Лента 2. Человек с киноаппаратом

Железная дверь камеры отворилась.

Темница была уютной настолько, насколько таковым вообще может быть узилище. На одной из толстых стен древнего шато висело несколько ковров и гобеленов. Здесь же стояла кушетка с тонким матрасом и постеленным чистым бельем. Рядом – низкий прикроватный столик и даже книжная этажерка. На противоположной стене имелся небольшой камин. Березовые поленья не переводились в корзине, а ароматный дым уходил куда-то далеко вверх по узкому дымоходу. Чуть в стороне от камина из стены выходил медный кран, а из крана, если отвернуть вентиль, текла вода в раковину. Узник не привык к подобным изыскам, и пленителям пришлось обучать его открывать и закрывать вентиль. Что касается отхожего места в углу, то странная белая ваза, что шумно проливала воду, поначалу и вовсе испугала пленника – тот уже порядком забыл, когда так сильно боялся в последний раз.

А еще на третьей стене камеры находилось странное окно. Между прочим, довольно большое, пропускающее в комнату много света. Только вместо цельной картины в окне отображалось происходящее в разных местах города, словно это был удивительный витраж из видов множества парижских улиц.

Узник давно уже не видел Парижа и в первый день пристально разглядывал каждый из элементов городской мозаики. Иногда там появлялось нечто совсем потрясающее. Огромные здания, загадочная высокая башня, целиком сделанная из железа. Экипажи без лошадей, извергающие пар… Какие-то невероятные ворота на площади. А еще люди в странных шляпах, похожих на перевернутые черные ведерки с полями. Можно было даже открыть форточку, но звуки, что врывались в темницу, представляли собой какофонию обрывков уличного шума из тех же самых мест, разбросанных по городу. Узник был совершенно уверен, что, вздумай он громко звать на помощь, его крик распался бы на множество осколков, и до каждой улицы, показанной в окне, долетело бы всего несколько нот.

Он знал, кто способен на подобные трюки. Когда-то наиболее способные боялись его как огня. Теперь же одна из таких стояла в дверях. И держала при этом поднос с кофе и корзинку с хрустящими булками, явно только что купленными у пекаря.

Узник привык, что ведьмы одеваются вызывающе, но этот наряд был провоцирующим сверх меры, особенно тончайшая белая блузка и узкая длинная юбка. Выпуклым женским прелестям было тесно в этом наряде, и если на утягивающие корсеты и глубокие декольте он в свое время насмотрелся, то отсутствие пышной юбки с кринолинами делало ведьму в глазах узника практически голой. Затворник высказал бы колдунье свое неодобрение, но рядом с ней с небольшим несессером в руках стоял Светлый. Он явно был главным в этой паре.

– Как вы себя чувствуете, месье де Маэ? – спросил вошедший.

– Лучше, месье Аноним, благодарю вас, – наклонил голову узник.

Все же он был слишком слаб и чаще лежал на кушетке, чем двигался. В темнице было слишком мало волшебства. На него надели несколько лекарских браслетов, которые каждый день меняли. Но силы восстанавливались очень медленно.

– Я принес вам новый амулет. – Светлый показал камею на цепочке. – Кроме того, Селин должна сделать вам инъекцию. Это поможет оздоровиться быстрее. Человеческая медицина многого достигла за время вашего заточения.

Бриану была неприятна мысль, что ведьма будет прикасаться к нему. Тем более он привык, что лекари должны быть мужчинами, хотя эта особа, как заверили его, имела университетское образование.

– Еще мы принесли свежие газеты. – Светлый передал Биану листки «Фигаро».

– Мне трудно понять… – Бриан сел на кушетке. – Словно меня не было в городе не сто, а тысячу лет. Язык вроде бы тот же. Но то, как изменились нравы… Не знаю, сумею ли к этому привыкнуть.

– Именно ради исправления теперешних нравов мы и предприняли ваше освобождение, – напомнил Светлый.

Бриан тем временем вытащил руку из роскошного халата, предоставленного ему хозяевами шато. Закатал рукав рубашки. Ведьма поставила поднос с булками и кофе на прикроватный столик, Светлый передал ей несессер.

Узник недовольно посмотрел на блестящий шприц. Он не боялся получить укол шпаги или штыка. Но когда ведьма делала инъекцию, ему всякий раз невольно мерещилась восковая кукла, в которую немилосердные сестры Темной втыкали совсем другие иглы.

Однако Бриан должен был признать, что каждый раз после того, как игла покидала его плоть, в голове наступало прояснение. Что это за снадобье такое, что нужно непременно сразу вводить в кровь? В его время, напротив, кровь старались отворить или же прикладывали пиявок, чтобы те высосали дурную.

– А книги… – Узник кивнул на этажерку, где лежали стопкой несколько томов. – Не могу понять словесность вашего века. Что месье де Бальзак, что этот русский граф Толстой… Где легкость и ясность мысли Вольтера? А что до трактатов, то с каких пор тон в философии задают немцы?

– С тех пор, как их земли помог объединить император Франции в начале столетия, – ответил Светлый, не желавший называть своего имени. – Кстати, вы его застали. Правда, к моменту Трибунала над вами он был всего лишь бригадным генералом.

– Свергнуть короля, чтобы получить императора! Пожалуй, и хорошо, что я не увидел этого.

– Теперь снова республика. А книги по истории, если хотите, мы вам тоже принесем.

– Было бы неплохо, – сказал Бриан безразличным тоном, словно это уже не имело значения.

– Осмелюсь спросить, обдумали ли вы наш вчерашний разговор?

– Мне больше ничего не остается, кроме как обдумывать…

– Для вашего же блага лучше здесь оставаться. Пока еще вы слишком слабы.

– Я мог бы стать намного сильнее, если бы вышел к людям.

– Думаю, ваш выход можно устроить в ближайшее время… если примете правильное решение.

– Правильно – это предать Свет и войти в шайку с ведьмами и кровопийцами?

Темная бросила на него презрительный взгляд. Она выглядела молодо, а с надменной гримасой была почему-то особенно хороша. Впрочем, Бриан знал, что физически молодых ведьм почти не бывает, хотя личину они могут надеть самую юную. А еще он помнил, что видел ее сестер и на баррикадах. Как ни странно, они тоже боролись за дело Света. Косвенно, ибо преследовали свои интересы.

– Месье, я могу быть свободна? – спросила ведьма у спутника.

– Идите, Селин. – Светлый подождал, когда шаги стихнут, потом сказал: – Не следует оскорблять делающих вам добро, месье де Маэ.

– Мне жаль, но моего согласия никто не спрашивал.

– Добро не бывает относительным. Как Светлый, тем более Великий, вы обязаны понимать. А что до предательства – это ложь. Ни вы, ни я не способны на такое, в противном случае Сумрак поглотит нас.

– Возможно, вы вспомните эти слова, когда осознаете весь обман, в какой загнали себя альянсом с Темными.

– Кому как не вам, Великий, знать толк в альянсах… – не удержался Аноним. – Но я все же попробую убедить вас еще раз.

Он прошел к этажерке, приподнял книгу и небрежно положил обратно.

– Вам не нравится современное искусство слова… Что же, вполне объяснимо. Я бы хотел показать вам искусство, какого вы еще никогда не видели. Оно появилось всего несколько лет назад.

Снова открылась дверь. Вошел молодой Иной, по счастью, Светлый. Он тащил странную треногу, на которой был укреплен некий артефакт. Так по крайней мере показалось Бриану. Затем вошел еще один, Темный, держа два табурета и сложенную простыню, которую повесил на стену. Юноша тем временем приделывал к своему механизму какие-то катушки с лентами. Аноним – хотя все тут были анонимы, кроме ведьмы, – пригласил Бриана сесть на табурет, занял место рядом, взмахнул рукой, и на окна упали шторы.

В наступившей темноте странное приспособление на треноге издало необычный стрекот, будто железный сверчок. Круглое стекло, укрепленное спереди, выбросило широкий луч, упавший на простыню.

И та, казалось, ожила.

Больше того, луч словно прорезал стену, открыв ход на неизвестный Бриану слой Сумрака. На этом слое время двигалось несколько быстрее, чем в привычном мире. Только почему-то там находилось очень много людей. Самых обычных мужчин и женщин в странных нарядах – хотя по костюмам своих пленителей и обрывкам картин из окна Бриан уже понял, что так нынче одевались все. Сходство с Сумраком усиливало то обстоятельство, что в сценах, показанных лучом, не было других цветов, кроме черного, белого и оттенков серого. Правда, Сумрак никогда так не мерцал.

Люди шли навстречу Бриану из широких ворот, разговаривали друг с другом, но голосов не было слышно. Потом началась совсем другая сцена. Человек в плоской шляпе поливал сад из гибкой трубы, что извивалась, как змея. Сзади подкрался мальчишка, наступил на трубу, и вода из маленького отверстия перестала течь. Когда поливальщик заглянул в отверстие, чтобы узнать, что случилось, мальчишка убрал ногу с трубы, и в лицо незадачливому садовнику ударила струя. Закончилась сцена градом тумаков сорванцу.

А в следующей огромная паровая повозка двигалась в комнату. Бриан даже слегка приподнялся, изготовившись защитить голову руками, когда полетят выбитые из стен камни.

– Не пугайтесь. – Аноним повернулся к нему. – Это всего лишь иллюзия.

На экране теперь светилось пятно. В его свете, казалось, прыгали какие-то насекомые. Тоже, надо думать, некий трюк.

– Здесь нет ни толики магии… – Узник напряженно всматривался в механизм, потом опять в светящееся пятно на стене.

Широкий луч погас. Пахло какими-то химикатами. Аноним взмахом руки поднял шторы. Калейдоскоп обрывков реальности заплясал по ту сторону стекла, как ярмарочный балаган, но впечатлял он куда меньше только что увиденного.

– Это называется «синема», – сообщил Аноним. – Модное развлечение. Нечто вроде фотографии и театра в одной упряжке.

Что такое «фотография», Бриан уже знал – ему продемонстрировали вчера.

– А та громадная машина – она существует? Я помню только повозку месье Кюньо…

– Я многократно на таких путешествовал. Она называется «локомотив» и везет цепочку вагонов.

– Мир чертовски изменился. – Де Маэ поднялся и, не удержавшись, плеснул себе вина из графина. На столике рядом с кушеткой ему любезно оставляли несколько бутылок, но до сего момента он пил умеренно.

– Вот именно, месье! – Светлый сделал знак ассистенту, и тот начал вытаскивать свой механизм из комнаты. – Похоже, теперь вы прочувствовали. Когда-то мы скрывали от людей свое могущество. Но за последний век могущество людей многократно превзошло наше. И это только начало! Коллективный человеческий разум способен на много большее, чем самый великий волшебник. И это далеко не все, что изменилось. Вы читали иностранные новости в газетах. Монархии Европы трещат по швам. Республиканская форма правления занимает все больше места. А социалисты мечтают уже о совершенно ином строе. – Собеседник надавил на «ином». – Строе, свободном от оков собственности, а значит, индивидуализма. Общественной формации, где либо совсем не будет места Тьме, либо его останется крайне мало.

– Если все идет как идет, да еще с помощью чудодейственных изобретений, то новый золотой век человечества не за горами, – пожав плечами, сказал Бриан. – К чему тогда ваши заговоры и альянсы с Темными?

– Неужели вам, Великому Бриану, которого называли Светочем Парижа, до сих пор не очевидно? Люди движутся вперед на локомотивах и машинах с бензиновыми моторами. Люди сами выбирают себе правителей. Президент Франции Лубе происходит из крестьян! А Иные продолжают жить по законам, придуманным в Средние века. Святая Инквизиция римско-католической церкви запрещена во Франции уже сто лет, но Инквизиция Иных по-прежнему в строю! Морис Французский по-прежнему следит за соблюдением Договора.

При упоминании Великого Инквизитора узника передернуло.

Собеседник не мог не заметить.

– Древний Договор безнадежно устарел. Его необходимо заключить заново. В этом, и только в этом, может быть наш альянс с Темными. Время уже решило за нас. Все решило, отбросив нас, и правых, и виноватых, в область суеверий. Но и наша старая борьба должна уступить место новой. Современные войны ведутся торговцами и промышленниками. И не на полях сражений, а в банках и цехах. Торговля и ремесло всего мира сейчас представлены в Париже, вы все это увидите, месье! Мы должны не биться насмерть с Темными, а конкурировать за человеческие умы.

– Воодушевляет, – проговорил Бриан. – Я помню весьма красноречивых. Дантон, Сен-Жюст… Где они все? Время тоже решило за них.

– Есть один нюанс, месье. Все-таки у Иных остались некоторые преимущества перед людьми. Магическое общественное устройство обладает весьма ценным качеством – простотой. Человеческие отношения сложны и многообразны, а у нас всего несколько фигур на доске. Свет, Тьма, Инквизиция. Чтобы выиграть такую партию, требуется не так много ходов. Подчас, когда складываются обстоятельства, достаточно одного красивого хода. Теперь обстоятельства сложились именно так. Можно победить в один ход. А вы нужны Свету. Как символ сопротивления и добровольной жертвы. Как Прометей, прикованный, но освобожденный.

– Один ход… – сказал Бриан. – Он у вас был в руках, этот ход. Вы его упустили, а я был еще не в себе, чтобы помешать. Друза… Зачем вы ее оставили?

– Если пропадет ценный предмет, выставку и конгресс Иных могут перенести. Нам этого не нужно. А кроме того, смарагд Брюса уже сыграл свою роль: помог вас вызволить. Не хотите же вы вернуться обратно? Тогда зачем вам горсть камешков?

– Друза теперь смысл моего существования. Моя связь с Сумраком и с изначальными Силами. Большего мне вам не объяснить.

– И все же – что вы мне скажете сегодня?

– Я задам вам тот же вопрос, который задал вчера. От этого вопроса будет зависеть мое решение. Вы можете принести мне кристаллы?

– Пока нет, Великий. Они надежно охраняются. Но совсем скоро…

– Не продолжайте. Я так и думал. Позвольте, я кое-что покажу вам. Я почти лишен сил, но не разума и опыта.

Бриан вытащил из-под халата странный на первый взгляд предмет: несколько сложенных друг с другом бумажных кругов разного диаметра.

– Вещь, с помощью которой вы перенесли нас из Нотр-Дам, называется, если не ошибаюсь, Минойской Сферой?

– Именно, – ответил Аноним.

– Не буду спрашивать, как она к вам попала. Я не смог бы изготовить подобную. Но принцип ее мне известен. Перед вами – что-то вроде логической машины Раймундуса Луллия.

Бриан положил круги на ладонь и стал поворачивать их, словно переводил стрелки на часах.

– Я сделал эту вещь из газет и книг, которые вы мне доставляли. Ножниц и клея у меня нет, но такую безделицу мои волшебные силы вполне позволяют. А ваши следящие чары не сумели отыскать тут ничего опасного. В общем-то они и правы…

Бриан вытянул руку перед собой. Его собеседник приподнялся с табурета, увидел, что символы на бумажных кругах выстроились в определенном порядке, и быстро взглянул на самодельный артефакт через Сумрак.

– Месье, в вашем изделии недостаточно магии, если вы собирались открыть портал, – холодно сказал Светлый, опускаясь обратно и скрещивая руки на груди.

– Не собирался, – ответил Бриан. – Однако магии здесь вполне достаточно, чтобы меня отыскать.

Аноним ничего предпринять не успел.

С хлопком, точно открыли бутылку игристого, в воздухе открылся проход.

Оттуда выскочил неизвестный. Лицо скрывала темная повязка, как у ночных грабителей-апашей, а голову – платок, словно у морских разбойников. Вслед за ним в портале показался другой силуэт.

Тот, кого узник именовал Анонимом, был относительно молод по меркам Иных. Он пропустил момент открытия портала, но очутился на ногах уже в тот миг, когда первый участник вторжения ступил на каменный пол Бриановой тюрьмы. Выброшенная вперед рука немедленно вырастила «белый меч»; очертаниями тот более напоминал шпагу.

Сверкающее лезвие чистого Света скрестилось с таким же, выпущенным из руки человека в маске. Аноним, хотя и был прекрасным фехтовальщиком, еще никогда, кроме как на учебных поединках, не вступал в бой с другими Светлыми.

В следующий миг в схватку ввязался новый участник – второй пришелец из сумеречного коридора появился не с пустыми руками, а сразу с двумя «белыми мечами». Мечом, правда, можно было назвать только один – второй длиной был с короткий кинжал.

Аноним видел подобное, но очень давно. Фехтование одновременно рапирой и кинжалом ушло в прошлое, а Иные перешли на все более дальние способы поражения противников. Так же как и люди, отдавшие предпочтение сначала пистолям, затем револьверам. Пожалуй, только Инквизиторы с их любовью к седой архаике еще практиковали такие приемы ближнего боя.

Однако нашлись и среди Светлых ревнители традиций.

Первый из нападающих также вырастил из левой ладони еще одно, короткое лезвие Света. Имея теперь преимущество в четыре клинка против одного, незнакомцы в масках подавили сопротивление за пару секунд. Аноним оказался прижатым к стене и лишенным способности двигаться, ибо у его горла и запястий находились грани более острые, чем у любого материального оружия.

Свет не причинит вреда своему хранителю – но только если бы в нем не было ни капли Тьмы. Своя тень есть даже у Пресветлого. Про отступника, вступившего в сговор с ведьмами и другими порождениями ночи, и говорить нечего. Белые Лезвия жгли его, но не физически. Все сделки с собой, на какие он шел, теперь кололи его сильнее, чем любые иглы палачей, и Светлый опасно приблизился к грани, за которой оставался только добровольный уход в вечный Сумрак.

В стене внезапно открылся потайной ход. Выпрыгнувший оттуда вампир двигался куда быстрее Светлых. Отступивший во время схватки в дальний угол Бриан был слишком слаб, чтобы его остановить. Но из портала ударил еще один «белый меч» и разрезал вампира напополам. Останки сгорели, не достигнув пола.

– Месье не будет вмешиваться и останется в живых, – сказал побежденному Анониму первый из нападавших. – Но то, что вы связались с ламией…

Он покачал головой. Маска открывала только полоску незащищенной кожи на его лице, и Аноним заметил, что она необычайно бледная. Словно пришелец сам много лет провел в тюрьме.

– Они раскаялись, ищут средства, чтобы избавиться от проклятия…

Аноним нахмурился и смолк. Нет, он не станет оправдываться перед нападавшими и объяснять, почему кровопийцы и Темные колдуньи примкнули к Светлым заговорщикам.

К ним подошел Бриан.

– Прощайте, месье, – сказал бывший узник, глядя в глаза Анониму. – Не желаю вам удачи, но… благодарен.

Он скрылся в сумеречном коридоре вместе с убийцей вампира. Мягко, словно маги-перевертыши в зверином облике, отступили туда же двое фехтовальщиков.

Портал уже закрывался, когда в камеру ворвалась подмога.

– Хитрый лис… – произнес Аноним.

– Как все это понимать? – спросил молодой Темный маг.

– Так, что не стоит плакать по убежавшему молоку, – сказал пришедший с ним Светлый, глядя на пепел, оставшийся от вампира.

Несколько хлопьев продолжали кружить в воздухе, падая на раскрытую книгу и на «Фигаро».

Будь это хлопья от поленьев, стоило бы опасаться, что бумага загорится. Но пепел тех, кого называли когда-то ламиями, ничего не способен воспламенить.

– Объяснитесь!

– Старик бесполезен. – Аноним наконец-то отделился от стены. – Ему нужны камни и ничего больше. Он даже слушать не захотел о реликвиях Мерлина.

– Мы должны выследить их всех. Я принесу свой кристалл.

– Не нужно! Где бы он ни был со своими пещерными людьми, они сами должны теперь скрываться от Инквизиции. А Бриан пока еще не вошел в силу и не войдет в нее долго. Мы успеем.

– «Магический вестник» написал, сегодня огласят особое распоряжение Европейского Бюро.

– Значит, момент близок. Идемте, господа!

Небольшой поток воздуха от захлопнутой двери поднял и заставил сделать прощальный круг несколько последних хлопьев вампирского пепла. В окне менялась разноцветная мозаика парижских улиц. Особенно многолюдно было у башни Эйфеля и у входных ворот на выставку на площади Согласия.