Глава 6
Казнь
I
Серый Лондон
Нед Таттл проснулся с очень нехорошим предчувствием.
Совсем недавно он переехал из родительского дома в комнатушку над таверной – своей собственной таверной, где царило волшебство. Когда-то она называлась «В двух шагах», а он переименовал ее в «Пять углов».
Нед сел, прислушался. Тишина. Мгновение назад он словно наяву слышал, как кто-то говорит, но сейчас голос утих. Минуты шли, и он уже засомневался, случилось ли это наяву или просто померещилось в обрывках странных сновидений.
А сновидения у Неда были яркими.
Такими яркими, что он не всегда различал, случилось ли с ним некое происшествие взаправду или только привиделось. Сны были диковинными, иногда чудесными, но в последнее время стали какими-то тревожными, темными, пугающими.
В детстве родители списывали эти сновидения на то, что он читает слишком много романов, погружается на целые часы, а то и дни, в причудливые вымышленные миры. Сам он в молодости считал свои сны признаком чувствительности к Иному, к той стороне мира, которую не видят другие. Нед и сам ее не видел, но искренне верил, что она есть. Верил преданно, самоотверженно, всей душой, вплоть до той самой минуты, когда появился Келл и рассказал ему, что иные миры и впрямь существуют.
Но сегодня Неду приснился каменный лес.
Келл в его сне тоже присутствовал сначала, но потом исчез, и Нед заблудился. Он звал на помощь, и лес откликался эхом, словно пустой собор, но голоса, которые возвращались, были чужими. Одни высокие, другие низкие, одни молодые и звонкие, другие старческие, а громче всех звучал голос, которого Нед не узнавал, он проникал в уши исподволь, как свет из-за угла.
Теперь, сидя на жесткой кровати, он вдруг почувствовал странное желание крикнуть, как в том лесу, но он побаивался – да что уж там, откровенно боялся – что, как тогда в лесу, откликнется кто-то другой.
Может быть, звук доносился снизу, из таверны. Он спустил длинные ноги с кровати, надел тапочки и встал. Скрипнул старый дощатый пол.
Он шел по комнате молча, слышал только это скрип-скрип-скрип, потом – БУХ! – врезался в шкаф, потом со скрежетом качнулся железный фонарь, чуть не упал, пыхнул и встал на место, с шорохом покатились свечки по столу.
Нед вполголоса выругался. Как было бы здорово щелкнуть пальцами и вызвать огонек. Но он тренировался битых четыре месяца и научился лишь чуть-чуть сдвигать образцы в наборе стихий, подарке Келла. Поэтому он на ощупь накинул халат и вышел на лестницу.
И содрогнулся.
Тут явно творилось что-то странное.
Обычно он любил всякие странности, везде и всюду выискивал их, но сейчас это было уже чересчур. Пахло розами, древесным дымом, гниющей листвой. Нед шел, и ему казалось, будто воздух становится то теплее, то холоднее. Словно в комнате, где дверь заперта, а окна закрыты, подул сквозняк.
Это чувство было знакомо, он испытал его однажды, когда стоял на улице перед таверной, которая тогда еще называлась «В двух шагах», и ждал, что появится Келл и принесет ему обещанную землю. Нед увидел, как карета на кого-то наехала, услышал, как кучер выскочил на помощь сбитому человеку. Только никакого человека там не оказалось, лишь струйка дыма, да кучка пепла, да легкий запах магии.
Злой магии.
Черной магии.
Нед вернулся к себе и взял церемониальный кинжал, купленный на прошлой неделе у одного из посетителей. На рукояти вокруг ониксовой пентаграммы виднелись руны.
Меня зовут Эдвард Арчибальд Таттл, сказал он себе, сжимая рукоять кинжала. Я третий носитель этого имени, и я не боюсь.
Под тихий скрип ступенек он спустился по шаткой лестнице, а когда очутился в таверне и услышал лишь тихий стук собственного сердца, то понял, откуда взялось это ощущение странности.
В «Пяти углах» было слишком тихо.
Тяжелая, душная, неестественная тишина, как будто комната вместо воздуха наполнена шерстью. В камине за решеткой догорали последние угольки, сквозь щели в ставнях задувал ветер, но ниоткуда не доносилось ни звука.
Нед подошел к парадной двери и отодвинул засов. На улице было пусто – самый темный час, преддверие рассвета. Но в Лондоне никогда не бывает по-настоящему тихо, тем более здесь, недалеко от реки, и он сразу услышал стук каретных колес, далекий смех, пение. Где-то у Темзы играла скрипка, а поблизости мяукала кошка – просила молока, или компании, или что там еще нужно бездомным кошкам. Десятки звуков сплетались в ткань его родного города, и когда Нед закрыл дверь, звуки вошли вслед за ним, просочились в щель под дверью, перетекли через подоконник. Тяжесть отпустила, воздух стал легче, чары развеялись.
Нед зевнул и пошел вверх по лестнице. Ощущение странности постепенно исчезало. Он вошел в спальню, приоткрыл окно, невзирая на холод, и впустил звуки Лондона. Но когда он лег и укрылся одеялом, когда мир снова погрузился в тишину, шепоты вернулись. И, в неуловимый миг на грани между явью и сном, загадочные слова наконец обрели смысл.
«Впусти меня», – шептали голоса.
«Впусти меня».
II
После полуночи возле камеры Холланда зазвучали голоса.
– Что-то ты рано, – сказал тот, что стоял у решетки.
– Где же твой сменщик? – спросил тот, что стоял у стены.
– Люди нужны на лестнице, – ответил тот, что явился. – Эти, со шрамами, все лезут и лезут. – Голос из-под шлема звучал глуховато.
– У нас приказ.
– У меня тоже, – сказал новый стражник. – Нас слишком мало.
Наступила пауза. И в этот миг у Холланда возникло очень странное чувство. Как будто кто-то схватил воздух – точнее, витавшую в нем энергию – и потянул. Слегка. Усилием воли. Качнулась стрелка весов. Еле заметное проявление власти.
– Кроме того, – рассеянно произнес гость, – чего вам больше хочется – глазеть на этого поганца или спасать своих товарищей?
Баланс сместился. Люди встали. Интересно, подумал Холланд, осознает ли этот новый стражник, что же он сейчас натворил? Пустил в ход разновидность магии, которая в этом мире была под запретом, а в его родном глубоко почиталась.
Стражники ушли. Новенький посмотрел им вслед и слегка покачнулся. Когда за ними закрылась дверь, он прислонился к стене напротив Холланда, звякнув о камень железными доспехами, и вытащил кинжал. Поиграл им рассеянно, ставя на кончик, подбрасывая и ловя. Холланд почувствовал, что его изучают, и в свою очередь присмотрелся к гостю. Заметил, как новый стражник наклоняет голову, как ловко его пальцы вертят нож, почувствовал запах другого Лондона в его крови.
Точнее, в ее крови.
Он должен был сразу узнать этот голос, даже приглушенный краденым шлемом. Может, и узнал бы – если бы успел хоть немного поспать, если бы не сидел в тюрьме, избитый и окровавленный. И все равно должен был узнать.
– Дилайла, – произнес он ровным голосом.
– Холланд, – отозвалась она.
Дилайла Бард, антари из Серого Лондона, положила шлем на стол под крюком, на котором висели ключи от камеры. Ее пальцы рассеянно пробегали по их бородкам.
– Это твоя последняя ночь…
– Попрощаться пришла?
– Что-то вроде того, – хмыкнула она.
– Далеко же от дома ты забралась.
К нему метнулся ее взгляд, быстрый и острый, как сталь.
– Ты тоже.
В одном из глаз застыл стеклянный блеск, вызванный избытком спиртного. Другой, вставной, раскололся вдребезги. Его удерживала лишь стеклянная оболочка, а внутри бушевали сполохи красок и трещин.
Кинжал нырнул в ножны. Лайла сняла перчатки и положила на стол. Даже под мухой в ее движениях сквозила текучая грация бойца. Точь-в-точь как у Ожки.
– Ожка, – эхом отозвалась Лайла, словно прочитав его мысли.
– Что? – насторожился Холланд.
Лайла побарабанила пальцами по щеке.
– Та красноволосая, со шрамом, с чернотой на лице. Это ее работа – пыталась выколоть мне глаз. А через миг я перерезала ей горло.
Удар был тяжелый. Раньше у него в груди трепетал крохотный огонек надежды. А теперь и он погас. Ничего не осталось. Лишь пепел на углях.
– Она выполняла приказ, – глухо отозвался он.
Лайла сняла с крюка связку ключей.
– Твои или Осарона?
Непростой вопрос. Разве они не одно целое? С каких пор разделились?
Лязгнул металл. Холланд сморгнул и увидел, что дверь камеры открылась, вошла Лайла. Она захлопнула за собой дверь, задвинула засов.
– Если ты пришла меня прикончить…
– Нет, – усмехнулась она. – Это подождет до утра.
– Тогда чего тебе здесь надо?
– Хорошие люди умирают, а плохие живут. Мне это кажется несправедливым. А тебе, Холланд? – Ее лицо исказилось. – Из всех людей на свете ты выбрал в жертву именно того, кто мне дороже всех.
– Мне ничего другого не оставалось.
Ее кулак обрушился, как кирпич. Голова метнулась вбок, мир вспыхнул белизной. Когда в глазах прояснилось, он увидел, что она стоит над ним, потирая окровавленные костяшки.
Она замахнулась еще раз, но Холланд перехватил ее руку и сказал:
– Хватит.
Она так не считала. Взмахнула свободной рукой, на пальцах заплясало пламя. Но он остановил и этот удар.
– Хватит.
Она вырывалась, но он сильнее сжал пальцы, нащупал чувствительную точку там, где встречаются кости, и надавил. Она издала горловой звук, как раненый зверь.
– Что толку снова и снова вспоминать то, что у тебя отняли? – прохрипел он.
Семь долгих лет Холланда привязывало к жизни одно-единственное желание. Увидеть, как страдают Атос и Астрид Даны. А Келл украл у него эту мечту. Похитил взгляд, который вспыхнет в глазах у Астрид, когда его кинжал пронзит ей сердце. Похитил выражение боли на лице Атоса, когда он, Холланд, будет рвать его на куски.
«Никто не страдает так же красиво, как ты».
Семь долгих лет.
Холланд оттолкнул Лайлу, она плечами ударилась о решетку. В камере слышалось лишь хриплое дыхание – они стояли друг напротив друга, будто два зверя, запертые в одной клетке.
Потом Лайла медленно выпрямилась, разминая пальцы.
– Если хочешь отомстить, – сказал он, – действуй.
Один из нас непременно добьется отмщения, подумал он, закрыл глаза и принялся считать своих мертвых, начиная с Алокса и заканчивая Ожкой.
А когда снова открыл глаза, Дилайлы Бард уже не было.
* * *
За ним пришли на рассвете.
Точнее говоря, он не знал, который час, но чувствовал, как зашевелился, пробуждаясь, дворец над головой, как едва ощутимо потеплел мир за стенами тюрьмы. За долгие годы холодов он научился чувствовать малейшее изменение температуры, умел без часов определять ход времени.
Пришли стражники, разомкнули оковы, и на миг он почти освободился – ничто его не удерживало, кроме человеческих рук. Но потом его сковали снова, обмотали цепями руки, плечи, пояс. Железо было невыносимо тяжелым, и он из последних сил держался на ногах, шаг за шагом карабкался вверх по лестнице.
– Он вис оч, – сказал он себе.
«От рассвета до заката». На его родном языке эта фраза имела двоякий смысл.
«От начала до конца». «Начать заново и хорошо закончить».
Стражники провели Холланда по дворцовым коридорам, куда люди стекались поглазеть на него. Потом вывели на балкон, большой, опустевший, оттуда убрали все, а посередине возвели широкий дощатый помост. На нем лежала большая каменная плита.
«Он вис оч».
Выйдя наружу, Холланд сразу почувствовал перемену. Колючая магия, охранявшая дворец, здесь не действовала, вокруг царила лишь пустота, морозная свежесть да ослепительно яркий свет, от которого жгло глаза.
Вставало солнце, не дававшее тепла. Холод пробрал до костей, и Холланд, опутанный цепями, невольно поежился. Но он уже давно привык не показывать, как ему плохо. И, хоть и понимал, что находится в центре внимания, – как-никак он сам спланировал этот праздник, – не стал дрожать и молить о пощаде. Он не доставит им подобной радости.
Среди зрителей были король и принц, и четверо стражников с кровавыми отметинами на лбу, и несколько волшебников с такими же метками: юноша с серебристыми волосами, игравший порывами ветра, близнецы с темной кожей, усеянной самоцветами, светловолосый человек-гора. А возле них стоял кто-то смутно знакомый с голубым камнем над бровью – его лицо было испещрено серебристыми шрамами, старик в белых одеждах и с красным пятном на лбу, да Дилайла Бард с искрами света в разбитом карем глазу.
И наконец, прямо на помосте, возле каменной плахи, ждал Келл с длинным мечом в руках. Конец широкого лезвия упирался в шершавые доски.
Видимо, Холланд невольно замедлил шаг, потому что стражник грубо подтолкнул его в спину, к короткой лесенке, ведущей на эшафот. Он выпрямился, бросил взгляд на потемневшую реку под балконом.
До чего же похоже на Черный Лондон.
Слишком уж похоже.
– Не передумал? – спросил Келл, крепче сжимая меч.
– Нет, – ответил Холланд, глядя мимо него. – Просто захотелось полюбоваться пейзажем.
Он перевел взгляд на юного антари, обратил внимание на то, как он держит меч – одна рука на рукояти, другая на лезвии, прижата так, что выступила полоска крови.
– Если он не придет… – начал Холланд.
– Я все сделаю быстро.
– В прошлый раз ты не попал мне в сердце.
– Мимо головы не промахнусь, – заверил Келл. – Но, надеюсь, до этого не дойдет.
Холланд заговорил было, но проглотил слова.
В них нет смысла.
И все-таки он произнес их про себя.
«А я надеюсь, что дойдет».
В утреннем холоде загремел голос короля.
– На колени, – приказал правитель Арнса.
От этих слов Холланд окаменел. В памяти возник другой день из другой жизни, холодная сталь и вкрадчивый голос Атоса. Но он уступил тяжести воспоминаний и тяжести сегодняшних цепей, опустился под их весом.
Он не сводил глаз с реки. Под поверхностью воды клубилась тьма. Холланд заговорил вполголоса, обращаясь не к тем, кто стоял на балконе, и не к Келлу, а к королю теней.
– Помоги.
Не слово – всего лишь туманное облачко на губах. Зрителям, наверное, казалось, что он молится богам, которых почитает. И в чем-то они были правы.
– Антари, – сказал король, обращаясь не по имени или титулу, а называя его словом, отражающим самую его суть. «Интересно, знает ли он вообще, как меня зовут», – подумал Холланд.
«Восижк, – чуть не сказал он. – Меня зовут Холланд Восижк».
Но теперь это уже не имело значения.
– Ты виновен в тяжких прегрешениях против империи, виновен в запретной магии, в том, что принес в нашу страну хаос и опустошение, развязал войну…
Слова короля падали, как капли дождя. Холланд посмотрел на небо. Высоко над головой летали птицы, по низким облакам пробегали тени. Осарон был там. Холланд скрипнул зубами и нехотя заговорил – не с теми, кто его окружал, не с королем и не с Келлом, а с незримой сущностью, которая смотрела, слушала.
– Помоги.
– За свои преступления ты приговорен к смерти от меча, а твое тело будет предано огню.
Он чувствовал, как магия осхока шевелит ему волосы, щекочет кожу, но упорно не проникает внутрь.
– Если у тебя есть что сказать напоследок, скажи это сейчас, но знай, что твоя судьба решена.
И тогда в зимнем воздухе зазвучал другой голос.
«Проси».
Холланд застыл.
– Тебе нечего сказать? – настаивал король.
«Проси».
Холланд зажмурился и сделал то, до чего ни разу не опускался за все семь лет рабства и мучений.
– Прошу тебя, – взмолился он, сначала тихо, потом громче. – Умоляю. Я стану твоим.
Тьма рассмеялась, но не снизошла.
Сердце Холланда застучало быстрее, цепи вдруг показались слишком легкими.
– Осарон, – позвал он. – Я отдаю это тело тебе. Я отдаю тебе свою жизнь – всё, что от нее осталось.
Стражники встали по бокам, железными кулаками пригнули голову Холланда к плахе.
– Осарон! – зарычал он, впервые сопротивляясь их хватке.
Смех в голове звучал всё громче.
– Богам не нужны тела, но королям без них не обойтись! Куда ты возложишь корону, если нет головы?
Келл стоял рядом, обеими руками сжимая рукоять меча.
– Заканчивай, – приказал король.
«Погоди», – подумал Холланд.
– Убей его! – воскликнула Лайла.
– Лежи смирно, – потребовал Келл.
Холланд видел только шершавые доски эшафота.
– Осарон! – взревел он, и меч со свистом взмыл вверх.
Но так и не опустился.
Над балконом промелькнула тень. Солнце вмиг погасло, всех окутал сумрак, люди подняли глаза и увидели, как над головами взметнулся гребень черной воды. В тот же миг он обрушился.
Холланд изогнулся, цепляясь за каменную плаху. Река захлестнула эшафот. Одного из стражников смыло за край, в бурлящие волны, второй удержался за Холланда.
Ледяной вихрь выбил меч из рук Келла и опрокинул навзничь, осколок льда пригвоздил рукав к полу. Стражники бросились спасать короля и принца. Вода ударила по лестнице, ведущей на эшафот, взметнулась вверх, закружилась. Водяной столб медленно принял очертания человеческой фигуры.
Фигуры короля.
Осарон улыбнулся Холланду.
«Видишь? – произнес он своим двойственным голосом. – Я умею быть милосердным».
Навстречу ему по балкону ринулся юноша с серебристыми волосами, воздушные вихри мелькали вокруг него, как ножи.
Осарон, не сводя глаз с Холланда, щелкнул водяными пальцами, и прямо в грудь волшебнику полетел осколок льда. Юноша улыбнулся и легко, как пушинка в воздухе, увернулся от осколка, а потом порывом ветра разбил его вдребезги.
Серебристые волосы и трепещущие одежды снова метнулись к Осарону, юноша сгустил воздух в клинок и нанес удар. На пути воздушного меча водяной силуэт распался надвое, потом снова сомкнулся, зажав руку волшебника, будто в тисках. Воздушный маг дернулся, вырываясь, но король теней пронзил рукой его грудь.
Его пальцы прошли насквозь, и с черных ледяных кончиков закапала кровь.
– Джиннар! – раздался чей-то крик, ветер над балконом внезапно стих, и юноша рухнул наземь.
Осарон стряхнул с пальцев кровь и поднялся по ступеням.
«Скажи мне, Холланд, – произнес он, – ты по-прежнему считаешь, что я нуждаюсь в теле?»
Тем временем Келл выдернул из рукава осколок льда и метнул его в спину королю. Холланд на миг восхитился его мастерством, но снаряд прошил водяную фигуру насквозь, не причинив вреда.
Осарон насмешливо обернулся к Келлу.
«Антари, меня так просто не убьешь».
– Знаю, – сказал Келл, и Холланд заметил в бурлящей водяной груди Осарона струйку крови. В тот же миг Келл произнес: – Ас исера.
И Осарон застыл на месте.
Король теней превратился в глыбу льда.
Сквозь прозрачную фигуру Осарона Холланд встретился взглядом с Келлом.
И первым увидел, как радость на лице Келла сменилась ужасом: мертвый волшебник – Джиннар – поднялся на ноги. В его глазах стояла чернота – не мутная, как тень, а непроницаемая. А кожа уже заполыхала от магии нового хозяина. Он заговорил, и с губ полился знакомый вкрадчивый голос.
«Меня так просто не убьешь», – повторил Осарон, тряхнув серебристыми волосами.
Вокруг один за другим поднимались убитые, и Холланд слишком поздно понял, в чем дело.
Волна. Вода.
– Келл! – закричал он. – Кровяные метки…
Слова застряли в горле – в грудь ему обрушился тяжеленный кулак стражника. Та первая, громадная волна смыла с его шлема красную метку.
– Преклоните колена перед королем!
Человек с серебристыми шрамами и принц Мареш ринулись вперед, но Келл остановил их, коротким взмахом взметнув ледяную волну, отрезавшую их от эшафота.
Король теней в похищенном теле стоял между Холландом и Келлом, и кожа осыпалась с него, как обрывки сгоревшей бумаги.
Преодолевая тяжесть цепей, Холланд встал.
– Что же ты выбрал себе такого слабого носителя? – проговорил он, отвлекая на себя внимание осхока. Келл подался вперед, с его пальцев капала кровь. – Он так быстро рассыпается. – Среди шума и гама он говорил тихо, и голос сочился презрением. – Это тело никак не годится для короля.
«Мог бы предложить мне свое», – проворчал Осарон. Его оболочка гибла на глазах, сквозь трещины пробивалось багровое сияние.
– Предлагаю, – сказал Холланд.
«Звучит заманчиво, – ответил Осарон, сверкая черными глазами, и в один миг очутился рядом с Холландом. – Но лучше я полюбуюсь, как ты падаешь».
Холланд ощутил толчок, а уж потом увидел руку. Мир наклонился, эшафот исчез, гравитация взяла свое, и цепи потянули его вниз, вниз, вниз, в далекую реку.
III
Келл увидел, как падает Холланд.
Он стоял на краю – и вдруг исчез, рухнул в реку, не имея ни капли магии, лишь холодную тяжесть заговоренного железа. На балконе царило смятение, один стражник на коленях сражался с туманом, Лайла и Алукард склонились над Джиннаром, от которого остались лишь обгоревшие кости.
Думать, удивляться, рассуждать было некогда.
Келл нырнул.
Падал он быстрее, чем казалось.
От удара из легких вышибло воздух, хрустнули кости. Река, холодная как лед и черная как тушь, сомкнулась над головой.
Далеко внизу, теряясь из виду, погружалась в черную глубину светлая фигура.
Келл поплыл вниз, к Холланду. Река теснила грудь – не только вода, но и магия Осарона. Она высасывала тепло, застилала глаза, норовила проникнуть внутрь.
Когда он добрался до Холланда, тот уже стоял на коленях на речном дне и слабо, беззвучно шевелил губами. Оковы на руках, цепи на поясе и на ногах тянули его вниз. Антари с трудом поднялся на ноги, но на этом силы иссякли. После короткой схватки он проиграл битву с гравитацией и снова рухнул на колени, взметнув облако ила.
Келл завис над ним. Его собственный плащ пропитался водой и не давал всплыть. Он вытащил кинжал, царапнул кожу – и понял, что это бесполезно: едва выступившую кровь стазу уносило течением. Келл выругался, впустую потратив тонкую струйку воздуха. А Холланд изо всех сил удерживал то, что еще оставалось в легких. Его черные волосы змеились вокруг лица, глаза были закрыты, а в позе была отрешенность, как будто он решил скорее утонуть, чем вернуться в мир наверху.
Как будто решил закончить свои дни здесь, на дне реки.
Но Келл этого не допустит.
Келл взял Холланда за плечо, потянулся к рукам, прижатым к дну тяжестью оков. Холланд приоткрыл глаза, покачал головой, но антари его не выпустил. Тело болело от холода и нехватки воздуха, и он видел, как содрогается грудь Холланда в попытках подавить вдох.
Келл схватил оковы и потянул – не мускулами, а магией. Железо – это минерал, расположенный на шкале стихий между камнем и землей. Заставить его рассыпаться он бы не сумел, но, если постараться, мог изменить его форму. Преобразовать стихию – дело непростое, даже если работаешь в мастерской и никуда не торопишься, а проделать это под водой, среди черной магии, когда разрывается грудь и Холланд тонет…
«Сосредоточься, – прозвучал в голове голос мастера Тирена. – А теперь отвлекись».
Келл закрыл глаза и стал вспоминать уроки авен эссена.
«Стихии не замкнуты в себе, – говорил Тирен. – Они как узлы на длинной бесконечной веревке, свернутой кольцами. Одна стихия сменяется другой, и так далее, и так далее. Между ними есть природные паузы, но нет швов».
Он выучился этому много лет назад. Стоял в кабинете верховного жреца, держа в руках по стакану, и переливал содержимое туда и обратно, наблюдая за спектром стихий. Вода превращалась в песок, песок в камень, камень в огонь, огонь в воздух, воздух в воду. Снова и снова, медленно и мучительно; в теории это казалось куда легче. На это способны жрецы – они чувствуют все тонкости магии, и граница между стихиями у них в руках становится зыбкой. Но магия Келла была слишком громкой, слишком яркой, и он то и дело терпел неудачу – разбивал стакан или расплескивал содержимое, полу-камень, полу-стекло.
«Сосредоточься».
«Отвлекись».
Железо под руками было холодным.
Неподатливым.
Узлы на веревке.
Холланд умирал.
Водяной мир клубился темнотой.
«Сосредоточься».
«Отвлекись».
Келл приоткрыл глаза и встретил взгляд Холланда. Когда металл под руками стал размягчаться, на лице волшебника что-то промелькнуло, и Келл вдруг понял, что отрешенность была лишь маской, скрывавшей панику. Оковы уступили натиску, железо превратилось в песок и развеялось, как облачко, в течении реки. Избавившись от оков, Холланд ринулся вверх. Его гнала жажда вздохнуть.
Келл оттолкнулся от речного дна, чтобы всплыть за ним.
Но не всплыл.
Приподнялся на несколько футов, а затем невидимая сила потянула его вниз. Из легких Келла вырвались последние остатки воздуха. Он что есть сил боролся с хваткой воды. А она тянула вниз, цеплялась за ноги, сдавливала грудь, растягивала руки в стороны, будто на железной раме в замке Белого Лондона.
Вода забурлила, сложившись в очертания человеческой фигуры.
«Здравствуй, антари. Вот мы и встретились снова».
Поздно, понял Келл. Тогда, на балконе, в последний миг Осарон смотрел не на Холланда, а на него. Столкнул Холланда в реку, зная, что Келл бросится его спасать. Они хотели поймать короля теней в капкан, а он устроил ловушку для них. Для него.
Ведь именно Келл сопротивлялся изо всех сил и не желал уступать.
«Ну что, теперь преклонишь колени?»
Невидимые путы потянули Келла на речное дно. Легкие пылали. Он барахтался, но никак не мог вынырнуть. В груди вспыхнула паника.
«Будешь молить о пощаде?»
Он закрыл глаза, попытался забыть о том, что легкие разрываются без воздуха, что боль туманит разум. Перед глазами мелькали белые и черные пятна.
«Теперь ты меня впустишь?»
IV
Лайла видела, что Келл исчез с балкона.
Сначала она подумала, что, может быть, его сбили, сбросили, ведь не может же он по своей воле прыгнуть в черную воду, тем более за Холландом, но потом она вспомнила его слова: «На его месте мог быть я». И она с ледяной ясностью поняла, что Келл не сказал ей всей правды. Что казнь была спектаклем. Что Холланд и не думал умирать.
Это была ловушка, но Осарон не заглотил наживку. И вот теперь Холланд опускается на темное дно Айла, а Келл тонет вместе с ним.
– Чтоб вас всех, – буркнула Лайла и скинула плащ.
На балконе тело Джиннара рассыпалось в пепел, а тех, кто поддался чарам Осарона, успели скрутить. Пара стражников с серебристыми шрамами наводили порядок, а третий боролся с лихорадкой. Король метался по балкону, расталкивая стражу, а Алукард прикрывал Рая – тот прижимал руку к груди, как будто ему было трудно дышать.
И верно, он задыхался. Потому что Келл тонул.
Лайла вспрыгнула на балюстраду и соскочила вниз.
Вода резанула, как ножом. Она отплевывалась, оглушенная болью и холодом. А когда пришла в себя, ринулась вниз. Ох и не поздоровится кому-то, когда они выберутся!
Плаща на ней не было, так что на дно ее ничто не тянуло. Легкие пылали, ледяная вода обжигала глаза. Тело, протестуя, стремилось подняться к поверхности, к воздуху, к жизни. А она упрямо плыла вниз, к видневшейся на дне смутной фигуре. Она думала, что это Холланд, скованный цепями. Но фигура молотила руками, волосы расплылись облаком.
Келл.
Лайла ринулась к нему, и вдруг ее схватила чья-то рука. Она увидела Холланда – без цепей.
Лайла хотела отпихнуть его, но вода стиснула ногу, а пальцы на руке сжались крепче. Он повернул ее лицом к барахтавшейся на дне фигуре.
На один леденящий миг ей подумалось, что он хочет показать ей, как умирает Келл.
Но потом она разглядела в воде над ним смутный темный силуэт.
Осарон.
Холланд указал на себя, потом на короля теней. На нее, потом на Келла. Потом отпустил ее, и Лайла поняла.
Они нырнули вместе, но Холланд достиг дна первым, взметнул облачко ила, обрисовавшее фигуру короля. Скрытая мутной воды Лайла дотянулась до Келла и потянула его наверх, к свободе, но воля Осарона была сильнее. В отчаянии, в безмолвной мольбе она махнула Холланду. Маг раскинул руки и изо всех сил как будто толкнул воду в стороны.
Воды реки разошлись в стороны, образуя столп воздуха, достигавший поверхности реки. На дне, в центре воздушной колонны стояли Лайла и Келл. Но Холланда с ними не было. Лайла глубоко, до боли в легких вдохнула, а Келл рухнул на дно, хватая воздух ртом и отплевываясь.
«Уводи его», одними губами сказал Холланд. Его руки дрожали от натуги, он из последних сил сдерживал напор реки и Осарона.
«Как?» – хотел спросить Лайла. Хоть они и могут дышать, но по-прежнему стоят на дне реки. Келл в полузабытьи, а у нее есть сила, но нет ни капли его мастерства. Она не может создать из воздуха крылья, не может вырезать лестницу изо льда. Лайла посмотрела на илистое дно.
Воздушная колонна покачнулась.
Холланд терял силы.
В воде вокруг слабеющего антари клубились тени, в их очертаниях угадывались руки, пальцы, челюсти.
Она бы с удовольствием оставила Холланда здесь, но ведь ради него, мерзавца, Келл опустился на самое дно реки. Бросить его? Спасти? Черт бы его побрал!
Не выпуская Келла, Лайла вытянула руку и надавила на стену, расширила кольцо. Холланд очутился внутри. Спасенный.
Хотя спасение – вещь относительная.
Холланд судорожно дышал. Келл, придя наконец в себя, прижал ладони к мокрому речному дну, и оно стало подниматься. Земляной круг под ногами возносил их к поверхности, а воздушная колонна смыкалась внизу.
Они выбрались на берег возле дворца. Рухнули наземь, мокрые и обледеневшие, но живые.
Первым пришел в себя Холланд. Но не успел он подняться на ноги, как Лайла прижала к его горлу нож.
– Стой смирно, – проговорила она, хоть руки и дрожали.
– Погоди… – начал Келл, но к ним уже сбегались люди короля. Стражники поставили Холланда на колени. Заметив, что он не скован, одни ринулись к нему, обнажив мечи, а другие отпрянули. Но Холланд и не думал сопротивляться. Однако Лайла все равно не опускала нож, пока пленника не увели в темницу. Вслед за стражей примчался разъяренный Рай. Его челюсти были сжаты, лицо раскраснелось, будто это он чуть не утонул. Да, собственно, так и было.
Келл шагнул навстречу.
– Рай…
Принц ударил его кулаком в лицо.
Келл упал, а принц, тут же вскрикнув от боли, схватился за щеку.
Рай тряхнул Келла за шиворот мокрого плаща.
– Я уже уладил свои отношения со смертью, – сказал он. – Но отказываюсь умирать за него. – Он ткнул пальцем в спину Холланду, которого уводили.
И опять отпихнул брата. Келл раскрыл было окровавленные губы, но принц, не слушая, зашагал ко дворцу.
Лайла тоже не задержалась.
– Получил по заслугам, – бросила она и ушла. Келл остался на берегу, мокрый, дрожащий и одинокий.
V
«Богам не нужны тела, но королям без них не обойтись».
Эти слова приводили Осарона в бешенство. Вырвать их с корнем, как поганые сорняки! Бог он или не бог? А богам не нужны тела. Тело – это скорлупка. Клетка. Истинный бог – он повсюду.
Река пошла рябью, над ней поднялась капля, мерцающая черная бусина. Она растянулась во все стороны, обрела форму, тело, пальцы, лицо. Над поверхностью восстал Осарон.
Холланд ошибается.
Тело – это всего лишь инструмент. Попользоваться и выбросить. Но нуждаться в нем? Ну уж нет.
Осарону хотелось прикончить Холланда медленной смертью, вырвать его жалкое сердце, которое было ему так знакомо – его биение он слушал много месяцев подряд.
Он дал Холланду так много – новую жизнь, возрожденный город. А взамен просил лишь поддержки.
Они заключили договор.
А Холланд его нарушил. И поплатится за это.
Ох уж эти непокорные антари.
А те двое…
Он еще не решил, для чего они пригодятся.
Полезнее всех, конечно, был бы Келл.
Он как подарок, который вручили, а потом отобрали. Тело, куда можно вселиться – или просто сжечь.
И девчонка. Дилайла. Сильная и умная. Боевая, многообещающая. Она могла бы достичь гораздо большего.
Ему хотелось…
Нет.
И все-таки…
Когда бог чего-то хочет и когда человек в чем-то нуждается – это совсем не одно и то же.
Не нужны ему эти игрушки, эти скорлупки.
Нет нужды где-то прятаться.
Он везде.
И этого достаточно.
Это…
Осарон окинул взглядом свою фигуру, слепленную из воды, и вспомнил другое тело, другой мир.
Скучает ли он?
Нет.
Но чего-то не хватает.
Он оторвался от воды, поднялся в воздух, осмотрел с высоты город, который будет принадлежать ему, и нахмурился. Стоял полдень, но Лондон кутался в тень. Над ним трепетали, кружились, бурлили туманные вихри его силы, но под этим одеялом город казался унылым.
Этот мир – его мир – должен быть красив, ярок, в нем должен разливаться магический свет, звучать песня силы.
Так оно и будет, когда город перестанет бороться. Когда все склонятся перед ним, признают его королем, тогда он сделает этот город таким, как задумано. Как предрешено. Прогресс – дело постепенное, на перемены нужно время, перед весной всегда бывает зима.
А тем временем…
Чего-то не хватает…
Чего же?
Он огляделся и понял.
Королевский дворец.
Где-то там, внутри, притаились те, кто еще сопротивляется, прячутся за своими оберегами, как будто этим его можно отпугнуть. Придет время, и они тоже сдадутся. Его больше привлекал сам дворец, вознесенный над черной рекой, сияющий, как второе солнце, и даже сейчас к небу устремляются красноватые лучи его света, а в зеркально-черной поверхности реки пляшет его отражение.
Каждому правителю нужен дворец.
У него тоже когда-то, в центре его первого города, был дворец. Чудо красоты, слепленное из желаний, воли и потенциала. Осарон пообещал себе, что не станет возводить точно такой же, не повторит давних ошибок…
Нет, не то слово.
Тогда он был молод, всему учился, и, хотя его город пал, дело не во дворце. И не в нем самом. Виноваты они, люди, с их ущербными умами, хрупкими телами. Да, он подарил им силу, но теперь-то он стал умней, понимает, что силой нельзя делиться, она должна принадлежать ему и только ему. Но до чего же был хорош тот дворец! Темное сердце его королевства.
Пусть он стоит здесь.
Прямо вот здесь.
И тогда, возможно, этот мир станет ему домом.
Дом.
Что за странная мысль.
И все-таки. Здесь. Тут.
Осарон вознесся высоко над черным простором реки, над безжизненными аренами, над громоздкими скелетами из камня и дерева, над которыми восседали орлы, и змеи, и хищные птицы. Среди пустых трибун еще полоскались на ветру знамена.
Прямо вот здесь.
Он раскинул руки, потянул за струны этого мира, сдвинул с места камни стадиона, и массивные силуэты потянулись один к другому, стронулись с места, со стоном освобождаясь от мостов и креплений.
В его мыслях дворец уже сложился. Дым, камень и магия вырвались на свободу, перестраиваясь в нечто иное, нечто большее. Как в его мыслях, так и в мире, над которым он парил. Новый дворец вытянулся, словно тень, но не вширь, а ввысь. По стенам, как плющ, вились лозы тумана, они окутывали гладкий камень, будто новая плоть – старые кости. А над головой, как дым, развевались знамена. Миг – и они застыли, превратившись в корону из стеклянных шпилей над крышей его творения.
Осарон улыбнулся.
Все только начинается.
VI
Келл всегда любил тишину.
Он ценил те редкие мгновения, когда мир затихал и суматоха дворцовой жизни сменялась добрым, уютным покоем.
Но сейчас тишина была совсем не такой.
Сейчас она была давящей, гулкой и унылой, и нарушал ее лишь стук капель речной воды по гладкому полу, треск огня в очаге да неугомонные шаги Рая.
Келл сидел в покоях у принца, держа в одной руке чашку горячего чая, а другой потирая ушибленную челюсть. Темно-рыжие волосы намокли и спутались, струйки речной воды щекотали шею. Пока Тирен лечил его сорванные легкие, Келл оценивал ущерб: двое стражников погибли, один из лучших арнезийских магов сгорел дотла. Холланд водворен обратно в камеру, королева ждет в галерее, а король с мрачным лицом стоит у камина. Гастра вытянулся у дверей, Алукард Эмери – от него, видно, никак не суждено избавиться – сидит на кушетке с бокалом вина, а его матрос, Ленос, маячит, как тень, на заднем плане. На груди у Алукарда еще свежи пятна крови и пепла. Часть этой крови – его собственная, остальная принадлежала Джиннару.
Джиннар – он принял удар на себя, но потерпел неудачу.
Лучший в Арнсе маг ветра превратился в кучку золы.
Лайла растянулась на полу, привалившись спиной к кушетке Алукарда, и от этого – оттого, что она сидит рядом с треклятым пиратом, а не с ним, с Келлом – ему стало еще горше.
Время шло, мокрые волосы уже начали подсыхать, но никто не начал разговор. Воздух раскалился от невысказанных слов, от еще не разгоревшихся битв.
– В общем, – заговорил наконец принц, – все пошло не так, как планировалось.
Эти слова прорвали плотину, и комната наполнилась голосами.
– Джиннар был моим другом, – Алукард сверкнул глазами на Келла. – А из-за тебя он погиб.
– Джиннар погиб по своей вине, – возразил Келл, отстраняя хлопочущего Тирена. – Никто не гнал его силой на балкон. Никто не приказывал идти в бой с королем теней.
– Бросил бы Холланда тонуть, – нахмурилась Лайла.
– Кстати, почему ты этого не сделал? – перебил Рай.
– В конце концов, – продолжала она, – мы же собирались его казнить. Или у тебя были другие планы? Ты с нами не поделился.
– Да, Келл, – поддержал Алукард. – Просвети нас, пожалуйста.
Келл метнул на капитана сердитый взгляд.
– А ты что тут делаешь?
– Келл, – сурово заявил король. – Расскажи им все.
Келл пригладил взъерошенные волосы.
– Чтобы занять тело антари, Осарону нужно позволение, – начал он. – План был таков: Холланд впустит Осарона, а я прикончу Холланда.
– Это я и раньше знала, – сказала Лайла.
– Осарон, кажется, тоже знал, – добавил Рай.
– Во время казни, – продолжил Келл, – Холланд пытался зазвать Осарона в себя. Когда Осарон появился, мне показалось, что замысел удался. Но когда он столкнул Холланда в реку… Я не подумал…
– А надо было подумать, – перебил Рай.
Келл не обратил на него внимания.
– Может, он хотел утопить Холланда, а может, отвести подальше, прежде чем вселиться в него. И если вам кажется, что без тела Осарон доставляет много хлопот, то видели бы вы его в теле Холланда. Я до последней минуты не понимал, что он охотится за мной. А когда понял, было поздно.
– Ты поступил правильно, – сказал король. Келл изумился. Впервые за долгие месяцы Максим встал на его сторону.
– Но послушайте, – робко возразил Рай. – Холланд до сих пор жив, Осарон на свободе, и мы понятия не имеем, как его остановить.
Келл закрыл глаза ладонями.
– Осарону по-прежнему нужно тело.
– Похоже, сам он так не считает, – возразила Лайла.
– Он передумает, – заверил Келл.
Рай перестал расхаживать.
– Откуда ты знаешь?
– Сейчас он упрямится, потому что может себе это позволить. У него богатый выбор. – Келл посмотрел на Тирена, но тот молчал, словно окаменев. – Когда вы погрузите город в сон, вы отнимете у него все тела, которые пока что служат ему игрушками. Он потеряет покой. Придет в ярость. И тогда явится к нам.
– И что же нам тогда делать? – в сердцах спросила Лайла. – Даже если мы уговорим Осарона занять предложенное тело, надо еще успеть захлопнуть крышку. Это все равно что ловить молнию.
– Нужен другой способ удержать его в заключении, – сказал Рай. – Понадежнее, чем заключить его в тело. У тел обычно бывает разум, а им, как мы знаем, можно управлять. – Он снял с полки серебряный шарик и растянул его пальцами. Шарик был сплетен из тонких металлических нитей так, что если его растянуть, они раздвигались в большую плетеную сферу, тонкую, как кружево, а в свернутом виде складывались обратно в плотный комочек. – Надо что-то попрочнее. Более надежное.
– Нам нужен передатчик, – тихо молвил Тирен.
Все взгляда сошлись на авен эссене, но заговорил Максим. Он внезапно побагровел.
– Ты же говорил, что передатчиков не существует.
– Не совсем так, – поправил Тирен. – Я говорил, что отказываюсь заниматься их изготовлением.
Жрец и король впились друг в друга пылающими взглядами. Рай не выдержал и спросил:
– Кто-нибудь объяснит, в чем дело?
– Передатчик, – медленно заговорил Тирен, обращаясь ко всем присутствующим, – это устройство, которое передает магию. И даже если его можно сделать, он по природе своей порочен, потому что нарушает фундаментальные законы и препятствует, – на этих словах Максим стиснул зубы, – исконному порядку магического отбора.
Воцарилось молчание. Лицо короля пылало гневом, Рай насупился и побледнел, а Келл постепенно начал понимать. Устройство, передающее магию, может наградить ею того, кто обделен.
Любой отец готов пойти на все ради сына, рожденного без магии. Любой король готов пойти на все ради наследника.
Заговорил принц, осторожным, ровным голосом.
– Тирен, это и вправду возможно?
– Теоретически, – ответил жрец. Подошел к резному письменному столу, расстелил лист пергамента, достал из бесчисленных складок белой мантии карандаш и начал рисовать.
– Магия, как вы знаете, не переходит по наследству. Она по своему усмотрению выбирает и сильных, и слабых. И это естественно, – добавил он, бросив суровый взгляд на короля. – Но некоторое время назад дворянин по имени Толек Лорени захотел передать своему любимому старшему сыну не только земли и титулы, но и свои способности к магии. И стал искать способ сделать это. – На бумаге родился набросок. Металлический цилиндр в форме свитка, по всей длине исписанный заклинаниями. – Он придумал устройство, которое может заключить в себе и хранить магическую силу, пока следующий в роду не предъявит на нее права.
– Передатчик то есть, – заключила Лайла.
– И он заработал? – У Рая загорелись глаза.
– Нет, – ответил Тирен. – Чары убили Толека на месте. Но, – обнадежил он, – его племянница Надина обладала блестящим умом. Она усовершенствовала конструкцию, и так получился первый передатчик.
Келл покачал головой.
– Почему я никогда об этом не слышал? И если они работают, почему их не используют?
– Сила не любит, когда ее загоняют в рамки, – указал Тирен. – Передатчик Надины Лорени работал. Но он работал с каждым. И для каждого. Силу, хранившуюся в передатчике, мог забрать себе кто угодно, и управлять этим процессом было невозможно. Если кто-нибудь, например, уговорит мага вложить всю свою силу в это устройство, то потом заполучить эту силу мог любой злоумышленник. Как вы догадываетесь, дела пошли не блестяще. В конце концов почти все передатчики были уничтожены.
– Но если мы найдем чертежи Лорени, – сказала Лайла, – если сможем воспроизвести такую вещь…
– Нет нужды, – заговорил наконец Алукард. – Я точно знаю, где найти такой передатчик.
VII
– Что значит – продал? – накинулся Келл на капитана.
– Я же не знал, что это такое.
Этот разговор длился уже несколько минут, и Лайла налила себе новый бокал. Воздух в комнате гудел от напряжения: Келл гневался, король был недоволен, Алукард раздражен.
– Я не распознал эту магию, – в третий раз объяснял Алукард. – Никогда не видел ничего подобного. Знал, что эта штука редкая, вот и все.
– Ты продал передатчик, – повторил Келл, словно не верил своим ушам.
– Строго говоря, не продал, – защищался Алукард. – Предложил в обмен.
Все застонали.
– Кому ты его отдал? – потребовал ответа Максим. Король выглядел очень плохо – под глазами темнели синяки, как будто он много дней не спал. Им, правда, всем было не до сна, но Лайле нравилось считать, что она переносит усталость лучше других – сказывается богатый опыт.
– Патрулю Маризо, – ответил Алукард.
От этих слов король побагровел. Кажется, никто этого не заметил, одна Лайла.
– А, так вы их знаете?
Король обернулся к ней.
– Что? Нет. Только по слухам.
Лайла понимала, что он лжет, и довольно неуклюже. Но тут в разговор вступил Рай.
– И что же это за слухи?
Ответ был известен не только королю. Это Лайла тоже подметила.
– Маризо управляет Ферейс Страсом, – ответил Алукард.
– «Бегущие воды», – перевел Келла, полагая, что Лайла не знает этих слов. А она знала. – Никогда о них не слыхал, – признался он.
– Не удивляюсь, – сказал капитан.
– Эр ан мерст… – начал было Ленос, впервые раскрыв рот. «Это рынок». Алукард метнул на него сердитый взгляд, но матрос продолжал тихим голосом с деревенским арнезийским акцентом: – Там ведут торг особого рода, с моряками, которые… – Он наконец поймал взгляд капитана и умолк.
– Ты хочешь сказать – черный рынок, – подсказала Лайла. – Как Сейзенрош.
При этих словах король приподнял бровь.
– Ваше величество, – заговорил Алукард. – Это было до того, как я поступил на службу короне…
Король жестом остановил его, не желая выслушивать оправдания.
– Ты считаешь, что передатчик до сих пор там?
Алукард кивнул.
– На него положили глаз хозяева рынка. В последний раз я видел его на шее у Маризо.
– И где же этот Ферейс Страс? – спросил Тирен, придвигая к ним пергамент. На нем он набросал карту империи. Никаких подписей, только очертания. При виде этой карты в памяти у Лайлы что-то шевельнулось.
– Дело в том, – Алукард запустил пятерню в растрепанные кудри, – что он не стоит на месте.
– Ты сможешь его найти? – сурово спросил Максим.
– С пиратским шифром – да, – ответил Алукард. – Но у меня его нет. Клянусь честью Арнса…
– Ты хочешь сказать, его отобрали при аресте, – сказал Келл.
Алукард метнул на него ядовитый взгляд.
– Что такое пиратский шифр? – спросила Лайла. – Что-то вроде морской карты?
Алукард кивнул.
– Не все морские карты одинаковы. На всех нарисованы порты, опасные пути, лучшие места и дни для выгодной торговли. Но пиратский шифр создан, чтобы хранить секреты. Случайному глазу шифр ничего не говорит – это просто переплетение линий. Даже названия городов не подписаны. – Он поглядел на грубую карту Тирена. – Примерно как у вас.
Лайла нахмурилась. Воспоминание шевельнулось опять, на сей раз обрело ясность.
Другая комната, в другом Лондоне, в другой жизни. Чердак таверны «В двух шагах». На столе лежит карта, придавленная дневной добычей…
Наверное, она ослабила бдительность, позволяла мыслям отразиться на лице, потому что Келл спросил:
– Что с тобой?
Она провела пальцем по краю бокала, стараясь голосом не выдать чувств.
– Когда-то у меня была такая же карта. Когда мне было пятнадцать, я стащила ее в какой-то лавке. Понятия не имела, что это такое: пергамент был свернут, перетянут веревками. Но меня к нему… потянуло, что ли, вот я и взяла. Странное дело – мне никогда не приходило в голову продать эту штуку. Мне просто нравилась карта, где нет названий, только земля, и море, и надежды. Мои пути куда угодно – так я ее называла…
Лайла заметила, что в комнате наступила тишина. Все смотрели только на нее – и король, и капитан, и волшебник, и жрец, и принц.
– Что тут такого?
– А где она сейчас? – спросил Рай. – Эта карта с путями куда угодно?
Лайла пожала плечами.
– Наверное, в Сером Лондоне, в комнате на верхнем этаже таверны «В двух шагах».
– Нет, – тихо молвил Келл. – Ее там больше нет.
Это признание было как удар. Захлопнулась последняя дверь.
– Ну да… – пролепетала она. – Надо думать… Кто-нибудь…
– Ее взял я, – перебил Келл. И, не дожидаясь, пока она спросит, почему, торопливо добавил: – Она просто попалась мне на глаза. Ты права, Лайла, карта словно притягивает. Чары, наверное.
– Наверное, – сухо повторил Алукард.
Келл бросил на капитана хмурый взгляд, но пошел за картой.
Пока его не было, Максим опустился в кресло, вцепившись в мягкие подлокотники. Если кто-нибудь и заметил боль в темных глазах монарха, то ничего не сказал. Но Лайла увидела, как Тирен подошел и встал позади, положив руку Максиму на плечо. Черты короля смягчились, словно прикосновение жреца уняло душевную боль.
Она не понимала, почему эта картина так пугает ее, но, когда Келл с картой в руке вернулся, она все еще безуспешно пыталась отогнать тревожные предчувствия.
Все, кроме короля, собрались вокруг стола. Келл развернул карту, прижал края. На одной стороне темнела давно высохшая кровь. Лайла невольно потянулась к пятну, но вовремя остановилась, сунула руки в карманы, сжала в кулаке часы.
– Я был там всего один раз, – тихо сказал ей Келл. – После Бэррона…
После Бэррона, сказал он. Как будто Бэррон был просто отметкой во времени. Как будто Холланд не перерезал ему горло.
– Что-нибудь еще стянул? – натянуто спросила она. Келл покачал головой.
– Прости, – сказал он, и Лайла не поняла, за что он извиняется: за то, что взял карту, или за то, что больше ничего не взял, или просто за то, что напомнил о той жизни – и смерти – о которых она тщетно пыталась забыть.
– Это и есть шифр? – спросил король.
– Похоже на то, – кивнул Алукард с другого конца стола.
– Но двери были запечатаны сотни лет назад, – сказал Келл. – Как мог арнезийский пиратский шифр попасть в Серый Лондон?
Лайла вздохнула:
– Келл, я тебя умоляю…
– Что? – взвился он.
– Ты был не первым антари, – ответила она. – И уж наверняка не первым, кто нарушил правила.
При упоминании о былых прегрешениях Келла Алукард изогнул бровь, но у него впервые хватило такта промолчать. Он внимательно изучал карту, водил по ней пальцем, словно искал тайную подсказку, скрытый зажим.
– Ты хоть знаешь, что нужно делать? – спросил его Келл.
Алукард издал странный звук – то ли да, то ли нет, а может, просто выругался.
– Бард, дай на минутку нож, – попросил он, и Лайла извлекла из-под манжеты тонкий острый клинок. Алукард взял оружие, кольнул себя в большой палец и прижал царапину к углу листа.
– Магия крови? – спросила Лайла, жалея, что раньше не узнала, как раскрыть секреты карты, и вообще не догадывалась, что она хранит секреты.
– Не совсем, – ответил он. – Кровь тут вместо чернил.
Под его рукой карта начала наполняться – другое слово не приходило на ум. Алый цвет растекался по тонким линиям, открывая все – порты, города, морских змеев, обозначавших просторы океана, даже декоративную каемку по краям.
Сердце Лайлы забилось быстрее.
На ее карте и вправду обнаружились пути куда угодно – точнее, туда, куда может быть угодно отправиться пирату.
Она прищурилась, пытаясь разобрать написанные кровью слова. Разглядела Сейзенрош – черный рынок, вырубленный в скалах там, где встречались Арнс. Фаро и Веск. А еще городок под названием Астор и место на северном краю империи, отмеченное лишь звездочкой и словами «Ис Шаст».
Она вспомнила это слово из названия таверны в городе.
У него два значения. «Дорога» и «душа».
Но слов «Ферейс Страс» нигде не было.
– Я его не вижу.
– Терпение, Бард. – Алукард провел пальцами по краю карты, и она увидела, что узорчатая кайма – не просто украшение, а три строчки мелких цифр. И вдруг у нее на глазах цифры зашевелились. Процесс был постепенный, тягучий, как сироп, но чем дольше она смотрела, тем сильнее убеждалась: первая и третья строчки медленно ползут влево, средняя вправо, и где они остановятся – непонятно.
– Вот он, – гордо сказал Алукард, обводя линии пальцем. – Пиратский шифр.
– Впечатляет, – скептически заметил Келл. – А ты сумеешь его прочитать?
– Не сомневайся.
Алукард взял перо и принялся расставлять ползучие символы с краев карты в нечто вроде координатной сетки – не в одно измерение и не в два, а в целых три. И все это время вел нескончаемую беседу не с теми, кто был в комнате, а с самим собой, так тихо, что Лайла не могла уловить ни слова.
У камина вполголоса беседовали король и Тирен.
Возле окна бок о бок стояли молча Келл и Рай.
Ленос испуганно ерзал на краешке дивана, теребя свой медальон.
И только Лайла стояла рядом с Алукардом и смотрела, как он разгадывает пиратский шифр. И думала о том, как многому она еще не успела научиться.
VIII
Капитан трудился над расшифровкой кода чуть ли не час, и напряжение в комнате с каждой минутой нарастало – так натягиваются паруса под напором сильного ветра. Тишина по-змеиному свернулась кольцами, притаившись в засаде, и Лайла забыла обо всем на свете.
Алукард – тот самый Алукард, который обычно не выносил тишины – не поднимая головы записывал цифры на листок бумаги и рявкал на Леноса, если тот осмеливался подойти.
Тирен ушел вскоре после начала работы – объяснил, что должен помогать жрецам работать над чарами. А через несколько минут король Максим поднялся на ноги, и вид у него был как у ожившего мертвеца.
– Ты куда? – спросил Рай у отца.
– Мне надо заняться другими делами, – рассеянно ответил тот.
– Что может быть важнее…
– Рай, король – это не один человек. Он не может себе позволить отдать предпочтение одному пути и отбросить остальные. Этот передатчик, даже если его найдут, всего один из возможных путей. А я должен обдумать их все. – С этими словами король ушел, оставив лишь краткий приказ позвать его, когда с картой наконец разберутся.
После этого Рай растянулся на диване, прикрыв рукой глаза, Келл сердито переминался у камина, Гастра стоял по стойке «смирно» у двери.
Лайла старалась мысленно оставаться здесь, следить за медленными, как вращение часовых шестеренок, перемещениями присутствующих, но взгляд неизменно притягивался к окну, к прядям тумана, которые извивались за стеклом, обретали форму и рассеивались, вздымались, как волна, потом опадали.
Она вглядывалась в туман, ища в прихотливых силуэтах фигуры, как искала их когда-то в облаках – вот птица, а это корабль, а вон там груда золотых монет, – и вдруг поняла, что тени и в самом деле приняли осмысленную форму.
Руки.
Открытие было пугающим.
Темнота сгущалась в бесчисленные пальцы.
Лайла, как зачарованная, приложила руку к окну, и холодное стекло под теплыми пальцами запотело. Одна из теней зеркально повторила ее жест, ладонь прижалась к ладони, и тоненькая стеклянная перегородка вдруг показалась слишком хрупкой. Защитный барьер дрогнул и тревожно загудел.
Лайла нахмурилась и пошевелила пальцами. Тень повторила ее жест, по-детски старательно, неторопливо, отставая на малую долю секунды.
Лайла помахала рукой. Тень повторила.
Она беззвучно постучала пальцами по стеклу.
Снаружи донесся ответный стук.
Лайла начала было складывать пальцы в неприличный жест, как вдруг увидела, что на заднем плане пришла в движение другая тень – та, что вздымалась с реки, заслоняла небо.
Сначала бесчисленные тени срослись в одну колонну, потом у этой колонны выросли крылья. Не такие, как у воробья или вороны. Эти крылья сложились в замок. Стены, башни, контрфорсы распускались, как гигантский свирепый цветок. Тени в последний раз дрогнули и застыли, превратившись в стеклянистый черный камень.
Рука Лайлы соскользнула с оконного стекла.
– Я схожу с ума, – сказала она громко, – или там, над рекой, и вправду плавает еще один дворец?
Рай вскочил. Келл сразу подошел к ней и всмотрелся в туман. Одни части дворца еще возводились, другие распадались, и процесс созидания и разрушения не прекращался ни на миг. Зрелище было предельно реальным и при этом совершенно невероятным.
– Санкт, – выругался Келл.
– Эта чертова тварь играет в кубики с моими аренами! – возмутился Рай, вставая рядом с Лайлой.
Ленос забился в угол, глядя на невозможный дворец то ли с ужасом, то ли с благоговением, а Гастра покинул свой пост у двери и подошел посмотреть.
– Святые безымянные… – прошептал он.
– Алукард, пойди, взгляни, – позвала через плечо Лайла.
– Я тут немножко занят, – буркнул капитан, не поднимая глаз. Судя по складке между бровей, шифр оказался труднее, чем он рассчитывал. – Цифры, да стойте же смирно, – проворчал он и склонился ниже.
Рай до сих пор горестно качал головой.
– Ну, зачем ему сдались мои арены?
– Знаешь, – ответил Келл, – это сейчас не самый важный вопрос.
Наконец Алукард победно вскрикнул и отложил перо.
– Готово!
Все вернулись к столу, лишь Келл остался у окна. Кажется, он был недоволен таким поворотом всеобщего внимания.
– А о дворце мы что же – забудем, и все? – вопрошал он, показывая на призрачную постройку.
– Не забудем, – заверила его Лайла. – Теневые дворцы – это предел моего терпения. Поэтому мне так хочется найти этот передатчик. – Она оглядела карту и нахмурилась.
Ленос тоже посмотрел на пергамент.
– Нас терас, – сказал он. «Не вижу».
– И я, – прищурился принц.
– Хоть бы крестиком отметил, что ли, – вставила Лайла.
Алукард оскорбленно фыркнул.
– Ах вы, неблагодарные! – Он взял карандаш, схватил с полки недешевую на вид книгу и провел на карте линию. Келл наконец-то подошел к столу. Алукард нарисовал вторую линию, третью. Они пересекались под странными углами, образуя небольшой треугольник. – Вот! – в его центре Алукард демонстративно поставил маленький крестик.
– По-моему, ты ошибся, – сухо заключил Келл. Крестик стоял не на берегу и не в глубине суши, а посреди Арнезийского моря.
– Вряд ли, – усмехнулся Алукард. – «Ферейс Страс» – самый большой черный рынок на воде.
– Так, значит, это не рынок, а корабль! – улыбнулась Лайла.
Глаза Алукарда вспыхнули.
– И то, и другое. И теперь, – он постучал по бумаге, – мы знаем, где его искать!
– Пойду позову отца, – сказал Рай.
Согласно расчетам Алукарда, этой зимой рынок был недалеко, где-то между Арнсом и северо-западным побережьем Фаро.
– Сколько времени займет путь до него? – спросил Келл.
– Зависит от погоды, – ответил Алукард. – Может, неделю, а может, и меньше. Если по дороге ничего не случится.
– А что может случиться по дороге?
– Пираты. Шторм. Вражеские корабли, – и подмигнул голубым сапфиром: – море есть море.
– Это еще не всё, – сказала Лайла и кивком указала на окно. – Рекой завладел Осарон. Из-за его магии ни один корабль не может выйти из гавани. В том числе и «Ночной шпиль».
Ленос вытянулся по струнке и начал переминаться с ноги на ногу.
– Силы Осарона не безграничны, – сказал Келл. – Его магия имеет пределы. Сейчас он сосредоточил свою силу в основном на городе.
– Это хорошо, – хмыкнул Алукард. – Ты можешь своей магией вывести «Шпиль» из Лондона?
– Моя магия так не работает, – терпеливо объяснил Келл.
– Тогда какой от тебя прок? – проворчал капитан.
Ленос выскользнул из комнаты. Этого не заметили ни Келл, ни Алукард, только Лайла. А те двое были слишком увлечены перепалкой.
– Ну хорошо, – сказал Алукард. – Мне нужно как-то выбраться из сферы влияния Осарона и потом найти корабль.
– Тебе? – переспросил Келл. – Я не доверю тебе судьбу города.
– Это я нашел передатчик.
– И ты же его и потерял.
– Обменял – это совсем не одно и то же…
– Я тебе не позволю…
Алукард перегнулся через стол.
– Ты умеешь управлять парусником, мас варес? – Титул был произнесен с ядовитой учтивостью. – Не думаю.
– Вряд ли это очень уж трудно, – хмыкнул Келл, – раз это доверяют таким, как ты.
В глазах капитана мелькнул озорной огонек.
– Мне вообще много чего доверяли в жизни. Только попроси…
Удар пришелся ему в щеку.
Лайла даже не успела отследить движения Келла – только на лице у капитана вдруг появился красный след.
Она знала: если маг ударит мага голой рукой – это страшное оскорбление.
Это намек, что противник не достоин того, чтобы тратить на него магическую силу.
Алукард оскалился по-звериному.
В воздухе зазвенела магия…
В этот миг дверь распахнулась, и все обернулись, ожидая, что на пороге появится король или принц. Но в дверях стоял Ленос, держал за локоть какую-то женщину. Странная они были парочка – она раза в два крупнее его; видимо, тощему матросу стоило немалых трудов привести ее. Лайла узнала ее – это была капитанша, которая встретилась им в порту перед турниром.
Джаста.
Наверное, она была наполовину вескийка – уж больно здоровенная. Волосы обрамляли лицо двумя толстыми косами, в темных глазах сверкали золотые искры, и, несмотря на зимний холод, она была одета лишь в штаны и легкую тунику. Рукава, закатанные до локтей, открывали свежие серебристые шрамы. Она выжила в схватке с туманом.
Увидев ее, Алукард и Келл умолкли.
– Касеро Джаста Фелис, – хрипло буркнула гостья – представилась, надо полагать.
– Ван нес, – произнес Ленос и подтолкнул капитаншу. «Расскажи им».
Она метнула на него взгляд, который Лайла хорошо знала, потому что сама не раз одаряла им других. В нем читалось: «Тронешь меня еще раз – останешься без пальца».
– Керс ла? – спросил Келл.
Джаста скрестила руки на груди, блеснув шрамами.
– У нас тут люди хотят уехать из города. – Она говорила на своем родном языке с акцентом, похожим на урчание большой кошки, глотая буквы и размазывая слоги, и Лайла упускала чуть ли не каждое третье слово. – Там, в галерее, я, наверное, ляпнула что-то про корабль. Ваш человек меня случайно услышал, и вот я тут.
– Корабли из Лондона не смогут выйти в море, – сказал король, появившись вместе с Раем у нее за спиной. Он говорил на языке капитанши, и чувствовалось, что он хорошо владеет арнезийский язык, но не любит его. Джаста шагнула в сторону, уступая дорогу, и еле заметно кивнула.
– Анеш, – сказала она. – Но мой корабль не здесь, ваше величество. Он стоит в Тейнеке.
Алукард и Лайла насторожились. Тейнек, последний порт перед открытым морем, находился в устье Айла.
– А почему вы не вошли в Лондон? – спросил принц.
Джаста осторожно покосилась на него.
– Уж очень у меня лодочка хрупкая.
– Пиратский корабль, – напрямую заявил Келл.
Джаста улыбнулась во все тридцать два зуба.
– Как вам угодно, принц. Мой кораблик всё что хочешь возит. Самый шустрый на морях. До Веска и обратно – дней за девять. Но раз уж вы спросили, под красным с золотом мы не ходим.
– А теперь пойдешь, – заявил король.
Через мгновение капитанша кивнула.
– Дело опасное, но я их проведу к кораблю… – Она вдруг умолкла.
С мгновение Максим негодовал. Потом его глаза прищурились, гнев остыл.
– Чего ты хочешь?
Джаста коротко поклонилась.
– Благосклонность короны, ваше величество… и сотню лишей.
От этой суммы Алукард присвистнул, Келл нахмурился, но король был не настроен торговаться.
– Договорились.
Женщина выгнула бровь.
– Надо было попросить больше.
– Надо было вообще ничего не просить, – буркнул Келл. Лайла как будто не услышала.
– Кто из вас пойдет?
Лайла не собиралась упускать такое приключение. Она первой подняла руку.
Потом Алукард и Ленос.
И Келл.
Он поднял руку, твердо выдерживая тяжелый взгляд короля, как будто говорил: «Ну, попробуй, запрети». Но король ничего не сказал. Рай тоже. Принц лишь смотрел на поднятую руку брата и ничего не говорил. А Алукард стоял, сложив руки, и через всю комнату сверлил Келла злобным взглядом.
– Надеюсь, все получится как задумано, – пробормотал он.
– Если боишься, можешь остаться, – огрызнулся Келл.
Алукард фыркнул, Келл ощетинился, Джаста с интересом посмотрела на них, а Лайла налила себе еще бокал.
Похоже, выпивка ей сегодня ох как понадобится.
IX
Рай услышал шаги Келла.
Принц стоял у окна, смотрел на призрачные очертания теневого дворца, причудливо подражавшего линиям его собственного дома, и вдруг увидел в стекле отражение брата. Плащ Келла был уже не царственно-красным, а черным, с высоким воротником и серебряными пуговицами. Обычно он надевал его, когда относил сообщения в другой Лондон. Плащ для путешествий. Для разлук.
– Ты всегда мечтал увидеть мир за пределами города, – сказал Рай. Келл покачал головой.
– Я не думал, что это будет вот так.
Рай обернулся. Келл стоял у зеркала, и Рай увидел в нем свое лицо. Он попытался разгладить морщины на лбу – не удалось, попытался прогнать из голоса печаль – безуспешно.
– Мы хотели отправиться вместе.
– И когда-нибудь отправимся, – заверил Келл. – Но сейчас надо остановить Осарона. Если ему и впрямь нужен только антари, а не весь этот город, если есть хоть малейший шанс увести его отсюда…
– Знаю, – перебил его Рай тоном, в котором слышалось «Не надо». Слышалось «Я тебе верю». Принц тяжело опустился в кресло. – Да, ты не принимал этого всерьез, но я все подробно распланировал. Мы бы отправились в путь в конце сезона, сначала поездили бы по острову, потом – через туманные долины Ортена, сквозь леса Стасины, и вниз к утесам Астора, а оттуда на корабле мы бы переправились на материк. – Он откинулся на спинку, взгляд блуждал по разноцветным складкам потолка. – Там, на континенте, мы бы сначала посетили Хейнас, потом в экипаже поехали бы в Линар – я слышал, когда-нибудь этот город сможет соперничать с Лондоном. Посетили бы рынок Несто у фароанской границы – говорят, он целиком выстроен из стекла. Там мы сели бы на корабль к мысу Шеран, где лишь узкий пролив отделяет Арнс от Веска – такой узкий, что его можно перейти вброд. И к началу лета вернулись бы домой.
– Отличный план путешествия, – одобрил Келл.
– Ты тут не единственный, кому не сидится на месте, – сказал Рай, вставая. – Пора идти?
Келл кивнул.
– Но я тебе кое-что принес. – Он достал из кармана две золотые фибулы с гербами дома Марешей – чаша и восходящее солнце. Те же самые фибулы они носили на турнире – Рай с гордостью, Келл – нехотя, по принуждению. Этой самой фибулой Рай нацарапал на руке слово «Прости», а Келл с помощью ее двойника вернул Рая и Алукарда с «Ночного шпиля».
– Я постарался заговорить их как можно лучше, – объяснил Келл. – Между ними установлена связь, и она не будет слабеть даже на большом расстоянии.
– А я-то считал, что придумал очень хитрый способ, – проговорил Рай, потирая запястье, где виднелись следы нацарапанного слова.
– Для моего способа не нужно так много крови, – объяснил Келл и приколол фибулу над сердцем брата. – Если что-нибудь случится и я тебе понадоблюсь, просто возьмись за фибулу и скажи «Тол».
Тол.
«Брат».
Рай грустно улыбнулся:
– А если мне станет одиноко?
Келл вздохнул и приколол вторую фибулу на свой плащ.
У Рая сжалось в груди.
«Не уходи», – хотелось ему сказать, хоть он и понимал, что это нечестно, неправильно, недостойно принца. Он проглотил эти слова.
– Если ты не вернешься, мне придется спасать город без тебя, и вся слава достанется мне.
Короткий смешок, тень улыбки, а потом Келл положил руку Раю на плечо. Она была такая легкая. И такая тяжелая. Он почувствовал, как связь натянулась, у ног сгустились тени, в голове зашептала тьма.
– Послушай меня, – сказал брат. – Дай мне слово, что до моего возвращения не пойдешь охотиться на Осарона.
Рай нахмурился:
– Неужели ты думаешь, что я буду прятаться во дворце, пока все не кончится?
– Не думаю, – ответил Келл. – Но надеюсь, что ты будешь умен. И доверишься мне, если я говорю, что у меня есть план.
– Было бы лучше, если бы ты им поделился.
Келл прикусил губу. Ужасная привычка. Недостойная принца.
– Осарон не может увидеть, как мы приближаемся, – сказал он. – Если мы с криками ринемся в бой, он будет знать, что у нас в руках есть козыри. Но если мы придем спасать одного из наших…
– Я стану приманкой? – с напускным ужасом спросил Рай.
– А что? – поддразнил Келл. – Тебе же всегда нравилось, когда люди сражаются за тебя.
– Мне больше по нраву, когда они сражаются за мое внимание, – ответил принц.
Келл сильнее сжал пальцы у него на плече, и шутки рассеялись в воздухе.
– Четыре дня, Рай. А потом мы вернемся. И тогда можешь сколько угодно лезть на рожон…
Рядом с ними кто-то тихонько кашлянул. Келл стиснул зубы, его рука соскользнула с плеча брата.
В дверях стоял Алукард Эмери. Волосы собраны сзади, на плечах застегнут синий походный плащ. При виде его у Рая заныло в груди. В эту минуту Алукард не походил ни на дворянина, ни на мага-тиаду, ни даже на капитана корабля. Он казался незнакомцем, человеком, который может нырнуть в толпу и раствориться там.
«Вот таким же он и был той ночью? – подумал Рай. – Когда ускользнул от меня, из дворца, из города?»
Алукард вошел, поблескивая серебристыми шрамами.
– Лошади готовы? – холодно спросил Келл.
– Почти, – ответил капитан, стягивая перчатки.
Наступило короткое молчание. Келл ждал, что Алукард уйдет, а тот и не думал уходить.
– Я хотел бы обменяться парой слов с принцем, – сказал наконец Алукард.
– Нам пора ехать, – напомнил Келл.
– Это не займет много времени.
– Мы не…
– Келл, – перебил его Рай, мягко подталкивая брата к дверям. – Иди. Когда ты вернешься, я буду здесь.
Келл коротко обнял Рая за плечи, потом шагнул прочь. От внезапной тяжести его рук, оттого, что она вдруг исчезла, у Рая закружилась голова. Мелькнул край черного плаща, и дверь за Келлом захлопнулась. К горлу Рая подступила неосознанная паника, возник порыв окликнуть брата, побежать за ним. Но принц совладал с собой.
Алукард смотрел туда, где только что стоял Келл, как будто антари оставил вместо себя свою тень. Между ними протянулась осязаемая нить.
– Мне всегда было больно видеть, как вы близки, – прошептал он. – А теперь, думаю, я должен быть благодарен за это.
Рай с трудом отвел глаза от двери.
– И я тоже.
Он всмотрелся в капитана. В последние дни они немало времени были вместе, однако ни разу не имели случая поговорить. Лихорадка, терзавшая Алукарда на корабле, смутные воспоминания о его руках, голос, зовущий из тьмы… «Эссен таш» – вихрь коротких острот и взглядов украдкой, но когда они в последний раз были вместе, здесь, в этой самой комнате, Рай стоял спиной к зеркалу, а Алукард склонился к нему и целовал в шею… А до этого… до этого…
– Рай…
– Уезжаешь? – перебил он, стараясь говорить беззаботно. – На этот раз хоть попрощаться зашел.
От этой шпильки Алукард вздрогнул, но не отступил. Наоборот, подошел ближе. Его пальцы коснулись Рая, и принц подавил дрожь.
– Там, во тьме, ты был со мной.
– Услуга за услугу. – Рай твердо выдержал его взгляд. – Полагаю, теперь мы квиты.
Глаза Алукарда шарили по его лицу, и Рай почувствовал, что краснеет. Все его естество стремилось навстречу – соприкоснуться с Алукардом губами, и пусть мир катится ко всем чертям.
– Лучше уходи, – еле слышно прошептал он.
Но Алукард не отступил. По его лицу пробежала тень, в глазах мелькнула печаль.
– Ты меня так и не спросил.
Слова обрушились, как камень, и Рай пошатнулся под их грузом. Слишком тяжелым было воспоминание о том, что случилось три лета назад. О том, как он уснул в объятиях Алукарда, а проснулся один.
Алукард исчез из дворца, из города, из его жизни.
– О чем? – спросил принц. Его лицо пылало, но голос был холоден. – Хочешь, чтобы я спросил, почему ты ушел? Почему предпочел открытое море моим покоям? Клеймо преступника – моим рукам? Я не спрашивал тебя, Алукард, потому что не хотел этого слышать.
– Чего? – спросил Алукард и коснулся щеки принца.
Тот отшвырнул его руку.
– Оправданий. – Алукард хотел было заговорить, но Рай перебил: – Я понимаю, чем был для тебя: спелым плодом с ветки, мимолетным развлечением.
– Нет, это не так. Ты…
– Игрушкой.
– Нет…
– Прекрати, – произнес Рай с тихой силой, достойной короля. – Сейчас же. Перестань. Я терпеть не могу лжецов, Алук, а еще больше не люблю глупцов. Поэтому не делай из меня дурака. В ночь знамен ты застал меня врасплох. Что было, то было… – Рай постарался перевести дыхание, потом решительно рубанул рукой. – Все кончено.
Алукард поймал Рая за руку, опустил голову, чтобы скрыть синие как шторм глаза, и вполголоса произнес:
– А если я не хочу, чтобы это кончалось?
Слова обрушились как удар, вышибив дух. В груди у Рая что-то вспыхнуло, и он не сразу понял, что это. Гнев.
– Какое ты имеешь право, – тихо, властно проговорил он, – чего-то хотеть от меня?
Его ладонь легла Алукарду на грудь. Когда-то это прикосновение было теплым, но сейчас он с силой оттолкнул капитана. Тот с трудом устоял на ногах и поднял глаза, но не сделал ни одного движения навстречу. Он был не в том положении. Пусть он дворянин, но Рай-то принц, неприкосновенный, если сам не даст на то разрешения, а сейчас он ясно дал понять, что разрешения нет.
– Рай, – Алукард стиснул кулаки, игривость покинула его голос. – Я не хотел уходить.
– Но ушел же все-таки.
– Если бы ты выслушал…
– Нет. – Рай снова подавил глубокую внутреннюю дрожь. Борьбы любви и утраты, стремления одновременно удержать и отпустить. – Я тебе больше не игрушка. Не тот глупый юнец, каким я был. – Он постарался изгнать из голоса трепет. – Я наследный принц Арнса. Будущий король этой империи. И если ты еще раз хочешь просить меня об аудиенции, получить еще одну возможность объясниться, будь добр это заслужить. Иди. Принеси мне этот передатчик. Помоги спасти город. Тогда, мастер Эмери, я рассмотрю вашу просьбу.
Алукард коротко моргнул, явно потрясенный. Но после долгого мгновения выпрямился в полный рост.
– Слушаюсь, ваше высочество. – Он повернулся и ровным шагом прошел по комнате. Стук его сапог ударами молота отдавался в груди Рая. Второй раз подряд он смотрел, как уходит дорогой ему человек. Второй раз подряд он настоял на своем. Но не мог не смягчить удара. Для обоих.
– И вот еще что, Алукард, – сказал он, когда капитан был уже у двери. Алукард обернулся, бледный, но все такой же внимательный. – Постарайся не убить моего брата.
По лицу капитана промелькнула дерзкая усмешка. Полная радости и надежды.
– Приложу все усилия.
