджарился и я смог запустить в него зубы. И это было, чтоб мне провалиться, прекрасно! А ведь прежде я мясо с кровью недолюбливал… Точно, от Кьярры заразился вкусовыми пристрастиями.
— Ты прямо как я, — довольно сказала она, снова подслушав мои мысли, и последовала моему примеру.
Какое-то время мы сосредоточенно жевали, потом Кьярра спросила:
— Если мой отец — герой, его легче найти, правда?
— Конечно. В бою при Баграни участвовали десятки драконов, всех перебирать — жизни не хватит. Но когда уже знаешь, что он отличился при Одерике, а при Баграни командовал королевскими войсками… с него командовали, я имею в виду, — оговорился я, — тут все становится намного проще. Только, убей, не знаю, что мы будем делать с этим знанием.
— Не понимаю…
— Сама подумай: вот узнаем мы имя этого дракона. Возможно, даже удастся выяснить, где он теперь служит, если жив еще. — О газете я пока говорить не хотел, сперва нужно было удостовериться, что зрительная память меня не подвела. — Что дальше? Придешь на драконодром — если я смогу договориться, чтобы нас пропустили, — или дождешься этого героя где-нибудь в пивной и скажешь: «Здравствуй, я твоя дочь?»
Судя по выражению лица Кьярры, она об этом не задумывалась.
— Он не поверит? — спросила она наконец.
— Сразу — нет, конечно. Если ты расскажешь о матери… а он станет слушать, тогда, возможно, сделает подобное допущение. Что потом? Ты останешься на драконодроме, если он предложит пристроить тебя хоть кем-то? Ну, как я говорил раньше — курсантов обучать или что-то в этом роде…
— Я же сказала, что не смогу жить с людьми.
— А куда ты денешься, если на свободу тебя не выпустят?
— Почему?!
— Потому что ты слишком много знаешь, — ответил я. — Об этих вот тайных путях, ходить которыми под силу любому дракону. Только они почему-то этого не делают. Или делают втайне от всех. И кому-то, похоже, очень хочется сделать эту тайну достоянием гласности. Или просто обучить тех, кто не различает этих дорог…
— Меня для этого поймали? — подумав, спросила Кьярра.
— Очень может быть. Никогда не угадаешь, на кого работает чародей. Вероятно, тебя должны были отвезти на границу и передать нашим так называемым союзникам, но…
Я осекся.
— Рок? — нахмурилась она. — Не молчи, говори! Я почти все понимаю, правда!
— Погоди, я сам запутался.
— Распутывайся скорее, — сказала она. — А я еще мяса пожарю. Я поняла, как ты это делаешь, чтобы не сгорело.
— Угу…
Если вспомнить, где расположено поместье, в которое мне следовало сопроводить ценный живой груз, то становится очевидно — именно к переправке за границу Кьярру и готовили. Это совсем рядом. Не то чтобы рукой подать, но дня три пути самое большее, даже без провожатого. А я подозреваю, что если бы у нас с чародеями все пошло гладко да ладно, меня бы уговорили довести обоз до конечной точки. И, вполне вероятно, снова сделали предложение, от которого я не смог бы отказаться: или лишение памяти, или… заклятие, или пуля в голову, без разницы. Когда идет игра такого масштаба, вряд ли кто-то вспомнит о старом поверье — убивать провожатых нельзя…
Тогда получается, что изловивший Кьярру чародей был или королевским, или работал на Совет. А вот ушлая парочка подсуетилась вовремя… Впрочем, утечку информации никто не отменял. Далее понятно: Кьярру старались поскорее доставить ко второму заказчику.
Тродду обожгло колдовское пламя: уж не представитель ли клиента постарался, узнав, что они с Сарго провалили задание? А сам Сарго как уцелел? Сумел оправдаться или вовремя улепетнул? Зачем тогда Веговеру писал? Это же лишний след!
И кто теперь охотится за мной? Нет, если я считаюсь погибшим — это просто замечательно, в натуральном своем виде я показываться не намерен, но… Чародей может почуять провожатого. Кьярру — тем более. Пока мы в людных местах, я стану шарахаться даже от безобидных лекарей или там заклинателей дверей — они ведь могут быть информаторами!
Признаюсь, в мыслях у меня царил страшный сумбур, из которого я смог вывести только одно: раз в деле замешаны иностранные агенты, то надо или исчезать с концами и никогда не возвращаться в окрестности столицы, или…
Или искать отца Кьярры и сдаваться ему. Раз он настолько важная шишка, то сумеет ее защитить. Во всяком случае, мне хотелось на это надеяться.
Куда еще ей деваться? Искать дикое безлюдное место и жить там до скончания дней своих (а это очень и очень долго)? Положим, вполне возможный вариант, только я был уверен — одиночество и любопытство очень скоро толкнет Кьярру к людям. Пускай она уверяет, что не сможет жить с ними бок о бок, но кто, спрашивается, дружил со стариками-козопасами? И кто ходит за мной хвостом, выспрашивая все больше и больше об этих странных двуногих?
Я не смогу опекать ее вечно. Даже если бы захотел взять на себя такую ношу, все равно не выйдет. По человеческим меркам мне уже немало лет, и я не представляю, сколько еще проскриплю. А ответственность за Кьярру я чувствую, чтоб ей провалиться… Спас на свою голову! Впрочем, кто еще кого спас… Счет явно был не в мою пользу, а такие долги нужно отдавать, иначе не будет мне покоя.
Примерно это, только в упрощенной форме, я изложил Кьярре. Конечно, не стал упоминать о том, что отец ее вполне может ловить на дочь шпионов противника, как на живца, использовать в качестве подсадной утки и так далее, на что фантазии хватит. Зачем пугать прежде времени?
Она надолго замолчала, забыв даже об истекающем соком ломте жаркого в руке (пришлось избавить ее от этой обузы), потом сказала:
— По-другому, значит, не получится? Только жить с людьми и никак иначе?
— Я бы с удовольствием нашел для тебя укромный уголок, — сказал я, — и оставил там, если был бы уверен, что никто не отыщет. И что ты сама не сунешься к людям. А ты не утерпишь, верно?
Кьярра молча кивнула.
— Знаешь, Рок, — сказала она, не поднимая головы. — Я привыкла жить одна. Ну, мне казалось, что привыкла. После того, как мама улетела насовсем… Но оказалось — нет. Иначе я не стала бы прилетать к старым людям. Они были такие забавные — сперва боялись, а потом стали мной командовать…
— Люди все такие, — невольно усмехнулся я.
— Точно. Ты тоже командуешь, как они.
— Будет тебе! Всего-то попросил принести воды, а ты… Мало я сам ее натаскался!
— Рок, ты опять говоришь лишнее, — заметила Кьярра. — Я же не сказала — ты плохой, потому что велел мне сделать то и это. Я сказала — ты как все люди.
Я не удержался и напомнил:
— Я же не человек.
Выражение ее лица было достойно запечатления. Правда, мне стало неловко: не много доблести в том, чтобы запутывать игрой слов неопытную девушку. Впрочем, она тут же выбралась из ловушки:
— Вырос с людьми, значит — как они. Жил бы с драконами, был бы другой. Я не права?
— Понятия не имею. Я никогда не жил с драконами.
— А как же я?
— С тобой мы знакомы без году неделя и в основном скитаемся. Это совсем не то же самое, что постоянно обитать бок о бок. За несколько дней друг друга толком не узнаешь.
— Почему? — удивилась Кьярра. — Я уже много о тебе поняла.
— Например?
— Что ты добрый, только притворяешься злым, я говорила, — начала она отгибать пальцы. — Про твою голову и руки знаю. И про перчатки. Почему ты не любишь чародеев. Как ищешь тайные дороги… Еще ты делаешь вкусную еду, хотя сам ешь редко. Очень много знаешь. Долго думаешь, путано. Но рассказываешь хорошо, понятно. Ну, когда хочешь, чтобы я поняла. Любишь золото.
— Это ты откуда взяла? — удивился я.
— Видно, — пожала она плечами. — Как ты считаешь деньги, как думаешь, сколько кому платить. Ты не жадный, но лишнего ни за что не дашь. Если только за что-то очень-очень важное. Драконы такие.
Я хотел спросить, чем при случае может расплатиться она: ракушками с берега Баграни или парой рогатых туш пожирнее, но промолчал.
— Ты любопытный, совсем как я, — сказала вдруг Кьярра. — Но осторожный, как моя мама, и никому не веришь. Я так не умею. Я или чую, или нет, а думать, кто плохой, кто хороший, не выходит. Не знаю, как ты это делаешь.
— Опыт, — сказал я. — Знаешь, сколько я всего за свою жизнь навидался?
— Сколько?
— Тебе и не снилось. Я старше Веговера, а ты его помнишь — он уже старик. Для человека — не чародея, конечно, — это много. А ты, наверно, еще подросток. Причем подросток из глухомани, где посмотреть-то не на что.
— Почему не на что? Горы красивые. Море. Небо ночью — как тайная дорога, только до тех звезд нельзя добраться. Я пробовала, когда была маленькой, — смущенно призналась она, — но не получилось. Ничего не разглядеть. Наверно, они слишком далеко. А так хотелось посмотреть, что там… Вдруг драконы? Свободные?
— Я не о природе говорю, — сказал я. — А о том, что рядом с тобой никого не было с тех самых пор, как твоя мать пропала. И ты не знаешь, как общаться… ну да, с людьми. Может, с другими драконами проще будет, а?
— Или наоборот, — задумчиво ответила Кьярра. — Я же для них буду… дикая. Странная. Неправильная. Ну как для Бет. Они будут жалеть… наверно. Учить. Но своей я не стану. А отцу будет стыдно, что у него такая дочь.
— Ну это уж ты загнула…
— Разве нет? — взглянула она на меня. — Мама гордилась, что я сильная и смелая. Умею все, что нужно дикому дракону. А он не будет, он не дикий. Если бы я умела сражаться…
— Дурное дело нехитрое.
— Еще какое хитрое. Ты видел бой. Я бы там от страха умерла! — горячо произнесла Кьярра. — Ни за что бы не смогла так спокойно, так…
— Твоя мать ведь сумела, — напомнил я, чем заставил ее умолкнуть еще на несколько минут. Хоть кусок спокойно прожевал…
— Мама долго охотилась за разными зверями. Дольше, чем я живу, вдвое или втрое, — сказала наконец Кьярра. — Вот и научилась.
— И ты научишься, если будет нужно.
Признаюсь, я уже устал от этого диалога, но… Нужно было как-то убедить Кьярру принять решение. Конечно, она хозяйка своему слову: захочет — даст, передумает — возьмет обратно… Однако без ее принципиального согласия я действовать не желал.
— Вот если бы я жила одна, а ты хоть иногда… — начала она, но я решительно перебил:
— Нет, Кьярра, так не выйдет.
— Почему? Ты теперь умеешь ходить нашими дорогами!
— Наверно, я еще не пробовал. Только не забывай, что… — Тут я взялся за голову, стараясь подобрать нужные слова, вспомнил, что руки у меня перепачканы, выругался про себя и продолжил: — Я провожатый. Нас не убивают… обычно. Но на дороге всегда много опасностей. Я могу пообещать тебе, что угодно, но не все зависит от меня. Проще простого подцепить какую-нибудь болезнь, отравиться, угодить под поезд… Кто-то не увидит моей нашивки и сунет мне нож под ребро, чтобы обобрать карманы, наконец! Потом испугается, конечно, что убил провожатого, но мне от этого легче не станет.
— Какой нашивки? — не поняла Кьярра.
— Белая с красным пятном, — ответил я. — Я почти всегда ее ношу. Ну, когда работаю и не маскируюсь под другого человека.
— Почему?
— Это отличительный знак провожатых.
— Я поняла. Почему такой?
— По-разному рассказывают. Мне больше всего нравится версия, по которой самый первый провожатый был охотником и очень долго не мог добыть особенного зверя: тот ускользал буквально из-под носа, даже из ловушек и капканов умудрялся уйти. Все, что удавалось найти, — клочок шерсти, а следы зверь путал так хитро, что лучшие собаки его не брали. — Я перевел дыхание и продолжил: — Но этот охотник был упрям…
— Упрямее тебя? — спросила Кьярра без тени улыбки.
— Намного. Он уйму всего перепробовал, и наконец одна из сложных ловушек сработала — зверь был ранен, но все-таки ушел. Охотник пошел по следам крови на снегу, в азарте погони забрел в невообразимые дебри, а когда очнулся, то понял, что оказался в неведомых местах.
— Как же он обратно выбрался?
— По тем же кровавым следам — на его счастье, их не замело. Особенного зверя он не добыл, зато понял, как тот прятался, и сам выучился находить тайные пути. Это легенда, конечно, — завершил я. — Но знак у нас именно такой. Кровь на снегу.
— Понятно… — сказала Кьярра и умолкла.
— Заночуем здесь, — сказал я. — А завтра вернемся в столицу, и я продолжу поиски уже целенаправленно. Вот ведь… связи на драконодроме у меня есть, но только как у Рока Сандеррина, а не какого-то Лаона Рокседи!
— А бумаги Бет? Не помогут? — немного оживилась она.
— Вряд ли. Там свои порядки. Возможно, придется рискнуть и снять маскировку… Посмотрим! Что толку гадать? Ложись лучше спать, довольно разговоров на сегодня.
— Это ты ложись, — ответила Кьярра, обняла колени руками и уставилась в огонь. — Я буду думать. Это сложно, но я стараюсь, Рок. Нужно ведь понять, чего я хочу? И как будет лучше?
— Конечно, — сказал я и устроился на своей лежанке.
Не спал, конечно, так, задремывал время от времени. И, открывая глаза, видел профиль Кьярры, подсвеченный рдеющими в очаге углями, — она пересыпала их в ладонях и пропускала меж пальцами, как драгоценные безделушки. Странное дело, меня уже не передергивало от этого зрелища. Все-таки человек привыкает к чему угодно…
