Глава 14
Я всегда знал, что мама не любила отца. Ненавидела. Помнил ее саркастичные издевки и насмешки. И не мог себе представить, насколько ошибался.
Фрида показала воспоминания, одним из которых был вечер после покушения на Бьерна. Мама везла меня в замок отца, но на границе на нашу карету напали, убив кучера и часть охраны. Во главе нападавших был сильный маг-наемник. Даргхаин. Он-то и сообщил нам, что отец убит, а теперь пришел черед его шлюхи и отпрысков. Не знаю, что за заклинание наемник бросил в меня, но мама приняла удар на себя. И даргхаин умер, корчась в жутких судорогах.
Тогда мне было десять, и я решил, что нас спасли воины. Лишь увидев все глазами матери, понял: сработал артефакт. Он защитил любимую женщину Бьерна от смерти. Любимую и любящую, ведь иначе перстень не работал.
А потом, ближе к ночи, когда мы добрались в замок, подтвердилось страшное. Хакарк и отец подверглись нападению во время охоты. Они яростно сражались, но не выстояли. Бьерн умирал в своих покоях, а истекающего кровью брата увез шардигар. Переворот в волка помог Хакарку выжить — он регенерировал, несмотря на смертельные раны. А вот отец… Дождавшись прихода матери, он крепко сжал ее руку, отдавая этому последнему в жизни действию все силы, стараясь сказать пожатием все то, что должен был сказать много раньше.
Я часто винил отца в том, какой знал мать. Холодная, слишком скупая на эмоции, она училась, строила карьеру мага и часто казалась мне бездушной. Но бездушные женщины не умеют так рыдать, впиваясь зубами в подушку, скуля и воя от раздирающей, рвущей на части тоски. Не хуже Хакарка… А она, выходит, рыдала, так и не смирившись с потерей, выжидая и с маниакальным упорством разыскивая убийц отца. Не только тех, кто напал, — гораздо важнее было найти их нанимателей.
Я — ворон, страж на службе Старцев; тот, кто видит людей насквозь. Приглядевшись к любому человеку, смог бы узнать о его сути, в каждом смог бы отыскать темные уголки души, слабости и затаившееся зло. Даже Хакарка — брата по крови — не обошла сомнительная честь быть «прощупанным» оком ворона… А вот мать упустил из виду. Всегда сильная и властная, владеющая собой и повелевающая другими, она никогда не казалась мне той, кого можно сломать или перетянуть на сторону зла. Я пытался ей подражать и ставил ее в пример, тогда как в ее душе клубилась непроглядная тьма.
Как мало мы знаем тех, кому позволяем стоять за своими спинами. Как мало уделяем им своего времени и внимания. А после, когда случается непоправимое, лишь разводим руками и недоуменно качаем головой, придумывая сотню оправданий своему безразличию, безучастности, бездействию…
Мать всегда была рядом. Иногда в буквальном смысле, но чаще я просто чувствовал ее незримую поддержку. Что бы ни случилось, я знал, что там, позади, есть дом, где меня ждут и примут любым. Она — мой маяк, не позволяющий сгинуть во тьме, встречающий всякий раз без осуждения и расспросов. Сильная, сдержанная, несгибаемая. И никогда мне не приходило в голову, что ей тоже может быть тяжело, что она может не справляться с навалившимся грузом ответственности.
Прозрение оказалось болезненным и заставило долго бродить по незнакомым улицам, размышляя над прошлым, настоящим и будущим. К концу прогулки в голове кое-что прояснилось, но ответов все равно недоставало.
Стоило войти в холл, ко мне бросился служащий гостиного двора.
— Ваши газеты. И еда давно в номер доставлена. Остыло уж наверняка…
— Угу. Не беспокоить, — бросил через плечо, забирая протянутую прессу.
— Как прикажете, — донеслось вслед. — Если что-то понадобится, только дайте знать…
— Обязательно.
Поднявшись, на миг остановился, возвращая лицу непринужденность. Мать слишком слаба, чтобы с ходу погружаться в пучину проблем мирового масштаба.
— Это я, — сообщил, уже переступая порог номера. Лекарь недовольно поморщился, упрямо поджал губы и отвернулся, сидя на стуле подле окна. — Как дела?
— Эд, — слабый шепот с кровати вызвал у меня неподдельную радость, — сын, это ты?
— Да. — Подошел, сел рядом, взял в руки ее тонкие бледные пальцы. Спросил, добавив как можно больше бравады в голос: — Ну что, жить будем?
— А куда деваться, — скупо улыбнулась мама, — дел невпроворот. На тот свет без борьбы уходят только безнадежные лентяи.
Я усмехнулся и перевел взгляд на лекаря.
— Девушка также нуждается в помощи. Она…
— Не нуждаться, — недовольно ответил мужчина, поднимаясь. — Я предлагать, но она сказать, что приходить в себя без подачки.
— Ее право, — ответил, чувствуя, как закипает внутри злость. Глупая девчонка! — Сколько мы вам должны?
— Я не брать с вас ничего! — Лекарь выставил вперед открытую ладонь, останавливая меня. — Достаточно будет просто не встретить вас нигде. Моя уезжать практиковать в Лавитария и надеяться вас не видеть, господин ворон.
— Жаль. Вы мне понравились, — искренне заметил я. — Мало по-настоящему стоящих врачевателей.
— С меня все! — категорично покачал головой лекарь. — Настойки для дамы оставить на столик. Пить согласно мои инструкции. Прощайтесь.
— И вам не хворать. Всего…
Договорить я не успел — дверь за мужчиной захлопнулась. Эк его проняло.
— Сын, как ты нашел меня?
Мама слегка сжала мою руку, напоминая о себе.
— По воле богов, — честно ответил я. Подумав, добавил: — Цепочка случайных событий, как всегда. Но ты не волнуйся и отдыхай. Завтра мы поговорим, и я все расскажу.
— А Раен?
— Зализывает раны. Хакарк всадил в него топор.
— Хакарк? — Мама, прикрывшая было глаза, распахнула их вновь. — Значит, мне не почудился его голос.
— Не почудился. Но разговоры мы отложим до завтра. Спи.
— Да, — шепнула, погружаясь в дрему. — Скажи ему, чтобы тоже пришел. Завтра…
Она мигом уснула, а я поцеловал ее в лоб и прикрыл за собой двери.
— Спит? — раздался тихий голос из-за спины.
Резко обернувшись, гневно уставился на Фриду. Вот же… ненормальная! Пугать ворона — та еще забава. И как только подкралась?
— Чего тебе?
— Привязка зовет, — честно ответила она. — Дарна далеко, и меня тянет в путь. Но я не могу идти в этом, — она указала на свой наряд.
— Предлагаешь мне сбегать в магазин и купить тебе что-то из готовых платьев? — Я саркастично хмыкнул. Ну не самоубийца же эта рабыня.
— Нет. Мне нужен утепленный костюм для верховой езды и сапоги. Здесь холоднее, чем в Хастарии.
Вскинув бровь, долго смотрел на Фриду, пытаясь решить: послать ее сразу или подождать до завтра. Решил, что лучше сразу.
— Ты хоть на минуту задумывалась, с кем имеешь дело?
— В данный момент — с вороном, дланью правосудия Шести Старцев, — уверенно кивнула девица.
— То есть, по-твоему, длань правосудия существует для того, чтобы раздавать щедроты клятвопреступницам? — прибавив яду в голос, уточнил я.
Вопреки моим надеждам, Фрида не стала лепетать оправдания и просить прощения за свою опрометчивость. Изящно пожав тонкими плечиками, она впервые на моей памяти искренне улыбнулась, превращаясь из загадочной красотки в прелестную молодую девушку с ямочками на щечках.
От столь разительной перемены в ее облике я слегка обалдел. В глубине души снова заворочалось это неуместное чувство — не то сострадания, не то уважения, не то… Тьфу!!! Точно не то!
— Я знаю вас совсем недолго, — заговорила Фрида первой, нарушая затянувшееся из-за моего шока молчание. — И совсем не привыкла просить помощи. Но вас прошу, потому что если отправлюсь за Дарной в таком виде, меня тут же пленят и казнят. А ждать больше не могу — расстояние мучает, жалит изнутри, и боль усиливается.
Я знал, о чем она говорит. Привязка рабыни к хозяйке — сильная магия. Если Фрида будет противиться встрече, то просто погибнет. Она должна делать все возможное, чтобы найти Дарну как можно скорее.
— Хорошо. — Я сам не понимал, с чего вдруг проявил этот акт доброй воли. По сути, мне должно было плевать на незнакомую рабыню и ее дальнейший путь. Но чем-то она цепляла, лишала меня привычного покоя. — Я прикажу служащему отеля вызвать швею, она снимет с тебя мерки, а ты прикрой метку магией. Только в путь мы отправимся вместе.
— Как прикажете, — согласилась она, снова меня удивив.
— Неужели тебе не претит дальняя дорога с вороном плечом к плечу? — спросил, вглядываясь в омуты черных, совершенно бездонных глаз.
— Если бы хотели привести казнь в исполнение без суда — давно сделали бы это.
Уголки ее губ слегка приподнялись в подобии улыбки. И я вдруг почувствовал острую необходимость увидеть снова ту озорную Фриду, с ямочками на щеках… Идиотизм да и только!
— Что ж, отправляйся в комнату. Я все сделаю.
Швея пришла довольно быстро. Я как раз доедал холодный ужин, а Фрида снова спала, восстанавливая силы после огромных затрат. Накинув на метку рабыни морок, исказил рисунок и грубо потряс за плечо.
— Вставай, швея пришла. Отправляйтесь в комнату матери.
— Но она ведь отдыхает.
Мне почудился испуг в глазах рабыни.
— Ничего, ей все равно пора принимать лекарства. Иди. Или передумала?
— Нет.
— Возьми монеты в мешке. Часть отдашь сразу, часть — когда выполнит заказ. Скажи, что доплатишь за скорость.
— Я знаю, как обходиться с деньгами, — буркнула Фрида, вытаскивая из мешка пару монет. — Не всегда была рабыней, ворон!
— И кем же ты родилась? — спросил с деланым безразличием. — В чьей семье?
— Теперь это значения не имеет, — тоскливо отозвалась она, покидая комнату.
Вот и слабое место. По всему ясно — рабыня все еще тоскует о своих родных, кем бы они ни были. Или по статусу, который занимала когда-то.
Пока Фрида не вернулась, решил ознакомиться с новостями. Едва развернув газету, обомлел. Чтение затянулось, приятное настроение улетучилось. События в мире совсем не радовали: по всему выходило, заговорщики кинулись во все тяжкие, обостряя и без того непростые отношения между странами.
Итак, Хакарк, я и мать под подозрением. Нас разыскивают, дабы передать в руки местного правосудия. Что ж, я покажу им, что такое закон. Хакарк, несомненно, был прав, послав своих людей в Громовое ущелье к Буревестнику. Пришла пора призвать Старцев.
Откинув газету, направился в комнату к матери, обдумывая на ходу, как поступить.
На мой стук отозвались топотом каблуков. Из комнаты вышла пышная блондинка с корзиной, полной всяких швейных штучек.
— Мы как раз закончили, господин, — поклонилась она. — Для вас костюм тоже найдется. — Она окинула меня внимательным взглядом с головы до ног. — Да, ваша сестра назвала правильный размер. Завтра я все принесу.
— Замечательно, — процедил сквозь зубы, поглядывая на «сестрицу».
— Тогда всего доброго, — прощебетала женщина, удаляясь.
Я мельком глянул на мать. Она спала, что было странно с учетом ее чувствительности к любому шуму. Мысленно помянув Раена и пообещав уроду самую мучительную смерть, переключился на «сестру».
Она стояла у стола, поправляя съехавшую старенькую скатерть.
— Значит, угадываешь размеры мужчины с полувзгляда? — тут же съязвил, отчего-то закипая. — Никак портнихой была? Или подмастерьем?
— Нет. — Фрида наконец взглянула на меня. Ее лицо вновь было непроницаемым — ни тени эмоций. — Первый хозяин научил. Он требовал внимания к любым мелочам, ворон, потому что знал, что чаще всего спасение и выход именно в них.
— Кем же он был?
— Даргхаином.
Я задумался. Быть рабыней элитного наемника с большой магической силой — это сродни самоубийству. Но Фриду обучали. А значит, даргхаин сразу распознал в ней способности и хотел однажды сделать своей преемницей.
— И сколько ты пробыла с ним?
— Достаточно долго, — с вызовом в голосе бросила она. — Мне есть в чем каяться на высшем суде.
— Что ж, я обязательно поприсутствую.
Ответил зло, обрывая внутренний порыв подбодрить рабыню. С чего бы мне поддерживать ту, что была на посылках у убийцы?
— Чего еще ждать от ворона. — Фрида мотнула головой, откидывая назад высокий хвост. — Я хочу прогуляться. Подышать. Это мне не запрещено?
— Жаждешь попасть в лапы стражников?
— Швея продала мне свой плащ.
Она подошла к вешалке рядом со мной и указала на темно-серую тряпку, отороченную лисьим мехом. Лицо оставалось холодным и безучастным, отчего я стал еще злее.
— Иди куда хочешь, но помни, что за Дарной мы отправимся вместе.
— Как прикажет ворон.
Фрида едко ухмыльнулась и, подарив мне поклон, покинула комнату.
Яростно заскрежетав зубами, подошел к единственной кровати и присел на самый край, погружаясь в пучину собственного гнева.
— Отпусти ее, Эдуард, — внезапно шепнула мама, хватая меня за руку. Выглядела она довольно бодро для человека, спавшего еще минуту назад. — Дай уйти.
Я нахмурился.
— Ты права. Пусть прогуляется, успокоится, а потом мы поговорим как следует.
— Нет. Я говорю, отпусти ее. Совсем. Откажись от власти над ней.
Значит, мама, вопреки собственным убеждениям, подслушивала все, что происходило в комнате. И считает теперь, что Фрида — моя рабыня. Хорошего же она обо мне мнения.
— Эво как! — Усмехнувшись, поднялся с постели и подошел к окну. Слегка отодвинув занавеску, выглянул на улицу, чтобы увидеть удаляющийся силуэт Фриды. — И с каких это пор мы такие добрые? — спросил, оборачиваясь к матери. — Неужели старость пришла? Или пытки сделали свое дело и черствое сердце Габриэллы Эйдинбергской научилось сопереживать?
— Не ехидничай, сын, — ответила мама, отмахиваясь от меня. — Я все еще в своем уме и способна мыслить здраво. Сердце и пытки здесь ни при чем.
— Тогда что означает этот акт милосердия? Или думаешь, она опасна?
— Несомненно, опасна.
Кровать заскрипела, и я поспешил помочь матери сесть.
— Зачем ты двигаешься? — спросил раздраженно, взбивая подушку и подкладывая под ее спину, к стене. — Лекарь велел отдыхать и восстанавливаться.
— Девушка…
— Плевать на нее, — рыкнул, отворачиваясь.
— Ты не называешь ее по имени, — заметила мама, снова хватая меня за руку и насильно усаживая рядом с собой. — Злишься на нее. Тогда как она ведет себя сдержанно и осмотрительно.
— Она меня раздражает! Высокомерная рабыня с неуемным эго!
— Дело только в этом?
— Конечно, в этом. Чего ты от меня хочешь? — Вспылив, я снова вскочил и заходил по комнате, заложив руки за спину. — Кроме того, я все время думаю, как нам добраться до Кенарии живыми. Ты же видела внизу наши портреты…
— Сын! Не уходи от ответа. Ты ведь знаешь, я никогда и ни о чем не спрашиваю, если не вижу в том серьезной нужды. Забудь на время о погоне. Сейчас мы в безопасности. Пусть на время, пусть на несколько часов, но и этого хватит, чтобы немного передохнуть и поговорить.
— Хорошо. Но я действительно не понимаю, что ты хочешь услышать.
— Ты заинтересован этой рабыней?
— Нет! — ответил громко. И слишком поспешно. Даже сам растерялся от такого пыла. И все же, немного подумав, добавил, поясняя этот момент и для себя, и для матери: — То есть да. Не ею как женщиной, но ее тайнами. Она — загадка, которую мне хочется разгадать.
— Не нужно.
— Что значит — не нужно? — Я приблизился к кровати, сел и вгляделся в глаза матери. — Что ты знаешь?
— Я же сказала…
— Что ты знаешь об этой девушке? — с нажимом повторил я, чувствуя, как разрастается в душе беспокойство. Вряд ли высокородная леди Габриэлла Эйдинбергская, внебрачная дочь претендента на трон Регула, знает многих рабынь из Хастарии.
— Это долгая история, — отозвалась мама, отводя взгляд к окну. — И некрасивая.
— У нас есть час как минимум. А к некрасивым историям я привык.
Долгую минуту она молчала. Я уж решил, что разговор не состоится, но мама сцепила пальцы и начала говорить, так и не поворачиваясь ко мне.
— Я знаю не много, и тебе не понравится моя роль в этой истории. Но ты вправе услышать. Ее зовут Ясмина. Несколько лет назад Фаридах Найтэри дергал за все веревочки, чтобы спасти единственную дочь. Тогда ей было пятнадцать лет. Я помню ее как сейчас. Красивая, тихая, надломленная… Но расскажу по порядку.
На одном из приемов король Хастарии, Прал иг Сивар, заприметил Ясмину, впервые вышедшую в свет. Тогда же он сообщил ее отцу о намерении взять девушку в жены, чем несказанно всех удивил. Дело в том, что после смерти любимой жены — матери единственного наследника — король сильно горевал и не проявлял особого интереса к противоположному полу. То есть предложение было невероятным и сулило большую выгоду семье Ясмины.
Однако Фаридах отказал королю в очень вежливой форме, объяснив, что дочь уже год как обручена. Прал иг Сивар смолчал, но не забыл отказа.
Спустя какое-то время жених Ясмины погиб, а отец был сильно ранен — на его лавку напали грабители. К слову, он был магом-лекарем и продавал травы, отвары, настойки, славившиеся на всю Хастарию. Не самый простой человек, одним словом. Но король выше.
Вскоре Ясмина оказалась в королевском замке в качестве его невесты. Она горевала, носила траур по жениху и волновалась об отце. Король прислушался к мольбам девушки и дал ей несколько месяцев, чтобы прийти в себя и свыкнуться с новым положением дел.
Все окружение видело трепетное отношение Прала к невесте, и все чаще поговаривали о скорой свадьбе и… рождении детей, разумеется. Тогда-то, увидев серьезность намерений отца, опомнился Раен. Принц. Единственный наследник. И падаль редкостная. Ему очень не хотелось иметь соперников-претендентов на трон отца.
И он совратил Ясмину. Девушка признавалась, что влюбилась в него без памяти почти сразу. Он был любезен, нежен, обходителен и молод, в отличие от старика-отца. Она сама не поняла, как стала его любовницей. Уже тогда ходило много слухов о Раене, но Ясмина не верила никому. Пока однажды он не привел в их тайное убежище нескольких мужчин, чтобы было веселее в постели.
Она отказалась от подобной близости, и тогда принц высмеял ее, заставляя выбирать, будет ли бедняжка их игрушкой или отправится с повинной к королю. Наверняка он и сам не ожидал, что Ясмина выберет второй вариант. Она закричала, прибежали слуги, поднялся скандал…
Прал иг Сивар был в гневе. Выслушав невесту и сына, он сказал, что разочарован, и принял «справедливое» по его меркам решение. Раена отправил в годичную ссылку на север страны, а Ясмину, как продажную девку, выставил на аукцион в качестве рабыни, лишив имени рода и всех привилегий.
Уже тогда Фаридах, немного окрепнув, стал действовать, пытаясь спасти дочь. Он писал петиции, умолял, угрожал… Никто не пришел ему на помощь.
Тем временем история Ясмины не закончилась. На аукционе присутствовал один старый даргхаин, официально ушедший на покой. Для всех он занимался торговлей, но на самом деле продолжал брать заказы и убивать. Он почувствовал в девочке дар, подобный своему, и купил ее.
Ясмина не много рассказывала о двух годах рабства. Старик взялся ее обучать, хотел сделать своей помощницей, а со временем передать ей дело. Только девушка совсем не была склонна к насилию, и ему пришлось учить ее. О методах мы умолчим, но тот даргхаин очень старался пробудить в ученице гнев и жажду крови.
Тот, кто напролом идет к цели, своего добивается. Старик тоже добился. Уж не знаю, что именно послужило последней каплей, но девчонка убила его, нарушив клятву. Так она стала кахали. Клятвопреступницей. На теле выступили рисунки, а магический ошейник перешел в новые руки, по наследству. Невозможно перестать быть рабыней, убив хозяина. Но она этого не знала.
Ясмина пришла домой вся в крови. Отец укрыл ее от стражи и бежал в Ригул, воззвать к Совету и справедливости.
Тогда мы и встретились. Я была членом Совета первый год и очень радовалась назначению. Мы все время твердили о мире и равновесии, о том, что война — высшее зло. А тут приехал целитель с дочкой-клятвопреступницей, чтобы просить защиты от собственного короля. Подобное грозило как минимум политическим скандалом, как максимум и думать никто не хотел. Естественно, мы заочно приняли решение отказать в просьбе и вызвали самого Прала иг Сивара на заседание лишь для того, чтобы соблюсти формальности и видимость равенства прав.
Однако выступление Фаридаха заставило многих из нас усомниться, а вид его дочери и вовсе рвал самые холодные сердца. Прал иг Сивар прямо заявил, что заберет предателей с собой и накажет по законам своей страны, а если мы воспрепятствуем, то можем забыть о мирном решении проблем.
На весах стояли неудобные нам политические дрязги и жизни двух маленьких людей. Абсолютным большинством мы выбрали мир.
Мама замолчала, плотно сжав губы и продолжая смотреть куда-то вдаль, гораздо дальше окна в стене. Я тоже не находил подходящих слов.
— Теперь ты знаешь, — проговорила мама, порывисто вытирая ладонью лоб, словно смахивая остатки плохих воспоминаний. — И, думаю, понимаешь…
— Если память мне не изменяет, ты в Совете три года. — Прервав родительницу, я поднялся и переместился на стул. — Это значит, что Фрида с отцом просили помощи больше двух лет назад.
Мама кивнула.
— И ты запомнила девчонку, несмотря на то что прошло столько времени.
— Запомнила, — согласилась она. — И отца ее запомнила. Он клялся положить жизнь на то, чтобы все мы сдохли в мучениях.
— И, конечно, после подобных опрометчивых заявлений…
— Его отправили на остров Синтар, сын, — бесстрастно проговорила мать.
Я засмеялся. Зло, с издевкой. Внутри все кипело от негодования. Вот куда стремилась Габриэлла Эйдинбергская с самого юношества. В Высший Совет Ригула! Вот куда хотела втиснуть меня, своего единственного сына, всеми правдами и неправдами. А сколько подобных Ясмин проходило через них? Скольких людей затоптали, задушили, чтобы сохранить пресловутый мир?
— Ну, теперь мы сами в розыске, — сообщил матери, отсмеявшись. — Тебя обвиняют в покушении на короля. Меня — в пособничестве. Новость дня во всех газетах! Интересно, оправдают нас твои коллеги? Или решат избежать скандала?
— Не передергивай!
— Как скажешь.
— Куда ты собрался, Эд?!
Мать привстала, и мне пришлось остановиться на полпути.
— Хочу запить услышанное элем. А тебе нужно отдохнуть.
— Я следила за ней эти два года.
Слова застали меня у самой двери. Нехотя обернувшись, вопросительно посмотрел на мать.
— Не сама, разумеется, но через проверенного человека. Ее нового хозяина.
— Нового хозяина?
— Да. Когда прежний умер, она почувствовала зов наследника, но сопротивлялась. Однако стоило вернуться в столицу, тот объявился сам. Младший брат ее бывшего владельца. По законам Хастарии, девчонка была его вещью, собственностью. И королю ничего не оставалось, как отменить приговор о повешении.
— Представляю, как это его бесило.
— Нет, не представляешь. Он пытался перекупить рабыню, осознав свою же ошибку. И снова получил отказ. В этот раз Ясмина попала к Вардису, обладающему огромным состоянием и ненавидящему правящую семью всем сердцем. У них с королем свои счеты с молодости. Вардис был очень сильным магом-зельеваром, являлся дальним родственником правителя Карашара. Никто не осмелился идти против него, даже Прал иг Сивар решил смирить свой пыл и ждать.
— И ты контактировала с этим Вардисом?
— Да. Обещала помощь в обмен на хорошее отношение к рабыне и периодические отчеты о ее жизни. Он высмеял меня. — Мама поджала губы и слегка вскинула голову. Похоже, она до сих пор вспоминала то унижение. Как и многие власть имущие, она не привыкла к отказам. — Тогда я уехала, решив, что сделала все, что могла. А спустя месяц получила первое письмо, где Вардис очень скомканно сообщал об успехах его ученицы Ясмины на поприще зельеварения. Неожиданно он оказался хорошим человеком. Дальнейшие письма приходили нерегулярно, всего их было шесть. Получив последнее, я была озадачена. Вардис сообщал, что болен, просил о встрече. Вместо описания успехов Ясмины он говорил о некоем важном открытии и каре богов, которая непременно настигнет всех нас.
— И что же ты?
— Не сразу, но решила приехать. — Мама устало прикрыла глаза. — Кроме того, я хотела увидеться с нашим информатором, имевшим доказательства предательства Раена. Но старик умер раньше, чем мы встретились. Девушка пропала, а люди принца схватили меня прямо в доме Вардиса.
— Принц знал, что ты приедешь, — уверенно заключил я. — Знал, что Хакарк женится и поедет домой через лес. Знал, что я буду тебя искать, и подставил нас. Слишком много знаний для того, кто действует самостоятельно.
— Ноги растут из Лавитарии, — кивнула мама, устало вздыхая. — Раен лишь соучастник, для мозга заговора он слишком глуп.
— Тебе нужно поспать. — Приблизившись к матери, помог ей лечь и укрыл, подоткнув одеяло. — Нельзя в таком состоянии расплетать паутину, сотканную врагами. Они шли к этому не один день, и нам не следует торопиться.
Уже закрывая двери, услышал тихое «Я люблю тебя, сын». Слабо улыбнувшись, почувствовал, как бесследно тает непонимание между нами. Мама всегда стремилась к власти, слыла высокомерной стервой и обожала строить козни при дворе. Но кому, как не мне, знать, что за внешней холодностью и безразличием скрывается сердце, полное благородства, любви и сочувствия к страждущим?
Сжав кулон в виде крохотного ворона, я прикрыл глаза и мысленно кликнул Ругха. Ворон был далеко и отозвался не сразу.
