Глава 13
Пыль. В носу, в глазах, даже в легких, кажется.
Прокашлявшись, отодрал лицо от дороги и поморщился, стараясь сфокусировать взгляд. Покрутив онемевшей шеей, услышал чей-то скулеж и замер.
— У-у-у, — повторилось слева.
В голову вместе с болью ворвались воспоминания. Подземелье замка, темница, мать без сознания и черновой переход. Срочно пошевелил ногами и облегченно выдохнул — конечности на месте. Еще раз шевельнулся. Точно, ВСЕ конечности!
Уперся руками в землю, оттолкнулся и со скрипом поднялся. В голове били колокола, словно накануне я перебрал в таверне «Золотой дракон». Дыхание то и дело сбивалось, рождая сухой, выворачивающий наизнанку кашель.
— М-м-м… — донес до меня ветер.
Нашел в себе силы, оглянулся. Нас занесло в незнакомый город и выкинуло рядом с широкой дорогой, прямо между высокими трехэтажными домами. Стонала Фрида. Выглядела она неважно: лежала на боку, закрывая глаза руками и прижимая к животу коленки.
— Ранена? — уточнил я, приближаясь, попутно осматриваясь в поисках матери и прогоняя мысли о том, в каком состоянии могу ее найти.
— Нет, — шепнула рабыня. — Но далеко идти не смогу.
— Жаль, — констатировал я, провожая взглядом пожилую пару, ускоряющую шаг на той стороне дороги. — Кажется, нам лучше убраться с улицы. И побыстрее.
Фрида открыла глаза, когда я нагнулся, протягивая руку. Ее трясло от слабости и слишком большой траты магического резерва, но, к моему удивлению, рабыня поднялась.
— Что это за место? — спросила она, опираясь на меня и облизывая пересохшие губы. Черные глаза лихорадочно блестели.
— Судя по всему, приграничный городок, — пожал плечами я. — Здесь жарко, как в Хастарии, но путники одеты по моде Ригула. Мы где-то посередине.
Я говорил, а сам медленно шел вперед, увлекая за собой Фриду и продолжая осматриваться в поисках матери. Перебирая в голове все мыслимые и немыслимые несчастья, которые могли обрушиться на ее голову, все больше мрачнел.
Рабыня бросала на меня вопросительные взгляды, но я делал вид, что не замечаю их, не желая обсуждать болезненную тему и озвучивать неутешительные прогнозы. Пока страшные слова не произнесены — не вынесен и приговор. До тех пор и вера сильнее, и надежда крепче.
— Она жива, — внезапно проговорила Фрида, останавливаясь и вынуждая встать меня. — Но мы пошли не в ту сторону. С ней артефакт силы. Перстень. Чувствуешь?
Я прислушался к своим ощущениям, отчего-то мгновенно и безоговорочно поверив рабыне. Действительно, где-то позади посылала сигнал бедствия магическая вещь. Очень знакомая, словно не раз видел ее раньше.
Стоило подумать о ней, в голове возник образ изящной женской кисти, на безымянном пальце которой красовался перстень из белого золота с выгравированным на нем рисунком. Голова волка в профиль.
Неожиданно. Подарок отца, который давно считался потерянным.
— Она очень слаба, нужно спешить, — сообщила рабыня, пошатнувшись.
— Ты тоже далеко не уйдешь, — мрачно заметил я и, стащив мешок Тирэна, прихваченный в темнице, сунул ей. — Иди через дорогу. Видишь гостиный двор с воодушевляющим названием «Приют странника»? В сумке есть деньги, сними три комнаты и жди нас.
Честно говоря, ждал излюбленных женских капризов или, на худой конец, благородного «Без вас я никуда не пойду», но ничего подобного не случилось. Кивнув, Фрида забрала мешок и нетвердой походкой отправилась в указанном направлении. Признаюсь, подобное поведение обескураживало.
Мама нашлась через три дома, в узком переулке. Выглядела она плохо, жизнь едва теплилась в хрупком измученном теле. Подняв ее, я почувствовал, как мелко трясутся мои руки. Не от тяжести, от злости.
— Раен, — проговорил сквозь зубы, отправляясь к гостинице, — надеюсь, ты выжил, чтобы сдохнуть по-настоящему мучительной смертью.
Тут же вспомнились слова Фриды, залечившей рану мерзавцу. Она говорила примерно то же самое, а значит, имела зуб на прекрасного принца. Интересно, почему? Как они связаны?
Вопросы крутились в голове не переставая, а желание узнать ответы разрывало меня изнутри. Задумавшись, подошел к дверям гостиницы и пнул дверь, едва не прибив ею немолодого, хорошо одетого мужчину, прижимающего саквояж, напоминающий большой пухлый кошелек.
— Смотреть, куда переть! — раздосадованно закричал он, отпрыгивая в сторону. — Понапереехать!
Я замер, прищурившись, с особым вниманием рассматривая жертву своего неучтивого поведения.
— Быть не может! — проговорил, стоило понять, что зрение и память не подводят. — Господин лекарь собственной персоной! Давно не виделись.
Мужичок вскинулся, поджал губы и пригляделся, после чего медленно попятился, бледнея с каждым шагом.
— Вы! — узнал он меня. — Это же вы!
— Я, — радостно согласился. — И снова не один.
— Ой, — пискнул тот самый лекарь, что лечил меня после перемещения в Хастарию. Округлив глаза, он крутил головой, разыскивая, судя по очумевшему взгляду, самого демона.
— Брат не смог приехать, — с печалью в голосе огорчил я лекаря. И тут же добавил, чтоб он сильно не расстраивался: — Зато я не один! С мамой и девушкой. Обе в ужасном состоянии. Вас нам послали боги.
— Нет! — Лекарь затряс головой, словно собирался оторвать ее от шеи. — У меня важный дела. Я уезжать немедля. Вы не стать меня удержать!
— Почему это? — удивился я. — Отрывать вам конечности, конечно, не стану. Я не варвар, как старший братец, и топор при себе не держу. Но у меня есть свои методы, не менее эффективные…
И улыбнулся, демонстрируя серьезность намерений. Эту специальную омерзительно-фальшивую улыбку я унаследовал от деда, сына короля Ригула. Фамильная, так сказать, реликвия!
Лекарь демонстрацию наследия оценил, проникся, смиренно кивнул и спросил уже совсем другим тоном:
— Куда иду?
— Куда вон та девушка велит, — подсказал направление я.
Фрида стояла чуть поодаль. Неестественно прямая спина и чуть приподнятый подбородок выдавали обиду, уж я-то сразу понял. Значит, кто-то успел оскорбить маленькую рабыню, и теперь она строила из себя независимую, могучую и бесчувственную даму, способную все решить самостоятельно.
Мысленно выругавшись, подошел ближе и проверил собственную теорию:
— Нам дали три номера?
— Нет, — отчеканила она, — клятвопреступницам здесь не место. Как и их спутникам. Поэтому возьми мешок и располагайся, а я уйду.
Я возвел глаза к потолку. Собирая волю в кулак, направился к стойке, за которой дежурил ухоженный мужчина среднего возраста с заурядной внешностью.
Он был одет в светлую рубашку с короткими рукавами, тонкий жилет и темные широкие брюки. На ногах обнаружились кожаные тапки с открытыми мысками. Скорбно поджатые губы, алчно следящие за каждым моим движением глаза и тщательно зачесанные назад жидкие волосы выдавали в мужчине лощеного, уверенного в себе дельца.
— Сколько у вас свободных номеров? — спросил, приблизившись.
— Ни одного, — ответил самоубийца, морща нос. Ему было неприятно наше присутствие.
— Тогда освободите три, — приказал я. — Смежные. Принесите туда ужин. И нагрейте воды для девушки. Полную ванну!
— Если вы не слышали, то повторюсь: номеров нет! Выметайтесь. И вы, и клятвопреступница. Не то вызову стражу. Оборванцы!
— Стражу? — усмехнулся я, понимая, что больше не в силах держать ворона. — Ну позови. Пожалуй, будет забавно.
Я почувствовал, как кипит, волнуется внутри сила. Словно игристое вино наполняет бокал, она наполняла меня, шипя, пенясь, разливаясь, нагнетая магический фон. Откинув голову, прикрыл глаза, ощущая, как восстанавливается баланс, как родная стихия накрывает с головой. Злость не всегда отравляет, порой именно она является самым лучшим мотиватором и целителем. Давно забытый, но такой действенный прием…
Спустя минуту, когда я раскрыл глаза и в упор посмотрел на распорядителя номеров, он выглядел совершенно иначе. Растерянный, напуганный, с затравленным взглядом, теперь служащий напоминал воробья, попавшего в лапы к голодному зверю. Не удержавшись, улыбнулся, зная, какое впечатление произвожу в момент прилива сил. Черные волосы до плеч обрамляют бледное, без единой кровинки лицо с неестественно удлинившимся носом, больше похожим на птичий клюв. Рот напоминает расщелину. Но самое страшное — это, пожалуй, глаза: третье прозрачное веко пугало до икоты. Уж я-то знаю. Помню, как впервые увидел себя в таком виде.
Вот и мужик дернулся, вскинул руки перед собой, даже молитву какую-то припомнил. Молитву против служителя богов. Идиот.
— Не поможет, — прокаркал я, — от посланников Совета нет спасения. Лишь в покаянии и смирении выход. Итак, нам нужны номера.
— Да, господин, — прошелестел служащий гостиного двора. — Конечно. Простите. Идите за мной. Есть два номера, а третий я сейчас… Мы найдем. Только дайте одну минуту…
Вернув прежний облик, пошел следом, не глядя по сторонам и представляя, как Фрида с лекарем отреагировали на произошедшее.
Я никогда особенно не светился в образе ворона, чтобы не пугать лишний раз народ. Люди почему-то не любят тех, кто может покарать за грехи, не доводя до суда, а мне нравится ловить на себе взгляды, полные обожания. Поэтому, как только обрел силу ворона, установил для себя и границы. Но в последние два дня мне пришлось нарушить множество личных правил, наплевав на желание быть нормальным в глазах других. Теперь они знают, что я — ученик Шести Старцев. Больше того. Теперь Фрида знает, что я — их око на страже порядка, самый страшный ее кошмар.
Именно вороны разыскивают воров, убийц и клятвопреступников. Последних мы можем покарать на месте, достаточно лишь увидеть рисунок Кахали. Черный цветок с множеством лепестков вокруг маленького нежного бутона. Тот самый, что на ее предплечье. Стоит мне тронуть лепестки, произнести три слова, и они оживут, покрывая тело рабыни черной чумой.
Теперь она знает наверняка.
Поднимаясь на второй этаж и укладывая мать на кровать, я все время думал о том, что может испытывать рабыня, поняв, с кем связалась? Стала бы она помогать всем нам, если бы знала о моей сути? Думал и никак не мог посмотреть на нее, отчего-то ощущая себя едва ли не предателем. Сумасшествие, видит Яровир!
— Вам выйти из комнат, — проговорил лекарь, обращая на себя мое рассеянное внимание. — Простить, но от вас я нервничать и не может лечить. А женщина плохо.
— Делайте свое дело, — ответил, с облегчением выходя, буквально спасаясь бегством. Уже в коридоре наткнулся на служащего гостиного двора.
Тот дрожащими руками передал мне ключи от двух номеров, лепеча извинения.
— Хватит! — гаркнул, забирая ключи. — Принесите во второй номер ужин на двоих и наполните ванну. В ваших же интересах, чтобы нас никто не беспокоил. Я здесь по роду службы, вы ведь не хотите навлечь на себя гнев богов?
— Да-да! То есть нет! — Мужчина кивал, тряс головой и кланялся мне в пояс. Это развеселило, учитывая пафос, с которым он недавно встречал «бродяг» с улицы.
— И газеты за последние несколько дней принесешь, — вспомнил я. — Если сюда они не доходят — вели выслать. Свободен.
Служащий убежал. Злорадно ухмыляясь, я повернулся следом, думая проветриться и привести мысли в порядок. И тут же встретился с ней взглядом. Черные глаза Фриды, обрамленные пушистыми загнутыми ресницами, смотрели прямо, без тени страха.
— Ты здесь, — согнав с губ улыбку, констатировал я.
Ее присутствие вызывало раздрай в душе, нарушало привычный покой. Это мне не нравилось от слова совсем. Резко шагнув к ней, протянул руку с зажатыми в кулаке ключами. Ожидал, что вздрогнет, отшатнется, вскрикнет… Не знаю, что там еще положено делать девицам при виде ворона.
Но не случилось. Она молча взяла нужный ключ и, шепнув тихое «Спасибо», прошла мимо. Не было ни оправданий, ни истерик, ни обвинений. А я отчего-то почувствовал себя еще гаже, чем прежде.
Теперь уйти просто так, не поговорив, не мог. До жути хотелось вывести рабыню на эмоции, заставить показать истинное лицо, оскалить зубки. Не может же она быть такой непробиваемой?!
— Погоди! — крикнул в последний момент, когда дверь уже закрывалась. — Есть разговор.
— И я не могу отказаться, — с болезненной иронией в голосе сказала она, пропуская меня вперед. Не спросила, а именно сказала, потому что знала, каким будет мой ответ.
— Нет, не можешь.
Эта комната была точной копией той, где сейчас лекарь занимался мамой: широкая кровать, тумба справа, окно слева, а перед ней — встроенный шкаф. В центре помещения — маленький стол с одним стулом. На него я и сел.
— Знаю, что ты устала… — начал я.
— …но вам плевать, — закончила она, продолжая стоять у входа.
Прислушался к себе. Мне не было плевать. И это озадачивало. Более того, впервые за долгое время хотелось не то жалеть эту девицу, не то вообще оправдываться. Подобные чувства требовали особенно осторожного отношения — их нужно было искоренить, причем как можно быстрее. Не выношу слабости.
Я присмотрелся к рабыне. Бледная, испачканная, уставшая, она стояла напротив меня и глядела не мигая, словно бросая вызов. Без тени страха. Так не похожа на других. Возможно, именно это меня в ней цепляет?
— Ты знала Раена, — сказал, наблюдая за ее лицом. Дать ответы могло что угодно — дрогнувшее веко, отведенный взгляд, чуть приподнятые уголки губ…
— Знала, — отозвалась она эхом. Ни один мускул не дрогнул.
Присмотрелся еще внимательнее.
— Была его любовницей?
— Да.
Ожидаемые ответы. И ничего полезного для меня.
— Он тебя обманул. Использовал? Заставил поверить в искренность своих намерений?
— Да.
Ничего. Полное безразличие, даже выражение глаз не изменилось. Раен, если когда-то и сделал гадость, теперь не был ее слабым местом. Нужен другой подход.
— Это он отдал тебя в рабство?
— Нет.
— Тогда кто?
Она облокотилась на стену, не в силах больше стоять. Поморщившись, на миг прикрыла глаза. Вновь распахнув их, ответила:
— Тот, с кем я была обручена.
Я вскинул брови, озадаченный ответом. Значит, Фрида была обручена с неким богачом или магом, способным сдать невесту в рабство за измену. И тем не менее легла в постель с Раеном. Очередная дура, поверившая в сказки. Такая же, как и многие до нее. Начиталась романов, увидела смазливую рожу Раена, а потом поплатилась. Хорошо, на душе стало легче.
— Что ж, я услышал все, что нужно.
Поднявшись, направился к двери, чувствуя себя значительно лучше прежнего. Даже решил напомнить о положении дел. Поравнявшись с рабыней, пробежал взглядом по ее лицу, шее и остановился на месте, где впечатался в кожу рисунок. Девчонка напряглась, выпрямилась и, повернувшись, бесстрастно уставилась на меня. Ждала приговора.
А я вдруг перестал ухмыляться. Потому что понял, что испытываю к рабыне вовсе не жалость. Что-то сродни уважению. Она сглупила и сильно попала, но не согнулась, не сломалась под натиском беды. Храбрая, терпеливая. И взгляд — такой прямой и искренний, без тени осуждения — сбивал ход моих мыслей, заставляя путаться и терять контроль.
— Не жди, — сказал как можно грубее. — Сегодня приговор не будет исполнен. Мне не до тебя.
— Спасибо.
Одно слово, произнесенное тихо и почти без эмоций, породило новые муки совести. Как удар под дых. Чтоб ее!
— Я знаю, что это ваш долг, — продолжила Фрида, словно нащупав в моей броне слабину и решив разбить ее окончательно. — И благодарна за отсрочку. Чувствую, время прощаться еще не пришло.
— Вот как?
Злая ирония в моем голосе вырвалась против воли.
Она ничуть не смутилась.
— Правда. Я должна вам показать…
Медленно, словно боясь моей реакции, она подняла руки. Так и не шагнув ко мне, замерла в нерешительности. Подумав мгновение, я кивнул, не до конца понимая, чего она хочет.
— Даже ворону иногда нужно напомнить, — шепнула Фрида, касаясь моих висков кончиками ледяных пальцев. По позвоночнику словно гусиным пером провели. То ли приятно, то ли страшно до мелкой дрожи. — Все беды настоящего чаще всего корнями из прошлого. Та, что родила вас, — лишь одна из марионеток в хитросплетениях судьбы, но ее жизнь может приоткрыть завесу…
Тьма накатила волной, застилая глаза и вызывая желание скинуть руки рабыни. На миг в голову пришла мысль, что я ослеп навсегда, и тут же мир взорвался яркими картинками из прошлого. Путаные и неясные поначалу, они преображались в нечто, пугающее своей реалистичностью. В воспоминания, свидетелями которых мне позволила стать хрупкая рабыня.
* * *
Спустя некоторое время я вышел из гостиного двора и направился прочь, куда глаза глядят. Необходимо было осмыслить увиденное.
Фрида. Рабыня. Девушка с искалеченной судьбой. Она не говорила о своем даре, хотя знала, что он станет гарантом ее неприкосновенности. Потенциальная ученица Шести Старцев, как и я. Скорее всего, будущая присяжная… Но зачем она молчала? Проверяла меня? Возможно. Но как она рисковала!
И я — глупец. Давно мог прислушаться к внутреннему чутью и разузнать о ней больше, но отчего-то оттягивал этот момент. Хотя и здесь все ясно. Я знал почему. Потому что, впервые увидев, сразу понял, что должен убить ее, привести приговор в исполнение. Таков мой долг. Клятвопреступница не может стать подругой ворона. Другое дело — присяжная…
Мотнув головой, присмотрел лавку в тени ветвистого дерева и, усевшись, постарался вернуть мысли в нужное русло. Заговор, грозящий переворотом. И мама оказалась косвенно причастной. Мама. Стоит ли ей знать? Думаю, да… Память услужливо подкинула картинки из прошлого, напоминая, что было, и сопоставляя известные факты с новыми знаниями.
Мама…
Габриэлла Эйдинбергская слыла самоуверенной красавицей и умницей, а ее магический потенциал приводил к порогу родового имения по десятку женихов в год. Хотя, возможно, их вело еще и ее сильное сходство с одним из сыновей короля. Младший принц любил погулять, но дети у него получались редко. Собственно, только мама и случилась.
Узнав о конфузе, король пригласил одного из дворян, дабы одарить того землями, золотом и женой. Беременной от принца. Вильям Эйдинбергский не сопротивлялся — жена ему досталась красивая, земли плодородные, а золото он пустил в дело. Только вот спустя годы его стали задевать возобновившиеся разговоры и насмешки при дворе его величества. А виной тому была подросшая Габи, похожая на родного отца как две капли воды.
И Вильям стал искать «дочери» достойную партию. Как можно дальше от дома. Габриэлле едва исполнилось семнадцать, когда отчим вызвал ее к себе и сообщил «радостное» известие: сам правитель Кенарии, Бьерн Тэкати Эссшат, посватался к девушке в мужья. И не просто обручиться решил, нет. Зачем время тянуть? Он уже приехал и готов к обряду.
Дальше была спонтанная свадьба, скорые проводы и упоение победой. Правда, недолгое. Узнав о выходке Вильяма Эйдинбергского, король отослал того в бесовы дали — в далекую Хастарию — с дипломатической миссией. На пять лет.
Вернулся Вильям уже без жены, она погибла от южной лихорадки. Сам он стал гораздо более замкнутым и серьезным, нежели прежде, и, к удивлению короля Ригула, решил продолжить дипломатическую службу.
Что касается Габриэллы — она уехала с Бьерном в его северные владения. На все предложения короля Ригула о возвращении девушки в семью варвар ответил отказом и даже пригрозил войной. На том от него и отстали, решив, что дикарь проникся красотой и умом жены и потому не хочет с ней расставаться.
К сожалению, все было иначе.
Я всегда знал, что мама не любила отца. Ненавидела. И у нее были на то причины.
Приехав в Кенарию, она какое-то время надеялась на короля. Тот закидывал Бьерна маг-письмами с предложениями одно выгоднее другого, лишь бы вернуть внучку домой. Но варвар был непреклонен. Больше того, отказал ей в просьбе отложить исполнение супружеского долга и овладел женой в первую же ночь после обряда.
Бьерн пугал ее своим невежеством, силой, нетерпимостью, а она, в свою очередь, раздражала его утонченностью манер, привычкой насмешничать и слабостью. То, что в Ригуле называли женственностью, грацией и красотой, в Кенарии презирали, считая новоявленную жену Бьерна едва ли не больной от рождения.
Слишком худая, слишком бледная, слишком вспыльчивая… Все в ней было для них слишком.
Но было и что-то еще. То, о чем Габриэлла узнала не сразу, но почувствовала с первых дней своего появления. Позже она поняла — это был призрак первой хозяйки замка. Первой жены Бьерна. Его единственной любимой.
Не настоящий призрак, разумеется, но воспоминания о ней занимали настолько много места в сердцах и умах обитателей замка, что у Габи просто не оставалось ни одного шанса на счастье. Она решила узнать о сопернице как можно больше, но, получив информацию, лишь прониклась сочувствием.
Когда-то, нарушив закон о третьем поколении, юный Бьерн женился на девушке из своего народа. По любви, по зову крови. Их союз был силен, только не приносил долгожданных наследников — все дети гибли в утробе Мариты Тиам Гхарт. Пока однажды ее брат, шардигар, не вмешался волей богов. Он принес сестре особенный отвар и велел принимать его, пока та не выносит младенца.
И родился Хакарк.
Крупный серьезный мальчик с пристальным, немигающим волчьим взглядом. Сначала он напоминал обычного младенца, но спустя месяцы пришлось признать: что-то было не так. Повадки зверя прорывались в Хакарке все чаще, неуместные вопросы и сомнения произносились все громче…
Тогда Марита вновь обратилась к брату с просьбой о помощи ее единственному сыну, и тот велел привезти мальчика. Осмотрев годовалого Хакарка, шардигар вынес неутешительный вердикт: ребенок услышал зов древней крови прародителей кенарийского народа, и сущность его рвется между волком и человеком.
Новость сбивала с ног, грозила войной и смертным приговором. Мальчик не имел права на жизнь, но и убить его Бьерн не мог. И тогда шардигар оставил Хакарка у себя, велев передать всем, что племянник стал его учеником.
Марита отказывалась принять такой исход и безумно тосковала, не желая разлучаться с ребенком. Однажды ночью, ослушавшись супруга, она отправилась в горы, к дому брата, чтобы увидеть сына. Там она стала свидетелем ужасающего зрелища. Маленький Хакарк на руках у шардигара метался в агонии, воя от боли и ужаса. Зверь рвался из него, ломая кости, до неузнаваемости меняя внешность, а Марита кричала, не в силах помешать кошмару, что отбирал у нее самое дорогое.
Прибывший наутро Бьерн пытался уговорить жену вернуться и забыть случившееся, но она была непреклонна. Вымолив у супруга право на свободу, Марита уехала на северо-восток, к монастырю Шести Старцев, и поступила в услужение, отрекаясь от собственного имени, статуса и мирских забот, вымаливая пощаду для единственного сына.
Бьерн горевал больше шести лет, отказываясь жениться снова и надеясь на выздоровление Хакарка. Но сын перекидывался в волчонка все чаще, не контролируя процесс перехода к животной сущности и обратно… И однажды правитель Кенарии принял решение исполнить долг перед народом и дать им законного наследника, носителя древней крови. Правило третьего поколения гласило, что женой должна стать чужестранка. Теперь Бьерн понимал весь ужас последствий, в случае если он пренебрежет законом снова. Тогда-то и появилась в его жизни Габриэлла Эйдинбергская.
Она приехала в замок Эссшат, не веря, что придется остаться жить там. Красивая, стройная, гибкая и непокорная. Все знали, что девчонка — внебрачная дочь принца Ригула, и с замиранием сердца ждали, сумеет ли она дать Бьерну здоровое потомство.
Посещая спальню молодой жены он не был груб или жесток, но и нежности не испытывал. Исполнив долг, супруг уходил, оставляя ее в холодной постели и желая лишь одного — чтобы она побыстрее родила наследника. В какой-то момент Габриэлле стало казаться, что она сможет смириться, сможет принять отношение Бьерна, свыкнуться и научиться обходиться малым. Только судьба решила иначе.
В один из холодных туманных дней Хакарк сбежал от шардигара и отправился в замок по следам Бьерна. И именно Габриэлла встретила мальчонку-оборванца у кромки леса, собирая ягоды. Сходство сына и отца было настолько поразительным, что не оставило ни тени сомнений — у Бьерна уже был наследник по крови. А ведь поговаривали, что он умер в младенчестве, после чего его мать ушла на служение Шести Старцам.
Вслед за Хакарком появился шардигар и забрал ребенка, посадив того на веревку и велев Габриэлле молчать о том, что видела. Лишь через много лет она поняла, — старик знал, что делал, и нарочно направил мальчика в замок, а затем наказал. Чтобы она помогла. Чтобы прониклась. Чтобы отпустила пустые обиды на того, кто не мог полюбить дважды, и обратила силы в нужное русло.
Как остаться в стороне и забыть, увидев ребенка, с которым обращались хуже, чем с дворовым псом? Взгляд его серых, горящих огнем глаз врезался в память навсегда, впился в сердце молодой женщины, растопил поселившийся там лед и заставил вспомнить все, чему учили раньше.
Вернувшись с прогулки, Габриэлла словно переродилась. Она принялась читать, вспоминать, расспрашивать слуг и старожилов замка, рассылать учителям-магистрам письма с вопросами. И вскоре нашла ответ, с которым и пошла к Бьерну. Он сильно вспылил, позволив себе впервые накричать на супругу за непомерное любопытство, но она сумела заставить его рассказать все, поклявшись в неразглашении тайны. И тогда же предложила сделку, пообещав восстановить здоровье Хакарка в обмен на свою свободу.
Бьерн согласился, не веря в успех задуманного, но жена у него оказалась на редкость упертая. В хорошем смысле слова. Заручившись одобрением супруга, она уговорила шардигара взять мальчика и отправиться с ней в загадочный Карашар. По словам одного из старейших магистров, у которого посчастливилось учиться Габриэлле, именно в той далекой саране жили маги, способные помочь людям, теряющим над собой контроль.
Супружеская пара Ольха и Рул Асхааш — говорящая и прославленный артефактор — приняли путников, хотя многим другим отказывали без объяснений. Ольха была той, что слышала шепот богов, чувствовала правильный путь и принимала только верные решения. К словам говорящей прислушивались все, ведь в них были сила и истина. Впоследствии леди Ольха Асхааш сказала, что видела судьбу Хакарка, печалилась о нем и давно ждала их прибытия.
Рул изготовил для мальчика-оборотня особый перстень, помогающий держать чувства под контролем и защищающий от злого умысла.
— Когда Хакарк поймет, что человек в нем стал главнее зверя, пусть снимет перстень и передаст отцу, — велел артефактор, любовно поглаживая свое творение. — Здесь изображена голова волка — это символ рода Эссшат. Несмотря на грубую форму, носить перстень после мальчика будут лишь женщины. Его отец передаст перстень вам, но заработает эта вещь, только если будет напитана любовью. Без обоюдных чувств кольцо — просто безделушка, помните об этом. Когда же Хакарк встанет во главе кенарийского народа и женится, артефакт должен перейти к его супруге. Обещайте мне, леди Габриэлла.
— Оно же широкое, — удивлялся Хакарк, не давая мачехе возможности ответить и принимая подарок из рук господина Рула. — Это что ж у моей жены за пальцы будут?
— Худенькие и длинные будут, — засмеявшись, успокоил мальчика артефактор. — Еще сам возмутишься и попытаешься ее откормить. А перстень сожмется до нужного размера и станет защитой для твоей неугомонной леди, не переживай.
Больше трех месяцев понадобилось Хакарку, чтобы научиться слушать себя, приручить в себе волка и почувствовать, наконец, власть над собственным зверем. Только тогда их отпустили, велев продолжать тренировки вдали от замка еще какое-то время.
Перед отъездом Габриэлла всячески благодарила и пыталась расплатиться материально с семейной парой Асхааш, но Ольха велела ей убрать золото и беречь пасынка — в нем она видела спасение для двоих чрезвычайно дорогих ее сердцу людей.
И вот в замок вернулся уже не волчонок, которого нужно было прятать от людских глаз, а наследник рода. Сильный, смелый и неукротимый — в точности отец. Какое-то время Бьерн приглядывался, не веря в чудо, что сотворила его молодая супруга, и пресекал все ее разговоры об отъезде. Даже в спальню продолжал наведываться, на всякий случай.
Хакарк рос, ничем не выдавая внутреннего зверя, все лучше контролируя себя, показывая отличные результаты в военном деле. Габриэлла помогала ему сначала из жалости, затем ради обретения свободы, но вскоре поняла, что привязалась к мальчику, как к родному. Она и сама не заметила, как перестала заводить разговоры об отъезде из замка, как стала справляться с ролью хозяйки и даже обзавелась подругами… Одна из которых и рассказала по секрету о многочисленных похождениях Бьерна, вряд ли догадываясь, насколько вспылит молодая горячая жена повелителя.
Габриэлла потребовала объяснений от супруга, обзывая того разными словами, которых не должно быть в словарном запасе леди. Бьерн не стал отнекиваться и извиняться, лишь велел принимать его таким, каков он есть, и умолкнуть.
Сколько ошибок мы совершаем из-за гордыни, сиюминутных обид и неспособности дать гневу отоспаться? Сотни? Тысячи? Миллионы? Больше. Много больше.
Габриэлла уехала тем же днем, собрав лишь самое необходимое и не попрощавшись с пасынком, дабы не передумать. Бьерн не останавливал ее, лишь передал перстень Хакарка, велев однажды вернуть его сыну, когда придет время. Она не призналась, что полюбила, а он умолчал о своих чувствах, не собираясь становиться марионеткой в руках женщины.
Вернувшись в Ригул, Габриэлла собиралась завести знатного любовника. Такого, чтоб всем завидно, чтоб все говорили об их связи, чтобы сплетни дошли даже до варваров с севера. И присмотрела одного скандального герцога. Только судьба снова совершила финт, перевернув мир с ног на голову.
В утробе матери оказался я. Герцог был забыт, и следующие десять лет они с отцом боролись за право меня воспитывать, всячески поддевая друг друга и хвастаясь, как хорошо жить раздельно.
